Текст книги "Византия и Московская Русь"

Автор книги: Иоанн Мейендорф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Несомненно, что как для митрополита Кирилла, так и для Александра Невского решающими в том выборе, который они сделали во второй половине XIII века, были соображения реальной политики. В качестве новгородского князя, Александр возглавлял русские войска в двух решающих битвах с западными крестоносцами: против шведов на Неве (1240 г.) и против тевтонских рыцарей на Чудском озере (1242 г.). После смерти отца и брата Андрея, Александр был признан Батыем великим князем Владимирским и подтвердил свою лояльность татарскому хану, который, в отличие от крестоносцев, проявлял терпимость к русской церкви и, более того, вообще к культурному наследию «византийского содружества», в которое входила Русь. Как верно отмечали некоторые историки, интересы Александра и его политика вполне совпадали с интересами и политикой Никейской империи периода ее усиления и упрочения при императоре Иоанне Ватаце. Эта политика строилась на следующих факторах: Монгольская империя неколебима, она ослабляет турок–сельджуков, угрожающих Никее и Константинополю, и ее можно рассматривать как фактическую союзницу против экспансии запада; она контролирует торговые пути между Русью и Византией; она в целом терпимо относится к православной церкви. Если Даниил Галицкий еще мог искать поддержки у западных соседей, то князь Александр Невский надеяться на нее не мог. Митрополит Кирилл, со своей стороны, нес ответственность за паству, большинство которой жило на землях, принадлежавших Александру (и Золотой Орде). Политика лояльности по отношению к Монгольской империи могла только укрепить традиционные и канонические узы между Византией и Русью, интересы которых совпадали. [73]73
  Связь Никейской империи с Александром Невским, осуществлявшуюся в основном через церковь, хорошо понимал Приселков – 226, с. 104–105.


[Закрыть]

Никейские императоры постоянно предпринимали дипломатические усилия, чтобы достичь понимания с западными державами, т. е. в первую очередь с императором Фридрихом II и папством. Но западная распря между империей и духовной властью, как и неуступчивость папства в воззрениях на церковь, разрушили надежды на объединение, которые питал византийский двор в изгнании. В 1256 году закончились провалом переговоры между папой Александром IV и императором Феодором II Ласкарисом, [74]74
  86, с. 26–55.


[Закрыть] и никейское правительство предприняло шаги в противоположном направлении: к соглашению с татарами. В 1257 году император принял в Магнезии представительное татарское посольство, и почти немедленно византийское посольство отправилось в Золотую Орду. [75]75
  См.: М. А. Андреева, «Прием татарских послов при Никейском дворе» в «Сборнике статей, посвященных памяти Н. П. Кондакова», Прага. 1926 г., с. 187–200.


[Закрыть]

Наиболее значительными были последствия этих переговоров для Руси. Татарская власть консолидировалась и распространилась на Новгород (который так и не был покорен военным путем) и Галич с Волынью (великого князя Даниила вынудили порвать контакты с западом). Невозможно представить, чтобы эти события произошли без активного участия Александра Невского и митрополита Кирилла. Татары приказали произвести податную перепись в северной Руси, но летописи специально отмечают, что «игумены, монахи, священники, клирики и все, кто зрит на Пресвятую Богородицу и епископа», податью не облагались. [76]76
  207, стлб. 475.


[Закрыть] Десятью годами позже новый хан Менгу–Темир пожаловал митрополиту Кириллу ярлык, в котором расширял категории духовенства, не подлежащие обложению, и другие экономические привилегии церкви. [77]77
  227, с. 476; (текст ярлыка там же, с. 96–98); ср. 216, с. 14–15; Г. А. Федоров–Давыдов, «Общественный строй Золотой Орды», М., 1973, с. 34–35.


[Закрыть] Более того, в 1261 году в Сарай – ради многочисленной общины находившихся при ханском дворе русских, ради греческих дипломатов, часто приезжавших туда, и других православных посетителей столицы Золотой Орды – был назначен епископ, подчинявшийся митрополиту Кириллу. [78]78
  207, стлб. 476; ср. список последующих епископов Сарая в 167, с. 231. О многонациональном характере епархии см.: «Ответы» константинопольского синода Феогносту Сарайскому (1276 год) в 236, VI, Приложения, I, кол. 10 (речь идет о пришельцах из Алании и Зихии).


