Текст книги "Королевская охота"
Автор книги: Инна Брюсова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– О чем ты? Какое следствие?
– Ну как о чем? – Добродеев слегка смутился. – В связи с… – он замялся, – с Еленой…
– При чем здесь Елена?
– Я не понимаю…
Было похоже, что Добродеев растерялся.
Что-то происходило на глазах у Екатерины. Что-то имеющее скрытый смысл. Дуэль?
– Я не детектив, – вмешалась она. – «Королевская охота» – это охрана, и я здесь потому, что… – закончить она не успела, так как Александр Павлович, потянувшись за салфеткой, задел ее рюмку и опрокинул.
– Извините, ради Бога! – вскричал он, поднимая и ставя рюмку и промакая салфеткой разлитое вино.
Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как мягкая ткань медленно впитывала красную жидкость.
– «Королевская охота» – это охрана. Я думаю, пришло время и мне купить немного безопасности, ты не находишь? Слышал, Рубова ограбили в его собственном подъезде? И избили. А в свете последних событий у меня нервишки шалят.
– Рубова? – оживился гость. – Не слышал! Когда? И много взяли? Ужас какой! Из дома выйти нельзя! Но… охрана? А вы меня не дурачите? Прекрасная дама – начальник охраны! Или начальница? Мир вывихнут! Как вы сказали: «Королевская охота»? Что-то знакомое, вроде роман такой был, вспомнил – «Вся королевская рать»! А вы, мадам, кто же будете? Или мадемуазель? Охранница?
– Екатерина Васильевна – владелица бюро.
– Не может быть! – всплеснул руками Добродеев. – И я узнаю об этом последним? Я должен написать о вас, непременно!
– Господин Добродеев у нас журналист, пописывает в различные печатные органы, от красных до коричневых, включая зеленые и синие…
– Синие?
– Ну да, дамские издания.
– Почему «синие»?
– Издевается, «синие чулки» имеет в виду. Ну и что? Истинный писатель вне политики! – приложив руку к сердцу, с пафосом произнес гость, уселся поудобнее, и было видно, что уйдет он не скоро. – А выпить у тебя найдется? Люблю, чтоб от меня свеженьким пахло…
– Выпить – да, но ничего больше.
– А нам ничего и не надо. Omnia me-e-a mecu-u-m ро-orto! [4]4
«Все мое ношу с собой» (лат.).
[Закрыть]– пропел он низким шмелиным басом, довольно приятным, впрочем.
Придвинув к себе большой портфель, он принялся вытаскивать оттуда свертки и сверточки, от которых пахло копченым мясом, рыбой, чесноком.
– А мы вот попросим прекрасную охотницу поухаживать за двумя голодными мужиками, м-м-м, как? – обратился он к Екатерине, с улыбкой заглядывая ей в глаза.
Екатерине не оставалось ничего, как отправиться на кухню в сопровождении Ситникова, прижимавшего к груди свертки.
«А почему бы и нет? – решила она, почувствовав голод. – Меня ведь никто дома не ждет».
Добродеев был в ударе. Самые невероятные истории, героем которых выступал сам рассказчик, посыпались, как из рога изобилия. Он размахивал руками, округлял глаза, делал драматические паузы в нужных местах. Говорил он о себе в третьем лице, называя себя по фамилии, что звучало довольно непривычно. Действие происходило в разных странах, упоминались известные имена. Сюжет был довольно однообразен – Добродеев и Кто-то Ужасно Знаменитый. Добродеев сказал (сделал, написал) что-то необыкновенно замечательное, Кто-то Ужасно Знаменитый был потрясен случившимся!
– На Багамах, в апреле – я, кажется, еще не успел тебе, старик, рассказать, – мы были в одной гостинице со штатовской олимпийской сборной по плаванию – они там всегда тренируются. У тренера челюсть отвисла, когда Добродеев рванул по их дорожке!
– Воображаю, какой втык получила охрана!
– При чем тут охрана? Ты не представляешь себе, старик, какое время показал Алексей Добродеев! – Он с улыбкой смотрел на них, ожидая аплодисментов.
– Алеша, я все равно в этом не разбираюсь, – скучно сказал хозяин. – Вы знаете, – обратился он к Екатерине, – Алеша замечательно плавает, замечательно играет в теннис, бегает утром и вечером, ездит на велосипеде и катается на роликах.
