Текст книги "Византия и Московская Русь"

Автор книги: Иоанн Мейендорф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава IX. Митрополит Киприан и московский сепаратизм. (1376–1381)

2 декабря 1375 года Филофей посвятил в Константинополе своего бывшего посла в России, болгарского монаха Киприана, на кафедру «митрополита Киевского, Русского и Литовского». [558]558
  Дату называет сам Киприан в своем «Завещании», воспроизведенном в летописи (217, с. 196); ср. 201, с. 214. Первоначальный титул нового митрополита находим в синодальном постановлении 1389 года: 102, II. 120. Тинефельд (177, с. 375) на основании постановления 1380 года утверждает, что официальным титулом Киприана был ΚυΕβου και Λιτβών. Однако постановление 1380 года очень небрежно передает титулы (это относится и к титулу Λιτβών και Μικράς 'Ρωσίας, 102, II, 13). Киприан всегда утверждал, что сначала он был поставлен митрополитом «русским».


[Закрыть] Необычными были и титул, и выбор времени: митрополит Алексий был еще жив и назывался «митрополитом Киевским и всея Руси». Те, кто по политическим или идеологическим соображениям находились в оппозиции к Филофею и Киприану, сочли поставление неканоническим. [559]559
  Именно так было, в частности, с синодальным постановлением патриарха Нила 1380 года. (См. 102, II, 12–18).


[Закрыть] Менее пристрастное изложение дела, освещающее истинные побуждения Филофея, можно найти в акте патриарха Антония (1389 г.). [560]560
  Поставленеє Киприана и последствия его по–разному интерпретировались в 1380 (102, II, 12–18) и в 1389 году (102, II, 116–129). Однако в целом рассказ 1389 года кажется более объективным и точным (см. 134. с. 87–88). См. обширные выдержки из обоих документов в Приложении 10.


[Закрыть] Филофей отнюдь не стремился разделять митрополию, как это было в случае с посвящением Романа Каллистом в 1355 году. Он сознавал, что назначение второго митрополита при жизни предшественника возможно лишь в рассуждение «величайшей икономии» (οικονομία μεγίστη χρησάμενος). [561]561
  Византийский канонический принцип икономии часто и неточно понимают как произвольное применение канонов в интересах политики. На самом деле, однако, принцип «икономии» предполагает заботу о спасении «многих*, чего подчас нельзя достичь прямым и формальным применением канонических правил. Понятие это основано на новозаветной терминологии. (См. 106, с. 88–90). В случае назначения Киприана, икономия означала заботу о православном населении государства Ольгерда.


[Закрыть] Патриарх был озабочен тем, что на подвластных Ольгерду землях «многочисленный народ лишен епископского смотрения, стоит на краю ужасной катастрофы и духовной гибели, ему угрожает присоединение к другой церкви». Он, впрочем, не хочет «делить Русь на две митрополии» и потому назначает Киприана митрополитом тех областей, которые «митрополит Алексий в течение многих лет оставлял без пастырского попечения». Патриархат по–прежнему придерживался той политики, что «в будущем вновь должно быть восстановлено прежнее положение дел и единое управление митрополией». Поэтому в акте избрания (декабрь 1375 года) (συνοδική πραξις) указывалось, что «после смерти Алексия Киприан должен взять на себя управление всей Русью и стать митрополитом «всея Руси». [562]562
  102, II, 120. К сожалению, не сохранился синодальный акт 1375 года, за исключением небольшого отрывка. (Акт 1389 года см.: 102, II, с. 120). Однако в акте 1380 года обсуждается и критикуется его содержание (102, 11, с. 12–18). Последний текст подтверждает, что Ольгерд намеревался поставить католического митрополита в Литве (102, II, 16). Большинство русских историков, в том числе Е. Е. Голубинский, разделяли точку зрения, выраженную в акте 1380 года, и полагали, что назначение Киприана было жестом враждебности по отношению к святителю Алексию, гибельным для единства митрополии. Противоположный взгляд, с которым согласен и я, см.: А. Е. Пресняков, «Образование великорусского государства», Пгр., 1918, с. 314–317; а также И. Н. Шабатин, «Из истории русской церкви», Вестник русского западноевропейского патриаршего экзархата, 49, 1965, с. 43–45.


[Закрыть]

Таким образом, Филофей оставался верен позиции, которую занял в 1370 году; русская митрополия должна оставаться единой, но митрополит Алексий, политический приверженец Москвы, не может сохранить это единство и соблюсти интересы «византийского содружества». [563]563
  Во всех документах патриархата после 1370 года, как и в послании Киприана преп. Сергию, единственный упрек обращен к святителю Алексию, в других отношениях глубоко чтимому, – в его неспособности – или нежелании – посещать Киев, Малую Русь и Литву.


[Закрыть] Положение было настолько острым, что дожидаться кончины Алексия, чью дружбу и преданность Филофей продолжал высоко ценить, не представлялось возможным. Хитроумный патриарх разрешил дилемму, временно прибегнув к «икономии» и воспользовавшись помощью доверенного дипломата, удачливость которого в примирении русских князей уже дала себя знать в 1373–1375 гг. Личных связей Киприана – не только с Алексием, но и с русским монашеством, в частности, преп. Сергием, – было, казалось бы, достаточно, чтобы со временем он был принят как митрополит «всея Руси».

Нам сравнительно немного известно о биографии Киприана до его приезда в Россию. [564]564
  Среди последних исследований о Киприане см., в частности, 173, 197, 134.