[Закрыть]

В свете этих событий мы можем лучше понять политику императора Михаила Палеолога в конце его правления, когда он, разочаровавшись в перспективах Лионской унии (1274 г.), склонился к союзу с татарами и Генуей. Мы уже видели, что русская митрополия игнорировала «униатство» Михаила, что даже после смерти великого князя Александра Невского в 1263 году она следовала политике лояльности по отношению к татарам и сопротивлялась посягательствам запада. Возможно, что митрополия, под нажимом хана, оказывала давление на Византию, чтобы удержать империю от союза с папством. Русские источники говорят о той роли, которую сыграли в установлении дипломатических контактов между Византией и Золотой Ордой епископ Саранский (который мог быть и греком) и русский митрополит. Согласно Никоновской летописи, епископ Саранский Феогност был послан в Константинополь «высокопреосвященным Кириллом, митрополитом Киевским и всея Руси» и «царем ордынским» Менгу–Темиром к патриарху и греческому императору Михаилу Палеологу. Он вез «письма и дары» и от митрополита, и от хана. [79]79
  235, X, М., 1965, с. 157; о важной роли митрополии как средства связи между Золотой Ордой и Византией см.: 216, с. 39, 45.


[Закрыть] Вряд ли можно сомневаться, что эти письма были связаны с помощью, которую оказывали татары Михаилу в его противостоянии Венеции и Анжуйской династии. Незамедлительно после смерти императора в декабре 1282 года уния с Римом была расторгнута, и Константинопольский патриархат вернулся к православию. Максим, преемник Кирилла, грек по происхождению, в 1283 году, сразу после поставления в митрополиты, предпринял поездку в Орду.

В 1300 году этот же митрополит, по–прежнему именуемый митрополитом «Киевским и всея Руси», перенес свою постоянную резиденцию во Владимир, где и умер в 1305 году. [80]80
  207, кол. 485. Летопись уточняет, что путешествие митрополита в Северную Русь не было простым архипастырским визитом, как в эпоху Кирилла, что набеги татар сделали его пребывание в Киеве невозможным и что он двинулся к Владимиру «со всем своим двором».


[Закрыть] Это событие – подготовленное деятельностью Кирилла – стало причиной многих важных изменений, которые ознаменовали XIV столетие.

Установление Латинской империи в 1204 году и татарское нашествие в Восточной Европе отметили конец Византии как политической, экономической и военной силы. Даже после освобождения Константинополя Михаилом Палеологом в 1261 году империя осталась небольшим государством, торговлю монополизировали генуэзцы, а на бывших территориях Византии возникли новые национальные государства – Болгария и Сербия, а также латинские герцогства. Влияние Византии определялось теперь исключительно традиционностью престижа «имперского города», высоким уровнем византийской культуры и искусства, восхищавших славянские народы. Однако, вне всяких сомнений, основой духовного и культурного единства Константинополя, балканских народов и Руси оставалась церковь. История русской митрополии, оставшейся один на один с Золотой Ордой и продолжавшей удерживать в своей юрисдикции всю без изъятий Русь, убедительно показывает высокую жизнеспособность религиозных и культурных ценностей, полученных от Византии. Перипетии ее существования в XIII веке уже обнаруживают черты церковной политики Византии в XIV: Византия – и особенно византийская церковь – часто искала возможности для церковной унии с папством, политических союзов с западными странами, но в перспективе предпочитала политику духовной независимости от запада. В культурном и религиозном отношении Византии меньше угрожали монголы и турки, нежели папство, тевтонские рыцари и западноевропейские королевства.

Глава III: Татары, их западные соседи и русские данники

В 1300 году монгольское Кипчакское ханство, столица которого находилась в Сарае, в низовьях Волги, и называлась также Золотой Ордой, крепко держало в своих руках всю теперешнюю Европейскую Россию. Распространение власти татар до берегов Черного моря заставило их впрямую соприкоснуться с Византией и с итальянскими городами–республиками Генуей и Венецией, а также основанными ими в Крыму богатыми торговыми городами. Крымский полуостров управлялся татарским эмиром, столица которого находилась в Солгате (или Крыму), к востоку от Кафы. Западные границы Монгольской империи не были строго очерчены: Болгария, Венгрия, Польша и Литва в разное время либо пережили монгольское завоевание, либо платили дань ханам. Однако сравнительное политическое спокойствие начала XIV века давало этим странам относительную независимость. Западные русские княжества, в качестве альтернативы татарскому игу, втягивались в орбиту Польши или Литвы. Контроль Тевтонского ордена над некоторыми прибалтийскими территориями был еще одним тревожным фактором, игравшим значительную роль в политических и религиозных отношениях Литвы, Польши и Руси. Мы кратко обсудим обстоятельства, наиболее существенные для каждого из этих районов в аспекте византийско–русских отношений.

