Текст книги "Большая стрелка"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Влад жил в двухкомнатной квартире в Кунцево. Странно, но когда ушла Люся с ее несносным характером, он вдруг ощутил глухую пустоту. Дом стал немножко чужим.

Влад заехал на тротуар перед домом. Вышел из машины. Снял дворники, дабы не вводить в искушение слабые души.

И услышал:

– Ложись, старшина!

По привычке, как много лет назад, в Афгане, заслышав этот голос, он рухнул на землю. Тут послышался грохот и пулями разнесло телефонную будку за его спиной.

Башня и Брюс гудели. Гудели так, что запирай ворота. Они сорвались с катушек полностью. Художник попытался их достать по одной срочной проблеме, но телефоны не отвечали. Это означало, что парни вышли на охоту.

Они устроились в однокомнатной квартире, которую снимали для плотских утех. Башня взял «Газету вечерних объявлений».

– Ага. Досуг, – нашел он фирму, в которой их еще не знали. Набрал номер и осведомился:

– Две шкуры на час сколько стоят?.. Дороговато заламываешь, подруга… Ладно, вези по адресу: Садовая, пятнадцать, пятая квартира. И побыстрее. Не томи.

Через сорок минут амбал-охранник привез двух девах – блондинку и брюнетку лет по двадцать каждой от роду.

– Сойдут? – скабрезно улыбнулся он.

– Сгодятся для сельской местности, – Башня неохотно отслюнявил баксы.

– Через час заеду, – уходя, пообещал амбал.

– Заезжай, – улыбнулся многообещающе Брюс. И пошло удалое веселье.

– На счет три раздеться. Кто быстрее, – смеялся радостно Брюс. – А то накажу.

Девчонки скинули одежду в рекордное время. Брюс, развалившийся на диване, зевнув, осведомился;

– Башня, ты их хочешь?

– Ага. Утюгом горячим по заду.

Девчонки напряглись. По роду деятельности им приходилось видеть всяких садистов и извращенцев, особенно славились своими дурными манерами черные. И нередко встречи эти кончались побоями, унижениями. Но тут уж работа такая.

– Да нет. Жалко, – сказал Брюс. – Вот что, шкуры. Развлекайте клиентов. Гладиаторские бои.

Девушки непонимающе посмотрели на него.

– Бой подушками, – Брюс вручил каждой по подушке. – Кто победит в бою подушками, того трахать не будем. И поактивнее, шкуры, поактивнее! А то я за вас примусь, – и он наградил блондинку пинком.

И тут шлюхи показали себя. Сначала неохотно, с каждым ударом они распалялись, и под конец действительно получился гладиаторский бой. Они так вошли в раж, что долбили куда ни попадя, и руки уже тянулись к более тяжелым предметам. Тут одна подушка отлетела и ударила Башню по лицу. Не так чтобы больно, но со смаком.

На миг все замерло. Блондинка поняла, что сейчас начнется что-то страшное. Глаза Башни налились кровью.

– Убью, – он бросился на нее, сшиб ударом с ног, навалился всем телом, взял за горло. – Шлюха! Сука! Убью! Ее напарница в ужасе забилась в угол.

– Хва, Башня, – прикрикнул Брюс. Девушка уже хрипела.

– Да ты…

– Шабаш, – Брюс оттащил его от девушки. – Нам чего, жмурик нужен?

– Меня шлюха ударила. Меня!.. Убью…

– Ну чего разошелся?

– Чтобы весь Ахтумск говорил, что Башню шлюха ударила!

– Наказать надо примерно, – Брюс посмотрел на пришедшую в себя, бледную, с широко распахнутыми от ужаса глазами жрицу любви. – Ну, и чего с тобой делать?

– Я не нарочно, – всхлипнула она.

– Если бы нарочно – уже бы сдохла… Иди на кухню. Она послушно пошла туда, съежившись, ожидая новых ударов.

– Вытаскивай все из холодильника, – показал Брюс на большой холодильник.

Ничего не понимая, блондинка вытащила все продукты.

– А теперь туда – охолонись.

– Куда?

– В холодильник, – Брюс заржал. – Давай. Или прибью, сука!

Она залезла в холодильник, и Брюс прикрыл дверцу.

– Ха, пингвиненок, – вернувшись в комнату, он посмотрел на брюнетку, которая ни жива ни мертва съежилась на диване. – А что с тобой делать? Что с ней делать, Серега?