«Бросил косточку!» – подумала Екатерина, а вслух, украдкой окинув взглядом толстяка, сказала недоверчиво:
– Не может быть, чтобы на роликах!
– Добродеев не толст, – сказал тот гордо, перехватив ее взгляд. – Добродеев мускулист! Вот так-то, малыш! Да, кстати, ты знаешь, старик, на последнем приеме у мэра Мезенцев буквально умыкнул меня, несмотря на протесты Марика, с которым мы еще кое-куда собирались, и затащил к себе. Мы просидели у него до трех утра. Он начинает новый бизнес и ищет надежного мужика на место генерального директора. Добродеев ему сразу сказал – ни за какие коврижки, нет, нет и нет! Добродеев – свободный художник! Кресло предпринимателя не для него!
– Разве Мезенцев уже в городе? – удивился хозяин. – Мне говорили, что до конца месяца он собирался пробыть в Варшаве.
– Вернулся! Пришлось срочно возвращаться, возникли проблемы дома, – не запнувшись, сообщил Добродеев, но словно бы слегка смутился и покраснел. Видимо, соврал. Наступила пауза.
– Ну ладно, – поднялся хозяин, – могу предложить желающим кофе. Чай, кажется, кончился.
– А как ты варишь кофе, старик? Ты знаешь, меня приятель-сириец научил варить классный кофе. Берешь…
– У меня растворимый, другого нет, – перебил Александр.
– Растворимый? Экономишь? Ну, старик, не ожидал! Ты попроси Добродеева достать тебе настоящий арабик. Добродеев хоть и не миллионер, а кофе потребляет миллионерский.
– Хорошо, как-нибудь… Екатерина Васильевна, вы мне не поможете?
– Слушай, старик, ты не будешь против, мне нужно новости посмотреть… Твой тэвэ на старом месте?
Не дожидаясь ответа, Добродеев направился к выходу и уже от двери закричал:
– Без меня не пейте!
– Екатерина Васильевна, я думаю, поговорить не удастся, – повернулся к девушке Александр, – правда, я не совсем понял, чего вы все-таки хотите. Вам же известно, что ведется следствие. Вам не кажется, что вы лезете, извините, не в свое дело? Это же не шутки, не та область, где прощается дилетантство.
– Я все это понимаю. Но, я чувствую, что я могла бы помочь как-то… А вам не хочется знать, что же произошло на самом деле?
Ситников задумался. Смерть Елены пребудет с ним до конца его дней. Он знал, что говорили за его спиной – в лучшем случае, что его жена покончила с собой, а в худшем, что он ее убил. Каким образом, за что – это все не суть важно, любой уважающий себя сплетник выдумает тысячу причин, почему это могло случиться. И как. Даже если следствие не выдвинет против него обвинения и, рано или поздно, закончится, как заканчивается все в этом мире, его не перестанут считать убийцей. Да, да, убийцей! Скажут, отмазался. Добродеев явился неспроста. Он сегодня в роли разведчика. Общественность жаждет новостей. Завтра он понесет по городу свои невыдуманные истории о том, что «старик Ситников каждый вечер напивается как сапожник, перестал есть, похож на привидение, мучается, неспроста все это… нанял детектива… ох неспроста!»
– Хочется, – признался он. – А вы что, можете узнать? Вы – кто? Следователь? Ясновидящая?
– Нет, не ясновидящая. И не знаю, смогу ли. Может, и нет. Но шанс у меня есть. Понимаете, это как судьба – у нее никого не было, подруг, я имею в виду, друзей, и она пришла ко мне за помощью. Сейчас ей уже ничего не нужно, но раз она обратилась ко мне, что-то было, правда? Причина была…
– И как вы собираетесь действовать? Вы, наверное, детективы любите читать?
– Люблю. Есть у меня кое-какие мысли…
– Кое-какие мысли… насчет смерти моей жены! И я слушаю всю эту нелепицу, которую и всерьез-то принять нельзя, отвечаю вам…
– Вы ничего не теряете!
– Тоже верно. Терять мне нечего… С чего начнем? – В голосе Александра Екатерине почудилась издевка. Он с силой провел ладонями по лицу, расстегнул ворот рубахи, сорвал с себя галстук, бросил на стол.
