Текст книги "Богу"

Автор книги: Илья Британ

«Яхты, как белые лебеди; ялики…»

 
Яхты, как белые лебеди; ялики,
Точно дельфины; над озером пар.
Берег: там домик причудливый, маленький.
В небе – зелёный задумчивый шар.
 
 
Вспомнилась мне вдруг родная околица…
Милая родина, ты далека!
Кто-то печален там… кто-то там молится…
Господи, – снова глухая тоска!..
 

«Зову! – От века ты моя!..»

 
Зову! – От века ты моя!
Напрасно Бог карал разрывом.
Я жил, надеждами горя:
Кто любит, должен быть счастливым!
 
 
Что дал тебе кошмарный год,
И кто потребовал утраты? —
Слепым кощунством был уход:
Чего, скажи теперь, ждала ты?
 
 
Зову! – Не смеешь не придти,
Хотя б растратила все силы,
Хотя бы не было пути, —
Зову, хотя бы из могилы!
 

«Полу-дитя, полу-Mephisto!..»

 
Полу-дитя, полу-Mephisto!
Ну, как, скажи, твои дела? —
Как блещет взор поэта чистый
«В потёмках призрачного зла»?
 
 
Забравшись в тихий санаторий,
Всё пишешь мудрые стихи,
Забыв о картах, о ликёре,
Забросив книги и духи?
 
 
И всё скучаешь по России,
Где но Европе тосковал?
Проклятья шлёшь буржуазии,
Хотя не скиф ты и не галл?
 
 
Целуешь крест, портрет, икону
Да с Богом споришь день и ночь?
Приносишь жертвы Аполлону
И Время хочешь превозмочь?
 
 
Согнув изломанные плечи,
Теперь не тронутый никем,
Погряз в дыму противоречий
Философических систем?
 
 
Что проку в этой новой схиме!
Всё – вздор: одуматься пора.
Ей-Богу, право, лучше «шимми»,
Спокойный бридж иль баккара…
 
 
Себя над безднами распял ты
И шепчешь жуткие слова,—
Не лучше ль милый берег Ялты
И наша старая Москва…
 
 
Я в грёзах мало вижу толку,
А в храмах – сыро и темно:
Глядеть на небо через щёлку.
Поверь, совсем не так умно…
 
 
Пиши стихи, мечтай о Боге,
Желай бессмертья (меж могил!), —
Но пусть твои танцуют ноги:
Так Ницше, кажется, учил?
 
 
Оставь свои боренья с чортом:
Не ссорься, милый друг, с собой! —
Займись иным – здоровым спортом,
Одев костюмчик голубой.
 
 
Уйди из нового затвора,
Оставь леченье, докторов, —
Езжай в Париж: поймешь там скоро,
Что ты, чудак, совсем здоров.
 
 
И вместо слов туманно-горних,
И вышибая клином клин,
Ты миру дашь веселый сборник
Огнями блещущих терцин!
 
 
На Новый Год, чай, будем вместе? —
Пора домой! – Adieu. Пиши.
Забудь о схиме, о невесте.
Играй. Люби. Танцуй. Греши.
 
 
Р. S.
Ах, да… Исполнив долг сыновний
В день годовщины двух смертей,
Вчера был в Иверской часовне
И помолился без затей.
 
 
Её там видел: как монашка,
Она глядела из угла…
Ведь ей, конечно, тоже тяжко
«В потёмках призрачного зла»?
 

«Поглядите-ка прямо в лицо мое…»

 
Поглядите-ка прямо в лицо мое
Из-под маски своей кружевной:
Вы – чужая, но, словно, знакомая,
Где-то в далях – и рядом со мной.
 
 
Тише… Кажется, будто, вальсируя,
Мы исчезнем надзвёздным путём:
Будто жертва далёкому миру я…
Кто вы? Где мы? Куда мы плывём?
 
 
Вы мне жизнь или смерть? о, скажите же:
Этот бал, это всё – только бред,
И очнёмся сейчас в Граде-Китеже,
Где сияет немеркнущий свет?..
 
 
Иль ошибся? И грёзою жуткою
Сердце бедное снова я сжёг,
И пленился теперь проституткою?
Помоги мне, безжалостный Бог!..
 
