Текст книги "Мир опустел. Начнем сначала! (СИ)"

Автор книги: Илья Балабанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

  Компьютер, наконец, загрузился, проиграла характерная мелодия. Скрипы и кряхтение прекратились, на экране появился в прямом смысле долгожданный рабочий стол.

  Огромное количество папок. В основном с названиями населенных пунктов. Другие названы датами разных лет.

  – Ага! – восклицает Олег, – наверняка черная бухгалтерия! Сейчас мы тебя рассекретим, коррупционер.

  Через десять минут унылого чтения писем и обращений, я начинаю понимать, зачем губернатору спальня. Полчаса читаешь эту тягомотину, а затем полчаса спишь. Иного способа выжить придумать не получается.

  – Олег, – говорю я, не выдержав, – давай потихоньку отчаливать? А? Столько в мире всего интересного. Прекращай!

  Но видимо, мой компаньон находит в этом занятии что-то своё, особенное. Его губы беззвучно читают, в стёклах очков отражается очередной текст.

  – Ещё минутку, – просит он. – Досмотрю эту интересную папочку и все. Видишь тут какие файлы? 'Карта'... 'Необходимые вещи...'

  – Ого, – мне вдруг становится интересно, – а это не план ли отхода? На наш конец света?

  Олег щёлкает мышью и читает вслух:

  – Необходимые вещи... Расспросить, кто что берет с собой... узнать, будет ли семь свободных мест в верт... Верт – это в вертолёте, наверное. Уточнить схему проезда на всякий случай... Брать ли деньги...

  Немного раскрасневшийся Олег прекращает читать и поворачивается ко мне.

  – Ты вообще понимаешь, что мы сейчас видим?

  – Охренеть же можно. Открывай скорее дальше, – тороплю его я, – признаю, что был не прав. Это интересно.

  В файле с названием 'карта' нас действительно ждёт карта. Красным крестиком на ней указано место на отдаленном берегу Чёрного моря. Несколько часов езды от нашего города. Становится совершенно ясно, что это какое-то особенное место. Именно туда собрались прятаться члены нашего доблестного руководства.

  – Думаю, что это бункер, – подытоживает очевидное Олег, – скорее всего, в нем сидит вся верхушка. Как считаешь? Пустят нас? Или им и так весело?

  – Думаю, не пустят, – отвечаю я. – Но съездить стоит. Слишком уж интересно посмотреть, как они там устроились. Заодно целое дело придумали. Согласен?

  – Согласен, – подтверждает доктор. – Только давай в этот раз без спешки. Тщательно подготовимся и вперёд. Торопиться-то некуда!

  Добравшись до квартиры, мы пьем ароматный черный чай и расходимся по комнатам. Я уютно устраиваюсь среди одеял и подушек и сквозь сладко тянущий в свои владения сон, различаю звуки открывающейся двери.

  – Олег? – спрашиваю я, не желая расставаться с приятным оцепенением. – Это ты? Или на нас напали зомби?

  – Я! Все в порядке! Подышу полчасика свежим воздухом. Из окна. Спи.

  – Хорошо, что не зомби, – шепчу я и проваливаюсь в сон.

  Резкие толчки в бок. Просыпаюсь.

  – Илья! Илья... Форс мажор...

  Я сажусь в кровати и жду, когда зрение соберётся в темноте после сна. Чувство тревоги наполняет грудь, передаётся от возбужденного тона Олега.

  – Нужно ехать. Вставай, пожалуйста. Расскажу по пути!

  Через минуту я одет и собран. Жду замешкавшегося с рюкзаком соседа.

  Ночью страшно и потому, мы тихо спускаемся по ступенькам, прислушиваясь, а Олег полушепотом рассказывает о случившемся.

  – Сидел на окне, пил чай. Просто ждал, пока спать захочется. Когда уже совсем решился дойти до кровати, услышал странное. Сначала больные кричали особенно громко, но я подумал, ну, жрут друг друга, с кем не бывает?

  Но тут, Илья... Я услышал какое-то слово! Даже фразу! Как-будто кто-то прокричал!... Слушал еще минут десять, но больше ничего не было.

  Есть вариант, что мне показалось.

  Либо больные начинают разговаривать. Но что, если там, где-то там в темноте, выживший?

  – Может, лучше подождем утра? Честное слово, страшно, трындец, в темноту вылазить!