– Я бы хотела посмотреть ее вещи, если можно…
– Да их там разве что не облизали люди из прокуратуры. Смотрите…
– А когда я могу прийти?
– Я весь день занят. Приходите без меня. Возьмите ключ… – Он запнулся.
«Елены», – мысленно закончила девушка.
– Позор, продули финнам, я так и знал! – возбужденно завопил Добродеев, влетая в кухню. – А где кофе? Да вы, дети мои, даже чайник не поставили! – Его внимательный взгляд перебегал с одного на другую, рот приоткрылся от напряжения. – Вы чем тут занимались?
– Я думаю, мне пора, – сказала Екатерина. Она вдруг почувствовала, как устала.
– А кофе? – обиженно спросил Добродеев.
– Кофе на ночь вреден. А чай здесь не предлагают. А кроме того, уже поздно, а мне добираться далеко…
– На лекциях по логике, – сказал назидательно Добродеев, подняв указательный палец, – я четко усвоил одно… то есть я много чего усвоил, но это, пожалуй, самое важное жизненное правило – объясняясь, приводи лишь одну причину случившегося. Одна выглядит достовернее. А то, и поздно, и домой пора, и кофе на ночь нельзя! Полно врать-то, скажите прямо, старик Добродеев поймет!
– Ладно, будет тебе кофе! Вот проводим Екатерину Васильевну…
– Екатерина Васильевна, не уходите, – попросил Добродеев, – мы так хорошо сидели!
– Мне действительно пора, – улыбнулась девушка, – у меня был трудный день. Извините.
– Я вас отвезу! – решительно сказал Добродеев. – Карета у порога! Прощай, старик! Даст Бог, свидимся. – Он сделал вид, что утер несуществующую слезу.
– Не беспокойтесь, – сказал Ситников, поймав ее неуверенный взгляд, – в таком состоянии он водит еще лучше, чем на трезвую голову, – быстрее. Вы мне нужны живой, – пошутил он, но шутка получилась плохой, какой-то двусмысленной.
В машине Добродеев продолжал болтать, в основном о себе.
И только когда подъезжали к дому Екатерины, спросил о том, что не давало ему покоя:
– А зачем Сашке охрана? Ему что, угрожают? Так, может, и смерть Леночки…
– А вы ее хорошо знали?
– Знал ли Добродеев Леночку? Боже мой, конечно, с младых ногтей! Нянчил, можно сказать. Прелесть что за ребенок она была! Милая, ласковая, добрая. Она и потом такая же была, совсем не изменилась. А знаете, я, пожалуй, был ее единственным другом, Сашка – сухарь, он и дома-то не бывал. У Алины тоже дела были, а Леночка все одна и одна.
– А вы и Алину знали?
– Мы все друг друга знали и все друг о друге. Мы же все учились в одном классе: Сашка, Алина, Володька Галкин – будущий муж Алины – и я, ваш покорный слуга, Алексей Добродеев! А Леночка – четырьмя классами младше. Как сейчас помню, уроки у нее заканчивались раньше, так она всегда сестру ожидала. Сидит под нашим десятым «Б» и сказки читает. Их мать умерла, когда Леночке было лет пять, кажется. Алина ей за мать была. Отец так и не женился. Алина бы этого не потерпела – ну как же! Изменить памяти мамы! Просто удивительно, в одной семье – и две такие разные девочки. Леночка-лапочка и черная пантера Алина!
– Черная пантера? Почему?
– Была такая террористическая организация в Штатах в шестидесятых-семидесятых – «Черные пантеры». Я, конечно, понимаю, aut bene, aut nihil [5]5
Часть фразы «О мертвых либо хорошо, либо ничего» (лат.).
[Закрыть]и все такое, но Алина вполне могла бы стать их лидером. Жесткая, не терпящая возражений, непрощающая и незабывающая! – Он на секунду замолчал, глаза его прищурились, словно он пытался рассмотреть далеко в памяти нечто, оставившее след, непроходящее и до сих причиняющее боль. Лицо его, утратив преувеличенно-радостное, скоморошеское выражение, стало печальным и постарело на глазах. – Вот это и было самым неприятным в ней – неумение прощать и неумение забывать. – Он поежился. – Она готова была преследовать человека всю жизнь… за что угодно, за любой проступок, легкомыслие, детскую шалость, всеми давно забытые, быть постоянной угрозой его благополучию, карьере, семье, если у него была семья. Судья и палач в одном лице! Да еще в таком хорошеньком! И ведь нельзя сказать, что стерва, нет, у нее это называлось принципами! Моралью! Как всякий террорист, она видела себя борцом за идею.