 
Вальс окончится! – Там за гардиною
Маску холодно снять прикажу
И увижу я сказку любимую
Иль спокойно вас там задушу!..
 

«Быть свободным, словно кречет…»

 
Быть свободным, словно кречет,
Верить просто – не могу:
Всё всему противоречит
В этом дьявольском кругу.
 
 
Всё, что в жизни сберегла ты:
Правда, Бог – больной мираж,
И в тяжелый миг расплаты
Всё с лихвой судьбе отдашь.
 
 
И чего ты не имела,
Тоже надо потерять,
Чтоб безропотно и смело
Верить снова, жить опять.
 
 
На пути всегда гробница,
Счастлив тот лишь, кто воскрес:
Умирай, чтоб возродиться
На земле, но для небес…
 

«На террасу, где стояли столики…»

 
На террасу, где стояли столики,
Где в цимбалы кто-то в красном цокал,
Из гнезда упал вдруг птенчик голенький
И разбился, бедный, насмерть об пол.
 
 
Кто-то речь держал о добродетели,
Кто-то звал всех ехать на Таити:
Птенчика, конечно, не заметили.
Я сказал лакею: «Уберите»…
 
 
О, мой птенчик, сколько в мире краткого!
Как любовь моя, ты жил немного…
Смерть ко всем приходит одинаково,
Души птичек тоже плачут к Богу.
 

«Ты в гробу. Не слышу голоса…»

 
Ты в гробу. Не слышу голоса, —
Неужели он замолк!
И как ласковые волосы,
Твоего наряда шёлк.
 
 
Нет тебя, – молчит Вселенная!
На парче твоей узор,
Словно бабочка нетленная,
Как твой милый-милый взор.
 
 
На тебе кольцо знакомое;
Твоя белая фата,
Как безмолвное лицо мое,
Как сгоревшая мечта.
 
 
И дрожат струи кадильные,
Как солгавшие слова,
Как любовь моя бессильная… —
Умер я; но ты – жива!..
 

«О, ласковые голуби…»

 
О, ласковые голуби,
Далекие печали, —
Коль сердце расколола бы,
Тогда б вы увидали,
Какими снами лютыми
Душа моя объята,
И кажется минутами,
Что жизнь ушла куда-то,
Что муку поборала бы
Любовь великой силой,
Но, ласковые голуби,
Не здесь, а за могилой…
 

«Когда все помыслы случайны…»

 
Когда все помыслы случайны,
И гаснет пламенная вера,
Беру в немой печали Heine
И раскрываю Romanzero.
 
 
Мгновенье – вечность, век – минута,
Слеза смеется, смех – до боли,
И снова верится как будто,
И смысла нет в земной юдоли.
 
 
Опять мой светлый храм украшен,
Мечта в молитве заблистала,
И слышу там меж чёрных башен
Бесовский смех и звук хорала…
 

«В горах зелёных тишина…»

 
В горах зелёных тишина:
Так хочется покоя…
Но сердце, как из чугуна
И жуткое такое.
 
 
Поля нежней, чем акварель:
Так хочется покоя…
Но сгинул первой ласки хмель,
О, время дорогое!
 
 
Молчит небес далёких грань:
Так хочется покоя…
Довольно, думать перестань
Про чёрное былое!
 
 
В часовне около икон
Один с моей мольбою…
Церквей неясный перезвон…
Как хочется покоя!..
 

«Кто там так зорко сторожит…»

 
Кто там так зорко сторожит
Брунгильды каменное ложе? —
Ужели вновь пришёл Зигфрид,
Но там найти её не может?
 
 
О, как ревниво стерегу
Тобой покинутое ложе:
Вернуть тебя я не могу,
И злая скорбь мне душу гложет…
 

«Сегодня ночью, ночью долгой…»

 
Сегодня ночью, ночью долгой
Мне снились юные года.
Зеленой лентою над Волгой
Вдаль уходили города.
 
 
Шумели пристани, и с горок
Змеились легкие мостки;
А жаркий день навеял морок
На эти рыжие пески.
 
 
Гудок – то грозный, то плакучий.
Простор. Кружится голова.
А там, беснуясь, злые тучи
Закрыли тенью острова.
 
