Текст книги "Смерть пиявкам!"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Не произошло.

Однако я не сдавалась. Принялась звонить во все соседние квартиры. Не так уж много их было, всего три. И опять безрезультатно. Что же теперь предпринять? Подняться этажом выше или спуститься на этаж ниже? Вдруг одна из дверей распахнулась, выглянул молодой человек, встрепанный и босой, правда, в брюках. Всем видом он демонстрировал угрюмую неприязнь.

Не дав ему раскрыть рта, я поспешила задать главный вопрос:

– Прошу извинить, вы давно тут живете?

– Год… – ответил он, от неожиданности растеряв свою угрюмость. – Нет, уж года полтора будет. А что?

– Тогда у меня больше нет к вам вопросов, я ищу человека, который живет здесь давно.

Желая поскорей от меня отделаться и довольный, что от него больше ничего не требуется, он даже снизошел до совета:

– Тогда обратитесь этажом ниже, живет там одна старая кляча… ох, извините, я хотел сказать – ведьма, не дьявол же, хотя она… того, дьявольски любопытная… тогда правильно я выразился – ведьма, ведь любопытство женского рода, кто скажет, что нет?

И закрыл дверь. Но я успела выкрикнуть:

– Под вами?

– Не… под ними. – И дверь с грохотом захлопнулась.

Парень указал на квартиру Эвы Марш!

В дверь этажом ниже мне не пришлось звонить: она была приоткрыта, и в щели блестел чей-то любопытный глаз. Думаю, в любом большом доме найдется существо, которое от скуки живет чужой жизнью и дотошно интересуется всем, что происходит с соседями. Я уставилась в этот глаз.

Щель расширилась, показался и второй глаз, однако цепочку не сняли. Я вовсе не претендовала на то, чтобы передо мной гостеприимно распахнули дверь и пригласили в квартиру. С меня достаточно и лестничной клетки.

– Пани кого-то ищет? – послышалось из щели.

Я объяснила, что интересуюсь человеком, который жил в квартире этажом выше. Не может ли она рассказать мне кое-что о своих соседях?

– А пани одна?

Мужа и детей она имеет в виду, что ли?

– В каком смысле одна?

Глаза в щели вместо горизонтальной позиции заняли вроде бы вертикальную – один над другим, словно любопытная особа пыталась рассмотреть что-то у меня за спиной.

– Тут, за дверью, вы одна или еще с кем?

– Одна, проше пани, одна я тут. Ходить еще могу и в помощи не нуждаюсь.

Баба за дверью отступила, дверь закрылась, забрякала цепочка. Кажется, мне таки не избежать гостеприимства.

– Входите, – приказала она, распахивая дверь.

Как я и предполагала – типичная немолодая особа из тех, которые водятся в каждом доме и знают обо всем, что вокруг происходит. Жутко любопытная порода Они не только поделятся своими познаниями, но и выдоят подвернувшегося собеседника.

Хорошо, что в последнюю секунду я припомнила девичью фамилию Эвы Марш. С нее и начала, войдя в квартиру.

– Если не ошибаюсь, в этом доме когда-то жило семейство Хлюпанек…

– А, так пани их разыскивает?

– Да Вы их знаете?

Она презрительно фыркнула и пожала плечами:

– Тогда вам придется сесть, так скоро обо всем не расскажешь. Как же мне их не знать, если над головой день и ночь топают и стучат! Покою от них нет!

Инстинктивно подняв голову, я прислушалась.

– Вроде не стучат…

– Потому что их как раз нет!

– Так, выходит, они все еще тут живут?

– Ясное дело. А пусто, потому как он в санаторий уехал, а она при нем сидит и ухаживает. А зачем они пани понадобились? Вы их знакомая?

Я уже давно научилась с первого взгляда оценивать аудиторию и приноравливаться к ожиданиям слушателей. Не устаю повторять – в жизни любые навыки не пропадут попусту.

– Вообще-то не я их знакомая, а одна из моих приятельниц, вот она и разыскивает их. В давние времена она часто бывала у них, так что пришла по ее просьбе.

– А что ж сама-то не соизволила прийти?

– Не может, поскольку живет не в Польше, мотается по всему миру. То в Австралию, то в Америку…

– Чего ее так по свету носит? А где она сейчас?

