Текст книги "Богу"

Автор книги: Илья Британ

ИЛИЯ БРИТАН. БОГУ(Берлин, 1924)

«Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Литургия

Св. Иоанна Златоустого.

«Ушедшей к Богу милой Маме…»

 
Ушедшей к Богу милой Маме
Пусть эти песни прозвучат
И за земными берегами
Невинным лепетом внучат.
 
 
Услышь и ты, в чьих детских взорах
Любовь давно убила страх,
Миров иных чуть внятный шорох
В моей душе, – в моих стихах.
 
 
Но если дар отвергнут обе,
Как в небе, так и на земле,
Я не предамся чёрной злобе
И не убью себя во мгле:
 
 
Забывшись в призрачной отраде,
Упрямых уст я не сомкну,
Но никогда своей тетради
Я не повергну никому.
 
 
Сам Бог, пером моим владея,
Свою звезду во мне зажёг. —
Гори же, песнь моя, светлее:
Так я хочу! Так хочет Бог!
 

«Меж гирляндами роз…»

 
Меж гирляндами роз —
Хороводы стрекоз;
Средь зелёных ветвей —
В полутьме соловей;
За покровами мглы —
Властелины-орлы;
Над вершинами гор —
Безграничный простор, —
И над всем яркий свет —
Одинокий поэт.
 

«Скучен мне порядок серый…»

 
Скучен мне порядок серый
В думах и в делах:
Я люблю смешать размеры
В пламенных стихах;
Я люблю в одном узоре
Праведность и грех
И в твоем глубоком взоре
Вместе – плач и смех;
Любо мне почти до боли
В храм идти шаля, —
Не в моем ли произволе
Небо и земля?
Душу Богу дам обратно,
Тело – птичья снедь…
О, как жутко и приятно —
Жить и умереть!
 

«Мои стихи не ровны…»

 
Мои стихи не ровны,
Как сердца перебои;
Я – светлый и греховный:
Во мне таятся двое.
 
 
То – к небу, то – в болото,
Но всё творю для Бога;
То – серая забота,
То – вещая тревога…
 
 
Ненужный, нелюбимый
Люблю везде молиться;
Живу я как-то мимо,
Не зная, где граница.
 
 
Свечу я без заката
Каким-то странным светом;
Мне Бог велел когда-то
Любить и быть поэтом.
 
 
То – в цирке, то – в часовнях;
То – музыка, то – схима:
В стихах моих неровных
Скитанья пилигрима…
 

«О, стихов моих светлая лестница!..»

 
О, стихов моих светлая лестница!
О, души моей чистый Грааль!
Кто подходит тот пусть перекрестится:
Здесь живёт неземная печаль.
 
 
Был отравлен я муками Каина,
Был себе самому палачом, —
Здесь миров запредельных окраина,
Озаренная Божьим лучом.
 
 
В душу, милая, ты загляни мою,
Звёздной лестницей тихо пройди,
Полюби мою сказку любимую,
А потом, если надо, – суди!
 

«Я кажусь суровым, – я такой нарочно…»

 
Я кажусь суровым, – я такой нарочно:
Стыдно быть хорошим, – надо быть плохим!
То наброшу тогу, то костюм восточный,
То вдруг Дон-Жуан я, то вдруг пилигрим.
 
 
Я жалею, плачу и колю кинжалом,
Я томлюсь по Боге и плюю в алтарь,
Я бодрее ветра, но гляжу усталым,
Я душой на небе, но ползу, как тварь.
 
 
Тяжко вечно корчить напоказ героя,
Притаив за гримом робкие черты…
Так живу на сцене, так слыву Пьерро я,
Но хочу лишь ласки, солнца, простоты.
 
 
Я совсем не камень, я нежней мимозы
И пред малой травкой падаю я ниц:
Могут меня ранить легкие стрекозы
И убить на месте тень твоих ресниц.
 
 
О, мой ангел светлый, грех мой мне прости ты:
Я люблю до боли, но кажусь сухим…
Все мои надежды, все мечты – убиты…
Стыдно быть хорошим! Надо быть плохим!..
 

