Текст книги "Большая стрелка"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Потом был второй такой же заказ. Тоже невозвращенные деньги. Там было достаточно подойти к ребенку должника у колы и сказать, чтобы папа был поразумнее и думал бы больше о семье, чем о деньгах. Ну и тот же трюк с машиной. Деньги вернули очень быстро. И в определенных кругах начали расходиться слухи об отчаянных парнях, которые быстро решат любую проблему.

В третьем случае машину пришлось спалить. Вот там уж должника-азербайджанца доставили в погреб на той хате, где руднянские устраивали сходняки и отдыхали телом и душой. Уже через много лет Художник, увидев по телевизору рекламу «Хорошо иметь домик в деревне», вдруг вспомнил об этом самом домике.

Вид паяльной лампы с язычком пламени, готовой лизнуть кожу и уже подпалившей обильную растительность на груди, быстро остудил упиравшегося азербайджанца. И деньги он вернул с приличными процентами.

– Ерунда, – талдычил Хоша. – Это разве бабки? Это слезинка ребенка, как говаривал писатель.

– А где бабки? – спрашивал дядя Леша.

– Надо обменные пункты валюты брать, – заявил Брюс. – Там можно за раз тридцать тысяч баксов поиметь.

Братва склонялась к этой мысли. И дяде Леше с Художником требовалось немало усилий и красноречия удержать ее от подобных попыток. Но слово Художника хоть и ценилось, поскольку обычно было разумным, но он осознавал, что терпит его братва пока только как кореша Хоши и благодаря его славному тюремному прошлому. Такое положение его не устраивало. Постепенно он находил к каждому ключик. С Арменом обращался доверительно, нарочито выделяя его как человека разумного, говорил: «Нам-то понятно, мы же не Брюс или Блин». С Брюсом вел другую игру – доводил язвительными замечаниями его, туповатого и не умеющего дать отпор словами, до белого каления, но в критический момент сдавал назад, так что Брюс стал опасаться его острого язычка. Пришлось однажды поиграть ножом, когда каратист что-то отпустил по его адресу. Брюс сдал назад, только пробурчал «псих», видя, с какой яростью Художник бросился ему навстречу. Труднее всего было с Блином – совершенно неуправляемым, не имевшим вообще тормозов. Притом Блин в недалекости своей не мог трезво оценить своего места в команде и время от времени претендовал на большую долю в прибыли, так как благодаря своей комплекции играл роль основного вышибалы. и парализовывал одним своим видом жертвы, когда надо было вышибить деньги. Иногда он заводил разговоры и о том, что приходится слушаться всяких там умных, имея в виду Хошу, что уже было дурным признаком, поскольку в команде пахан должен быть один. И когда начинаются споры за власть, команда кончает плохо. Так что Блин был ноющим зубом, и боль эта с каждым днем становилась все сильнее.

– Тридцать тысяч, – разбрызгивал слюной каратист Брюс. Он становился все жаднее до денег, увешался золотыми цепями, мечтал о джипе и о восьмикомнатном доме красного кирпича. – А мы разводим лохов, долги возвращаем по мелочи.

– Постепенность – залог здоровья, – говорил дядя Леша устало.

– Постепенность? – саркастически хмыкал Хоша. – Много мы заработали постепенно? Фраеров разводим.

– Нарабатываем авторитет, – поддерживал дядю Лешу Художник.

– Где он, хваленый авторитет?

– Не сразу Ахтумск строился.

– А мне нужно сразу! – крикнул Хоша, привычно выходя из себя. – Уже почти полтора года херней маемся! Где она, очередь из плачущих банкиров и обобранных промышленников? Где они, миллионы зеленью, дядя Леша? Тысяча зелени за последнее дело – это куда? К нам идут только дешевки. Только дешевки, и может это тянуться сто лет.

– Нужен жмурик, – неожиданно сказал дядя Леша.

– Какой жмурик? – не понял Хоша.

– Пока кого-нибудь не замочим, так и будем мелочами промышлять. Нужно кого-то завалить – и тогда уже другие люди в очередь выстроятся…

– Да, точно, – кивнул Художник. – Кровь – лучшая реклама.

– Реклама – двигатель торговли, как говаривал Чингачгук, – кивнул Хоша.

