Текст книги "Византия и Московская Русь"

Автор книги: Иоанн Мейендорф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

В начале своего патриаршества, во время правления Ивана I Калиты и хана Джанибека (1342–1357 гг.), когда мощь Орды казалась еще совершенно незыблемой, Алексий, как и его предшественники, жил в мире с татарами. Он не видел другого пути урезонить своего соперника – митрополита Романа. Дважды Алексий ездил в Орду, равно как и в Константинополь (1354–1356 гг.), привозя грамоты, получаемые через епископа Сарайского. [509]509
  102, I, с. 347.


[Закрыть] Помолившись на могиле святого митрополита Петра в Москве, он еще раз отправился к ханскому двору в 1357 году ради исцеления влиятельной Хатуни Тайдулы, вдовы Узбека. [510]510
  246, с. 375–376.


[Закрыть] Во время пребывания в Сарае митрополит оказался свидетелем убийства Джанибека и начала династических раздоров в Орде. Дипломатические контакты с татарами привели его к получению ярлыков на привилегии для православной церкви как от Тайдулы, так и от хана Бердибека. [511]511
  Ср. 201, с. 196–198.


[Закрыть]

Укрепив в Орде свои позиции, Алексий отправился на территории, контролируемые Ольгердом, – факт, указывающий на то, что власть Романа не являлась неоспоримой в этих местностях. В январе 1358 года Алексий выехал из Москвы в Киев и пробыл во владениях Ольгерда до 1360 года. [512]512
  Ср. 246, с. 376–377.


[Закрыть] То обстоятельство, что он не возвратился в Москву тотчас же после кончины великого князя Московского Ивана II (13 ноября 1359 года), как будто свидетельствует о том, что он понимал двусмысленность сложившейся ситуации и не спешил принять на себя регентство в Москве, завещанное ему больным князем, а предпочитал продолжать выполнение своих пастырских обязанностей за пределами московских земель. Показательно, что сразу после возвращения Алексия во Владимир в 1360 году митрополит Роман явился в Киев и даже – по стопам отрядов Ольгерда – распространил свою власть на Брянск. [513]513
  102, I, с. 428.


[Закрыть] Эти агрессивные акции, вызванные, вероятно, тем, что Алексий приступил к выполнению новых политических обязанностей в Москве, заставили, очевидно, Алексия еще прочнее соединить интересы церкви с интересами московского князя.

Так, в последующие годы, будучи регентом, он много сделал для расширения независимости Москвы от татар и решительно противопоставил ее другим княжествам, особенно Твери и Литве. Участие митрополита Алексия в завлечении князя Тверского Михаила в Москву (1368 г.) с целью пленить его – один из примеров двусмысленности его политической роли. [514]514
  246, с. 386; об обиде пострадавшего см. 237, с. 87: «Князь же великыи Михайло съжалиси велми о томъ и негодо–ваше, и не любо ему бысть, и положи то в измену и про то имеяше розмирие к князю къ великому, паче же на митрополита жаловашеся, к нему же веру имел паче всехъ, яко по истине святителю». Ср. не менее горькие упреки патриарха Филофея Алексию в связи с этим эпизодом (Приложение 6).


[Закрыть] Когда Михаил бежал ко двору Ольгерда и подтолкнул его к первому крупному вторжению в московские земли, митрополит Алексий, по примеру своего предшественника Феогноста, официально отлучил от церкви православных князей, вступивших в союз с Ольгердом, в частности, Михаила Александровича Тверского и Святослава Ивановича Смоленского. [515]515
  Ср. 102, I, с. 523–525.


[Закрыть]

Не вызывает сомнений, что общая политика Алексия проводилась в том же направлении, что и политика его предшественников, ставивших Москву выше соперничавших с ней княжеств, и точно так же отчетливо ориентировалась на позицию Константинопольского патриархата. Однако позднее Алексий начал понимать двойственность своего положения. Он был тесно связан с монашеством – греческим, южно–славянским и русским – и особенно с преп. Сергием. В то время как митрополиты Петр и Феогност были озабочены главным образом строительством каменных церквей, повышением престижа Москвы как столицы, Алексий основал четыре монастыря, в том числе Спасо–Андрониевский, воздвигнутый в честь его чудесного спасения во время бури на Черном море (1355 год), когда он во второй раз ездил в Константинополь (его первым настоятелем был Андроник, ученик преп. Сергия), и Симоновский монастырь, игуменом которого стал Феодор, племянник преп. Сергия и неутомимый поборник византийско–русских связей. Преп. Сергий был близок к великокняжескому двору (в 1375 году он крестил сына Дмитрия) [516]516
  246, с. 397.