  Олег обернулся ко мне и, вытащив из кармана расчёску, принялся поправлять челку.

  – Хотя, прости! – поспешил добавить я, – какое, нахрен, утро... Едем!

  Превратившись в глаза и уши, готовые палить по любой тени, мы прошли несколько метров до машины. Я уселся сзади, занял с ружьем позицию у окна, а Олег, не включая фары, начал движение по залитой лунным светом улице.

  Мы проехали ровно два квартала, когда я на уровне интуиции почувствовал что-то впереди. Что-то необычное.

  – Олег, стой. Выключи двигатель и вынь ключи. Мне нужна тишина. Вынь ключи! Пусть приборы погаснут.

  Олег делает, что сказано, а я, старясь производить как можно меньше шума, выхожу из машины. Усилием воли заставляю себя не думать о страшном. Если тут в темноте есть больные, они боятся не меньше моего.

  Отхожу подальше, вслушиваюсь, всматриваюсь, внюхиваюсь в окружающий мир...

  Вижу странное в конце улицы.

  Как будто сполохи огня освещают небо. Что-то горит, но не слишком сильно. Едва различимо отсюда.

  Олег становится рядом.

  – Смотри, – показываю ему я, – видишь? Кажется, нам нужно туда.

   Особую остроту придает неторопливая езда с опущенными стеклами. Мы высунули головы на улицу и катимся.

  Тёмные дома с чёрными окнами, прохладный ветер с запахом гари. Я иногда смотрю на окна, и фантазия тут же с удовольствием рисует всякое: силуэт человека, неясное движение или всполох света. В животе холодно, а в душе неприятно. Твёрдо могу сказать, что ночные вылазки в мёртвом городе – это не мое.

  Бабах!

  Оглушительный грохот заставляет меня резко дернуть головой, и я сильно, до искр в глазах, бьюсь о верхнюю стойку. Судя по матерному выкрику, Олег выполнил тот же самый трюк. Попутно, видимо, испугавшись, он резко жмет на тормоз, и мы оба стучим лбами в переднее стекло.

  – Охренеть, – первым выдает Олег, – мы с тобой, как в комедии. Смотри туда!

  Но я и сам, без его помощи, прекрасно вижу столб огня в пять метров высотой по направлению нашего движения.

  – Думаю, это машина взорвалась, – объясняет напарник, – уже как-то раз видел такое. Может помнишь, маньяк жег машины у нас в городе? Так вот, в моем дворе он спалил целых две. Я тогда испугался и гараж купил.

  Я киваю, но не слушаю. Мои мысли сейчас далеко. Пытаюсь хотя бы примерно разобраться в происходящем.

  Полчаса назад были крики... Потом это зарево. Теперь взрыв.

  Что там творится?

  Может, машина сама загорелась, а больные разволновались, раскричались? А может быть, человек, сохранивший рассудок! Пытается отбиться от стаи.

  Вижу двор. В нем пылает машина. Вокруг никого. Десять соседних автомобилей гудят и моргают огнями, видимо, от взрыва сработали сигнализации!

  Прошу Олега развернуться и сдавать во двор задом. Это даст мне возможность держать на прицеле всю округу, а если станет жарко, мы сможем удрать не тратя драгоценных секунд.

  Я кричу, чтобы он тормозил и перебираюсь через сидение в багажник, рассматриваю двор через тонированное стекло. Яркое пламя освещает картину, и чем дольше я гляжу вокруг, тем более страной мне она кажется.

  На асфальте лежит несколько гантелей. Небольших, по два килограмма каждая. Такие используют для занятий фитнесом. Чуть подальше два цветочных горшка, разлетевшихся, с рассыпанной землей. Блестящие кляксы разбитых стеклянных банок довершают композицию и начинают превращать её в определенный сценарий.

  Я прошу Олега посигналить...

  Ничего не выйдет. Слишком громко вокруг. Нужно стрелять!

  Жестом показываю, чтобы закрыл уши и, выставив ружье в небо, палю два раза подряд.

  Смотрю на окна и балконы дома. Ничего не происходит.

  Два новых выстрела!

  Бах! Бах!

  Кажется, есть движение на третьем этаже!

  Я выскакиваю на улицу и начинаю прыгать и махать, привлекая внимание.

  Это уже не нужно. Меня заметили...

