Текст книги "Творения, том 11, книга 1"

Автор книги: Иоанн Златоуст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

3. Посмотри, с какой речью обратился к ним (т. е. к эллинам) сам Павел, когда прибыль в Афины. Он не говорил им: о, беззаконники и нечестивцы! Но что (сказал)? "Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны" (Деян. 17:22). Но опять он не отказался и упрекнуть, когда это было нужно, и с большим жаром говорил Елиму: "О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын дьявола, враг всякой правды" (Деян. 13:10). Ведь как порицать (афинян) было безрассудно, так точно оставить без упрека (Елима) было бы малодушием. Опять, – являешься ли ты к начальнику по какому-нибудь делу? Окажи ему приличную почесть. "О мне все скажет вам", – говорит он. Для чего, спросишь, они не пришли вместе? А что значит: "О мне все скажет вам"? Это значит: (скажут) об узах и о всем другом, что меня удерживает. Итак, при моем желании видеть вас, я, отправляя других, и сам не замедлил бы (к вам), если бы важная необходимость но удерживала меня. И это разве не должно было утешить их? И очень должно было утешить известие о том, что он подвергся искушениям и мужественно перенес их, должно было успокоить их и ободрить их души.

"С Онисимом", – говорит, – "верным и возлюбленным братом нашим". Раба Павел называет братом, – и справедливо, потому что и себя он называет рабом верных. Отложим же все гордость и подавим в себе высокомерие. Павел, который стоит вселенной и тысячи небес, называет себя рабом, и ты ли много о себе думаешь? Тот, кто всем распоряжался и действовал, как хотел, кто имеет преимущества в царстве небесном, кто был увенчан, кто взошел на третье небо, называет рабов братьями и сорабами. где безумная гордость? Где высокомерие? Вот сколько достоин был доверия Онисим, что ему и это было поверено. "И Марк", – говорит, – "племянник Варнавы [о котором вы получили приказания: если придет к вам, примите его]". Может быть, они от Варнавы приняли заповеди. "Оба из обрезанных". Он укрощает гордость иудеев, а их ободряет тем, что "оба из обрезанных" немного, а большая часть (верных) – из язычников. "Бывшие мне отрадой", – говорит. Он показывает, что находится в великих искушениях. Итак, это не малое дело, когда мы утешаем святых и присутствием, и: словом, и постоянной заботливостью об них, когда вместе с ними переносим несчастья (с узниками, говорит он, как бы узники); если мы принимаем на себя их страдания, то будем участниками их и в венцах. Ты не приведен на поприще? Ты не вышел на борьбу? Другой сражается; но если захочешь, будешь участником и ты: ободряй его в борьбе, будь ему друг и сотрудник, провозглашай о его подвигах, возбуждай его силы, укрепляй дух. Так следует поступать в отношении ко всем другим: ведь сам Павел не имел нужды (в таком участии), а говорил об этом (о своих искушениях) с целью их ободрить. Так и ты относись ко всем другим: заграждай уста тем, кто захотел бы злословить (находящегося в искушениях брата), приобретай ему друзей и, если он выйдет – принимай его с особенным усердием: таким образом ты будешь участником и венцов, и сланы. Хотя бы ты ничего больше не сделал, а только стал бы радоваться о том, что делается, – и то уже ты принял участие, и не какое-нибудь, потому что сказал любовь, которая есть главнейшее из всех благ. Если плачущие, представившись разделяющими чужую скорбь, одними своими слезами много утешают и значительно облегчают горесть, то тем более удовольствия должен доставлять другим тот, кто радуется с ними. А как велико несчастье – не видеть к себе сострадания, об этом послушай пророка, который говорит: ждах соскорбящего, и не бе "Ждал сострадания, но нет его" (Пс. 68:21). Поэтому и Павел говорит: "Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими" (Рим. 12:15). Усиливай радость; если видишь, что брать твой пользуется доброй славой, не говори: «ведь слава принадлежит ему, из-за чего же мне-то радоваться?» Так говорит может не брать, а враг. Если угодно, эта слава – не его, а твоя; от тебя зависит увеличить ее, как скоро ты от этого не сделаешься угрюмым, а будешь радоваться, веселиться и торжествовать. А что это действительно так, видно из следующего. Завистники завидуют не только тем людям, которые пользуются добрым мнением, но и тем, которые радуются их доброй