Текст книги "Это в сердце было моем"

Автор книги: Илья Миксон

Соавторы: Борис Левин,Вольт Суслов,Герман Гоппе,Феликс Нафтульев,Валентин Верховский,Анатолий Конгро,Александр Рубашкин,Сергей Грачев,Валерий Ларин,Анна Сухорукова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

«Ин люфтен Лева»

– Ахтунг! Ахтунг! – слышит в своем шлемофоне немецкий летчик.– Ин люфтен Лева. Ин люфтен Лева. («В воздухе Лева»)

"Фокке-вульф" разворачивается к маленькой, появившейся далеко в небе серебристой точке. "Эта летающая фанерная этажерка – для меня опасность?!" – с презрением думает немецкий летчик.

– Ин люфтен Лева! – настойчиво твердит тихий голос в наушнике.

"Однако наша служба ВВС не столь наивна, чтоб предупреждать о мнимых опасностях. Лучше уйти, – решает летчик. – Цель полета: разведка – выполнена". Но "ястребок" с красными звездочками на крыльях уже рядом. Он юрок и увертлив и все время оказывается сверху и чуть сзади немца, "фокке-вульфа". "Ястребок" явно не хочет принимать бой, он уводит вражеский самолет от города. В сияющей голубизне весеннего неба уже трудно разглядеть две кружащиеся друг за другом точки.

Однако сотни глаз не отрывают взгляда от неба. Тот, кого немецкая служба ВВС называет "Левой", – известен купянчанам как Коля Химушин. Он уже не раз спасал их город от налетов. Много дымных кривых – вот как сейчас – прочертили по их небу горящие вражеские самолеты.

Стоит в поле белая березка – одинокая, уцелевшая от многих бомбежек. На белом стволе белый листок бумаги. На нем – стихи. Черные неровные строчки – в них боль.

Коле было двадцать, когда в небе над Купянском он провел свой последний бой. Еще раз, как каждый раз, спасая город от обстрела. На земле – военной – осталась девушка, которая любила веселого и доброго, отважного паренька. Ее не видели на похоронах. Она приколола к стволу стихи.

"...Все ветераны полка благодарны тебе... свыше пятнадцати тысяч красных следопытов полка, в том числе и ты, проделали поистине титаническую работу. В Москве и Купянске по ходатайству юных историков полка появились улицы имени погибшего любимца полка Героя Советского Союза комсомольца Николая Химушина. Совместными усилиями московских и купянских химушинцев в городе Купянске, где погиб Химушин, ему установлен памятник близ школы № 4, носящей отныне его имя" (из напутствия "соколятам" ветеранов 106 ГВИАП).

Всего лишь модель пока...

За широкими длинными столами строгают деревянные бруски мальчишки. Вырезают замысловатой формы фигуры из тонких фанерок.

– Ежик, не так!

– На сто миллиметров короче!

– А почему?

– Давай покажу. – К мальчику подходит невысокий плотный человек. Что-то есть в его выправке, что сразу выдает в нем бывшего солдата. Это руководитель клуба юных авиамоделистов Алексей Ефимович Филиппов. – Смотри! – Он чертит на фанерке контур. Вокруг вырастает десяток черных, белых, русых головенок. Глаза с вниманием следят за рукой руководителя. – Учитесь делать точно сразу. С первых шагов. Авиамоделизм не терпит неточностей. – Алексей Ефимович говорит строго. Внимательно рассматривает своих маленьких слушателей. Это всего лишь их третье занятие. Они только-только пришли в клуб. Но именно с первых шагов они и должны понять, как серьезно дело, выбранное ими. – Авиамоделизм – это точность, – говорит Алексей Ефимович как заклинание.

Ребята постарше, что уже самостоятельно работают у станков, тоже подходят ближе. Для них все то, что сейчас говорится, конечно же, не новость. И они когда-то вот так же пришли в первый раз. Вот так же в тихой беседе за первыми рабочими опытами узнавали, что такое авиамоделизм. Романтика романтикой, но прежде всего – труд. Долгий, кропотливый, честный: не схалтуришь. Сделаешь небрежно, а модель-то и не полетит. И все-таки... как только Алексей Ефимович начинает говорить, все спешат подсесть поближе, подойти, постоять рядом. Руководитель скажет не только что-нибудь новое, но и старое по-новому.