Старший лейтенант Балабин сел на переднее сиденье «Жигулей», захлопнул резко дверцу, произнес:

– Привет.

– Здорово, служивый, – кивнул Влад. – Ты мне машину развалишь.

– Еще купишь. Ты теперь башлей мешок насшибаешь в свободном полете, – засмеялся Балабин.

– Грузовик зелени, – кивнул Влад.

У метро «Таганская» было полно народу.

– Как тебе отдыхается? – осведомился Балабин.

– Отлично. Уволился в рекордный срок. Не успел оглянуться, а уже приказ.

– Мафия всесильна.

– Уже соображаешь, – хмыкнул Влад.

– Ты даже отвальную не устроил.

– Не устроил, – кивнул Влад. – Не вижу повода для пьянки.

– Обижаешься, что не прикрыли тебя. Казанчев делал все, чтобы тебя вытащить. Но там сам знаешь – политика.

– Ты-то хоть не оправдывайся передо мной. Я все понимаю…

– Это хорошо, – вздохнул Балабин. – Ты меня как, по делу вызвал?

– По делу… Несколько вопросов на засыпку, Николя.

– Каких?

– Немного информации. По делу об убийстве семьи Гурьяновых.

Балабин помрачнел.

– Влад, ты теперь не в конторе. Ты не забыл?

– Не забыл… Я ничего не забываю. В том числе, как и тебя с того света вытащил в Чечне. Ты-то помнишь?

– Я все помню… Зачем тебе это все? В частные сыщики решил податься?

– Я похож на идиота?

– Тогда зачем?

– Начистоту?

– Желательно.

Влад устало потер виски пальцами.

– В общем, так. Брат погибшего Гурьянова – мой друг. Очень хороший друг. Я ему тоже жизнью обязан. Так что долг чести.

– Этому торгашу?

– Торгашу?

– Он же менеджер какой-то фирмы.

– Это важно, кто он?

– Ладно, – махнул рукой Балабин. – Что тебя интересует?

– Почему наша контора занялась этим убийством? Убийства – епархия угрозыска.

– Убийство явно заказное.

– Ну и что?

Балабин помолчал. Потом сказал:

– Помнишь, мы занимались перекидкой валютных средств в офшорные зоны за последние три года?

– Помню. Была перспективная информация.

– В этой афере светилась компания «КТВ».

– Где работал Константин Гурьянов?

– Точно.

– И разбор шел из-за тех денег?

– Тех или не тех. Похоже, это многоступенчатая система. Одним из колесиков была «КТВ».

– И Константин к этому делу привязан?

– Как небольшой передаточный механизм. Но лишь предположительно.

Влад задумчиво промолчал, потом осведомился:

– Что есть в деле по убийству?

– Описания бандитов. Составлены по свидетельским показаниям.

– Хорошие описания?

– Вот, – Балабин вытащил из кармана сложенную в несколько раз бумажку, на которой было три физиономии.

– И кого можно по этому фотороботу опознать? – скривился Влад.

– Не знаю. Может, и можно… Машину, на которой приезжали убийцы, нашли брошенной. Ее украли день назад, перекинули номера. Били из автоматов Калашникова.

– Опрос окрестных жителей, соседей?

– Несколько дней бились. Вчера я разговорил соседей по лестничной площадке. Старуха пялилась в глазок. Где-то за тридцать минут до выстрелов из квартиры убитых вышла девушка. Соседка видела в глазок. Но описать толком ее не смогла.

– Вообще не описывает?

– Говорит, та была в темном платье. И с папкой под мышкой.

– Что еще?

– Ничего… Пока ничего.

– Как думаешь, сыщик, это чистый глухарь?

– Да, дело глуховатое… Что твой приятель говорит? Он с нами был не особенно откровенен.

– Ничего он не может сказать. Он вообще ничего не знает про дела брата.

– Понятно… Влад, честно. Ты что, надеешься раскрутить это дело?

– Хотя бы разобраться.

– И что потом?

– А потом расскажу все тебе. И ты получишь орден.

– Сутулова третьей степени. С закруткой на спине…

– Тогда медаль… Вы записные книжки изъяли в квартире покойного?

– Изъяли.

– Была там такая Вика?