[Закрыть] Вряд ли он действительно принадлежал к болгарскому роду Цамблаков, как обычно утверждалось ранее: текст, на котором основано это утверждение, не вполне ясен. [565]565
  Григорий Цамблак, митрополит Киевский (1415–1419 гг.), говорил о Киприане как о «брате нашего отца» (195, с. 185). Обычно это понимали в том смысле, что Киприан был дядей Григория и, соответственно, Цамблаком. Но текст может говорить и о духовных узах между Киприаном и патриархом Евфимием Тырновским, общим «отцом» всех болгарских монахов (ср. 70, с. 372–382).


[Закрыть] Он, несомненно, был болгарином и монашествовал на Афоне, [566]566
  Он сам говорит о себе как о постриженнике Святой Горы в «Ответах» св. Афанасию Высоцкому (236, стлб. 263).


[Закрыть] а когда вошел в тесный круг сподвижников Филофея (οικείος καλόγηρος), то не порывал своих личных связей в Болгарии. [567]567
  102, II, 118.


[Закрыть] Дипломат, переводчик на славянский язык многих византийских текстов, проводник исихастской духовности, последовательный сторонник Константинопольского патриархата, Киприан после многих лет борьбы сумел добиться своего и занять митрополичью кафедру в Москве. Но совершилось это только в 1390 году. Не может быть сомнений, что именно эту цель он преследовал с самого момента поставления. В намерения Киприана, – как и в намерения патриарха Филофея, – никогда не входило ограничить свою деятельность Литвой; все его устремления были направлены на восстановление единой Киевской митрополии. Прибыв в Киев 9 июня 1376 года, [568]568
  Он сам называет это число в крайне интересном личном послании преп. Сергию и другим монахам, написанном 23 июня 1378 года. (236, стлб. 181–182 и Приложение 8). В письме также содержатся сведения о его деятельности в 1376–1378 годах.


[Закрыть] Киприан в полной мере использовал на литовских и польских землях ту политическую и церковную независимость, которую давало ему достоинство патриаршего и императорского посла. Он поставил епископа на давно пустовавшую кафедру Владимира–Волынского, вернул утраченные было имущества митрополичьей резиденции в Новогрудке и Софийского собора в Киеве. Он явно завоевал доверие Ольгерда, а впоследствии его сына Ягайло, который, возможно, был православным христианином. Что же касается старшинства русских князей, то он придерживался официальной византийской позиции. Как и Кантакузин в 1347 году, он подтвердил главенство великого князя Владимирского и Московского: «Я молюсь о нем Богу, – писал он преп. Сергию, – о его княгине и детях; я всем сердцем люблю его и желаю блага ему и его государству… Когда бы я ни служил божественной литургии, я приказывал, чтобы прежде всего многолетие возглашалось ему, а уже потом – другим». [569]569
  Поставление епископа на Владимиро–Волынскую кафедру, которая подлежала юрисдикции митрополита Галицкого, показывает, по–видимому, что Антоний Галицкий умер до 1375 г. и что Филофей передал «Малую Русь» в ведение Киприана. То же подтверждается, как будто, назначением в 1381 году нового митрополита Галицкого (его имя неизвестно) патриархом Нилом (149, V, с. 305; ср. 239, с. 536).


[Закрыть] Пробуя почву в Новгороде, Киприан, извещая новгородского архиепископа о своем поставлений патриархом Филофеем, уважительно отнесся к выражавшейся новгородцами верности Москве. [570]570
  218, с. 374.


[Закрыть] Кроме того, в послании преп. Сергию Киприан писал, что просит Ольгерда за промосковских пленников (в частности, кашинцев).

Но эти знаки лояльности не смогли примирить Москву с фактом назначения Киприана киевским митрополитом. Боярская партия, которая оказывала в это время решающее влияние на великого князя, [571]571
  См., в частности, 229, с. 104–105.


[Закрыть] считала, что, после падения Твери в 1375 году, угрожавший Москве союз Ольгерд–Тверь–Орда распался и что теперь московские интересы требуют возвращения к старой политике подчинения татарам и дружбы с их союзниками – генуэзскими купцами. Эту партию мало заботило более широкое единство «земли Русской», в которую входил весь юго–запад бывшей Киевской Руси. Ее поглощали скорее сиюминутные местные интересы, и митрополию она хотела сделать орудием их удовлетворения в рамках Монгольской империи. Эта партия не видела нужды в союзе с Литвой и в стремлении освободиться от татарского ига, потому что этот союз лишил бы Москву только что обретенного чувства уверенности в собственных силах и значении. Однако не все москвичи разделяли такие провинциалистские взгляды. Монашеские и церковные круги, одушевленные универсалистской идеологией византийского традиционализма, считали, что «митрополия всея Руси» должна обязательно включать Киев и весь юго–запад, и благоприятствовали союзу русских князей против татар. Посещая в 1373–1374 годах Литву, Тверь и Москву, Киприан, имевший влиятельных сторонников в лице преп. Сергия и Симоновского игумена Феодора, содействовал созданию такой коалиции. Переписка между этими столпами русского монашества и Киприаном в 1378 году показывает, что монахи также поддерживали его как митрополита. Более того, оказывается, что и сам престарелый Алексий, в 50–е—60–е годы, т. е. в период регентства, волей–неволей ставший настоящим воплощением московского национализма, на склоне лет понял остроту политической дилеммы, стоявшей перед церковью, и стал поддерживать Киприана. Поскольку личные враги и современники Киприана считали его соперником святителя Алексия, совпадение взглядов этих двух центральных фигур русской церковной истории XIV века в том, что было первостепенно важно, имеет решающее значение. На такое совпадение указывает следующее: а) летописи говорят о близких отношениях Киприана и Алексия во время первого посещения Киприаном Руси (1373–1375 гг.); [572]572
  См. гл. 8.