– А чего, – Башня задумался, показал на антресоли под потолком, глухие, с дверцей. – Пусть лезет туда.

– Зачем?

– Увидишь!

Брюнетка с трудом забралась туда. А Башня заржал:

– А теперь, тварь, через каждые десять секунд будешь выглядывать и говорить – ку-ку.

– Часы с кукушкой.

– Ага…

Таким образом пролетел час. В дверь позвонили – это амбал явился забирать девочек.

– Ну чего, мужики, – сказал он, заходя в квартиру. – Время вышло. Пора в дорогу. Где мои девочки?

– Вот что, брат, – Брюс похлопал его по плечу. – Ты иди. Они потом придут. Сами.

– Тогда за ночь доплачивайте.

– Брюс, он с нас бабки просит, или я не понял?

– Думаю, ты не понял, – сказал Брюс.

– Иди. Не доводи до греха, – порекомендовал Башня.

– Ну, мужики, это вы погорячились, – покачал головой амбал. – Дороже встанет.

– Двигай. А то у тебя никогда ничего не встанет, – Башня подтолкнул его к дверям. Захлопнув дверь, он зашел в ванную, где отогревалась вылезшая из холодильника блондинка. – Пошли. Дальше веселиться будем…

Крыша приехала через час. В дверь звонили настойчиво. Открыл Башня, и в брюхо его уперся нож. Его втолкнули в прихожую. Ворвались трое. Еще один ждал на лестничной площадке.

– Чего, ублюдок? Где еще один? – крикнул главный – двухметровый атлет со шрамом поперек лба.

– Ушел, – пожал плечами Башня.

– Вы влетели. Не надо было так, – сказал главный. – Теперь с вас бабки. И еще штраф. Или…

– Я все заплачу, – поспешно произнес Башня. – Все. Только не обижай, дядя!

Главный удивленно посмотрел на него. И тут ему в затылок уперлось что-то твердое. ,

– Свинцовой монетой заплатим, – сказал вышедший из ванной Брюс.

– Ты чего? – пробурчал главный.

– По стеночкам все, – сказал Брюс, и крыша послушно выстроилась лицом к стене.

– Значит, штраф тебе? – покачал головой Брюс. – Получи, – он нажал на спусковой крючок, пуля вошла в мякоть ноги, и главарь, заскулив, рухнул на пол.

– Знаешь, за что? – спросил Брюс.

– За что? – простонал главарь.

– Потому что ты – это ты. А я – это я! Почувствуйте разницу, – Брюс прицелился ему в лоб.

– Не надо…

– Забирайте этого козла и валите, – махнул пистолетом Брюс. – Если добавки надо, заезжайте. У нас патрон к пулемету излишек.

Крыша уехала. Зато через, полчаса заявилась милиция – в бронежилетах, с автоматами – и прервала веселье. Брюсу повезло, что он спрятал пистолет в тайник, который милиция так и не нашла. Оказалось, сутенер позвонил по 02 и заявил, что в квартире содержатся в заложниках две женщины.

Хоше пришлось выкупать эту парочку из милиции.

– Хоша, с ними все больше проблем, – сказал Художник.

– У нас не детский сад, – Хоша упрямствовал. – Братаны развлеклись.

– Они только и делают, что развлекаются. Дела они заваливают все. Нас уже ни в хрен не ставят.

– Это тебя не ставят, Художник. Тебя. Потому ты и злобишься на них. Так?

– Ладно, завязали базар. Но… Плохо все это кончится… И, думаю, скоро…

Действительно, после залета со шлюхами сладкая парочка влетела по-крупному ровно через месяц. Как раз Художник и Хоша отправились по делам на Кипр. А когда вернулись, застали картину – пейзаж после битвы.

Звонок в дверь был долгим и настойчивым. Гурьянов напрягся. Кто это может быть?

Он взял пистолет, засунул за пояс, встал в стороне от двери, чтобы недобрый гость случаем не прошил его вслепую из автомата.

– Кто там?

– Рэкет приехал! Открывай, покойничек!

Гурьянов на миг задумался, потом толкнул дверь, схватил человека, стоявшего прямо перед ней, втолкнул в коридорчик и тут же захлопнул дверь, распластал гостя по стене, взяв на болевой прием руку.