– Авиамоделизм не признает часов "от" и "до". Если ты любишь дело, то оно сидит в тебе. И тебе легко с ним справляться – потому что – от сердца. – Алексей Ефимович поднимает глаза вверх. Там, под белым потолком, плывут привязанные невидимой леской, качают легкими перепончатыми крылышками модели самолетов. – Видите модель с резиновым моторчиком? Сани Тихомирова. Он делал ее полтора года. Долго? Он победил на соревнованиях. Знаете, кто вручил ему диплом? – Но даже те, кто знают, молчат. Они хотят еще раз услышать это имя из уст Алексея Ефимовича. – Трижды Герой Советского Союза Александр Иванович Покрышкин!

Сердца у мальчишек екают. Что дипломы? Что награды? Вот высшая из них, самая желанная, – когда тот, кого любит и уважает, чтит вся страна, протягивает тебе руку в дружеском пожатии как равному... Ты тоже сделал что-то такое, за что тебя можно уважать.

Где-то открылась дверь, и потянуло ветерком. Ожили, зашевелились маленькие самолетики, зашелестели цветными крылышками – вспомнили о высоком небе.

Ребята вернулись к станкам. Зажужжали наждаки, заскрипели карандаши. Алексей Ефимович подсел к белобрысому пареньку с упрямым взглядом серых острых глаз.

– Не так ножовку держишь.

– Я уже работал ножовкой, – протестует белобрысик.

– Значит, не так работал. – Алексей Ефимович не раздражается и не повышает голоса. – Пришел учиться – учись. – Он берет у мальчика из рук инструмент и, ловко орудуя им, начинает обрабатывать деталь. – Простейшими операциями – строгать, пилить – вы должны владеть в совершенстве. Так, чтобы уже казалось, что не вы сами это делаете, а руки. Отдельно от вас. Это называется автоматизм. Напилите, нарежете, обработаете тысячу брусочков, так, чтоб дерево рыбкой выскальзывало из рук, тут и говорите "я умею". Но, овладев этим, помните – вы еще не кончили даже и первого класса. Впереди – самое трудное: ПРОФЕССИОНАЛИЗМ. – Алексей Ефимович задумывается и замолкает.

– А что такое профессионализм? – теребит его за рукав белобрысик.

– А ты подумай сам.

– Разные знания... – неуверенно говорит мальчик.

– Геометрия! Черчение! Физика! – со всех сторон подсказывают ребята.

– И геометрия, и черчение, правильно, и химия...

– А химия-то зачем?

– А как ты выберешь материал для крыла, скажем, или клей, если не будешь знать их свойств? Не будешь знать, как они будут вести себя в тех или иных условиях? А? – Алексей Ефимович треплет непокорный белобрысый чуб. – И иностранный язык нужен, – продолжает он, улыбнувшись чуть хитровато: сейчас последует взрыв возмущения. И точно:

– Ну уж это зачем?!

– Смотрите. – Алексей Ефимович встает и подходит к шкафу. Открывает его и кладет перед ребятами кипу журналов. – Это специальные журналы по авиаконструированию. На английском, немецком... Ну, скажем, картинки вы посмотрите. А дальше что? Вам работать надо. А объяснения все на чужом языке. Настоящее дело не терпит поверхностных знаний. Страшно. Трудно. Уходите. Останетесь – будете работать серьезно. Самое страшное в жизни – быть недоучкой. – Алексей Ефимович вытаскивает из ящика своего стола письмо. – Послушайте-ка! – Он разворачивает листок. – "Здравствуйте, авиамоделисты! С приветом к вам курсант летного училища Александр Виноградов..."

– Санька Виноградов?! – ахает белобрысик. – Так он в нашем дворе живет.

– Он чемпионом был, – говорит Ежик. – Он с моим братом в одном классе учился. Я знаю. Чемпионом области.

