Текст книги "Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых"

Автор книги: Илья Смирнов

Соавторы: Анатолий Смирнов,Г. Бельская,Владимир Тюрин,Андрей Левандовский,Юрий Жук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Однако, к удивлению Я.М. Юровского, все «латыши» наотрез отказались принимать участие в расстреле, ссылаясь на то, что они не будут стрелять в девушек, так как нанимались охранять, а не выполнять функции палачей… Но, помимо этого, ежедневно общаясь с узниками, они проникались к ним всё большей и большей симпатией. Тем более, что среди них был их земляк А.Е. Трупп – совершенно безобидный человек пожилого возраста, оказавшийся в ДОН волею случая. А Великие Княжны, каждая из которых была по-своему прекрасна, своей всегдашней доброжелательностью и скромным поведением, просто не могли не вызвать у них взаимную симпатию, которая в конечном итоге и привела к отказу «стрелять в девиц».

Из воспоминаний Я.М. Юровского:

«Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал, кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы «Наган». Когда я распределил роли, латыши сказали, чтобы я их избавил от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей, в расстреле, как людей неспособных выполнить революционный долг в самый решительный момент».

Отстранив «отказников» от участия в «акте революционной мести» и разработав план дальнейших действий, Я.М. Юровский простился с П.З. Ермаковым, который должен был вернуться назад через несколько часов.

Согласно разработанному «сценарию», возвращение П.З. Ермакова было запланировано на 12 часов ночи, а условным паролем по его возвращению должно было стать слово «Трубочист». Прибыть же П.З. Ермаков должен был не один, а вместе с грузовиком, на котором сразу же после казни планировалось вывезти трупы казнённых. А, кроме того, П.З. Ермаков должен был привезти в ДОН постановление о расстреле Царской Семьи, заверенное подписями членов Президиума Уральского Облсовета.

После прибытия П.З. Ермакова, коменданту Я.М. Юровскому следовало разбудить всех узников ДОН, после чего проводить их вниз, в приготовленную для расстрела комнату, где уже должны были находиться «закалённые товарищи», заранее распределившие роли известным читателю образом.

Чтение привезённого П.З. Ермаковым Постановления являлось приговором и должно было явиться сигналом общей готовности для назначенных в расстрельную команду лиц.

Сразу же по его прочтению, все эти лица должны были одновременно выстрелить в сердце каждой из намеченных жертв, завершив тем самым (выражаясь словами Г.П. Никулина) «первый пункт программы нашей большевистской партии».

Однако в действительности все вышло далеко не так гладко, как планировалось в этом «сценарии».

Первая «неувязка», с которой пришлось столкнуться Я.М. Юровскому, заключалась в том, что возвратившийся в 10 часов вечера П.З. Ермаков, прибыл не на грузовике, а на легковой машине Р.И. Берзина. Вместе с ним в ДОН приехал и Ф.И. Голощёкин, а также сотрудник УОЧК С.А. Бройдт, временно сопровождавший последнего в качестве личного телохранителя.

Ф.И. Голощёкин вручил Я.М. Юровскому бумагу – Постановление Исполнительного Комитета Уральского Областного Совета, скреплённое печатью, а также подписанное членами его Президиума – им самим и Г.И. Сафаровым, – в котором, вопреки ранее принятому решению, говорилось о расстреле лишь одного Николая II, а не всей Царской Семьи, вместе с находящимися при Ней слугами.

Это обстоятельство вызвало «естественное» недоумение коменданта, имевшего на этот счёт, согласно предварительной договорённости, прямо противоположную точку зрения.

О том, что в тексте данного постановления говорилось о расстреле лишь одного Государя, упоминается и в воспоминаниях П.З. Ермакова.

«Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал сделать так чтобы были все разстреляны... (Подчёркнуто мною. – Ю.Ж.) и «…тогда я коменданту в кабинете дал постановление облостного исполнительного Комитета Юровскому, то он усомнился, по чему (не) всех, но я сказал, нада всех и разговаривать нам свами долго нечего время мало пора приступать». (Подчеркнуто мною – Ю.Ж.).

Приведённая выше выдержка из воспоминаний П.З. Ермакова, говорит о том, что между Я.М. Юровским и Ф.И. Голощёкиным (действия которого в данном случае П.З. Ермаков выдаёт за свои собственные) имели место какие-то разногласия.