1. Черное море

В 1226 году власть в Орде перешла в руки внука Батыя Менгу–Темира. На Руси он сопротивления не встретил и мог позволить себе некоторый либерализм, – летописи говорят, что при нем «Руси было облегчение от гнета поганых». [81]81
  246, с. 329.


[Закрыть] Новый хан также предпринял ряд действенных мер для развития торговли, на которой в значительной степени покоилось экономическое процветание Золотой Орды. Получил гарантии своих свобод и привилегий связанный с Балтикой торговый город Новгород, который хоть и не подвергался никогда прямому захвату со стороны татар, но управлялся князьями, которых утверждали в княжении ханы. [82]82
  186, с. 170–171.


[Закрыть] Менгу–Темир позаботился и о торговом пути в Средиземноморье, который проходил через Черное море и Византию. В марте 1261 года, по Нимфейскому договору, генуэзцы получили преимущественное право торговли в Константинополе, которое вскоре подтвердил император Михаил VIII. [83]83
  31, I, 3, 1889, с. 36–38.


[Закрыть] Несмотря на все перипетии отношений с византийцами и на упорную конкуренцию Венеции, Генуя сумела сохранить преимущество в Черном море в течение большей части XIV века. В 1266 году Менгу–Темир разрешил генуэзцам основать в Крыму знаменитый торговый город Кафу. [84]84
  Об этом разрешении упоминает Никифор Григора (Historia, ed. Bonn, II, с. 683–684). О возможной дате см. 67, с. 158–163; также 126, с. 30–31.


[Закрыть] Однако главный путь, по которому шла торговля между итальянскими купцами, византийцами и Монгольской империей, проходил через соседний крымский торговый порт Сугдею (итальянское Солдая, русское Сурож, монгольское Судак) [85]85
  Ср. 13, с. 200–205. 126, 29–40.


[Закрыть] древнее греческое поселение со смешанным греческим, русским и армянским населением, с 1223 года подвластное татарам.

Господство Генуи в черноморской торговле рабами, шерстью и индийскими, персидскими и китайскими товарами, поступавшими караванами через Сарай, было обеспечено, с одной стороны, постоянным контролем генуэзцев над Галатой – районом Золотого Рога в Константинополе, который уступил им император Михаил VIII, а с другой – военным контролем татар над торговыми путями. Таким образом, власть генуэзцев основывалась на двойном союзе с Византией и татарами, который давал Генуе контроль над Черным морем, ставшим (после закрытия других торговых путей на восток) нервным центром европейской торгово–экономической системы.

В случае с Византией, союз выглядел скорее как односторонняя зависимость ослабевшей империи от всесильных итальянских купцов. Однако Михаил VIII, ведший изощренную и рискованную дипломатическую игру и вынужденный дать Генуе торговую монополию, чтобы заручиться ее поддержкой против Латинской империи, которую поддерживала Венеция, после освобождения Константинополя попытался избавиться от генуэзской хватки. В 1265 году он официальным договором открыл Черное море Венеции (хотя этот договор противоречил предыдущему, заключенному с Генуей). Венеция от этого договора выигрывала очень много, но была вовлечена в военное столкновение с Генуей. В 1296 году венецианцы сумели захватить Кафу и в течение трех лет удерживали ее. [86]86
  67, с. 168–170.


[Закрыть] Венеция зорко охраняла свои интересы в этом районе и в 1332 году смогла получить от хана Узбека особый квартал в торговом городе Тана (современный Азов), в устье реки Дон. В том же году Венеции был уступлен город Воспоро (на «Босфоре Киммерийском», восточная оконечность Крымского полуострова), который венецианцы превратили в форпост Таны. [87]87
  Там же, с. 184.