[Закрыть] и к митрополиту Алексию, предполагавшему назначить его своим преемником. Эти факты указывают на то, что Алексий в своих промосковских настроениях не мог не принимать во внимание грамот, которые получал после 1370 года от патриарха Филофея, чей посланник Киприан, будущий митрополит, также присутствовал при крещении в Переяславле. [517]517
  237, стлб. 105: ср. 239, с. 438–439.


[Закрыть] Эти грамоты, как мы увидим ниже, вполне критически оценивали безоговорочную поддержку Алексием московской позиции в 1368 году и рекомендовали митрополиту учесть законные жалобы православного населения юго–западной Руси.

Когда 8 октября 1364 года Филофей во второй раз стал патриархом, [518]518
  102, I, с. 448.


[Закрыть] Алексий, которого он поставил митрополитом Киевским и всея Руси, уже единолично управлял митрополией, поскольку Роман в 1362 году умер. Между 1364 и 1370 гг. Филофей без колебаний поддерживал митрополита Алексия, подкрепляя престижем патриархата все его действия, церковные и гражданские. Вероятно, наиболее характерной акцией, выразившей неприязнь и недоверие митрополита к Ольгерду, была торжественная канонизация трех литовских мучеников – Антония, Иоанна и Евстафия, которые были крещены священником Нестором в Вильне и замучены по приказанию Ольгерда в 1347 году. [519]519
  250, с. 214; ср. 239, с. 355.


[Закрыть] По всей видимости, эти новые святые были канонизированы Алексием, чтобы дискредитировать Ольгерда как потенциального лидера православной Руси. В 1347 году частицы мощей были даже доставлены в Константинополь, выставлены, по распоряжению патриарха Филофея, для поклонения в храме Св. Софии и прославлены в официальном греческом панегирике, сочиненном ритором Михаилом Вальсамоном. [520]520
  О канонизации мучеников в России см.•: Н. Елагин, «Первые христианские мученики в Литве», 253, XXXVIII, 1843, с. 113–129; 210, IV, с. 130–131; Голубинский Е., «История канонизации святых в русской церкви», М., 1903, с. 68–71, 542–543. Голубинский относит канонизацию к более позднему времени (XV век), но он не знал о существовании греческого «Энкомиона». По этому вопросу см. 105.


[Закрыть] Этот необычный жест Филофея [521]521
  Ср. 34, с. 207–223. Только некоторые жития славянских святых переводились на греческий или писались греками.


[Закрыть] не только поддерживал дело Москвы, но одновременно выражал переориентацию политики патриарха, озабоченного судьбой православных верующих в Литве.

Среди документов патриархата за этот период содержится ряд текстов, которые помогают не только удостовериться в полной поддержке, оказывавшейся Филофеем политике Москвы, но также определить точную дату, когда именно произошел явный поворот. Реестр включает шесть документов (все они датированы июнем 1370 года), ответы патриарха на срочные просьбы, переданные Дмитрием из Москвы через его посла Даниила, и митрополитом Алексием, отправившим в Константинополь посланника по имени Аввакум, во время двух попыток Ольгерда и его тверских и смоленских союзников захватить Москву. [522]522
  102, I, с. 516–525.


[Закрыть]

В этот перечень входят:

1) Письмо «великому князю всея Руси» Дмитрию, в котором засвидетельствовано почтение молодому князю, «сыну» патриарха, за его любовь и приверженность к церкви и покорность митрополиту Алексию: «Митрополит, назначенный мною, – пишет Филофей, – является образом Божиим и моим личным представителем, так что всякий, кто покорен ему, платя ему любовью, уважением и повиновением, в действительности покорен Богу и нам смиренным». [523]523
  102, I, с. 517.


[Закрыть]

2) Письмо митрополиту Алексию, из которого следует, что митрополит, а не молодой князь правит в Москве. Алексию воздаются похвалы за отправленный в Константинополь письменный отчет и предлагается либо посетить византийскую столицу, либо писать туда почаще. Речь в письме ведется о «делах церкви, общества и империи». [524]524
  102, 1, с. 519.


[Закрыть] Далее Алексию адресуются уверения в любви и доверии (έχω σε φίλον γνήσιον) патриархата и обещается помощь в любом из его начинаний (ei' τι χρήζεις, γράφε τούτο μετά πληροφορίας, να το πληρώ). Разговорная интонация письма намекает на личное знакомство Филофея и Алексия, состоявшееся во время посещений последним Константинополя (1354–1356 гг.). Поскольку Алексий сообщал о неповиновении нескольких русских князей, патриарх извещает его о содержании своих писем к ним и подтверждает принцип единства русской митрополии. «[Русский] народ велик и многочисленен; он нуждается в попечении и заботах, кои целиком ложатся на тебя (και navres άνάκεινται εϊς σε)».

