Текст книги "Королевская охота"

Автор книги: Инна Брюсова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– А разве вы водите машину? – говорит Екатерина, тоже как ни в чем не бывало.

– Иногда.

– А помните, вы сказали, что не можете отвезти меня домой, потому что не было вашего шофера?

Ситников смотрит на нее непонимающим взглядом, потом, вспомнив, объясняет:

– Шофер был нужен по причине того, что я, кажется, выпил тогда и не мог вести сам. Но я не говорил, что не могу водить машину.

Они молчат, не глядя друг на друга.

– Хотите чаю? – говорит Екатерина. Вопрос – дурацкий, принимая во внимание предыдущую сцену – нелепо повисает в воздухе.

– Чай – это хорошо, – не сразу отвечает Ситников.

– Или кофе?

– Или кофе. Вес равно.

«Да звони же ты наконец!» – мысленно обращается Екатерина к телефону. Словно сжалившись над ней, телефон подает голос. Екатерина хватает трубку:

– Да! – И, прикрыв микрофон, непринужденно обращается к Ситникову: – Александр Павлович, будьте добры, поставьте чайник, я сейчас! – И снова в трубку: – Да, я вас слушаю! Кто это? – В ответ на Галкины крики «Что случилось?», привстав с дивана, Екатерина наблюдает, как Ситников выходит в коридор, преследуемый Купером, безошибочно толкает кухонную дверь и они оба скрываются за ней.

– Алло! Алло! – кричит Галка.

– Все в порядке! – шипит Екатерина, ловя малейшие звуки из кухни – звяканье чашек, звук льющейся из-под крана воды… – Позвоню позже! – Она бросает трубку.

Возвращается Ситников, садится на свое место на диване. Оба молчат. Екатерина подавлена. Больше всего ей хочется, чтобы он наконец ушел.

– Как зовут этого доктора? – говорит она, чтобы прервать тягостную паузу.

– Джек Кеворкян.

– Так он считает, что у человека есть право на смерть?

– Да. – Ситников угрюм и тоже не расположен разговаривать.

– А право на убийство? – лезет напролом Екатерина.

– На какое убийство?

– На любое убийство!

– О чем вы? – Ситников внимательно смотрит на нее.

– Вы знаете о чем! – вырывается у Екатерины.

– Не знаю! И мне не нравится тема разговора!

– Мне тоже! Давайте о чем-нибудь другом. Ну, например, кто ваш любимый писатель?

– Писатель?

– Ну да, писатель. Или нет, давайте лучше о… детективах. Вы любите читать детективы? Какие вам больше нравятся – с кровью или без?

– Как-то не думал об этом, – цедит Ситников, с ненавистью глядя на Екатерину.

– А цветы? Какие цветы вам нравятся? Белые лилии, например? Как вы относитесь к белым лилиям?

– Хватит! – орет Ситников, вскакивая. – Вы совсем свихнулись из-за ваших дурацких игр! Я запрещаю вам совать нос в мои дела! Не подходите близко… ко мне! К моему дому! Обратитесь к врачу!

– К Кеворкяну?

– Идиотка! – Он выбегает из гостиной, секунду-другую возится в прихожей, потом Екатерина слышит, как хлопает входная дверь, и видит, как он несется вниз по ступенькам крыльца. Черно-красный клетчатый шарф, как знамя побежденного, волочится по снегу.

– Право на смерть, – бормочет Екатерина, – удобно… все, кто умерли, тоже имели право на смерть… а на жизнь?

Из глубокой задумчивости ее вывел смеющийся голос, почти пропевший:

– Екатерина Васильевна, вы что, роль репетируете? На пороге очаровательным видением стояла, неслышно войдя в комнату, Вероника Юлиановна. В легкой шубке, накинутой на плечи, белом пуховом свитере, светлых брюках, красивых коричневых сапогах на низком каблуке, благоухающая, улыбающаяся…

– Да нет, – Екатерина почувствовала себя довольно глупо, – просто задумалась.

– А почему у вас дверь не заперта? И звонок не работает?

– Почту брала и, наверное, забыла запереть.