Он снова замолчал, и некоторое время они ехали молча. Ему, видимо, было неловко за свой порыв. Екатерину поразила искренность и сильное чувство, звучавшие в его голосе. Она молчала, не зная, что сказать, испытывая неловкость, словно подсмотрела что-то неприличное. Во второй раз за сегодняшний вечер.
– Однако Добродеев разговорился! – бодро начал Алексей через несколько минут. – Вот что значит присутствие хорошенькой женщины!
«Слабый пол эти мужики! – подумала Екатерина. – Вот и Леонид Максимович так же реагирует на присутствие хорошенькой женщины – прекрасное оправдание болтливости!»
– Дела давно минувших дней! Да, страшная смерть. – Он вздохнул, и вздох его был данью приличиям: говоря о смерти – понижай голос и вздыхай. – А знаете, – в его голосе вновь зазвучали знакомые хвастливые нотки, – я ведь мог увести ее! Да, да, она меня очень любила! Как друга, разумеется, – поспешил он добавить, – хотя, знаете, иногда словно искра проскакивала между нами… вы же всегда это чувствуете… О такой женщине можно было только мечтать! Женщина-ребенок, нежный, беззащитный, беспомощный… Если бы Сашка не был моим другом… – Он оборвал себя на полуслове и теперь уже молчал до самого дома. Словно угас.
Вяло попытался напроситься на чай, но не настаивал, когда Екатерина сказала, что едва держится на ногах. Правда, потребовал номер телефона и пообещал непременно позвонить – «синие чулки» с руками оторвут материал о женщине-детективе.
Екатерина не стала объяснять, что она не детектив. Добродеев все равно напишет то, что захочет, ничем не ограничивая полет фантазии и меньше всего беспокоясь за достоверность изложенного.
– А кстати, – вдруг вырвалось у нее раньше, чем она успела подумать, что делать этого не следует, – что за бизнес у Александра Павловича?
– Как, вы не знаете? – Добродеев округлил глаза.
«Так тебе и надо, мадам сыщица!» – подумала девушка.
– Я понял, что вы на него работаете, обеспечиваете безопасность, разве нет? – В его глазах появился неподдельный интерес.
– Пока только собираюсь, контракт еще не подписан, – сказала она как можно убедительнее.
– Он бухгалтер, – как-то слишком уж небрежно сообщил Добродеев, – аудитор, как это теперь называется, у него аудиторская контора. Помогает всем этим жуликам уклоняться от уплаты налогов. И имеет с этого соответственно! Видели его квартирку?
Зависть, обыкновенная зависть, серая, как дохлая мышь или старая паутина, звучала в голосе старика Добродеева.
Она долго не могла уснуть. Лежала в темноте, уставясь невидящими глазами в пространство. Просто удивительно, она же так хотела спать! Привычка расставлять все по полочкам давала о себе знать.
«– Ну как, довольна началом своей детективной практики? – спросил внутренний голос, сгорая от нетерпения обсудить события дня.
– Довольна! Я познакомилась с тремя интересными людьми, получила разрешение осмотреть вещи Елены, узнала много нового, мне есть о чем подумать. И о ком!
– Ну и что же ты о них думаешь?
– Дай собраться с мыслями. Начнем с Владимира Михайловича, старого актера, который меня приютил. Очень колоритная фигура! Лицедей! Игра стала его второй натурой, что, в общем, и неудивительно. Профессия накладывает свой отпечаток, и никуда от этого не денешься. Хочешь не хочешь – речь, интонации, жесты, позы всегда будут отдавать театром, то есть будут, как бы это помягче выразиться, фальшивы. В хорошем смысле этого слова, разумеется. Знаешь, ведь актер на сцене – актер в жизни. Любопытен. Умеет вытянуть из тебя то, что ты никому не собиралась рассказывать. Мастерски задает вопросы. Прекрасно владеет мускулами лица, и просто удивительно, что он вдруг так…» – Она запнулась, пытаясь подобрать слово. «Bon mot» [6]6
Удачное словцо (фр.).