славе; значит они понимают, что и эти последние тоже заслуживают доброго мнения, – как и действительно, их-то особенно и стоить уважать. Один даже краснеет, когда выслушивает большие себе похвалы, а другой получает от этого особенное удовольствие и возвышается в собственных глазах. Разве не знаете, как бывает у борцов: один удостаивается венка, другой его не удостаивается, а печаль и радость от этого бывает их друзьям и врагам: они скачут и прыгают. Видишь, что значит не иметь зависти: иной трудится, а ты получаешь удовольствие; иному надевают венок, а ты прыгаешь и ликуешь. Скажи мне: победу иной одержал, – зачем же ты торжествуешь? Но и они (завистники) хорошо понимают, что это дело общее. Потому завистники не восстают против того (человека, который одержал победу), а стараются унизить его победу, и ты слышишь от них такие слова: я уничтожил тебя, или: я посрамил тебя, – хотя дело не твое, а похвала тебе. Боли же в отношении к внешним так хорошо бывает не иметь зависти и близко принимать к сердцу блага другого, то тем более в отношении победы над дьяволом, потому что тогда именно он большей яростью дышит против нас, когда очевидно, что мы больше веселимся. Хотя он и погряз во зле, ясно однако ж видит, что эта радость больше. Хочешь ли заставить его печалиться? Веселись и радуйся. Хочешь ли порадовать его? Будь уныл; своим унынием ты облегчаешь скорбь, которую причинила ему победа твоего брата; вместе с ним становишься противником твоего брата; делаешь зло большее, чем он. Но все ведь равно – будучи врагом, действовать по-вражески, и – будучи приятелем, стоять за врагов; этот (последний) и вот самый ненавистный враг. Если брат твой приобрел себе добрую славу своим ли словом, умением ли держать себя, или своими поступками, ты разделяй с ним его добрую славу, покажи, что он – часть твоя.

4. Но как же? – скажешь ты: ведь не обо мне идет хорошая слава? Не говори никогда так, закрой уста. Если бы ты был подл меня и стал говорит так, я закрыл бы тебе уста рукой, чтобы не услышал враг. Часто мы враждуем друг с другом, но не подаем виду пред врагами; а ты обнаруживаешь это дьяволу. Не говори так, не имей даже и такой мысли; напротив (говори): он часть моя, слава от него переносится и на все тело. Но скажешь: зачем же внешние не имеют таких расположений? Этому виною – ты. Когда они видят, что ты чуждаешься их радости, то и сами чуждаются. Если бы они видели, что ты считаешь (их радость) своей, то не посмели бы (вести себя так). Но впрочем и ты так же славен, (как и брать твой). Ты не приобрел славы красноречием, зато участием в чужой радости ты заслужил ее в большей степени, чем тот. Если любовь есть дело важное и вершина всего, то ты приобрел венец за любовь: он – за искусство красноречия, а ты – за сильную любовь; он выказал силу слова, а ты делом победил зависть, подавил недоброжелательство, и за это по справедливости увенчан более, чем он. Твой подвиг славнее; ты не только подавил зависть, но сделал и нечто другое; он имеет один только венец, а ты – два, и оба они блистательнее, чем (его) один. Каме же это (венцы)? Один, который ты приобрел (в борьбе) против зависти, другой, которым увенчался за любовь. Сорадование служить доказательством не только того, что ты чист от зависти, но и того, что в сердце твоем укоренилась любовь. Его часто отягощает и человеческая страсть тщеславия, а ты свободен от всякой страсти, потому что, если бы в тебе было тщеславие, ты не радовался бы счастию другого. Скажи мне: он возвысил Церковь, увеличил собрание (церковное)? Опять похвали его: ты имеешь двойное право на венец, потому что победил зависть и украсился любовью. Да, я прошу и умоляю. Хочешь ли услышать и о третьем венец? Ему рукоплещут люди – на земле, а тебе ангелы – на небе. Ведь не все равно – отличаться красноречием, и побеждать страсти. За первое похвала временная, за последнее – вечная; за первое – от людей, за последнее – от Бога. Тот (кто славится красноречием) увенчивается явно, а ты увенчиваешься втайне, где видит тебя Отец твой. Если б можно было, отрешившись от тела, видеть душу каждого, то я показал бы тебе, что этот последний почтеннее, чем первый, и сияет больше против него. Будем же, возлюбленные, подавлять в себе завистливые побуждения; воспользуемся выгодами, отсюда происходящими; возложим венец сами на себя.