– Вон его модель, – показывает Алексей Ефимович на потолок. – "Первый месяц у нас ничего авиационного не было, – продолжает он читать дальше, – но сейчас уже читают авиационные дисциплины и начался тренаж. На аэродинамике мне сейчас легче, чем другим. Нам читают дозвуковое обтекание крыла с несущим профилем. А мы же это изучали в клубе! Вспоминаю наш клуб. Кортодром. И рассказываю своим новым друзьям, как было у нас здорово. И интересно. А еще я навсегда запомнил, хоть и был совсем шкет и в клуб ходил всего первый год: приехал Олег Хомутов. Герой Советского Союза. Он первым в мире катапультировался со сверхзвукового самолета. И вдруг узнаю, что он тоже выпускник нашего клуба! Он вручил золотой жетон Андрею Орлову за то, что его модель на соревнованиях заняла первое место. И серебряный жетон Сане Кузнецову. За второе место. Я тогда решил: "Стану тоже чемпионом!"

Того же и вам желаю, ребята! А главное – учитесь!" Алексей Ефимович разворачивает другое письмо: "Всю жизнь буду заниматься авиамоделизмом. Так и передай, мама, Алексею Ефимовичу и его новым ребятам. Это самая моя большая любовь в жизни". Знаете, кто написал письмо? – Алексей Ефимович передает письмо Ежику.

– Саня Кузнецов! – кричит Ежик.

– Только теперь он Александр Александрович. Закончил Ленинградский авиаприборостроительный институт.

– А кто еще занимался в нашем клубе?

«Если не мы, то кто же?..»

Алексей Ефимович Филиппов всю войну прослужил в 106 ГВИАП. Но он не летчик – старший авиамеханик. 625 боевых вылетов было совершено на машине, которую он готовил. Ни разу в полете не случилось ни одной даже не существенной технической поломки. На его машине летали командир эскадрильи Герой Советского Союза Валентин Васильевич Бобков, командир полка дважды Герой Советского Союза Михаил Васильевич Кузнецов, летчик-истребитель Герой Советского Союза Григорий Федорович Артемченко.

30 лет – с 1949 года – руководит клубом авиамоделистов города Сланцы Алексей Ефимович Филиппов, кавалер ордена Красной Звезды, бывший солдат 106 ГВИАП, ныне ветеран прославленного полка.

Клуб начинался в неказистом закутке под лестницей. Не было станков, инструментов, материалов – был энтузиазм. Горячее желание увлечь ребят прекрасным, интересным делом – подарить им небо, подарить им полет.

Они собирались под своей лестницей и при тусклой электрической лампочке, из фанерок и дощечек, найденных в разрушенных домах, самодельными пилками и ножовками выпиливали первые детальки будущих моделей. Ни о капроновых лесках, ни о тончайших пленках тогда и слыхом не слыхивали. Перепонки делали из папиросной бумаги, и она тут же рвалась. Выпрашивали у бабушек и тетушек старые шелковые лоскутки, приклеивали их к деревянным рейкам грубым столярным клеем... Может быть, те первые модели и не были красивыми, элегантными, но веселыми они были. Весь жар мальчишеских сердец в них был вложен.

А пока тесным кружком они сидели друг против друга и руки были заняты работой, лилась беседа.

– Алексей Ефимович, а расскажите, как Костя Шкурин из горящего самолета выпрыгнул...

– Значит, было так. Мы еще к Висле не подошли. Но уже бомбили объекты и за рекой. Летчики возвращались из полета, рассказывали – красивая река. Живописная...

Ребята слушают. Тощие, вихрастые, в линялых рубахах и пиджаках с чужого плеча, а иногда и в гимнастерках, в грубых брюках с пузырями на коленях, мальчишки эти прошли свою войну. Они слушают не приключения. Для них война – судьба. На территории Сланцевского района действовала девятая партизанская бригада. Там сражались и погибали их отцы и матери, старшие братья и сестры. Те, кто остался жив, сейчас были рядом. Ходили по тем же улицам, восстанавливали разбитые шахты, завод.

Война для этих мальчишек – увы! – еще не была историей. И то, что рассказывал им Алексей Ефимович – живой участник событий, было для них не только интересно и волнующе: они учились мыслить масштабней, вылезали из тесной скорлупки своих детских впечатлений и переживаний от войны и о войне.