[Закрыть] в 1378 году Киприан подтверждал наличие таких отношений, отвергая зачисление Алексия в стан его врагов; [573]573
  «Они изрыгают хулу на нашего брата митрополита». – Послание преп. Сергию, 236, с. 180.


[Закрыть] более того, синодальное постановление 1380 года, враждебное Киприану и склонное отрицательно истолковывать любые его действия, признает, что в 1373 году миссия Киприана состояла в примирении русских князей (είρηνεύσοντα αυτούς μετ ' αλλήλων), что в 1375 году митрополит Алексий был вполне уверен в его добрых намерениях и благорасположен к нему (την υπέρ αυτού πασαν άναδεξαμενου φροντίδα), будучи его другом (φίλος). [574]574
  102, II, 13–14.


[Закрыть] б) Кроме того, в 1374 году митрополит Алексий посвятил в епископы Суздальские архимандрита Дионисия – убежденного сторонника монашеской партии и верности Византии, [575]575
  246, с. 395.


[Закрыть] а перед смертью пожелал, чтобы преп. Сергий Радонежский сменил его на кафедре митрополии. [576]576
  Преп. Епифаний, «Житие преп. Сергия», изданное Н. С. Тихонравовым, с. 55–56.


[Закрыть] в) Когда в 1376 году, после приезда Киприана в Киев, князь Дмитрий Иванович резко воспротивился поставленню Киприана, святитель Алексий – как передает даже акт 1380 года – прилагал все силы, чтобы окружными посланиями и личными увещаниями успокоить возмущение. [577]577
  102, II, 14; ср. также 239, с. 462.


[Закрыть] Если бы Алексий опротестовал каноничность поставлення Киприана, в акте 1380 года об этом бы, конечно, упомянулось. Можно, скорее, думать, что патриарх Филофей позаботился объяснить, что поставление Киприана есть единственное средство сохранить митрополию единой после смерти Алексия, что эти объяснения были доставлены Алексию зимой 1375–1376 года двумя особыми послами патриарха, протодьяконами–греками Георгием и Иоанном, и что престарелый митрополит счел эти объяснения удовлетворительными. [578]578
  246, с. 401. Заманчиво отождествить этих двух протодьяконов с известными византийскими специалистами по русским делам – Георгием Пердикой и Иоанном Докианом, ср. 233, с. 48–49.


[Закрыть]

Все это подтверждает, что Киприан верно понял завещание Алексия, о чем речь ниже: в высшей степени сомнительно, чтобы митрополит поддался давлению боярской партии и согласился с назначением Михаила–Митяя, санкционируя тем самым разделение митрополии.

В течение нескольких последовавших за поставлением Киприана в митрополиты Киевские лет главные участники великой русской драмы покинули историческую сцену. В 1376 году прогенуэзский император Андроник IV отстранил патриарха Филофея. В 1377 году умер Ольгерд Литовский, оставив княжество своему сыну Ягайло. Наконец, 12 февраля 1378 года скончался восьмидесятилетний святитель Алексий. Его смерть вызвала новый продолжительный кризис в русско–византийских отношениях.

1. Византия, Генуя и Золотая Орда

Выше мы говорили о значении генуэзских и венецианских поселений на северных берегах Черного моря для понимания восточноевропейской истории XIV века. Византийская империя не могла принимать важных внешнеполитических решений, затрагивавших итальянские интересы, без одобрения Венеции или Генуи: ведь генуэзцы владели Галатой, а венецианцы крепко держались в Эгейском море и Крыму. Однако жестокое соперничество этих двух итальянских республик подчас давало византийцам возможность лавировать. Иоанн VI Кантакузин (1347–1354 гг.) пытался избавить Византию от генуэзской хватки с помощью венецианцев, но потерпел провал. Генуэзцы, при помощи усиливавшихся оттоманских турок, – которым предложили определенные экономические выгоды, – в 1354 году добились ухода Кантакузина и возвращения Иоанна V.

За безуспешной поездкой Иоанна V в Рим (1369–1370 гг.), которая показала, что даже обратившемуся в римскую веру императору папство не может оказать помощи или хотя бы положить конец изнуряющей конкуренции Венеции и Генуи, последовала ошеломительная победа султана Мурада над сербами, которая обеспечила туркам контроль над большей частью Балканского полуострова. В 1372–1373 годах Иоанн V заключил с Мурадом договор, который практически сделал его вассалом турок.

Изменившаяся ситуация не прекратила борьбы итальянских республик. Только теперь Венеция и Генуя имели дело с Мурадом, а не с византийцами и при помощи турок смещали и назначали византийских императоров. Так, в 1376 году генуэзцы низложили – с турецкой помощью – императора Иоанна V, который отдал Венеции остров Тенедос, и возвели на трон его сына Андроника IV, обещавшего этот же остров Генуе. Выше мы видели, что насущные торговые интересы Генуи требовали взаимодействия с Золотой Ордой. Поэтому вполне естественно, что генуэзские дипломаты и купцы готовы были помогать татарам сохранить их господство на Руси. Сведения о деятельности генуэзцев в Москве очень скудны, [579]579
  Одна из причин этого пробела в том. что в патриаршем реестре нет ни одного акта, относящегося к правлению патриарха Макария (1376–1379 гг.), поставление которого прогенуэзским императором Андроником IV расценивалось как незаконное.