 
Чу, где-то песня… О, затоны,
Где пахнут светлые костры,
Где я, без памяти влюбленный,
Бродил до утренней поры…
 
 
Мы в лодке. Счастье – миг единый:
Ты вновь печальна, я суров.
А тут же рокот соловьиный
С далёких спящих берегов…
 
 
Зима. На тройке. Петь охота!
Шалит бубенчик. Ночь светла.
Толчок, и лихо гикнул кто-то.
И мчатся кони, как стрела.
 
 
Весна. Сорвав с себя покровы,
Река проснулась. Дождь. Гроза.
Но что сулит мне праздник новый?
И я смотрю тебе в глаза…
 
 
Теперь – ни родины, пи Волги,
Ни слов любви, ни бубенца…
О, вечер жизни, скучный, долгий!
О, близость ночи без конца!
 

«Царило лето. Дни погожие…»

 
Царило лето. Дни погожие.
Высь – голубые зеркала.
Тебе цветы кивали Божии,
Когда ты лугом тихо шла.
 
 
Уста сжимали нитку колоса;
Был чёткий взор спокоен, смел;
Резвились ласковые волосы;
На шее крестик мой алел.
 
 
На солнце ты казалась строгою
Живою бронзою в огне
И шла зеленою дорогою,
Но не за мной и не ко мне.
 

«Как страшно мне во тьме ночной…»

 
Как страшно мне во тьме ночной,
Душа боится мрака!
Бредёт по улице за мной
Приставшая собака.
 
 
Туман. Ни звезд, ни фонарей:
Весь город, как могила.
Идём, товарищ, поскорей,
Что смотришь так уныло?
 
 
Идём в холодном шалаше
Поужинать со мною:
Хотя б одной живой душе
Печаль свою открою.
 
 
Я расскажу тебе, мой пёс,
Про то, как я обманут,
Про боль любви, про муку грёз,
Про то, как люди вянут.
 
 
Мы будем в хижине одни;
Портрет увидишь в раме:
Ты на него, мой друг, взгляни
Весёлыми глазами.
 
 
В нём то, чего уж больше нет:
Небесная отрада.
Но всё, голубчик, ложь и бред,
Досказывать? – Не надо!..
 
 
Я много, много перенёс,
Сгорев в обмане неком.
Как хорошо тебе: ты – пёс!
Быть жутко человеком!..
 
 
Немая ночь. Тоскливый мрак,
Душа боится мрака.
Бредёт по улице дурак,
А рядом с ним – собака.
 

«Тоскует ум. Слабеет вера…»

 
Тоскует ум. Слабеет вера.
В душе усталой мрак и ложь.
Куда дорогой Агасфера,
Страна родимая, бредёшь?
 
 
Суди себя безмерно строго,
Слезами, кровью изойди:
Тогда ты снова узришь Бога
В конце тяжелого пути.
 
 
Когда мечта сгорит отравой,
Крестом прикрой нагую грудь
И, став бессмертно-величавой,
Былой Голгофы не забудь!
 
 
Иди! Страданье искупило
Безумный грех безумных лет,
И даст великое светило
Тебе, родимой, мир и свет.
 
 
Тоска рыдает. Небо серо.
Кошмар и ужас. Где покой? —
О, путь проклятый Агасфера!
О, край отчизны дорогой!
 

«Робкий свет. С водою блюдце…»

 
Робкий свет. С водою блюдце.
Растопил свинцовый крест.
Я гадаю (мысли вьются)
Про тебя и твой приезд.
 
 
О, родная, далеко ты,
Оттого померк мой взгляд.
Выливаются ворота:
Это к встрече, говорят…
 
 
Как ладья моя устала,
Как не хочется грести…
Иль меня ты любишь мало,
Иль на разном мы пути?
 
 
Нет, ты любишь: злые тени
В сердце влили черный яд…
Наши души от видений
Да от призраков болят.
 
 
Наше счастье – в Божьей воле;
Мы тужили, – Бог велел:
На Его святом престоле
Наш решается удел.
 