3) Окружное послание русским князьям (ρήγες πάσης ' Ρωσίας), призывающее их «оказывать подобающее уважение, почтение, послушание и благопокорение преосвященному митрополиту Киевскому и всея Руси, hypertymos, во Святом Духе возлюбленному сослужителю нашей мерности», как если бы он был сам Бог, поскольку он представитель патриарха. [525]525
  Именно в этом послании и именно в таком контексте Филофей говорит о вселенской власти патриарха в выражениях, которые вполне мог бы употребить римский папа XI века. (См.: Приложение 2).


[Закрыть] Адресаты письма не поименованы, но они, разумеется, представляют группу князей, по–прежнему состоящих в союзе с Москвой; они поощряются, в качестве «возлюбленных детей», хранить преданность митрополиту и патриарху.

4) Письмо епископу Алексию Новгородскому, представляющее собой не что иное, как суровую угрозу низложения на двух основаниях: епископ присвоил себе привилегию ношения полиставриона, который был пожалован его предшественнику Василию лишь в качестве личного поощрения, он не повинуется ни митрополиту, ни великому князю Московскому Дмитрию. В этом письме патриарх обращается к Алексию Новгородскому как к епископу, а не архиепископу, намекая, что у того нет преимуществ перед другими викарными епископами Киевской митрополии. Это письмо, должно быть, есть отклик на попытку новгородцев, которые вели ожесточенную борьбу с Ливонским орденом, [526]526
  Ср. 218. с. 370–371.


[Закрыть] искать союза и помощи у Ольгерда, а не у Москвы, которая сама подвергалась нападениям литовских войск.

5) Торжественный акт анафемы против тех князей, которые во главе с тверским князем Михаилом Александровичем, объединились «с нечестивым Ольгердом» (προσετέθησαν… τω ασεβεί Οϋργελδω). Эти князья призываются раскаяться перед митрополитом, после чего они автоматически будут прощены и патриархом.

6) Особый акт об отлучения смоленского князя Святослава, которого митрополит Алексий уже «справедливо» предал анафеме (καλώς και δικαίως ποίησας).

Безоговорочная поддержка московской политики, содержащаяся в этих письмах, находится в противоречии с другим имеющимся в патриаршем реестре документом, который обнаруживает – в том же 1370 году и, возможно, в том же месяце июне – совершенно неожиданный образ действий Филофея. Речь идет о патриаршем акте, подготовленном канцелярией, – в реестре находится копия, – официально упраздняющем Литовскую митрополию, с последующим переводом литовского «епископа» в подчинение митрополиту Киевскому. [527]527
  Мы увидим, что в течение XIV века кафедра Литовской митрополии считалась «вакантной», когда там не было митрополита. Именно так было после смерти Романа в 1362 году. Вот почему в 1370 году могла идти речь об «упразднении» этой митрополии.


[Закрыть] Однако в последний момент патриарх не подписал этот документ: архивист должен был исключить его из реестра и внести объяснительную запись в положенном месте. [528]528
  102, I, 525–527. Поскольку документ не подписан, он и не датирован, в результате некоторые историки отнесли его к 1364 году (Павлов, 236, прилож., с. 91–98). Однако Дарузе, изучивший этот документ, показал, что текст постановления был занесен в реестр той же рукой, которая переписала и весь комплекс посланий июня 1370 года, и, следовательно, в то же время. Однако другие письма были подписаны патриархом, в отличие от постановления, упразднявшего Литовскую митрополию. Ж. Дарузе выдвинул предположение, что из России пришли неожиданные известия, вызвавшие отмену именно этого акта (27, ее. 53, 351, 370 и прил. 35).


[Закрыть]

Неожиданное получение дополнительных сведений в ту минуту, когда письма к Алексию и князьям уже были подписаны и отосланы, кажется, единственно могло бы послужить причиной этой аннуляции, которая свидетельствует, между прочим, о довольно беспристрастной позиции Филофея в конфликте между Москвой и Литвой. Первостепенная задача патриархата состояла в сохранении единства, и тут Филофей обнаружил, что цель эта не может быть достигнута простой и неразборчивой поддержкой Москвы. В Тверском княжестве, в великом княжестве Литовском и королевстве Польском проживало значительное количество православных, которые нуждались в постоянном пастырском надзоре и назначении новых епископов. Митрополит, который, подобно Алексию, занимался делами управления в Москве, не мог больше выполнять эти обязанности. Нам неизвестно, какие конкретные обстоятельства вызвали аннулирование акта, проект которого был составлен в июне 1370 года. Возможно, что письмо Ольгерда, которое мы обсудим ниже, прибыло как раз в этот момент. [529]529
  В патриаршем реестре письмо Ольгерда не датировано, но оно упоминается в переписке Филофея и Алексия в мае–августе 1371 года (102, I, 320; о дате этого последнего текста и его авторстве см.: Павлов, 236, прил. с. 155–156; и 27, с. 54).