«Я всё скажу! Себя ласкать…»

 
Я всё скажу! Себя ласкать
Мечтой красивой не хотел;
Всю жизнь не жить, всю жизнь искать:
Таков мой пламенный удел…
 
 
Былого годы не вернут,
А жизни новой – не начать;
И в бездне гаснущих минут
Легла на сердце мне печать.
 
 
Она легла и на уста, —
Безмолвен крик моей души…
А даль земная так чиста!..
А сны любви так хороши!..
 

«Там в глубине души одна слеза звенит…»

 
Там в глубине души одна слеза звенит
И жажда светлая – молиться;
Но я застыл, я – как гранит,
И капле жгучей – не пролиться!
 
 
Там в глубине души – аккорд багряных снов,
И сила радостная дремлет;
Но эта речь, увы, – без слов,
Лобзаний жизни не приемлет!
 

«Средь смеха кипучего вдруг незаметно…»

 
Средь смеха кипучего вдруг незаметно
В душе моей слёзы немые родятся,
И брызги веселья пытаются тщетно
Бороться с печалью: тоске не уняться.
 
 
Когда поцелуем я сердце стараюсь
Открыть для любви, для огней наслажденья,
То вдруг я робею, то вдруг я теряюсь, —
Пустая, холодная, мертвая тень я!
 
 
Когда я хочу позабыться немного,
Отдавшись мечте о великом и вечном,
То вдруг предстаёт моим взорам дорога,
С бескрестной могилою в счёте конечном…
 

«Тлеют свечи в мёртвом зале…»

 
Тлеют свечи в мёртвом зале;
Вянет сорванный цветок.
Что со мною? не слеза ли
Там упала на платок?
 
 
Бледный мрамор грозит в муке,
Нежно-грустен луч зеркал.
Чьи-то очи… чьи-то руки…
Чей-то голос просверкал…
 
 
Миг томленья. После бала.
Смяты пышные драпри.
Часовой немого зала —
Смерть шагает: раз… два… три…
 
 
Скрипы, шорохи паркета.
Мрак удушлив и жесток.
Жаждут жизни, просят света
Я и сорванный цветок…
 

«Стоят деревья оголенные…»

 
Стоят деревья оголенные;
Гудят сквозь сон колокола;
Грозятся дроги похоронные,
И плачут в окнах зеркала…
 
 
Везде, на всём тревога смутная,
Весь город скорбью обуян,
И только вывеска распутная
Лукаво шепчет: «Ресторан»…
 
 
Вот дом, как гроб из алюминия,
Вот дама, – весь в румянах труп;
И даже блеск немого инея
Так монотонен и так груб.
 
 
Здесь солнца луч, тоске препятствуя,
Ни разу ярко не блистал,
И Дьявол – Дым, на мир злорадствуя,
Себе поставил пьедестал…
 

«В небе медленно гаснут опалы…»

 
В небе медленно гаснут опалы.
Никого. Ничего. Ниоткуда.
О, как сердце больное устало
И не просит ни счастья, ни чуда!
 
 
Небу сон о земле не приснится.
Время ткут одинокие судьбы.
О, мучительных снов вереницы…
Не хочу… не хочу… Отдохнуть бы!
 

«Берег жизни с отвесными скалами…»

 
Берег жизни с отвесными скалами,
А над ними – простор голубой:
Вот куда бесконечно усталыми
Нас угонит последний прибой.
 
 
Здесь – предел и черта, здесь – окраина;
Сердцу стало так тесно в груди,
Но земля с небесами не спаяна,
И лишь пропасть одна впереди.
 
 
Мне противно жить только химерою,
Сердце дум и надежд не хранит,
В чары жизни я больше не верую, —
Я молчу, я застыл. Я – гранит…
 

«Хмурая осень мелькнула мне в очи…»

 
Хмурая осень мелькнула мне в очи,
Песню запела о том, что теперь
К чёрной могиле дорога короче:
Близится гроба тяжёлая дверь…
 
 
Пела: забыт я тобою бесследно;
Пела: погас мой единственный луч;
Пела, кричала, смеялась победно
Старая ведьма в короне из туч…
 
 
Пела… И грустным больным хороводом
Жёлтые листья кружились в саду,
Тьма завладела землей, небосводом,
Липы стонали в тяжёлом бреду…
 
 
Скука. Презрение. Грусть и досада.
О, как в душе стало тоже темно…
Хмурая осень, чего тебе надо?
Может быть жизни? – я умер давно!
 

