Текст книги "Злом за зло (Драконоборец - dark edition) (СИ)"

Автор книги: Илья Крымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Я бы попросил тебя описать, что творится у вас в Академии, но лучше подождем, пока к нам не присоединится мой придворный маг.

– Думаю, у нас есть что обсудить и помимо дел.

Тобиус вспомнил, что находиться с покрытой головой подле короля невежливо даже для волшебника, и скинул на плечи капюшон. Бейерон заметил блеснувшую седину, но ничего не сказал, а сделал шаг к круглому столику с винным штофом и тремя бокалами. Примерно час они проговорили, вспоминая общее прошлое и то, что случилось после отбытия серого мага в Ордерзее за посохом. Ему было приятно услышать, что когда король покидал Под-Замок, там все было хорошо, и что некогда маленькая деревня превратилась в крупный поселок, вышедший за пределы первичного частокола. Да и после Бейерон не забывал о крохотном лене, где жил во время изгнания. Вернувшись к власти и начав управлять страной, пострадавшей во время войны с зуланами, он направил немалые ресурсы на восстановление былой силы пограничных гарнизонов и призвал дворян запада вспомнить о своих обязанностях по защите линии фронтира, либо готовиться к потере земель вместе со всем имуществом. Вскоре таких крепнущих пограничных форпостов, как Под-Замок, должно было стать больше.

– А еще я решил построить флот, – между делом сообщил король.

– Флот, сир?

– Да, флот. Мы стали забывать, что Дикая земля постоянно наступает. А ведь нам, ривам, этого забывать никак нельзя. Я особенно остро ощутил это, когда измерил расстояние, отделяющее передовую крепость Кальп от остальных коммуникаций. Некогда все, что находилось на восточном берегу Якона, было Ривеном, но Дикая земля уже давно перекинулась через великую реку и продолжает наступать на Доминион Человека. Я приказал начать массовую вырубку лесов по всей протяженности границ королевства с Дикой землей. Под защитой магов и солдат несколько десятков тысяч дровосеков, наших и прибывших из всех остальных стран Вестеррайха, день за днем валят лес. Затем он отправляется на постройку новых передовых постов, обновление заброшенных крепостей, отстройку поселений взамен разоренных войной и, конечно, на флот. При помощи магов древесина быстро транспортируется на север, к морю, где под присмотром лордов Орли строятся галеоны и фрегаты.

– Если я правильно помню историю, в последний раз военный флот Ривена выходил в море во времена Третьего Пламенного и почти весь погиб в заливе Кардхарум.

– Верно, великий крах. Я так и не сподобился восстановить то, что потерял мой отец, когда отправил корабли на восток по воле Папы Димитра. Слишком много сил для этого было нужно, слишком много работников, дерева, золота. А вот теперь самое время, раз уж началась массовая вырубка. На наше счастье род Орли никогда не мыслил своего существования без моря, владыки Селии содержат личный флот для защиты берегов и собственную морскую академию, где обучают офицеров. На протяжении последних пяти лет они увеличили количество учебных мест в четыре раза по моей просьбе и начали расширять порты, открывать запечатанные некогда арсеналы, верфи. На новом литейном заводе, который я построил в землях Орнфолка, льют чугунные ядра и бронзовые пушки для кораблей, алхимики производят порох.

Тобиус задумался – зачем ему об этом говорят? Король, конечно, мог повспоминать о былом за бокалом элитарного архаддирского вина, но обсуждать дела государственные с тем, кто не состоит на службе, пусть и с другом, – это совсем не вязалось с характером Бейерона. Что же до флота, то Ривен действительно уже давно обходился без оного. Корабли, конечно, были, и для торговли, и для защиты побережья их хватало, ибо настоящий пиратский разгул в западных водах закончился много веков назад. Ныне самый мощный военный флот Вестеррайха принадлежал Соломее, которая беспрестанно боролась с пиратскими кланами Шейного архипелага и обеспечивала безопасность торговых путей, тянувшихся на восток, к берегам Вольных Марок и Семи Пустынь.