Они уже знали всех однополчан Алексея Ефимовича. И Валентина Васильевича Бобкова, и Афанасия Тимошенко, и Константина Шкурина, и любимца полка Николая Химушина.

"Если не мы, то кто же?" – говорил каждый раз Николай, отправляясь на вылет. Так же он сказал и в свой последний раз...

Однажды пришло письмо: "...в братской могиле советских воинов, погибших 16 – 20 марта 1943 года на нашей земле, – писали им ребята с Марицкого хутора, что близ Сталинграда, на Волге, – покоится и прах вашего земляка Константина Ивановича Савельева. Эти люди нам очень дороги, и мы перед ними в вечном долгу. А их родные – родные нам. Передайте родственникам Константина Ивановича низкий поклон. Пусть их сердца будут согреты нашей любовью к ним!.."

Письмо не только взволновало. Оно заставило задуматься по-новому о сегодняшнем дне. Война кончилась! Но всюду ее следы – безымянные могилы, брошенные доты, дзоты, бомбовые воронки – они не заросли еще густой травой. Но зарастут. И пусть зарастут травой воронки, но – не могилы!

Где-то далеко – на Брянщине, в Ставрополье, на Днепре, Волге, Висле – могилы их земляков, а здесь у них – могилы воинов с Украины, Приазовья, Белоруссии, Львовщины.

Идея поиска родилась сама собой, естественно, а родившись, стала сутью их жизни.

Маленький доморощенный клуб авиамоделистов при Доме культуры Сланцевского перерабатывающего завода стал первым штабом красных следопытов города Сланцы.

Вот они – выпускники пятидесятых годов: Ефремов Сергей Михайлович. Сегодня он командует всей бульдозерной и экскаваторной техникой городов Сланцы и Кингисепп. Ни одно строительство здесь не может обойтись без его машин. Но в какую бы горячую пору ни обратились к своему старшему товарищу по клубу юные авиамоделисты, он им всегда поможет. Машину ехать на соревнование – выделит. Проволочки нужны, железки – найдет. Станок наладить, исправить – приедет.

Шатровский Юрий Анатольевич – главный энергетик цементного завода. Вот уж у кого всегда можно разжиться какой-нибудь редкой проволочкой из... Впрочем, сохраним это в тайне. Так просили ребята.

Казалось, еще совсем недавно Алексей Ефимович учил строгать и пилить Володю Шимановского. А сегодня он учит его сына. Сам же Владимир Владимирович, слесарь шахты имени Сергея Мироновича Кирова и кавалер ордена "Знак Почета", тоже руководит авиамодельным клубом. Их теперь в Сланцах два. Не забывают выпускники своего детского увлечения.

В маленьком сухопутном городе Сланцы есть клуб и морского моделирования. А его руководитель, слесарь обогатительной фабрики депутат городского совета Рындин Николай Васильевич, тоже ученик Алексея Ефимовича Филиппова, выпускник авиамодельного клуба.

Отслужив военную службу на одном из кораблей Балтийского флота, Николай вернулся в родной город с твердым намерением продолжить любимое дело: создавать авиамодели. Да только учитель рассудил иначе: "Мальчишки любят не только самолеты запускать в небо, – сказал он, – но и отправлять маленькие кораблики в дальние странствия. Поучи-ка их делать красивые кораблики! Да заодно историей флота займитесь".

В новом клубе новый руководитель завел старые традиции – филипповские, а его ребята, естественно, вошли в отряд красных следопытов авиамодельного клуба.

"Когда я и мои товарищи занимались авиамоделированием, – сказал на встрече со своими младшими друзьями Герой Советского Союза Олег Константинович Хомутов, – у нас не было таких условий. Мы занимались в малюсенькой комнате под лестницей. А такие станки нам только снились. Берегите все это, ребята! Берегите наши традиции!"

Юные авиамоделисты не прячут глаза, встречаясь со старшими выпускниками. Они не только берегут то, что сделали им друзья, но и сами неустанно трудятся. В клубе нет белоручек – все делается собственными руками. Модели из года в год занимают призовые места. Из года в год пополняется музей красных следопытов. 30 лет идет поиск. Пишут письма, копаются в архивах, в старых газетах, беседуют с ветеранами. Ищут следы героев родного города и края. Воссоздают их жизнь.