[Закрыть], как говаривала старушка соседка в незапамятные времена ее, Екатерины, детства. «Избегайте удачных определений, от них потом невозможно избавиться…» Тогда она не поняла старую даму, но когда подросла, согласилась с ней. Словом можно уничтожить человека, его репутацию, свести на нет любое начинание и высмеять любое доброе дело.
– Не отвлекайся! – одернул ее невидимый собеседник. – Итак, что он там сделал?
– Сомлел! – нашла она «удачное словцо» и улыбнулась. – Под самый конец нашей беседы».
Слово «сомлеть» было лексической жемчужиной из словаря маминой троюродной сестры, тети Нины. Эта женщина была замечательна тем, что в слова и понятия, тысячу лет существующие в родном языке, вдыхала новый смысл, ничего общего со старым не имеющий. «Сомлеть» на ее языке значило не «упасть в обморок» или «потерять сознание», но «дать слабину», «отказаться от борьбы», «пуститься во все тяжкие». «Василий из третьего подъезда опять сомлел», – сообщала тетя Нина, закатывая глаза и с сожалением качая головой. И всем было ясно, что у Васьки Зубакова опять запой. «У меня всегда была нечистая совесть, – часто говаривала она гордо и слегка обиженно. А значило это, что она, как совестливый человек, стеснялась брать с клиенток лишнее и всегда возвращала остатки, – не то что другие!» Тетя Нина была портнихой. «Выпученные губы» – вспомнила Екатерина еще одно теткино выражение и улыбнулась.
«– Итак, он «сомлел». Ну и что? Может, устал?
– Может. Но тем не менее вопрос остается – почему?
– Да мало ли почему! Вспомнил Елену, задумался о смысле жизни… Любил ее, жалел…
– А может, ему что-то известно? Что, например? Ладно, посмотрим. Номер два – потрясающе интересный толстый человек, человек-колокольчик, наполненный собственным звоном. Кто-то очень неглупый когда-то написал: «Все время болтаю, чтобы не сказать лишнего!» Так и старик Добродеев – болтает, но не выбалтывает, не говорит ничего, чего не хотел бы сказать. Имидж рубахи-парня (сравнение не совсем, правда, подходит к вылощенному, прекрасно одетому г-ну Добродееву), сплетника, врунишки, балабола, всеобщего друга-приятеля. Со всеми знаком. Обо всех все знает. Завидует «старику» Ситникову. Умеет, между прочим, бросить камешек в чужой огород: кому надо, поймет, кому не надо – не поймет. Круглые глаза, честное лицо: «А что, я ничего такого не сказал!» Видимо, не пользуется успехом у женщин. Еще один повод, чтобы завидовать «старику» Ситникову.
– Надо бы с ним встретиться еще раз… Да?
– Да. А теперь хочешь послушать об Александре Павловиче?
– Давай!
– Ну, слушай. Сильный. Самоуверенный. Производит впечатление искреннего человека. Прекрасно держится, хотя ему не позавидуешь.
– Произвел впечатление?
– Произвел.
– Он тебе понравился?
– Да, пожалуй.
– Как ты думаешь, он убийца? Отвечай, только без всяких там «пока еще рано делать выводы», «я еще ничего о нем не знаю». Ты уже знаешь достаточно, чтобы составить впечатление о человеке. Говорят, первое впечатление – самое верное. Не забывай, что он самый вероятный кандидат в убийцы!
– Согласна. Если бы он захотел убить, то убил бы. Я бы не хотела быть его врагом! Правда, не вижу мотива.
– Да мало ли… Может, она узнала что-нибудь о нем – криминальные связи, там, ну, не знаю…
– Елена? Глупенькая, прекрасная Елена? Женщина-ребенок? Даже если бы она и узнала что-то… ну и что? Дальше-то что? А ничего! Ты думаешь, она стала бы его шантажировать?
– Зависит от того, что она узнала!