[Закрыть] Так или иначе, письменные документы последующих месяцев помогают понять те причины, которые привели к перемене позиции Константинопольского патриархата в 1370 году.

3. Притязания Польши и Литвы

Выше мы видели, что после длительного соперничества с сыновьями• Гедимина за контроль над Галицией и Волынью польский король Казимир в 1366 году добился наконец присоединения всей Малой Руси к Польше. [530]530
  См. выше, гл. 3.


[Закрыть] В 1370 году, незадолго до смерти (5 ноября 1370 г.), он писал непосредственно патриарху Филофею, требуя рукоположения в митрополиты Галицкие некоего епископа Антония. Письмо Казимира, в котором приводится список четырех предшествовавших митрополитов как иллюстрация его неосновательного утверждения, что особая Галицкая митрополия существовала «от века» (εξ αΐώνος αιώνων), сохранилось в очень несовершенном переводе на греческий язык, составленном писарем, чей родной язык был явно славянский. [531]531
  102, I, с. 577–578; (перевод послания в Приложении 4).


[Закрыть] Казимир, «король Польский и Малой Руси» (κραλης της γης της Λαχίας και της Μικράς Ρωσίας) именует себя «сыном» патриарха, сообщает ему, что он овладел русскими землями и озабочен тем, что «русский закон» (ίνα μη ό νόμος χαωθη των 'Ρώσων), т. е. православное христианство, может «разориться», если в Галицию не будет назначен митрополит. Ибо, если такое назначение не состоится, ему придется «крестить русских в латинскую веру». [532]532
  О практике перекрещивания православных при обращении их в католичество см. гл. 3.


[Закрыть]

Последняя угроза, совпавшая по времени с переходом в римско–католическую веру собственного суверена Филофея, Иоанна V, произвела необходимый эффект. Антоний, предпринявший поездку в Константинополь и пробывший там несколько месяцев, в мае 1371 года был рукоположен в митрополита Галицкого. [533]533
  102, I, с. 578–580.


[Закрыть] Синодальное постановление о его назначении подтверждает подчеркивавшуюся Казимиром опасность разрушения церкви в этом регионе: Антоний – единственный православный епископ, оставшийся на территориях, находящихся под властью Польши, и, следовательно, ему понадобится содействие соседнего «митрополита Угровлахии» для поставлення новых епископов, чтобы заместить пустующие кафедры. [534]534
  Православные каноны прямо предписывают, чтобы «два или три епископа» принимали участие в поставлений каждого епископа (ср. I апостольское правило, 149, II, с. 4). Митрополия Угро–Валахии с центром в Аржеше, в Валахии, была образована в 1359 году и, несомненно, была намного доступнее для Галича, нежели Москва (ср. 102, I, 383).


[Закрыть] Рамки юрисдикции Антония оговорены в документах 1370 года не слишком отчетливо: его права в волынских епархиях (Холм, Туров и Владимир) и даже в Перемышльской епархии Галиции обозначены как временные, «вплоть до окончания происходящих здесь неурядиц», [535]535
  102, I, 579. Любопытно, что когда Филофей писал Алексию о восстановлении Галицкой митрополии, он пропустил Туров в списке епископий, подчиненных Антонию; он также прямо указывает на то, что Луцк – который не был завоеван Казимиром – входит в юрисдикцию Киева (ср. 102, I, с. 583; по этому вопросу см. 242, с. 114–117; 78, с. 198–199). Таким образом, становится ясно, что границы Галицкой митрополии не были постоянными. Например, в 1376–1377 году епископ Владимира–Волынского был посвящен митрополитом Киприаном Киевским, а не Антонием (236, стлб. 181). Однако к этому времени последний, может быть, уже умер. (Ср. гл. 9).