Куда бы подальше выпихнуть Ляльку?

– Сейчас в Пиренеях осела, у нее что-то с ногой, вот и перестала скакать с места на место. И знакомых многих растеряла, поэтому хочет восстановить прежние связи. Видите ли, проше пани, моя подруга с их дочерью вместе училась, и вот теперь очень хочет найти Эву и вспомнить молодость. Эва тоже здесь живет?

Моя собеседница немного оттаяла – поняла, что выговорится на славу!

– Да что вы! – живо подхватила она. – Эва давно от них сбежала, когда ж это было, да уж лет пятнадцать как. А то и поболе. И не сказала никому, куда уезжает, даже родителям. В те годы она связалась с одним типом, не расписались, не обвенчались, просто жить стали вместе. И вот тогда у них начались такие скандалы, что страх и сказать! Просто ужас. Ведь сам-то, как разозлится, ровно медведь в лесу ревет, на весь дом слышно. У него характер тот еще! Он и обычно-то орет благим матом, того и гляди дом развалится! В церковь марш!!! Венчаться марш!!! И так целыми днями. Мол, блудницу и ее хахаля знать не желает, если не поженятся. Эва согласилась – ладно, поженимся. А потом что-то у них стряслось. Хахаль вдруг стал ходить сюда без нее. Я даже запуталась – он ходит или не он. А Эва исчезла. У хахаля с папашей дружба завязалась, не разлей вода стали. Раз как-то у Эвиной мамаши ненароком вырвалось, что дочка не только из дома сбежала, но и от хахаля. Заявила, что с нее достаточно и отцовских приказов, двух командиров она не выдержит. С этим и исчезла. Так что, пожалуй, они и не расписались. С той поры Эва здесь больше не показывалась. Папаша ревел, что она стала богачкой и не нуждается теперь в нем, что отец для нее ничто, мол, ноги она об него вытирает, но он ей покажет, пусть только явится. Мать у Эвы тихая и спокойная, мужа боится и во всем его слушается, он для нее что святой угодник.

Я не шевелилась, сидела, затаив дыхание, чтобы не спугнуть вдохновение рассказчицы.

– А еще он когда ревел, то непременно по полу чем-то стучал, такой грохот стоял – хоть из дома беги. Мне и подслушивать не было нужды, орал на всю улицу. А уж мне ли не слышать, когда такое над самой головой творится? Вот, наверное, и надорвал глотку, теперь по санаториям шастает. Мне тут как-то показалось – вернулись они, дверь хлопнула, шаги. Но слава богу, не он был. Тот ведь и пяти минут не мог просидеть без opa. И почему-то нормальным голосом говорить вообще не может. Ну сказал бы, чаю, дескать, желаю, того-сего не могу найти, по телевизору опять черт знает что показывают… Так нет, обязательно орать. Натура такая. А уж если футбол по телевизору, то совсем беда. Уж и не знаю, чем он по паркету долбит, топорищем, что ли, но дом весь так и трясется. Он даже когда смеялся, то тоже оглушительно. Во все горло гоготал. И орал – так что весь дом знал, над чем смеется. То пуговицу в суп бросит – и гогочет, если кто зуб чуть не обломает об нее. То Эвке, дочери родной, в постель под простыню шишку колючую подложит. А однажды в постель ей киселя налил, так чуть не помер от смеха. Любил такие шуточки.

О Езус-Мария! И бедняжка Эва так натерпелась? Но почему раньше не сбежала? Наверное, по молодости боялась одна жить.

– Фамилия моя Вишневская, – внезапно сообщила хозяйка квартиры, и я подумала – придется знакомиться.

Но ошиблась. Это было просто продолжение ее излияний.

– Так как он только не измывался надо мной! То пани Ягодка, то Вишенка, то прямо в лицо: «Мое почтение пани Свиневской». И от хохота пополам сгибается, рычит-заливается: «Ой, простите, чешская ошибка, нечаянно оговорился…» Я в долгу не оставалась и тоже обзывала его то паном Выкриком, то Оруном, то еще как пообиднее. А он только гоготал Ужасный тип, просто ужасный!

Я получила полное представление о том, как жилось бедной Эве. Ее отец и в самом деле жуткий тип, а после бегства дочери от злости сделался и вовсе невыносимым. Только вот и пользы мне от откровений соседки тоже немного, вряд ли я узнаю от нее, где же искать Эву Марш.

