Текст книги "Непобежденные"

Автор книги: Илья Азаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

«Идем заданным курсом…»

26 июня лидер эскадренных миноносцев «Ташкент» находился в Новороссийской военно-морской базе и готовился к выходу в Севастополь. Это был его пятый поход в июне 1942 года.

25 июня «Ташкент» доставил в Новороссийск из Севастополя более 1000 раненых. Командир лидера капитан 3 ранга Василий Николаевич Ерошенко и комиссар корабля батальонный комиссар Григорий Андреевич Коновалов сразу же получили приказ принять на борт сибиряков – 994 бойца 142-й стрелковой бригады, четыре 76-миллиметровые пушки с передками, 760 винтовок, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Все это предстояло доставить в Камышевую бухту, а там снова принять раненых, женщин и детей и вернуться в Новороссийск.

Сразу же после возвращения из Севастополя команда лидера стала вновь принимать топливо, боеприпасы. Краснофлотцы и старшины электромеханической боевой части осматривали и ремонтировали механизмы, которые в дни последних походов работали с чрезмерной нагрузкой.

Начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал Иван Дмитриевич Елисеев ознакомил командира и комиссара корабля с последними сообщениями командования Севастопольского оборонительного района, пояснив, что с каждым часом обстановка в главной военно-морской базе осложняется.

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский временно отменил выход из Севастополя и пребывание наших сторожевых и торпедных катеров в районе фарватеров во время подхода к Севастополю кораблей, шедших с Кавказа. Это было связано с тем, что у фарватеров Севастополя начали появляться торпедные катера противника.

В оперативной сводке штаба Черноморского флота за 25 июня говорилось: «24 июня лидер „Ташкент“ на переходе в Севастополь при проходе фарватера № 3 Главной базы атакован четырьмя торпедными катерами. Две торпеды прошли в 15–20 метрах по носу. Артиллерийским огнем „Ташкент“ уничтожил один катер противника».

Решено было открывать огонь по всем обнаруженным ночью неопознанным катерам, какие бы позывные они ни подавали.

На лидере сознавали, насколько трудным будет переход в Камышевую бухту. Понимали, что предстоит прорывать блокаду. Знали и о том, что некоторые корабли с пополнением и боеприпасами не доходили до Севастополя. Но знали также, что их ждут изнуренные непрекращающимися боями защитники осажденного Севастополя.

Комиссар лидера Григорий Андреевич докладывал в тот день, что, узнав о предстоящем походе, многие краснофлотцы и старшины подали заявление с просьбой принять их в партию. Он показал мне несколько листков, на которых была написана только одна фраза: «Прошу первичную парторганизацию лидера „Ташкент“ считать меня коммунистом».

– Мы не смогли рассмотреть заявления, поступившие во время прежних двух походов, – объяснил Коновалов. – Но всех, кто подал тогда заявление, считаем коммунистами, – он посмотрел на меня.

– Правильно, – ответил я. – Вернетесь – оформите.

Погрузка боеприпасов, продовольствия проходила быстро и слаженно. Боцман Сергей Тараненко поторапливал, так как надо было принимать еще и сибиряков с их немалым вооружением.

Узнав, что лидер «Ташкент» – самый быстроходный корабль на флоте и что он идет в третий раз в Камышевую бухту, сибиряки обрадовались.

– Уж он-то доставит нас в Севастополь, – говорили бойцы-сибиряки, понимавшие, что их приход в осажденную Главную базу в какой-то степени облегчит положение ее защитников.

Сибиряки были убеждены, что моряки прорвут блокаду противника с моря и доставят пополнение в Севастополь. В глазах этих людей, изумлявших нас выдержкой и спокойствием, не видно было ни страха, ни сомнений, хотя и знали они, что на переходе их ждут тяжелые испытания.