«Не выплаканы слёзы, и песни не допеты…»

 
Не выплаканы слёзы, и песни не допеты,
Не высказаны думы, и брошен светлый путь,
И замер как-то жутко без всякого ответа
Призывный шепот сердца, и глухо ноет грудь.
 
 
Закат мой так печален, любовь так далека мне,
Я – раб самообманом отравленных минут,
Я лгал земле и небу, и на могильном камне
Об этом не забудут, а после – проклянут.
 
 
Печаль моя безмерна от самой колыбели;
Растратив рано душу, я рано изнемог.
Всё прожито без смысла, сгорело всё без цели, —
И не простят мне люди, и не простит мне Бог!
 

«Лишь только погаснут унылые свечи…»

 
Лишь только погаснут унылые свечи,
Я буду томиться, не зная покоя, —
И снова послышатся милые речи,
И кто-то обнимет дрожащей рукою…
 
 
И губы потянутся вновь к поцелую,
Захочется плакать, упасть на колени,
И сердце забудет про муку былую
И станет молиться обманчивой тени.
 
 
Чьи волосы нежат мой лоб, мои щёки?
О, кто ты? не хочешь… не смеешь назваться?
Чей голос мне шепчет такие упрёки,
С которыми смертный не в силах расстаться?
 
 
Весь мир так ничтожен, так жалок, когда я
Томлюсь в ожидании призрачной встречи:
Я счастлив до боли, я счастлив, страдая,
Лишь только погаснут унылые свечи…
 

«Стою один. В душе – укор…»

 
Стою один. В душе – укор,
Тоска владеет мной.
А там – безмолвный разговор
У звёзд идёт с луной.
 
 
Ушла любовь. Во мне горит
Сомнений чёрный луч.
А сверху сумрачно глядит
Громада серых туч.
 
 
О, кто же там, и что со мной?
Кто так безумно строг?
Иль только бред души больной
Какой-то добрый Бог?
 
 
Стою один. Молчат уста,
И– чувствую теперь,
Что даль небесная пуста,
А я – забитый зверь…
 

«О себе продумал до утра я…»

 
О себе продумал до утра я
В полусне, измученный кошмаром:
Чётки дней своих перебирая,
Видел жизнь, растраченную даром.
 
 
Много слов и жестов, как на сцене,
Много грёз и сказок, будто в книге:
Как паяц, я падал на колени,
Как поэт, я ткал узор интриги.
 
 
Всё ушло бессмысленно и мимо,
Чёрный стыд вонзил мне в душу жало,
Слёзы прочь согнали краску грима,
Сердце верить в Бога перестало.
 
 
В полусне, в бреду, с судьбою споря,
О себе продумал до утра я:
Вспомнил много лжи и мук, и горя,
Чётки дней своих перебирая…
 

«Тоска… Тоска… Тоска! О, Боже мой, доколе…»

 
Тоска… Тоска… Тоска! О, Боже мой, доколе
Я буду под ярмом у этой ведьмы злой!..
Довольно! Много слёз и много, много боли
Изведала душа. Долой тоску, долой!..
 
 
Чего, не знаю сам, ищу я жадным взором,
Ловлю какой-то звук, а он давно погас;
Мне скучно меж людей, – внимая вашим ссорам,
Я чувствую всегда, как я далёк от вас.
 
 
Люблю я… Но кого – мой ум решить не может:
Себя я потерял в раздумьи о себе ж,
И демон пустоты меня, скитальца, гложет,
И хочется уйти за жизненный рубеж.
 
 
И только иногда, в минуты вдохновенья
Богиня красоты мне родственно близка, —
А там опять идут позорные сомненья,
И властвует над всем тоска… тоска… тоска!
 

«Хлопья мокрого снега. Уныло гудят провода…»

 
Хлопья мокрого снега. Уныло гудят провода.
Никого. Я – один, не считая подруги – печали.
Помню, как-то давно здесь ходил я с тобой, и тогда
Эти светлые звёзды нас тайно от всех обвенчали.
 