"Если не мы, то кто же?" – как эстафету переняли они руководством к собственной жизни девиз Героя Советского Союза Николая Химушина.

На 74-м разъезде

В августе 1942 года на этом, ничем не примечательном маленьком железнодорожном разъезде под Сталинградом произошли события примечательные. Здесь встретились три человека из маленького города Сланцы. Двое вели бой на земле, один в небе. Все трое стали Героями.

Впрочем, они не знали о том, что встретились.

Танковый взвод лейтенанта Андреева уже поворачивал, когда из оврага за разъездом начала медленно выползать колонна немецких танков – один, два, десять, пятнадцать... двадцать! – Николай считал и сам себе не верил. Двадцать черных машин с желто-зелеными разводами по бокам шли мерно и даже как бы с ленцой, покачиваясь на ухабах израненной земли.

Андреев развернул пушку в сторону колонны и толкнул водителя два раза между лопатками. По силе толчка тот понял: полный вперед. Два других танка должны были полностью повторять маневры командирского. Три советских танка на всей доступной им скорости летели наперерез немецкой колонне.

"Ну держись, ижорская броня! – крикнул Николай. – Огонь!" – скомандовал он сам себе.

Три наших танка выстрелили одновременно. И сразу же три немецких встали как вкопанные. Из одного повалил дым.

И снова три залпа.

"Огонь! – не заботясь о том, что его команду слышит лишь он один, да и он не слышит, кричал Николай. – За брата! За сестру! Огонь! Огонь!"

Вражеские танки вторили двумя десятками орудийных стволов, но новая броня только гудела. Уже три танка пылают! На четвертом полетели гусеницы. Пятый просто замер, как умер.

"Огонь! Огонь!" Николай увидел, как двенадцать черных машин развернулись и, взвихряя пыльную серую землю, поползли прочь. И тут он почувствовал, как по щеке и с носа падают на сухие губы густые солоновато-терпкие капли теплой крови.

"Огонь!" – прошептал он и последним выстрелом остановил последний танк в колонне. Девять фашистских танков оставил взвод неподвижными, горящими на поле боя. Но раненый командир этого уже не видел.

Их было двадцать пять немецких истребителей. Шквалом они налетели на советский караван – сверху, с боков... Командир эскадрильи Михаил Баранов решение принял мгновенно: «илам» с грузом продолжать путь дальше под охраной трех истребителей, четырем истребителям принять бой и дать каравану уйти.

Три самолета сбил в этом бою лично Михаил Баранов, четвертый он таранил своим самолетом. Пораженные небывалой дерзостью советских летчиков, фашистские асы отступили.

Михаил Баранов был отчаянной дерзости и храбрости человек. Он не в первый раз вступал в неравный бой.

Однажды, возвращаясь на базу, Михаил увидел над аэродромом четверку немецких истребителей. Боезапас и горючее были у летчика на исходе, но он развернул машину и повел ее на врага. Немецкие самолеты не приняли боя и ушли.

В другой раз, возвращаясь с задания, Михаил Баранов встретил пять вражеских самолетов. И снова летчик повел свою машину в бой. Последней очередью из пулемета он прошил вражеский самолет, но и сам получил повреждения: его самолет загорелся. Он выбросился с парашютом на землю и оказался на вражеской территории. Некоторое время он полз, но вскоре, истекая кровью, потерял сознание. Через несколько часов, когда уже совсем стемнело, Михаил очнулся. Собрав все силы, он сориентировался по компасу на восток и пополз к своим. Начало светать, когда раненый, измученный тяжелой дорогой летчик заметил деревню.

В крайней хате его встретила пожилая седая женщина. Увидев советского летчика, она обмерла: "Сынок, в хате немцы!" Она быстро накинула платок, плотно закрыла за собой дверь и отвела Михаила в густые заросли кустарника. К вечеру она провела его в погреб рядом с избой. Промыла и перевязала рану. Через день Михаил снова двинулся в путь.