Началась посадка. Моряки заботливо принимали боевых товарищей, размещали их по кубрикам и на палубе. Сибиряки вместе с краснофлотцами корабля ловко вкатывали с причала пушки. Не успев еще как следует освоиться, бойцы принялись по указанию корабельных специалистов устанавливать на носу и бортах лидера пулеметы и противотанковые ружья, подносить к ним боеприпасы, чтобы в нужную минуту помочь экипажу отразить атаки противника. Командир БЧ-2 – артиллерийской боевой части – старший лейтенант Н. С. Новик был главным советчиком сибиряков, указывал им удобные места для размещения боеприпасов, пушек, пулеметов.

Произошло в этот день и непредвиденное. Одно подразделение сибиряков не вошло в состав пополнения для Севастополя. Но стремление их попасть в осажденный город было так велико, что они с помощью товарищей прошли на «Ташкент» и были очень довольны своей хитростью. Ерошенко, узнавший об этом, приказал всем «зайцам» сойти с корабля. Не сразу бойцы оставили корабль. Командир этого подразделения и политрук долго упрашивали Ерошенко изменить решение. Они обращались и ко мне. Но нельзя было разрешить им остаться на корабле. Предстояло погрузить как можно больше боеприпасов и продовольствия, взять дополнительно только что доставленные из Краснодара 10 тонн концентратов. Ведь в дни третьего штурма в Севастополе было плохо с продуктами. Часть запасов сгорела в самом начале гитлеровского наступления, часть завалило в подвалах домов, разрушенных авиацией и артиллерийскими обстрелами. Негде было готовить еду и выпекать хлеб. Бойцы неделями не получали горячей пищи, им выдавали консервы и сухари. Жителям города с первых дней третьего наступления выдавали по 200 граммов муки и по стакану воды в сутки.

Дня за три до этого похода член Государственного комитета обороны А. И. Микоян запросил Военный совет флота, как снабжается флот, армия и население Севастополя и в каких продуктах питания они больше всего нуждаются. Он рекомендовал завозить в Севастополь только концентраты, мясные консервы, копченую колбасу, сало, сахар, сухой яичный порошок, шоколад и витамины – то, что не требовало особого приготовления.

Наконец, погрузка и посадка на «Ташкент» закончена. Убраны сходни. На ходовом мостике лидера, рядом с сигнальщиком, закрепляющим фал, писатель Евгений Петров. Его армейская гимнастерка и пилотка заметно выделялись на привычном корабельном фоне мостика.

Два дня назад Евгений Петров прибыл в Новороссийск и просил разрешения отправиться в Севастополь на одном из боевых кораблей: он должен был подготовить очерк о севастопольцах для газеты «Красная звезда».

На «Ташкенте» в этом походе находились также кинооператор Александр Смолка и фотокорреспондент Алексей Мижуев. Им удалось заснять отдельные моменты последнего похода «Ташкента». Главное политуправление Военно-Морского Флота из снимков А. Мижуева выпустило в июле 1942 года фотогазету.

– В Севастополь, точнее в одну из ближайших к нему бухт, вам будет предоставлена возможность попасть, а вот ручательства за ваше благополучное возвращение в Новороссийск никто дать не может, – предупредил я Петрова.

Вначале он принял эти слова за шутку, но потом переспросил:

– Неужели так сложно возвратиться?

– Да, очень сложно.

– Ну что ж, независимо от того, будет ли гарантия на возвращение или нет, я иду. Ради достоверности писатель должен сам видеть все, о чем хочет рассказать.

Вечером 25 июня я сообщил Петрову, что к походу готовится лидер «Ташкент», на котором он сможет попасть в осажденный Севастополь.

– Вы сможете увидеть, как ведут себя командир и экипаж корабля в условиях прорыва блокады. Я недавно сам ходил на «Ташкенте» и знаю, как они отбивали атаки вражеской авиации… Понаблюдайте за лейтенантом Гиммельманом, командиром зенитной батареи, – посоветовал я Евгению Петровичу. – Он молодой командир, только перед войной окончил Черноморское военно-морское училище, но обладает изумительной выдержкой. Для артиллериста выдержка – это то, что нередко обеспечивает успех. В последнем походе автоматы батареи Гиммельмана сбили три «юнкерса» – они упали около «Ташкента». Кроме этих трех, несколько самолетов ушли, оставляя за собой шлейф дыма. Зенитчики не позволили ни одному самолету прицельно сбросить бомбы.