– Это действительно ужасно, – совершенно искренне сказала я. – А тот парень… ну, хахаль, с которым она так и не обвенчалась… Может, вы случайно знаете, как его звали?

– А какой вам толк от того, даже если и знаю, ведь она и от него сбежала. С этим… – она ткнула пальцем вверх, – они спелись душа в душу, так что об Эве он бы родителю ее уж точно доложил. И все равно я считаю – нельзя сбегать из родного дома! – неожиданно закончила она.

Я удивилась.

– А вы бы не сбежали? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Я?! Да я бы ему такой кисель устроила, век бы меня помнил!

– А с матерью она не поддерживает отношений? Мать-то ведь нормальная.

– Сама по себе, может, и нормальна, но ему ни в чем не противится, даже если он не знаю что отмочит! Невозможно, чтобы она знала и ему не сказала. Вы не думайте, ему такое тоже в башку приходило, я много чего наслушалась. Орал: «Сию минуту выкладывай, где эта паскуда! Где она скрывается? Говори сейчас же! Муж я тебе законный или нет?! А ей отец родной!» А бедолага эта клялась и божилась, что не знает, где дочка, и слезами заливалась. У меня аж сердце разрывалось. Так что Эва правильно сделала, не сказав даже матери.

Я вздохнула, соглашаясь.

– А раз был такой случай… – не совсем уверенно продолжила сплетница, видимо, еще не решив, стоит ли говорить. Но не выдержала. – Похоже, Эва скучала по матери и как-то раз позвонила. Мол, все в порядке, жива-здорова.

– И что?

– А вы как думаете? Этот ирод из бедной женщины чуть душу не вытряс. Откуда звонила, что там в телефоне слышалось, все детали требовал доложить. Ему бы людей пытать при инквизиции! Говорю вам, она от него ничего не в состоянии скрыть. За тридцать лет я эту парочку изучила.

– Какая жалость. Очень огорчится моя приятельница. Я-то надеялась что-нибудь узнать об Эве. Моя приятельница только этот адрес и помнит.

– А этот хахаль… то я даже знаю, кто он, – вдруг заявила пани Вишневская. – Такая у него лестничная фамилия… сейчас… перила… поручни… вот! Ступеньский! Флориан Ступеньский. Раз я слышала, как соседка вышла за ним на лестничную клетку и крикнула вслед ему: «Пан Ступеньский, муж просит передать вам, чтобы вы о той бумаге не забыли!» А когда он к ним приходил, этот медведь на весь дом рычал, только и слышно «Флорек» да «Флорек».

Сердце у меня подпрыгнуло. Неужели? Флориан Ступеньский. Неужто тот самый? Теперь я знала, где искать и кого расспрашивать.

К счастью, пани Вишневская не собиралась угощать меня чаем, кофе и черствым печеньем, однако поток ее излияний продолжал стремительно нестись вперед. Я внимательно слушала. Вот из потока вынырнул и тут же исчез муж Эвы. Замужество было недолгим, и пани Вишневская не считала, что бывший муж хоть что-то может знать об Эве. В основном она на все лады проклинала отца Эвы. Видно, Эвин папочка и в самом деле был неординарной фигурой, раз заполонил сознание завзятой сплетницы, так что она даже такой благодарной теме, как моральное падение блудной дочери, не посвятила должного внимания. Для Вишневской Эва была лишь маленьким и очень давним эпизодом, который почти полностью затмил папочка.

Наконец я с облегчением ушла. Вся моя добыча сводилась к одному имени – Флориан Ступеньский.

Уже с порога Магда возбужденно принялась докладывать о результатах своих изысканий:

– Знаешь, Иоанна, это дело дурно пахнет, воняет, ну прямо как сортир при коммунизме! И я подумываю, не стоит ли тебе самой подключиться к нему, у меня-то нет твоих криминалистических талантов. Такая пошла потеха, что и не знаю, чем кончится.

Я успокоила ее – это ненадолго, кончится скоро, и поинтересовалась, что будем пить.

– Вино! Я специально приехала на такси. Только вчера вернулась, не мешало бы обмыть расставание с моим десперадо. Вино у тебя найдется?