 
Так же было темно, так же пусто вокруг, и на нас
Так завистливо старые серые стены глядели;
Помню, где-то вдали, вдруг фонарь, задохнувшись, погас;
Помню это молчанье, – без слов говорить мы умели…
 
 
Я и ты… мы – одно! Миг великого чуда настал, —
Оттого, может быть, всё вокруг этой ночью молчало;
Нам казалось, что мир это только – для нас пьедестал,
Мы же – сердце Вселенной, ее и конец и начало.
 
 
О, тогда и теперь! Так всё гибнет, как вешний цветок,
И над всем торжествует проклятое жало измены, —
Оттого, может быть, мрак сегодня безумно жесток,
Оттого, может быть, так ликуют, злорадствуя, стены.
 
 
И воскреснет ли то, чем я жил и горел? Да иль нет?
Неужели в насмешку нас звёзды тогда обвенчали? —
Я не знаю… Чу, близится серый, холодный рассвет.
Никого. Я – один, не считая подруги – печали…
 

«Влачит устало воды дряхлый Ганг…»

 
Влачит устало воды дряхлый Ганг.
Мир спит, угас… И смертных не жалея,
Навек замолк Синай. Поник Олимп.
Пуста, мрачна, беззвездна Галилея…
 

«И смех, и слёзы без ответа…»

 
И смех, и слёзы без ответа.
Конец, начало где пути?
На свете нет ни искры света,
И мира в мире не найти…
 

«Покой сгорел. Ясна мне истина…»

 
Покой сгорел. Ясна мне истина:
Конец – не цель, любовь – не свет,
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..
 
 
Молчанье, стон ли, дождь иль радуга,
Червяк… звезда – не всё равно ль!
Желать на миг, желать ли надолго:
Всё тот же сон, всё та же боль!..
 
 
День… месяц… год… о, люди, горе вам,
Всегда, везде одно и то ж:
Мечта царит во сне лазоревом,
А наяву хохочет ложь!..
 
 
Да лжёт ли ложь? правдива ль истина?
Кто разгадает? Где ответ?.. —
Смерть так живит, а жизнь убийственна,
И тесен мир, и Бога нет!..
 

«Отчего так могильно молчит эта ночь?..»

 
Отчего так могильно молчит эта ночь?
Отчего я себя не могу превозмочь?
Отчего нет во мне ни конца, ни начала?
Отчего спит душа, и любовь замолчала?
 

«Мы тоскливо бродим…»

 
Мы тоскливо бродим,
Край пройдя за краем:
Не искав – находим,
В поисках – теряем.
 
 
Брошей кров родимый,
Скучно нам, устали:
К цели не пришли мы
И дойдем едва ли.
 
 
Верную дорогу
Знали и забудем:
От людей ли к Богу,
Иль от Бога к людям.
 
 
Где отгадка стонам, —
Здесь иль за могилой?..
О, как тяжело нам…
Господи, помилуй!..
 

«Все то надоскучили… всё-то я грущу…»

 
Все-то надоскучили… всё-то я грущу…
Думушки измучили, – всё тебя ищу…
 
 
Что мне люди здешние! Что мне ласка их! —
Где ты, солнце вешнее, – в странах ты каких?
 
 
Встречу песней-пляскою: только появись…
Ах, замучу ласкою… Где-ж ты? Отзовись!..
 
 
Сердце точно сковано, взятое в полон…
Спишь ты? Заколдована? – я развею сон!
 
 
Аль Кащеем схвачена? – я освобожу! —
Будь, что предназначено: душу положу…
 
 
Аль в могилу спрятана старою Ягой?
Аль за кем сосватана? – люб и мил другой?
 
 
Аль людьми гонимая, горем извелась? —
Нет, моя любимая, ты… не родилась.
 

«Тройкою диких шальных лошадей…»

 
Тройкою диких шальных лошадей
Правит лихой разудалый возница.
Мчи меня прочь от домов, от людей
Быстро, мой милый, как вольная птица!
 
 
Душно мне! Медленный яд отравил
Жадное сердце и хищную волю;
Всё, что мне близко, давно разлюбил  —
Мчи же скорей по широкому полю!..
 
 
Что-ж ты в сомненьи? – Дорога? эхма,
Всю то я жизнь проплутал без дороги!..
Мчи, где попало! Чай, день ведь, – не тьма…
Всё нипочём, коли крепкие ноги…
 
 
Только б забыться… стряхнуть с этих плеч
Тяжесть проклятую прошлых страданий,
Душу безумьем да страстью увлечь,
Трепетом чудным пьянящих желаний!..
 