[Закрыть] т. е. до достижения стабильной политической ситуации в этих местах. Разъясняя в письме к Алексию свои действия в Галиции и, как мы увидим ниже, на территориях, подвластных Литве, патриарх Филофей говорит об этом в мягком и искреннем тоне. Он по–прежнему расположен к митрополиту «всея Руси», но упрекает Алексия за то, что живущие в Галицких землях православные находятся у него в небрежении, что митрополит «утвердился на одном месте (т. е. в Москве), все же прочие (места) оставил без пастырского руководства, без отеческого надзора и наставления». Поскольку он «в продолжение стольких лет не посещал и не обозревал Малой Руси, то король ляшский Казимир, который также правит Малой Русью», негодует и грозит «крестить русских в латинскую веру». Выделение Галицкой митрополии, таким образом, объясняется прямыми интересами православной церкви. «Иное бы дело, если бы местный государь был православный… Но так как он не наш, а латинянин, то можно ли было отослать этого епископа ни с чем? Тогда король тотчас бы поставил в митрополиты латинянина, как он и писал, и крестил бы русских в латинскую веру… Я благодарю Бога, что Казимир не решился на это, но написал нам и потребовал митрополита… Поэтому мы вынуждены были рукоположить, кого он послал, да иначе и не могли поступить». [536]536
  102, I, с. 583.


[Закрыть]

Дальнейшее развитие событий покажет, что относительные доверие и признательность, проявленные Филофеем к польскому королю, не оправдаются. Последовавшая вскоре польская экспансия сопровождалась установлением и расширением римской церковной власти на юго–западных русских территориях и жестокими дискриминационными мерами по отношению к православному населению. [537]537
  В 1372 году папа Григорий XI приказал архиепископу Краковскому назначить латинских епископов в Галич, Перемышль, Владимир–Волынский и Холм и сместить «епископов–схизматиков», которые, «как говорят, там находятся». (См. 115, 878, 884). В 1375 году папское повеление было выполнено. Митрополит Антоний был принужден покинуть Галич и перенести оттуда свою резиденцию (ср. 242, с. 118–120; И. Назарко, «Галицкая митрополия», Analecta ordinis S. Basilii Magni, ser. II, sect. II, vol. III (1–2), Rome, 1958, p. 177).


[Закрыть] Однако Филофей, вероятно, был прав, назначая Антония, который, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, добился успехов в поддержании православной веры в этих местах, а также поставлений православных епископов в Молдавию, где также польское и католическое давление было не менее сильным и где особая митрополия была установлена только в 1401 году. [538]538
  Cp. 102, II, c. 528–530; см. также Заключение.


[Закрыть]

Перемены в русской политике патриарха Филофея в 1371 году были вызваны не только польским давлением в Малой Руси, что, в сущности, было частностью, но также и прежде всего куда более очевидным и мощным утверждением господства Ольгерда и его притязаниями править всей Русью. Поддержка, оказывавшаяся Филофеем Московскому княжеству до июня 1370 года, не скрываемая также в письмах, адресованных самому Ольгерду, [539]539
  Эти письма не сохранились, но они цитируются в ответе Ольгерда (102, I, 580) и в послании Филофея Алексию (102, I, 583).


[Закрыть] вызвала резкий ответ литовского князя. [540]540
  О предполагаемой датировке см. 27, с. 117, прим. 135. Послания Казимира и Ольгерда достигли Константинополя одновременно, Филофей сообщил Алексию их содержание в августовском послании 1371 года (102, I, 582–585). В патриаршем реестре Ольгерд именуется Βασιλεύς–των Λητβώΐ', но там же титул исправлен на ρήξ, ибо именно так в византийских документах именовались все русские князья. (102, 1, 580–581).


[Закрыть] Набросанная, как это было и в случае с письмом Казимира, славянским челядином, эпистола Ольгерда перечисляет враждебные акции московского правительства во главе с Алексием, в частности, те, что касались его родственников – тверского князя Михаила и нижегородского князя Бориса, и обвиняет как патриарха, так и митрополита. «По твоему благословению митрополит и доныне благословляет их на пролитие крови. И при отцах наших не бывало таких митрополитов, каков сей митрополит. Благословляет москвитян на пролитие крови, и ни к нам не приходит, ни в Киев не наезжает. И кто поцелует крест ко мне и убежит к ним, митрополит снимает с него крестное целование»…

В дополнение к этим вполне обоснованным жалобам, Ольгерд указал также на возможность общего фронта против латинской опасности: «Митрополиту, – писал он, – следовало бы благословить москвичей на помощь нам в борьбе против немцев» (μετά των Αλαμανών) (т. е. тевтонских рыцарей). Это был, разумеется, пункт, который Филофей не мог оставить незамеченным, так как с воинственным духом латинского запада он сталкивался и в других местах, в частности, в Галиции и Болгарии. [541]541
  В 1365–1366 годах Страцимир, сын болгарского паря Иоанна–Александра, был перекрещен францисканскими монахами вместе с тысячами болгар в городе Вилине, который тогда был захвачен Людовиком Венгерским. Текст документа генерала францисканцев: L. Wadding, ed., Annales Minorum, VIII, Rome, 1783, pp. 196–197; см. также 111.