– Найдется. А на закуску паштетные рулетики и маслины.

– Супер! А то я уже собиралась огорчиться, что не привезла колбасы, чтобы поджарить ее в камине. Хотя сейчас какой камин? Тепло ведь.

– Правильно. Это во-первых. А во-вторых, камин требует внимания, а у нас с тобой, насколько я понимаю, грандиозное дело, не стоит отвлекаться. Колбасой займемся в следующий раз, при третьем трупе.

Магда резко обернулась:

– О! Так ты уже знаешь?

Я приступила к тяжелым работам – принялась откупоривать бутылку штопором.

– Знаю, – пропыхтела я. – Второй труп в наличии, это Евгениуш Држончек. И чуть ли не у меня на глазах погиб.

– Но это не ты?..

– Вот еще! Он меня только смешил, а это не причина и даже не повод. И для мотива слишком мало.

– Ты права, на него не стоило тратить силы. А откуда ты об этом вообще знаешь? Если не ошибаюсь, в СМИ пока ни звука, раздумывают над формой и содержанием. А если серьезно, говорят, менты потребовали пока не сообщать в печати. Так каким образом тебе удалось узнать раньше? Ведь только вчера…

Я коротко рассказала ей обо всем и вынула рюмки. Магда плюхнулась в кресло, чрезвычайно заинтересованная и очень встревоженная.

– А откуда возьмется третий труп? И кто это будет?

– Понятия не имею, но очень надеюсь, что уж кто-нибудь постарается. Следующий из той же отрасли. Пока убили крупную шишку и мелкую сошку, может, теперь окажется нечто среднее… А ты кончай тянуть и говори, что с кассетами? Я вся извелась от нетерпения.

– Погоди, сейчас, ведь это такая сенсация! Ты и в самом деле считаешь, что мотив кроется в их творчестве?

– А ты сомневаешься? Любишь классиков? Теккерея читаешь?

– С наслаждением!

– Ну, тогда представь, что на роль Ребекки Шерп Вайхенманн выбрал бы тебя.

Магда подавилась рулетом и чуть не облилась вином. Как известно, Ребекка Шерп была худенькой, маленькой блондинкой, Магда же являлась воплощением статных, я бы сказала – монументальных красавиц. Высокая, черноволосая, темноглазая, она бы могла служить моделью Фидию, Праксителю, даже Микеланджело, хотя, чтобы понравиться последнему, ей бы пришлось малость пополнеть.

– Так я же не актриса.

– Ну и что? Это не имеет никакого значения. Подходишь ему – и достаточно. Хорошо, что по «Ярмарке тщеславия» сделан кинофильм и я, к счастью, не знаю режиссера. Пришили бы того режиссера – и этот труп опять стали бы приписывать мне…

– А его-то почему?

– Да, боюсь, я слишком много кричала, что в экранизации беременность длилась три месяца.

– Не смеши меня! Я не видела, к сожалению…

– И не жалей, ничего не потеряла, хотя такая физиологическая аномалия стоит того, чтобы взглянуть. И еще. Как известно, возвращение Наполеона продолжалось сто дней, то есть три месяца с небольшим, и ровно столько же длилась беременность. Хуже того, Амелия вообще выходит за Джорджа незадолго до битвы при Ватерлоо, Ребекка могла, конечно, постараться забеременеть раньше, но этого никто не заметил, так что обе рожают одновременно, сразу после победы. Можно сказать, в военной суматохе. Знаешь, мне от этого нехорошо делается.

– Мне тоже. А ты не ошибаешься?

– Я даже записала на кассету, но, кажется, стерла запись. Так что с кассетами Эвы Марш?

Сев поудобней, Магда отхлебнула вина.

– Не стану тебе рассказывать начало, сама уже знаешь, но представь, при первом же слове о кассетах все, замешанные в этом деле, бледнели и пытались уклониться от ответа. Но у меня есть свои знакомства упрямства и настойчивости тоже хоть отбавляй, так что я добралась до сути. И сделала выводы. Так вот, две книги Эвы Марш были экранизированы нелегально!

– Ах! – вырвалось у меня.

– Она ни за что не хотела отдавать их телевидению, нет никакого договора с ней, нет ее согласия на экранизацию…

– Издатель!