[Закрыть] но русские летописи упоминают «сурожан» (т. е. жителей Сурожа, Сугдеи), политические цели которых, в отличие от их национальности, совершенно очевидны. [580]580
  Русские историки дебатировали вопрос о том, были ли «сурожане» армянами, греками, итальянцами или русскими купцами, связанными с Сурожем. (В. Е. Сыроечковский, «Гости–сурожане», М., 1935; В. Е. Левченко, «Очерки по истории русско–византийских отношений», М., 1956, с. 525–526; 244, с. 22 и др.). Вопрос о национальности сурожан нам кажется совершенно второстепенным. В летописях вполне определенно описана их политическая роль как генуэзских дипломатических агентов, сторонников татар.


[Закрыть] После 1370 года они активно сопротивлялись планам примирения Москвы, Твери и Литвы, которые вынашивали патриарх Филофей и его посол Киприан и которые угрожали власти Мамая над Русью. В 1374 году, когда примирение, казалось, было достигнуто, Некомат Сурожанин, в сопровождении татарского посла, сновал между Москвой, Тверью и Литвой и в конце концов привез из Орды грамоту, объявлявшую Михаила Тверского великим князем. Тогда Михаил Александрович нарушил клятвенное обещание о мире и союзничестве с московским князем. [581]581
  237, с. 109–110; 200, с. ПО.


[Закрыть] За покорением Твери москвичами в 1375 году – это был явный вызов Мамаю – последовали годы колебаний со стороны князя Дмитрия Ивановича. Боярская партия в Москве хотела традиционной лояльности по отношению к Орде. В прошлом Византия и церковь поддерживали эту стратегию, но теперь против нее выступали Филофей, Киприан и их друзья–монахи в Москве, желавшие мира с Литвой и свержения татарского ига. Дмитрий был вынужден искать Алексию такого преемника, который бы проводил протатарскую политику, даже если при этом будет страдать православное население Литвы и единству митрополии наступит конец. Но, чтобы иметь такого митрополита, надо было отвергнуть Киприана. Источники несколько раз упоминают генуэзские деньги, употреблявшиеся для поддержки «московского» митрополита, что показывает, насколько активно генуэзские торговцы были вовлечены в византийскую и русскую церковную политику.

С 1375–го по 1380 год велись активные дипломатические маневры. Мамай и его генуэзские союзники старались с помощью дипломатии и денег восстановить прежнее господство татар над теряющим терпенье русским народом. Обе стороны желали – и боялись – прямого военного столкновения. Военные стычки происходили с переменным успехом. [582]582
  В 1376 году Дмитрий ненадолго овладел Великими Болгарами на нижней Волге. В 1377 году татары разбили небольшую русскую армию на реке Пьяне, но в 1378 крупная карательная экспедиция, возглавлявшаяся одним из приближенных Мамая, была остановлена русскими на реке Воже, к юго–западу от Москвы.


[Закрыть] Наконец, в 1380 году Мамай решил покончить с Москвой и, как это часто делали в прошлом его предшественники, сокрушить русских одним мощным ударом. Конечно, эти события затрагивали перспективы византийского религиозного, культурного и политического присутствия на Руси. До 1376 года крепкая рука патриарха Филофея такое присутствие успешно обеспечивала. Несмотря на унизительное положение императора Иоанна V, патриарх мог проводить в России совершенно самостоятельную политику, в частности, через посредство своего друга и посла Киприана. Эта политика заключалась в сохранении единства митрополии, а после 1370 года имела также в виду примирение Москвы и Литвы в целях совместной борьбы с Ордой. Внутренние неурядицы в Сарае и усиление Москвы убедили Филофея, что лояльность по отношению к татарам более не имеет смысла и что для церкви она означает потерю юго–западных епархий и угрозу подчинения латинству православных Литвы и «Малой Руси». В лояльности по отношению к Орде были заинтересованы только генуэзцы, но их Филофей, как и его друг Кантакузин, всегда ненавидел, – генуэзцы в Галате, генуэзцы, распоряжающиеся всей хозяйственной жизнью Византии, были настоящим воплощением унижения империи. Но, увы, дальновидные замыслы Филофея, Киприана и московской монашеской партии казались нереальными большей части правившей в Москве боярской верхушки, привыкшей, что церковь считает интересы великого княжества своими, и видевшей в литовцах чуть ли не больших врагов, чем татары. Князь Дмитрий Иванович, вплоть до смерти, последовавшей в 1389 году, колебался, ища поддержки то с одной, то с другой стороны. Несмотря на славу национального героя, он, как кажется, не имел достаточной последовательности и целеустремленности. Кризис русско–византийских отношений (1378–1390 гг.) отчасти объясняется его сомнениями и метаниями.

События в Византии также сделали кризис неминуемым. В августе 1376 года Андроник IV, послушное орудие генуэзцев, сверг своего отца Иоанна V и низложил Филофея, который был заключен в монастырь, где через год умер. На его место Андроник самовластно поставил своего кандидата – Макария. [583]583
  Эти сведения о конце патриаршества Филофея содержатся в «Энкомионе», написанном Киприаном («Похвальное слово митрополиту Петру», 249, декабрь 21, стлб. 1643); ср. Приложение 9. Автобиографическое и историческое значение сочинений Киприана о своем предшественнике Петре показано в: 197, с. 236–254, и 173, с. 213–215. Существует по крайней мере две редакции: одна недавно опубликована Прохоровым (233, с. 204–215) и относится, наверное, к 1381–1382 гг., Киприан недолго был в Москве после Куликовской битвы (233, с. 114). Пространная редакция, опубликованная в 249, содержит ссылку на смерть императора Андроника IV (249, стлб 1644) – т. е. на 1385 год, и, следовательно, сделана позднее. Возможно, что ее после 1390 года ввел в употребление сам Киприан. См. перевод пространной редакции Энкомиона в Приложении 9.


