Текст книги "Непобежденные"

Автор книги: Илья Азаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Собравшиеся на командном пункте вместе с секретарем Крымского обкома партии Ф. Д. Меньшиковым единодушно пришли к выводу о необходимости отходить на 35-ю батарею. Прибывшие секретари Северного и Центрального районов Кролевецкий и Лопачук доложили, что весь актив и работники райкомов отправлены на Херсонесский мыс.

Отходили группами. Борисов и Сарина выехали на эмке вместе с Ефремовым.

При выезде из города бойцы заградительного отряда предупредили, что лучше идти пешком, чем добираться на машине: дорога на Херсонесский мыс обстреливалась с Северной стороны. Но не послушались доброго совета… Через несколько минут недалеко от машины разорвался снаряд, все трое получили осколочные ранения. Перевязав друг друга, стали добираться до 35-й батареи пешком.

Прибыли на батарею ночью, встретились с вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским и дивизионным комиссаром Н, М. Кулаковым. Только здесь Борисов и Сарина узнали о телеграмме Наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова…

С большим трудом в темноте, под артиллерийским обстрелом добрались до причала Казачьей бухты. Сейнер доставил Б. А. Борисова вместе с другими товарищами на подводную лодку «Л-23», где уже находились командир ОВРа контр-адмирал В. Г. Фадеев, капитан 1 ранга А. Г. Васильев, командир 7-й бригады морской пехоты генерал-майор Е. И. Жидилов, начальник политотдела полковой комиссар А. М. Ищенко, командир стрелковой дивизии А. Г. Капитонов, командиры и политработники СОРа.

Командир подводной лодки капитан 3 ранга И. Ф. Фартушный и комиссар батальонный комиссар В. Н. Селезнев с беспокойством ждали последних пассажиров – в числе их были руководители городского комитета партии и горисполкома, которых «Л-23» по решению командования СОРа должна была доставить в Новороссийск. Всего на лодку взяли 121 человека.

Обратный поход лодки, седьмой по счету за май-июнь 1942 года, был самым трудным. Акустики зафиксировали на переходе 442 бомбы, сброшенные на лодку преследовавшим ее противником.

Только на третьи сутки вошла «Л-23» в Новороссийский порт.

29 июня вышла из Новороссийска и подводная лодка «А-2». На борт ее погрузили 13 тонн боеприпаса и 2,5 тонны продовольствия. Командир лодки был болен, и в этом походе его заменил командир 6-го дивизиона подводных лодок капитан 3 ранга Роман Романович Гуз.

Начальник штаба 2-й бригады подводных лодок, ныне контр-адмирал А. С. Куделя, хорошо знал Р. Р. Гуза. Это был смелый и знающий командир. Его веселый, жизнерадостный характер вселял окружавшим бодрость и хорошее настроение в любых обстоятельствах. Гуз часто ходил в походы, умело учил командиров управлять лодкой. Экипажи радовались, когда комдив делил с ними тяготы и радости боевого похода.

Тот июньский поход в Севастополь был трудным. Лодка несколько раз срочно погружалась, на нее были сброшены бомбы. Благодаря своевременным и умелым маневрам лодка не получила повреждений.

На рассвете 1 июля в районе подходной точки фарватера подводную лодку обнаружил противник. Катера и авиация стали преследовать «А-2» и бомбить. От близкого разрыва бомбы вышел из строя гирокомпас, но штурман лейтенант Н. Ф. Логвиненко и командир отделения штурманских электриков В. И. Волков быстро устранили неисправность.

В тот день зафиксировали около 200 взрывов бомб вблизи лодки.

С наступлением темноты преследование прекратилось.

В полночь 2 июля поступил приказ из Новороссийска: «Груз выбросить в море, идти в Херсонесскую бухту, взять на борт людей».

Комиссар лодки политрук В. И. Чулочников объяснил экипажу задачу.

Комиссар, помощник командира старший лейтенант А. С. Буяновский, командир БЧ-5 воентехник В. Я. Пешков, краснофлотцы и старшины начали выгружать за борт боеприпасы. Тяжелые ящики со снарядами вручную поднимали из центрального поста на мостик и через рубочный люк выбрасывали за борт. За три часа напряженной работы выгрузили 15 тонн боеприпасов.