Завистник идет против Бога, а не против того (кому он завидует). Когда он видит, что кто-нибудь пользуется добрым расположением (у людей), е и огорчается этим, и желает разорить Церковь, он идет не против этого человека, а против Бога. Скажи, в самом деле, если бы кто стал украшать царскую дочь, чтобы этим убранством сделать ее почтеннее и доставить ей возможность пользоваться между людьми уважением, а другой кто-нибудь захотел бы обезобразить ее и его лишить возможности украсить ее, то против кого он восстал бы, против него ли, или против нее и отца ее? Так и ты, завистник, идешь против Церкви, восстаешь против Бога; как скоро с доброй славой твоего брата соединена польза самой Церкви, то с уничтожением первой необходимо разрушается и последняя, так что через это, действуя во вред телу Христову, ты совершаешь сатанинское дело. Ты досадуешь на того, кто не причинил тебе никакого оскорбления, а еще более – на самого Христа. Что Он сделал тебе, что ты не даешь Его телу процвети красотой, не даешь Его невесте явиться в своем убранстве? Но посмотри, какое и наказание. Ты радуешь врагов своих, и даже того, кто приобрел добрую славу и кому ты, по зависти, стараешься причинить огорчение, заставляешь напротив радоваться, потому что своей завистью еще очевиднее доказываешь, что он действительно возбудил хорошее о себе мнение (иначе тебе нечему было бы и завидовать), еще яснее обнаруживаешь, что для тебя это сущее наказание. мне стыдно представлять вам такие доводы; но, так как мы находимся в таком опасном положении, то хотя бы после таких вразумлений избавиться нам от этой пагубной страсти. Ты досадуешь, что он приобрел добрую славу? Зачем же ты еще увеличиваешь славу его своей завистью? Ты желаешь отомстить ему? Зачем же показываешь, что сам ты мучешься? Зачем вызываешь наказание скорее на себя, чем на того, чьей славы ты не терпишь? Наконец, для него будет двойная радость, а для тебя – (двойное) наказание: прежде всего ты своей завистью не только свидетельствуешь о его больших достоинствах, но и доставляешь ему другое удовольствие, потому что караешь сам себя; а потом еще он радуется тому, что тебе причиняет досаду, и радуется именно вследствие твоей зависти. Видишь, какие жестокие удары наносим мы сами себе, и нечувствуем. Но он враг. А почему враг? Какую обиду он нанес? Однако же славе врага мы придаем новый блеск, а самих себя более мучим. Опять, мы находим сами себе наказание в том, когда чувствуем, что ему это известно. Он ведь, может быть, и не радуется; а мы, думая, что он радуется, этим тоже мучемся. Итак, перестань завидовать. Зачем наносить раны себе самому? Возлюбленные! Будем иметь в виду все это, – и двоякий венец для людей независтливых, т. е. похвалу от людей и от Бога, и то зло, какое происходить от зависти, – и тогда мы в состоянии будем умертвить этого зверя, приобрести славу у Бога, и получить то же самое, чего достигают люди, удостоившиеся славы. Быть может, и получим: а если и не получим, то для нашей же пользы не получим; ведь и без того нам можно будет пожить во славу Божью и сподобиться благ, обещанных любящим Его, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Св. Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 12

"Приветствует вас Епафрас ваш, раб Иисуса Христа, всегда подвизающийся за вас в молитвах, чтобы вы пребыли совершенны и исполнены всем, что угодно Богу. Свидетельствую о нем, что он имеет великую ревность и заботу о вас и о находящихся в Лаодикии и Иераполе" (Кол. 4:12-13).