Евгений Петрович подробно расспрашивал меня об истории корабля, о людях, служивших на нем. Я рассказал ему все, что знал о замечательном экипаже еще со времени обороны Одессы.

Писатель поблагодарил меня за рассказ о моряках «Ташкента».

– Теперь я имею некоторое представление о боевых делах лидера… Я ведь считаю себя старым черноморским моряком, – продолжал он. – В тридцать третьем году был участником похода в Италию и Грецию. Тогда, если не изменяет мне память, в отряде были крейсер «Красный Кавказ», эсминцы «Петровский» и «Шаумян». С моряками я в дружбе был. Этого никогда не забываю.

– С моряками «Ташкента» вы тоже станете друзьями! – и я крепко пожал ему на прощание руку.

В день выхода «Ташкента» стояла обычная июньская погода. Штиль на море, безоблачное голубое небо, отличная видимость. А от командиров кораблей, ходивших тогда в Севастополь, часто можно было слышать сетование на такую погоду. Ясные, безоблачные дни были на руку противнику и в первую очередь его авиации.

Наша истребительная авиация базировалась на аэродромах Кавказа и не могла прикрывать корабли на большом удалении от баз, а за короткую летнюю ночь не пройдешь от берегов Кавказа до Севастополя даже на таком быстроходном корабле, каким был «Ташкент».

Лидер вышел из Новороссийска в 13 часов 55 минут с таким расчетом, чтобы наиболее опасную зону подступа к Севастополю пройти в темноте. Разрезая штилевую гладь Черного моря, корабль шел полным ходом по курсу, нанесенному на карте штурманом лейтенантом А. М. Еремеевым.

Обнаружить «Ташкент» в море не составляло большого труда: он шел в обычное свое время и обычным курсом – кратчайшим 180-мильным путем от Новороссийска. Только следуя этим маршрутом, можно было в течение июньской ночи прорваться в Камышевую бухту, выгрузить все, принять раненых и успеть уйти в темноте.

Истребители прикрывали корабли, идущие в Севастополь, до тех пор, пока горючее в баках позволяло им вернуться на кавказские аэродромы. Как только наши самолеты повернули обратно, в воздухе появился вражеский разведчик, а через некоторое время показались бомбардировщики.

«Ташкенту» пришлось вступить в единоборство с авиацией противника.

И в прежних походах лидер не раз принимал такой бой. Командир и комиссар знали, что любой краснофлотец, старшина и командир готовы исполнить свой долг до конца. Нередки были случаи, когда люди, получившие ранения или контузии, не покидали своих постов и старались точно и быстро выполнить приказание, зная, что только точность и быстрая исполнительность каждого гарантируют успех.

Сплоченный, жизнерадостный экипаж был на лидере, выносливые и терпеливые люди, почти все – коммунисты и комсомольцы. При всех невзгодах и трудностях, даже в самые критические минуты никто на корабле не унывал.

И на этот раз экипаж «Ташкента» приготовился стойко отразить атаку врага.

«Юнкерсы» атаковали лидер с разных направлений. Но прицельному бомбометанию мешало умелое маневрирование и меткий огонь корабля. Не остались без дела и установленные станковые пулеметы и противотанковые ружья сибиряков.

Несмотря на помехи, бомбардировщики сравнительно точно сбрасывали свой смертоносный груз. Немало бомб падало там, где несколько секунд назад находился корабль.

Не один раз маневр корабля под управлением Б. Н. Ерошенко спасал лидер от верной гибели.

Атаки бомбардировщиков были отбиты. Ни одна из сброшенных бомб не попала в корабль.

Около 19 часов «Ташкент» подходил уже на траверз мыса Ай-Тадор. Сигнальщики всматривались в горизонт – по времени должен был показаться эсминец «Безупречный», который, как знали на лидере, шел примерно тем же маршрутом, что и «Ташкент».

В 19 часов 30 минут на горизонте, прямо по курсу, высоко в небо поднялся столб черного дыма, пронизанный снизу желтизной и клубами белого пара.