– А ты откуда знаешь? Да, продало издательство, минутку, как его…

– «Гратис»!

– Именно «Гратис». Подай она на них в суд, наверняка бы выиграла. На Западе дело пахнет миллионами, возмещение убытков и все такое… У нас же хоть до посинения мотайся вокруг луны. Пани директор, которая поставила свою подпись перед запуском фильма в производство, уже не работает, а была это на редкость глупая и продажная б… сексуально озабоченная особа, любой мужик моложе ста лет мог заставить ее подписать что угодно. Три года как ушла, успев отмочить парочку таких номеров, что глаза на лоб лезут. А ты знаешь то издательство?

Настала моя очередь делиться сведениями. Такое удовольствие поведать верному другу про все эти пакости!

– Еще бы мне не знать! Два мальчика во цвете лет, оба, говоря откровенно, очень недурны собой. Теперь понимаю, по какой причине окаменели, услышав имя Эвы Марш, и почему у них не оказалось ее договора.

– Она его порвала! – обрадовалась Магда – И хорошо сделала. В суд не подала, насколько мне известно, но они все еще ее боятся, так как в издательстве работают люди, чьи подписи фигурируют под договором с нею. Директорша их заставляла…

– А куда подевалась эта директорша? Перешла в Министерство культуры? Тогда не страшно, там никто ничего не делает, значит, и вреда от него никакого.

– Во всяком случае, малейшего упоминания об экранизациях книг Эвы Марш они боятся как черт святой воды и кассеты спрятали в очень укромном месте, под кроватью, под полом или в древней гробнице на кладбище. Но я все равно дознаюсь, назло врагам! У меня, видишь ли, там, кроме приятелей и друзей, имеются и враги.

Я от всего сердца похвалила мою дорогую помощницу. К сожалению, я никак не могла вспомнить фамилий создателей той гадости, в которую они превратили творения Эвы Марш, лишь в титрах могла их увидеть, но для этого нужны кассеты с фильмами, а я очень сомневалась, чтобы даже у Ляльки они сохранились. Лялька в гневе могла их уничтожить, выбросить, что-то другое на них записать… Магда тоже никаких фамилий не запомнила. Однако подсказала идею – обратиться к Мартусе. У той вообще больше контактов с ублюдками-продюсерами, непризнанными гениями, чтоб им…

– А я вращаюсь в кругах других извращенцев, – добавила Магда.

– Тогда ты должна знать, кто такой Кшицкий! Меня менты о нем расспрашивали. Может, он был помощником у Вайхенманна.

Магда удивилась:

– Вальдек Кшицкий? Конечно, я знаю Вальдуся. Помощником он стал недавно, а может, и вообще не стал, знаешь, такой ученик чародея. Я сама удивилась, что он добровольно сунул башку в ярмо, потому как мальчик он неглупый и вообще человек приличный. И к Вайхенманну так же подходит, как фрак к сенокосу…

– Подходил…

– Правильно, подходил… Хорошо, что это уже в прошлом.

– Так зачем он к нему подался?

– Вайхенманн сам предложил ему сотрудничество. Потребовалась свежая кровь, а Вальдусь как раз и подвернулся. А что, он теперь ходит в подозреваемых?

– Похоже на то. Вот ты сама как считаешь, он способен был его укокошить? Скажем, от зависти, в нервах, потому как от идей чародея ему нехорошо делалось. Я ведь не знаю, как он относился к погибшему подонку.

Магда подумала и отрицательно покачала головой:

– Негативно относился, я знаю. Но Вальдусь начисто лишен бандитских замашек, он в преступники не годится. А за те несколько месяцев, что проработал у Вайхенманна, не мог дойти до такого состояния, чтобы уже не контролировать себя. А если бы и дошел, сделал бы это всенародно, в присутствии всех актеров. Нет, я бы на Вальдуся не ставила…

Я бы тоже. Но в запасе у меня имелась еще одна фигура.

– А не приходилось ли тебе слышать о некоем Флориане Ступеньском?

– Ну конечно! Да и ты тоже наверняка о нем слышала. О нем тогда только и говорили, имя гремело на всем телевидении. Все судачили, что такой пиявки даже на ТВ еще не появлялось. Но мне-то он был до лампочки, так что я мало о нем знаю. А вот Мартуся направо и налево поносила его, он тогда серьезно отравил ей жизнь.