 
Я гадаю сквозь дремоту.
Растопил свинцовый крест.
Снова вылились ворота
И сулят мне твой приезд…
 

«Моя муза – девочка смуглянка…»

 
Моя муза – девочка смуглянка.
Удивленный взор, не косы – змеи.
То она – аскетка-христианка,
То – дриада с вычурной камеи.
 
 
Моя муза скрытная дичится,
Поцелует молча, как икону;
А порою – просто озорница
И под пару только ветрогону.
 
 
Моя муза – рядом и далёко;
Улыбаясь, плача миг за мигом,
То ведёт трясинами порока,
То – к кресту, молитве и к веригам.
 
 
Моя муза в храме и в концерте,
В светлом поле и в пустыне, всюду —
Выше жизни и сильнее смерти,
Бесконечность и тоска по чуду.
 

«Мне с тобой совсем не по дороге?..»

 
Мне с тобой совсем не по дороге?
Да, уныл мой медленный закат,
Ты светла в тоске своей по Боге…
– Разойдёмся наугад!
 
 
Хоть других людей тебе я ближе,
Всё равно: я умер, ты – жива?
Бог с тобой, скорее уходи же…
– Надоели все слова!
 
 
Как уйдешь, то в память нашей встречи
Чинно панихиду отслужи,
А когда погаснут в храме свечи,
– Всё забудь и не тужи!
 
 
Скучно! Как тесна земли орбита!
Мне с тобой совсем не по пути?
Если жизнь окажется разбита,
– На могилу приходи!
 
 
Так и быть, свой гроб тебе открою:
Будем ждать в нём Страшного Суда…
Видно, суждено мне быть с тобою
– Всюду, вместе, навсегда!
 

«Куда, как призрак из могилы…»

 
Куда, как призрак из могилы,
Россия скорбная идёт? —
Скажи мне, вещая сивилла,
Ответь мне, мудрый звездочёт!
 
 
В очах тоска, зияют раны,
Кровавым вихрем вспоена,
А в сердце – черные туманы:
О, Богу грешная страна!
 
 
Плясала Смерть под каждым кровом!
В руках сжимая крест святой,
Сбирая именем Христовым,
Бредешь ты круглой сиротой.
 
 
Весь край, – что кладбище; а голод
В венке из ядовитых трав
Занёс над ним свой жуткий молот,
Поля и нивы растоптав.
 
 
Открой, судьба, свой тайный свиток!
Что там в грядущем? – дай взгляну…
Ужель ещё годины пыток?
Спаси, Господь, свою страну!
 

«Я смотрю на таинственный знак…»

 
Я смотрю на таинственный знак
Никому непонятных масонов:
Он сияет во тьме, как маяк,
Он – разгадка великих законов.
 
 
На себя, на других погляжу ль,
Взор мой скучен, устал и не светел:
Всё – в тумане, изломан мой руль,
Изорвал паруса чёрный ветер.
 
 
Где же пристань? Куда надо плыть?
Чем окончить дорогу земную?
А за нею Господь, может быть,
Загадает загадку другую?
 
 
Все, что будет, как сон надоест;
Каждый путь на земле одинаков.
Верю только в спасающий крест
И в победу таинственных знаков.
 

«Сердце бедное убили…»

 
Сердце бедное убили
Милой ласковой рукой.
Схоронили… Схоронили…
Со Святыми упокой!
 
 
Ты устало от усилий,
Ты измучено тоской.
Схоронили… Схоронили…
Со Святыми упокой!
 
 
Из любви тебя убили,
Зла любовь, и нет другой.
Схоронили… Схоронили…
Со Святыми упокой!
 
 
Но горюет и в могиле
По любимой, дорогой.
Схоронили… Схоронили…
Со Святыми упокой!
 
 
Крест. Ограда. Много лилий.
И заботы – никакой…
Схоронили… Схоронили…
Со Святыми упокой!
 

«Вдали в тумане мне видна…»

 
Вдали в тумане мне видна
И днём, и ночью даже
Моя родимая страна
В лазоревом мираже.
 
 
Слежу я солнца светлый ход,
Скупое время меря,
Но знаю: край родимый ждёт
И мне откроет двери.
 
 
Везде, повсюду каждый миг
И днём, и ночью даже
Я чётко вижу милый лик
В лазоревом мираже.
 