[Закрыть] Многочисленные факты, свидетельствовавшие о реально существовавшем антагонизме между Литвой и Тевтонским орденом, естественно, обеспечивали Ольгерду немалый кредит в глазах византийцев, в связи с чем примирение двух крупнейших русских княжеств на основе общей для них угрозы Тевтонского ордена, с одной стороны, и татар, с другой, должно было стать как раз около 1370 года одной из наиболее важных и первоочередных дипломатических задач для Филофея и его преемников.

Однако в заключение своего письма Ольгерд просил патриарха о невозможной уступке: основании второй митрополии, в юрисдикцию которой входили бы не только традиционные территории прежней «Литовской митрополии», существовавшей в первой половине столетия, но и всех княжеств, союзных Ольгерду. «Дай нам другого митрополита, – писал литовский князь, – на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород». [542]542
  111, с. 581.


[Закрыть] Ясно, что требуемый Ольгердом митрополит оказался бы куда в большей степени митрополитом «всея Руси», нежели Алексий: он правил бы не только традиционной Киевской кафедрой, не только такими епархиями, как Тверская и Смоленская, никогда не относившиеся к Литовской митрополии, но даже Нижегородской и Новосильской. А поскольку в 1370 году в намерения Ольгерда входил захват самой Москвы, то русскую церковь он хотел подчинить своему полному контролю.

Возможно, что литовский князь предполагал также свое личное обращение в православную веру, поскольку, согласно Никифору Григоре, он крестился еще в 1354 году [543]543
  Ср. гл. 1.


[Закрыть] и большинство членов его династии уже перешли в православие, но ни византийские, ни русские источники этого периода определенно не упоминают о такой возможности. Так или иначе, Филофей, который как раз в это время вторично принял патриаршество (1364 год) и торжественно канонизировал литовских мучеников, казненных Ольгердом, [544]544
  Ср. гл. 8.


[Закрыть] был, похоже, не расположен доверять ему до такой степени, чтобы предоставить Литве полный контроль над православной церковью и, соответственно, препоручить Ольгерду все византийские интересы на Руси. Но никогда ранее Вильна не оказывалась столь близка к тому, чтобы заменить Москву в качестве столицы будущей объединенной Руси. Дипломатические усилия патриарха Филофея, возможно, оказались решающим фактором, который предотвратил это.

Быстро сменявшие одно другое события 1370–1372 годов трудно описать подробно. Что, впрочем, вполне определенно – это то, что Филофей не уступил давлению Ольгерда и решительно ускорил мирное урегулирование противоречий, которое одно могло бы в известной степени восстановить пошатнувшийся престиж его подопечного – митрополита Алексия – в землях, враждебных Москве. Патриарх написал Ольгерду, призывая его «любить и почитать [митрополита Алексия], согласно заведенному обычаю и как это делают другие русские князья, и оказывать уважение, внимание и великую любовь [митрополиту], когда он посетит литовские земли, с тем чтобы [митрополит] мог без трудностей путешествовать по этим землям». [545]545
  Подлинный ответ Филофея Ольгерду, к сожалению, не сохранился, он цитируется в послании к Алексию (102, I, 321; об этом документе, его дате и авторстве см. гл. 2).


[Закрыть] Пожелания эти не были излишними, так как в 1359 году в Киеве митрополита Алексия встречали весьма недружелюбно. Но патриарх дал также строгие инструкции и Алексию по отношению к Ольгерду, которого он, по–видимому, признал к этому времени уже не в качестве «нечестивого идолопоклонника», но изрядного русского князя: «И ты со своей стороны старайся, – писал Филофей Алексию, – сколько можно, иметь к нему такую же любовь и расположение, как и к прочим князьям, потому что под его властью находится христоименный народ Господень, нуждающийся в твоем надзоре и наставлении, и тебе крайне нужно иметь с ним любовь, дабы видеть и поучать как его, так и народ Божий. Исполняй это со всем усердием, без всякого прекословия». [546]546
  102, I, 321–323; ср. Приложение 6.


[Закрыть] Иоанн Докиан, посланник патриарха, был направлен в Москву с дополнительными устными наставлениями.

Имели ли эти увещевания какой–нибудь успех? Как будто да. Потому что русские летописи свидетельствуют, что после безуспешной литовской кампании против Москвы послы Ольгерда в 1371 году прибыли в Москву и договорились о браке между двумя представителями московской и литовской династий. [547]547
  246, с. 392.


[Закрыть] Вплоть до кончины Ольгерда (1377 год) больше не было крупных литовских нашествий на Москву, и непредвиденное назначение в 1375 году нового митрополита в контролируемые Литвой русские земли не стало, как мы увидим ниже, тем решительным маневром, с каким столкнулся Ольгерд в 1370 году, но скорее дипломатическим шагом ad hoc, ставившим целью сохранение единства митрополии.