Я едва могла усидеть на месте. События развивались на редкость молниеносно. Всего четвертый день, как я вернулась на родину, а меня уже захлестнуло настоящим потоком. У меня даже не было времени сесть и спокойно все обдумать. Уж не знаю почему, но стоит мне появиться в стране, как все приходит в движение и начинается форменная свистопляска! А ведь, говорят, есть люди, которые скучают, выйдя на пенсию.

Словно подслушав мои мысли, Магда поспешила опередить мои возможные упреки.

– Только не вздумай сказать, что я отнимаю у тебя время и пора бы мне честь знать! – жалобно вскричала она.

– Да ты что! – успокоила я подругу. – Боже упаси! Даже смотреть на тебя – и то одно удовольствие, а уж беседовать… И не будь все вокруг так серьезно, я бы сейчас светилась от радости. Никуда я тебя не отпущу, тем более что вина еще предостаточно.

Магда схватилась за свою сумочку:

– Можно, я покажу тебе своего десперадо? У меня тут несколько его фотографий. Сама понимаешь, у меня сейчас мозги совсем набекрень. Он приедет в Варшаву на будущей неделе, а я попытаюсь организовать себе командировку для репортажа о Тригороде, Гданьск – Гдыня – Сопот, конкуренция ужасная, но я непременно пробью. Тема историческая, шестнадцатый век, янтарь, семнадцатый век…

– Сразу вспоминается Деотыма, об этой писательнице как-то подзабыли…

– А я что говорю? Экранизация для взрослых, настоящая, продуманная, уж я бы собрала материал…

– Минуточку! – спохватилась я. – А ты уверена, что тему эту уже не перехватили? Что-то такое мне вспоминается…

– Разве что до войны еще, – отмахнулась Магда. – Я ничего похожего не припомню. А мой отчаянный как раз в тех краях и обретается. Работы мне месяца на три, уж я постараюсь не спешить… Вот смотри. Это он.

Ух ты, и в самом деле парень – огонь, вот они с Магдой на снимке. Магда права, такому и сомбреро не требуется, настоящий десперадо. Редкий экземпляр.

– Ему бы только коня и лассо, – похвалила я. – И такой, знаешь, кольт на ремне…

– Два!!!

– Можно и два. Не мой тип, но я тебя понимаю. Так что езжай, занимайся своей историей и янтарем. Однако прежде раздобудь мне кассеты с фильмами. Чтобы я уже совсем искренне пожелала тебе больших успехов!

Значит, в подозреваемых теперь ходит этот Ступеньский. Что у него могло быть общего с Эвой Марш? Хахаль Эвы Марш отравлял жизнь Мартусе, но Эва жила в Варшаве, а Мартусе он паскудил в Кракове. Однако, вояжер! Впрочем, может, это и не одновременно происходило…

В памяти постепенно всплывали давние разговоры об этом типе. Действительно гад из гадов был. Но как возможно, чтобы Эва Марш выбрала подобного негодяя?!

А вот и не выбирала она его!

Лишь поздно вечером включился Мартусин сотовый. И первое, что она сделала, – выплюнула из него ядом.

– Ступеньский?! Ничего лучше не могла придумать? И как такое тебе в голову пришло? Не смей при мне выражаться непечатно! И чтобы я больше не слышала об этой свинье!

– Вот насчет свиньи, – пробормотала я примирительно, – ты меня и просвети. Кое-что я помню, но лишь в общих чертах. Мне требуются подробности. Когда это все происходило?

– Когда?.. Да почти четыре года назад. И что это ему дало, подлецу? Так и не бросил у них якоря. Да я тебе сто раз об этом рассказывала. Но могу заново. Хотя меня всю так и трясет от отвращения. Простить себе не могу, что чуть было и тебя не втянула в это грязное дело!

Вот тут я окончательно все вспомнила. Ну конечно же, Мартуся мне рассказывала о той истории, я даже мимоходом познакомилась со Ступеньским как с любовником Мартуси, а что? Внешне он производил неплохое впечатление. И все-таки я тогда кожей ощутила в нем нечто такое, что меня от него оттолкнуло. И я тогда никак не могла в толк взять, что она в нем нашла.