 
Еще мгновенье, месяц, год
В тоске, в слезах, в потере,
Но знаю: он меня не ждет
И не откроет двери.
 

«Вы слишком медленно решаете задачу…»

 
Вы слишком медленно решаете задачу, —
Судьба торопится и жертвовать велит;
Душа не требует прощения обид,
И я забыл про всё, и, кажется, не плачу.
 
 
Терпенье кончится, конечно, очень скоро,
Умчит безумие меня в водоворот,
Тоска безбрежная мне сердце обоймёт,
И рухнет вдребезги последняя опора.
 
 
Отдавши Господу всё, чем Ему обязан,
Замкнусь я холодно в искусственном саду
Печальных грёз моих, покой на миг найду,
Чтоб на земле уже ничем я не был связан.
 
 
Письмо получите вы в траурном конверте,
Пахнут забытые давно на вас духи,
Прочтёте с трепетом последние стихи
И в них известие об очень глупой смерти…
 

«О, как люблю я Божью весть…»

 
О, как люблю я Божью весть, —
Она всегда была благою
И помогала перенесть
Мое томление земное!
 
 
Я помню: путь мой был суров,
Пугал меня немою бездной,
Но вдруг от светлых Божьих слов
Сверкнула даль дорогой звездной.
 
 
Но как боюсь иных вестей, —
Земных тревог, земного звука,
В которых пламенем страстей
Горят безумие и мука!
 
 
Я помню: в жизненной борьбе
Сияли юностью ланиты,
Но вдруг узнал я о тебе, —
И все мечты мои убиты…
 

«Тоска. Печаль. И в сердце – лёд…»

 
Тоска. Печаль. И в сердце – лёд.
Змеится мысль упрямая;
И всё томит, и всё зовёт
Куда-то вдаль мечта моя.
 
 
Хочу любить, почти люблю,
Но нет: всё – ложь невольная!
Тебя я только оскорблю,
Себя лишь раню больно я.
 
 
Замкнулся мой холодный круг.
Господь, тоску прими мою!
Оставь, оставь меня, мой друг:
Люби и будь любимою…
 
 
Любовь уже не суждена нам,
И как болотные огни,
В каком-то хороводе пьяном
Горят обманчивые дни.
 
 
По чёрным каменным уступам
Высокой призрачной горы
Иду непогребенным трупом
В иные жуткие миры…
 
 
Хоть наше счастие могло бы
Пьяней быть пьяного вина,
Но нам, испившим чашу злобы,
Любовь уже не суждена…
 

«О, как противны мне судьбы капризной шутки…»

 
О, как противны мне судьбы капризной шутки,
И жизнь – обманщица давно мне далека:
Лицо монахини, а жесты – проститутки,
Богиня светлая, с душой ростовщика!
 
 
Готов я спрятаться от мира хоть сегодня
В конурку чёрную, в подполье, в самый ад,
Но жизнь назойлива, как уличная сводня,
И там навяжет мне кого-то напрокат!
 
 
О, мука Вечности без цели, без исхода!..
Будь я Спасителем, я б мир наверно сжёг.
Не внемлет узникам бесстрастная Природа,
Терпеть и веровать велит безумцам Бог!
 

«Баю – бай… Баю – бай…»

 
Баю – бай… Баю – бай…
Тихо почивай!
В жизни – стон,
В счастьи – сон,
«Детям снится Рай»…
 
 
Баю – бай… Баю – бай…
Дня не замечай!
Нет невест,
Лучше – крест;
Мук любви не знай.
 
 
Баю – бай… Баю – бай…
Людям отвечай:
В счастьи – стон,
В смерти – сон;
Богу всё отдай.
 
 
Баю – бай… Баю – бай…
О, мой милый, знай:
Есть страна,
Нет там сна, —
«Детям снится Рай»…
 

«О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало…»

 
О, не сердись, мой друг, я дал забвенья мало.
Для тихой радости во мне не стало сил…
Ты чувств без имени ещё не понимала,
Но утро детское мой призрак отравил.
 
 
О, не сердись, мой друг, ту песню оборву я,
Которой сердца два бессмысленно я сжёг…
Хоть губы бледные не знали поцелуя,
Но всё грядущее – расплата, видит Бог.
 