Балабин вынул свой толстый ежедневник, наполовину исписанный мелким, неразборчивым почерком, куда записывал план своих действий и основную информацию, которую необходимо отработать. Там был список телефонов из записной книжки Константина, которые он должен был проверить.

– Была, – он пролистнул книжку. – Вот. Виктория. Телефон 333-44-56.

– Вы ее проверяли?

– Нет. Не успели. Я адрес пробил, но по нему никого не было. В книжке – восемьдесят семь лиц.

– Адрес какой? Балабин помялся.

– Ну, Николя, не томи. И так уже все тайны, которые мог, выдал. Давай.

– Зачем она тебе?

– Так, хочу словечком перекинуться…

– Записывай…

Влад потянулся к прилепленной на пружинящем проводе к лобовому стеклу записной книжке с авторучкой. Балабин продиктовал адрес.

– Вы сколько раз осматривали квартиру? – поинтересовался Влад.

– Один.

– Точно?

– Точно. А что?

– Не могли еще следователь или муровцы наведаться?

– Нет. Сто процентов – не было никого.

Влад задумался. Гурьянов уверен, что в квартире кто-то был после осмотра. Полковнику можно не верить? Нельзя. Этого человека столько лет учили не забывать ничего и улавливать детали, тут никакой сыщик в подметки ему не годится. Так что если сказал – значит, так оно и есть. Значит, в квартиру кто-то заглядывал.

– Ключ у кого от квартиры был? – спросил Влад.

– У следака прокурорского.

– У следака, – кивнул Влад.

– Еще есть вопросы?

– Нет.

– Ну, я пошел?

– Давай. Только не говори никому о нашей встрече…

– Что я, похож на идиота? – пожал плечами старший лейтенант.

– Не похож.

– Пока, – Балабин вышел из машины. Влад видел, что его бывший сослуживец раздосадован. Он ощущал, что его выжали как губку. Ничего. Переживет.

Балабин по переходу перешел на другую сторону улицы, и Влад видел, как он садится в «Ниссан-Максиму». Машина была новая, тысяч за пятнадцать долларов.

«Хорошо живет», – подумал Влад, вид новой машины оперативника неприятно отозвался в нем. Опер не должен иметь дорогих машин. Но… У РУБОПа своя специфика, притом специфика эта не радовала Влада.

Ну что же, надо раскручивать клубок дальше. Ниточка потянулась. Встреча была не бесполезной, можно считать, прошла удачно.

Влад вытащил сотовый телефон. В свое время ему подарил и до последнего времени оплачивал его один из спонсоров. Ничего не попишешь, куда рубоповцу без спонсоров? Настучав номер Гурьянова, он произнес:

– Никита, я узнал, кто такая Вика. Она одна в книжке Кости.

– Кто?

– Фамилии не знаю. А телефон и адрес можешь записать. Живет недалеко от метро «Перово», – он продиктовал адрес. И Гурьянов воскликнул:

– Хорошо! Я к ней!

– Что ты собираешься делать?

– Присмотрюсь к адресу. Вечером мы встретимся и решим, как работать с ней.

– Давай.

Эх, если бы Влад только мог знать, куда посылает своего друга.

История была нередкая. Очередной дырявый шлюп потерпел катастрофу в море бизнеса. Коммерсант закупил большую партию сигарет, предварительно получив под это дело кредит. Его кинули, а липовая фирма тут же прекратила свое существование. Что с банкрота взять? Калькулятор, письменный стол и два компьютера.

Выходов у коммерсанта имелось несколько. Например, присмотреть по сходной цене веревку покрепче и повеситься в ванной. Можно еще было застрелиться. Или утопиться, отравиться, сбежать в Латинскую Америку… Или обратиться к бандитам.

Сумма была приличная – несколько десятков тысяч зелени. По тем временам просто гигантская. Хоше предложили за работу пятнадцать.

Команда взялась за работу. Сначала вежливо подкатили к должнику в офис, естественно, уже другой, такой же подставной фирмы. Мол, нехорошо ведешь себя, так жить – здоровью вредить. Кидала был из молодых, да ранний. Он посоветовал катиться к чертовой матери. А если что-то не нравится – обращайтесь к крыше.

Видимо, он считал, что крыша у него бетонная.

– Какая такая крыша, ты, фуфлыжник?! – взбесился Хоша.

