Текст книги "Илиотропион, или Сообразование с Божественной Волей (редакция 2010)"

Автор книги: Иоанн Святитель (Тобольский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Когда царь Артаксеркс и Аман пировали, приглашённые Есфирью, в её палатах, тогда все иудеи проливали горькие слёзы. Но как скоро обратилось это веселие Амана, радовавшегося о готовившемся на завтра пролитии невинной крови иудеев, на собственную его погибель: Бог чудно раскрыл для царя злобу Амана против Мардохея и всех иудеев, и царь приказал подвергнуть Амана тому же наказанию, какое приготовлял он для иудеев: приказал повесить одного Амана вместо всех иудеев (ср.: Есф 7). Повторяй каждый себе непреложную истину: «Когда опечалит тебя Господь, попустив какое-либо несчастье или потерю, в конце концов обратятся они во благо тебе». Если бы луна всегда была однообразна в своём сиянии и форме и не изменялась всякий день в своём возрастании или уменьшении, сохраняя постоянно вид полной луны, то астрономы никогда не открыли бы того, что она заимствует свой свет от солнца. Равным образом и мы узнаём из разных лишений и огорчений, что всякое доброе посылается нам от Бога. Заболел ли кто? Отсюда по опыту он узнает, как драгоценно человеку здоровье и как должно строго беречь и охранять его, чего никогда бы не узнал он, если бы вовсе не болел: ибо такова уже врождённая нам беспечность, что мы не ценим и не бережём доброго, полезного и приятного, пока его не лишимся: тогда только оценим свою потерю и пожалеем о ней. Потерпит ли кто бесчестье, нанесённое ему другим? Тогда только опытно узнает он на себе, сколь тяжкий грех порочить доброе имя и славу ближнего. Впадёт ли кто в бедность и нищету – тогда только истинно поймёт, как сам поступал с убогими и как должно, по заповеди Божией о любви ко всем, заботиться обо всех, тем более о нищих и беспомощных; а потому он молчит и, размышляя обо всём сказанном выше, смиренно поручает себя во всём Божественной воле.

Но я не думаю, чтобы каждый, носящий своё бремя, должен молчать с отчаянием, да сохранит тебя Бог от отчаяния! А потому, любезный брат во Христе, ты говори, – но говори сердцем, говори Богу: пусть язык твой молчит, но молись умом! Углубись внутрь себя и благоговейно размышляй о молчании Иисуса Христа пред Пилатом, Пречистой Девы Марии – пред нечестивыми согражданами, Давида – пред его противниками: почётнейший и достойнейший ли человек злословит тебя? – молчи; низкий ли и недостойный бесчестно укоряет тебя и поносит? – молчи; злословит ли тебя равный тебе? – и тогда молчи. Трудно это делать и скорбно, но весьма похвально, спасительно и полезно. Оставь оскорбителя, обратись к Богу Утешителю и молись за своих противников, подобно Давиду и его же словами: за любовь мою они враждуют на меня, а я молюсь воздают мне за добро злом, за любовь мою – ненавистью (Пс 108:4–5): поступая так, молчанием укротишь своих противников, а молитвой умилостивишь Бога. Поэтому молчи и всецело предай себя воле Божией, постоянно имея в сердце своём Давидовы слова: «Ты, Господи, (а не враг мой) нанёс мне удар».