  – Какая квартира? – ору я, что есть мочи. Мне что-то кричат в ответ, но разобрать слова не получается. – Сейчас поднимусь, – бурчу я себе под нос, уже на бегу.

  Заскочив в подъезд, озираюсь по сторонам, водя стволом в разные стороны. Понимаю, что забыл дозарядить ружье, но да и черт с ним! Взлетаю на третий этаж, вижу открытую дверь, из которой навстречу бросается женщина. Она визжит, явно от радости, принимается меня обнимать и осыпает поцелуями.

  – Родной мой! Хороший! Живой! Заходите скорее! Они же прибегут в любую секунду!

  Мы забегаем в прихожую, и женщина тщательно, на несколько замков, запирает дверь. В квартире дурно пахнет деревенским туалетом, и мне становится понятно, что хозяйка провела тут длительное время.

  Она без остановки причитает, пытается мне что-то рассказать, но получается у нее очень сбивчиво и потому, я ничего не понимаю.

  Все, что мне удалось разобрать это фразы: 'сижу тут', 'уже и не думала', 'честное слово' и 'невероятное счастье'. Но в принципе, этого вполне достаточно, чтобы понять, что происходит.

  Зайдя в комнату, я захлопываю балконную дверь. Какофония сирен стихает, и теперь, наконец, можно общаться.

  – Как Вас зовут?

  – Таня! Таня меня зовут! – её шок еще не прошел и потому, она кричит мне в лицо.

  Я беру её за голову и прижимаю к груди.

  – Таня, успокойся, мы приехали за тобой. Увидели пожар, услышали шум. Теперь мы тут... Все в порядке, слышишь?

  Она начинает горько всхлипывать, и я понимаю, что слышит, что приходит в себя.

  – Я уве не вдала даве никого... – лопочет женщина, не отрывая лица от моей рубашки. – Понимаешь? Уже умирать приготовилась! – сморит мне в глаза, – не могу одна! Устала насмерть.

  – Теперь все позади, – я глажу её по спутанным волосам, – теперь нас трое. Там еще Олег в машине ждет. Что у тебя тут в квартире? Есть что-то важное? Собирай и поехали отсюда скорее. На всю эту свистопляску обжоры могут сбежаться.

  Таня отпускает меня и бросается в комнату, откуда появляется через пару секунд с накинутым на плечи рюкзаком. Подбегает к двери и начинает отпирать замки.

  – Давай за мной, – командую я, и мы осторожно спускаемся по лестнице.

  Быстро бежим до машины, запрыгиваем на заднее сидение. Увидев улыбающегося Олега, женщина хватает его за руку и прижимается к ней щекой.

  – Какое счастье, – произносит она, рыдая, – лучший день в моей жизни!

  Глава 11

  ЛИНИЯ РЕАЛЬНОГО ВРЕМЕНИ

  Таня оказалась ужасно голодной. Она ест в две руки, а мы внимательно слушаем ее рассказы и подкладываем в тарелку еду.

  Спрятавшись, как и многие, она просидела в квартире несколько месяцев. Поначалу ждала конца и даже придумала сброситься с балкона вниз головой, если начнутся первые признаки превращения. Не пригодилось. Иногда, набравшись храбрости, выезжала в город за припасами. Полчаса на улице – месяц дома, пока еда не закончится.

  – Ребята, милые мои! Такая тоска в последнее время, – Таня снова начинает всхлипывать, – каждый день мысли о смерти. В детстве цыганка сказала, что умру в 90, как бабушка. А сейчас мне всего 42! Я посчитала, сколько мне одной ещё маяться, и так стало страшно... Решила, что ещё до 45 потерплю, и если ничего не изменится, спрыгну вниз головой! – женщина зарыдала в голос, а сконфуженный Олег принялся гладить ее по грязным волосам. – Не трогайте, пожалуйста, – Таня мягко, но уверенно, убрала его руку с головы. – У меня там такой кошмар, что ужасно перед вами стыдно. Выгляжу, как бомжиха! А ведь я преподаватель! Двадцать лет простояла перед доской. Мои студенты навыигрывали столько олимпиад по химии, что про меня даже в журнале писали... – Женщина пытается придать волосам ровную форму, но быстро сдаётся. Отвлекается на компот с черешней. – Боже мой! – говорит она, набив рот сладкими ягодами, – какая невероятная вкуснотища. После воды с сухарями... Я как будто в раю сейчас! У меня сегодня второй день рождения.