– Саид. «Аккумуляторы», – сказал кидала.

– Кто-кто?

– Саид.

Самое смешное – с Саидом Хоша сидел в следственном изоляторе. Тот уже выходил.

Саид был главарем шпаны из Шилшинского района, где раскинулся аккумуляторный завод. Большой силы за ними не стояло, но была немереная наглость. Его поддерживал кое-кто из блатных авторитетов. И он самонадеянно полагал, что страшнее его и «аккумуляторов» зверей в сельве нет.

– Саид, твой фуфлыжник кинул хорошего человека, – сказал Хоша, набрав номер телефона, который дал ему фирмач.

– Среди моих корешей фуфлыжников не водится, – нахально ответил Саид.

Переговоров не получалось.

– Не нравится? – спросил Саид. – С каких это пор ты работать людям запрещаешь? Ну, кинул. Так это его право.

– Теперь уже нет, – сказал Хоша.

– Стрелку забиваем, там обсудим! – крикнул в трубку неожиданно взбесившийся Саид. – Перетрем слегонца!

– Перетрем так перетрем, – сказал Хоша. – Назначай место. Саид.

Место по обоюдному согласию определили у Бровинских болот – они раскинулись на север от города на десятки километров и пользовались дурной славой. Место было гнилое, запущенное и прекрасно подходило для разговоров с глазу на глаз.

Позже Бровинские болота стали излюбленным местом руднянской команды. Сколько с ними еще будет связано…

– Как с ними разбор чинить будем? – Хоша нервничал. Это было первое серьезное столкновение. И от него зависело очень много. Если они дадут слабину, то прощай светлое будущее. Расползутся поганые слухи, и о них будут говорить не иначе: «А, Рудня? Те, кого „аккумуляторы“ крапивой отстегали».

– Как? С пролетарской ненавистью, – Художник облизнул губы. – Предложение простое и доступное…

Хоша выслушал, покачал головой и неуверенно спросил:

– Ты всерьез, брателло?

– Всерьез. Только договорились, – я делаю все. Вы страхуете.

– Себя от холода страхуя, – привычно побалагурил Хоша, но без былой радости. – Ладно.

«Аккумуляторы» приехали на двух «Жигулях» и – закачаешься – мотоцикле «Урал» с коляской. «Быдло», – решил про себя Художник, разглядывая Саида, как экспонат в кунсткамере. Тот был весь в золоте, в вошедшем в ту пору в моду малиновом пиджаке. И пятеро его помощников под стать – на шеях цепи, руки в золоте, сами – в красных пиджаках или спорткостюмах. Пальцы, конечно, веером, челюсти, понятное дело, вперед выдвинуты, брови, естественно, сдвинуты и глазенки меряют собеседника недобрым прищуром – и все это, чтобы казаться круче. Обычно этими атрибутами прикрывается неуверенность и страх. Это как боевая раскраска дикарей, которые своим угрожающим видом хотят отпугнуть одних духов и притянуть внимание других, а заодно до смерти застращать врага.

При всей своей карикатурности – хоть сейчас на съемки фильма об отечественном рэкете – они были опасны, и Художник осознавал это.

Художник был в скромной просторной болоньевой курточке. Хоша, правда, принарядился тоже в зеленый пиджак, Блин натянул майку, обтягивающую рельефные мышцы, и накинул на плечи ветровку. Брюс бил по ладони сложенными нунчаками и метал молнии в сторону недругов. Армен скучал, сидя за рулем. Все это был маскарад, продуманный заранее.

Итак, «аккумуляторов» было шестеро. Руднянских – четверо. Саид рассчитывал на разговор.

– Ну чего, братаны, – крикнул он. – Некрасиво получается. Ведь…

Что «ведь» – так и осталось тайной.

Художник выдернул из-под курточки купленный три дня назад за полторы тысячи долларов у азербайджанца Надира и опробованный в лесочке укороченный «калаш»…

Он видел безмерное удивление на лице Саида, который считал, что дела так не делаются. Всегда было так – сперва базар, а если не договорятся – то стрельба. Иначе было не по правилам.

Один из «аккумуляторов» попытался выхватить заткнутый сзади за пояс пистолет «ТТ» – бандиты всегда так носили оружие, чтобы быстрее извлечь его. Он не успел. По ногам ему прошлась очередь, и он покатился по земле.