В помещении возник Джаспер, старый и бессменный камердинер его величества. Беззвучной тенью он приблизился к хозяину и что-то шепнул ему на ухо.

– Конечно.

Слуга исчез так же быстро, как и появился, а сквозь распахнувшиеся двери в Залы Ратной Славы вошел маг, чья аура открыто пылала ужасающей волшебной мощью. Очень высокий, могучего сложения старик с широченными плечами и руками, бугрящимися от мышц, одетый в носкую простую одежду и бордовый плащ с высоким воротником. Он был коротко стрижен, но имел усы и длинную бороду, горбатый тонкий нос, худое морщинистое лицо, пронзительные, предостерегающие от глупостей глаза человека, который может стереть кого угодно с лица Валемара, стоит только его разгневать. Тобиус прищурился, отмечая знакомые черты, да и сама аура волшебника не казалась чужой, но серый никак не мог понять – где же встречал его?

– Да будь я проклят, это же Тобиус!

– Чар… Талбот, ваше могущество?

Тобиус захрипел, будучи сдавленным могучими руками. В последний раз, когда они виделись, Гневливый был худ, как палка, и седые лохмы его ниспадали на плечи и спину.

– Уф! Время пошло вам на пользу, ваше могущество!

– Хотел бы сказать то же и о тебе! Почему ты седой, как лунь?

– Стал мудрее, а мудрость, как известно, прибавляет голове серебра.

– Ну хоть немного юношеской дури в тебе осталось, как погляжу! – сказал Талбот Гневливый, отмечая одинокую черную прядь.

– А вы, значит, теперь придворный маг короля?

– Ну извини, тебя слишком долго не было, и мне пришлось занять пустовавшее место.

– Лучшего кандидата я бы не смог и представить, – искренне сказал Тобиус.

Архимаг получил третий бокал и присоединился к королю и молодому волшебнику. Сентиментальные воспоминания немедля уступили место делам. Прежде чем начать говорить, Тобиус достал свою книгу заклинаний и обвел небольшой участок помещения Стеной Глухоты. Оказавшись в относительной безопасности от подслушивания, он поведал королю и архимагу то же самое, что рассказывал управителям. Вранье давалось легко, но оставляло стойкий неприятный вкус на губах, ибо врать приходилось людям, которых Тобиус считал близкими.

– Преисполнившись недоверием, они, я уверен, хотели держать меня взаперти до конца жизни, а возможно, и исследовать некоторые особенности моего астрального тела. Думаю, после предательства Шивариуса не только управители Академии задумаются над тем, что есть серая магия и каковы ее слабые стороны, помимо очевидных. Не желая себе такой участи, я попросил Никадима Ювелира отправить вам весточку от моего имени. Спасибо, что спасли меня, сир.

– Это меньшее, что я мог для тебя сделать, мой друг. Каковы дальнейшие шаги?

Тобиус посмотрел поочередно на своих собеседников, подбирая слова.

– Я думаю убраться подальше из страны, как минимум, достичь пределов Архаддира, чтобы меня и Академию разделяло хотя бы одно государство.

– Все так плохо? – насторожился Талбот.

– Мне сообщили, что управители серьезно обдумывают вопрос с наложением на меня печати "вне круга".

– Не может быть! – рявкнул архимаг. – Да как они смеют, черви?! Ты сражался за Ривен и Вестеррайх, пока они торчали в главной башне беспомощными истуканами! Ты открыл всем глаза на этого мерзавца Шивариуса и пострадал больше кого бы то ни было! А эти неблагодарные, наглые, тупорылые…

– Они волшебники и поступают так, как обычно поступают волшебники, – спокойно заметил Тобиус, – довольно эгоистично. Ваше могущество, может, не стоит давать волю эмоциям в присутствии его величества?

– Прошу простить…

Бейерон, который с задумчивым видом поглаживал бакенбард, даже не заметил взрыва ярости.