Закончив зарядку батареи, лодка погрузилась на перископную глубину и снова направилась к подходной точке фарватера. Перед подходом к бухте Р. Р. Гуз собрал личный состав лодки и еще раз напомнил:

– Мы освободились от груза, который с немалым трудом доставили сюда. Теперь наша главная задача – принять на борт защитников Севастополя, которые сделали все, что могли…

Лодка погрузилась на 25 метров и вдоль берега направилась к Херсонесской бухте. Временами катера и самолеты противника сбрасывали глубинные бомбы. На пути к берегу лодка шесть раз касалась минрепа, но все обошлось благополучно.

Всплыли под перископ. Весь берег от мыса Феолент до Херсонесского маяка был в дыму. У среза воды, особенно в районе Херсонесского маяка, скопились большие группы людей.

С наступлением темноты лодка всплыла в позиционное положение. Район 35-й батареи и побережье, Камышевая и Казачья бухты обстреливались гитлеровцами беспрерывно.

Лодка время от времени приближалась к побережью и сигнализировала затемненным ратьером. Это выдало лодку. Немцы начали артиллерийский и минометный обстрел. Пришлось уйти мористее, по направлению к мысу Феолент.

В это время сигнальщик доложил капитану 3 ранга Гузу:

– Слева плот, на нем люди. Виден и второй плот.

– Кто вы такие? – запросил Гуз.

– Севастопольцы!

– Подходите по одному.

Старший лейтенант Буяновский помог подняться людям с плота на лодку.

– Сдавайте оружие.

Поднявшиеся на лодку хотели было воспротивиться.

– Таков морской закон: оружие сдают, вступив на борт лодки, – объяснил капитан 3 ранга.

Среди принятых с плотов оказались командир 1-й прожекторной роты лейтенант А. С. Ремешевский, политрук роты Лысенко, командир 3-й прожекторной роты лейтенант В. А. Фадеев, лейтенант Усенко, младший сержант Поддубняк, матросы Бугаев, Разгон и другие. Всего было спасено 14 человек, двое из них – красноармейцы Приморской армии.

Краснофлотцы дали всем по полстакана пресной воды.

«Никогда в жизни не пил такой вкусной воды, как эти первые несколько глотков», – записал позже в свой дневник В. А. Фадеев.

Жажду спасенные не утолили, однако воды им больше не давали – запас ее был очень ограничен. Зато выдали всем сухое белье.

Лодка пошла на погружение. Дышать стало труднее, у многих усилилось сердцебиение. Особенно почувствовали это те, кто впервые оказался на подводной лодке.

– Леня, я, кажется, начинаю волноваться, – проговорил Фадеев.

– Я тоже, – ответил Ремешевский: чувство юмора не оставляло друзей и в весьма сложной обстановке.

Роман Романович, стоявший тут же, добродушно усмехнулся и проговорил:

– Вы не волнуйтесь, это у нас недостает кислорода, лодка двое суток не всплывала, и теперь кислород на исходе.

– Вот попали! – проговорил Фадеев. – То не было воды, потом – земли, а теперь не хватает воздуха…

Краснофлотцы заботливо уступили ослабевшим свои койки. Но, несмотря на пережитое и бессонные ночи, заснуть сразу никто не мог. Угнетала тишина – после визга и грохота бомб и снарядов.

– Не горюй, курилка, будем жить, а то ты уж помирать собрался, – не унывал Ремешевский.

– Я знал, что с нашими командирами не пропадешь, – проговорил один из бойцов, поудобнее устраиваясь на краснофлотской койке.

В конце концов крепко уснули бойцы. Но через три часа, когда по отсекам прозвучала боевая тревога, все моментально вскочили, хотя и не сразу поняли, где находятся.

– Справа шум винтов катера!

– Шум винтов приближается.

В этот момент над головой послышался сильный взрыв, лодку качнуло, затем один за другим еще последовали взрывы.