Никакого звука до мостика не донеслось. Но все поняли, что с «Безупречным» случилось непоправимое.

На запросы с лидера по радио эсминец не отвечал. Увеличили ход. Шли прямо на поднимавшиеся из-за горизонта тучи зловещего дыма. Ни мачт, ни эсминца не было видно. Дальномерщики докладывали, что видят низко летающие самолеты.

Подошли ближе. На месте гибели корабля обнаружили большие пятна мазута, обломки шлюпок, аварийные корабельные средства и возле них плавающих людей. Это их, беспомощных, фашистские летчики расстреливали с бреющего полета.

Зенитчики лидера своим огнем отогнали самолеты врага. С «Ташкента» сбросили спасательные круги, пояса, два аварийных плотика.

«Люди с „Безупречного“ видят нас. Вот целая группа издали машет взлетающими над водой руками. И машут они так, будто не зовут на помощь, а хотят сказать: „Проходите мимо!“

– Малый ход!.. Мотористы на барказ, барказ к спуску! Готовить к спуску шлюпку!

Эти команды вырываются у меня словно сами собой…»[7]7
  В. Н. Ерошенко. «Лидер «Ташкент». М., Воениздат, 1966, стр. 183.


[Закрыть].

Так пишет в своих воспоминаниях бывший командир лидера «Ташкент», ныне контр-адмирал в отставке В. Н. Ерошенко.

Старший помощник И. И. Орловский подготовил к спуску барказ и шлюпки. В это время сигнальщики и наблюдатели за воздухом заметили две группы бомбардировщиков. Одна группа заходила справа, другая слева.

Для уклонения от бомб и успешного маневрирования от атак самолетов надо иметь полный ход. Спускать шлюпки невозможно, но все оставили в готовности. Зенитчики лидера открыли огонь всеми зенитными средствами корабля по обеим группам самолетов противника. Уклоняясь от атак пикировщиков, «Ташкент» все время менял курс, описывал циркуляцию и все дальше отходил от места гибели корабля. Бомбы, предназначенные лидеру, падали и туда, где плавали люди.

С мостика «Ташкента» видели, как от разрывов бомб гибли боевые товарищи, но помочь им не могли.

Законы войны суровы. Устав не дает командиру права заниматься во время боя спасательными действиями… На борту лидера тысяча бойцов, сотни тонн боеприпасов. Застопорить ход – значит лишить корабль маневра, превратить его в мишень.

В 20 часов 15 минут в Новороссийск в адрес начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева с борта «Ташкента» была дана радиограмма: «Непрерывные атаки авиации. Курс 283. Прошу оказать помощь „Безупречному“[8]8
  Архив НО ГМШ ВМФ, дело 1814, л. 30.


[Закрыть].

Такого же содержания радиограмма пошла в Севастополь командующему флотом вице-адмиралу Октябрьскому.

Радиограмма из Новороссийска командиру лидера „Ташкент“ была следующего содержания: „Оказать помощь „Безупречному“ с наступлением темноты, после чего вернуться в Новороссийск“.

Радиограмма из Севастополя приказывала: „Следовать к месту назначения“.

Вражеская авиация до захода солнца преследовала „Ташкент“, стремясь потопить его. Зенитчики сбили два бомбардировщика. С наступлением сумерек все внимание сосредоточили на море – на безмятежной, как казалось временами, водной глади; в минуты затишья море выглядело таким мирным…

И не напрасно Ерошенко дал команду усилить наблюдение за морем. Через некоторое время наблюдатели с верхнепалубных боевых постов доложили о появлении торпедных катеров. По ним сразу же открыли огонь. Комендоры сбили катера противника с боевого курса, и торпеды, направленные в „Ташкент“, прошли впереди по курсу корабля и сзади, за кормой.