6

Шестое знамение человеческой воли, сообразной с Божественной волей, состоит в том, что она ради чести Божественной и исполнения заповедей Божиих готова воспринять на себя все трудности и лишения и неустрашимо подвергаться опасностям, готова претерпеть всё скорбное, трудное и едва переносимое, крепко уповая на Божий Промысл и Его помощь. Сколь великодушным показал себя в этом отношении святой апостол Павел: я научился быть довольным тем, что Бог мне дал. Умею жить и в скудости… и в изобилии; научился всему и во всём… быть в сытости и терпеть голод, быть в изобилии и в недостатке. Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп 4:11–13). Равно с мужественным и великодушным сердцем пел боговдохновенный Давид: с Богом моим восхожу на стену (Пс 17:30). Давид, готовый на многотруднейшие подвиги, с радостью воспевает Богу: Ты просветишь светильник мой, Господи Боже мой, осветишь тёмный мой ум, помрачённый мирскими пристрастиями и испытаниями, и Тобой я избавляюсь от всякого нападения, всякой беды, силой Бога моего преодолею всякую преграду на пути к добрым делам: ибо крепок Бог, препоясующий меня силой и устрояющий мне верный путь ко всему истинному и святому (см.: 2 Цар 22:29–33). Давид счёл для себя за труд шествовать по назначенному Богом пути до излияния пота, но, быв препоясан по чреслам своим, по выражению апостола Павла (см.: Еф 6:14–18), истиной, облёкшись в броню праведности, обувшись в готовность благовествовать мир, а более всего – защитившись верой в грядущего Христа Господа и шлемом спасения Его, и мечом духовным слова Божия, наконец, молитвой – желал он сам добровольно идти определённой ему дорогой. Каждый из нас должен размышлять о себе и знать, что Бог желает, чтобы я был терпелив в страдании, чист от пороков в своей жизни, охотно прощал своих врагов, обо всех хорошо думал бы и говорил, пока они не обнаружили себя в противном, и почему бы мне не быть во всём этом согласным с желанием Божиим? Правда, что до сего времени моё своеволие служило мне к тому препятствием и как бы каменной стеной, преграждающей мне следовать Божию указанию к богоугодной жизни. Но с этой поры, когда свет благодати просветил мою душу, такая стена не устрашит меня, перескочу и через неё: ибо всё могу сделать силой укрепляющего меня Христа (ср.: Флп 4:13).