В Краков она его перетащила на собственную погибель. Предполагалось, что он станет вторым режиссером у Лапинского, который ставил очень редко, зато фильмы выдающиеся. Краковское телевидение решило разориться на производство, я видела результаты, некоторые отрывки просто отличные. Помню, все удовольствие при просмотре отравила мне Мартуся, так рыдала и жаловалась. Я очень хорошо ее понимала и сочувствовала от всего сердца, ведь обвели ее вокруг пальца, использовали и отшвырнули за ненадобностью, а она уже настроилась делать большую карьеру. В результате в режиссеры ее не пустили, все ограничилось должностью завпроизводством, просто смех.

А этот подонок Ступеньский зацепился там, разыгрывал влюбленного, так весь и пылал от страсти… И очень быстро взлетел на самый верх краковского телевидения. Как он это проделал? Ничего удивительного, там всем заправляла пани Иза, она не только переспала со всей дирекцией, но и с этим паршивцем роман закрутила. Однако есть еще справедливость в нашем мире, Ступеньский погорел на том, что принялся черкать сценарий Лапинского. Большой шум тогда поднялся, но по-быстрому все потушили, мерзавцу дали пинка под зад и вышвырнули потихоньку, лишь пани Иза какое-то время ходила с кроличьими глазками. А за то, что Мартусе он тогда грандиозную свинью подложил, пусть одолеют мерзавца сифилис и малярия! Да как я могу забыть всю эту мартирологию, о которой она мне все рассказала?!

Пани Изу я не знаю, ее любовные перипетии меня не трогали ни в малейшей степени, однако я с интересом выслушала эту печальную повесть. Ну как не стыдно, забыла о страданиях Мартуси, ведь она тогда столько плакалась мне в жилетку!

Я попыталась оправдаться:

– Нет же. В общих чертах о свинстве я помню: только услышала фамилию Ступеньский, меня словно кто толкнул, просто хотелось убедиться, не перепутала ли чего…

– Убедиться ей захотелось! Убедилась?! Или тебе еще мало?

– Знаешь, он в обстоятельства не очень укладывался, никак я его не могла под них подогнать. Вроде бы раньше он был приписан к Эве Марш…

– Чушь собачья! – дико выкрикнула Мартуся. – Это он трепался, вешал людям лапшу на уши, горло драл – особенно перед бабами, которые могли ему пригодиться. Познакомить с нужными людьми, втереться в доверие, одолжить денег…

– Если не ошибаюсь, то ты тоже…

– А как же! Ясно, тоже попалась на эту удочку!

– Но говорят, с Эвой Марш он даже жил вместе…

Мартуся хрипло хохотнула:

– Все правильно. Жил. Вместе. На одном этаже в двух разных квартирах и совершенно случайно. Она там проживала с родителями, а он снял квартиру у типа который вечно торчал за границей. Вот это у него называлось «вместе».

– Но вроде бы они считались парой…

– У кого считались? Кто так говорил? Ты это от нее самой слышала? Нет, это он давал понять, причем так деликатно, что иерихонская труба по сравнению с ним – дудочка пастуха. И преподносил в таком духе, что она пылала к нему страстью, а он – нет и нет! Потом из вежливости согласился, надо же уступать дамам, а она уперлась – будем вместе писать сценарий. И он опять согласился, и не знаю, что там еще наплел. А все было как раз с точностью до наоборот. До ста восьмидесяти градусов.

– А ты откуда знаешь?

– От него самого. Надо было слышать, КАК он об этом рассказывал, даже солгать толком не умеет! У него то и дело вырывалась правда шила в мешке так и не смог утаить. Возненавидел ее смертельно и уж чего только о ней не наплел! Из себя строил мученика, а она, гетера бесстыжая, использовала его, обманула и выставила кормой под ветер, так что он вынужден был бросить ее.

– Вроде не очень-то последовательно…

– А он не дает себе отчета, что заврался. И возможно, меня считал кретинкой, так не очень-то и старался выдумывать. Он ведь внешне хорош, тьфу! – ты видела его; внутри же – одна гниль. Сверху посеребрено, а внутри дерьмо. Даже если бы она с ним, да нет, не совсем ведь потеряла голову, а если головка слегка и закружилась, все сразу прошло, лишь только приступили к сценарию.