1. И в начале послания (апостол) рекомендует этого человека со стороны любви; а о любви свидетельствует и то, что, в похвалу ему, сказал он сначала: "Который и известил нас", – говорит, – "о вашей любви в духе" (1:8). О любви также свидетельствует и любовь к нему возбуждает и то еще, что он молится за них. А рекомендует его он с целью споспешествовать его проповеди, – потому что, когда наставник человек почтенный, то это полезно и для учеников, и опять же словами: "вас" внушается им то, что они должны гордиться таким человеком, тем, что из них выходить такие люди. "Всегда", – говорит, – "подвизающийся за вас в молитвах". Но просто сказал: который молится, но – "подвизающийся", с трепетом и страхом. "Свидетельствую о нем", – говорит, – "что он имеет великую ревность и заботу о вас". Достоверный свидетель! "Что он имеет", – говорит, – "великую ревность и заботу о вас", т. е. что он вас пламенно любит, что имеет к вам сильную привязанность. "И о находящихся в Лаодикии", – говорит, – "и Иераполе". И этим его рекомендует. Но откуда они могли это знать? Конечно, они могли слышать; но достоверно узнали, когда стали читать это послание: "Распорядитесь", – говорит он, – "чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви" (ст. 16). "Чтобы вы пребыли", – говорит, – "совершенны". Здесь он в одно и то же время и обличает их, и слегка убеждает, и подает им совет. Ведь возможно и быть совершенным, и не стоять, когда кто знает все, а между тем еще колеблется. Возможно и не быть совершенным и стоять, когда кто знает только часть, а стоить, хоть и нетвердо. Но он желает и того и другого, "чтобы вы пребыли" (ίνα στητέ – да станете), говорит, "совершенны". Посмотри, как он снова напомнил им слово об ангелах, и о жизни. "И исполнены", – говорит, – "всем, что угодно Богу". Недостаточно – исполнять лишь волю (Божью). Вполне узнавший (волю Божью) не допустить, чтобы у него была другая воля; иначе он не вполне узнал ее. "Свидетельствую", – говорит, – "о нем, что он имеет великую ревность". "Ревность", да еще "великую"; тут каждое слово имеет вес; так и о себе в послании к коринфянам он говорит: "Ибо я ревную о вас ревностью Божьей" (2 Кор. 11:2). "Приветствует вас Лука, врач возлюбленный" (ст. 14). Это – евангелист. Он ставить его после (Епафраса), не унижая его этим, а только возвышает Епафраса. Конечно, были ведь и другие, которые носили это же имя. "И Димас". Сказав: "Приветствует вас Лука, врач", прибавил: "Возлюбленный". И это – немаловажная похвала, а напротив слишком большая – быть возлюбленным Павла. "Приветствуйте братьев в Лаодикии, и Нимфана, и домашнюю церковь его" (ст. 15). Посмотри, как он их сближает, как привязывает их друг к другу: он не только посылает им с этой целью свой привет, но и ведет с ними переписку. А потом еще он показывает расположение свое (к Нимфану) тем, что обращается к нему особо. Делает же это не без намерения, но чтобы и в других пробудить соревнование: ведь что-нибудь да значит, когда отличают кого от других. Между тем посмотри, – из слов его видно, что это был человек знаменитый, так как дом его служил церковью. "Когда это послание прочитано будет у вас, то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви" (ст. 16). мне кажется, что здесь было написано что-нибудь такое, что нужно было слышать и этим (лаодикийцам) и для них отсюда проистекала тем большая польза, когда из обличения, направленного против других, они узнавали свои собственные недостатки. "А то, которое из Лаодикии, прочитайте и вы" (ст. 16). Некоторые утверждают, что (здесь разумеется) не послание Павла к ним (лаодикийцам), а их послание к Павлу; и самом деле, он не сказал: написанное к лаодикийцам, а говорит: "Скажите Архиппу: смотри, чтобы тебе исполнить служение, которое ты принял в Господе" (ст. 17). Зачем он не пишет к нему? Вероятно в этом не было нужды, а нужно было только одно легкое напоминание, чтобы он был ревностнее. "Приветствие моей рукой, Павловой" (ст. 18). Вот доказательство близости и приязни, – что они, видя его письма, питали к ним какое-то особенное чувство. "Помните мои узы" (ст. 18). О, какое утешение! Этого было довольно, чтобы заставить их делать все, что угодно, чтобы вдохнуть в них благородную решимость на все подвиги; и не только это придавало им мужества, но и теснее соединяло их между собою. "Благодать со всеми вами. Аминь".