285 боевых вылетов совершил Герой Советского Союза Михаил Баранов. Провел 85 воздушных боев. Сбил 24 немецких самолета, 6 уничтожил на земле, 8 – в группе. Он разбомбил сотни автомашин, танков, автоцистерн, паровозов, истребил около тысячи гитлеровских солдат и офицеров. На Мамаевом кургане в Волгограде под четвертой плитой снизу лежит прах героя – летчика из маленького города Сланцы.

Через три дня, 9 августа, на том же 74-м разъезде произошел другой бой. Советский танк, которым командовал сланцевчанин Константин Савельев, встретил колонну из пятнадцати немецких танков.

Слишком поздно командир сообразил, что в пылу атаки далеко оторвался от своих. Израненное воронками поле, еще два часа назад мирное, ковыльное – горело и дымилось. Все видимые танки были неподвижны. У одних оторвана башня, у других покорежены гусеницы. Какие-то догорают – там только смерть. И вдруг краем глаза Константин заметил в овраге движение.

Пять, восемь, десять. А танки все лезли и лезли. Исторгнув пятнадцатого, овраг взвихрился черной пылью и затих. Спокойно, неторопливо танки шли вперед. Теперь и водитель заметил их в узкую смотровую прорезь. Он положил руки на рычаги, но... от командира не поступало никакой команды. Минута, две, три. "Что же командир медлит?" И тут водитель понял: немецкие танки, считая их мертвыми, намеревались пройти мимо. Дула их пушек глядели в противоположную сторону.

И только когда головной танк поравнялся с ними, командир начал бой. Он прямой наводкой, с близкого расстояния расстрелял танк, а водителю приказал на полной скорости лететь вдоль колонны.

Один за другим замолкали вражеские пушки, объятые огнем и дымом. Десять горящих машин оставил за собой танк Савельева, догоняя пять, удирающих к оврагу.

Двадцатипятилетний коммунист Константин Савельев вместе со своим экипажем безмерно дерзким подвигом сорвал наступление немцев под Купянском.

Купянск. Мы уже были с вами в этом городе в начале рассказа. На сталинградской земле и в небе над Сталинградом погибло много советских солдат. Коля Химушин и Миша Баранов тоже погибли там. И стали земляками. Сегодня их портреты висят рядом в клубе красных следопытов при авиамодельном клубе города Сланцы.

Летят из города в город, с хуторов и деревень письма красных следопытов. Встречаются в воздухе, на железнодорожных разъездах – в них память, боль и любовь незабывших.

"...Несмотря на то, что годы все дальше и дальше отдаляют от января 1943 года, когда наш родной Старобелъск был освобожден от немецких захватчиков, мы, пионеры, школьники дружины имени Е. В. Быковского, храним в наших сердцах всех вас, тех, кто не жалел своей жизни для освобождения нашего родного края.

Вот уже почти двадцать лет мы постоянно поддерживаем связь с ветеранами 106 ГВИАП..."

В 1968 году в летнем трудовом лагере «Соколенок» близ Красного Лимана, на месте самых кровопролитных боев полка, впервые встретились его юные историки. И с тех пор встречаются там каждый год.

Ездят туда и наши авиамоделисты. Работая и отдыхая, ребята не только лучше узнают друг друга, но и завязывают крепкие дружеские отношения на всю жизнь. Не только со своими сверстниками, но и со своими старшими товарищами – ветеранами полка и теми, кто, как и они, когда-то были следопытами, начинали это общее важное дело.

На гвардейское знамя, равняйсь!

Загорелось главное табло: «Пошел!» Хомутов потянул скобы стреляющего механизма... Выстрел! Неимоверная тяжесть вдавила испытателя в кресло... – кругом небо. А самолета, из которого только что катапультировался парашютист, уже не видно. И ветер, ветер!

С утра была замечательная погода. Олег, открыв глаза, первым делом посмотрел в окно и улыбнулся. "Хорошая погода – полдела". Но к моменту выхода на поле набежали облака. Подул сильный ветер. Его порывы достигали уже 10 – 12 метров в секунду.