Все, кто был в лодке, привыкли слышать разрывы. Но на земле они вызывали одно чувство, а под водой – другое. Казалось, что кто-то бьет кувалдой по лодке…

– Трудно быть подводником, – рассуждали зенитчики, когда кончилась тревога. – Куда лучше видеть фашистов своими глазами.

Капитан 3 ранга Р. Р. Гуз и комиссар старший политрук В. И. Чулочников решили пока не уходить в Новороссийск, а отойти мористее – может быть, еще кого-нибудь смогут подобрать.

Противник обстреливал район, где находилась лодка. «А-2» погрузилась, легка на грунт. Через два часа взрывы на поверхности прекратились.

В 2 часа 30 минут 3 июля лодка всплыла, но ее вскоре снова начали обстреливать. Убедившись, что больше принять на борт никого не удастся, командир и комиссар решили возвращаться в Новороссийск.

Уточнили свое место и снова погрузились на глубину 25 метров. Маневр выполнили очень своевременно, так как катера противника, приблизившись к лодке, начали сбрасывать глубинные бомбы. От близких разрывов лопались электролампы, вышел из строя радиопередатчик. Но катера потеряли лодку, и бомбы стали рваться где-то далеко в стороне.

Форсируя минное поле на глубине 35 метров, лодка отошла на юго-восток.

5 июля «А-2» благополучно пришла в Новороссийск.

Почти в одно время с подводной лодкой «А-2» подошла к району Херсонесского мыса и подлодка «М-112». Ее командиру старшему лейтенанту С. Н. Хаханову также была послана радиограмма, в которой приказывалось выгрузить боеприпас в море и принять людей. Но обстановка сложилась так, что лодка не смогла всплыть в условленное время, радиограмму на лодке не получили. Командир лодки не знал, оставлен Севастополь или нет, можно ли подойти к какой-либо точке берега или уже все побережье занято противником.

С. Н. Хаханов стремился выполнить поставленную задачу и доставить боеприпасы, медикаменты и продовольствие осажденному Севастополю и лишь потом принять раненых.

1 июля «М-112» подошла к фарватеру, но пройти не смогла – не пустили вражеские катера и авиация. Отошли мористее заряжаться.

Перед рассветом 2 июля попытались пройти вторым фарватером. Погрузились, а через некоторое время на лодку посыпались бомбы.

Пошли по третьему фарватеру. Идти приходилось по счислению: навигационная служба уже не работала. Весь берег от мыса Феолент до Херсонесского маяка был в дыму.

В 21 час 2 июля «М-112» вошла в Херсонесскую бухту. Наблюдая за берегом, Сергей Николаевич видел, что обстановка, полученная им перед выходом из Новороссийска 29 июля, явно не соответствовала тому, что происходило на берегу. Однако ночью трудно разобраться…

Подошли к траверзу 35-й батареи. Лодка всплыла, чтобы определить свое место. На мостике стояли командир, штурман лейтенант А. П. Евдокимов, сигнальщик старшина 1-й статьи Георгий Фролов.

Прибрежный район интенсивно обстреливался. Над Херсонесским аэродромом взлетали белые ракеты. На какие-то минуты берег освещался. С берега доносились шум, выстрелы…

На мостик вынесли гранаты, ручное оружие. Пошли вдоль берега.

– Товарищ командир, справа десять притопленная шлюпка, – доложил Георгий Фролов.

Командир и сам заметил ее и расслышал даже крики о помощи. «М-112» подошла к шлюпке. С мостика окликнули:

– Кто в шлюпке?

– Севастопольцы!

– Прыгайте на палубу! Старшему подняться на мостик, остальным оставаться на месте, – приказал командир. На мостик поднялся начальник политотдела 9-й бригады морской пехоты полковой комиссар Ф. Ф. Дубенко. Федор Федорович объяснил командиру лодки создавшуюся на Херсонесском мысу обстановку.

– Мы знали, что шлюпка ненадежная, но выхода у нас иного не было, – закончил рассказ Дубенко.

Чтобы оставить на лодке принятых людей, а их вместе с Дубенко было девять человек,

Хаханов на свой риск выбросил несколько ящиков боеприпаса в море.

После прихода «М-112» в Новороссийск я встретился с Ф. Ф. Дубенко. Вот что он рассказал о двух последних днях пребывания в районе 35-й батареи.