Всякий, благоговейно читающий или слушающий жития и деяния святых угодников Божиих, будет многократно повторять слова царственного пророка: Страшен Ты, Боже, во святилище Твоём. Бог Израилев – Он даёт силу и крепость народу [Своему]. Благословен Бог (Пс 67:36)! Он Вечный, Который всегда был, есть и не будет иметь конца, Он даёт силу и крепость людям Своим, всем по заповедям Его живущим, Он – благословенный Бог наш и Творец. Это явственно видим мы сбывшимся на деле во святых апостолах и их преемниках и последователях их учения. Апостолы, избранные Богом для проповеди имени Господа нашего Христа, учения и спасительных для рода человеческого дел Его, имели столь великое дерзновение, безбоязненность, мужество и веру и совершили столь дивные дела. Они силой истины и живой веры каких не переходили стен лжи, суеверия и неразумия? Для них не было ничего неудобного и непреодолимого в деле евангельской проповеди: в сравнительно короткое время облетели они, как бы на серафимских крыльях любви Божественной, весь мир, в ту пору известный. Над ними исполнились слова пророка Исаии: надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся (Ис 40:31). Они, имея крепкое упование на Бога и исполнением Его воли, как бы поясом опоясанные, безбоязненно обошли всю землю и море с проповедью всем народам в поднебесной о Царствии Божием, уча с убеждением всех веровать в Господа нашего Иисуса Христа, презирая все угрозы своих противников! Подобно тому как томимый сильной жаждой говорит: «У меня внутри как бы огонь горит», так казался сердцам апостольским весь мир в огне горящим. Неутолимой жаждой спасти весь род человеческий были воспламенены любящие сердца святых апостолов: большие воды, по выражению Песни Песней (см.: 8:7), не могли потушить любви этой, и реки не заливали её (то есть никакие гонения и преследования проповедников их врагами). С такой пламенной любовью в сердцах своих апостолы спешили благовестить «Евангелие Царствия» во всей подсолнечной от конца в конец: не было народа, страны, города, ни селения, ни места, где не проповедовали бы они Христова учения. Святой апостол Павел, этот избранный сосуд благодати, преисполненный огня, попаляющего плевелы, проповедал евангельское учение от Иерусалима до Иллирика. Он прошёл все земли, находящиеся между этими оконечностями, обращая в веру Христову преимущественно язычников, как видно из его Послания к Римлянам: не осмелюсь сказать, – пишет он, – что-нибудь такое, чего не совершил Христос через меня, в покорении язычников вере, словом и делом, силою знамений и чудес, силою Духа Божия, так что благовествование Христово распространено мною от Иерусалима и окрестности до Иллирика. Притом я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании, но как написано: не имевшие о Нём известия увидят, и не слышавшие узнают (Рим 15:18–21; см.: Ис 52:15). Он благовестил Христово учение всем народам через земли, которые переходил: римлянам, персам, парфянам, мидянам, индианам, скифянам, аравитянам и всех людей повсюду учил истинной вере. Таков же был и святой Андрей Первозванный, апостол, который, имея в себе огонь Духа Святого, проповедовал Начальника спасения нашего Христа в Вифинии и во всех странах, прилегающих к Понту Эвксинскому (Чёрному и Мраморному морям), а также в Херсонесе Таврическом, или Крымском полуострове. По особенному Божию Промыслу, достиг он и России, где на горах Киевских водрузил крест, как бы пророчествуя, что и русский народ будет просвещён святою верою; проповедав Евангелие в Великой Скифии, возвратился он во Фракию, посетил Элладу и Пелопоннес. Воспламеняемый тем же огнём Божественной любви и жаждущий спасения душ человеческих святой апостол Фома, именуемый Близнец из Панеи, названной впоследствии Кесарией Филиппийской, города Галилейского, осязавший язвы Христовы по воскресении Его, проповедал Христа парфянам, мидянам, персам, гирканианам, бактрийцам^[80], брахманам (индийцам браминской секты) и Каламийской стране, где был проколот копьями от неверных и там же умер за Христа. Подобным образом и прочие апостолы, объятые огнём Божественной любви, с ревностью распространяли веру во Христа. На них исполнилось пророчество царя Давида: По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной словá их, или слова о жизни вечной (Пс 18:5). Так во всех концах вселенной стремились они утолить свою сердечную жажду ко спасению народов через приведение их в веру Христову, дабы обращённые удостоились войти вместе с ними в обители Отца Небесного, уготованные Христом, в то место, жители которого не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной (Откр 7:16). Ни беды и скорби, ни гонения и поношения, ни раны, биения, голод, нагота, притеснения, ни даже самая смерть за Христа не препятствовали апостолам совершать величайшие и достойные хвалы подвиги; не устрашили их все демонские полчища, попранные их ногами, и другие неудобства и препятствия, встречавшиеся им на суше, на морях и на всяком месте: они всё и везде совершали в честь и славу Божию мужественно, укрепляемые Его силой, не боясь никаких препон и трудов. Таким образом они удобно перелетали через все преграды, встречавшиеся им на пути, и своей проповедью приобрели для Христа весь мир, по написанному у пророка Исаии: и все концы земли увидят спасение Бога нашего (Ис 52:10). Исполняя всем сердцем волю Божию, они оказались непобедимыми во всех злоухищрениях против них и во всех злополучиях. Ибо каждый, возлюбивший Господа всем сердцем и душой и всецело предавший себя воле Божественной, надеется всё преодолеть и совершить, по непреложным словам Господа Иисуса Христа: истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас (Мф 17:20).

Часть третья. О полезных плодах человеческой воли, утвердившейся в последовании во всех делах своих воле Божией

Глава I. О том, какое успокоение душе приносит согласие нашей воли с Божественной волей

В предшествующих двух частях мы показали тот путь, по которому человек может достигнуть познания воли Божией и сообразования с ней собственной воли; в этой же части объясним, какая происходит польза от соглашения человеком своей воли с волей Божией.