Запросили метеорологическую службу: ухудшение погоды. Все взгляды на испытателя – ему решать. Олег молчит. Думает. Предстоящее испытание опасно: катапультирование с такой высоты и с самолета, идущего со сверхзвуковой скоростью, производится впервые. Все новое – катапульта, парашют. Но главная опасность не в этом – в предыдущем эксперименте погиб Валентин Данилович. И от того, что он погиб, от случайности, которая не имела отношения к новому снаряжению, испытание, которое должен провести сейчас Олег, получило особое значение. Если погибнет и он – Олег – новые прыжки запретят. Может быть, надолго.

Валентин Данилович был другом Олега и его старшим товарищем. Это он давал Олегу рекомендацию в партию. Он был бесстрашным испытателем, бескомпромиссным, честным, добрым человеком. Катапультирование, предстоящее сегодня совершить Олегу, было мечтой Валентина. Отважный парашютист, он был другом самых отважных – Юрия Гагарина, Владимира Комарова, Алексея Леонова, легендарного летчика Гарнаева.

...В разрывах облаков, на синем пятачке чистого неба, показались три точки. Мощный грохот – сильнее грозового разряда – летит на землю, напрягая болью барабанные перепонки – самолеты перешли звуковой барьер. Глаза наземных наблюдателей впились в окуляры биноклей.

Как долги секунды! И вот она – долгожданная маленькая точка, отделившаяся от ведущего самолета. Вначале она взлетает вверх, а затем начинает стремительное падение вниз. Раз! Два! Три! Двадцать! Тридцать – и в небе расцветает бело-красный цветок парашюта. Олег Хомутов выполнил боевое задание.

Вторую рекомендацию в партию давал будущему Герою Алексей Ефимович Филиппов, его бывший руководитель по авиамодельному клубу.

* * *

Самолет ожидает старта.

(Пусть всего лишь модель пока.)

Мальчик пристально и с азартом

Взглядом трогает облака.

Там, за самыми облаками,

В голубеющей вышине,

Птица, сделанная руками,

Ходит с чайками наравне.

Это стихотворение посвятил своим друзьям-авиамоделистам один начинающий поэт.

"Совет ветеранов 106 ГВИАП приветствует авиамоделистов зональных соревнований северо-западной зоны России, своего однополчанина Алексея Филиппова. Чистого вам неба, юные авиамоделисты! Желаем успеха. Дважды Герой Советского Союза генерал-майор авиации Кузнецов". (Помните, это он летал на машине, которую готовил к бою Алексей Филиппов.)

"...Спортивных достижений будущим покорителям воздушного океана и космоса". Бобков, Герой Советского Союза (помните, это он летал на машине, которую готовил Алексей Филиппов).

Такие телеграммы получал в свое время и Олег Хомутов, Герой Советского Союза, выпускник авиамодельного клуба.

"Дорогие ребята, - пишет юным авиамоделистам из Сланцев Герой Сталинграда Николай Андреев, танковый взвод которого на 74-м разъезде – помните? – отбил атаку двадцати немецких танков. – Ваше письмо я получил. Вы, красные следопыты, проводите хорошую и нужную работу, собирая сведения о Героях Советского Союза, но вам следует учесть, что не только те, кто удостоен этого звания, совершили геройские подвиги. В минувшей войне их совершали многие другие советские воины, и в том числе ваши земляки. Постарайтесь их найти.

Будьте такими, как те герои, которые в трудные годы войны защищали нашу Родину, не жалея своей крови и самой жизни. И помните, что

ИЗ ОДНОГО МЕТАЛЛА ЛЬЮТ

МЕДАЛЬ ЗА БОЙ, МЕДАЛЬ ЗА ТРУД".

Сергей Грачев. «Вещественные доказательства»

Славик, ну что же ты, включай! – крикнула куда-то в темноту моя провожатая. Я было подумал об электрической лампочке, как вдруг в блиндаж хлынули звуки. Послышался свист снаряда и несколько глухих разрывов, где-то далеко откликнулась им пулеметная очередь.