…Утром 1 июля остатки 1–, 2– и 4-го батальонов 9-й бригады морской пехоты подходили к 35-й батарее. Начальник штаба бригады остался на командном пункте 3-го батальона для прикрытия Стрелецкой бухты.

Командир бригады полковник Н. В. Благовещенский и военком полковой комиссар В. М. Покачалов направились на КП 35-й батареи доложить командованию СОРа о состоянии бригады.

Перед уходом они поручили Дубенко собрать остатки бригады. Это был их последний разговор на Крымской земле…

Дубенко собрал около 300 бойцов и командиров. Все они были включены в общую оборону. Весь участок от 35-й батареи до Херсонесского маяка разбили на секторы. Никто из бойцов и командиров не проявил малодушия. Были случаи, когда бойцы, имевшие ранения, отказывались идти в скалы, и продолжали отражать атаки противника…

Дубенко вместе с группой работников Севастопольского горкома партии (среди них были Саша Багрий и Надя Краева) во главе с секретарем Крымского обкома Ф. Д. Меньшиковым договорились пробраться в ночь с 1 на 2 июля через линию фронта к партизанам. Когда отряд вышел ночью из скал и направился к Камышевой бухте, к нему присоединились еще около 150 бойцов и командиров.

Дубенко спросил последовавших за его группой:

– Куда вы идете?

– С вами, к партизанам. Мы знаем, что вы коммунисты, и будем вместе с вами биться против фашистов в партизанских отрядах.

Посоветовавшись, решили изменить план отхода, так как такой большой группой можно идти только на прорыв, а к подобному бою отряд не подготовлен.

Остановились и разъяснили бойцам и командирам: надо продержаться днем 2 июля, а ночью идти на прорыв. Возможно, придут корабли…

Дубенко пишет, что он не слышал ни одного возражения против такого плана. Все с радостью приняли его. Федор Федорович наблюдал, как несколько бойцов клялись друг другу драться с фашистами до последнего дыхания…

Утром 2 июля противник подошел совсем близко к скалам. На призыв командиров и политработников отбить атаки врага поднимались и раненые – все, кто мог ходить и держать в руках оружие, гранату или бутылку с горючей жидкостью.

Фашисты не выдержали ярости наших атак и бежали. Потери у моряков были очень большие.

К исходу 2 июля Дубенко потерял надежду, что сможет эвакуироваться или прорваться в тыл к партизанам. Попытки нескольких групп прорваться не увенчались успехом. Дубенко уничтожил партийную и комсомольскую печати, порезав их на мелкие части и заложив в проем скалы под 35-й батареей.

Группа морских пехотинцев предложила Дубенко пойти с ними на шлюпке. Шлюпка оказалась подбитой, за день ее подремонтировали, из досок сделали весла.

В темноте вышли в море. В течение двух-трех часов шлюпка держалась на воде. Но все же сквозь заделанные пробоины и многочисленные дырки стала поступать вода. Вычерпывать ее уже было невозможно. Шлюпка начала погружаться. Неожиданно вблизи показалась рубка «малютки». Подводная лодка подошла – это и была «М-112».

30 июня 1942 года снова вышел из Новороссийска БТЩ «Щит» с боеприпасом и продовольствием для Севастополя. В пути приняли радиограмму, в которой сообщалось, что в Камышевую и Стрелецкую бухты входить уже нельзя. Предлагалось подойти в темноте к району 35-й батареи и принять людей.

«Щит» продолжал следовать по курсу. Групповые налеты Ю-87 не дали прямых попаданий, но от близких разрывов бомб корабль получил повреждения и потерял ход. Под руководством мичмана Ляховича сделали все, что было возможно и, казалось, даже невозможно, и корабль получил ход. Правда, «Щит» шел под одним двигателем, который время от времени останавливался. Скорость упала, но все-таки тральщик имел ход.

На доклад о повреждении при налете и о том, что «Щит» следует под одним дизелем, получили из Новороссийска приказание повернуть обратно.