 
О, не сердись, мой друг, уйду я скоро-скоро,
Не дрогнет верная, упрямая рука…
Хоть тень далёкая не ранит больше взора,
Но память прошлого не будет вдруг легка.
 
 
Всё не сбылось, увы; легко мне жизнь оставить,
Но не тебя, пойми… О, не сердись мой друг:
Ты в мире призраков совсем, совсем одна ведь —
Для дней без радости, для Бедности средь мук.
 

«Ты широкой дорогою шла…»

 
Ты широкой дорогою шла,
И молилась, и грезила мало.
Равнодушна. Спокойна. Мила. —
Это значит, что ты не страдала.
 
 
Ты ласкала меня без стыда
И меня ни о чём не просила.
Молчалива. Капризна. Горда. —
Это значит, что ты не любила.
 

«Хладен жизни чёрный вал…»

 
Хладен жизни чёрный вал;
Утро наше кратко. —
Кто тебя не вспоминал,
Детская кроватка!
 
 
Слышен ужас мировой
В первом нашем крике:
В нём бессмысленный прибой
Скорби многоликой.
 
 
Рок вертит веретено,
Нити вьёт устало:
То, что будет, – суждено,
Будет и бывало.
 
 
Скорбью ранен первый день,
В сказке – крик о чуде,
И мелькает Смерти тень
В лунном изумруде.
 
 
Что восход! – горит больней
Зарево заката;
Сердце в бурном токе дней
Грёзами распято.
 
 
В жутком сумраке долин
Верим первым встречам,
Но как скоро (миг один!)
Жить и верить нечем.
 
 
Зло, как ржавчина, живёт
В каждой новой ветке:
О, зачем сорвали плод
И любили предки!
 
 
Кто упрямо жизни длит
Без конца, без цели?
Смерть безглазая глядит
В наши колыбели.
 
 
Счастье сердца не спасло:
Что спасти могло бы?
Рви свой парус, кинь весло,
Если всё – для гроба!
 
 
Знает муку чёрных снов
Детская кроватка:
Там нас ранила без слов
Вечная загадка.
 
 
Где же детство? – Кто унёс?
Все мечты убиты.
Спи, ребенок мой, без грёз!
Правда! – уходи ты!..
 
 
Мне и матери прости, —
Мы тебя послали:
Нам приказано цвести
Розами печали…
 
 
Спи в оковах у Судьбы
И не жди ответа. —
Бог! не принял Ты мольбы: —
Слушай песню эту!
 

«Как заглохшие звуки рояля…»

 
Как заглохшие звуки рояля,
У портрета цветы умирали;
Как немая звезда из тумана,
Ноет в сердце старинная рана;
Как мгновенная тень над рекою,
То, что было, мелькнуло с тоскою;
Точно в сумраке мертвом могила,
Всё, что сердце когда-то любило;
Точно пыль в охладевшей пустыне,
Я без Бога, один на чужбине.
 

«Моя любовь? – печаль она…»

 
Моя любовь? – печаль она:
Мудрец, в любви ты глуп!
Она – ничто, развалина,
В румянах чёрный труп.
 
 
Мое стремленье? – ложь оно:
Куда идти рабу!
Всё случаем низложено,
И всё – в гробу, в гробу…
 
 
Моя мольба? – о, бред она:
Молитвы к Смерти нет!
И жизнь заклятью предана,
И стих последний спет…
 

«Тоска! Погасли все лучи…»

 
Тоска! Погасли все лучи;
Темно в безвыходном кругу.
Не надо больше слов, молчи:
Забыть меня я помогу.
 
 
Мечтою ранены сердца!
Печали тягостной не дли:
Любовь, которой нет конца,
Не для людей, не для земли…
 

«Как в жизни всё размерено, всё взвешано, подсчитано…»

 
Как в жизни всё размерено, всё взвешано, подсчитано
И жутко всё так спутано в лукавой пустоте,
А сердце гаснет, бедное, давно-давно молчит оно.
Истерзано, измучено, распято на кресте!
 