Второй «аккумулятор» отпрыгнул в сторону, выдернул обрез. Получил пулю и завизжал так, что кровь застыла в жилах, упал, начал скрести пальцами землю. Еще двое бросились в лес, и Художник хладнокровно расстрелял их.

Последний так и замер с разинутым ртом на заднем сиденье «жигуля», глядя на убийцу.

– Ну что, не привыкли так? – Художник махнул автоматом. Выщелкнул магазин. Прищелкнул другой. В это время Хоша и Блин целились в водителя. – На колени.

Последний «аккумулятор» выбрался из-за руля и послушно упал на колени.

– Брат, прости… Я ничего никому не скажу…

– Правильно. Это ты молодец, – Художник закинул на плечо автомат. Наклонился над парнем, похлопал его по щеке. Взял за волосы. – Не бойся.

Парень с надеждой, заискивающе улыбнулся.

В пальцах Художника возникла финка.

Это был его клык. Орудие настоящих мужчин.

– Получи, – лезвие прочертило шею. Художник оттолкнул от себя задергавшееся тело. Глаза парня стали мутными.

Художник огляделся на своих подельников. Те все остолбенели, кроме Армена. Тот сочувствующе усмехнулся.

Художник посмотрел на своих корешей. Протянул автомат Блину, переставив на одиночные выстрелы.

– Добивать надо, – сказал он.

Заставил каждого высадить хотя бы по пуле. Мертвый или не мертвый – кто потом разберется. Главное, что все стреляли. Все кровью повязаны. И не водкой с кровью, а кровью настоящей. Никто не скажет потом, что случайно попал в эту компанию и не знал, что они убивать будут..

Хоша подошел, пнул безжизненного Саида.

– Вот так, бля, будет со всеми! Победно взмыл его кулак вверх…

Шестнадцатиэтажный дом был скучно стандартный, обыденно серый, в мокрых потеках, с неопрятно заляпанными швами между плитами, с сушащимся на балконах бельем и самостройными, уродливыми конструкциями лоджий – возможность отвоевать так не хватающие русскому гражданину вожделенные квадратные метры. В этом доме якобы проживает таинственная Вика. И Гурьянов собирался это пока что голословное утверждение проверить.

Он поднялся на четырнадцатый этаж. Вышел из лифта, его встретила надпись, коряво исполненная на стене: «2000 год конец света!» Слева лестничную площадку перекрывала массивная дверь, оборонявшая сразу три квартиры. Справа открывался проход в короткий коридорчик, так что полковник подошел к металлической двери, обитой черным дерматином и с бронзовой табличкой «114». Он прислонил ухо к двери и чутко прислушался.

Присутствие дома хозяина всегда выдают какие-то звуки – радио, льющаяся вода, шаги, вздохи, пение под нос. Через минуту Гурьянов сделал вывод, что в квартире никого нет.

С удостоверением оперативника МУРа он отправился в ремонтно-эксплуатационное управление, где хранились данные на жильцов дома. Подобные документы прикрытия сотрудники Службы использовали для проведения мероприятие на территории Российской Федерации. Правда, работать внутри страны запрещалось, и правило это Служба, чтобы не, подставляться, нарушала весьма редко. Но иногда возникали нештатные ситуации.

– Здравствуйте, девочки, – сказал он, заходя в тесное помещение архива, где перебирали толстые книги две работницы РЭУ. – А как бы мне присоединиться к вам в вашем нeлегком труде? С детства люблю копаться в бумагах.

– Это с чего это? – подозрительно осведомилась старшая из них – сухая и строгая, лет сорока. У ее напарницы – молоденькой толстушки – в глазах проскользнул нескрываемый интерес при виде мощного, плечистого мужчины. Видно было сразу, что ее томят эти бумаги, томит компания из пьяных слесарей, дворников и назойливых посетителей.

– Уголовный розыск, – Гурьянов продемонстрировал свое удостоверение. – Нужно шестнадцатый дом просмотреть. Там у вас маньяки завелись.

– Правда?! – удивленно воскликнула старшая.

– Еще как, – засмеялся он. – Я только что от вашего начальника. Он разрешил.