2. Большая похвала, – даже больше всякой другой похвалы, – что он об Епафрасе выражается таким образом: "Приветствует вас раб Иисуса Христа". Он называет его еще служителем их, подобно тому, как и самого себя называет служителем Церкви, когда говорит: "Которой сделался я служителем" (1:25). В это же достоинство он возводить и этого человека: выше он называл его сорабом, здесь – рабом. "Приветствует вас", говорит. Как будто он беседует с матерью и говорит ей: ведь от твоей утробы! Но эта похвала могла породить зависть. Поэтому он рекомендует его не с этой только стороны, а и со стороны того, что относилось уже собственно к ним. И там он устраняет зависть, и здесь. "Всегда", – говорит, – "подвизающийся за вас": не теперь только у нас – чтобы показать себя, и не у вас только – чтобы показать себя вам. Сказав: "подвизающийся"; он выразил этим особенное усердие (Епафраса). Затем, чтобы не показалось кому, будто он им льстить, – он присовокупил: "Что он имеет великую ревность и заботу о вас и о находящихся в Лаодикии и Иераполе". Равным образом и слова: «чтобы вы пребыли совершенны» также не заключают в себе нисколько лести, а напротив, как нельзя более естественны в устах достопочтенного наставника. "Исполнены", – говорит, – и "совершенны". Первое он дал им (т. е. исполнил их познаниями веры), а последнего (совершенства), по его словам, у них недостает еще. И не сказал: чтобы вы не колебались, но: чтобы стояли. Между тем приветствия, получаемые ими от многих, успокаивали их уверенностью, что о них помнят не только свои люди, из числа их же самих, но и другие. "Скажите Архиппу: смотри, чтобы тебе исполнить служение, которое ты принял в Господе". Он подчиняет их ему. Они уже не могли более жаловаться на него, зачем он обличает их, когда сами все приняли: ведь это неправильно, если ученики судят о своем учители. Чтобы заградить им уста, он и пишет это. "Скажите Архиппу", – говорит, – "смотри" (βλέπε, смотри). Это слово всегда заключает в себе предостережете, – как напр., говорится: "Берегитесь псов" (Фил. 3:2); "Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас" (Кол. 2:8); "Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных" (1 Кор. 8:9); и вообще всегда так говорят, когда предостерегают. "Смотри", – говорит, – "чтобы тебе исполнить служение, которое ты принял в Господе". Не позволяет ему быть господином, как и о себе сказал: "Ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду; а если недобровольно, то исполняю только вверенное мне служение" (1 Кор. 9:17). «чтобы тебе исполнить служение», – постоянно прилагая свое старание. "Которое ты принял в Господе". Вот опять – "в Господе" значит то же, что – через Господа. Он, то есть, возложил на тебя эту обязанность, а не мы. И их он подчиняет ему, показывая, что он дан им самим Богом. "Помните мои узы. Благодать со всеми вами. Аминь". Он уничтожил страх. Если учитель и в узах, – за то благодать его разрешает. II это дело благодати, – что она попустила ему сделаться узником. Послушай, как говорит Лука: апостолы возвратились "радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие" (Деян. 5:41). И действительно, чтобы принять (за Христа) бесчестие и узы, – этого нужно еще сподобиться. Если тот, у кого есть любимый человек, считает находкой для себя – потереть что-нибудь из-за него, то тем большее (счастье страдать) за Христа.