– Да вы что?! – воскликнул гость.

Он был одет в просторный хипюжный свитер, с длинным хвостиком волос, очкастый и перепуганный. На плече его болталась кожаная сумка, из которой торчало горлышко бутылки от шампанского. И на рэкет он явно не тянул.

– Ты кто? – спросил Гурьянов.

– Стасик, – гость попытался приосаниться и скрыть страх и растерянность.

– И что тебе, Стасик, здесь надо?

– Мне нужен Димон. Сто лет старикашечку не зрил. Вот и решил нахлынуть внезапно.

– Димон в Америке.

– А, – разочарованно протянул Стасик. – Высоко взлетел. Ну чего, я пойду?

– Ну чего, иди.

– Ну, пока.

– Пока.

Гость отбыл восвояси. А Гурьянов перевел дыхание. На этот раз пронесло.

Он вернулся в комнату. Там на диване кошкой свернулась Вика. Она была напугана. Девушка все еще продолжала вздрагивать от взвывшей сигнализации за окном, от громких голосов, от хлопка двери лифта.

– Кто там был? – спросила она.

– Рэкет, – усмехнулся Гурьянов, но, увидев, что Вика напряглась еще сильнее, успокоил:

– Клоун какой-то к хозяину квартиры приходил.

– Я с каждым днем становлюсь все более дерганой, – сказала она. – Меня давят стены.

– Брось. Когда ничего не можешь изменить, надо изменить свое отношение, – сказал Гурьянов.

– У тебя сто советов на любую тему… Я чувствую себя спокойно только с тобой, – она встала и обвила руками его шею.

Он тоже обнял ее, ощутил запах ее волос и почувствовал, что привычно уплывает куда-то, в благостный край, где можно расслабиться и хотя бы на несколько мгновений забыть обо всех тревогах и долгах.

То, что произошло между ними вчера, произошло как-то естественно, само собой, будто было обречено произойти. И Гурьянов ощутил, что нашел, пусть ненадолго, тихую бухту на одиноком острове в бушующем океане.

Он поцеловал ее и отстранил на миг от себя, чтобы лучше рассмотреть.

Она снова уселась на диван и вздохнула:

– Как девчонка-пионерка влюбилась в старого учителя.

– Я старый?

– Мне иногда кажется, что ты просто древний. Как какой-нибудь волхв.

– С длинной бородой и филином на плече.

– Да… Дело не в возрасте. В тебе есть что-то такое… Ты будто знаешь что-то, чего мы, простые люди, не знаем. – И чего знать не обязательно, – отрезал он. Она задумчиво посмотрела за окно.

– Ты другой, – вздохнула Вика. – Мне иногда неуютно с тобой. Чувствую себя недостойной, – она кисло улыбнулась.

– Чего недостойной?

– Тебя… И вообще.

Он внимательно посмотрел на нее. Она прижалась к нему.

– Все будет в порядке, Вика. Мы с Владом все утрясем.

– Как?

– Как получится… Пора, – он встал. Засунул пистолет в оперативную кобуру. Накинул пиджак. – Сиди тихо, как мышь.

– Как серая мышь, – кивнула она. – Обязательно. У него была встреча с Владом. Договорились, что пересекутся в пять вечера у его дома. Пора уже…

По привычке Гурьянов бросил машину в квартале от цели. Купил в киоске пару сегодняшних газет. Прислонился к киоску, вытащил мобильник и набрал номер Влада.

– Привет. Я уже около тебя, – сообщил он.

– Я подъезжаю, – сказал Влад. – Буду минут через десять.

– Во дворе встретимся.

Гурьянов на ходу быстро пролистнул газеты, по привычке вычленяя самое главное. Международные новости – локальные войны, землетрясения, грозные заявления. Городские новости – опять вопрос подорожания метро, пара разборов, взрыв в торговом центре на окраине Москвы – восемь раненых. Война идет внутри страны. Настоящая горячая война.

Гурьянов скомкал газеты, бросил в урну и направился к шестнадцатиэтажке, где жил Влад. Он вошел во двор, когда зеленый «жигуль» уже остановился перед подъездом. Влад вылезал из салона.

Гурьянов будто напоролся грудью на невидимую упругую преграду. Сначала на долю секунды его сковало ощущение беспорядка в окружающем мире. В следующий миг он понял, где источник этого самого беспорядка.