Покуда шел обмен письмами между Ольгердом, Алексием и Филофеем, патриарх оказался вовлеченным также в борьбу между Москвой и Тверью. Представляется вполне вероятным, что именно дипломатические усилия патриарха, оказывавшие смягчающее влияние на отношения Москвы и Литвы, лишили тверского князя Михаила Александровича безусловной поддержки Ольгерда. Как бы то ни было, неудачливый князь, обведенный вокруг пальца Москвой и отлученный от церкви Алексием, воззвал к Константинополю. Поддержанный собственным епископом Василием, которого в свое время назначал именно митрополит, Михаил послал архимандрита Феодосия в византийскую столицу искать справедливости. Его положение отчасти укреплялось тем, что Золотая Орда, обеспокоенная возрастающей мощью Москвы, только что пожаловала ему ярлык на великое княжение. [548]548
  237, стлб. 95.


[Закрыть] По получении официальной жалобы, в сентябре 1371 года, Филофей взял на себя роль верховного судьи для разбирательства, которое должно было состояться в сентябре 1372 года. [549]549
  Письмо Алексию (102, 1, 585–586) и Михаилу (102, I, 586).


[Закрыть] Однако, как и в случае с Литвой, он опять призвал Алексия быть пастырем для своей паствы, оставив в стороне политические пристрастия. «Не вижу я ничего хорошего, – писал Филофей, – в том, что ты имеешь соблазнительные раздоры с тверским князем Михаилом, из–за которых вам нужно ехать на суд; но как отец и учитель, постарайся примириться с ним и, если он в чем–либо погрешил, прости и прими его, как своего сына… А он, как я пишу к нему, должен принести раскаяние и просить прощения… Твое святительство хорошо знает, что когда мы рукополагали тебя, то рукополагали в митрополита киевского и всея Руси, – не одной какой–нибудь части, но всей Руси; теперь же слышу, что ты не бываешь ни в Киеве, ни в Литве, но в одной только [русской] стране… Это – тяжкое [упущение] и противно преданию священных канонов. Тебе следует обозревать всю русскую землю и иметь отеческую любовь и расположение ко всем князьям, – любить их равно…» [550]550
  102, I, 321.


[Закрыть]

Призывая митрополита решать конфликты миром, патриарх отправляет такое же послание и Михаилу. «Избегай злословия и судебных разбирательств; иди и примирись с твоим отцом, митрополитом, ищи его прощения… И когда вы обоюдно порешите миром, в согласии с моими наставлениями, каждый из вас, ты и митрополит, отрядит ко мне посланцев, чтобы меня о том уведомить. Чтобы я мог любить тебя, молиться за тебя, благословить и простить тебя и видеть в тебе своего преданного сына». [551]551
  102, 1, 591.


[Закрыть]

Похоже, что ни одна из сторон не вняла уветам патриарха. Ни единый источник не указывает на то, что их поверенные лица побывали в Константинополе. И все же, на фоне захватывающих коллизий борьбы между Тверью и Москвой, описанных выше, политические наставления Филофея осуществлялись на Руси весьма действенно и искусно особым патриаршим посланником, болгарским монахом Киприаном, одной из ярчайших фигур восточного православия XIV века. [552]552
  О Киприане см., в частности, 134 и 173. О его миссии в России в 1372–1375 годах см., в частности, 233, с. 25–31.


[Закрыть]

В конце 1373 года он прибыл в подвластные Ольгерду земли и быстро нашел общий язык с великим князем Литовским. Весьма примечательно, что уже в конце того же года тверской князь Михаил и московский князь Дмитрий также пришли к мирному урегулированию разногласий. Михаил отказался от великокняжеских амбиций, и, предположительно, церковно–канонические санкции митрополита Алексия по отношению к нему были приостановлены. Это соглашение стало крупным поражением Орды, дипломатические усилия которой были направлены как раз на сеяние разногласий. Тверской летописец, между тем, приветствует эти события как «облегчение для христиан, которые возрадовались великой радостью, в то время как их [татарские] враги были посрамлены». [553]553
  237, стлб. 105; ср. также молитвы за успех миссии Киприана в патриаршем постановлении 1389 года, 102, II, 118–119.


[Закрыть] В том же году опасность военной конфронтации между Москвой и Литвой была устранена мирным соглашением. [554]554
  246, с. 395.