„Никогда не забуду, как, стоя на левом крыле мостика, увидел две фосфоресцирующие дорожки, упершиеся в борт лидера в районе второго котельного отделения. Я сжал руками поручни, ожидая взрыва, казалось – неминуемого. И только минуту спустя понял: торпеды уже прошли перед носом корабля, который на полном ходу набежал на их след. Разумеется, я прекрасно знал, что след торпед на поверхности всегда отстает от них самих, но в те мгновения совершенно об этом забыл. Итальянские катерники чуть-чуть поторопились. Должно быть, нервничали, не очень-то уверенно чувствуя себя в засаде. А будь залп более точным, мы не успели бы отвернуть“[9]9
  В. Н. Ерошенко. «Лидер «Ташкент», стр. 186.


[Закрыть].

Лидер „Ташкент“ прибыл в Камышевую бухту в 23 часа 15 минут. Противник, зная, что в бухту ночью входят корабли, интенсивно вел артиллерийский обстрел. Понтон, служивший причалом, был почти совсем притоплен, в него попало несколько снарядов.

„Ташкент“ ошвартовался.

Ерошенко с мостика наблюдал за разгрузкой боеприпасов, продовольствия. Пушки выносили на руках. Одновременно принимали раненых и эвакуированных жителей Севастополя. Выйти из бухты нужно было затемно. Мысль о гибели „Безупречного“ подгоняла людей лидера, все стремились быстрее закончить разгрузку и посадку раненых. Была еще надежда: на обратном пути подобрать в море оставшихся в живых.

Женщины шли с детьми, с небольшими узелками. Раненые поддерживали друг друга. Тех, кто не мог двигаться, переносили с берега на борт корабля на носилках. Время от времени раздавался хриплый голос боцмана Сергея Филипповича Тараненко. Он успокаивал скопившихся у сходней раненых и женщин.

Все каюты, кубрики были заполнены. На палубе и рострах, в шлюпках сидели и лежали раненые, а с борта все двигался поток измученных людей.

Старший помощник Орловский, помощник Фрозе и боцман Тараненко прилагали большие усилия, чтобы выполнить приказ командира и оставить доступ к орудиям, автоматам и кранцам.

За два часа „Ташкент“ принял на борт более двух тысяч человек. Погрузили громоздкие рулоны полотна Севастопольской панорамы.

Я помню, как в Новороссийске выносили с корабля зашитые в матросские одеяла куски полотна панорамы Ф. А. Рубо „Оборона Севастополя“.

В памяти не все сохранилось из того, что рассказывал мне тогда старший лейтенант, флагманский артиллерист ОВРа Г. В. Терновский, который был свидетелем и участником спасения полотен панорамы.

В послевоенные годы я часто встречался с капитаном 1 ранга Героем Советского Союза Г. В. Терновским. Я знал его еще по осажденной Одессе, где он проявил себя смелым и находчивым командиром постоянного корректировочного поста.

В июньские дни 1942 года Терновский на „МО-4“ ходил в Севастополь. 25 июня, находясь в районе Исторического бульвара, он увидел пожар в панораме. Во время бомбежки на панораму, помимо фугасных, сбросили и зажигательные бомбы. Накануне фугасными снарядами была пробита насквозь одна из стен. Осколками разорвавшихся внутри здания снарядов было изрешечено полотно панорамы.

Терновский, как и моряки, находившиеся вблизи панорамы, не мог безразлично отнестись к гибели выдающегося произведения искусства и бросился к зданию…

Не без труда пробился он вовнутрь, где было душно и смрадно от огня и густой пыли, летевшей с обратной стороны полотна, окружавшего сплошным цилиндром смотровую площадку. Он увидел, как моряки подрубали полотно сверху и разрезали тут же на части. Немедля включился и он в спасательную работу и вместе со всеми выносил куски полотна сквозь огонь наружу.

Воды, чтобы сбить пламя, не было. Сбивали снятой с себя одеждой. А когда один огромный кусок холста, лежавший на земле, загорелся с краев, готовый вспыхнуть, как факел, художник Дома флота Семен Аннопольский бросился на горящий холст, за ним последовали курсанты Александр Кислый и Иван Пятопалов и еще двое курсантов. Катаясь по холсту, они гасили своими телами разбегавшиеся языки пламени.