[Закрыть] Патриархат утратил политическую независимость, которой был обязан сильной личности Филофея. Согласно Киприану, новый патриарх Макарий был назначен «по злой воле» Андроника IV; он был «безумным» и «лишенным разума» человеком, поставленным «вопреки церковной традиции и правилам». [584]584
  249, стлб. 1643.


[Закрыть] Гнев Киприана вполне понятен: он был послан в Россию Филофеем и теперь остался без поддержки со стороны своей родной церкви. Действительно, вскоре он обнаружил, что Константинополь поощряет его противников в Москве.

Оказавшийся в дипломатической изоляции Киприан проявил незаурядную отвагу и целеустремленность. Вскоре после смерти Алексия (12 февраля 1378 года) он отправился в Москву в качестве преемника последнего на кафедре «митрополита всея Руси», в соответствии с условиями, которые были оговорены Филофеем в декабре 1375 года, при его возведении в митрополиты. Об этой поездке рассказывают два письма Киприана. В четверг 3 июня 1378 года он находился в Любуцке, недалеко от границы Московского княжества (приблизительно в 150 километрах к юго–западу от Москвы). Отсюда он послал своим московским друзьям – преп. Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому – письмо с извещением о своем приезде и скрытой просьбой о помощи: «Я еду в Москву к своему сыну, великому князю; я еду с миром и благословением, как когда–то Иосиф ехал к своим братьям от своего отца. Что бы ни говорили обо мне некоторые люди, я не воин, а епископ. Я несу благословение, по словам Господа, который сказал, посылая своих учеников на проповедь: «Принимающий вас Меня принимает» (Мф. 10, 40; Ио. 13: 20). Итак, где вы видите благо, там готовьтесь видеть меня. Я стремлюсь вперед, чтобы видеть вас и получить от вас духовное утешение». [585]585
  Текст см.; 234, 1860. май, с. 84–85. Это издание не воспроизводилось в 236 вместе с другими письмами Киприана; перевод см. Приложение 7.


[Закрыть]

Двадцатью днями позже, на пути в Киев, Киприан опять писал тем же монахам, Сергию и Феодору, после очень короткого и весьма драматического пребывания в Москве. В этом чрезвычайно эмоциональном и субъективном послании содержится единственное описание происшедшего. [586]586
  Текст см.: 236, стлб. 173–186. Перевод см. Приложение 8.


[Закрыть] Из него следует, что митрополит не смог даже встретиться со своими московскими сторонниками и что его адресаты еще не знают о постигших его несчастьях. Киприан горько сетует на их молчание и просит написать ему о том, как они понимают случившееся. Суть его жалоб заключается в следующем.

Когда Киприан приближался к Москве, великий князь Дмитрий Иванович приказал перекрыть дороги, чтобы не пускать митрополита в столицу. Однако Киприан и его свита сумели окольными путями добраться до города. Они надеялись, что никто не осмелится посягнуть на святителя. Но в Москве митрополит был немедленно схвачен вооруженной стражей во главе с неким Никифором, почти нагого и голодного его бросили в холодную темницу, подвергая всяким издевательствам. Более того, московские власти его ограбили, отобрав у его свиты сорок отличных лошадей, одежду и другое имущество, а затем пешими выпроводили из города. Сам Киприан был выведен из города Никифором и его подручными, которые, чтобы унизить митрополита, нарядились в отнятую одежду и уселись на присвоенных ими лошадей. Все это оскорбляло не только Киприана, но и патриарха, императора и синод, потому что Киприан предъявил верительные грамоты, подписанные патриархом Филофеем, императором Иоанном V и синодом в декабре 1375 года. Покойного Филофея при этом обозвали «литовцем». Согласно посланию, московский князь упрекал Киприана за то, что он «сначала находился в Литве». «Что в этом дурного»? – риторически вопрошает Киприан, описывая свое пребывание в Киеве в течение «двух лет и четырнадцати дней», где за всякой литургией он первым всегда поминал князя Дмитрия Ивановича, пытался умерять политические страсти и сумел вернуть церкви запущенное при Алексии имущество.

Помимо личных жалоб, послание Киприана Сергию и Феодору содержит также протест против вступления в управление митрополией в Москве Ми–хаила–Митяя, [587]587
  Ср. дискуссию о личности Митяя и обстоятельствах его выдвижения.


[Закрыть] который до возведения в сан епископа облекся в мантию и присвоил себе знаки митрополичьего достоинства, утверждая, что Алексий назначил его своим преемником. [588]588
  Голубинский (201. с. 230–231), Карташев (206, с. 235) и другие историки видели в этом письме доказательство того факта, что Алексий назначил Михаила своим преемником (как это сделал Феогност относительно самого Алексия). Мы уже показали, что Алексий в конце жизни, напротив, поддерживал монашескую партию. Более того, Киприан прямо говорит, что это клевета на Алексия («а что клеплют митрополита, брата нашего, что он благословил есть его на та вся дела, то есть лжа»), и утверждает, что располагает текстом завещания Алексия, который представит константинопольскому патриарху. (236, с. 180–181). Более того, Киприан приводит канонические аргументы против самой возможности епископам назначать себе преемников, и при этом не обвиняет Алексия в таком поступке. Мы увидим, что назначение Михаила было результатом соглашения между Дмитрием и прогенуэзским правительством в Константинополе.