Глаза понемногу привыкали к темноте, и я различил выложенную бревнами комнатушку – вероятно, укрытие под землей. На маленькой тумбочке рядом со входом лежала полковая рация, на столе – расстелена карта, а на вбитых прямо в бревна гвоздях висели видавшая виды кожанка и помятая офицерская шинель с голубыми петлицами.

Еще раз, уже совсем близко, грохнул взрыв, и через щели укрытия плеснули в комнатушку полоски света. Я даже поежился – казалось, вот-вот с потолка посыплется земля, кто-то вбежит в помещение и заговорит рация.

– Похоже? – видно заметив мою реакцию, спросила Александра Федоровна. – А ведь ребята все сами делали. И эскизы, и блиндаж, и магнитофонные записи. Мы, конечно, проконсультировались у ветеранов, разузнали, как мог выглядеть командный пункт полка, а уж остальное... Ну что, пойдем дальше?

Следующая, самая большая, комната музея была комнатой боевой славы полков 276-й дивизии. В ее углу разместилось некогда грозное оружие, под стеклом лежали подлинные документы летчиков, обрывки бортжурналов. Справа от входа, у стены, на которой были начертаны имена погибших, распластался, словно подбитая птица, покореженный винт боевой машины. В центре его спокойно и ровно покачивался язычок пламени...

Откуда этот подлинный экспонат? Если вы побываете в музее 538-й школы – задайте вопрос экскурсоводу. Вас ждут истории необычных поисков и знакомство с удивительным человеком – Михаилом Алексеевичем Марковым.

Мы с ним встречались несколько раз, и чаще всего – у меня дома. Марков заезжал, возвращаясь из очередного маршрута. Вот его грузная, напоминающая выкорчеванный пень фигура появляется в дверях, простуженным голосом сипит приветствие и ваша рука тонет в пухлой и огромной, как подушка, ладони. Потом Марков тянется к вешалке и водружает на нее сетку с плюшками и докторской колбасой. Сетка означает, что жена с дочкой отбыли к родственникам в деревню и ему снова приходиться хозяйничать бобылем. "А может, и к лучшему, – Марков философски спокойно относится к превратностям бытия. – Глядишь, и в командировку вырвался и никакой тебе критики..."

Я давно заметил за Михаилом Алексеевичем склонность к языку циркуляров. Сам ли себе он кажется убедительнее, или считает, что канцелярские обороты помогают быстрее найти общий язык с облаченными административной властью людьми, – не знаю. Достоверно известно лишь то, что никто Маркова в командировки ни местного, ни тем более дальнего значения не посылает – ни к чему они слесарю-сантехнику гатчинского завода. И единственным основанием его вояжей служат мотивы сугубо личные, в том смысле, что ездит он в эти командировки за свой счет и в свои выходные – летом колесит по области на старенькой "Яве", ближе к зиме – вот как сейчас, – добирается к месту назначения электричкой, попутной машиной, а то и просто пешком.

Чем занимается Марков – объяснить проще простого. Ищет упавшие на ленинградской земле боевые самолеты. Почему? На этот вопрос ответить куда сложнее. Мне рассказали, как он однажды, разыскав упавший бомбардировщик, явился к военкому и с места в карьер завел разговор о машине, о митинге, оркестре, салюте в честь павших. Военком выслушал, посмотрел на подозрительную внешность просителя (а Марков только-только закончил раскопки) и поинтересовался: с кем, собственно говоря, имеет дело. Узнав, что родственники или друзья Маркова здесь не погибли, что проситель "всего лишь" водопроводчик и вообще действует сам от себя, военком глубоко задумался и наконец осторожно подытожил: "Стало быть, просто из любопытства? Вроде хобби?".

Иноземное слово окончательно вывело Маркова из себя, и он высказал должностному лицу все, что он думает о бюрократах и разных там "хобби". Наговорил, короче, кучу дерзостей. А ведь если рассудить здраво – реакция военкома была вполне естественной. Мы уже давно привыкли к тому, что поиски пропавших без вести ведут однополчане, судьбы героев исследуют писатели и журналисты, ищут земляков – героев подшефных дивизий – школьники. Марков сам не воевал. Что же касается близких – действительно, его родные погибли на разных фронтах, но не было среди них летчиков.