  – С днём рождения, Таня! – смеясь, соглашаюсь я, – добро пожаловать в нашу маленькую компанию.

  Плотно набив животы, мы вышли в подъезд, где женщина, извинившись сто раз, закурила.

  – Да, уж! – протянула она, выпустив в ночное небо струйку дыма, – я уже думала все. А тут вы... Сегодня утром в мой двор пришла стая. Человек 20. Даже в подъезд зайти додумались. Выломать дверь, слава Богу, ума не хватило, зато терпения сколько угодно! Целый день сидят и смотрят на мои окна. Я на балкон выхожу, говорю с ними ласково, прошу, чтоб ушли. Ни в какую! Накидала им сухарей, шоколадок, чтоб задобрить. Все сожрали, но не уходят. По двору скакали. Кричали. Бросали в меня, что могли подобрать.

  – Больные бросались? – удивлённо уточняет Олег, и женщина энергично кивает.

  – Я тоже оборонялась. Просто так не сидела. Швыряла гантели, банки, все, что можно выкинуть. Ненавижу мусорить, но тут ситуация была форс-мажор!

  Таня прерывает рассказ, чтобы высморкаться, снова сотню раз извиняется, продолжает.

  – К темноте их стало больше. Видимо, на шум подошли другие. В тот момент я решилась на отчаянный шаг. Поняла, что если не напугаю их – все, приехали...

  Отыскала банку со спиртом, большую тряпку из наволочки.

  Ладно!

  В общем, наволочку я завязала на узел, подожгла и забросила на крышу ближайшей машины. Затем примерялась десять минут, боялась не попасть, но все-таки, добросила. Прямо до машины банкой спирта! Она разбилась, и в ту же секунду загорелось. Таким голубоватым пламенем... Больные разбежались, наблюдали, кто откуда. Но потом спирт просочился в салон и зажег обивку. Жар стоял такой, что я ушла в комнату. А потом, рвануло!

  Ну, тут уже и вы приехали...

  Спасибо вам, ребята, что приехали, – подытожила свой рассказ Таня и снова тихо расплакалась. Олег тянется к ее голове, чтобы утешить, но вовремя вспомнив, отдёргивает руку.

  Женщина аккуратно тушит сигарету, заворачивает бычок в белую салфетку и спрашивает, где у нас мусорка.

  Олег смеётся и говорит, что мы подружимся. Что человек, который в погибшем мире думает о чистоте – наш человек. Мы обнимаемся все втроём и договариваемся идти спать. Через пять минут день, который получился поистине бесконечным, заканчивается. Я погружаюсь в сон.

  Открыв глаза, чувствую дивный аромат, идущий из кухни.

  Кофе...

  И... Как будто блины! Но это же невозможно...

  Различаю тихую беседу вперемежку со смехом, и сон уходит. Мне хочется поскорее присоединиться к ним!

  Таня на маленьком туристическом примусе жарит блинчик. Горка таких же румяных, ароматных кружков лежит рядом на красивой тарелочке. Белый чайник с цветами в руках у Олега. Он снимает крышку и машет рукой в мою сторону, шумно вдыхая носом.

  – Ты чувствуешь? Чувствуешь запах? Кофе со сливками! Завтрак, как в прошлой жизни. Мы не ели блины без тебя! Ты не думай.

  Они оба смеются в полный голос. Устали шептаться все утро. А Таня смотрит с торжеством в глазах и рассказывает, как они, проснувшись очень рано, съездили в продуктовый и нашли сухую смесь для блинчиков. Уверяет, что они с Олегом ответственные. Что написали записку, чтобы я не волновался.

  – Вот она! – женщина достает смятую бумажку из кармана и протягивает мне.

  Квартира, словно сухая земля под дождём, снова наполняется весёлым смехом.

  Во время восхитительного завтрака Таня рассказывает, что месяц назад пыталась искать родственников в окраинном районе. Возвращалась уже затемно и увидела свет в окне многоэтажки. Остановилась, начала сигналить, но поднялся вой. Перепугалась, уехала и больше смелости на поиск не нашла.

  – Ребята, мы обязательно должны проверить этот дом. Нельзя никуда переезжать, пока не проверим.

  – Так давайте сегодня и сделаем? – я запихиваю в рот последний блин и смотрю на ребят. Они улыбаются и кивают. Судя по всему, нас снова ждут приключения.