– Стоп, стоп, стоп! Какая-то мысль мелькнула… Глупенькая, вечная школьница, младшая сестричка… Все трое отозвались о ней примерно так. А на меня она не произвела впечатления глупышки, нет-нет, вовсе нет. Она знала, чего хотела. Может, мужчина и женщина по-разному судят о женщинах? Мужчины снисходительны, часто принимают за чистую монету притворство, ибо сами же и поощряют это притворство, а женщина видит другую женщину совсем иначе – в ярком и беспощадном свете. И еще что-то такое сказал Александр, сейчас, сейчас… вот! Вспомнила! Она изменилась, повеселела и стала заговаривать об устройстве на работу…»
Около двух Екатерина наконец уснула.
Глава 3
ТЕОРИЯ ПОИСКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЖЕНСКОЙ ЛОГИКИ
Знакомая комната со стеклянной стеной. Стена раздвинута. За стеной – небесная голубизна, солнечный свет и белые облачка вдали. Парусом вздымается тонкая прозрачная ткань. Екатерина подходит ближе, ей хочется подставить лицо солнцу… Но вместо солнечного тепла вдруг чувствует, как потянуло холодком… Небо уже не голубое, а как бы лиловое, темнеет на глазах и в какой-то момент начинает закручиваться спиралью, принимая очертания громадной морской раковины. Кажется, некая сила втягивает его в гигантскую космическую воронку. Раковина, медленно вращаясь вокруг своей оси, опрокидывается, и в ее раструбе появляется нечто черно-глянцевитое, неспокойное, живое и опасное, готовое излиться наружу…
Екатерина бросается к балкону, намереваясь закрыть дверь… прозрачная ткань облепляет ее лицо и забивает дыхание… она начинает задыхаться… Внезапно она осознает, что некто, женщина или птица, а может, женщина-птица, в темной одежде помогает ей. Громадные крылья, со свистом рассекая воздух, бьются в стекло и стены. Вместе им удается справиться с дверью и захлопнуть ее. Раковина, медленно кружась, удаляется и исчезает. На полу балкона разлита некая черная субстанция, над которой явственно просматривается легкий колеблющийся парок… Руки Екатерины и таинственной незнакомки-птицы соприкасаются, и, к ужасу Екатерины, ее рука свободно проходит сквозь руку этого существа… Она пытается рассмотреть лицо незнакомки, но лица нет! На месте его – бесформенные, жуткие лоскуты плоти, обнажающие кости черепа… И полупрозрачные руки со сложенными умоляюще ладонями тянутся к ней, Екатерине… Девушка пытается закричать, но вместо крика из горла вырывается хрипение…
Ей, видимо, все-таки удалось закричать, правда, наяву. Она очнулась от собственного крика, с трудом вырываясь из ночного кошмара в реальность, подавляя сотрясавшую ее тело крупную дрожь… Дышалось трудно, с какими-то всхлипами в груди… Протянув руку, Екатерина включила ночник. Села в кровати, обхватив себя руками, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, испытывая невыразимое облегчение от того, что это был лишь сон… Неяркий мягкий овал света лежал на кровати и маленьком коврике на полу. Привычная обстановка действовала успокаивающе, и она стала постепенно возвращаться к действительности.
Минут через десять, замерзнув и придя в себя окончательно, Екатерина поднялась с постели, сбросила влажную от пота ночную рубашку. Желание принять душ, почувствовать на себе горячие струи воды захлестнуло ее…
Газовая колонка загудела ровно и мощно, чуть присвистывая. Как всегда, ночью напор газа был сильнее, чем днем. Она вошла в ванную и замерла перед зеркалом, внимательно рассматривая невысокую, хорошо сложенную молодую женщину – живот почти плоский, талия, правда, могла бы быть тоньше… неплохо бы также сбросить пару-другую лишних килограммов. Правда, сейчас это уже не кажется столь важным, как в студенческие годы, когда в моде были различные диеты – фруктовые, овощные, водяные. Как-то раз, пытаясь похудеть, Екатерина отказалась от ужинов. И выдержала два или даже три месяца, несмотря на бурные протесты мамы. И похудела, помнится. Большие серые глаза, кажущиеся еще больше на бледном, слегка перепуганном лице. Обыкновенный славянский нос, рот крупноват, пожалуй… Лицо, на котором легко читается все, что в данный момент переживает его хозяйка. Темные, рыжевато-каштановые, недлинные волосы. Прямые и негустые. «Это – я, – думает Екатерина, – не могу сказать, что очень себе нравлюсь, но в общем ничего…» Девичье отчаяние по поводу отсутствия осиной талии, вьющихся белокурых волос, крошечной ножки и небесно-синих глаз сейчас казалось трогательным и смешным.