Это же самое обстоятельство косвенно подтверждает и сын М.А. Медведева (Кудрина) – историк-архивист М.М. Медведев, который делает справедливый вывод, что Ф.И. Голощёкин и Г.И. Сафаров, как люди, наиболее хорошо знавшие В.И. Ленина, были противниками оглашения в официальном Постановлении Президиума Исполкома Уральского Облсовета (являвшегося по сути приговором в отношении Государя) каких-либо упоминаний в отношении остальных членов Царской Семьи. Ибо, как помнит читатель, центральная власть официальной санкции не давала даже на расстрел Царя, не говоря уж о Его близких! Посему и подписали сей документ с упоминанием в нем имени лишь одного Государя, а все остальные, как бы подразумевались… Ибо все Они официально должны были быть отправлены в «надёжное место»… И это самое обстоятельство Ф.И. Голощёкин пытался, как мог, доказать Я.М. Юровскому, которого текст данного «приговора» никак не устраивал.

Предположив, что Ф.И. Голощёкин что-то не договаривает или же ведёт за спиной Президиума Исполкома Уралсовета какую-то свою игру, Я.М. Юровский, во избежание возможных недоразумений, решает пригласить в ДОН А.Г. Белобородова, подпись которого, кстати говоря, на этом документе отсутствовала.

С приездом последнего (прибывшего, чтобы лично проконтролировать казнь Романовых и Их слух) сложившаяся ситуация разъяснилась окончательно. Ибо А.Г. Белобородов пояснил всем присутствующим политическую ситуацию, которая была уч-тена членами Президиумом Исполкома Уральского Облсовета при составлении текста данного постановления, добавив также, что, несмотря на содержание данного документа, команде исполнителей следует действовать в строгом соответствии с решением, принятым на состоявшемся накануне совместном совещании.

Следует также отметить, что сам А.Г. Белобородов участия в расстреле не принимал и по одной из версий остался ночевать в комнате коменданта.

Вторая «неувязка» состояла в том, что ожидаемая Я.М. Юровским машина, прибыла в ДОН на полтора часа позже планируемого срока, что, естественно, сдвинуло время, намеченное для расстрела.

Отведённое для убийства тёмное время суток неумолимо заканчивалось, а это, в свою очередь, нервировало многих присутствующих, которые своим поведением только нагнетали и без того нервозную обстановку, сложившуюся вокруг ДОН за последние дни.

Ждать было больше уже нельзя, и комендант решил начинать…

Сразу же после того, как прибыл грузовик с водителем С.И. Люхановым, Я.М. Юровский разбудил доктора Е.С. Боткина и попросил его разбудить всех остальных. Необычность своей просьбы, комендант объяснил тем, что по имеющимся у него сведениям, в данную ночь ожидается нападение на дом анархистов, для чего все его «жильцы» в целях их же безопасности должны быть временно переведены в нижние этажи, а также быть наготове на случай возможного отъезда.

Минут через 40–50 минут Царская Семья и Её слуги были готовы, после чего все они, в сопровождении Я.М. Юровского, Г.П. Никулина, П.С. Медведева, двух лиц внутреннего караула, М.А. Медведева (Кудрина) и П.З. Ермакова, стали спускаться вниз по лестнице, насчитывающей 19 ступеней. (А не 23, как с лёгкой руки писателя-фальсификатора М.К. Касвинова наивно считают некоторые исследователи!) На руках у Великой Княжны Анастасии Николаевны была крохотная декоративная собачка Джимми, а Анна Демидова несла с собой две подушки.

Спустившись на первый этаж, следовавший во главе этой процессии Я.М. Юровский, открыл перед следовавшим за ним Государем (державшим на руках больного сына) дверь, выводящую во внутренний двор дома Ипатьева. Пройдя по нему всего несколько метров, все они вновь оказались перед дверью, которая со стороны этого двора вела в нижний этаж дома. Проследовав через анфиладу комнат первого этажа, Царская Семья и находившиеся при Ней слуги оказались в предназначенной для расстрела комнате и сразу ощутили беспокойство – в ней полностью отсутствовала какая-либо мебель.

Эту неловкую паузу помогла преодолеть находчивость Я.М. Юровского.

Из воспоминаний А.А. Стрекотина:

«Юровский коротким движением рук показывает арестованным как и куда надо становиться и спокойно, тихим голосом: «Пожалуйста вы встаньте сюда, а вы – вот сюда, вот так в ряд».