– Что значит "вне круга"? – наконец спросил он.

– Наказание, – ответил Талбот Гневливый. – "Вне круга" значит "вне круга защиты школы". Если Тобиус получит такую астральную печать, он окажется подвластен судам светским и церковным, полностью лишится защиты Академии в каких бы то ни было вопросах. Ахог! Да если какой-нибудь волшебник его просто походя убьет, Академия даже не почешется! Это настоящая подлость!

– Вот как? Я что-то могу сделать?

– Увы, сир, – качнул головой Тобиус, – в этом вопросе даже король не имеет права голоса. Поэтому я и хочу убраться подальше. Мистакор представляется достаточно авторитетной школой, которая сможет принять меня и защитить, раз Академия Ривена не пожелала.

Бейерон выслушал это спокойно, а вот Талбот казался обескураженным. Тем не менее, он быстро оправился и обратился к королю.

– Сир, а может…

– Может, – кивнул тот, ставя бокал на столик, – я это обдумаю в ближайшее время. Тобиус, я найду способ помочь тебе покинуть страну, если таково твое решение. Вечером мы с чаром Талботом обсудим наилучшие варианты, а пока вынужден вас оставить, государственные дела больше не могут ждать. И вот еще что, Тобиус, на твое имя в банке "Рифсгрин и правнуки" открыт счет. Выкрои время сегодня-завтра и отправляйся туда с моим поверенным, чтобы гоблины могли привязать этот счет к тебе.

– Простите, сир, но откуда…

– Не заканчивай этого глупого вопроса, Тобиус. Я ведь говорил много лет назад, что когда-нибудь отплачу тебе. Ривенская корона всегда платит по счетам и не забывает своих друзей.

С этим Бейерон удалился.

– Однако.

– Идем, позже нарадуешься щедрости милорда! Можешь устроиться в моей башне, как в старые добрые времена!

Архимаг повел Тобиуса по замку, рассказывая, как он приехал в столицу и был удостоен аудиенции. Вернувшись на трон после войны, Бейерон подыскивал себе нового придворного мага, и знаменитый Талбот Гневливый, герой войны, волшебник, уничтоживший – лишь с малым преувеличением – целую армию, был призван ко двору. Во время беседы волшебник и король внезапно убедились в том, что мир тесен и что у них есть общий знакомец. Они долго разговаривали именно о нем, Тобиусе, а к концу аудиенции Гневливый принял оказанную ему высокую честь и стал придворным магом Бейерона Третьего Мудрого. Воспоминания архимага медленно откатились в еще более отдаленное прошлое, он поведал о том, как помогал восстанавливать Каребекланд, как видел поднимающиеся заново поселения и переселенцев, коих не хватало, несмотря даже на щедрые подъемные суммы и освобождение от налогов. Тобиус все отчетливее понимал, что Талбот вспоминает о землях, бывших его домом больше ста лет, с тоской.

– Я убил его, – вдруг сказал серый волшебник, останавливаясь.

– Что? Кого?

Вместо ответа он прикоснулся к виску, сформировал зрительный образ стального мага, после чего передал получившееся видение Талботу.

– Не знаю, зачем Шивариусу было убивать старого лорда Галли, но именно ренегату этот тип и служил. Он нашел меня в Спасбожене, и я его убил. Наверное, вам стоило об этом узнать.

Талбот Гневливый молчал, глядя на образ, затмивший его взгляд, потом сморгнул видение и промолвил устало:

– Полагаю, справедливость восторжествовала. Жаль, что я не приложил к этому руку. Идем, Тобиус, принятие гостей-волшебников есть обязанность верховного мага.

Как объяснял Талбот, в строительстве Хосбранда принимали участие не кто иные, как сами основатели Академии Ривена. Их заклинания все еще жили и здравствовали внутри этих стен, а средоточием всего являлась башня придворного мага, внутри которой даже существовал свой собственный атторнак^[11], управлявший множеством процессов самостоятельно.