Он видел тронувшуюся машину – тертую синюю «Мазду». В ней – трое. Он видел и ствол автомата «АКС-74-У» – ствол укорочен, игрушка занимает мало места, штатное оружие танкистов и ментов, любимый инструмент братвы. И он видел, что у Влада не остается времени оглядеться, увидеть направленный на него ствол и попытаться что-то предпринять. – Ложись, старшина! – крикнул он, как когда-то, много лет назад, в Афгане, когда недобитый дух из каравана поднял автомат и уже нажимал спусковой крючок. Все повторяется. Все в жизни ходит по кругу. Только декорации другие, лица другие, но все те же ситуации, все те же чувства. И все тот же выбор – умереть или остаться жить. И опять Гурьянов спасал Влада.

Влад, благо навыки выживания в бою остаются на всю жизнь, рухнул как подкошенный, и очередь разнесла телефонную будку.

Дальше полковник уже действовал механически. Рука скользнула под мышку. Кобура была американская, сделанная для того, чтобы выхватить оружие как можно быстрее. Палец привычно отщелкивает кнопку. Пружинка сама бросает рукоятку в ладонь. Затвор взведен – пистолет все время должен быть со взведенным затвором, тогда это действительно оружие на случай неожиданных встреч, а не просто игрушка, пригодная для того, чтобы распугивать хулиганов. Одно движение, рычажок предохранителя вниз, и сразу – патрон за патроном – весь магазин. Расстояние до противника было больше полусотни метров – а это ведь дальше прицельной дальности Макарова, так что ни о какой точности стрельбы речи идти не могло.

Киллер с автоматом, высунувшись из окна машины, развернулся в сторону Гурьянова, но, будто проткнутый резиновый мяч, вдруг весь сдулся и рухнул в кабину, автомат упал на асфальт.

«Мазда» взревела мотором, развернулась, въезжая в кусты и царапая без того исцарапанный корпус, и устремилась прочь.

Гурьянов кинулся к Владу, который уже отполз за скамейки перед подъездом, привычно выбрав укрытие.

– Ух, нелегкая, – Влад встал, отряхнулся.

– Исчезаем, – велел Гурьянов, подбирая автомат. Влад распахнул дверцу своей машины. Гурьянов кинул заднее сиденье автомат и упал на сиденье.

– Ну, залетные, – Влад рванул машину с места.

– На базу, – сказал Гурьянов.

– Подожди, – Влад свернул с главной дороги, закружился среди пятиэтажных домов, выехал к глухим рядам гаражей, остановился на пустыре. Здесь не было ни одного человека. Только пара черных собак рылась в мусоре.

Влад взял автомат, подошел к свалке. Разбросал ящики и железяки, положил автомат, забросал его мусором. Вернулся в машину.

– Але, – сказал он, нащелкав номер на телефонной трубке, – Николя, ты уже на месте? И что делаешь?.. Ничего? Садись в свою новую машину и двигай за оружием. Найдешь на свалке автомат. Какой автомат? Калашникова. А вот чей – это установишь ты… Записывай, как добраться…

Башня и Брюс взяли два пистолета и вечерочком отправились в обменный пункт на улице Мухиной. Они, как два зацикленных на сверхценной идее шизофреника, сколько уж лет мечтали об обменном пункте, и вот час настал. Они знали, что, в нарушение всех правил, инкассацию там проводят не каждый день, и считали, что тысяч сто зеленью поимеют. Только вот денег оказалось гораздо меньше. Вечером, после окончания работы обменника, обманом заставили открыть тяжелую металлическую дверь. Тут же без разговоров застрелили сержанта милиции. Потом – кассиршу. Однако в обменнике работала видеокамера, она зафиксировала налетчиков, по картотеке в них опознали двух руднянских бандитов, и на них объявили гон.

Милиция перетряхнула всю Рудню, все кабаки и места сбора тамошней братвы. Побросали в камеру человек тридцать, показательно отмордовали. Один при виде милиции выхватил нож, так его просто застрелили.

Потом милиция навесила на нескольких руднянских различные статьи кодекса. Один поплыл за рэкет на автостанции.

Урон команде был ощутимый. А сами виновники торжества схоронились на хате, которую держала команда на случай войн с конкурентами или необходимости скрываться от милиции. Художник с Хошей приехали на эту хату.