Все это время Наследник Цесаревич находился на руках Государя – мальчик был болен и мог передвигаться самостоятельно – и Государыня, которая страдала сильными болями в ногах, произнесла фразу: – Здесь даже стульев нет! – безусловно, обращённую, к коменданту.

Из записи беседы с Г.П. Никулиным:

«Когда мы спустились в подвал, мы тоже не догадались сначала там даже стулья поставить, чтобы сесть, потому что этот был… не ходил, понимаете, Алексей, надо было его посадить. Ну, тут моментально, значит, поднесли это. Они так это… когда между собой… Тут же внесли, значит, стулья, села, значит, Александра Федоровна, наследника посадили…».

После этого Я.М. Юровский приказал Г.П. Никулину принести стулья: один для мальчика, другой – для Александры Фёдоровны. Г.П. Никулин принёс два стула, на один из которых Государь посадил Сына, а на другой села Государыня.

Ближе к центру комнаты (в левой её части) был установлен стул, на который был посажен Наследник Цесаревич, под спину которого была подложена одна из принесённых А.С. Демидовой подушек. Рядом с Наследником (слегка прикрывая его) находился Государь, который изредка перебрасывался с Государыней отдельными фразами на английском языке. Позади стула расположился доктор Е.С. Боткин. В левом углу комнаты разместились Старший повар И.М. Харитонов и Лакей А. Е. Трупп.

В правой части комнаты также был установлен стул, на который села Государыня. Рядом с Ней встали три Её Дочери – Великие Княжны: Татьяна Николаевна, Ольга Николаевна и Мария Николаевна. А за ними, прислонившись к косяку двери кладовой комнаты, расположились Великая княжна Анастасия Николаевна и находившаяся рядом с ней А.С. Демидова с подушкой в руках.

А напротив своих будущих жертв уже заняли места Г. П. Никулин, П.З. Ермаков, М.А. Медведев (Кудрин), а также, вполне возможно, что и А.Т. Паруп вместе с С.А. Бройдтом.

На какое-то незначительное время Я.М. Юровский выходит вместе с П.С. Медведевым из комнаты, прикрыв за собой двери. А сделал он это, вот по какой причине.

Почти в самый последний момент Я.М. Юровский вдруг вспомнил, что находящемуся возле пулемёта на чердаке дома А.Г. Кабанову, им же самим было строго-настрого приказано, открывать огонь без предупреждения, в случае появления на площади пред домом каких-либо посторонних лиц, во время проведения этой акции. И поэтому у него не было абсолютной уверенности в том, что Ф.И. Голощёкин, изъявивший желание выйти на эту самую площадь (чтобы послушать будут ли слышны выстрелы) не будет сражён меткой пулемётной очередью бывшего лейб-гвардейца, который попросту может и не узнать его в ночной темноте. К тому же и сам облик партийного властителя Урала, успевшего в царских ссылках обзавестись весьма заметным брюшком, более смахивал на сытого буржуа, нежели на вождя местных пролетариев. А так как А.Г. Кабанов прекрасно знал в лицо П.С. Медведева, которому подчинялась и вся наружная охрана ДОН, задачей последнего было предотвратить создавшуюся угрозу, что, собственно говоря, и было им проделано.

Воцаряется напряжённая тишина…

Через несколько минут Я.М. Юровский, стремительно распахивая двери, входит в комнату.

После того, как «латыши» выстраиваются в указанном для них месте, Я.М. Юровский, ещё раз оглядев всех присутствующих, просит сидящих встать.

Местное время – приблизительно 2 часа 50 минут пополуночи!

Из воспоминаний М.А. Медведева (Кудрина):

«…зло сверкнув глазами, нехотя поднялась со стула Александра Федоровна. В комнату вошел и выстроился отряд латышей: пять человек в первом ряду, и двое – с винтовками – во втором. Царица перекрестилась. Стало так тихо, что со двора, через окно, слышно как тарахтит мотор грузовика.

Юровский на полшага выходит вперёд и обращается к Государю…

Точный текст обращения Я.М. Юровского к Государю, вряд ли может быть когда-либо доподлинно установлен, так как был произнесён им, своего рода, экспромтом.

Однако суть его (со слов А.А. Якимова) остаётся, приблизительно, следующей:

– Николай Александрович!

Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять…».