  Я сижу на заднем сидении и балуюсь с ружьем. Вынул патроны, смотрю на мир через пустое дуло. Словно капитан из подзорной трубы, изучаю окрестности. Олег – рулевой. Всегда внимательный, никогда не отвлекается. Таня, зачем-то пристегнувшись на переднем сидении, играет роль штурмана. Карту размыло морской водой, и теперь мы идём наугад, по памяти.

  – Есть небольшая проблемка, – говорит женщина, – я точно не помню, какой дом. Но вы не переживайте! – торопится добавить она, – их там не больше трех... Может быть, четырёх. Одна из двух многоэтажек посередине!

  Вот они, наши дома. Четыре вряд десятиэтажки. Отметаем крайние и, выйдя из машины, задираем головы, принимаемся изучать окна. Солнце уже высоко и серьезно мешает, бликуя в стеклах.

  – Придется гудеть, – размышляю я. – Олег, ты, пожалуйста, погуди и смотри по сторонам за нас. Я так понял, что местные шума не любят.

  Один длинный гудок.

  Два коротких.

  Несколько секунд тишины, и мелодия 'Московский Спартак'.

  В окнах никакой реакции.

  – Говоришь, месяц назад тут была?

  – Да. Около того.

  – За месяц многое могло случиться. Олег! Ну, хватит! Прекращай. Если в доме кто-то есть – значит уже услышали.

  Продолжаем рассматривать дом, может, где-то соорудили знак.

  Ничего.

  – Кажется, нас все-таки услышали, – Олег, глядя в бинокль, жестом просит меня подойти. -Смотри... Там за машинами... Десять обжор!

  Подстроив под себя окуляры, я всматриваюсь, куда велено, и мне становится жутко.

  Группа больных, прячась за автомобилем, смотрит в нашу сторону. Я провожу биноклем по их лицам, и создается впечатление, что они смотрят прямо на меня.

  Вижу возбуждение в мимике. Пока еще нерешительность.

  Стоп.

  Все больные одновременно поворачивают головы назад и прижимаются к земле.

  Раздается негромкий вой, но пока не видно, кто именно издает этот звук.

  – Охренеть, вы слышали это? Илья, что там происходит?!

  – Что-то нехорошее. Но пока не разберу. Подождите...

  Больные, словно собаки, выражающие покорность, валятся на землю. Я вижу резкое движение и понимаю, что кто-то ринулся в нашу сторону. Времени больше нет.

  – Заводи мотор! Валим нахрен! Резко! – кричу я и, бросив бинокль в салон, бегу к своей двери.

  Таня отошла от машины метров на двадцать и не слышит нашего разговора. Продолжает рассматривать окна.

  – Таня! Быстро в машину!! – я кричу очень громко, и она, вздрогнув, оборачивается.

  Несколько силуэтов с пугающей скоростью приближаются к нам по дороге. Я кричу Олегу:

  – Гони к ней!

  Тойота, протерев колёсами по асфальту, срывается с места, и через пару секунд абсолютно бледная от страха женщина закрывает за собой дверь.

  Я пытаюсь нащупать ружье, которое бросил на пол.

  Бум!

  С разгона в машину врезается тело. Бум! Бум!

  Звук лопнувшего стекла, и меня за голову стальной хваткой цепляет чья-то рука.

  Волосы выскальзывают, я стараюсь освободиться, но рука уже хватает за шею, уши, лицо. Безбожно царапает грязными ногтями и силится вытащить на улицу.

  – Гони, блять, отсюда!! Чего стоишь?! – кричу я так громко, что срываю голос.

  С облегчением понимаю, что рука, бессильно оцарапав мне щеку, осталась сзади.

  Я дышу, будто пробежал без остановки 5 километров. Татьяна в голос рыдает, а машина ревет от перегазовки. Уносит нас из проклятого места.

  – Илюшенька... Ты как? – Таня продолжает рыдать, – что это было такое?

  Я ощупываю голову, и на ладони остается кровь.

  – Блин. Посмотрите кто-нибудь, что у меня с рожей. – В состоянии аффекта я не чувствую боли, но понимаю, что бесследно эта стычка для меня не прошла.