Прошла еще ночь. Шли непривычно малым ходом. На рассвете на траверзе Феодосии сигнальщик корабля матрос Радченко доложил командиру, что видит какой-то белый предмет на воде. Море штормило, и нельзя было понять, что это такое. Гернгросс изменил курс на плавающий предмет. Подойдя ближе, увидели гидросамолет ГСТ-9. На нем белел парус из парашюта. С гидросамолета доносились радостные возгласы.

Волна клала «Щит» с борта на борт. Спустили шлюпку. Штурман лейтенант Чуйко с гребцами прыгнул в шлюпку и направился к «паруснику».

Трудно было из-за волны принимать людей. Первыми погрузили раненых. За четыре рейса доставили всех – 33 человека. Перевезли также вооружение и ценное оборудование самолета.

Буксировать самолет было невозможно. Две короткие очереди из крупнокалиберного пулемета сделали свое дело: самолет загорелся, начал крениться, перевернулся и затонул.

ГСТ-9 был в составе группы гидросамолетов, прибывших в морскую базу в ночь с 30 июня на 1 июля, чтобы эвакуировать из Севастополя раненых, медицинский и летно-технический состав.

Посадку предстояло произвести в Казачьей Бухте. Но противник заметил самолеты и открыл артиллерийский огонь по Херсонесскому мысу и Казачьей бухте.

Самолеты продолжали ходить над морем, ожидая сигнала на посадку. Но случилось так, что дежурного по аэродрому тяжело ранило разорвавшимся снарядом. Самолеты, не получив сигнала с земли на посадку, легли на обратный курс.

Командир 12-й авиабазы капитан В. И. Пустыльник вспоминает: «В этот критический момент по настоянию прожектористов я разрешил дать сигнал – луч в зенит. На удалявшихся самолетах сигнал заметили и группа вернулась».

В составе группы были четырехмоторный гидросамолет «Чайка», которым командовал капитан Наумов, ГСТ-9 – командир капитан Малахов и десять МБР-2.

Сели в Казачьей бухте, которую противник непрерывно обстреливал. На «Чайку» приняли более 40 человек, на ГСТ-9–16 раненых и медработников главе с военным врачом 2 ранга Корнеевым и военнослужащих с капитаном В. И. Пустыльником.

Группа МБР-2 не смогла сесть из-за большого наката и вернулась на Кавказ.

«Чайка» долетела благополучно, а ГСТ-9 вынужден был совершить посадку на море: заклинил один двигатель.

Сели в море южнее Феодосии, примерно в 50 милях от берега. Самолет несло к берегу, где были немцы. Сделали парус из парашюта, и тогда стало относить в море. К полудню 1 июля появилась пара «хейнкелей». Разобравшись, что это за паруса, «хейнкели» пробомбили самолет, а затем еще проштурмовали (его, после чего вызвали другую пару «хейнкелей».

Во время бомбежки и штурмовки обе турельные установки гидросамолета вели ответный огонь по атакующим самолетам. Это снизило эффект вражеского обстрела. Но консоли плоскостей самолета и хвостовое оперение превратились в решето, у заднего редана лодки было три пробоины, через которые начала фонтанировать вода. Пробоины забили крупнокалиберными патронами, обернутыми кусками фланели.

После первой атаки вражеских самолетов командир ГСТ-9 капитан Малахов приказал слить бензин с главных баков крыла. Море вокруг гидросамолета затянулось бензином. То, что ГС-9 не сгорел при последующих атаках, можно объяснить только военным счастьем находившихся на самолете.

Вскоре выяснилось, что 30 июня принятые на самолет не смогли нигде поесть. 1 июля все 33 человека получили по чайной ложке из поллитровой банки компота, которую прихватил с собой один из пассажиров – капитан Мамаханьян.

Утром следующего дня, 2 июля, в 11 часов с самолета заметили два корабля и решили, что это гитлеровцы. Уничтожили все документы, кроме партбилетов. Каждый, кто имел личное оружие, послал патрон в казенник и приготовился к худшему. Это вызвало отчаяние у женщин, которые не имели оружия: «А кто же нас застрелит, чтобы мы не попали в плен к фашистам?»

Надо ли говорить, как велика была радость, когда на ГСТ-9 узнали наш тральщик.

Ночью 3 июля «Щит» благополучно доставил всех в Новороссийск.