Вскоре он копался в пыльных документах. Книжная пыль вызывала всегда у него чих. И поделать он с собой ничего не мог

Он нашел что искал. Виктория Евгеньевна Уранская жила одна в однокомнатной квартире, которую приобрела год назад.

– Спасибо, девочки. Вы самые верные союзники Московской Краснознаменной милиции, – Гурьянов одарил откровенным взором молоденькую, та зарделась и, когда он выходил, вздохнула, заработав суровый взор своей начальницы. Для оперативника – хоть милицейского, хоть Службы – необходимое качество – находить общий язык с людьми в несколько секунд, особенно с представительницами слабого пола, которые очень часто служат незаменимыми источниками информации.

Полковник отправился в местный отдел милиции. В паспортном столе отксерил форму один – данные на Викторию Евгеньевну Уранскую, а также фотографию. Посмотрел на фото – симпатичное лицо, немножко удлиненное, большие, наивные глаза. Гурьянов был уверен, что раньше никогда ее не видел. Лицо запоминающееся.

Потом он вернулся к шестнадцатиэтажке. Занял удобную позицию. И расслабился на лавочке наедине с бутылкой пива «Балтика».

Двор был почти пустой, не считая мамаши, прогуливавшей двух похожих на колобков, в одинаковых комбинезонах близнецов, да троих мужчин, с матюгами и прибаутками красивших крыло у ветхого «БМВ».

Сколько ему так сидеть? На часах без десяти четыре. Если эта Вика на работе, то ждать ее еще и ждать.

Затренькал телефон в кармане.

– Никита, ты где? – донесся в трубке голос Влада.

– Выставился под окнами Вики.

– Она действительно живет по адресу?

– Да. Я пробил ее через РЭУ и ОВД. Теперь сижу. Жду.

– Какие планы?

– Надо бы присмотреться к ней. Потом решу.

Гурьянов намеревался прощупать барышню – может быть, походить за ней денек, установить, кто она, где работает, какие контакты. Можно подработать соседей – провести установочку под легендированным предлогом. Заодно подключиться к телефону и установить жучок в квартире, благо доступ к такой технике он имел. Всеми подобными премудростями он владел в совершенстве. И при желании мог за пару часов соорудить любой жучок, заглянув в магазин электроники, а также подключиться к любому кроссовому телефонному щиту.

Правда, вести наблюдение в одиночку – занятие нелегкое. Но если поможет Влад – справятся. Гурьянову приходилось работать в куда более худших условиях. Например, проводить подобные мероприятия, когда тебя ищет полиция и служба безопасности страны заброски и твою морду показывают по телевидению. Было такое одиннадцать лет назад, в одной душной, диковатой, негостеприимной латиноамериканской стране, когда СССР уже шел ко дну, но по инерции вел еще войны на всех континентах с главным стратегическим противником…

– Сейчас дела, – сказал Влад. – Я к шести подъеду.

– Жду…

Впрочем, Влада дожидаться оказалось излишним. Вика появилась через пятнадцать минут. Она подъехала на малогабаритном словацком «Рено-Клио» яркого канареечного цвета, захлопнула дверцу и направилась к подъезду. Тоненькая, строгая, в тесном костюме с длинной юбкой и туфлях лодочках, не глазеющая по сторонам, устремленная вперед – деловая женщина, обремененная служебными заботами.

А Гурьянов понял, что карты все вдруг перемешались и что нужно действовать. Он поднялся со скамейки и быстрым шагом устремился вперед.

Он уже видел, что творится. Сработала отшлифованная за многие годы до совершенства способность видеть ситуацию в пространстве – на «шахматной доске» в целом, также представлять, как будут двигаться остальные фигуры. А фигур он пока разглядел четыре – он сам, Вика и двое типов, которые двинули за ней – они были заряжены агрессивной самоуверенностью, широкоплечие, лет по двадцать пять. Один сутулый, другой повыше его ростом, с бритой головой. Так выглядят люди, рванувшие в атаку.

Что будет дальше – Гурьянов прекрасно представлял. Где-то еще должна быть машина. Скорее всего за углом примыкающего к шестнадцатиэтажке пятиэтажного дома.