[Закрыть] Венеция и Генуя периодически сталкивались (в 1352–1355 и в 1376–1381 гг.), и эти столкновения немедленно отзывались на внутренней политике Византии и в династической борьбе, потому что обе итальянские республики стремились получить поддержку византийского двора. Зачастую византийская политика заключалась преимущественно в натравливании итальянцев друг на друга. На практике, по крайней мере до Туринского мира (1381 год), генуэзцы одерживали верх, сохраняя укрепленные поселения в Галате до турецкого завоевания (1453 г.), а в Кафе до 1475 года. [88]88
  Е. Ч. Скжинская. «Генуэзцы в Константинополе в XIV веке», 251, I (XXVI), 1947, с. 233.


[Закрыть]

Отношение татар к итальянским поселениям не было последовательным. В конце XIII века могущественный хан Ногай, который номинально зависел от кипчакских ханов в Сарае, а фактически возглавлял независимую империю на северных берегах Черного моря и вел самостоятельную внешнюю политику, поддерживал венецианцев в борьбе против генуэзцев – сторонников Сарая, пока не был разбит Тохтой (1299–1300). [89]89
  186, с. 188–189.


[Закрыть] Сарайский хан Тохта неожиданно возмутился торговлей рабами, которую вели генуэзцы и в результате которой его собственные подданные попадали на ближневосточные невольничьи рынки. Хан захватил генуэзских купцов, находившихся в Сарае (1307 г.). и сжег Кафу (1308 г.). Город был отстроен генуэзцами при преемнике Тохты Узбеке. В 1343 году убийство татарского чиновника в Тане вызвало ярость хана Джанибека, изгнавшего итальянцев из Таны и осадившего Кафу. Осада, однако, не удалась. С течением времени союз татар и генуэзцев, основанный на глубоких общих интересах, был восстановлен, но потеря Таны имела длительные последствия для западноевропейской экономики. [90]90
  67, с. 187–188.


[Закрыть]

Возникновение на Черном море итальянских колоний повлекло за собой проникновение в этот район римских церковных чиновников и миссионеров. [91]91
  См., прежде всего, 96, с. 88–134.


[Закрыть] Подобно тому, как многочисленные папские миссии к татарам преследовали одновременно политические и миссионерские цели, пребывание латинского духовенства в итальянских поселениях отвечало и насущным церковным нуждам, и потребности расширения церковной дипломатии. Хотя Сурож по–прежнему оставался местопребыванием греческого православного митрополита, буллой Иоанна XXII 1318 года в Кафу был назначен римский епископ, юрисдикции которого позднее (1322 год) была подчинена обширная территория от Сарая до Варны. Первым епископом стал францисканский монах Иеремия. [92]92
  67, с. 172–173.


[Закрыть] Тот же папа Иоанн XXII, в тот самый год, когда Венеция добивалась привилегий в восточном Крыму (1333 год), основал митрополию в Воспоро (современная Керчь). [93]93
  Raynaldi, Annales 1333, № 17, 36–37.


[Закрыть] Присутствие в том же году на границе с византийской митрополией Зихии и Алании англичанина Геральда в качестве епископа Себастополиса (восточное побережье Черного моря) [94]94
  Там же, 1330, .№ 57.


[Закрыть] показывает, насколько перемешались друг с другом византийские и европейские поселения в этом районе. В 1357 и 1365 годах генуэзцы завладели городами Чембало и Сурож, и там также были учреждены римские епископаты.

В истории отношений Руси и Византии итальянские поселения на побережье Черного моря имели первостепенное значение в силу географических, экономических, политических и религиозных причин. В течение XIV века купцы, послы, церковные чиновники и паломники, направляющиеся из Константинополя на Русь и в обратном направлении, почти обязательно проходили через Сарай, Тану, Кафу и Сурож: их рассказы являются одним из важнейших источников по истории этой эпохи. С другой стороны, экономические и политические связи между Кипчакским ханством и Генуей, которая к тому же практически держала в своих руках экономику Византийской империи, имели важные последствия для Византии и Руси, поскольку генуэзцы располагали большими средствами для защиты своих интересов как в Константинополе, так и в Сарае. Представители, направлявшиеся папой на восток, служили посредниками в постоянно продолжавшихся переговорах об унии между Византией и Римом. В то же время, поскольку с падением Латинской империи представители папы не имели прямой власти над восточными христианами, они стремились дать византийским иерархам и богословам более высокое представление о латинском западе. В частности, доминиканский орден, с его сильной томистской традицией, представлял латинскую сторону в богословских спорах с греками. В 1334 году в Константинополе остановился доминиканец Франческо да Каммерино, назначенный папой Иоанном XXII главой вновь образованной Босфорской епархии, который вместе с другим доминиканцем, Ричардом Английским, епископом Херсонесским, [95]95
  Ср. 96, с. 128–130, а также 53, с. 189–201.