1 июля в 4 часа утра из Новороссийска вышли базовые тральщики «Взрыв» и «Защитник». Начальник штаба флота контр-адмирал И. Д. Елисеев поставил перед ними задачу: подойти к району 35-й батареи и принять на борт бойцов и командиров Севастопольского оборонительного района.

О боевом напряжении личного состава тральщиков можно судить по их походам в те дни: «Взрыв» и «Защитник» только в ночь на 30 июня вернулись из Стрелецкой бухты с ранеными – 28 июня в 3 часа 35 минут они вышли из Новороссийска с маршевым пополнением, боеприпасом и продовольствием.

В течение июня «Взрыв» доставил осажденным 152 тонны боеприпасов и продовольствия, 806 человек маршевого пополнения, вывез 927 раненых и 175 эвакуированных[12]12
  Архив ИО ГМШ ВМФ, дело 24137, л. 324.


[Закрыть].

Старшим командиром на переходе 1 июля был командир «Взрыва» старший лейтенант Николай Федорович Ярмак.

«Хейнкели» и «юнкерсы» двойками и тройками преследовали тральщики, бомбили их. Но прямых попаданий не было. С наступлением сумерек напряженность несколько уменьшилась.

Экипажи кораблей знали, что Севастополь пал, они знали также, что защитники города, прижатые к морю, продолжают на небольшой полоске крымской земли в районе 35-й батареи самоотверженно отбивать непрерывные атаки врага. Оборонявшиеся не теряли надежду, верили, что моряки придут за ними.

Старшему лейтенанту Ярмаку и комиссару старшему политруку А. П. Воробьеву было известно, что из Новороссийска в ночь на 1 июля по мере готовности выходили парами СКА – сторожевые катера.

Командиры сторожевых катеров по приказу начальника штаба флота И. Д. Елисеева тоже должны были пойти ночью к пристани 35-й батареи и принять на борт продолжавших сопротивляться севастопольцев.

Катера, проследовавшие первыми, сумели принять тяжелораненых. Но гитлеровцы, видимо, заметили движение и стали усиленно обстреливать минометным огнем район пристани 35-й батареи. Пристань рухнула, катера стали поднимать на борт плавающих.

Около полуночи «Взрыв» и «Защитник» подходили к фарватеру № 3. В море стояла изрядная зыбь. Надо было определить свое место. Но ни Херсонесский маяк, ни красный, вертящийся – на Феоленте – не подавали сигналов, не было и подходного приемного буя.

Тральщики прошли предположительно до траверза Бельбека или Качи.

– Все на мостике всматривались в темный горизонт по правому борту, – вспоминает Яков Петрович Волков, – кто-то в бинокль заметил справа зарево. Стало ясно, где Севастополь.

Без навигационного обеспечения тральщики форсировали минное поле и подошли к 35-й батарее. При свете луны с мостиков «Взрыва» и «Защитника» увидели сторожевые катера, с берега доносился шум.

Стали спускать шлюпки, хотя был большой накат. В этот момент противник начал обстреливать артиллерией и минометным огнем место, где находились тральщики и сторожевые катера. Тральщики не открывали ответного огня, решив, что молчание может дезориентировать противника.

Из-за большого наката шлюпки не смогли подойти к берегу. Пристань была разрушена. В лунном свете моряки в шлюпках видели плывущих с берега людей. Их было много. Слышались голоса о помощи. У некоторых, кто плыл, сил хватило только на то, чтобы ухватиться за борт. Гребцы втаскивали их в шлюпки.

Командир «Защитника» капитан-лейтенант В. Н. Михайлов приказал вахтенному командиру старшему лейтенанту Волкову передать в мегафон на сторожевые катера, чтобы они подходили к берегу, брали людей и доставляли их к тральщику.

Яков Петрович пишет, что на многих СКА были его знакомые командиры, так как он начинал службу, в дивизионе этих катеров. Поэтому он смог назвать по имени отдельных командиров сторожевых катеров, и Волкова услышали.