Тобиус выбрал себе одно из пустовавших помещений, скинул на стул верхнюю одежду, а на стол уложил сумку, из которой тут же вырвался Лаухальганда. Всего пару часов назад волшебник выходил из библиотеки Академии, а теперь его приютили надежные стены королевского дворца. Усталость особо не напоминала о себе, хотя всю ночь он провел в обители книжных знаний, а впереди был день, который надлежало потратить с пользой. Серый магистр достал из сумки брошюру, уселся на второй стул и принялся изучать выведенные рукой Никадима Ювелира ровные строки.

Старый наставник создал очень дорогостоящий и качественный артефакт, наделив его несколькими интересными свойствами. Помимо того что зачарованный синий шелк обладал набором стандартных для волшебного плаща свойств вроде возможности изменения цвета и текстуры, водостойкости, повышенной прочности, способности самостоятельно чинить себя, отталкивать всевозможную грязь, он имел крайне интересную способность сживаться с сущностью носителя и приобретать некоторые особые характеристики. То есть на метаморфе этот плащ обращался бы в органическую ткань при превращении, на пироманте мог бы возгораться без вреда для собственной структуры и так далее. Но главным назначением плаща было сокрытие ауры носителя от любых, даже очень проницательных глаз. После активации артефакт генерировал высококачественную ложную ауру, выдававшую носителя за самого обычного человека.

Ласкающие взгляд переливы синевы на волшебном шелке стали казаться более таинственными и даже теплыми. Никадим Ювелир очень ясно представил ближайшие перспективы ученика и справил ему плащ, помогающий прятаться от чужих глаз. Очень полезная вещь, если ты мал и слаб, а мир полнится большими и сильными, желающими тебя сожрать.

После брошюры на стол легли листки собранного Никопатом Закладкой "экстракта знаний", касавшегося темы драконовых бастардов. Тобиус углубился в чтение, а когда дошел до конца, прочитал все во второй раз и в третий. Он перечитывал страницу за страницей, пока просто не запомнил текст наизусть.

Тобиус всегда знал, что закрома истории полны фактов ему неизвестных, и сколько бы он ни учился, познать их все не поучится даже за триста лет. Эта мысль всегда расстраивала юного волшебника, но небольшим утешением служили те или иные новые знания, которые он для себя открывал. В этот раз он обрел знание о драконовых бастардах.

Истоки этого явления брали начало из крови самого Сароса Драконогласого, основателя Гроганской империи, повелителя драконов, который передал свою невероятную способность потомкам. К сожалению для последних, голоса каждого следующего поколения императорской династии звучали для драконов все тише. Могучие звери, чей огонь сплавил различные народы в теле единого государства, выходили из повиновения и дичали. Без драконов же, без их способности в короткий срок принести карающее пламя имперского гнева в любую часть мира огромное государство начинало все заметнее слабеть. Предотвратить развал пытались многие императоры-драконы, некоторые из них всю жизнь проводили на спинах крылатых ящеров, наводя ужас на роптавших подданных; иные стремились укрепить единство реформами, политическими и династическими союзами. В середине Гроганской Эпохи, примерно в начале ее двухтысячных годов, император-дракон Рискан, впоследствии поименованный Отцом Драконов, предпринял радикальный шаг на этом пути. Он учредил институт Драконьих Матерей, являвшийся, по сути, огромным гаремом, в который попадали молодые здоровые женщины со всех концов империи лишь для того, чтобы понести от императора.

Рождавшиеся от тех связей бастарды не имели прав на престол, но все как один были крови дракона и обладали голосами для подчинения себе огнедышащих чудовищ. С самого раннего детства мальчики стерилизовались, а потом начиналось их служение длиною в жизнь. Младенцам женского полу везло меньше – их просто удушали. С ходом времени десятки, а потом и сотни императорских ублюдков превращались в верных защитников будущего империи, которые фанатично служили своим венценосным родичам и за счет немалого числа обеспечивали порядок во всех гроганских провинциях. Сформированная из таких воинов гвардия сначала негласно, а потом и официально была наречена Драконовыми Бастардами.