Очень верно, на мой взгляд, трактует данную ситуацию Э.С. Радзинский в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию», в которой он, в частности, пишет:

«…клочок бумаги, который прочел Юровский в ночь расстрела никакого отношения к официальному Постановлению Уралсовета не имел. Не только по убогой фразеологии, но и по существу дела. Юровский читал о казни Романовых, а официальное постановление было только о казни Романова».

Единственное, пожалуй, с чем можно не согласиться, так это, что Я.М. Юровский зачитывал какую-либо бумагу в принципе. Ибо, на мой взгляд, никакой бумаги в руках коменданта не было, а своё обращение к Государю он сделал исключительно произвольно.

В пользу этой версии говорят не только свидетельские показания, но и заявление непосредственно самого коменданта, а также его помощника:

«Он (приговор. – Ю.Ж.) был сказан на словах тут. Нет, на словах… так очень коротко».

На вопрос же М.М. Медведева о возможном отсутствии данного документа вообще, Г.П. Никулин пояснил:

«Нет. Там, может быть, в Президиуме документ, может быть, и был. А здесь, у нас на руках не было».

Как бы то ни было, факт остаётся фактом: 10 человек убитые в эту ночь вместе с Государем, пали жертвой не только абсолютного беззакония, но и полного произвола уральских властей, творящий таковой в угоду собственного изуверства.

Поначалу смысл сказанных Я.М. Юровским слов не дошёл до Государя, так как Он в тот момент, обращённый лицом к Государыне, перебрасывался с Ней короткими фразами на английском языке. Посему, обернувшись к Я.М. Юровскому, Он переспросил: Что? Что?

Не ожидая подобного поворота событий, Я.М. Юровский был вынужден повторить свои слова вновь. Обратимся еще раз к книге Э.С. Радзинского:

«Переспросил» – и «более ничего не произнес»! Так пишут Юровский и Стрекотин.

Но царь сказал еще несколько слов… Юровский и Стрекотин их не поняли. Или не захотели записать.

Ермаков тоже не записал. Но о них помнил. Немногое он запомнил, но этого не забыл. И даже иногда об этих словах рассказывал.

Из письма А.Л. Карелина (Магнитогорск): «Помню, Ермакову был задан вопрос: «Что сказал царь перед казнью?» «Царь, – ответил он, – сказал: «Вы не ведаете, что творите».

Нет, не придумать Ермакову эту фразу, не знал он ее – этот убийца и безбожник. И уж совсем не мог знать, что эти слова Господа написаны на кресте убиенного дяди царя – Сергея Александровича. Царь повторил их».

Сразу же после этого, М.А. Медведев (Кудрин), не дожидаясь, пока Я.М. Юровский повторит всё сказанное им прежде, опередив остальных на какие-то секунды, на глазах у всех первым стреляет в Государя, ибо прекрасно понимает, что судьба никогда уже больше не предоставит ему такой уникальной возможности «вписать своё имя в историю».

До самых последних дней своей жизни Я.М. Юровский не смог простить ему этой «непростительной выходки». Посему, описывая расстрел, во всех своих мемуарах ни разу не упомянул фамилии «настоящего цареубийцы» М.А. Медведева (Кудрина). И лишь только раз он написал: «Принимать трупы я поручил Михаилу Медведеву, это бывший чекист и в настоящее время работник ГПУ».

Вспоминает М.М. Медведев:

«Юровский никогда не спорил с отцом. Более того, однажды он сказал отцу: «Эх, не дал ты мне докончить чтение – начал стрельбу! А ведь я, когда читал второй раз ему постановление, хотел добавить, что это месть за казни революционеров…».

А после того, как раздались первые выстрелы М.А. Медведева (Кудрина), началась беспорядочная стрельбы по всем жертвам без разбора.

А теперь постараемся представить то, что могло произойти дальше.

Осознав, что его «опередили», Я.М. Юровский, видимо, забыв о находящимся в кармане Нагане, только тогда начинает вынимать свой Маузер из кобуры, машинально отступая с ним в правый свободный угол комнаты. И, вероятнее всего, именно тогда он делает свои первые выстрелы в сторону несчастных жертв.