1

Так милостив и щедр Господь в излиянии на нас Своих даров и богатств, что Он не только предопределил обогатить нас в будущей жизни вечным блаженством, но как бы предупреждая время, предназначенное для вечных наград, посылает нам и здесь, в течение временной нашей жизни, сладкий хлеб и повелевает вкушать его, как бы малейшую частицу будущего нашего блаженства, желая ободрить этим и укрепить в нас надежду получения вечных благ и соделать нас к тому доброхотнейшими и предуготовленными. Таким образом, не забывает нас Бог и в этом многомятежном, многотрудном и неприглядном по своим мерзостям земном мире; и здесь мы не лишаемся и как бы предвкушаем небесную вечерю, живя ещё в этой земной плачевной юдоли, и находим в ней некоторое успокоение и посылаемые небом утехи. Для этого не требуется от нас больших издержек; достаточно одной нашей воли, не противоречащей воле Божией. Приводим к тому примеры.

На горе Фаворской святой апостол Пётр едва ощутил в себе малейшую частицу, как бы отражение небесного блаженства, не мог удержаться от восторга и воскликнул: хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: Тебе одну, Моисею одну, и одну Илии. Ибо от изумления не знал, что сказать (Мк 9:5). О, святой Пётр! Не настало ещё время вкушать здесь полного удовольствия, оно будет даровано в другом, лучшем мире, но не сейчас.

Святой Иоанн говорит в своём Откровении: когда Он (Агнец, сказавший: Я есмь… Первый и Последний) снял седьмую печать с книги судеб Божиих, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса (Откр 8:1). По толкованию святителя Григория, этим безмолвием означается внутренний мир, или душевное успокоение тех, которые здесь, на земле, исполняют волю Божию так же, как исполняют её небожители, а потому исполняющие вполне волю Божию люди, продолжая ещё земную жизнь, живут как бы на небе. Царственный пророк Давид, утруждённый многомятежной и непостоянной мирской жизнью, сказал со вздохом: кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы (Пс 54:7). Где ж можно найти место совершенно спокойное, кроме Бога и нашей покорности Его святой воле? Действительно, только эта святая покорность Божией воле, принятая нами по здравом рассуждении с самим собой, может усладить и успокоить здешнюю нашу жизнь; ибо по любви к Богу нет ничего вожделеннее исполнения Его святой воли: да будет воля Твоя и на земле, как на небе (Мф 6:10). Из всех средств, способных успокоить нашу душу и её волю, – первое и вернейшее: предать себя всего, от всей души и всего сердца в волю Божию для постоянного Ему служения и исполнения заповедей Его. Знаменитый наставник благочестия Фома Кемпийский^[81] учит: «Желай и всегда молись так: Иисус благой! Ниспошли мне благодать Твою, да будет она неразлучна со мной до конца моей жизни. Положи на мне волю Твою так, чтобы я никогда не мог желать ничего иного кроме того, что Тебе приятно. Пусть воля Твоя будет и моей волей. Сделай, чтобы желание и нежелание моё было всегда согласно с желанием и нежеланием Твоим»^[82].

Такой человек найдёт в своём духе мир и успокоение. Каждый, желающий со святым царём Давидом лететь и почить, может вознестись этими крыльями на высокую гору выше всех смут и мирских треволнений и творить чудные и славные дела.