 
Господи… снова я что ли живу?..
Эх, кабы чёрным орлом обернуться…
Эх, кабы к солнцу… туда… в синеву…
Эх, кабы к людям назад не вернуться!..
 

«Всё, чем душа моя горела и звучала…»

 
Всё, чем душа моя горела и звучала,
О, если бы забыть навеки, без следа,
И сердце воскресить, и жить опять сначала,
Без страха умереть, исчезнуть навсегда…
 
 
О, я б не увлекал себя пустым обманом,
Любовь моя чиста, как горный снег была б,
И светлая мечта развеянным туманом
Из сердца не ушла, как ночью беглый раб…
 
 
И строя дивный храм, и ожидая Бога,
Я был бы, как дитя, как песня, как цветок,
И всё б я понимал, и не судил бы строго,
И только бы к себе я сделался жесток…
 
 
День – подвигу, а ночь – мечте о новом чуде
Смиренно посвятил бы рыцарь и поэт…
О, пусть мала земля, и слабы духом люди,
Но небеса не лгут, и солнца ярок свет…
 
 
Да, я бы победил! – Но день мой гаснет серо,
И скука на душе оттиснула печать:
Когда остынет кровь, тогда уходит вера,
А с ней уходит жизнь, – и новой не начать…
 
 
О, если бы забыть! Мук памяти не надо
Тому, кто так страдал, и чей окончен путь…
Забвение, покой – последняя отрада. —
Но если бы ожить… на миг… когда-нибудь!..
 

«Край родимый так сер и убог!..»

 
Край родимый так сер и убог!
Истомившись, быть ярким не смея,
Я под гнётом мечты изнемог
По тебе, моя светлая фея…
 
 
Может быть, лишь в безумном бреду
Видел образ далекой богини
И тебя никогда не найду
В этой душной и тесной долине…
 
 
Что ж! я смело из злых тупиков
Улечу в недоступные горы,
Где не слышно лукавых шагов,
И молчат вековые укоры…
 
 
Если надо, я путь проложу
До небес, дальше солнечных граней
И могилы от сна разбужу
Ураганом великих желаний…
 
 
Всё! – в награду же – только тебя,
Моя сказка… далёкая фея…
Я живу, чудный призрак любя,
Ни других, ни себя не жалея…
 
 
Я под гнётом мечты изнемог.
О, томительных дней вереница…
Ни тюрьма, ни палач, ни сам Бог
Не заставят меня покориться!..
 

«Наглухо запер тюрьму…»

 
Наглухо запер тюрьму,
Веруя скупо и мало:
Робость моя ни к чему, —
То ли когда-то бывало!
 
 
Что там стоит у дверей?
Может быть, новое горе?
Всё ж говорю: поскорей,
С радостью жуткой во взоре…
 
 
Кто там стучится опять?
Может быть, вестница злая?
Рано ещё умирать,
Всё-таки дверь открываю…
 
 
Серая… серая явь…
В звёздные сказки не веря.
Душу от тела избавь:
Настежь, проклятые двери!
 

«Видишь, река вся жемчужно-кристальная…»

 
Видишь, река вся жемчужно-кристальная
Медленно тянется к югу сапфирному:
Там, где колышется роща миндальная,
Любо ей ластиться к берегу мирному.
 
 
Так и душа моя тихо-печальная
Пламенно тянется к небу далёкому:
Там, где живёт Красота безначальная,
Счастье найдётся и мне одинокому…
 

«Высоко над землей. Горделив мой полёт…»

 
Высоко над землей. Горделив мой полёт,
Грозно реют могучие крылья,
Точно буря-гроза мой корабль-самолёт,
Сказка дивная сделалась былью.
 
 
Новый мир красоты, новых подвигов ряд
Победителя светлого манит,
Хоры звёзд приковали мой пламенный взгляд,
Хмель высот и колдует, и ранит…
 
 
Но и здесь, в океане великих чудес,
Ты со мной, моё прежнее горе:
Улетев от земли, не нашёл я небес
И один в безграничном просторе…
 

«О, взгляни, как в сирени уснула беседка…»

 
О, взгляни, как в сирени уснула беседка
Под напев золотой ветерка,
Как дрожит опьяненная месяцем ветка, —
Торопись: эта ночь коротка…
 
 
О, взгляни, дорогая, как вольно, безбрежно
Разметался тоскующий мрак.
Всё уснуло так тихо, спокойно… так нежно:
И дорога, и лес, и овраг.
 