Помимо обязательной стерилизации, бастарды проходили через длительное ментальное внушение, которое должно было привить им отвращение к соитию, так как контроль за распространением "драконьих кровей" осуществлялся с беспощадной жестокостью. Оскопление не рассматривалось в принципе – ни один дракон не понесет на себе скопца, ни один дракон не станет подчиняться писклявому евнуху. Чиновники специальной организации ревностно следили за тем, чтобы у императорских гвардейцев не появлялось отпрысков, но если бы все и всегда происходило согласно задумке, в Валемаре было бы очень скучно жить. Крайне редко Драконовы Бастарды сохраняли тягу к соитию, и в еще более редких случаях их семя оказывалось жизнеспособным. Все подобные случаи, будучи отслеженными, жестоко пресекались, а ослушников постигала незавидная участь – долгая и мучительная смерть в назидание прочим. И все-таки чиновники недоглядели, не все беременные женщины были найдены, не все "лишние" младенцы удушены. Именно по этой причине ныне в мире существовали люди с драконьими глазами.

В четырнадцать тысяч пятьсот восьмидесятом году от Пришествия Первых Скитальцев род Грогана потерял последнего дракона. К тому времени империя утратила безвозвратно немало территорий, хотя и оставалась самой сильной державой мира; Драконовых Бастардов больше не существовало, эта временная мера давно исчерпала себя, и потомки Сароса наконец-то перестали быть настоящими повелителями драконов. Тогда в столицу империи нагрянули далийские эльфы. Их было всего ничего, но то, что они сотворили, вошло в историю под такими именами, как Рок Грогана и Возмездие Далии. Хотя историки сходятся в едином мнении, что роду людскому еще очень повезло, ибо при желании далийцы всю империю могли превратить в мертвые пустоши.

На заре той эпохи Сарос Драконогласый поставил гордый далийский народ на колени и вынудил эльфов дать священную клятву не выступать против повелителей драконов, а также платить империи тяжелую дань каждый век. Но как только потомки основателя перестали повелевать драконами, клятва потеряла силу, и остроухие пришли мстить со всей ненавистью, которую накопили за более чем сорок веков. Они уничтожили всех живых представителей династии и заодно, ровняя великий город Алиостр с землей, погубили несколько сот тысяч жителей. Просто так, походя. Когда же все законные наследники Драконогласого погибли, безымянные и неизвестные потомки Драконовых Бастардов, сами о том не подозревая, оказались последними носителями крови Грогана.

Опершись локтями о столешницу, а ладонями закрыв лицо, Тобиус сидел неподвижно и перебирал в уме детали, которые оставались для него неясными. У драконов желтые глаза, на это обратили внимание задолго до того, как Тульприс Бесстрашный начал писать свой монументальный труд "Кергаана Драконика". У разных видов драконов встречаются разные оттенки каймы и форма зрачка либо радужки, но в сердцевине глаза всякого дракона есть золотистая желтизна. Примерно такой же цвет глаз имели гроганиты – прямые потомки Сароса Грогана, известные своей властью над драконами. Такой же цвет глаз встречался ныне у людей, известных как серые маги. С одной стороны, Тобиус мог понять, откуда в голове Шивариуса Многогранника взялась идея об его родстве с императорами-драконами, но с другой – он не понимал, по какому принципу наследуются эти глаза. С падением империи желтоглазые люди исчезли, не существовало династий, которые могли бы похвастаться родовым признаком в виде желтых глаз. Также оставалось загадкой, почему все без исключения серые маги имели драконьи глаза, или же, если перефразировать, почему все драконоглазые люди рождаются серыми магами. Являлся ли ослабленный и вяло выраженный магический дар следствием некой связи с драконьим родом?