Ранены и обожжены были все, кто спасал полотно панорамы. Но люди дорожили каждой минутой, о себе не думали. Сбить пламя не удалось, пожар разрастался. Однако большую часть полотна удалось вынести.

Благодаря Г. В. Терновскому удалось назвать имена инициаторов спасения части полотна панорамы.

Одним из первых бросился к загоревшемуся зданию батальонный комиссар Александр Кириллович Карявин, комиссар курсов средних командиров береговой обороны флота. Особо отличился при спасении кусков полотна живущий ныне в Ленинграде бывший начальник курсов средних командиров береговой обороны капитан Александр Петрович Ломан. Он стал литературоведом, ведет большую исследовательскую и переводческую работу. В Ленинграде живет, как рассказывал Терновский, и А. И. Кислый. Он первым заметил пожар и доложил об этом комиссару Карявину. Ныне Кислый инженер одного из ленинградских заводов.

В спасении полотна панорамы деятельно участвовал и представитель Политуправления Черноморского флота старший политрук Н. С. Хлебников, что считаю своим долгом отметить особо. Он в числе других подписал составленный на месте пожара акт о варварском разрушении гитлеровцами ценнейшего памятника культуры.

Николая Семеновича я знал как способного, хорошо подготовленного лектора, его выступления бойцы слушали с большим вниманием. Речи и доклады Н. С. Хлебникова закаляли волю к победе над захватчиками.

Политработник Хлебников известен мне и по участию во многих операциях флота. Его большевистское слово, личный пример смелости и находчивости усиливали у военных моряков наступательный порыв.

К сожалению, не обо всех участниках спасения полотна панорамы удалось мне узнать. Но всегда, когда я бываю в Севастополе и прихожу в панораму, я вспоминаю зашитые в матросские одеяла куски полотна, доставленные лидером „Ташкент“, вспоминаю тех, кто, не щадя своей жизни, спас основную часть полотна. Бережно сохраненные куски панорамы помогли возродить замечательное произведение искусства – памятник доблести и мужества русских моряков.

Истекло 26 июня. Наступило 27-е. Стоянка лидера продолжалась 2 часа 15 минут. Поднялся ветер. Отдали швартовы. „Ташкент“ стал отходить.

Штурман Еремеев доложил командиру:

– Сносит влево!

„Ташкент“ был перегружен и мог идти только задним ходом. Маневрировать в бухте нельзя. И все же Василий Николаевич сумел выровнять лидер и выйти на чистую воду.

Обратный путь в Новороссийск был еще труднее.

На рассвете появился самолет-разведчик. Вслед за ним, как всегда, показались бомбардировщики.

Вестовой принес Василию Николаевичу новый китель с орденом Красного Знамени – им наградили Ерошенко за участие в боях под Одессой. Комиссар молча спустился к себе в каюту и через несколько минут поднялся на мостик тоже в новом кителе. Сигнальщики поочередно, подменивали друг друга, спускались вниз и возвращались на мостик в обмундировании „первого срока“. На наружных боевых постах многие тоже были в „первом сроке“. На „Ташкенте“ знали, что русские моряки всегда, идя в решительный бой, одевались как на парад и чтили эту традицию…

Самолеты противника шли на корабль парами с небольшим интервалом. Ерошенко подметил, что это был новый тактический прием врага. На подходе к лидеру „юнкерсы“ разделялись, один атаковал справа, другой – слева. И так в течение долгих часов.

Командир БЧ-2 старший лейтенант Н. С. Новик, экономя боеприпасы, не раз повторил отданное ранее приказание: стрелять только по самолетам, непосредственно атакующим корабль.

Ерошенко не спускал глаз с летящих и пикирующих самолетов. Маневрируя, он отводил корабль от ударов „юнкерсов“. Прямого попадания не было, но осколки и взрывные волны нанесли повреждения лидеру. На верхней палубе появились убитые и раненые. Корабельный врач Алексей Петрович Куликов и военфельдшер Спивак с санитарами тут же на палубе оказывали раненым первую помощь.