Также ясно как день, что минимум у одного из этих типов оружие – сзади за поясом у сутулого имелось характерное утолщение, прикрытое пиджаком. Это значит, сзади за поясом пистолет. Бандиты так засовывают пистолеты. У мента пистолет в подмышечной кобуре или сумке на поясе, притом на тренчике, пристегнутом к ремню, чтобы не потерять. А бандиту пистолет потерять не жаль. Бандиту нужно одно – чтобы быстрее выхватить оружие и разрядить его в соперника на разборке. И прожить еще чуть-чуть, до следующей разборки… Все произошло так, как просчитал полковник. Эти двое убыстрили шаг и настигли девицу, подхватили ее под руки. Бритоголовый что-то продемонстрировал ей – скорее всего нож. Пистолет женщине демонстрировать бесполезно. У женщин мышление конкретное. Она всерьез не воспримет, что пистолет способен выбить из человека душу в два счета, хотя и знает это. А вот нож с острым лезвием – она знает, как хорошо он проходит сквозь мясо.

Вика ойкнула, и сутулый саданул ей резко кулаком под дых.

Сейчас подъедет машина. Ага, вон она уже трогается. Мятый «Москвич», явно угнанный. Бандатва на таких машинах не ездит – это ниже их достоинства.

Сутулый оглянулся, мазанув взором по приближавшемуся Гурьянову.

Полковник качался из стороны в сторону, двигаясь неуверенной походкой пьяного человека.

– Э, пацаны, а закурить? – протянул он.

– Вали, гнида, – бросил сутулый.

– Ты чего? За гниду ответишь, – Гурьянов приблизился ближе.

– Отвали. Милиция, – кинул бритоголовый. Ха, милиция. Такие в милиции бывают только в наручниках. Но Гурьянов поддержал эту идею и пьяно икнул:

– Менты клятые.

Неважно, что говорить. Важно, что с каждой секундой он сближался с этими двоими.

А мятый «Москвич» уже подъезжал. И надо было действовать быстрее.

– А за гниду все равно ответишь, – Гурьянов шагнул, протянул разлаписто руки к бритоголовому. Естественно, тот отвлекся от Вики. Он действительно прижимал к боку девушки нож, а у нее был вид такой, будто ее только что зарезали.

– Получи, – он ударил с размаху ногой Гурьянова, небрежно, умело, рассчитывая снести с ног.

Это все дурь – кия, захваты. Это для татами или, в лучшем случае, для площадной потасовки. В пивной с такими фокусами можно сойти за крутого. Но не в поединке со спецом из «Бурана». У спеца главная задача – выход на рубеж атаки. А дальше – одно точное движение хоть рукой, хоть ногой, хоть зубами – чем придется. Главное, что после этого противник в отключке или мертв. Каждое движение для полковника в поединке было так же естественно, как зевнуть или прижмуриться. Он начал действовать, как действовал не раз.

Гурьянов ушел от удара и ударил бритоголового костяшками по шее, выключив дыхание. Сутулый, поняв, что им попался не обычный пьяный, отскочил и дернулся было за пистолетом. Гурьянов двинулся вперед, вошел в клинч с парнем, сделал резкое движение, а когда шагнул назад, сутулый рухнул на землю. Гурьянов раздавил ему кадык, размозжил шею, и теперь противнику не светило ничего.

Гурьянов видел, как «Москвич» рванул вперед, простуженно взревев мотором на весь двор, как гоночный кар. До подъезда было рукой подать.

– За мной! – Гурьянов схватил Вику за руку и повлек в подъезд.

И успел вовремя. Послышались громкие хлопки, которые не спутаешь ни с чем. Стреляли из пистолета Макарова.

– Быстрее! – он втолкнул ее в дверь подъезда. Она споткнулась, он рывком поднял ее на ноги. Положение у них было не ахти. О сопротивлении нечего и думать. В «Москвиче» – двое. У обоих оружие. У него же – ничего, кроме перепуганной девицы на шее. В такой позиции делают ноги – единственная возможность выжить.

Выход из подъезда с другой стороны был грубо закрыт на увесистый замок, и еще для верности заколочен.

– Не спи, – прикрикнул он снова замешкавшейся Вике. Они двинули на лестницу, на пролете между вторым и третьим этажами окно было выбито и заколочено картоном. Гурьянов ударил ногой и высадил картон.

– Туда, – крикнул он.