– Ну, тогда здравствуйте. – Вероника, не дождавшись приглашения, шагнула в комнату. – А у вас тут очень мило! Домик кажется совсем маленьким снаружи, а внутри очень даже… просторно. О, да тут и чай готов! Только не говорите, что вы меня ждали! – Она смеется, сыплются знакомые хрустальные бусинки…

– Он уже остыл, – говорит Екатерина, кляня себя за неумение найти легкий беззаботный тон, хотя бы в силу законов гостеприимства. Ее слова прозвучали так печально, что Вероника снова расхохоталась:

– Да Бог с ним, с этим чаем! Я пошутила!

Екатерина улыбнулась в ответ и вздохнула.

– Я была в вашем районе, у нашей старинной знакомой, маминой приятельницы, завезла кое-какие продукты и рассказала последние сплетни – она работала у нас до прошлого года, знает всех. А сейчас болеет и почти не выходит.

Екатерина откровенно любовалась ее оживленным, нежным лицом и легкими, светлыми, удивительно красивого овсяного тона волосами.

– Садитесь, пожалуйста, – спохватывается она наконец, – кофе? Чай?

– С удовольствием! – смеется Вероника. – Кофе, если можно.

Они вместе уносят чашки с остывшим чаем на кухню. Вероника двигается легкой танцующей походкой. «А может, и не сорок, – думает Екатерина, – не может быть, чтоб сорок! Она же совсем как девочка». Она благодарна Веронике за то, что та ни о чем не спросила.

– Екатерина Васильевна, – говорит Вероника, помешивая свой кофе, – я к вам с деловым предложением. Думаю, мы с вами могли бы заключить договор о сотрудничестве. Мне нужны ваши «королевские охотники». Правда, у меня контракт с другой фирмой, но после того, что случилось, я собираюсь отказаться от их услуг. – Она выжидательно смотрит на Екатерину.

– Это несколько неожиданно. – Екатерина, как опытный бизнесмен, не торопится соглашаться.

– Я навела о вас справки. Я знаете, какая крутая! Ни за что не куплю кота в мешке! – Она смеется. – У вашего бюро блестящая репутация. А кроме того, мне страшно нравится его название. Сами придумали? Впрочем, что это я! Конечно, сама! Правда?

– Сама, – отвечает Екатерина, чувствуя, как в нее перетекает Вероникина легкость и жизнерадостность.

– Ох, совсем забыла! – восклицает Вероника. – У меня же подарок для вас! – Она достает из сумочки уз кую, в форме вытянутой пирамиды, белую с серебром коробочку. – Это те самые духи, которые вам понравились. Помните? Ну-ка, как его зовут? Эссеи Мияки! Вот как!

«Врет она все!» – вспоминает Екатерина слова Юрия Алексеевича.

– Спасибо большое, – говорит Екатерина, испытывая неловкость, – но… вам не следует…

– Это не взятка, а от всего сердца! – уверяет Вероника, и Екатерина думает, что она очень чуткая и наблюдательная.

– Спасибо большое! Какая прелесть! – Екатерина с удовольствием рассматривает изящную коробочку.

– У вас славный домик. – Вероника, видимо, сочла, что можно переменить тему. – Вы здесь одна живете? Я всегда мечтала иметь свой дом…

– Разве у вас нет дома?

– У меня? Ну что вы! Дому нужен мужчина. А я – хрупкая, слабая женщина. У меня квартира на проспекте Революции, в самом центре. Вы непременно должны у меня побывать. – Она взяла чашку с кофе и тут же поставила ее обратно на стол. – Горячий еще! Вы курите?

– Нет. Но вы курите, пожалуйста.

– Люблю кофе с сигаретой, – Вероника достала из сумочки пачку сигарет, – помогает расслабиться… Знаю, знаю, вредно, цвет лица портится! Если честно и откровенно, все время собираюсь бросить, думаю, ну все, эта – последняя… но совсем нет силы воли, – она скорчила забавную гримаску, – и я успокаиваю себя тем, что…

Звук открываемой входной двери прерывает ее на полуслове. Раздаются торопливые шаги, и появляется Галка, собственной персоной, встревоженная, румяная, в расстегнутой оранжевой куртке.

– Катюша, – кричит она, не обращая никакого внимания на гостью, – что случилось?

– Познакомься, – говорит Екатерина, – это Вероника Юлиановна.

– Можно просто Вероника, – говорит та, с доброжелательным любопытством разглядывая Галку.

– Галина. – Галка похожа на остановленную на скаку лошадь.