«Тебе тридцать один год, что немало, но вместо того чтобы найти себе мужа и рожать детей, ты затеяла опасные игры. Вот уже и кошмары снятся! “Смотри, Катерина”», – повторила она бабушкины слова и рассмеялась. Потом долго стояла под струями воды, такими горячими, что дух захватывало, испытывая острое физическое наслаждение…
Назойливый неприятный писк будильника выхватил из сна. Не хотелось ни вставать, ни думать, ни тем более предпринимать что-либо. Голова была тяжелой, тело вялым.
Екатерина заставила себя встать. Кофе и душ! Нет, вернее, душ и кофе. Вода, сначала горячая, затем холодная и снова горячая, несколько примирила ее с действительностью, а кофе и, главное, его божественный запах окончательно поставили на ноги.
– «Сегодня мы с вами поговорим об азартных играх, в частности, о проблеме казино, – бодро возвестил ведущий радиостанции «Народный маяк», с которой Екатерина привыкла начинать утро. – Хорошо это или плохо. Итак, ваше отношение к казино! С нами Зина. Слушаем вас, Зина!
– Мой муж из казино не вылазит, – поделилась Зина озабоченным голосом, – какие деньги ни есть, все туда.
– Выигрывает?
– Нет, если бы! Не выигрывает и никогда не выигрывал. Нет, вру, раз было, мелочь какую-то! Но очень надеется. Сколько ему говорю, что нельзя так, он не слушает, говорит: «Вот как выиграю, все купим! И в первую очередь новую стиральную машину!» Я давно хочу новую стиральную машину, наша старая – совсем никакая, двадцать лет уже. Он проиграл не знаю сколько, на пять стиральных машин будет! Лучше бы пил! И не слушает, что ему говорят! Не слушает! – Женщина говорит громко и возбужденно.
– А вы хотите, чтоб он вас слушал? – обрадовался ведущий – буквально из воздуха наклевывалась новая тема толковища: «Кто хозяин в семье?»
– Да не хочу я, чтоб он меня слушал, – с досадой отвечает женщина, уже остывая, – что он, ребенок, что ли? Я хочу, чтоб он понял! – Она сделала ударение на последнем слоге.
– Ну вот есть мнение, что казино – явление отрицательное, – ведущий потерял интерес к Зине, – а что вы, уважаемые слушатели, думаете об этом?
Следующий слушатель по имени Вадим считал, что казино – увлекательная игра. Играют же люди в шахматы, шашки или лото. Чем казино хуже? Или взять спорт! Вот и казино тоже вроде спорта, расслабляет, это такой вид отдыха и все!
– Закрыть надо эту заразу! – завопил следующий слушатель в полемическом азарте. – Только людей разлагает! Старых – ладно, не жалко, а детей? Ничего святого не остается. Деньги зарабатывать надо, а не выигрывать!
– А разве туда детей пускают? И вообще, причем тут дети?
– Ни при чем, – подтвердил ведущий, – сегодня мы обсуждаем развлечения для взрослых…
– А давайте в следующий раз обсудим дома терпимости, – ехидно предложил еще один, – тоже развлечение и тоже для взрослых!
– У нас маленькая рекламная пауза, – поспешно объявил ведущий».
Екатерина допила кофе и выключила радио. Хотелось спокойно обдумать программу на сегодня. Да и ночной кошмар не давал покоя… При воспоминании о женщине без лица Екатерину передергивало.
За окном – туман, промозглость и сумеречность. Мир словно накрыт большой мокрой подушкой. Однако солнце, как тусклая серебряная монетка на дне колодца, угадывается там, где обычно находится небо, и оставляет надежду на возможную перемену к лучшему.
Погода в духе романов Сименона. Комиссар Мегрэ в тяжелом длинном пальто, впитавшем всю влагу дождливого осеннего дня, входит в кабачок «Три мушкетера», что на рю де Плесси, и заказывает рюмочку анисовой водки. Достает громадный носовой платок, разворачивает его, подносит к носу и оглушительно сморкается…
* * *
Знакомый дом. Верхние этажи тонут в тумане. Екатерина идет мимо пустой скамейки, на которой старый актер развлекал ее своими историями. Вечность назад.