[Закрыть] вел длительные диспуты с Никифором Григорой и Варлаамом Калабрийцем, успешно выступавшими в качестве представителей греческой стороны. [96]96
  Об этих спорах см.: Gregoras (Historia, ed. Bonn, I, c. 501–504); 75; ПО.


[Закрыть] Доминиканский монастырь в Галате стал школой латинского языка и богословия для молодого византийского дипломата и ученого Дмитрия Кидониса, который вскоре выразил удивление по поводу того, что среди латинян можно найти не только безжалостных воинов (как франкские крестоносцы), не только ловких купцов (как итальянцы), но и образованных людей, способных лучше самих византийцев постигать премудрости древней философии. [97]97
  «Апология», 99, с. 365.


[Закрыть] Возникновение в Византии яркой и глубоко искренней партии «латино–фронов», выступавших за унию с Римом, было тесно связано с присутствием в империи итальянских купцов. Эта партия стала существенным элементом византийской истории, в частности, благодаря ей стало возможно обращение в католичество императора Иоанна V (1369 г.), а со временем – созыв Флорентийского собора, глубоко повлиявшего на русско–византийские отношения.

«Обращение к западу», которое происходило в Византии благодаря постоянным экономическим и культурным контактам с Италией, на Руси места не имело, потому что страна была отрезана от запада татарским владычеством. Ниже мы увидим, что в XIV веке генуэзцы, союзничавшие с Крымским ханством, были заинтересованы в укреплении татарской власти на Руси и, косвенно, в ослаблении прозападных тенденций.

2. Немецкие рыцари

Последними в Европе христианизировались народы, населявшие восточные берега Балтийского моря. По всей видимости, еще в XI веке восточное христианство проникало сюда, особенно в Карелию и Эстонию, из торгового Новгорода. [98]98
  Ср. 77, с. 71. (Я очень признателен профессору Киркинену и о. Рауно Пиетаринену за это указание).


[Закрыть] Однако в конце XII и особенно в XIII столетии здесь развернулось широкое наступление, религиозное и военное, латинского христианства, поддерживаемое папством, а также королевствами Швеции, Дании и Германии. Применение грубой военной силы в целях утверждения западного христианства – как это было при крестовых походах на Ближнем Востоке и при взятии Константинополя в 1204 году – спровоцировало длительное сопротивление языческого населения (которое оставалось таковым еще два века) и восточных христиан.

В Финляндии христианизация означала насильственное включение – и политическое, и культурное – в состав Шведского королевства. Это и было осуществлено военным путем в XIII веке. К югу от Финского залива инициатива принадлежала немцам. Центром миссионерской экспансии стала Рига, основанная около 1198 года бременскими купцами. здесь высадился немецкий епископ Альберт [99]99
  Ср. 57.


[Закрыть] во главе армии немецких и датских крестоносцев; в 1207 году Гогенштауфены признали его феодальным владетелем Латвии. Чтобы расширить свою власть, Альберт основал новый монашеский и военный орден «рыцарей меченосцев», известных также под именем «ливонских рыцарей», задачей которого было обращение язычников. Обеспокоенный союзом Альберта с Гогенштауфенами, папа Иннокентий III отделил Рижскую епархию от Бременской митрополии и подчинил ее непосредственно Риму. Он же установил прямой контроль над рыцарями (в 1204 году). В Эстонии исконно русский город Юрьев (Дорпат, Дерпт – современный Тарту) тоже стал резиденцией немецкого епископа.