2

Один уважаемый писатель^[83] упоминает в своих письмах о богодухновенном муже монашеского чина, одежды которого многих больных исцеляли через одно прикосновение к ним; поэтому этот муж был в великом почтении и уважении между больными, а между своей братии производил немалое удивление и недоумение тем, что братия в нём не замечала каких-либо выдающихся аскетических подвигов: он вёл в монастыре жизнь, ничем не отличающуюся от жизни других монахов, одно только правило он выполнял особенно строго – никогда не имел он пристрастия ни к чему другому, кроме того, чего хочет Бог, то есть он всё, что случалось с ним, принимал охотно и благодарил за то Бога. Однажды, когда он лечил больных без всяких медикаментов, наместник монастыря спросил у него, как ему это удаётся. «И я сам удивляюсь тому, что могу возвращать им здоровье, – отвечал монах, – и мне становится стыдно, что моя одежда имеет такую силу: ибо я ни постом, ни другими подвигами монашескими не заслужил такого дара у Бога и едва ли равняюсь в этом отношении с прочей братией, но ни в каком случае не превосхожу других». «Это истинно так, – сказал наместник, – мы видим, что ты человек обыкновенный и ничем не отличаешься от других». И стал он более подробно расспрашивать исповедуемого им, желая узнать и о других его качествах и раскрыть тайну самого сердца его. На расспросы наместника так отвечал этот искусный в добродетельной жизни муж: «Я вспомнил о данной мне от Бога благодати постоянно находиться в согласии с волей Божией обо мне, чтобы мне никогда и ни о чём таком не мыслить, что противно было бы воле Божественной. Я никогда не страшусь всяких злоключений, способных поколебать мой ум, расслабить моё сердце, с тем чтобы я на что-либо пожаловался кому или открыл мою печаль. Равно и благополучные для меня происшествия не услаждают меня до такой степени, чтобы я ради них более веселился, чем в прочие дни моей жизни. Я всё принимаю равно, что посылает мне рука Божия, как радостное, так и горестное, и не молю Бога о том, чтоб всё сбывалось по моему желанию, но хочу, чтобы всё сбывалось по воле Божией, то есть так, как совершается оно в самих происшествиях. Таким образом, ничто меня особенно не услаждает, ничто не сокрушает печалью и не смущает, ничто не делает меня счастливым, как только одна и та же воля Божественная. Поэтому во всех, без исключения моих молитвах об одном только прошу Бога: чтобы воля Божественная всегда во мне и во всех созданиях Его всецело совершалась». Наместник монастыря весьма удивился всему этому и, обращаясь к монаху, спросил его: «Любезный брат, скажи мне, каково было твоё рассуждение вчера во время бывшего у нас пожара? Неужели ты вместе со всеми нами не поскорбел, когда злой человек поджёг наши монастырские постройки, хлев и гумно, в которых сгорело много пшеницы и погиб весь скот?» Отвечал инок: «Желаю, чтобы узнал, святой отче, что вся эта монастырская потеря не причинила мне ни малейшей скорби, потому что я имею обыкновение за всё, и за скорбное и за приятное, благодарить Бога и равнодушно принимать то и другое и уверен, что всё, сбывающееся с нами, попущением Божьего Промысла бывает для нашей же пользы. А потому не забочусь о том, мало или много имеем хлеба для нашего пропитания, будучи твёрдо уверен, что Бог может каждого из нас насытить одним ломтём так же, как целым хлебом. И таким образом без уныния и смущения провожу свою жизнь». Игумен начал противоречить ему и задавать различные вопросы, с тем чтобы заставить брата высказать свой образ мыслей и свои умоположения. Вот что ответил ему смиренный инок: «Вседневным приношением самого себя воле Божественной я так преуспел в покорности ей, что, если бы я наперёд узнал, что Бог непременно предустановил послать меня в преисподнюю, я не воспротивился бы и в этом Богу, только я точно знал бы, что Богу это угодно и что Он этого хочет; при этом скажу, что, если бы мне возможно было переменить это Божие определение одним моим произношением Господней молитвы Отче наш, истинно говорю, я не посмел бы этого сделать; но ещё усерднее молился бы Богу, чтобы Он сотворил со мной согласно Его всесвятейшей и всеправеднейшей воле и даровал бы Свою благодать, укрепляющую меня на веки вечные не думать ни о чём, противном Его святой воле». Игумен был поражён таким ответом и после обоюдного непродолжительного молчания сказал наконец иноку: «Иди, возлюбленный, иди, отче, и прилежно исполняй высказанное тобой твоё обещание Богу: ты нашёл небо вне неба, и пойми, что такая благодать не многим даруется от Бога; не много найдётся таких, которых бы никто не мог растревожить или оскорбить. Тот ограждён в жизни своей крепкими и неприступными стенами, кто всегда и во всём, что ни встречается с ним в жизни, согласуется с волей Божией, то есть принимает оное как посланное ему Богом».