Знакомая дверь. Екатерина достает из сумочки ключ. Чужую дверь сразу и не откроешь, но эта, кажется, ничего, ключ поворачивается довольно легко. Она входит внутрь. Знакомый слабый аромат сушеных трав, тепло и особая тишина, когда никого нет дома, тишина пустоты, усиленная осознанием чужести этого дома, охватывают молодую женщину.
В комнате слегка сумрачно и печально. За стеклянной стеной – пелена тумана, в центре ее – круг блеклого болезненного солнца. С высоты птичьего полета угадывается змеиный извив реки, но ни деревень на противоположном берегу, ни леса не видно. Мир тонет в миражной белесости. Декорации из ночного кошмара. Но действующее лицо лишь одно – Екатерина. Постояв несколько минут около окна, физически почувствовав сырость и неуют за стеклом и поежившись, Екатерина командует себе: «К делу!»
С чего же начать? С чего начинают сыщики в романах? Ну, они подходят к бюро или письменному столу, выдвигают ящики, просматривают бумаги, быстро пробегают пальцами внутри ящиков в поисках тайника и, как правило, находят этот самый тайник. Вероятно, существуют определенные правила игры – где искать и как искать. И очень помогла бы мысль о том, что же надо искать.
«– Зачем ты здесь? – не выдержал внутренний голос.
– Чтобы узнать, что произошло с молодой, красивой женщиной, которая вдруг умерла.
– У тебя, как у всякого уважающего себя детектива, должна быть гипотеза, рабочая версия – так, кажется, это называется – того, что произошло. У тебя есть что-либо подобное? Как по-твоему, что могло произойти?
– Ну, гипотеза номер один. Она покончила жизнь самоубийством. Проводила мужа, прошлась по магазинам, вернулась домой, нагруженная пакетами, сварила кофе, поужинала, вымыла посуду, приняла яд, который держала завернутым в листок из блокнота, запила апельсиновым соком, легла в кровать и умерла. Причем не просто уснула, а умерла в муках, чего не могла не знать заранее. Уж если человек задумал свести счеты с жизнью, то должен узнать кое-что о яде, которым собирается воспользоваться. Хотя бы из-за любопытства».
Екатерина взяла том БСЭ (самый доступный источник!) и прочитала статью о стрихнине, о мучительных титанических судорогах и особой, «сардонической» улыбке, застывающей на лице трупа. И не оставила ни строчки, ни полстрочки, которые пишут, как Екатерина представляла себе, в состоянии истерии, страха, безнадежности, пытаясь объяснить, оправдаться или, наконец, избавить своих ближних от подозрения, которое непременно падет на них.
Что это? Жестокость, желание отомстить своей смертью? Кому? Нетрудно догадаться! Желание детское и страшное. Может, она узнала что-нибудь о своем муже, ну, например, о том, что у него есть женщина… Но тогда она бы вряд ли ушла вот так, без прощального упрека. Что-нибудь вроде: «Я не могу вынести твоей измены!» Или: «Будь проклят!» Хотя вряд ли, мелодрама какая-то… В жизни, наверное, все иначе…
А может, ей было до такой степени безразлично, что подумают потом, когда ее уже не будет, может быть, она пребывала в жесточайшей депрессии, когда молоточком стучит лишь одна мысль: «Скорее, скорее… я больше не могу, не могу и не хочу…»
Она действительно была в депрессии после смерти сестры, но потом это прошло, и в последние месяца три-четыре она, по словам мужа, изменилась к лучшему и повеселела. И даже стала заговаривать о работе.
А что, если это убийство? Мотив? В каком-то из романов Агаты Кристи ее замечательный герой, маленький бельгиец Эркюль Пуаро, рассуждает о мотивах преступления. Первое место за «экономическими» преступлениями, то есть преступлениями из-за денег. Затем – страх. Убивают из-за страха разоблачения. Убивают свидетеля или шантажиста. Затем – месть. Ненависть. Несчастная любовь. Убивают счастливого соперника, неверного возлюбленного, и тому подобное, но это все разновидности мести.