К борту тральщика подошла небольшая баржа. Я. П. Волков помнит, что находившиеся на ней гребли руками, прикладами и, едва коснувшись борта корабля, сразу же оказались на палубе тральщика. Баржу, подхваченную волной и никем не управляемую, тут же выбросило на камни.

Из воды подняли командира 79-й морской стрелковой бригады А. С. Потапова. Он был с пистолетом на ремне, в руках держал планшетку.

В Новороссийске мне довелось встретиться с Алексеем Степановичем. Пожав ему руку, я сказал от всего сердца:

– Я очень рад видеть вас! В глазах у Потапова я увидел слезы… Да, трудно представить, сколько вынес этот мужественный человек за годы войны. Помню одну из наших первых встреч в осажденной Одессе, когда был убит комиссар С. Ф. Изус, а майор Потапов вернулся из окружения. С кем бы ни встречался из тех, кто воевал с Потаповым, все говорили о нем как о смелом, прекрасно знающем сухопутную тактику командире. Несмотря на внешне суровый вид, он был заботлив, внимателен к подчиненным, и главное – умело учил их воевать.

А. С. Потапов одним из первых на флоте пошел добровольцем на сухопутный фронт под Одессой, был командиром первого добровольческого отряда моряков.

Командир 1-й роты добровольческого отряда, ныне капитан 1 ранга запаса В. И. Силютин, рассказывал мне:

– Потапова в отряде все любили. Я видел, как он поднимал и водил в атаку моряков. Во время перебежки в одной из атак я заметил у него на спине станковый пулемет, а в руках коробку с пулеметными лентами. Как нас выручил этот пулемет, когда противник стал огрызаться! Потом старшина Захарченко да и все мы старались всегда, в любой атаке «держать под рукой» пулемет.

В одной из контратак Потапов был тяжело ранен. Морские пехотинцы вынесли его с поля боя.

В декабрьские дни 1941 года Алексей Степанович был уже полковником, командовал 79-й морской стрелковой бригадой.

Когда над Северной стороной нависла опасность захвата ее гитлеровцами, потаповская бригада была срочно доставлена в Севастополь. Мне запомнилось из рассказа А. С. Потапова, что в июльские дни, когда от бригады осталось несколько десятков человек, они оставались активными бойцами, не падали духом, заботливо относились к раненым товарищам.

Когда пришла тральщики и катера, оставшиеся в живых держались вместе и в первую очередь переправляли раненых.

– Я бы сам не доплыл. Меня поддерживали морские пехотинцы, точнее – буксировали, один справа, другой слева. А когда втащили меня на палубу, вернулись за другими ранеными. В Новороссийске я их не встретил…

И долго молчал Алексей Степанович.

В первом добровольческом отряде моряков под командованием майора А. С. Потапова начинал свою боевую деятельность ныне мичман запаса М. М. Трубчанников – еще в осажденной Одессе.

Во время боев под Одессой Трубчанникова ранило. Вылечившись, он попал в 79-ю морскую стрелковую бригаду, где командиром был тоже А. С. Потапов, уже полковник.

В декабрьские дни 1941 года 79-ю бригаду направили в Севастополь. В одной из вылазок в тыл врага Трубчанникова опять ранило. В бригаду он вернулся лишь в июне 1942 года.

Михаил Михайлович вспоминает, как отражали тогда морские пехотинцы непрерывные атаки обнаженных до пояса гитлеровцев, когда они, стреляя на ходу, из автоматов, не пригибаясь, приближались к позициям Сапун-горы. Моряков было уже мало, но они держались, пока не получили приказ отходить.

Отошли к развилке Ялтинского и Балаклавского шоссе, где к вечеру 29 июня закрепились 1-й и 2-й батальоны 9-й бригады морской пехоты. Группа морских пехотинцев 79-й бригады влилась в поредевший 1-й батальон, где командиром был капитан 3 ранга В. В. Hикульшин, а комиссаром – батальонный комиссар Е. И. Рыльков. Стали вместе отходить к 35-й батарее.

Несколько суток совместных боев породнили морских пехотинцев двух бригад. 1 июля они участвовали в контратаке против гитлеровцев, пытавшихся захватить 35-ю батарею. К вечеру гитлеровцев отогнали от батареи.