  – Царапина! Глубокая! Кровь идет, – всхлипывает женщина, – обработать нужно. Кровь остановить. Там сильно прям, Илюш. Кажется... – она вскрикнув, зажимает рот кулаком, – кусочек уха оторван. Не могу смотреть! Прости!

  Я снова ругаюсь и прошу Олега, который сильно растерялся с перепугу, остановиться.

  Через пять минут вздохов и ощупываний, доктор выносит приговор:

  – Жить будешь! – произносит он, поправляя очки, дрожащими пальцами. – Царапина на щеке – ерунда. Просто обработать. А мочку уха придётся пришить... Но это только звучит страшно. Минута терпения. До свадьбы заживет.

  Уже час я лежу на спине и смотрю в потолок.

  Соседи давно уснули, а у меня бесполезные мысли. Прямо, как раньше, в прошлой жизни... Завтра вставать ни свет ни заря, а ты лежишь и считаешь овец, чтобы не думать о глупостях.

  Первая овечка...

  Вторая... Третья...

  Проходит полчаса, а ты так и не спишь. Вместо овец считаешь деньги на новую машину...

  Как же мне не хватает шахмат!

  Онлайн шахматы, любимая засыпалка, ушедшая навсегда...

  Вот уж, действительно, вещь, сближающая народы. Один понятный каждому шахматный язык, на котором могут говорить и голландские фермеры, и преподаватели из Оксфорда. Даже индусы, которым пару дней, как провели интернет в деревню.

  Двигаешь слонов и пешек, ведёшь себе тихую шахматную беседу и понимаешь, что все люди одинаковые, несмотря на разную среду и оболочку. Кто-то интеллигентно благодарит тебя за хорошую партию. Даже, когда проиграет. Кто-то наоборот – ругается и заносит в черный список. Все, как в жизни любого человека...

  Закончив эту мысль, я окончательно понимаю, что сон за мной не придет. Зашитое ухо жжется и ноет, удобно улечься не получается.

  Нужно пройтись.

  Свежий воздух, шум ночи. Вот, что мне нужно.

  Эх! Сейчас бы, как когда-то, выйти в ночь! Вставить музыку в уши и шагать. Шагать свои законные 5 километров для улучшения сна.

  Я представляю эту перспективу сейчас и начинаю хихикать. Темный, без единого огонька, город. Неизвестная тварь прячется за углом, а я бодро иду! Целеустремленно гляжу вперед. Все у меня хорошо...

  Распахнув окно, наслаждаюсь прохладным воздухом. Он с каждым днём изменяется, становится другим. Добавляются ароматы цветов и зелени. Еще я заметил, что совершенно не помню, что такое головная боль. Видимо, очистившийся воздух благотворно влияет на общее самочувствие.

  Вспоминаю события прошедшего дня, наблюдаю за котом, который, уютно свернулся на плоской крыше. Греется лунным теплом.

  'Кс-кс-кс! – не выдерживаю я, и кот лениво поднимает голову в моем направлении. – Я просто так! Поздороваться. Простите за беспокойство'. Кот замыкает пушистое кольцо обратно.

  Нужно придумать развлечение... И, по возможности, оно не должно заключаться в подглядывании за усталыми животными.

  Зажигаю свечу. Кладу перед собой дневник. Вывожу слово 'привет' и сижу над ним несколько минут. Закрываю дневник.

  В голову приходит мысль, но она настолько шальная, что всерьез ее воспринимать не получается.

  Сижу в темноте, разглядываю подоконник...

  Дурацкая идея все больше обрастает смыслом, внутреннее возбуждение нарастает, я встаю на ноги.

  Нужно поехать туда, где мы были днем! Прямо сейчас! Не откладывая.

  Ружье лежит на переднем сидении. Оно – мой единственный пассажир. Фары поливают жёлтым светом пустую дорогу.

  'Туда и обратно, – говорю я сам себе, – пока темно, чтобы ночь не терять... Посмотрю, есть ли свет в доме и сразу назад! Ничего сложного'.

  Еду с открытым окном, наслаждаюсь потоком весеннего воздуха. Надел капюшон на голову, чтобы не простудить уши и лечу! Скорость не больше 40 километров, так что лечу я, только образно выражаясь.

  Дома вдоль дороги, светофоры, остановки, магазины...

  Сознание привыкло воспринимать город только со вставками электричества, без него все выглядит зловеще.