[Закрыть] Согласно Киприану, Михаил занял место нареченного митрополита: 1) благодаря ложному истолкованию завещания Алексия, 2) прямому вмешательству князя в дела церкви, которая требует, чтобы епископы избирались епископским собором, а не гражданской властью, 3) подкупом и симонией. Последнее обвинение, особенно важное для понимания происходящего, подкреплено гневным восклицанием: «Тии на куны надеются и на фрязи» (т. е. «эти люди надеются на деньги и генуэзцев»). Действительно, сразу после смерти Алексия Москва и прогенуэзский режим в Византии пришли к соглашению, в котором, конечно, немалую роль сыграли денежные пожертвования русских и посредничество генуэзцев, роль которых еще более прояснится по ходу нашего рассказа. Это соглашение, изложенное в посланиях патриарха Макария, обуславливало, что Киприана не следует принимать в Москве и что Михаил–Митяй будет возведен в митрополиты «Великой Руси» (в отличие от митрополита «Киевского, Руси и Литвы»). [589]589
  102, II, с. 120–122; к сожалению, акты патриархата времен Макария (который был низложен в 1379 году) не сохранились.


[Закрыть] Вопреки планам патриарха Филофея, который рассчитывал в лице Киприана дать Руси единого митрополита, приемлемого для всех ее политических правителей, Москва, с помощью генуэзцев, добивалась теперь своей особой митрополии. Князь Дмитрий Иванович в 1378 году, как и Ольгерд в 1355, пренебрег единством митрополии во имя местных интересов. Тем временем Киприан, настойчиво именовавший себя митрополитом всея Руси [590]590
  «Язъ, Божиим изволениемъ и избраниемъ великого и святого собора, и благословениемъ и ставлением вселеньского патриарха, поставлень есмь митрополитомъ на всю русскую землю». (236, стлб. 173).


[Закрыть] и единственным законным преемником Алексия как в Литве, так и в Москве, [591]591
  «Аще брат мой преставился, азъ есмь святитель на его месте, моя есть митрополия». (236, стлб. 180).


[Закрыть] торжественно отлучил тех, кто не подчинился его канонической власти, и объявил о своем намерении представить дело на рассмотрение патриарха и синода в Константинополе. [592]592
  236, стлб. 186. В ответ на письмо Киприана, Сергий и Феодор выразили свою верность ему как законному митрополиту; ср. третье письмо Киприана к ним, написанное 18 октября 1378 года в Киеве (изд. 233, с. 202).


[Закрыть] Но, увы, в Константинополе у власти стояло враждебное ему правительство Макария и Андроника IV.

Киприан отправился в Константинополь через Киев, Молдавию и Валахию (обычный путь по Волге и Дону, через Сарай и Кафу, был опасен из–за возможного нападения татар или генуэзцев). [593]593
  О путях между Русью и Константинополем и политическом и экономическом значении и использовании того или иного из них см. 244.


[Закрыть] На Дунае Киприан стал жертвой грабителей. Потом посетил свою родину, Болгарию, и был тепло встречен болгарским патриархом Евфимием и населением Тырново. [594]594
  Его поездку в Болгарию подробно описывает Григорий Цамблак в надгробной речи Киприану (195, с. 185–187; комментарий к тексту: 239, с. 478).


[Закрыть] Посещение Болгарии, помимо встречи с Евфимием, тоже бывшим афонским монахом, а теперь высоким церковным иерархом, имело также дипломатическое значение: по–видимому, между Литвой и Болгарией в XIV веке существовали особые связи, что явствует из поставлення митрополита Феодорита в Тырново (1352 год) и назначения болгарина Григория Цамблака киевским митрополитом в 1415 году. Болгары традиционно поддерживали православие в литовских землях и понимали, что оно не сможет там развиваться, если киевский митрополит будет занят исключительно поддержкой московской политики. Поэтому с Киприаном у них было много общего.

В апреле–мае 1379 года Киприан прибыл в Константинополь. [595]595
  В своем «Энкомионе» святителю Петру Киприан, с присущей ему хронологической точностью, отмечает, что он пробыл в Константинополе тринадцать месяцев (236, стлб. 1644). С другой стороны, мы знаем, что он оставил столицу очень неожиданно, до поставлення Пимена, т. е. до июня 1380 года (102, II, с. 16); имя Киприана появляется в списке присутствовавших под синодальным актом июня 1380 года, который в качестве митрополита подписал и Пимен (102. II, с. 7–8). Следует предположить, что заседание синода, отъезд Киприана, поставление Пимена, за которым последовало подписание акта, – все это произошло почти одновременно, в течение нескольких дней, в июне 1380 года.


[Закрыть] Вновь проявляя редкое мужество, он предстал пред прогенуэзским правительством и враждебным ему патриархом, прямым попустительством которого его только что силой выдворили из Москвы. Оказалось, однако, что судьба ему благоприятствует (по крайней мере, временно): 1 июля 1379 года Иоанн V и его сын Мануил, при помощи венецианцев и с одобрения султана Мурада, вновь овладели городом. Андроник IV бежал в Галату Генуэзскую, захватив заложниками свою мать Елену и деда Иоанна–Иоасафа Кантакузина. [596]596
  Об этих событиях см. 7, с. 33–36.


[Закрыть]

Патриарх Макарий, ставленник Андроника, был немедленно низложен синодом. Киприан получил моральное удовлетворение от участия в заседании синода и подписания акта низложения. [597]597
  Он вспоминает об этом в «Энкомионе» Петру (249, 21 декабря, стлб. 1644): «Патриарх Макарий, по суду Божию и кафолической Церкви, был лишен святительского сана и подвергнут отлучению и низвержению как еретик. Вместе с другими епископами я присутствовал на этом совете и подписал акт о его низложении». Ср. описание низложения, совершенного восемнадцатью епископами, с обвинением Макария в какой–то (не уточненной) ереси, содержащееся в акте, которым Макарий на короткое время утверждался вновь на кафедре в 1390 году (102, II, 143).