У сладкой парочки еще имелись в наличии былой кураж и нахальство, но уже подступал настоящий страх на грани паники. Впервые в жизни они поняли, что перебрали.

– И что дальше? – спросил Художник.

– Ментам живыми не дадимся, – бодро сообщил Башня.

– Лыжи вострить из города вам надо, – сказал Хоша. – Как можно дальше.

– Надо, – вздохнул Брюс. – Но как?

– Устроим, – пообещал Художник.

Когда он остался с Хошей наедине, то сказал:

– Надо их пока в деревне спрятать. А потом документы выправить и спровадить к такой-то матери. Согласен?

– Согласен. Вот же падлы. Ну, Брюс.

– Только сперва поучить вечером на природе. Чтобы не повадно было.

– Надо, – согласился Хоша.

Вечером беглецов усадили в хлебный фургон – пришлось арендовать по случаю. За фургоном на двух машинах ехал Хоша с двумя своими приближенными быками и Художник с Шайтаном. Из города выбрались без проблем – выбрали маршрут, чтобы не нарываться на посты ГАИ. В укромном месте свернули с дороги.

– Выходите, – сказал Художник, отворяя дверь фургона. Беглецы вылезли и озадаченно огляделись.

– Ты куда нас привез?

– Побеседовать, – Художник вынул пистолет, передернул затвор. – Вас, суки, валить за все ваши дела пора.

– Да тебя самого валить надо! – Башня обернулся к главарю. – Хоша, чего этот Леонардо недовинченный так раздухарился?

– Прав он, Башня, – ледяным тоном произнес главарь. – Вас валить надо.

– Ты чего, Хоша?

– Чего?! Вы конкретный переполох, падлы, в городе устроили! Столько братанов наших из-за вас на нарах парится! Сколько под ментовскую раздачу попало! За меньшее вилы бывают! – взвизгнул Хоша и ударил с размаху Башню по лицу. А Брюсу заехал с размаху ногой в живот, но тот выстоял, только крякнул. Хоша ударил их еще несколько раз. Те снесли все это. Только Брюс сказал:

– Хоша, мы поняли… Не повторится.

– Надеюсь. Дальше – болота, Художник правильно сказал, – Хоша махнул рукой. – По машинам.

– Нет, Хоша. За такое надо по справедливости отвечать, – Художник вскинул пистолет и выстрелил в Башню.

Башня рухнул на колени, удивленно глядя на него, но он не интересовал больше Художника. Тот выпустил две пули в Брюса.

– Ты что сделал? Ты что сделал, козел?! – воскликнул Хоша, отступая.

– А ты против?

– Да я тебя самого сейчас…

Художник пожал плечами и кивнул Шайтану. Тот широко улыбнулся, выхватил из-за пазухи пистолет-пулемет «кедр». И выпустил очередь. Хоша рухнул на землю, а вместе с ним и один из быков. Второй остался жив.

Художник был счастлив, как тогда, когда вогнал нож в пузо Бузы в темном парке и думал, что навсегда освободится от той тошноты и неудобства, которые возникают у него при виде подобных скотов. Но не избавился. А сегодня он наконец распрощался навсегда с Хошей. Со своим кровным корешем Хошей.

Художник слишком рано избавился от иллюзий и был благодарен жизни за этот подарок. Он слишком рано узнал, что в мире каждый человек изначально враг. Он слишком рано познал распутных женщин на малинах и убедился, что нет и не может быть в мире такого слова – любовь, что женщина – жадная, похотливая, продажная тварь. И рано узнал, как вредна химера дружбы. Нет в мире друзей. Есть кореша. Кореш – это, в общем-то, тот же враг, но только с которым ты волей обстоятельств плывешь в одну сторону, и у вас общие враги и общие интересы. Любая банда кончала внутренними разборами. Почему? Да потому, что, когда расходились интересы, всю эту трескотню о верности друг другу до могилы, все эти клятвы моментально волной смывало, а оставалась обнаженная простая истина – человек человеку волк. С Хошей их пути разошлись давно, и настало время ставить точку. Художник ненавидел Хошу. Как ненавидел других своих корешей. Это были твари, а не люди. И в этой ненависти была радость освобождения от иллюзий.

На ногах остался один из быков и шофер хлебного фургона. Художник знал, что эти двое были корешами не разлей вода. И что они были верными хошиными псами. И тут его погнала вперед какая-то упругая, веселая волна.