  Я понимаю, зачем решился на вылазку. Она нужна мне, чтобы победить поселившийся внутри страх. Съезжу, увижу другими глазами и верну себе душевное спокойствие. Верну ощущение контроля.

  Чем ближе конечная точка, тем сильнее чувство тревоги. Каждая тень, создаваемая фарами, кажется притаившимся обжорой. Вспоминаю недавний опыт и выключаю свет полностью. Луна светит ярко, дорога видна замечательно.

  Сбросив скорость, проезжаю нужный перекресток. Размышляю, что Таня, с перепугу, запросто могла ошибиться. Неправильно запомнить сторону или дом. Для полной уверенности нужно просмотреть каждое окно каждой многоэтажки в этом квартале.

  Убираю ногу с педали газа. Машина мягко катится вперёд. Бензиновый двигатель работает бесшумно, только шины шелестят по асфальту.

  Поставив скорость на паркинг, высовываюсь на улицу и внимательно осматриваю окна.

  Первый этаж – темно... Второй – темно... Седьмой – тоже самое.

  Ружье смотрит стволом из машины, караулит мою безопасность, но пока на улице только я, Луна и едва различимый звук мотора.

  Аккуратно, чтобы не пришлось проделывать заново, осматриваю дом за домом.

  Темнота и тишина.

  Разворачиваюсь в конце улицы и смотрю другую сторону.

  Дело замедляется. Луна, которая раньше не мешала, теперь отражается в стеклах и бликует.

  Стоп!

  Восьмой этаж.

  Во всех окнах блики белого цвета, а здесь отличается! Желтый оттенок...

  Свеча!

  В окне горит свеча!

  Ну, здравствуйте! Настало время знакомиться.

  Глава 12

  ЛИНИЯ МИЛЛИ ФАССБЕНДЕР

  – Мирри Фассбендер, вы изучаете тамесигири уже больше года, но никогда так тщательно не подходили к кири-агэ! – седоволосый японец, одетый в коричневое кимоно, вежливо поднял с пола, завалившийся манекен и, кивнув молодой стройной девушке, которая тут же нанесла быстрый и точный удар, придержал снаряд от повторного падения.

  – Сегодня вы тренируетесь так, будто собрались выиграть чемпионат по тамэсигири. Вы хотите отобрать кубок у японцев, Мирри?!

  Девушка убрала с мокрого лба рыжую прядь и, поклонившись мастеру, сказала:

  Милли. Меня зовут Милли, мастер.

  Я знаю, моя дорогая, но буква 'л', мужчина издал неловкий гортанный звук, совершенно не даётся моему народу.

  На самом деле, я давно привыкла к Мири. На работе все зовут меня именно так.

  Девушка устало улыбнулась и, спрятав в ножны тупой тренировочный меч, уселась на мягкие маты.

  – Понимаете, мастер, мне очень не хочется домой. Там меня ждёт крайне неприятный разговор с одним очень своевольным... Девушка замолчала, стараясь подобрать слово, ее лицо стало грустным.

  – О, я все понял, – японец вытащил из ножен свой меч и встал в атакующую позицию. Разрешите дать вам житейский совет. Не позволяйте страху или жалости влиять на ваши решения. Если чувствуешь, что пора поступить жестко – делай ход и ни о чем не жалей. Наноси свой кири-агэ, Мирри. Он у тебя то, что надо!

  С легким свистом меч мастера описал дугу и остановился в сантиметре от макушки головы манекена.

  – Сделай ещё 1000 ударов. Собери чувства в тугой послушный сноп. Затем смело отправляйся домой и делай, что велит сердце.

  – Мастер, Окана, спасибо за чудесный совет, – девушка вскочила на ноги и почтительно поклонилась, – я с вашего разрешения приступлю к его исполнению.

  Сделав ровно тысячу кири-агэ, Милли действительно почувствовала себя гораздо увереннее. Она присела отдохнуть и стала наблюдать, как заново наполняется людьми зал. Время было позднее, можно даже сказать, ночное, но желающих заняться спортом становилось все больше. Если в 20 часов рядом с ней махали бокенами всего 8 человек, то сейчас их было уже 15. Это из-за моды на ночные тренировки. Она закрепилась в Токио несколько лет назад. Милли пока не разобралась, была это борьба с бессонницей, бегство от ночного одиночества или очередная забавная странность не перестающих удивлять японцев.