[Закрыть] В другом постановлении патриархата (6 октября 1379 года), изданном перед выборами нового патриарха, мы находим подпись Киприана, «митрополита всея Руси» ( Ό ταπεινός μπτροπολίτης πάσης 'Ρωσίας Κυπριανός) [598]598
  102, II, 6.


[Закрыть] это свидетельствует о том, что в Константинополе, как и в Москве, Киприан прямо заявлял о своем праве на всю русскую митрополию в качестве преемника Алексия и что патриархат, в 1379 году по крайней мере, его признавал.

Сам Киприан описывает византийские события 1379–1380 года драматически: «Я не мог уехать, – пишет он, – потому что царица городов была охвачена великой смутой и насилием, на море господствовали латиняне, а сушей завладели богопротивные турки». [599]599
  «Энкомион» св. Петру, 249, 21 декабря, стлб. 1644. Ср. Приложение 9.


[Закрыть] Действительно, генуэзцы и венецианцы бились у Золотого Рога до мая 1387 года, причем каждую итальянскую партию поддерживал один из императоров, а высшим судьей был султан Мурад.

В этих обстоятельствах в Константинополь прибыло посольство из Москвы, с которым ехал кандидат на особую «митрополию Великой Руси», в соответствии с соглашением, заключенным с патриархом Макарием и Андроником IV. Новый патриарх, Нил Керамей, который занял долго пустовавший патриарший престол в мае или июне 1380 года, [600]600
  Эта дата устанавливается на основании привременных патриарших документов. Патриаршее постановление сентября 1379 года было издано, когда престол был еще вакантен. Патриарх Нил подтвердил этот акт после своего избрания, в июне 1380 года (102, II, 6–7; ср. 27, с. 372–373). Постановление 1389 года подтверждает такую хронологию, уточняя, что поставление Пимена (июнь 1380 года) произошло, когда Нил «только что получил бразды правления церковью» (102, II, 121). Поэтому дата поставлення, указываемая в большинстве публикаций (конец 1379 г.), должна быть исправлена на май–июнь 1380 года.


[Закрыть] должен был решать дела русской церкви в обстановке невероятной смуты.

2. Митяй, Пимен и Киприан

Колоритная личность Михаила–Митяя [601]601
  Имя «Митяй» в применении к клирику звучит странно. В привременных источниках употребление его могло означать ироническое неодобрение. Впрочем, это могло быть и семейное прозвище. Монашеское имя Митяя было Михаил, и под этим именем он фигурирует в актах патриархата.


[Закрыть] появилась на исторической сцене в период между возведением Киприана в митрополиты (1375 г.) и смертью Алексия (1378 г.). Нет сомнений, что московская карьера Митяя была связана не только с чисто церковным вопросом о единстве русской митрополии, но и с политикой, так как политическая идеология Киприана не соответствовала яростному антилитовству московской боярской партии, которая не видела смысла в поддержании политических, культурных и церковных связей с южными и западными землями бывшего Киевского государства, отстаивая, тем самым, московский сепаратизм, основанный на знакомой нам традиции лояльности Орде. Именно для этой партии была абсолютно неприемлема личность Киприана, хотя его поддерживали такие влиятельные представители монашества, как преп. Сергий.

Мы видели, что в июне 1378 года Киприан, приехавший в Москву, обнаружил, что Михаил–Митяй правит в качестве нареченного митрополита. Эпизод с Митяем столь необычен и в то же время столь важен в русской истории, что он не только упоминается под соответствующим годом в летописях, но и послужил сюжетом для повести, которая также вошла в летописи по крайней мере в трех редакциях. [602]602
  Согласно последним исследованиям (233), первоначальный текст «Повести о Митяе» содержится в 237, стлб. 124–131, а третья, наименее достоверная версия – в 217. Ср. 232, с. 238–254, а также новое издание «Повести» по Рогожскому Летописцу (233, с. 218–224).


[Закрыть]

Митяй – наместник митрополита Алексия в Москве – был уроженцем Коломны, белым священником. Источники описывают его как выдающуюся по своим физическим и интеллектуальным качествам личность. В течение нескольких лет он был духовником великого князя и старейших бояр, а также печатником (хранителем печати) великого князя, что являлось привилегией не только и не столько церковной, сколько государственной. Он был непопулярен в некоторых кругах, особенно монашеских, а монахи постоянно переписывались с Киприаном и патриархатом и разделяли взгляды патриарха Филофея. Не удивительно, что Повесть отмечает враждебность Митяя к «монахам и игуменам». [603]603
  Ср. 237. стлб. 125.


[Закрыть] Мы уже видели, что престарелый митрополит Алексий в последние годы жизни симпатизировал, по–видимому, не только лично Киприану, но и преп. Сергию и другим монахам. Поэтому он воспротивился назначению Митяя себе в преемники. Однако в 1376 году митрополит постриг его и сразу же поставил архимандритом Спасского монастыря в Москве. Это был, конечно, первый шаг на пути к архиерейскому чину.

Когда 12 февраля 1378 года скончался святитель Алексий, Михаил–Митяй и выдвигавшая его московская партия пользовались полной поддержкой великого князя Дмитрия Ивановича. Сразу были приняты меры, чтобы обеспечить возведение Митяя в сан митрополита. По просьбе Москвы, прогенуэзский патриарх Макарий утвердил кандидатуру Митяя на особую кафедру «Великой России», в отличие от митрополии «Киева и Литвы», которую уже занимал Киприан. Обмен посланиями занял больше года. [604]604
  Со смерти Алексия (февраль 1378) до отъезда M и т ял u Константинополь в июле 1379 года прошло всего восемнадцать месяцев (237, стлб. 127–128).