– Я смотрю, вы популярная личность, – обращается Вероника к Екатерине. – Один гость из дома, другой в дом!

– Вероника Юлиановна – владелица нескольких ресторанов, – объясняет Екатерина Галке. – А кстати, «Антоний и Клеопатра», случайно, не ваше кафе?

– Нет, к сожалению. Принадлежит конкурирующей фирме. Пока. Название удачное, мне очень нравится. Но моя «Золушка» ничуть не хуже. Правда, совсем в другом стиле. А вот цены у меня намного ниже.

– А вам программист не нужен? – с надеждой спрашивает Галка.

– Хороший?

– Очень!

– Этот товар всегда в цене. А кто он?

– Мой сын Павлик. Последний год он работал у Крайского, но вы же знаете, что с ним случилось!

– Да, слышала. Печальная история. Пусть приходит ваш Павлик, мы на него посмотрим. Сколько, говорите, он проработал у Крайского?

– Почти год! Он вам понравится! Он у меня хороший мальчик. – Галка не верит своему счастью.

– Крайский – это серьезная рекомендация. – Вероника с улыбкой смотрит на Галку. – Давайте послезавтра, в двенадцать, вот, возьмите мою карточку, там адрес и телефоны. – Она протягивает маленький белый квадратик.

– Огромное вам спасибо! – Галка прячет карточку в сумку.

– Это вам спасибо, – отвечает Вероника. – Если мы понравимся друг другу, то наше соглашение будет взаимовыгодным.

– Слушайте, девочки, – Галка почувствовала себя свободнее, – сейчас идет конкурс красавиц, давайте хоть одним глазком, а?

Екатерина включила телевизор. На экране – девушки в купальных костюмах, длинноногие, в основном блондинки, в разной степени раздетые – кто больше, кто меньше, с раскрашенными хорошенькими личиками.

– Вот что значит быть красавицей, – вздохнула Галка, – вон весь зал – одни мужики… пялятся… ни стыда ни совести… козлиная порода!

– А толку? – рассудительно сказала Вероника. – Хорошенькие мордочки им заменяют мозги… вот и торгуют, пока могут, а что потом?

– Замуж удачно выйдут… или в дом моделей, куда-нибудь во Францию или Америку!

– Несерьезно это все. Мне, например, нравится работать самой, делать деньги, крутить бизнес. А деньги – это власть! Это свобода! Кто-то очень неглупый сказал, что свобода начинается после первого миллиона, и я полностью с ним согласна. И выбирать мне нравится самой, а не ждать, пока меня выберут. Я предпочитаю торговать мозгами, а не личиком! – Она была так увлечена, так рубила воздух рукой с зажатой в ней сигаретой, что нечаянно стряхнула пепел в чашку Екатерины, вскрикнула и смутилась: – Ради Бога, извините меня! Да что это со мной сегодня? У Елены Петровны, старушки, которую я навещала, я смахнула со стола солонку. К счастью, успела подхватить. У вас – тоже! Как слон в посудной лавке!

Вероника была так мало похожа на слона в посудной лавке, что Екатерина и Галка рассмеялись. Вероника взяла со стола чашку и направилась было на кухню, но Екатерина запротестовала, а Галка решительно взяла из ее рук чашку и сама унесла ее на кухню. Через пару минут она вернулась со свежим кофе для Екатерины, и разговор возобновился.

– Сколько раз одергиваю себя, – сказала Вероника, – не могу отвыкнуть от купеческих широких жестов, особенно когда увлекаюсь. Размахиваю руками, как ветряная мельница! Сказывается отсутствие хорошего воспитания в детстве.

Поговорили на тему воспитания детей – Галка, как единственный авторитет в этой сфере, поделилась недоумением по поводу того, что своих четверых она воспитывает одинаково, а результаты разные. Павлуша – скромный, трудолюбивый и умница, серьги ей подарил, полгода деньги собирал. Близнята Лисочка и Славик – лентяи и хулиганье, а Ритка, та вообще неизвестно в кого – деловая, сообразительная, как мартышка, правда, жадина и учится плохо. А в последнее время проявляются какие-то прямо жульнические наклонности. Учительница жаловалась, что она придумала играть в какую-то там игру на деньги и втянула в игру – учительница сказала «обобрала» – два вторых класса – «А» и «Б» за один день.