Произведя эти выстрелы, Я.М. Юровский слегка перемещается в сторону дверного проёма, где и получает при попытке очередного прицеливания, лёгкое касательное ранение руки от пули нагана А.Г. Кабанова, а М.А. Медведев (Кудрин) получает от его же оружия лёгкое ранение шеи. А Кабанов, бывший «лейб-гвардеец», в силу ущемлённого самолюбия, а также «горя революционной ненавистью к кровавому тирану», не выполнив распоряжения коменданта (несмотря на запрет Я.М. Юровского, приказавшего ему во время расстрела находиться на своём посту и внимательно наблюдать за площадью перед домом), самовольно оставляет свой пост, чтобы принять участие в этом убийстве. Оказавшись в комнате, предшествующей той, где совершалось убийство, он «разрядил свой наган по осужденным». А так как А.Г. Кабанов находился позади любопытных, толпящихся в дверном проёме комнаты убийства, то стрелял он, что называется, поверх их голов, посему вместе с Романовыми, чуть не уложил и упомянутых лиц.

Опасаясь за безопасность вверенных ему людей, а также ввиду того, что в комнате уже стояла сплошная пелена из порохового дыма и известковой пыли, Я.М. Юровский даёт команду о прекращении огня, которая почти сразу же выполняется всеми, кроме П.З. Ермакова, который вошёл в раж, и поначалу не намерен был вовсе подчиняться каким-либо приказам…

Из Протокола допроса П.С. Медведева:

«…зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской Семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моем появлении Наследник еще был жив – стонал.

К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор.

Наследник затих.

Картина убийств, запах и вид крови вызвали во мне тошноту».

Из воспоминаний Я.М. Юровского:

«Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга были живы. Жива была еще и Демидова».

Из письма А.Г. Кабанова М.М. Медведеву:

«Когда я вбежал в помещение казни, я крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докончили штыками. Но к этому времени [в] живых остались только Алексей и Фрельна (Фрейлина. – Ю.Ж.). Один из товарищей (П.З. Ермаков. – Ю.Ж.) в грудь фрельны стал во[н]зать штык американской винтовки Винчестер. Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзал, а фрельна ухватилась обеими руками за штык и стала кричать».

Из воспоминаний А.А. Стрекотина:

«Кроме того, живыми оказались еще одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье. Стрелять в них было уже нельзя, так как двери все внутри здания были раскрыты, тогда тов. Ермаков видя, что держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. В особенности тяжело умерла та особа – дама. Ермаков ей всю грудь исколол. Удары штыком он делал так сильно, что штык каждый раз глубоко втыкался в пол. Один из расстрелянных мужчин, видимо, стоял до расстрела во втором ряду и около угла комнаты, и когда их стреляли он упасть не мог, а просто присел в угол и в таком положении: остался умершим».

Из воспоминаний В.Н. Нетребина:

«Младшая дочь б/царя упала на спину и притаилась убитой. Замеченная тов. Ермаковым она была убита выстрелом в грудь. Он, встав на обе руки, выстрелил ей в грудь».

Выше уже говорилось, что после прекращения огня выяснилось, что некоторые из жертв оказались живы. В силу этих обстоятельств, Я.М. Юровский лично достреливает Е.С. Боткина и Великую Княжну Ольгу Николаевну, а П.З. Ермаков убивает штыком А.С. Демидову и достреливает Великую Княжну Анастасию Николаевну. Ещё одной неожиданностью для убийц стала «исключительная живучесть наследника», который вдруг зашевелился и тихо застонал…

Заслышав это, Я.М. Юровский, как говорится, уже не стал второй раз упускать свой шанс – «одним махом покончить с династией!» Подойдя к находившемуся без сознания 13-ти летнему раненному и безнадёжно больному ребёнку, он, вытащил из кармана револьвер Нагана и, приставив таковой к его голове, произвёл, не менее двух выстрелов.

После этого Я.М. Юровский предлагает П.З. Ермакову и М.А. Медведеву (Кудрину) (как представителям РККА и УОЧК) удостовериться в смерти каждой из жертв. А в случае проявления признаков жизни у кого-нибудь из них – добить.

Следуя примеру коменданта, М.А. Медведев (Кудрин) подошёл к лежавшей на полу лицом вниз, Великой Княжне Татьяне Николаевне (которая также вдруг стала подавать признаки жизни) и, вытащив из кобуры свой Кольт, выстрелил в неё один раз, так как к тому времени магазин его Браунинга был уже пуст.

Но картина этой зверской расправы не была бы полной, если бы вслед за ней не последовало вполне закономерное в таких случаях мародёрство.