3

Расставшись мирно с собеседником и сожителем своей обители, игумен, преисполненный удивлением, наедине начал размышлять: «Теперь я узнал, откуда этому человеку, которого мы считали ничтожным, презирали его и подсмеивались над ним, дарована благодать врачевания болезней. О, как высоко возносит благодать Святого Духа человека, который во всём согласует собственную волю с Божественной волей, и возможно ли, чтобы Бог осудил такового на вечные муки? Нет, это несвойственно Божией бесконечной благости! Я вынужден сознаться, что дорога, по которой идёт этот человек, – ни долгая, ни неудобная, напротив – это самый краткий и простой путь к достижению вершины несомненного и благонадёжного душевного успокоения. Путь этот не требует больших пустынножительных подвигов: ни чрезмерных постов, ни долговременных изнурений постоянным ночным бодрствованием – всё это вознаграждается одним истинным желанием во всём подчиняться вполне воле Божией. Это наше желание мы должны каждый день обновлять, поддерживать и укреплять самим делом, чтобы никогда и ни в чём не поступать нам по своему мудрованию против всепремудрой и всемогущей воли Божией». Святой Златоуст говорит: «Хотение (желание) производит силу всё превозмочь, как и нехотение (нежелание) делает для нас всё невозможным; нехотение – единственная причина наших немощей. Как велика сила хотения, которая делает нас могучими во всём, чего мы желаем, и немощными во всём, чего не желаем».

Если кто-либо утром молитвенно произведёт в сердце своём пред Богом такое настроение своего духа: «О, Господи Боже мой! Приношу Тебе всего себя в Твоё благое распоряжение, готов я на принятие всего, что Ты ни пошлёшь мне; теперь я разумно и совершенно понял, что без вразумления себя святыми Твоими заповедями я ничего не могу сам по себе сделать доброго, а потому даю Тебе обещание стараться всеми моими силами ни в чём не поступать против Твоей святой воли!» Несмотря на доброе утреннее настроение своего духа, этот же самый человек в тот же день заходит в бесчестный дом (например, игорный дом, терпимости и т.п.) и там становится участником позорных игрищ и других беззаконий, виновный пред Богом и людьми. Как назвать поступок такого человека? Он зло насмехается над Богом и ближними: одной рукой подаёт, как говорится, хлеб, а другой – змею. Поэтому смиренно предоставлять себя, или во всём предавать, воле Божией и в то же время грабить чужое имущество, порочить чужое имя и честь, завидовать другим, не уклоняться от гнева, но ещё умышленно возбуждать его в себе или в других, – это действия, выражающие насмешку над Богом и доброхотное, невозбраняемое открытие сердечных дверей для свободного входа в него всех страстных пожеланий и преступных деяний. Какие признаки любви найдём мы в них? Язык говорит: «люблю тебя», но на деле прими от меня пощёчину; или «не могу разлучиться с тобой», но, при случае, с этой высокой горы спихну тебя в глубокую пропасть; того, кого незадолго превозносил похвальными речами, теперь низвергаю в бездонный провал.

Но при всех таковых действиях мы нерадивые, извиняем себя льстивыми словами: «не мог я иначе поступить!» Таковым отвечает святой Златоуст: «Никто не может оправдываться тем, что он будто бы хотел (сделать что-либо доброе), но не мог; ибо бесспорно не мог потому, что не хотел. Пусть же хотящий, но будто бы не имеющий возможности сделать добро будет наказан, как и желавший зла, а действительно желающий добра и совершивший оное получит воздаяние своему делу – награду в Царствии Небесном», которое внутри нас самих: Царствие Божие внутрь вас есть, – ответил Христос на вопрос: Когда придёт Царствие Божие? (Лк 17:20–21).