Последующая деятельность Ливонского ордена, который вскоре получил в Прибалтике такую власть, что почти не зависел от местной римской церковной иерархии, и был бесконечно враждебен как коренному язычеству этих мест, так и восточному православию, также стала решающим фактором в политической и религиозной истории Руси. Ливонский орден, созданный в Риге, вскоре был усилен новым пополнением: тевтонскими рыцарями. Рыцари созданного в Германии Тевтонского ордена были участниками палестинского крестового похода (1191–1198 гг.), и в 1226 году Конрад Мазовецкий позвал орден для борьбы с пруссами – балтийским народом, соседствовавшим с католической Польшей. Рыцари приняли это приглашение и сумели покорить Пруссию. В 1249 году страна порабощенных пруссов стала собственностью ордена. В это время Тевтонский орден, при поощрении римской курии, объединился с рыцарями меченосцами, так что вся Прибалтика от Померании до Эстонии подпала под власть одного рыцарского ордена, за которым следовали немецкие колонисты. Рыцари засели в своих укрепленных городах и замках и оттуда управляли коренным, формально христианизированным населением и вели постоянную войну против соседей, особенно против православных русских и язычников–литовцев. Выше мы говорили о том, как Александр Невский встретил крестовый поход на восток, остановив шведов на реке Неве (1240 г.) и одержав победу над рыцарями на Чудском озере (1242 г.). Будучи великим князем Владимирским, Александр не имел иной реальной политической альтернативы, кроме лояльности кипчакскому хану, сколь бы ни было ненавистно для Руси татарское иго. Дух крестовых походов, который несли с собой шведы и особенно немецкие рыцари, вызывал у русских такую же реакцию, как реакция греков на захват Константинополя: западное латинское христианство отождествляли с захватами крестоносцев и насильственным приобщением к чужой культуре. [100]100
  В целом очень подробное исследование А. М. Аммана (3) обнаруживает совершенную невосприимчивость к этому аспекту проблемы и подвергает резкой критике действия Александра.


[Закрыть] Стоит отметить, что те православные страны, которые избежали прямого завоевания крестоносцами – Болгария, Сербия и Галицко–Волынское княжество – были гораздо более открыты для контактов с западом и даже (пускай на короткий срок) принимали политическое главенство пап. [101]101
  Вернадский хорошо показал, как по–разному относились к этому Александр Невский и Даниил Галицкий (186, с. 148–150).


[Закрыть] Здесь скрыт ключ к пониманию отношений Византии и Москвы XIV века в их противопоставленности более осторожной позиции восточной церкви к западным русским княжествам. Завоевание средневековым папством, одержавшим победу над империей, политического главенства в латинском христианстве, а также то, что папа одобрил вооруженный захват как законный способ христианизации мусульман и язычников и латинскую экспансию среди восточных христиан, сгубило существовавшие для сближения возможности. Поэтому призыв папы к объединению христиан против татар, может быть и искренний, звучал неубедительно в Прибалтике, где, при поддержке и поощрении папы, немецкие рыцари и колонисты ожесточенно добивались покорения местных язычников и православных русских. Агрессии рыцарей сопротивлялись не только северо–русские княжества, но и литовцы – последний европейский народ, остававшийся в XIII веке языческим.

3. Возвышение Литвы

Двойное сопротивление татарским набегам с востока и немецкому натиску с запада преобразило раздробленные литовские племена в сильную, единую нацию с богатыми культурными традициями, так что в конце концов литовские князья стали покровительствовать русским землям, высвобождавшимся из–под власти татар. С самого начала проникновения немцев в Прибалтику литовцы были их самыми опасными врагами. Именно в результате разгрома ливонских рыцарей литовцами в 1236 году – в 1237–ом произошло слияние Ливонского и Тевтонского ордена. С другой стороны, борьба против рыцарей и их польских союзников часто вела к соглашениям между язычниками литовцами и православными русскими. [102]102
  См., в частности, их реакцию на вторжение рыцарей и поляков на Волынь в 1337–1338 годах (204, кол. 776).


[Закрыть] Объединил Литву в основном великий князь Миндовг (начало 1230–х – 1263 г.). В течение первых десятилетий его правления успех был на стороне западных крестоносцев. Натиск ордена, военные неудачи, непокорство литовских же племенных вождей заставили Миндовга искать примирения с немцами. В 1250 году он заключил соглашение с гроссмейстером ордена, послал ему «дары многие» и согласился «отправить к папе послов и креститься». [103]103
  204, кол. 816–817.