[Закрыть] Тем временем Митяй, не уверенный, возможно, в исходе переписки с Константинополем, пробовал получить посвящение в епископы от русских епископов. Здесь, быть может, была попытка последовать примеру Феогноста, который в 1353 году, за несколько месяцев до смерти, поставил Алексия в епископы Владимирские, чтобы придать его кандидатуре больший вес в глазах патриархата. Митяй, который не сумел добиться того же от Алексия, пытался найти канонические основания, которые позволили бы ему стать епископом без благословения митрополита. [605]605
  Еще до путешествия в Константинополь Митяй замышлял добиться поставлення в епископы на Руси. Обдумывая это, он однажды сказал великому князю: «Почтохъ книгы намаканонъ, яже суть правила апостольскаа и отечьскаа, и обретохъ главизну сицю, яко достоить епископовъ 5 или 6, сшедшеся да поставят епископа, и ныне да повелить дръжава твоя съ скоростию, елико во всей Русстеи епархие да ся снидутъ єпископи да мя поставятъ епископа». (237, стлб. 126–127). Канон I святых апостол требует участия двух или трех епископов для поставлення нового; согласно канону 4 Никейского собора, однако, новый епископ избирается всеми епископами области и должен утверждаться митрополитом. Эти тексты были легко доступны в славянских переводах Номоканона (см. 192).


[Закрыть] К несчастью для него, византийские каноны не допускали посвящения епископа без утверждения митрополитом. Однако они допускали собору епископов избрать митрополита без одобрения патриарха. Практически, если бы Митяй был посвящен в соответствии с этим правилом, то церковь «Великой Руси» стала бы независимой не только от митрополии «всея Руси», но и от патриархата, как это произошло с болгарской и сербской церквами (их независимость была признана Константинополем задним числом), а в следующем веке – в западнорусской церкви (посвящение Григория Цамблака в 1415 году) и в Москве (посвящение Ионы в 1448 г.). Что Митяй думал о независимости «Великой Руси», видно из состава собора, о котором он мечтал: на нем должны были присутствовать пятеро из шести епископов «Великой России», [606]606
  «Великорусская» часть митрополии к 1378 году включала шесть епархий: Новгородскую, Ростовскую, Суздальскую, Сарайскую, Рязанскую и Тверскую. (См. гл. 4). Владимирскую епархию возглавлял сам митрополит.


[Закрыть] и ни одного – с запада и юго–запада, да к тому же они подчинялись Киприану. Речь шла о стремлении «великорусских» сепаратистов отделиться от первоначально единой митрополии Киевской и всея Руси.

План Митяя не осуществился. С одной стороны, от патриарха Макария из Константинополя вскоре пришел положительный ответ, утверждавший принцип существования особой «великорусской» митрополии, [607]607
  Ср. с. 255.


[Закрыть] так что желанной цели можно было достичь, не подрывая канонический авторитет патриархата. Но с другой стороны, Митяй столкнулся с твердой оппозицией русской монашеской «провизантийской» партии, выразителем взглядов которой среди епископов был Дионисий Суздальский. Дионисий – бывший игумен Печерского Нижегородского монастыря, поставленный на суздальскую кафедру митрополитом Алексием в 1374 году, когда Киприан добился своих первых больших дипломатических успехов, – был, согласно летописям, человеком образованным и святой жизни. [608]608
  См. 246, с. 396; Г. М. Прохоров, «Характеристика Дионисия Суздальского», Культурное наследие Древней Руси, М., 1976, с. 86–88; 233, с. 66–74.


[Закрыть] В 1378–1379 годах он отказался признать Митяя нареченным митрополитом и воспротивился его попытке создать независимую митрополию. Вызвав тем самым гнев великого князя, Дионисий искал поддержки у преп. Сергия. Последний разделял, конечно, неприязнь Дионисия к Митяю, но был, по–видимому, готов подчиниться любому решению Константинополя. Дионисий, стоявший на более крайних позициях, решил бороться с московским сепаратизмом в самом Константинополе: тайно от великого князя и своего поручителя преп. Сергия, он бежал из Москвы и по Волге отправился в Византию. [609]609
  Ср. описание этих событий в первоначальной версии «Повести о Митяе» (237, стлб. 127–128). Позднейший отредактированный вариант (217, с. 38) приписывает самому Дионисию желание стать митрополитом. Однако для 1379 года подобные планы были несвоевременны. В 1383 году, в изменившейся обстановке, Дионисий действительно был поставлен управлять митрополией (ср. 232, с. 250–251, и 233, с. 79–80); обратное и, по нашему мнению, неправильное истолкование намерений Дионисия в 1379 году см.: 202, с. 117–118.


[Закрыть] В это же время в Константинополь направлялся по Дону Михаил–Митяй, сопровождаемый внушительной свитой. В посольство входило большое число архимандритов, игуменов, священников, диаконов и монахов, протопоп московского клира, старейший боярин – посол великого князя – и восемь митрополичьих бояр. Посольство везло с собой казну митрополита и облачения, а также не заполненные княжеские хартии с печатью, которые обеспечивали неограниченный денежный кредит в счет великого князя.

Когда посольство в начале июля 1379 года отправилось в путь, [610]610
  237, стлб. 128.


[Закрыть] московские власти еще не знали о происшедших 1 июля в Константинополе переменах: возвращении Иоанна V и низложении патриарха Макария. В противном случае, весьма возможно, была бы сделана попытка реализовать план Митяя и учредить особую митрополию, не зависящую от патриархата, и за поставлением в Константинополь не ездили бы.