4

Приведённый выше разговор двух иноков понятен каждому, и воистину нужно признаться, что никому не закрыта жизненная дорога к достижению верховного блаженства, доставляемого душе миром и спокойствием, обретаемым нами в крепком, непоколебимом уповании на Бога и совершенном предании себя и своих обстоятельств в волю Божию. Для входа в этот рай ни для кого не затворена дверь; кто во всём постоянно желает того только, чего желает Бог, то он уже вошёл в рай: здесь не имеет значения ни чин, ни пол, ни возраст. Впрочем, в упомянутой беседе двух монахов заключаются два главных положения, служащие к нашему наставлению, и всякий истинно сохранивший их в своём сердце получит от Бога всё доброе.

Первое положение: Должно быть нам несомненно уверенными и твёрдо содержать в здравом уме и памяти, что всё происходящее вообще в мире и, в частности, касающееся нас самих происходит по Божественному Промыслу, который, исправляя наши погрешности, приводит в конце концов всё к нашему усовершенствованию и блаженству теми способами и средствами, какие по неизречённым и для нас непостижимым судьбам Божиим Ему угодно употребить. Всякое нарушение вечных законов Божиих через Его же Промысл исправляется и восстанавливается. Красноречиво говорит об этом Сенека: «Одна причина порождает другую и влечёт за собой долгий ряд явлений как в общем мировом порядке, так и в особой жизни каждого человека. А поэтому мы должны быть мужественны и терпеливы, ибо все явления и деяния человеческие совершаются не так, как мы думаем и предполагаем о них, но так, как происходят они на самом деле. Издревле принято говорить: о чём плачешь и чему радуешься; ибо жизнь каждого разнится от жизни других весьма многими отличиями; но каждый, как один, так и другой, равно умирает. Будучи сами бренными, мы и от других терпим всё, такое же бренное, ничтожное. Зачем нам так негодовать, зачем роптать? К этому мы готовы: будем терпеть всякое уничижение, всякое расстройство в жизни. Пусть вещественная наша природа распоряжается нашим телом, как своей частью, по своему неразумному влечению: мы остаёмся радостными и мужественными в бессмертной душе своей, твёрдо веря, что ничто не погибает из нашего духовного существа, из того, что называем нашим “я”»^[84].

Второе: Мы обязаны делать всё то, что содержится в бессмертной и разумной душе нашей, чего требует наш здравый разум, совесть и сердце, предоставляя всё прочее, внешнее, в распоряжение Божественного Промысла. Мы должны быть довольны своим жребием (то есть всем, что дано нам Богом), не искать лучшего положения других людей, более нас знатных и богатых, и никому не завидовать. Такое расположение духа дарует нам ничем не возмутимое, ничем не нарушаемое спокойствие и душевный мир, защиту всех добродетелей. Никогда не достигают этого любящие те гибельные, скоропреходящие, но почитаемые блага, ради которых, по мнению любителей оных, они будут всеми уважаемы; вследствие чего более надеются на собственные успехи, чем полагаются на Промысл Божий, которому они мало доверяют. Такие люди и при малейших невзгодах падают духом, унывают и печалятся, подобно неразумным и легкомысленным детям, потерявшим свои побрякушки. Напротив, человек, не превозносящийся своими преимуществами и не унывающий при ущербе или и совершенной потере их, не падает духом, будучи крепко уверен в Божием о себе Промысле. Он ограждён в сердце своём щитом всех добродетелей – невозмутимым спокойствием, мужественно противостоит всем искушениям, желая только того, что Богу угодно делать с ним и относительно него.