[Закрыть] Крещение действительно состоялось – предположительно в 1253 году. Миндовг получил от папы королевскую корону и, оставив своих бывших союзников, выступил вместе с рыцарями против Галиции. В 1253 году, как мы видели ранее, королевскую корону получил от папы и Даниил Галицкий. Союз между Миндовгом и Даниилом – в рамках их общего подчинения папству – был скреплен браками между их детьми. В новых условиях Миндовг сумел захватить власть над русскими княжествами Полоцким и Смоленским, и даже предпринял поход на Киев.

Однако в 1258–1259 годах Литва вплотную столкнулась с татарами, и положение Миндовга изменилось. Только по чистой случайности, возможно, Батый опустошил земли к югу и востоку от Литвы, а не саму Литву. Растущие притязания Миндовга и его настойчивое стремление завладеть русскими княжествами вызвали гнев Золотой Орды. Хан Берке послал своего полководца Бурундая против Литвы, приказав Даниилу Галипкому и другим западнорусским князьям к нему присоединиться. Новгородская летопись, по–видимому, не совсем точно говорит, что татары «всю землю литовскую взяли и людей убили». [104]104
  218, с. 310.


[Закрыть] В действительности удалось избежать окончательного разгрома, и поход Бурундая в основном имел следствием подчинение татарской власти Галича и Волыни, но не Литвы. Великий князь Литовский даже выиграл в новой ситуации, захватив еще кое–какие русские земли. [105]105
  См. 220, с. 381–382.


[Закрыть] Но он был вынужден еще раз порвать со своими союзниками и окончательно разошелся с орденом. В 1260 году Миндовг нанес рыцарям сокрушительное поражение при Дурбе и заключил антинемецкий союз с Александром Невским. Он отрекся также от латинской веры. Ипатьевская летопись правильно, конечно, характеризует его обращение в 1251 году как акт политический и лицемерный. [106]106
  «Крещение его было ложным, потому что он продолжал тайно поклоняться своим богам». (204, кол. 816–817).


[Закрыть]

Миндовг был убит в 1263 году литовской знатью, выступавшей против политики объединения, но то, что он сделал, своего значения не утратило. В конце XIII столетия и в течение большей части XIV великое княжество Литовское оставалось единым и достаточно сильным, чтобы сопротивляться и немецкому завоеванию, и татарам. Правящая династия оставалась языческой, но это литовское язычество все более выглядело историческим анахронизмом на фоне контактов с западом и постепенно расширяющейся властью над русскими княжествами с православным населением. Все более чувствовалась неизбежность обращения в христианство, но это ставило литовских князей перед необходимостью выбора между востоком и западом. Стоявшая перед Литвой религиозная дилемма была также дилеммой культурной и политической. Поскольку Литва в течение XIV века играла большую роль в русской истории, религиозная политика ее князей влияла также на русско–византийские отношения. Еще в XIII веке некоторые знатные литовцы приняли православное крещение: в 1255–1256 году князь Довмонт «с тремястами литовцами, и женщинами, и детьми» [107]107
  218, с. 85.


[Закрыть] прибыл в Псков, был крещен в православную веру и вскоре стал князем этого русского города–республики, возглавляя псковские дружины в походах против соседних немецких рыцарей и своих соплеменников литовцев. [108]108
  Довмонт был канонизирован Православной Церковью; см. его житие, составленное в XIV веке, у Н. И. Серебрянского, «Древнерусские княжеские жития» (Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете, III), M., 1915, с. 138–156.


[Закрыть] В XIV веке и другие литовские князья вполне благосклонно относились к мысли о вступлении в «византийское содружество» через посредство православной церкви. Но если бы в православие крестилась вся Литва, то на практике это могло означать включение ее в орбиту Монгольской империи через Москву, где находилась резиденция митрополита Киевского и всея Руси. Именно поэтому литовские великие князья добивались от Византии учреждения особой литовской митрополии – главный вопрос XIV века, который будет обсуждаться ниже. Обращение к западу было еще менее привлекательным, потому что означало подчинение немецким рыцарям, прямым врагам Литвы. Выше мы видели, что Миндовг под давлением ордена на некоторое время усвоил западно–латинскую ориентацию. Его преемники широко использовали политические возможности, открывавшиеся благодаря конфликту ордена с архиепископом Рижским и рижским магистратом. Тяжесть рыцарского правления испытывали на себе не только их литовские и православные русские соседи, но и европейские собратья. С другой стороны, экономические и политические права ордена и архиепископа Рижского – и орден, и архиепископ непосредственно подчинялись Риму – не были точно определены.