Не будем же досадовать на оскорбления за Христа, но будем и мы вспоминать узы Павловы, – пусть это (воспоминание) будет служить для нас ободрением. Положим, например, – ты убеждаешь кого-нибудь подавать бедным Христа ради: напомни этим (людям) узы Павловы, скажи им, что вот мы с тобою – люди несчастные, если он предал свое тело узам ради Его (Христа), а ты не хочешь поделиться и пищей. Или ты уже стал велик по своим делам? Вспомни узы Павловы, вспомни, что ты не потерпел еще ничего подобного, – и ты перестанешь превозноситься. тебе захотелось того, что имеет твой ближний? Вспомни узы Павловы, и ты увидишь, какая тут несообразность, – когда он в несчастии, а ты живешь в свое удовольствие. Но все-таки тебе сильно хочется удовольствий? Так приведи же себе на память темницу Павлову. Ты ученик его, ты – соратник его. Есть ли тут здравый смысл – когда твой соратник в узах, а ты наслаждаешься удовольствиями? Или тебя постигло огорчение, ты считаешь себя покинутым? Послушай слов Павловых, и ты увидишь, что терпеть огорчения еще не значит быть покинутым. тебе желательно носить толковое платье? Вспомни узы Павловы, и все это тебе покажется презреннее самого грязного рубища. Ты хочешь надеть золотые украшения? Приведи на память узы Павловы, и тогда покажется тебе, что все это нисколько не лучше старой веревки. Или ты захотела убрать свои волосы и казаться красавицей? Подумай о том, какой жалкий вид имел Павел в темниц, и поверь, – ты воспламенишься (любовью) к той красоте, а эту будешь считать крайним безобразием, и тяжело будешь вздыхать об этих вожделенных узах. Хочешь подкрасить себя притираниями, румянами и еще чем-нибудь в этом род? Подумай об его слезах: три года, день и ночь, он плакал беспрестанно. Вот этим украшением лучше укрась свои щеки; эти слезы придадут им блестящую красоту. Я не требую, чтобы ты плакала о других, – хотелось бы правда и этого, но это превышает твои силы, – по крайней мере прошу тебя плакать о своих грехах. Ты приказала связать своего слугу, ты разгневалась, разгорячилась? Вспомни об узах Павловых, и у тебя в ту же минуту пройдет гнев. Припомни только, что мы сами принадлежим к числу связанных, а не тех, которые вяжут, – к числу сокрушенных сердцем, а не тех, которые приводят в сокрушение. Ты слишком развеселилась, расхохоталась? Приведи себе на мысль его рыдания и вздохни; эти слезы сделают тебя несравненно прекраснее. Увидала пирующих и пляшущих? Вспомни его слезы: какой источник выпустил из себя столько потоков, сколько эти глаза – слез? Помните, говорит он (Деян. 20:31), мои слезы, подобно тому, как здесь – узы. И справедливо он сказал им это, когда призвал их из Эфеса в Милет. Он говорил с наставниками: от тех требовал он того, чтобы они собирали (верующих), а от этих только, чтобы переносили опасности.

3. Какой источник ты хотел бы сравнить с этими слезами? Тот, который был в раю и орошал всю землю? Но между тем и другим нет никакого сравнения, потому что этот источник слез напаял души, а не землю. Если бы кто показал нам Павла плачущего и вздыхающего, то не правда ли, что гораздо приятнее было бы смотреть на него, чем на бесчисленный сонм (людей), украшенных блестящими венцами? Не говорю уже о вас; но ели бы даже кто привел из театра, прямо со сцены какого-нибудь самого необузданного человека, воспламененного до безумия плотской любовью, и показал ему непорочную девицу в самом цвете лет, которая превосходит своих сверстниц и красотой лица, и стройностью прочих частей, и другими достоинствами, которая имеет взор нежный и томный, слегка углубленный, слегка рассеянный, взор влажный, кроткий, ясный, улыбающийся, полный робкой стыдливости и вместе великой прелести, взор, увенчанный сверху и снизу темными ресницами, – показал бы девицу что называется с душой, у которой