  Переодевшись, девушка собрала вещи и через 5 минут уже бодро шагала по хорошо освещённой улице. Следила за дыханием, машинально считала шаги и размышляла о том, какая большая дисциплинарная пропасть между её родной Голландией и Японией, в которой она жила уже больше двух лет. Думала о том, что среднестатистический голландец, мучаясь от бессонницы после трудного дня, выпьет пива, снотворное или, на худой конец, будет ворочаться в постели. Может, и до самого утра. Японец же, убедившись, что заснуть не получается, идёт заниматься, пока мысли не успокоятся. Очень полезная привычка, которой она, к своей радости, заразилась.

   Поднявшись в подъезде на второй этаж, девушка заметила конверт, лежавший на коврике перед самой дверью. Однажды она не проверяла ящик целый месяц, и почтальон стал приносить корреспонденцию прямо к её квартире. Милли подняла письмо и положила вместо него монету – маленькое спасибо за внимательность и труд. Марка из Нидерландов, пригород Амстердама, значит письмо от мамы, больше некому.

  Милли Ван Дер Вег в качестве адресата. Её старая голландская фамилия, про которую практически удалось забыть.

  Девушка достала ключи, но открывать дверь не торопилась. На душе тревога, а тут ещё и письмо...

  'Вспомни совет мастера, – прошептала она себе, – не оттягивай неизбежное'.

  Милли резко вставила ключ в замочную скважину, и тут же из-за двери раздалось жалобное, требовательное мяуканье. Распахнув дверь, она с порога закинула спортивную сумку вдаль комнаты, разулась, отстраняя от себя трущегося об ногу кота-подростка, и решительно выпрямившись, вытирая начавшие наполнять глаза слёзы, твёрдым голосом произнесла: 'Макс! Ты... Совершенно ... Несносный кот! Сегодня ты нагадил в мою обувь! И сейчас я тебя накажу! – её голос сорвался, и дальше она продолжала уже плача. – Я никого никогда не била, Макс. Но ты меня вынуждаешь. Я должна тебя воспитать. – девушка взяла котёнка за шкирку и принялась тыкать мордочкой в яркий кроссовок, из которого сильно разило кошачьей мочой.

  Нельзя так делать! – приговаривала она рыдая, – не смей так делать! Больше такого не повторяй!'

  Кот извиваясь вырывался, упирался передними лапами в пол. Не желал нырять головой в кроссовок, но терпел.

  Наконец Милли отпустила животное, и рыжий короткошёрстный негодник, пробуксовывая когтями по скользкой плитке, унёсся куда-то за диван.

  Девушка подняла испорченную обувь, зашла в ванную комнату и заложила в стирку. Добавила побольше порошка, налила кондиционер, нажала старт. Обессилено уселась прямо на пол и горько, страдальчески скривив симпатичное лицо, разревелась...

  Всхлипы, судорожные втягивания носом воздуха, иногда даже легкое подвывание, продолжались до тех пор, пока рыжий кот не зашёл к ней в ванную. Он подошёл к хозяйке, осторожно обнюхал... и, мурлыкнув, запрыгнул на руки. Милли, обняла любимчика, заметно успокоилась и принялась наглаживать мягкую шерстку.

  'Никогда больше не накажу. Прости меня, пожалуйста. Мы с тобой такие одинокие. Только ты и я... И мама...'

  'Доченька, как дела?...'

  Рваный конверт зашуршал по полу, подгоняемый цепкими лапами, девушка закрыла дверь, чтобы кот не мешал читать.

  'Доченька, как дела?

  Собралась писать на бумаге, чтобы письмо получилось солиднее и совершенно забыла, как выводить буквы...?? У меня все по-прежнему. Дом, работа, наш маленький сад. Фикус, который сажали на твой день рождения, высох. Я попыталась его спасти, но... Прости! Может быть, мало солнца. А может, скучал по тебе. Я уж точно скучаю и скоро засохну. Приезжай. Мой котёнок. Малыш.

  Три года прошло.

  Ты сбежала на край земли, но спокойней не стало. Расстояние не лечит... Только время.

  У меня появился ухажёр. Его зовут Клаас Янсен. Загугли страничку, расскажи, как тебе. Каждый день присылал мне букеты! Пришлось пригласить его в наш сад, чтобы увидел живые цветы и не дарил больше срезанных. Он хороший, но чуточку скучный. Посмотрим, как будет...