 
О, взгляни очарованным медленным взглядом
За начертанный людям предел…
Мы – как издали звёзды: лишь кажемся рядом:
Одиночество – вот наш удел…
 
 
О, взгляни… Это – днём всё для нас не понятно,
Путь на небо далёк и суров;
Ночью слышится людям так родственно-внятно
Бесконечная тайна миров…
 

«Меня ужалили сомненья…»

 
Меня ужалили сомненья:
Они ужалили меня,
И вот – колеблемая тень я,
Я – тень из мрака и огня.
 
 
От сна я песнями разбужен,
Во мне – отчаянье глубин:
Я – нить холодная жемчужин,
Я – окровавленный рубин.
 
 
Я – гулких эхо вереница,
Я – тень из мрака и огня.
Всё, знаю, сон, «о мне он снится,
Блистая, плача и звеня!..
 

«Люблю, люблю тебя, – не спорю…»

 
Люблю, люблю тебя, – не спорю:
Рассудком, сердцем – всё равно…
Не знаю, к счастью или к горю, —
Об этом ведать не дано.
 
 
Я не живу, я в жизнь играю
И век свой даром загублю.
В тебе себя я презираю,
В себе тебя до мук люблю!
 
 
Как хорошо, что далека ты,
Что близких нет к тебе дорог:
Ведь, только нищие богаты,
И тем, кто грезит, близок Бог…
 
 
Иду к тебе в тумане сизом,
С мечтою вечно молодой,
С моим навязчивым капризом,
С моей обманчивой звездой…
 

«Моя любовь – любовь угрюмая…»

 
Моя любовь – любовь угрюмая,
Тоской отравленный цветок:
Хочу любить тебя, не думая,
Но голос разума жесток.
 
 
В кого, во что теперь я верую?
О ком пою? Кого бужу?
Кляну я землю нашу серую,
А уходить – не ухожу…
 
 
Хочу уйти, моя любимая,
Хочу и знаю новый путь:
Я – жажда грёз неутолимая,
И жаждет Бога эта грудь…
 
 
Но ты? Идти моей дорогою
Ты хочешь? Можешь? – дай ответ…
И ждёт его с больной тревогою
Плененный вымыслом поэт.
 
 
Моя любовь? Ведь, ею спаяна
Глухая цепь тоски по той,
Чей взор горит печатью Каина
И блещет жуткой красотой…
 

«Вчера был день так светел…»

 
Вчера был день так светел,
И жизнь была легка:
Тебя случайно встретил,
Смотрел издалека.
 
 
Сегодня ненавидел
Себя и жизнь, и всех:
Нигде тебя не видел,
И горек был мой смех.
 
 
А завтра чем отмечу
Страницу дневника?
Господь, пошли мне встречу
Опять… издалека!..
 

«Ты проходила с кем-то мимо…»

 
Ты проходила с кем-то мимо
Сурово, грустно, не спеша.
Какими грёзами томима
Твоя лазурная душа?
 
 
Слетела дума; ты очнулась,
Ресницы дрогнули слегка,
И чуть заметно покачнулась
Твоя бесстрастная рука.
 
 
Вокруг народ. Кругом шумело.
Но мне казалось это – храм:
Моя душа молитву пела,
Желал упасть к твоим ногам.
 
 
Уста твои опять молчали.
Я поклонился. Ты прошла.
Во мне – безумие печали,
И Смерть глядит из-за угла…
 

«Смотрят так немые фрески…»

 
Смотрят так немые фрески
Вдаль из пламени веков.
Строгий лик; в ушах подвески
Из угасших жемчугов;
 
 
Губы – две змеи кровавых;
Смерть кивает из глазниц;
Что-то жуткое в суставах,
Как у злых и хищных птиц;
 
 
У индийского корсажа
С ядом вычурный стилет.
Вся – молчанье. О, когда же
Ты шепнёшь мне: «Да» иль: «Нет»!
 