– Ну а с вами что делать? – подошел к шоферу. Тот начал ныть:

– Художник, не убивай… Я все сделаю, но не убивай.

– А зачем ты мне нужен?

– Не надо. Прошу тебя! Прошу!!! Художник повернулся к быку.

– Тоже жить хочешь?

– Хочу, – прохрипел он. Его держал на, мушке Шайтан, готовый в любой миг выпустить очередь.

– Вы с ним кореша, – кивнул в сторону шофера.

– Да.

– На, – Художник вытащил нож. – Убей его.

– Но…

– Своя жизнь дороже. Убей, или умрешь… Бык не решался. И Шайтан выстрелил ему под ноги. Тогда бык взял нож, подошел к своему другу. Постоял напротив него, не решаясь. Потом всхлипнул. Шофер стоял, не веря в происходящее, лишь широкими глазами смотрел на своего самого близкого друга.

– Извини, брат, – бык размахнулся и ударил его ножом в живот.

– Добей, – велел Художник.

– А! – заорал бык и начал наносить один удар за другим.

– Ну что, заработал ты жизнь, – кивнул Художник. – Давай, грузи трупы. Сбросим их в болото вместе с машиной…

ЧАСТЬ IV
ВОДОЧНЫЕ БИТВЫ

Вика лежала на диване в наушниках и слушала записи Битлов, которых хозяин квартиры собрал великое множество. Когда в комнате появился Влад, она удивленно глядела на его грязный костюм: Гурьянов крикнул ему «ложись» – тот и улегся прямо в лужу.

– Небольшая катастрофа. Вика, – сказал Влад.

– Давайте почищу, – она выключила проигрыватель и откинула наушники.

Он протянул ей пиджак, вытащил из шкафа спортивные брюки и переоделся. Тем временем Гурьянов разложил бутерброды, поджарил быстро свиные отбивные, от души присыпав их перцем, сервировал блюдо, украсив маринованными огурчиками, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки. Быстро сервировал стол.

– Что за праздник? – спросила Вика.

– Самый главный праздник, – улыбнулся Гурьянов и поднял стопку водки. – Ну что, Влад, с днем рождения.

– Твоими молитвами уже которым по счету.

– У вас день рождения? – удивилась Вика.

– Скажем так: незапланированный день рождения, – засмеялся Гурьянов. – Молодец, Влад, хорошо рухнул.

– Как учили…

– Любопытно все же, кто это был? По нашему делу? Или по твоим старым?

– Это нам предстоит выяснить.

Закончив обед, Влад и Гурьянов уединились в комнате на небольшой военный совет. Вика уже была научена сидеть в таких случаях тихо в другой комнате и не высовывать носа, поскольку все эти подробности не для ее ушей.

Влад коротко изложил, что узнал об ахтумской бригаде.

– Твой Крошка действительно принесет что-нибудь? – спросил Гурьянов.

– А куда он денется, – Влад протянул папку, которую ему передал старший лейтенант Балабин. – Вот, рубоповское досье на ахтумских.

Гурьянов открыл папку с накопительными материалами на ахтумскую бригаду. Материал был обширный, состоял в основном из перечисления злодеяний, в которых подозревались эти люди, но которые так и не были доказаны. Так же там находился список бандитов, все возможные данные на них, кто по каким статьям в розыске, кто по каким статьям оправдан.

Дальше шли фотографии основных фигурантов. И вот тут друзей ждало несколько открытий.

– Вот эта морда. Сегодня, да… Он был с автоматом, палил в меня, – Влад ткнул в фотографию.

– Роберт, из бывших казанцев. Прибился к ахтумским в позапрошлом году. Я его не мог рассмотреть внимательно.

– Я-то рассмотрел.

Следующее открытие было гораздо удивительней.

– А вот этого я знаю, – Гурьянов взял очередную фотографию.

– Шадрин Владимир Николаевич, – прочитал Влад. – Кличка Шайтан.

– Да. Шайтаном его прозвали еще по месту службы.

– В армии?

– Да. Сержант-сверхсрочник из бригады спецназа ГРУ. Он был просто создан для такой работы, обладал прекрасными данными. Их группа попала в засаду в Таджикистане, когда там был пик столкновений с исламистами и из Афгана шли банды. Пленных переправили на территорию Афгана. Нам поручили провести мероприятия по их освобождению.