– Пришлите ее ко мне, когда подрастет, – сказала, смеясь, Вероника, – нам такие нужны.

Так, предаваясь непринужденной болтовне, девушки провели еще часа два. Было уже темно, когда Вероника поднялась, сказав, как с вами ни хорошо, а идти надо.

– Домой? – спросила Галка.

– Ну что вы! – Вероника улыбнулась. – Мой рабочий день продолжается до десяти, а то и до полуночи.

– А начинается?

– А начинается в шесть тридцать. Знаете, кто рано встает, тому Бог дает! Екатерина Васильевна, я вам позвоню завтра, если позволите. Галина Николаевна, вашего мальчика я жду послезавтра в двенадцать. Адрес и телефон мои у вас есть. – Голос у нее приобрел жесткость, и Екатерина в этот момент поверила, что Вероника правит своей империей железной рукой.

Они еще минут десять прощались в прихожей, и наконец Вероника, чмокнув Екатерину и Галку в щечку, ушла. Шубку она так и не надела, несла до машины в руках. Села на заднее сиденье, сказала что-то шоферу и укатила.

– Шикарная баба, – мечтательно протянула Галка, – красивая, и с мозгами! А как шофера продержала в машине… сколько? Часа два, два с половиной… Хозяйка! А откуда ты ее знаешь?

И пришлось Екатерине выложить все – и о раненом Юрии Алексеевиче, и о том, как она была у него в больнице, и как встретила там Веронику. Она не удержалась и сообщила Галке, что Юрий сделал ей предложение. Галка не любила Юрия Алексеевича. И он платил ей взаимностью. Они пересеклись один или два раза в доме у Екатерины. «Выпендреж сплошной, – поставила диагноз Галка, – я бы с ним дня не выдержала!» «Это твоя самая близкая подруга? – высокомерно удивился Юрий Алексеевич. – Проста! О чем ты с ней говоришь?»

– И ты что, замуж собралась? За этого хлыста?

– Почему хлыста? Может, хлыща?

– Какая разница! В любом случае он тебе не пара!

– Почему?

– Почему, почему… Потому! Какая от него радость? Кислый, вечно недовольный, постоянно обижается… разве это мужик?

– А по-твоему, настоящий мужик, это когда матерится и морду бьет?

– Да пусть уж лучше матерится, чем зудит. Помнишь, как ты его случайно толкнула и он опрокинул чай себе на брюки, помнишь? Сколько он тебе это вспоминал? Год? Два? Не понимаю, как ты его выдерживаешь! Семь лет! Да если бы не он… если б он тебе голову не морочил, ты б давно встретила стоящего мужика да детей бы нарожала! – Галка оседлала любимого конька. А кроме того, как всякая нормальная женщина, она была свахой в душе. Любя Екатерину, она тем не менее считала ее недоразвитой в некоторых жизненных вопросах и с удовольствием брала на себя роль наставника.

– Где они, эти стоящие? Ты что, думаешь, что я всем так и отказываю направо и налево? И от желающих отбоя нет?

– А ты бываешь там, где можно мордой торгануть, как говорит твоя новая приятельница? А у тебя одна дорога – на работу и назад!

– Но ты же сама знаешь, после смерти дяди надо было держаться изо всех сил! Да я только долги последние заплатила четыре месяца назад… Да и куда идти? На дискотеку?

– Да мало ли! Сколько клубов разных по интересам! Клубы знакомств тоже вот! Моя соседка ходила, правда, ни с кем не познакомилась, но говорит, были шикарные мужчины. Еще собирается. Вот только женщин больше, чем мужчин… А программа была очень интересная! Стихи, музыка… А давай вместе, а?

Екатерина оскорбительно захохотала:

– Давай! Давай прямо сейчас!

– Дикая ты! Вот и сиди со своим кривлякой! Да и не женится он на тебе никогда.

– Почему это?

– А почему он до сих пор не женился? Чувства проверял? Знаешь, Катюх, мужики или сразу женятся, или не женятся вообще! Вот другая моя соседка, Анюта, тоже встречалась с одним лет пять… – И пошло-поехало! Житейские истории знакомых и родственников, знакомых и родственников знакомых – любовь, слезы, обман и ревность.