И, конечно же, в числе его первых застрельщиков оказался П.З. Ермаков, который первым делом, вытащив у мертвого Государя золотой портсигар, положил его себе в карман.

«Почин» П.З. Ермакова был поддержан А.А. Стрекотиным и другими, не менее «закаленными товарищами», когда трупы казнённых стали переносить в кузов грузовика.

Узнав об этом, Я.М. Юровский остановил «товарищей» и, собрав всех участников, предложил немедленно вернуть награбленное, пригрозив расстрелом. Понимая, что комендант не намерен шутить, многие подчинились. Все они (включая и А.А. Стрекотина) были немедленно отстранены, а дальнейшая переноска трупов стала уже осуществляться под непосредственным контролем Г.П. Никулина (в комнате) и М.А. Медведева (Кудрина) (по пути следования к грузовику).

Почти сразу же после убийства возникла проблема: как переносить тела убиенных. Выход нашли быстро. Из каретного сарая были принесены две оглобли, к которым привязали простыни, соорудив, таким образом, нечто, подобное носилкам. Первым на них положили Государя. Следом за несущими Его бренное тело двинулся М.А. Медведев (Кудрин), который позднее вспоминал:

«Около грузовика встречаю Филиппа Голощекина.

– Ты где был? – спрашиваю его.

– Гулял по площади. Слушал выстрелы. Было слышно.

Нагнулся над царем.

– Конец, говоришь, династии Романовых?! Да…»

После того, как все тела были погружены на машину и накрыты шинельным сукном, П.З. Ермаков сел в кабину к шофёру С.И. Люханову, чтобы указывать дорогу, а М.А. Медведев (Кудрин) и двое, вооружённые винтовками, «латышей – Я.М. Целмс и А. Верхаш разместились в кузове, чтобы сопровождать останки Романовых к месту их последнего «упокоения».

Около 3 часов 30 минут утра 17 июля 1918 года, автомобиль, гружёный 11-ю телами расстрелянных, выехал из ворот дома Ипатьева на Вознесенский переулок, проехав который свернул на Колобовскую улицу, откуда двинулся в сторону Верх-Исетского металлургического завода.

Эпилог

17 июля 1918 года в Екатеринбурге было совершено преступление, оправдать которое, даже самыми «высшими целями во благо» невозможно. Ибо убийство Помазанника Божия не просто «преступная политическая акция», а отступление от всех норм Православного миропредставления: «Царь – устроение Божие»! И то, что случилось потом с нашей страной и людьми – все немыслимые мучения и страдания нашего народа, на мой взгляд, есть ни что иное, как кара Божия.

Когда весть об убийстве Царя (о смерти всех членов Семье тогда ещё не было известно) дошла до патриарха, он, Святейший Патриарх Тихон, произнёс в московском Казанском Соборе проповедь, в которой сказал:

«Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь Расстрелянного падёт на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над Ним принадлежит истории, а Он теперь предстоит перед нелицеприятным Судом Божиим. Но мы знаем, что Он отрёкся от Престола, делая это, имея в виду благо России и из любви к ней… Он ничего не предпринял для улучшения Своего положения, безропотно покорился судьбе…

И вдруг Он приговаривается к расстрелу, где-то в глубинке России, небольшой кучкой людей (тогда ещё никто не знал, что инициатива убийства всей Царской Семьи исходила, непосредственно от Центральной власти. – Ю.Ж.), не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводится в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви».

А задолго до него, тысячу раз прав был Святитель Земли Русской отец Иоанн Кронштадский (И.И. Сергиев), отразив в 1905 году в одной из своих проповедей саму суть приближающегося момента: «Если не будет покаяния у Русского Народа, конец мира близок! Бог отнимет у Него Благочестивого Царя и нашлёт самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Точнее и не скажешь. Так и вышло. И продолжалось более семидесяти лет самозванной коммунистической диктатуры, ввергшей страну в хаос и экономический тупик.

За десять лет до падения коммунистического режима Государь Император Николай II был причислен клику Святых Русской Православной Церковью за Границей, а в 2000 году – Архирейским Собором Московской Патриархии.

Посему нам – живущим сегодня и переосмысливающим эту минувшую трагедию, следует помнить слова, написанные в Тобольске Великой Княжной Ольгой Николаевной после отъезда Её Августейших Родителей:

«Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя, и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет ещё сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь…»