– Ты уверен, что это он?

– Да. Шайтан просидел пять месяцев у духов. Но когда мы его вызволяли, он был совершенно спокоен. И воспринял наше пришествие абсолютно равнодушно. Ему было все равно, придем мы или его палачи.

– Реактивное состояние?

– Да. С головой у него там явно стало не в порядке. По здоровью его комиссовали. Потом мы наводили справки – в плену он держался молодцом.

– По оперданным, именно он заминировал в Ахтумске спортзал, где под обломками была погребена группировка Боксера – тамошнего авторитета.

– Правильно. У него специализация была – взрывник. А обучают в спецназе хорошо.

– Список у него бандитский послужной… – Влад только покачал головой.

– Такие люди не боятся смерти. И не любят жизнь, – произнес Гурьянов.

– А что любят?

– Фейерверки. В них осталась какая-то неутоленная страсть к разрушению. И вопрос номер один – почему ахтумские решили тебя убить?

– Тоже хотелось бы знать, – сказал Влад.

– Возможно, они получили информацию, что ты копаешь на них, – предположил Гурьянов.

– Откуда получили? И почему решили сразу грохнуть? Почему?

– Кто-то на тебя, Влад, отстучал по полной программе.

– Кто?

– Может, твой Крошка?

– Крошка? Вряд ли. Мы же с ним только что виделись. Адрес мой он не знает. Представь, он должен был тут же побежать к ахтумским, доложиться. А они должны были бы тут же пробить мой адрес и нагрянуть по нему. Нет, чепуха, – заключил Влад. Помолчал и продолжил мысль:

– Кроме того, если бы и заложил меня, то, после долгого базара, выторговал бы себе что-нибудь. Да и для этого он должен быть у них на крючке.

– Но сбрасывать нельзя со счетов этот вариант.

– Можно.

– И кстати, Влад, тебе домой дорога заказана.

– Это я понимаю. Теперь главный вопрос – где искать этих гаденышей, – сказал Влад, кладя руку на досье.

– Эти документы нам не сильно помогут, – заметил Гурьянов. Ведь под каждой фамилией члена ахтумской организованной преступной группировки стояло короткое: местонахождение неизвестно.

– Теперь остается расстаться с новым директором и главным бухгалтером, – потер руки Гринберг. – И «Эльбрус» – флагман производства, державший не один год переходящее красное знамя, – наш, господа. Наш, – потер он пухлые нежные руки.

Художник внимательно посмотрел на Гринберга и осведомился:

– Всего двоих, да?

– Да. И потом надо будет еще решить вопрос с армянами, которые стоят за Ашотиком. У них свои взгляды по поводу собственности на «Эльбрус». Ну, там тоже, может, придется одного-другого на кладбище спровадить, – махнул небрежно рукой Гринберг. – Но это уже по обстановке.

– Еще, значит, парочка жмуриков.

– А какие-то трудности? – удивился Гринберг, недоуменно посмотрев на Художника.

Они встретились с глазу на глаз на одной из квартир Гринберга, куда тот таскал любовниц. Когда Хоша исчез, переговариваться им стало легче.

– Ах, какие трудности? Ты насчитал уже толпу жмуриков. А я не похоронное бюро! – зло произнес Художник, прекрасно знавший, что убить человека не так просто и достаточно опасно. – Это дорого стоит.

– Так ведь и «Эльбрус» недешев.

– Ладно, подумаем, – согласился Художник. – Только тогда будем ломать голову, как делить свалившеесй богатство.

– Как делить? – непонимающе посмотрел на него заместитель по коммерции.

– Я считаю, делить надо по-братски. Половина на половину от новых акций.

– Ну, знаешь, Художник! – возмутился Гринберг. – Я за десять тысяч баксов могу нанять добросовестных специалистов, которые вполне справятся с задачей, – излагал он гладко, казенно, как на встречах с партнерами.

– А мне никого и нанимать не надо. Я тебя просто зарежу. Как свинью, – Художник поиграл возникшим как по волшебству в пальцах ножом.

– Ты… Да как ты…

– Как свинью, – повторил Художник.

– Но половина…

– А ты сколько предлагаешь?

– Ну, пять процентов. Это немало.

– Только визжать будешь, когда железо через жирок твой пройдет.