Глава II. О том, возможно ли, чтобы кто-либо никогда не подвергался скорбям? Скорбей и неприятностей не избегает даже и тот, кто сообразует свою волю с Божественной волей

Соломон, эта бездна человеческой мудрости, разумно провозгласил, что не приключится праведнику никакого зла, в другом же переводе это выражено так: «праведного не опечалит никакое приключение» (Притч 12:21). Мудрый царь говорит здесь о приключениях, постигающих доброго человека против его воли, случайно. Произвольно сделанное нами зло, как, например, грехопадение, огорчает каждого порядочного человека, исполняет его сердце сожалением о сделанном и сокрушает печалью; но те внешние приключения, несчастье, оскорбление, лишение имущества, потеря чести и достоинства, повреждение здоровья, смерть дорогих нам людей не могут так сильно смущать и печалить праведного мужа, ибо такие испытания он принимает за благодеяния как милость Божию к себе, как намерение Божие приучить его к терпению и благодарит Бога за ниспосланное. Благорассудительному человеку всякое злоключение даёт повод к внимательности, осмотрительности и становится причиной добродетели. Поэтому некто из учителей, мудро изъясняя это, полагает, что случай есть то, что и присуще или не присуще человеку, кроме того, что случай причиняет вред простому человеку, т.е. невежде. Подобно этому и действительная скорбь или беда присутствует и не присутствует кроме того, что она производит покаянные размышления в душе праведника.

Праведный человек принимает всякое причинённое ему зло мужественным и радостным сердцем, тому есть верный свидетель, святой апостол Павел, который говорит: я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей (2 Кор 7:4). «Радуюсь, – говорит он, – не только в алчбе и жажде, не только в узах, темницах и ранах, не только в бедах, и стеснениях, и во всякой скорби нашей, и не только исполняюсь небольшим утешением, но преизбыточествую радостью, преизобилую весельем, когда бьют меня палками, когда побивают меня камнями, когда терплю кораблекрушение и целые сутки нахожусь в пучине морской» (ср.: 2 Кор 8:2; 11:23–30). Архиерей Турский Мартин^[85], как замечает Сульпиций Север, никогда не гневался, никогда не изъявлял печали об оскорблениях, оставаясь всегда спокойным в душе своей и неизменным. Истинно праведного мужа не смущает никакое бедственное приключение. Святитель Златоуст подтверждает это, говоря, что ничего нет тягостнее и печальнее, как прогневать Бога. Но мужа мудрого и праведного, свободного от сего тяжкого греха, ничто другое не может уже опечалить: ни скорбь, ни клевета, ни что-либо другое. Но подобно тому как малая искра, брошенная в море, тотчас же угасает, так каждая печаль, даже самая тяжкая, если попадёт в чистую, незамутнённую совесть, весьма скоро рассеивается^[86]. Иоанн Златоуст, желая наглядно представить этот же предмет, уподобляет наш ум видимому небу (своду небесному): «Небо – выше дождевых туч, но когда оно покрывается облаками, кажется мрачным, на самом же деле оно светло так же, как было прежде: так и мы, когда страдаем, то есть бываем окутаны печалью, как небо облаками, но небрежем об этом. Если и случается нам болеть или печалиться по немощи человеческой, но как или насколько бывает это тяжело?» Блаженный Амвросий говорит: «Пусть будет в страданиях нечто острое, жгущее; но мужественный ум какой боли не пересилит и не покроет собою: я не утверждаю, что море – неглубоко, на том основании, что берега его – мелки; что небо – неясно, потому что бывает иногда покрываемо облаками; что земля не имеет жизненной силы, потому что на некоторых местах нет растительности; что нивы – бесплодны, ибо местами не родится на них пшеница»^[87]. Так точно рассуждай и о плодородии доброй совести; оно может подлежать некоторому влиянию тяжких скорбей, но плодами богоугодной жизни, если и случится что-нибудь горестное, уменьшается это влияние и совершенно побеждаемо бывает, подобно тому как горсть плевел между пшеницей покрывается хорошим урожаем пшеницы. Итак, ничто скорбное, приключающееся праведнику, не убьёт его чрезмерной печалью: он узнает печаль, но не предаётся ей; покрывается небо мрачными облаками, но не переменяется; прорастают между пшеницей плевелы, но не заглушают её; совсем не печалиться в бедах – нечеловечно, а быть побеждаемому ими – недостойно доблести мужа.