Девушка уперлась. Глаза распахнуты – по пять копеек.

– Не хочу! – крикнула она. – Отпусти! Отпусти! – рванулась от него.

Внизу хлопнула дверь подъезда. Это киллеры шли по их следам.

Он тряхнул ее, ударил по щеке и вытолкнул на козырек.

– Давай руку!

Взял ее за руку, спустил вниз, отпустил ее – Вика упала на мягкую землю.

Он как кошка спрыгнул следом, мягко, пружиняще приземлился.

– Вставай! – он поднял девчонку.

Тут им повезло. У ларька через дорогу стояла серая «Волга», парень пил «пепси», врубив на полную мощь динамики. Он наслаждался тем, что сидит на виду у всех в новой «Волге» с противотуманными фарами и слушает музыку. В такт новой песне «Мумия тролля» барабанил ладонью по рулевому колесу.

– Подвинься, сынок, – Гурьянов вышвырнул его с водительского кресла и кинул на газон, как надоевшего котенка.

– Э! – крикнул парень, приподнимаясь.

Гурьянов распахнул дверь, толкнул в салон девушку, ударил в грудь парню, пытавшемуся подняться с газона и вступиться за свою собственность.

Хлоп, хлоп – два выстрела из Макарова. С козырька дома стрелял парень в кожаной куртке.

Но он припозднился. Ключи были в замке зажигания. «Волга» рванула вперед.

Еще два выстрела.

Все, парень, свою добычу ты упустил.

Вика съежилась на заднем сиденье и только всхлипывала. Ее бил колотун. Зуб на зуб не попадал, как при морозе. Теперь это не была деловая, неприступная дама. Это была перепуганная девушка, которая отдалась на милость победителя.

– Бывали дни веселые, – улыбнувшись, пропел Гурьянов, выруливая на трассу перед носом трейлера и наддавая газу.

В зеркало заднего вида было видно, что Вика смотрит на него, как на привидение.

После того как расстреляли Саида, поползли смутные слухи, что появились новые крутые, которые могут решить разные вопросы. Дядя Леша был прав. Репутация в этом мире значит немало. К ним стали обращаться все чаще – выбить деньги, поставить конкурента на место. Потом начали предлагать взять фирму под покровительство и отшить жадных претедентов держать крышу.

Руднянские прибарахлились. Прикупили автомобили. И однажды, решив передохнуть от праведных трудов, всей командой укатили на Кипр. Через три месяца, к зиме, отправились покорять Таиланд, где опробовали хваленых таек. Художник с ними никуда не ездил. Он терпеть не мог таких колхозов. И, положа руку на сердце, терпеть не мог и своих корешей, про себя именуя их не иначе, как рвань и быдло.

Ему нравилось одиночество. Ему нравилось оставаться один на один с ватманом и тушью и выкликивать живущие в дне образы. А еще он пристрастился рисовать карикатуры. Онажды собрал их и отправился в газету «Вечерний Ахтумск». Странно, но, перешагивая через ее порог с папкой рисунков, он ощущал себя гораздо неувереннее, чем когда шеей пер на острие финки.

– Ну что ж, – кивнул редактор отдела иллюстраций. – Юмор у вас, молодой человек, немножко мрачный. Но сделано хорошо. Вы учились где-то на художника?

– Не пришлось.

– Но рука профессионала чувствуется. Будем сотрудничать.

Тем временем город раздирали мафиозные войны. Гремели, уже ставшие привычными взрывы. В реке находили трупы с привязанными на ноги гирями. Но руднянские умудрились, кроме пары разборов с мелкими шайками, не попадать в переделки. С самого начала порешили отстегивать в общак Балабану, смотрящему, поставленному на город для пополнения воровского блага – так именуют общак.

Хошу магнитом тянуло к воровским авторитетам, он млел, когда его вызывали на участие в сходняках, когда сам Балабан говорил, что Хоша – человек для воровского блага полезный. Художник же убеждал его не лезть в эти дела. Воры не находили согласия между собой и могли втянуть многих в свои междоусобные войны. Как раз начался разбор по понятиям между положением Балабаном и Васей Хилым, претендовавшим на эту же роль и утверждавшим, что нынешний положе-нец живет не так, как надлежит жить настоящему положенцу.