[Закрыть] Нам неизвестно, участвовал ли Киприан лично в заключении этого мира, который очень скоро привел к тому, что один историк недавно назвал антитатарской коалицией, объединившим Москву, Тверь и Ольгерда, но можно допустить, что участвовал, поскольку 9 марта 1374 года он находился в Твери одновременно с митрополитом Алексием, который посетил мятежный город и посвятил в сан нового епископа Евфимия. В том же году друг Киприана Дионисий был поставлен епископом Суздальским. [555]555
  246. с. 395.


[Закрыть] Позже Киприан сопровождал митрополита в Переяславль, где в 1375 году состоялась важная встреча князей, а епископ Дионисий был в Нижнем Новгороде во время убийства татарского посланца Сарааки. [556]556
  246, с. 398.


[Закрыть]

После отъезда митрополита и патриаршего посла тверской князь Михаил Александрович снова оказался вовлечен в антимосковский заговор, который был организован загадочным человеком по имени Некомат Сурожский, представляющим генуэзские интересы, [557]557
  229, с. 102–103 и 233, с. 31/38. О Некомате и генуэзцах см. гл. 9. Ср. 236, стлб. 109–110.


[Закрыть] причем в заговоре принимали участие татары и литовцы. Столкнувшись с этой последней попыткой отделения, Дмитрий и его союзники пошли на Тверь и в конце августа 1375 года принудили Михаила капитулировать. Неприкрытое генуэзское и татарское участие в этих событиях на стороне Твери оказалось достаточным для того, чтобы скомпрометировать Михаила в глазах патриаршего посла Киприана, патрон которого в Константинополе, патриарх Филофей, как и его друг Кантакузин, возглавлял антигенуэзскую оппозицию. Снова Москва оказалась более надежным союзником, чем другие русские княжества. Кратковременная попытка Филофе.я по справедливости разрешить конфликт между Москвой и Тверью была пресечена Тверью, вследствие чего окончательный перевес в пользу Москвы оказался неизбежным.

В свете всех этих конфликтов становится очевидно, что изменчивость политики Константинопольского патриархата в 1370 году была тактической, а не идеологической. Принцип единства, которому следовала византийская церковная иерархия, не был нарушен, лишь приспособлен к новым условиям.

Восстановление Галицкой митрополии было условием сохранения православной церкви в Польше и мерой временной. Победы Ольгерда на Руси в 60–ые годы следовали одна за другой так быстро, что митрополит, живущий в Москве и вдобавок сам возглавлявший московское правительство, уже не мог больше справляться со своими обязанностями на подвластных Литве территориях. Тенденция к разделению митрополии, установленной Каллистом в 1355 году, намечалась все острее. Однако Филофей не поддался обстоятельствам. Он лишь советовал Алексию справедливее, без политической страстности относиться к противникам Москвы и добился в этом смысле известных результатов. Война с Литвой утихла, тверской вопрос был решен. Но, поскольку Алексий был почти восьмидесятилетним старцем, ключевой в видах ближайшего будущего стала проблема подыскания ему преемника, и Филофей решил взяться за дело таким образом, чтобы исключить самую возможность разделения митрополии. Мастер дипломатической игры, он постарался добиться, чтобы этим кандидатом стал болгарский монах Киприан, посол Филофея в 1372–1373 гг., близко связанный с монашеством северной Руси. Его фигура ярко выделяется на фоне церковной, культурной и политической жизни. Византийско–русские связи, отношения с католическим западом, историографическая, агиографическая и литургическая практика эпохи отмечены его личностью и идеями, которые, подобно идеям Филофея и Иоанна Кантакузина, основывались на принципе единства «византийского православного содружества» и будущей Руси – от Карпат до Волги – как неделимого целого. Главными препятствиями, стоявшими на пути осуществления этой программы, были, с одной стороны, соперничество между Москвой и Литвой и, с другой, Золотая Орда, чье деспотическое правление тяготело над Русью из–за продолжавшихся междоусобиц русских князей.

Новые политические условия, естественно, требовали мира и, быть может, союза Москвы с Литвой. Очевидно, это шло вразрез с рядом застарелых предубеждений, принятых на веру в Москве. Московские правители ожидали от православной церкви всесторонней поддержки в любых своих предприятиях, как это повелось еще со времен митрополитов Петра и Феогноста и достигло кульминации в период регентства Алексия. Влиятельными кругами в Москве поощрялись и отдающее провинциальностью местничество, питаемое неприязнью к литовской династии, и традиционный сервилизм в отношениях с Ордой. Эти круги не только предпринимали решительные шаги, пытаясь организовать оппозицию Киприану, но даже исхитрились найти союзников в прогенуэзской партии Константинополя. Поставление Киприана в митрополиты оказалось последней крупной акцией патриарха Филофея в русских делах, но оно лишь обозначило начало нового кризиса…