Серый волшебник подумал раздраженно, что если кто-то и может ответить на эти вопросы, то это Шивариус Многогранник, а ему, Тобиусу, поискам правды придется посвятить годы, и даже тогда результат не будет гарантирован. Он безнадежно отстал от своего врага, который обладал форой лет эдак в пятьдесят.

Оставив эти мысли, волшебник достал свою книгу заклинаний, раскрыл ее на странице со сложным чертежом и материализовал синее перо, с которого срывались яркие искорки. Такими перьями маги заполняли свои книги заклинаний, используя вместо чернил собственную гурхану, тем самым наполняя книги своей магией. Именно поэтому магические книги неохотно давали кому-либо, кроме хозяев, читать себя даже после того, как хозяева те оканчивали жизненный путь.

Вместо того чтобы начать писать, Тобиус поднес магическое перо к своей левой ладони и ткнул писчим кончиком в плоть. Было больно, но, убедившись, что под кожей остался заряд концентрированной гурханы, маг ткнул еще раз, и еще. Он провел часы, раз за разом пронзая свою ладонь без перерыва и начитывая нужный речитатив. К глубокой ночи, перевязав ноющую руку, он без сил завалился на кровать.

Проснувшись оттого, что теплый язык лижет ему лицо, Тобиус отогнал от себя Лаухальганду, через силу перевернулся на спину и со стоном сел. Хотя спал он спокойно, проснулся разбитым и усталым, причем отчего-то вспотел, и тело стало чесаться.

– Где можно совершить омовение?

Голос атторнака зазвучал из самих стен:

– Личная купальня придворного мага, королевские купальни, купальни для слуг, баня…

– Баня? – Тобиусу показалось, что он ослышался.

– Баня.

В Ривене люди не парились в бане, да и простую ванну старались принимать не чаще раза в две недели. Во времена, предшествовавшие Пламенным походам, вестеррайхцы вообще подозрительно относились к водным процедурам, но вернувшиеся с Правого Крыла дворяне постепенно укоренили традицию время от времени погружаться в горячую воду и скоблить кожу мочалом. Однако в Диморисе и Шехвере традиция банного дня чтились со времен гроганских терм, а Тобиус за время жизни в Пьянокамне утвердился в мысли, что жар натопленной парной ему очень даже по душе. Кто знал, когда еще он сможет отыскать баню и попариться всласть?

Атторнак указал дорогу, и серый маг отправился на поиски. Но сначала он вышел в парк, который рос между внешней дворцовой стеной и внутренней. Берез, увы, найти не удалось, и пришлось рвать дубовые ветки. Баня находилась в служебной части дворца, в одном из внутренних дворов. Срубленное из бревен приземистое и очень широкое здание с маленькими окошками сильно отличалось от иных хозяйственных построек.

Тобиус не обратил внимания на то, что труба дымоотвода уже выдыхала дым, а потому, войдя в раздевальню, он остановился, встретившись взглядом с голой женщиной. Та не смутилась. Медленно выпрямилась, отвлекаясь от своих вещей, подбоченилась и беззастенчиво развернулась так, чтобы показаться в наиболее выгодной позе.

– Нравлюсь? – неправильно истолковала она его внимательный взгляд.

– Ну… да, – ответил Тобиус задумчиво.

Она действительно нравилась, хотя это заключение плавало где-то на задворках разума, когда основное внимание волшебника занимало не обнаженное тело, поджарое настолько, что сквозь кожу проступали очертания развитых мышц, а шрамы, видневшиеся там и тут. Длинные шрамы, оставленные чем-то острым, и сравнительно небольшие – от стрел.

– Насмотрелся? – спросила она почти через минуту.

– Вполне, – пожал плечами Тобиус, – но могу и еще посмотреть.

– Думаю, тебе хватит, иди, найди кухарку подобрее да попышнее и отведи душу, страдалец, а то ведь измаялся совсем без женщины.

– Это обязательно, – решил не спорить маг, – но позже. Сейчас я бы хотел попариться.