В ночь на 2 июля прибывшие к району 35-й батареи и в Казачью бухту сторожевые катера и тральщики не могли подойти к причалам, полностью разрушенным.

По грудь в воде переносили моряки тяжелораненых, но не всем из этой группы удалось попасть на катера. Из батальона Никульшина вместе с пехотинцами 79-й бригады осталось 20 человек. Никульшин предложил разделиться на две группы. Одна пошла по направлению к Камышевой бухте. В одной группе, помимо Трубчанникова, было шестеро: Алексей Медведев, Михаил Скакуненко, Николай Ершов, Иван Нечипуро и Федор Некрасов.

У берега они обнаружили под скалой рыбацкую лодку. В ней лежали две пары весел, ведро и багор. Не дожидаясь темноты, вышли в море, но тут же были обнаружены, с берега Камышевой бухты начался обстрел. Снаряды падали в 7–10 метрах от лодки. Моряки гребли что было сил, стараясь выйти из зоны обстрела. Оторвались, наконец, от прицельного огня с берега, но радость была недолгой: появились мессершмитты.

Кто-то крикнул:

– Все в воду, прижаться к борту!

Гитлеровцы били по лодке из пулемета, одного из моряков ранило в шею. Самолеты ушли в сторону Севастополя.

Подсчитали запасы: четыре пачки горохового концентрата, килограмм сахару, немного сухарей, намокших в морской воде, одна пачка махорки.

Главный старшина Алексей Медведев еще раз напомнил всем, что поход будет трудным. Спасти может сплоченность, убежденность в благополучном исходе тяжелого плавания.

Первые дни прошли спокойно. Курс держали по компасу. Раненому Михаилу Скакуненко становилось все хуже, он просил пить.

Жажда мучила всех, а вскоре к ней присоединился голод. Обессиливали и от гребли.

На шестые сутки небо стало заволакиваться тучами – надвигалась гроза. Надеялись, что удастся собрать хоть немного дождевой воды. С нетерпением ждали, облизывая расстрескавшиеся губы. Но туча прошла мимо…

Миновали десятые сутки. Никто не падал духом, все стойко держались. Гребли с перерывами, каждый взмах стоил огромных усилий, время от времени кто-либо терял сознание.

На двенадцатые сутки Медведев поднялся во весь свой почти двухметровый рост и закричал:

– Берег, братва, берег!.. Видите?.. Там речка!

– Никто из нас не помнит, как подошел эсминец и взял лодку на буксир, – закончил рассказ М. М. Трубчанников. – Очнулся я уже в Батумском госпитале. До сих пор я все еще удивляюсь: как мы могли выжить без воды и пищи! И сам себе отвечаю: «Значит, могли. Ведь мы советские моряки!»

Меня заинтересовала судьба группы майора В. В. Никульшина. Встретившись с участником войны на Черноморском флоте старшим лейтенантом запаса Я. А. Солодовским, я узнал, что он знаком с В. В. Никульшиным, переписывается с ним и встречается, когда Вячеслав Васильевич бывает в Москве.

В октябре 1971 года Солодовский и Никульшин навестили меня.

Загорелое лицо Никульшина, покрытое лучистыми бороздками морщин, щедро посеребренная голова выдавали следы пережитого….

Вячеслав Васильевич рассказывал о событиях начала июля 1942 года так, как будто все происходило совсем недавно. Его повествование не расходилось с теми данными, которые были мне известны от других.

В дополнение к рассказу В. В. Никульшин прислал несколько писем, в которых подробно изложил то, что меня интересовало.

Война застала Вячеслава Васильевича помощником командира 35-й батареи. Он был в числе тех, на кого возложили ответственность за мероприятия, связанные с оборонительными работами на Херсонесском полуострове.

В октябре 1941 года по приказу Наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова в соответствии с поставленном ГКО шло формирование 12 батальонов для двух бригад морской пехоты. Командиром одного из батальонов назначили Никульшина. Командуя батальоном, Никульшин принимал участие в боях у Матвеева кургана и при форсировании реки Миус был тяжело ранен.

После госпиталя получил назначение на Черноморский флот – в 9-ю бригаду морской пехоты командиром 1-го отдельного батальона.