Литовцы активно поддерживали архиепископа и город, и в 1298 году послы великого князя Литовского Витена, прибывшие в Ригу, пожелали принять латинскую веру и заключить союз против рыцарей, причем они явно рассчитывали на поддержку папы. [109]109
  Об этих переговорах см., в частности, В. Г. Василевский, «Обращение Гедимина в католичество», 253, № 159, СПб. 1872, с. 148.


[Закрыть] На некоторое время эти планы были отодвинуты военной победой ордена, но ими не исчерпывалась возможность политических маневров, о чем свидетельствует документ, датируемый приблизительно 1309 годом. Наместник грека–митрополита Киевского, православный русский епископ Полоцка, находившегося под властью Литвы, обращается к членам рижского магистрата как к своим «детям», а к великому князю Витену как к своему «сыну»; он приветствует жителей Риги, благословляет их и просит их дружбы. [110]110
  Там же, с. 151.


[Закрыть]

Это послание, наравне с другими источниками, рисует атмосферу религиозной терпимости в Литве, в противоположность железному управлению ордена. Папа Климент V сам некоторое время поддерживал жалобы Риги против рыцарей, которые на короткое время (1312–1313гг.) были даже отлучены им от церкви, но окончательного разрешения этот конфликт не получил, и орден сохранил свои позиции на Балтике.

Преемник Витена Гедимин (1316–1341 гг.) в совершенстве обладал умением строить империю. Он не только усилил великое княжество, унаследованное им от Миндовга, но и значительно расширил свою власть над русскими землями, ранее контролировавшимися Кипчакским ханством: ему подчинились княжества Минское, Пинское, Туровское, Брестское и Витебское вся территория современной Белоруссии. Полоцк и «Черная Русь» были завоеваны еще Миндовгом. Гедимин активно поддерживал Псков в борьбе с рыцарями и сумел посадить своего сына Наримонта на княжеский престол в Новгороде. В 1340 году другой его сын, Любарт, стал князем Волынским. Несколько дочерей Гедимина вышли замуж за русских князей; наиболее важным был брак между его дочерью Марией и Дмитрием Алексеевичем Тверским. В своих посланиях Гедимин подписывался «королем литовским и русским» (Lethowinorum Ruthenorumque rex). Восточное православие постепенно становилось преобладающим вероисповеданием в его государстве: православие приняли сыновья Гедимина, которые женились на русских княжнах и получили княжества в русских землях, да и языческие подданные попадали под возрастающее влияние православного большинства.

Тем не менее, ничто не свидетельствует о сколько–нибудь серьезном намерении самого Гедимина принять православие, в то время как в 1322–1323 гг. обращение его в католичество казалось вполне реальным. Правитель Литвы мог чувствовать личное влечение к римскому католицизму и к Западной Европе и, как Миндовг и Витен, считать, что принятие католичества – вернейшее средство для предотвращения постоянной угрозы со стороны тевтонских рыцарей. Он находился фактически в том же положении, что и византийский император Михаил Палеолог, который искал у Рима защиты от крестоносной угрозы Карла Анжуйского.

В 1322 году Гедимин обратился к папе Иоанну XXII, находившемуся в Авиньоне, с гневными жалобами на орден, с выражением дружбы и лояльности по отношению к Риге, еще одной жертве рыцарей, и с изъявлением своей склонности к римскому католицизму. Гедимин извещал папу, что построил в своей новой столице Вильно две церкви, и, наконец, просил прислать в Литву папских легатов. Такие же письма были отправлены в германские города и орденам доминиканцев и францисканцев, миссионеры которых находились в Литве. [111]111
  Об этих событиях см.: В. Г. Василевский, (см. прим. 29), с. 152–161; также 220 и 160.


[Закрыть] В результате действий Гедимина было заключено перемирие с немцами, но литовский князь все–таки не принял латинской веры: легатам, которые приехали в Вильно в 1324 году, сообщили, что Гедимин передумал. Согласно донесению легатов, князь даже уклонился от второй встречи с ними под предлогом, что «занят с татарами». [112]112
  «Nam cum tartaris erat impeditus». Доклад легатов в: «Русско–литовские акты», изд. К. Е. Наперским. СПб., 1863 (цит. по Василевскому, иит. соч., с. 192).


[Закрыть]