ясное чело, а ланита под челом с розовым оттенком, которая стройна, точно вытесанная из мрамора, – а потом показал бы мне Павла в слезах, – я оставил бы ее и бросился бы смотреть на него, так как в его глазах сияла бы духовная красота. Та красота приводить души молодых людей в восторг, воспламеняет их, сжигает, а эта напротив укрощает; кто смотрит в глаза этого человека, тот делает глаз своей души прекраснее, укрощает чрево, исполняется любомудрия, становится человеком в высшей степени сострадательным, и может смягчить даже адамантовое сердце. Этими слезами орошается Церковь, ими возращаются души. Будь огонь, даже чувственный и плотской, эти слезы могут погасить его, эти слезы погашают разожженные стрелы лукавого . Так будем же вспоминать об его слезах, и тогда все в настоящей жизни покажется нам смешным. Эти слезы ублажал Христос, когда говорил: блаженны плачущие, блаженны рыдающие, потому что они будут смяться. Эти слезы проливал Исайя, проливал и Иеремия; один говорил: "Оставьте меня, я буду плакать горько" (Ис. 22:4), а другой взывал: "О, кто даст голове моей воду и глазам моим – источник слез" (Иер. 9:1)? – как будто естественного (источника) было мало. нет ничего сладостнее этих слез; он приятнее всякого смеха. Пусть же будет известно тем, е которые проливают слезы, как много утешения в них заключается. Мы не должны считать их чем-нибудь для себя неприятным, а напротив крайне желательным. Будем же вспоминать эти слезы, эти узы, не для того, чтобы другие грешили, а для того, чтобы нам, чувствовать сокрушение при вид их грехов. Может быть, эти слезы текли отчасти и вследствие уз: чувствовать удовольствие от уз ему не позволяла смерть тех погибших (людей), которые наложили на него эти узы. И о них он соболезновал: ведь это быль ученик Того, Кто оплакивал иудейских священников не потому, что они имели Его распять, но потому, что они сами погибали. А этот (Учитель) не сам только поступает таким образом, но убеждает к тому и других словами: "Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне" (Лк. 23:28). Эти глаза видели рай, видели третье небо; но я называю их блаженными не столько потому, что они это видели, сколько – за эти слезы, за которые они узрели Христа, а это – действительно блаженство! Он и сам ставить это для себя за большую честь, когда говорит: "Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего?" (1 Кор. 9:1). Но еще большее блаженство заключается в этом плаче. Того видения удостаивались многие, да и тех, которые не сподобились его, Христос все же называет блаженными, когда говорит: "Блаженны невидевшие и уверовавшие" (Иоан. 20:29); а это (плакать ради Христа) доставалось не многим. Если оставаться ради Христа здесь нужнее для спасения других, чем разрешиться, чтобы потом быть с Ним, то естественно, что и видеть Его – дело не такой важности, как соболезновать о других. Если даже быть в геенне ради Него – большее благо, чем быть с Ним, и отделиться от Него ради Него – гораздо привлекательнее, чем быть постоянно с Ним, – это самое и разумел (Павел), когда говорил: "Я желал бы сам быть отлученным от Христа" (Рим. 9:3), – то тем более (желал он) проливать ради Него слезы. "Непрестанно", – говорит он, – "со слезами учил каждого из вас" (Деян. 20:31). Почему? Не потому, что боялся опасностей, но – подобно тому, кто сидит при больном и, не зная исхода болезни, плачет вследствие сильной привязанности к нему, из опасения, чтобы он не умер – и он, когда видел больного (духовно) и не имел возможности вразумить его, начинал плакать. Так и Христос поступал для того, чтобы по крайней мере постыдились Его слезь. Например, если кто согрешал, Он сначала вразумлял его; но если вразумляемый плевал на Него и отходил прочь, – тогда, Он плакал, чтобы хоть этим способом привлечь его к Себе.