 
«Нет», – и Смерть взойдёт на ложе,
Как последний грустный друг;
«Да», – умру я, знаю, тоже,
Но с тобой – от сладких мук…
 

«Не договаривай! Мне стало вдруг так жутко…»

 
Не договаривай! Мне стало вдруг так жутко:
Во всём, что сказано, таится грозный миг.
Любовь загадочна, нежна, как незабудка,
И недоверчива, как Смерть, её двойник.
 
 
Я верю, милая, всему, что в нас незримо
Грустит с улыбкою, неведомо о чём:
То – голос Вечности, то – слёзы херувима,
То – небо светится лазоревым лучом.
 
 
Но речи смертные попыткой дерзновенной
Сказать заветное убьют сердечный зов…
Не договаривай! – И тайна всей Вселенной
Тогда откроется, понятная без слов…
 

«О, встреча душ! По мысли Бога…»

 
О, встреча душ! По мысли Бога,
Иль это шутка злых планет, —
У нас была одна дорога,
И шли мы рядом много лет.
 
 
Но кто-то там за облаками,
От скуки, в злобе иль смеясь
Порвал холодными руками
Сердец таинственную связь.
 
 
И вот мы врозь уйдём куда-то,
И с каждым будет на пути
Печаль последнего заката,
Тоска последнего прости.
 
 
Мой путь далекий мне неведом,
Влечёт незримая судьба,
Быть может, к солнечным победам,
Быть может, к смерти, как раба,
 
 
Безмолвна и твоя дорога,
И тайну вещую хранит:
Увидит слёз и горя много
Её загадочный гранит.
 
 
Мой друг любимый, уходи же
И помни, что любя, грустя,
Мы снова встретимся и ближе,
Но много, много лет спустя.
 
 
О, встреча душ! Судьба ли, случай
Роднит навеки, – всё равно:
Понять узоры их созвучий
Земному сердцу не дано…
 

«Мы ярко грезили, мы верили в порыв…»

 
Мы ярко грезили, мы верили в порыв,
Но грустью тайною окутан был наш путь,
И что-то умерло; и ты, глаза открыв,
Узнала правду всю? – Скорей её забудь!
 
 
Друг другу близкие – враги мы; и не раз
Тоскою, злобою моя томилась грудь;
Огонь любви моей был чёрен и погас;
Я растоптал его? Я? – Смейся и – забудь!
 
 
Отрады не было, и дума, как кинжал,
Вонзилась в душу мне… Поймешь когда-нибудь,
Как ненавидел я и как я обожал…
Поймешь ли, милая? Пойми и – позабудь!..
 

«Читай письмо моё читай его до боли…»

 
Читай письмо моё читай его до боли,
До слёз неведомых читай его, мой друг,
Чтоб сердце грешное на части раскололи
Слова правдивые, рожденные из мук!..
 
 
Дорогу трудную ты в юности избрала,
Во имя подвигов страданья: путь не нов,
Но до конца его дошло счастливцев мало,
Желанья темного в себе не поборов.
 
 
Когда мы встретились на том пути тернистом,
Пути единственном, который к Богу вёл,
Я опечален был; в твоем же сердце чистом
Звучал так радостно неведомый глагол.
 
 
Любовь, иное ль что влекло друг к другу, право,
Не знаю, милая, но жили мы одним,
И оба верили, что свято, не лукаво
Заветы вечные до гроба сохраним.
 
 
Душа изменчива! Дойдя до половины
Пути далекого, – он был суров и крут, —
Ты вдруг припомнила и рокот соловьиный,
И сад сиреневый, и лес, и томный пруд.
 
 
И негу знойную, которою колдуем
Мы душу грешную, и сердца верный яд,
Любовь ревнивую с игранным поцелуем, —
Ты всё припомнила: и ты ушла назад.
 
 
Но муки светлые сожгут туман, в котором
Ты так покоишься, дыша обманом чар,
И сердце страстное измучится укором,
И сны любви твоей похитит злой кошмар.
 
 
Вернешься к прошлому, покорна Божьей воле,
Порвав в отчаяньи хмельной и лживый круг! —
Читай письмо моё, читай его до боли,
До слёз неведомых, о, мой несчастный друг…