Во время стрельбы командир автомата старшина 2-й статьи Григорий Гутник, следя за трассами из автомата, установил, что они не достигают самолета. Он понял: от большого количества выстрелов стерлась нарезка ствола. Командир батареи Гиммельман разрешил сменить ствол на запасной. Расчет произвел замену с такой быстротой, что командир батареи чрезвычайно удивился, когда Гутник доложил, что ствол заменен.

Осколком разорвавшейся бомбы были ранены из расчета автомата Гутника Дмитрий Рудаков и Сергей Самсонов. Но неполный расчет продолжал вести огонь и, по утверждению командира БЧ-2, сумел сбить пикировавший на „Ташкент“ бомбардировщик. Весь расчет во главе с командиром автомата был награжден орденами Красного Знамени.

…И еще одно отступление в рассказе о событиях июня 1942 года. На этот раз хочу подробнее рассказать о судьбе командира автомата старшины 2-й статьи Г. Ф. Гутника.

На флот он пришел по комсомольскому набору из Донецкого индустриального института в 1939 году. После учебного отряда командира зенитного орудия избрали комсоргом батареи на лидере „Ташкент“.

В июле 1942 года Гутник в числе тех, кто пошел в морскую пехоту. Воевал под Новороссийском, был командиром минометного расчета, командиром взвода в 16-м батальоне морской пехоты.

В те дни листовка, изданная Политическим управлением Черноморского флота, рассказывала о подвиге старшины 2-й статьи Григория Гутника и комендора с лидера „Парижская коммуна“ Кобзаря. Они гранатами подорвали танк, прорвавшийся на позицию миномета, а когда танкисты выпрыгнули из танка, уничтожили их.

При формировании 83-й бригады морской пехоты 16-й батальон вошел в ее состав. В батальоне Гутника избрали комсоргом. В составе бригады принимал Григорий участие в боях у Геленджика, северо-восточнее Туапсе, в высадке на Мысхако, где была захвачена батарея противника. Гитлеровцы так поспешно удирали, что не успели подорвать боеприпасы и орудия, но стреляющее приспособление успели захватить.

Вместе с Гутником были комендоры Атласов с эсминца „Бдительный“ и Смирнов с лидера „Ташкент“. Все трое пришли к выводу, что батарею врага с боеприпасами можно использовать. Доложили командованию свое предложение: вместо стреляющего приспособления решили поджигать фитиль. В отверстие для ударника вставляли пластиночку артиллерийского пороха и поджигали его. Стреляли прямой наводкой. Весь боеприпас был использован при попытках противника атаковать высадившийся десант, чтобы сбросить его в море…

При высадке десанта на Керченский полуостров в район Эльтигена Григория Гутника ранило. К тому времени он стал уже лейтенантом, парторгом батальона.

Спустя тридцать лет бывший комиссар 83-й бригады капитан 1 ранга в отставке Ф. В. Монастырский с любовью рассказывал о Григории Гутнике, вспоминал его личную храбрость, общительный и веселый характер.

Г. Ф. Гутник был награжден медалью „За отвагу“, орденами Красной Звезды, Отечественной войны и Красного Знамени.

Поправившись после ранения, Гутник получил назначение помощником начальника политического отдела ОВРа.

После войны Григорий Федорович окончил Высший военно-педагогический институт имени М. И. Калинина. Ныне Г. Ф. Гутник – капитан 1 ранга. Он продолжает служить в ВМФ старшим преподавателем в Высшем военно-морском училище имени М. В. Фрунзе.

В письме ко мне Григорий Федорович пишет, что он и сейчас хорошо помнит своих товарищей с лидера „Ташкент“, с кем вместе воевал в морской пехоте. Старшина 1-й статьи Воронин из боцманской команды, старшина 2-й статьи Медведков, старшие краснофлотцы С. Шишков, кок Д. Глухов были смелыми, надежными товарищами. Никто не посрамил на суше доброе имя „ташкентца“. Все они награждены орденами и медалями, почти все имели по нескольку ранений. Многие из них служили на командных должностях.

Гутник пишет также, что Сергей Самсонов работает заместителем директора Дворца культуры связи в Ленинграде, а Леонид Бородкин – мастером на одном из ленинградских заводов.