 
Вошли ко мне, в руках держа простой цветочек палевый,
Прочли стихи вчерашние, захлопнули тетрадь,
Потом меня покинули; ни слова не сказали вы…
О, Господи, как тягостно: иметь и потерять!
 
 
Как в жизни всё изломано, растоптано, расколото
Сомненьями, заботами на мелкие куски! —
Мой светлый день окончился. Померкло в небе золото…
О, камень одиночества! О, марево тоски!
 

«Розы печальны: в слезах они…»

 
Розы печальны: в слезах они,
В светлых росинках – опалах.
Горы стоят, как монахини,
В белых своих покрывалах.
 
 
Снова надежда! – зачем она
В душу вонзила мне жало?
Что мне до Бога, до Демона?
Разве измучен я мало!
 
 
Месяц тоскливый над ёлкою
Полог алмазный повесил.
Ладно! – с улыбкою колкою,
Сделаю вид, что я весел!..
 

«Поляны – зеленые ясли…»

 
Поляны – зеленые ясли;
Мурлычет под ивою ключ;
Далекие зори погасли;
Вечернее небо без туч.
 
 
Уснули седые руины
На тихих высоких горах;
Покрыты туманом долины. —
А в сердце – мучительный страх!
 
 
Опять я не знаю покоя,
И хочется младость вернуть,
И высказать что-то такое,
Чем сдавлена бедная грудь,
 
 
И слёзы на астры упали; —
Тебя я припомнил опять.
Молчи, моё сердце: в печали
Не надо, не надо желать!
 
 
Плывут над землей ароматы;
Покой безграничный разлит;
Все ласкою сонной объято. —
Но горе, лишь горе не спит…
 

«О, смертный, ты – глупец!..»

 
О, смертный, ты – глупец!
Твое желанье – кратко!
Торжественный конец —
Вот жизни всей разгадка…
 
 
Венок с себя сорви, —
Цветы земные тленны,
А там, где нет любви,
Не может быть измены!..
 
 
В душей твоей распад
И сумрак ядовитый;
Печаль убила взгляд
И жаркие ланиты. —
 
 
Скорей с себя сорви
Костюм паяца пёстрый:
Хоть в сердце нет любви,
Но ревность жалит остро!
 

«Так целуют монахини с чуть заметною дрожью…»

 
Так целуют монахини с чуть заметною дрожью
Лик суровой иконы, в тёмной церкви распятье…
Вспоминаю прощание на дороге прохожей,
Вспоминаю слова твои и лиловое платье.
 
 
Всё земное, грядущее становилось короче;
Подарил тебе ландыши, крестик с алой эмалью.
Вспоминаю безмолвие и сверкнувшие очи,
Вспоминаю лицо твое под холодной вуалью…
 
 
И ушла ты прекрасною, точно Божья невеста;
Все, что в сумраке светлого, мы с тобою убили
Вспоминаю, всё, милая, до единого жеста, —
Никогда не забудется, даже в чёрной могиле…
 

«Отчего ты полна недоверья…»

 
Отчего ты полна недоверья,
Будто сердце питает вражду! —
В душу настежь открыл тебе дверь я
И тебя дни и ночи я жду…
 
 
Отчего ты стоишь на пороге,
Будто в дом мой боишься войти! —
Всё простившие светлые боги
Не ревнуют к земному пути…
 
 
Отчего ты бокал расплескала,
Будто кровь – золотое вино! —
Бесконечного счастия мало,
А любить без конца не дано…
 
 
Отчего тебе снятся распятья,
Будто жизнь – вереница потерь! —
И не в силах, не в силах понять я:
Надо ждать иль захлопнуть мне дверь.
 

«Страшен месяц белый-белый…»

 
Страшен месяц белый-белый;
Кружевные облака;
Что-то главное сгорело,
Сказка жизни далека.
 
 
Млечный Путь – копна жемчужин;
Голубая груда скал;
Зимний лес весной разбужен.
Мама, Мама… я устал!
 
 
Как любить, подобно детям!
Чем в душе расплавить лёд!
Что мы там, за гробом встретим!
Кто нас тут до дна поймет!
 
 
Всё проходит без итога;
В бедном сердце – тьма, ни зги…
Я совсем не знаю Бога…
Мама, Мама… помоги!..