4. Будем вспоминать эти слезы. Будем воспитывать таким образом своих дочерей и своих сыновей, – проливая слезы, когда видим их дурное поведете. Которые хотят, чтобы их любили, пусть вспоминают слезы Павловы, – и сокрушаются сердцем. Если вы считаетесь счастливыми, если живете в чертогах, если пользуетесь удовольствиями, – вспоминайте эти слезы. Если вы испытываете горе, – прогоняйте слезы слезами; он плакал не об умерших, а об живых, которые шли на погибель. Укажу вам еще и на другие слезы. И Тимофей проливал слезы, потому что он был ученик его (Павла). Потому (Павел) и писал ему: "вспоминая о слезах твоих, дабы мне исполниться радости" (2 Тим. 1:4). Многие плачут навзрыд и от радости; следовательно слоям бывают и следствием радости, и при том самой сильной радости. После этого, конечно, не бывают тяжелы и слезы, если они происходить от такой радости; но и эти слезы, происходящие от мирской радости, далеко не так сладостны, как те. Послушай, что говорит пророк: "Услышал Господь голос плача моего" (Пс. 6:9). И могут ли быть такие случаи, чтобы слезы не были полезны – во время молитвы и при увещаниях? Мы порицаем их; но это потому, что он у нас идут не на то, для чего даны. Когда мы уговариваем брата, живущего в грехе, – следует плакать, если только мы соболезнуем и вздыхаем об нем. Когда кого убеждаем, а тот не слушает и идет на погибель, – нужно плакать. Это слезы разумные. Но если кто сделается беден, или заболит телесно, или умрет, – плакать не следует, потому что это не стоить слез. Так, подобно тому, как порицаем мы смех, если он бывает не ко времени, мы порицаем и слезы, когда они являются не ко времени. Тогда только ведь и открывается истинное достоинство каждого, когда он стремится к соответствующим действиям; а когда – не к соответствующим, то совсем напротив. Напр., вино дано для увеселения, а не для пьянства; хлеб для питания; супружеская жизнь для деторождения. И как это подвергается порицанию вследствие злоупотреблений, так бывает и со слезами. Будь такой закон, чтобы слезы проливались только на молитве и при увещаниях, – посмотри, как привлекательна сделалась бы тогда эта вещь? Ничто так хорошо не может загладить грехи, как слезы; и даже самый телесный облик представляется от слез привлекательным; он располагают зрителя к милосердию и придают человеку вид, внушающий нам уважение. Ничто так сильно не располагает, как глаза, проливающие слезы. Это у нас благороднейший и прекраснейший член, это (орган) души. Нас трогают они до такой степени, что как будто мы видим самую душу в слезах. Все это говорится вам не без цели, но для того, чтобы вы не присутствовали при свадебных увеселениях, плясках и сатанинских сборищах. Ведь посмотри, что выдумал дьявол! Так как от сцены и от тех гнусностей, какие там бывают, женщины удалены самой природой, он проник с театральными (мерзостями) в жилище женщины, – я говорю об изнеженных и развратных женщинах. Эту язву принес с собою закон супружества, или лучше не супружества, – да не будет! – а нашей беспечности. Что делаешь ты, человек? Ты сам не знаешь, что делаешь. Жена предназначается для целомудренной жизни и для чадородия: для чего же тут развратные женщины? Для того, говоришь ты, чтобы веселее было. Разве же это не безумие? Ты оскорбляешь невесту, оскорбляешь приглашенных. Если в этих (вещах) они находят для себя удовольствие, то – это оскорбление. если это придает несколько блеску, когда смотрят из бесчинства развратниц, так зачем уж ты не тащишь сюда и невесту, чтобы и она посмотрела? Во всяком случае срам и позор приводить в дом распущенных мужчин и плясунов со всей их сатанинской пышностью. "Помните", – говорит он, – "мои узы". Брак есть узы, и узы, установленные Богом; развратная женщина разрывает и уничтожает эти узы; иным способом можно достигать того, чтобы брачное торжество было веселье, – например: приготовлять богатый стол и роскошное платье; я не возбраняю этого, чтобы не показаться слишком строгим. Правда, Ревекке было довольно одного покрывала; но я не возбраняю. Можно для торжества надеть лучшее платье, могут явиться на это торжество почтенные люди – мужчины и женщины. Но зачем заводишь ты эти забавы, эти причуды? Ну, скажи же, что от них выслушиваешь? тебе стыдно сказать? Если стыдно, так зачем же заставляешь их это делать? Если это хорошо, так почему и сам ты не делаешь того; а если это скверно, – зачем другого заставляешь делать? Все должно быть проникнуто скромностью, благопристойностью и хорошим вкусом. Между тем я вижу теперь совершенно противное: скачут, как верблюды или как мулы. Для девицы нужна лишь одна спальня. Ты скажешь, она бедна? Но потому уже самому, что бедна, должно вести себя благоприлично. Пусть вместо богатства у нее будет добрый нрав. Она не имеет приданого? Но зачем же ты отнимаешь у ней и другие достоинства, развращая ее душу? По моему хорошо, что приходят девицы почтить свою сверстницу, – приходят также и женщины почтить ту, которая вступает в их общество. Это хороший обычай. Тут два кружка: один состоит из девиц, другой из женщин; те отдают, эти принимают; невеста между ними – не девица и не женщина. Оттуда она выходить, а в это общество поступает.