Екатерина сходила на кухню и еще раз поставила чайник. Около девяти Галка позвонила домой и дала указания «своей команде», как жить дальше, так как она остается ночевать у тети Кати. Рев восторга «команды» и радостный лай Шкодика из телефонной трубки услышала даже Екатерина.

– Ты слышала? – сказала Галка обиженно. – Я им уже жить мешаю!

– Слушай, – спросила Галка, когда они уже улеглись, – а ты уверена, что между ними ничего нет?

– Не уверена, – призналась Екатерина, сразу поняв, о ком речь. Ей и самой приходила в голову подобная мысль.

– Твоя Вероника не промах, и если положила на него глаз, то пиши пропало!

– Зачем он ей? Она же старше!

– Сейчас это никого не волнует! Да и раньше тоже. А выглядит она – дай Бог всякой! Что значит деньги! С такими деньгами и уродина засверкает!

Екатерина вспомнила, как Ситников обозвал ее уродиной. Мысли ее вернулись к их разговору, к Галкину, и она почувствовала, как устала, и ей снова стало обидно. Она некоторое время раздумывала, не рассказать ли Галке о Ситникове, о том, как она чуть не погибла от газа, о смерти Галкина и Ларисы, но что-то ее остановило. Галка даже не вспомнила о ее звонке и странной просьбе. Убедившись, что Екатерине ничего не грозит, она переключилась на новую знакомую, потом на обсуждение животрепещущей темы замужества, да так и не вспомнила, что примчалась спасать Екатерину. Если рассказать ей все сейчас, она затормошит своими вопросами, а тут нужно самой все обдумать и решить, что делать дальше. Да и пугать ее не хотелось.

Около двух девушки наконец угомонились. И в квартире наступила тишина.

Утром Екатерина позвонила Леониду Максимовичу и попросила ее принять. Чем раньше, тем лучше. Она чувствовала себя разбитой и загнанной в угол. «Сдаст дела», и пусть Леонид Максимович сам разбирается. Никакой она, Екатерина, не детектив. Пока происходящее воспринималось как игра, было интересно, а сейчас стало просто страшно. Все казалось таким ясным сначала – я пишу письма и смотрю, что будет. А происходит нечто, то ли имеющее отношение к письмам, то ли нет. Процесс вышел из-под контроля. Убита Лариса – она-то тут при чем? Умер Галкин. А может, не умер, а убит… Ее, Екатерину, тоже хотели убить… а она понятия не имеет кто. И никакого ключика у нее нет. Ни малейшего намека на ключик, то есть намек, кажется, есть… «Но… не хочу я ничего и не хочу быть никому судьей!» – думает она. Затея с письмами уже не кажется такой уж умной. И вообще… к тому же соскучилась по работе!

Галка страшно обрадовалась, узнав о ее решении.

– Конечно, давно пора! Мне твой Леонид Максимович очень понравился! Пойдем вместе!

Леонид Максимович после смерти Ларисы пригласил Галку к себе и беседовал с ней часа два – об актрисе Зинаиде Метлицкой, о театре, об их дружбе с Екатериной, о жизни вообще. Ни словом, к счастью, не упомянув об убийстве бедной Ларисы.

И они отправились каяться к следователю Леониду Максимовичу.

Леонид Максимович слушал не перебивая. С непроницаемым лицом. Держа руки на столе и сцепив замком пальцы.

– Значит, – начал он, когда Екатерина выдохлась, – вы нашли негатив? А вам известно, что вы не имели права утаивать от следствия вещественное доказательство? Вы знаете, что за это полагается? Вы же взрослый человек!

– А почему вы его сами не нашли? – защищалась Екатерина. – Мне известно, что я не имела права его утаивать, но что бы вы с ним сделали? Установили бы, кто там изображен… и что потом? Тупик?

– Конечно, вы, Екатерина Васильевна, могли бы не только любезно отдать мне негатив, но также проинструктировать, что с ним делать дальше. – В голосе его было столько яда, что Екатерине стало совсем неуютно.

– Я хотела как лучше… – Екатерина с отвращением услышала собственный виноватый голос с какой-то скулящей интонацией.

– Ваша затея с письмами была довольно… – он затруднился поисками слова, – неразумной, мягко говоря, очень мягко.

– Однако я их расшевелила. И случай с газом подтверждает, что убийца – один из тех, кто получил письмо… – Екатерина не смотрит на Леонида Максимовича. А также делает вид, что не замечает изумленного взгляда Галки.