– Ишь какой! Я битый час слуг гоняла, чтобы они тут все убрали, хороших березовых дров нашли, купель наполнили, истопили парную как надо – утро потеряла, а ты вот приперся на готовенькое и сразу париться? Много хочешь!

Вдруг она заметила пару пышных дубовых веников, из которых Тобиус еще в парке вытянул влагу, тем самым засушив ветки и листья до нужного состояния. Хохотнув, незнакомка приблизилась, взяла один и глубоко вдохнула дубовый аромат.

– Сколько ни бегала, а правильного веника так и не нашла! Ладно, седой, раздевайся, первый пар уже вышел, так что можно и вместе. Пущу тебя, только если веником поделишься.

– Не жалко.

Она прошла из раздевальни в предбанник, а Тобиус, скинув вещи, прихватил с собой сумку и пошел следом. Войдя в предбанник, он успел заметить как молочно-белые ягодицы незнакомки мелькнули и исчезли за дверью парной, из которой шло влажное тепло с запахом березового дегтя. Волшебник не торопился, достал с настенной полки две чашки, которыми давно не пользовались, промыл их водой, сгущенной из воздуха, сыпанул внутрь сушеных трав, залил новой порцией воды, предварительной вскипяченной, и, соорудив на голове тюрбан из полотенца, с веником под мышкой и двумя чашками в руках вошел в парилку.

Незнакомка сидела на широкой полке, укрытой отрезом льняного полотна, тоже с тюрбаном на голове и зажмуренными глазами. Она только начинала разогреваться, и постепенно густая влага, оседая, заставляла призывные изгибы тела блестеть. Подмышки и низ живота женщины чернели и курчавились волосами, живот был плоским, а груди небольшими, но весьма красивыми, с острыми темными сосками.

– Для внутреннего согревания.

Она открыла глаза и приняла протянутую чашку, вдохнула травяной запах и заулыбалась шире. В традиционное понимание красоты незнакомка никак не вписывалась, но большие широко посаженные глаза цвета антрацита, прямой нос с характерной для шехверцев крючковатостью кончика и широкий рот составляли на длинном лице какую-то странно притягательную гармонию… хотя по отдельности эти черты наверняка испортили бы жизнь любой обычной девице. Было в этой короткостриженой брюнетке что-то, что задевало за живое и притягивало внимание Тобиуса. Возможно, это были задорные искорки в глазах, возможно, бесстыдная улыбка или откровенный язык тела.

Прогревшись, волшебник отправился в мыльню, где как следует выскоблил себя. Очищение кожи от грязи являлось лишь дополнением процесса омовения у диморисийцев, парились они для здоровья и для удовольствия. Историки не раз обращали внимание на то, что даже самые страшные пандемии прошлого обходили Диморис и Шехвер стороной, и многие верили, что причиной тому был целебный банный жар, пропахший березовым дегтем.

Когда он вернулся в парилку, незнакомка лежала на полке животом вниз, подложив руки под голову и оставив блестящий от влаги тыл беззащитным.

– Давай, – глухо сказала она, – начинай.

И Тобиус начал. Примерно четверть часа баню оглашали отборные шехверские ругательства, а когда незнакомка выбилась из сил, она могла лишь стонать и взвизгивать под неудержимым напором опытного мужчины. В конце концов, перегревшись, Тобиус уселся на свободную полку и отложил дубовый веник. Женщина лежала едва в силах дышать, исстеганная и красная в приглушенном туманном свете. Волшебник оценил эту картину как восхитительную, только прилипший к ягодице листок раздражал. Он потянулся чтобы убрать его, но не получилось.

– Седой, – хихикнула незнакомка, – ты чего? Если хочешь схватить, то всей пятерней надо работать.

– Показалось, что листик пристал, а это не листик. Что это?

– А ты наклонись пониже да посмотри.

– Чую подвох.

Ее смех увяз в густой атмосфере парилки; взорвалась шипением порция воды, выплеснутая в печку Тобиусом.

– Знаешь, Седой, сперва я приняла тебя за злостного рукоблуда.