– Ну, семь.

Торговались они остервенело. Но наконец достигли взаимоприемлемых условий.

Новый директор ликеро-водочного комбината, бывший ранее заместителем, Ашот Амбарцумов и бухгалтерша, тридцатидвухлетняя красивая блондинка Наталья Глущина, по четвергам ужинали в ресторане «Синий парус», а потом в сопровождении шофера и охранника ехали в загородный дом продолжать банкет при свечах в постели.

Когда их темно-вишневый «Вольво» двинулся в направлении загородного дома, на трассу на третьем километре Московского шоссе с проселочной дороги выехал «КамАЗ», который, по сводкам, проходил как угнанный три часа назад.

От удара «Вольво» вынесло на обочину, и она ткнулась в овраг носом, замерла.

Из машины выскочил телохранитель и тут же рухнул от автоматной очереди. Потом киллеры выпрыгнули из кузова, подошли и методично всадили каждому еще по пуле.

На похоронах Амбарцумова Лев Гринберг плакал. И говорил речь на панихиде, где собрались и заводчане, и областные руководители, с надрывом говорил:

– Ашот… Он… Он был не просто начальником… В нашем возрасте трудно находить новых друзей. А старые друзья уходят. Хорошие друзья. Добрые друзья. И нам остается ждать только встречи с ними там…

Что скажут друзья, встретив его на том свете, Гринберг старался не думать. И плакал он искренне. Ему и правда было жаль Ашота. Тот действительно был его другом. Но дружба дружбой, а денежки врозь.

– Я верю, что Ашот не останется неотмщенным. Что кара падет на подлых убийц! – завершил на пафосной ноте свою речь Гринберг.

Через два дня на него вышли армяне. Один из главарей арминской диаспоры Раф Григорян потребовал встречи. И немедленно.

– Конечно, Раф. Конечно, – затараторил Гринберг. – Когда скажешь…

В кабинет Раф заявился с двумя смуглыми, мощного телосложения армянами, сильно похожими на людей, готовых на все. Мрачные лица. Недобрые взоры. В этих взорах читались очень уж нехорошие обещания.

– Здравствуй, дорогой. Какая потеря, – рванулся навстречу Григоряну Гринберг.

– Кто мог это сделать? – не пожимая руки, Раф уселся в кресло. – Кто?

– Сразу скажу. Это или Леня Нарусов… или бандиты тамбовские. У них пересекались интересы. Тамбовцы задолжали Ашотику большие деньги.

– Хотелось бы верить, – пронизывающе посмотрел на хозяина кабинета Раф.

– Потом разговор вошел в более мирное русло. Они повздыхали о погибшем товарище. И наконец перешли к главному.

– Знаешь, ведь и наши интересы в «Эльбрусе» присутствовали, – произнес Раф буднично, кидая утверждение, не подлежащее обсуждению и доказыванию. – Доля акций его нам переходит. И вместе подумаем, как править будем.

– Есть собрание акционеров, – сухо произнес Гринберг. – Есть существующий порядок, по нему этот вопрос и будем решать.

– Акционеры? – удивился Раф. – Это слова мальчика?

– Это слова законопослушного человека. Это же не Ашота артель. И не моя. Это акционерное общество. И здесь свой порядок решения вопросов.

– Нет, уважаемый. Это именно ваша артель. И не надо прикидываться… Клянусь, если ты причастен к смерти Ашота, ты заплатишь. Но пока я не знаю этого – мы друзья. И партнеры в бизнесе.

– Партнеры? А если нет?

– На нет и суда нет. Без суда все решим. Понимаешь? Все будет хорошо…

– Вот что, – Гринберг вздохнул поглубже, кинув взор на часы. – Я думаю, вам лучше уйти.

– Мы уйдем. Придут другие, – с угрозой пообещал Раф. – Ты этот разговор всю жизнь помнить будешь. До последнего слова.

– Угрожаете?

– Нет, – отрицательно покачал головой Раф. – Только напоминаю…

Тут затренькал телефон в его кармане.

– Да, слушаю…

– Папа, – послышался голос. – Папа… Детский крик отдалился и захлебнулся. Послышался густой бас:

– Здорово, армянин. Как живешь?

– Кто это? – Раф почувствовал, что внутри все холодеет. На лицо наползла бледность, а сердце сжалось.