– А теперь давайте про убийцу!

– Про какого убийцу? Я ничего не знаю про убийцу!

– Знаете!

– Почему?

– Нутром чувствую. Выкладывайте!

И Екатерина, краснея и запинаясь, рассказывает о Ситникове, о том, как безошибочно он нашел дверь кухни… словно бывал там раньше… и он – единственный, кто знал всех убитых!

– И Зинаиду он тоже знал, не так ли? Это же подруга его жены. Как же он так ошибся и принял за нее Ларису?

– Не знаю… ну, видел ее всего раз или два… а в прихожей было темно… Я тебе потом все расскажу, – шепчет она Галке, сидящей с открытым ртом.

– Вы в это верите?

– Нет! То есть не знаю… Я чувствую, что убийца где-то рядом! А потом, разве мои чувства что-то значат? Верю – не верю!

– Ладно. Теперь расскажите мне подробнее о письмах, вернее, об адресатах. И давайте вспомним все, что происходило после. Что случилось накануне – я знаю. Вы были в театре. Совершенно случайно проходили мимо и увидели афишу. (Девушки краснеют.) Потом отослали письма. А вы, Галина Николаевна, поддержали идею с письмами? – обратился он к Галке.

Галка багровеет и бормочет что-то вроде:

– Сначала… нет, а потом… не знаю… да…

– Потом вы нашли Ларису. Это пропустим. А вот о ночной истории я хочу услышать еще раз.

– Мы нашли Ларису? Какую Ларису? – Галке кажется, что она сходит с ума.

– Потом! – отмахивается Екатерина, не глядя на нее.

Она опять рассказывает о той ночи, когда Купер разбудил ее. Как она разбила окно мраморной подставкой от лампы. И как потом она стояла на улице, прижимая к себе лампу, а снег сыпал и сыпал с небес ей на лицо, и было щекотно и радостно… О лесном озере, куда возил ее друг Добродеев и где сначала было так хорошо, а потом, когда зашло солнце, стало так жутко. О черной воде. И о серебряной струе родника. О Ситникове, который пришел рассказать о Володе Галкине. Она говорит о том, как он напугал ее своим дурацким поступком. Но умалчивает о том, что он обозвал ее уродиной. И о том, как она вдруг подумала… Тут Екатерина начинает запинаться, даже трудно сказать, почему вдруг… а вдруг… он уже был у нее в доме… И тогда она позвонила Галке…

– И поставили следственный эксперимент, – подсказывает Леонид Максимович.

– Ну да… и он безошибочно нашел кухонную дверь…

– С этим ясно! Дальше!

– Ну, это все. Потом пришла Вероника Юлиановна, а потом Галина примчалась выручать…

– Кто такая Вероника Юлиановна?

– Моя знакомая. Пришла по делу. Ей нужна охрана для ее ресторана. – Екатерина подробно рассказывает о прекрасной Веронике. Об их разговорах. О воспитании детей. О конкурсе красавиц. О ее рабочем распорядке. И так далее и тому подобное…

Леонид Максимович слушает не перебивая. Потом спрашивает:

– А вы не могли бы уехать на пару недель куда-нибудь подальше?

– Могла бы, наверное… А зачем? Вы думаете…

– Мне не нравится вся эта история, – говорит Леонид Максимович жестко. – Мне не нравится то, что вы сделали. Вы преступно легкомысленны. Вы отдаете себе отчет, чем это могло кончиться для вас? А вы не подумали о том, что вы абсолютно недопустимым образом влезли в дело об убийстве? Дело, по которому ведется следствие! Я бы с удовольствием арестовал вас, чтоб вы не путались у меня под ногами… И подержал бы в КПЗ! Чтоб отбить охоту играть в детектива-любителя!

Екатерина молчит. Больше всего ей хочется, чтобы эта сцена поскорее закончилась и она могла уйти домой. Зализать раны, нанесенные самолюбию. Ни разу за всю ее жизнь никто не говорил с ней подобным тоном!

Все когда-нибудь заканчивается. Закончилась и эта тягостная сцена. Последние слова Леонида Максимовича: «Под домашний арест! И не высовываться!» – звучали в ее ушах и на следующий день. И через день. И еще долго-долго, прежде чем она смогла вспоминать о визите к следователю без обиды и раздражения.