– А к какому сценарию?

Тут что-то не так, кто-то напутал. Или я не так поняла, или соседка плохо подслушивала или папаша позволил обвести себя вокруг пальца.

– К тому, который они писали вместе, – пояснила Марта.

– Минутку. Что за сценарий они писали вместе? Первый раз слышу.

– Ты разве не знаешь? А, вполне возможно, что и не знаешь. Он хотел писать с тобой, ты уж извини меня, но ты не пошла на это. С тобой все обошлось тихо-мирно в узком кругу, никто и не знал. А в случае с Эвой Марш было совсем по-другому. Он уломал ее писать с ним вместе сценарий. Она тогда была еще начинающей писательницей, вот и поддалась на его уговоры. А уговаривал он ее мастерски.

– Так, как ты меня уговаривала?

– Брось, Иоанна я глупость отмочила, так ведь извинилась перед тобой. С кем не бывает. Но думаю, ее он обрабатывал, доказывая, что у него есть нужные знакомства где надо блат, он сам и режиссером будет, она и поддалась. Поддалась, раз написали, как же еще? А точнее, написала-то она. Я читала, очень хороший сценарий, да что я такое говорю – просто супер! Сразу видно, ее заслуга. В нескольких частях. Сняли две части, и даже не стану говорить, что из этого вышло, просто я и слов таких не знаю. «Дерьмо» было бы незаслуженным комплиментом. Дальше снимать не стали, и отснятое наверняка где-то лежит. А потом этот… ох, тут бы я выразилась! – вывел из себя Лапинского и вынужден был когти рвать.

– Так, так… – только и сказала я, а в голове – вихрем мысли. И главная: надо же, какой опасности я тогда избежала!

Мартуся вдруг спохватилась:

– Слушай, мы тут с тобой о пустяках, а там Држончек. Он и в самом деле убит?

– Магда говорит – и в самом деле.

– Да кому же захотелось мараться о такую мелкоту…

Я не дала ей закончить:

– Наверняка какой-нибудь эстет, не выдержавший его «творчества». А Ступеньский адреса не называл?

– Да, минутку, сейчас постараюсь вспомнить. Я еще подумала – какая смешная улица. Вспомнила! Улица Винни-Пуха!

– В центре. Слушай, а ведь улицы Винни-Пуха нет!

– Как это нет? – удивилась Мартуся.

– Административно нет. А на практике есть.

Мартуся жалобно простонала:

– Возможно, меня слишком расстроили отвратительные воспоминания и я стремительно поглупела. Не понимаю. Я же отлично слышала – она живет на улице Винни-Пуха, и он даже этим гордился.

– И правильно, очень элитарный район, и все улицу так и называют. Но официально улица Винни-Пуха называется улицей Варецкой. Как, например, улица Тувима – это Свентокшистская и Новый Свят. Поскольку я лично пострадала из-за этого, то хорошо запомнила.

Мартуся была заинтригована.

– Вот не знала, надо же, какие странные вещи творятся у вас в Варшаве. Но я все равно не понимаю, откуда известно, что это улица Винни-Пуха?

– По всем стенам написано, вот и известно. А у домов с номерами – Варецкая.

– Знаешь, я не помню… кажется, тоже слышала. Я хочу сказать – слышала номер квартиры. Даже какой по счету подъезд… Где же он сейчас, этот Ступеньский?

– Не имею понятия. Возможно, и не в Варшаве вовсе, а, например, в Лодзи.

– Да уж не пропадет, отыщется. А он тебе зачем?

– Мне он ни к чему. Наоборот, я бы не хотела с ним столкнуться. Мне нужна Эва Марш.

– Зачем?

– Трудно сказать. Она мне для разных вещей нужна. Да всего.

Мартуся не стала допытываться, тут же перестроилась на профессиональные рельсы:

– Знаешь, что они сделали с тем ее сценарием? Ни в жизнь не догадаешься! Там были восхитительные сцены, просто потрясающие, а сняли что? Растянутое, как кишки не пойми кого. Одно заменено другим. Вместо свежей рыбы – сюрреалистические сиськи продавщицы! И больше ничего. И это выдается как величайшее достижение современности! Удачный прием! Тьфу, при одном воспоминании тошнит!