Но вернемся к переходу „Ташкента“.

Авиация противника продолжала наносить удары по лидеру, который шел полным ходом. Разорвалась бомба недалеко от левого борта. Заклинился руль. Потеряна скорость. Затоплено румпельное отделение. Кормовая аварийная партия во главе с Иваном Колягиным работает в румпельном отделении. Но руль продолжал оставаться заклиненным в положении „право на борт“,

Обстановка создалась угрожающая. Вода начала заливать кубрики, где находились тяжелораненые. Кто мог, стал подниматься на палубу. Частые разрывы бомб, непрерывная стрельба сотрясали корпус корабля. Все это крайне нервировало раненых, женщин и детей.

В эту тяжелую минуту комиссар корабля Григорий Андреевич Коновалов находился на палубе среди раненых. Он послал коммуниста Тараненко предупредить находившихся в аварийных кубриках, что им помогут выбраться наверх.

И вот зычный хрипловатый голос боцмана покрыл многоголосый шум на палубе:

– Потерпите немного, скоро всех выручим!

Этот голос, не раз раздававшийся еще в Камышевой бухте при посадке на „Ташкент“, вселял бодрость и надежду. Люди воспрянули духом.

Тараненко с группой краснофлотцев носовой аварийной команды, заделав наиболее угрожающие пробоины и повреждения, начал выносить раненых из носовых кубриков, которые быстро наполнялись водой. Тяжелораненых переносили на верхнюю палубу.

В одном из кубриков сорвало трап, вместо него положили настил из аварийных досок и стали вытаскивать людей на одеялах.

Комиссар Коновалов, политрук БЧ-5 Василий Смирнов и политрук БЧ-2 Григорий Беркаль находились в наиболее опасных местах, где нужно было поддержать людей, обнадежить, успокоить отчаявшихся, укрепить уверенность в благополучном завершении похода. Ведь были моменты, когда в критические минуты нервы кое у кого не выдерживали. Среди пассажиров начиналось смятение, они хватали спасательные пояса, круги, которых осталось мало: часть сбросили накануне погибавшим с „Безупречного“. Командиры, политработники и краснофлотцы быстро погасили эти вспышки отчаяния, сумели успокоить людей.

В такой сложной обстановке экипаж быстро и точно выполнял все приказания в борьбе за живучесть корабля и самоотверженно сражался с атакующей вражеской авиацией, а политработники находили время ободрить растерявшихся – и раненые, и эвакуированные уже не сомневались в том, что смертельная опасность будет преодолена и корабль благополучно придет в Новороссийск.

А вода все прибывала через пробоины. Маневренность корабля еще более уменьшилась. Бомбардировщики продолжали бомбить „Ташкент“. Стволы автоматов раскалились так, что их приходилось поливать водой. Женщины, вооружившись брезентовыми ведрами, суповыми бачками, стали подавать воду зенитчикам.

Уже совсем рассвело, когда „Ташкент“ проходил мимо места гибели „Безупречного“. Ничто на воде не напоминало о происшедшем.

…Ничего не напоминает о днях войны и сейчас, когда наши корабли идут морскими дорогами. Но советские моряки свято чтут память о боевых товарищах: проходя мимо места гибели боевого корабля, они приспускают Военно-морской флаг…

Налеты на лидер и бомбежка продолжались. Разорвавшаяся у правого борта бомба пробила брешь, и вода хлынула в первое котельное отделение. Вахту здесь несли старшина 2-й статьи Василий Удовенко, котельные машинисты Федор Крайнюков, Михаил Ананьев и Александр Милов. В их распоряжении были буквально секунды, чтобы предотвратить катастрофу. Они выполнили до конца свой долг: прекратили в котле горение, стравили пар и перекрыли клапаны. Взрыв котла и гибель корабля были предотвращены ценой жизни Удовенко, Ананьева и Крайнюкова. Александр Милов, обожженный, сумел добраться до трапа. Наполнившая котельное отделение вода подняла потерявшего сознание Милова к люку, откуда его вытащили на палубу и привели в сознание.