– Это не про меня, ну а вообще-то кто без греха?

Она опять рассмеялась.

– И почему же ты так подумала?

– Из-за рук. У тебя левая толще правой, и плечи не одинаковые.

Теперь расхохотался он.

– А быть может, я воин и левша, и машу я левой рукой, а правой держу щит? А может, я кузнец, и у меня левая рука рабочая?

– А может, ты волшебник, и долгое время у тебя не было правой руки, но недавно тебе сделали новую?

– Хм, а это ты как поняла?

– Просто не дура, – мурлыкнула незнакомка, глядя на него искоса. – Травяной сбор, которого в аптекарской лавке не купишь, кипяток, появившийся там, где никто воды не кипятил. И глаза у тебя желтые как янтарь, хотя и стылые какие-то. Опять же рученька твоя правая иного цвета, чем левая.

– Зоркий глаз.

Серый волшебник лег на полку, и веник, повинуясь воле хозяина, начал стегать уже его. Они хорошо пропарились и вместе нырнули в купель с холодной водой, опрометью бросились обратно – и так несколько раз. Наконец, закончив процедуры, Тобиус выбрался в предбанник и уселся на лавку, укутавшись в отрез льняного полотна. Его компаньонка показалась следом, подошла нетвердой походкой, повернулась задом и приподняла ткань.

– Вот, гляди, Седой.

– Я уже нагляделся.

– Не на зад мой гляди, а на то, что ты листиком банным посчитал, дурень!

На правой ягодице темнела аккуратная татуировка в виде розы ветров.

– Нравится?

– Да. Хотя картина уступает в прелести холсту.

Смеясь, она улеглась на лавку и положила голову ему на ноги. Остывать после парилки следовало на свежем воздухе, но в мягком тепле без сквозняков, так что предбанник подходил вполне хорошо.

– Ты смешной, волшебник. И красивый, хоть и седой.

Ее ладонь легла ему на грудь, переместилась на правое плечо, скользнула вниз, к бронзе.

– Как это случилось?

– Был щенком, – скупо ответил он. – Полез на матерого пса. Поплатился.

– Понятно. Видишь этот длинный промеж моих малюток? Тоже на матерого полезла, он и рубанул от души, отступила, кончик его меча распорол кольчугу, как ситец, и самым концом царапнул по телу. Если бы хоть на мгновение промедлила, развалил бы он меня от макушки до матки.

– Рад, что успела.

– Конечно, рад, а то бы не валялась я сейчас здесь да задом не вертела перед мордой твоей бесстыжей, – хихикнула незнакомка, глядя ему в глаза.

Оба умолкли и некоторое время смотрели друг на друга напряженно, потом она приподнялась, и случился поцелуй, долгий, рваный, нервный, когда и мужчина, и женщина пытались его прекратить, но не могли.

– Нельзя… у меня уже есть… хороший… очень… нельзя… – бормотала она, задыхаясь и шаря по телу Тобиуса жадными руками.

– Нельзя… обижать… хороших людей!

Потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы его собственные руки, так крепко прижимавшие желанную незнакомку, рывком отстранили ее. Женщина вскочила на ноги и отошла на несколько шагов, захлебываясь воздухом и дрожа, красная уже не от пара, а как будто от искреннего стыда. Ее полотно упало на пол, и, поняв это, она впервые попыталась прикрыть затвердевшие острые соски и черный треугольник внизу живота. Волшебник поднял ткань и осторожно передал ей. Он не понимал, чего боялся больше – того, что она вновь бросится на него, или он на нее? Некоторое время они сидели молча на почтительном расстоянии друг от друга. Тобиус поджал ноги под себя и медитативным путем усмирял бунт в душе и теле, незнакомка, будто еще не совсем оклемавшись после инцидента, глядела в стену.

– С тобой такое случалось? Такое… звериное?

– Один раз, – ответил он, открывая глаза, – семь лет назад. Это было как наваждение, волна прибоя, сметающая все и вся.

Ее уши пылали алым.