Текст книги "Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца (СИ)"
Автор книги: Илона Волынская
Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Так ведь ты сама говорила, что они разболтают, а теперь к ним же идешь вопросы задавать!
– Так ведь я соображаю, кого и о чем можно спрашивать, – уже выходя, Варя услышала урезонивающий голос Джеймса:
– Оставьте, Алексей, пусть делает как знает, ваша сестра весьма разумная дама.
Варя мрачновато усмехнулась. Надо же, признал за ней ум!
Около часа мужчины сидели в молчании. В доме по-прежнему царила тишина, только один раз они услыхали на лестнице тихий голос Вари, отдающей какие-то приказания. Алешка попытался было настоять на принятии своих мер к дознанию, но Джеймс коротко утихомирил его. Наконец, Варя вернулась. На губах ее играла довольная улыбка. Не обращая внимания на общее нетерпение, она солидно уселась на стул, расправила платье, благонравно сложила ручки на коленях и лишь тогда сказала:
– Звать его Ванькой, а прозвание интересное – Толмач. Говорят, наречий знает больше, чем пальцев на руках. Языкам учен по воле своего барина, и по его же воле знания сии скрывает. А барин у него – Лев Кириллович Нарышкин.
Общий вздох был ей ответом, Варя удовлетворенно опустила глаза.
– Значит ты, парень, для своего хозяина шпионишь, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Джеймс, – Что же Лев Кириллович так отчаянно желает знать?
Ванька продолжал угрюмо отмалчиваться, Джеймс присел рядом с ним:
– Давай-ка я тебе объясню, дружище, во что ты вляпался и что теперь с тобой будет, – голос Джеймса звучал тихо и задушевно, но от этой задушевности даже Варю продрал мороз по коже, а несчастный пленник сразу понял, что ничего хорошего его не ждет, – Кто ты такой, мы теперь знаем. Не хочешь говорить, что твой господин велел тебе выведать – не говори, дело твое. Только знай, есть твердое правило: если врагу что-нибудь надо, сделай так, чтобы это ему не досталось. Ты – тайное оружие Нарышкина, его преимущество, значит, следует его оставить без такого преимущества. Поэтому мы тебя сейчас прикончим, а труп зароем в подвалах, там тебя отыщут лишь трубы архангелов в день Страшного Суда.
Бедный Ванька вгляделся в спокойное лицо англичанина, вслушался в его размеренный голос и понял – пришла пора помирать. Но тут же его мучитель сам приоткрыл крохотную лазейку к спасению, так же равнодушно бросив:
– Если, конечно, ты не расскажешь нам что-нибудь такое, за что имело бы смысл подарить тебе жизнь.
Ванька совсем съежился на полу. Ему было невыносимо страшно. Впервые за его карьеру барского шпиона он попал в переделку. Раньше ему всегда удавалось ускользнуть незамеченным от тех, за кем велели следить. Даже если знатные господа и видели его, им и в голову не приходило, что простой холоп может понимать иностранную речь, с трудом дававшуюся самим русским барам. Вскоре Толмач даже стал получать удовольствие, оставляя в дураках самоуверенных гордецов, не подозревавших о его обширных познаниях в языках. Ванька был уверен в своей неуловимости и как верный пес нес собранные сведения своему суровому хозяину. Но сегодня все пошло наперекосяк. Сперва чертов англиец понял, что Ванька разумеет по ихнему, потом боярышня, которую он сперва принял за обычную красивую дуру, что десятками скачут по ассамблеям, не только поймала его на знании немецкого, но и мгновенно выяснила, кто он такой. Сломленный неудачей, напуганный угрозами младшего Опорьева, а еще больше – хладнокровным решением Джеймса лишить его жизни, Ванька готов был сдаться.
– Барин Лев Кириллович убьет, коли узнает, что я проболтался, – пробормотал он.
– Он убьет, если узнает, а вот я тебя убью точно, если не услышу что-либо интересное, – резонно заметил Джеймс.
– А ну как обманете?
– Придется положиться на мое слово, все равно другого выхода у тебя нет. Обещаю, если расскажешь нам хоть что-то важное, уйдешь отсюда живым и здоровым, и никто не узнает, что ты попался и все выложил. Так зачем боярин Нарышкин тебя послал?
Ванька горестно вздохнул и выпалил:
– Барин повелели проведать, какой дорогой вы свои пушки повезете!
– Зачем ему знать?
Ванька снова замялся, завздыхал.
– Давай, давай, сказав "а", говори и "б", все равно не поверю, что не знаешь, – поторопил его Джеймс.
– Слышал я разговор между барином и его немцем, – каждое слово давалось Ваньке с трудом, – Немец говорил, что евонные бомбарды, хоть и ладные, а все хуже аглицких и как бы после стрельбы царь-батюшка не передумал и не купил все ж таки те, что получше. Барин тогда изволил ответствовать, что раз так, надо просто чтобы никаких аглицких пушек вовсе не было. Потому для стрельбы они предложили место близь одной из бариновых вотчин, а ваши пушки порешили дорогой перехватить, тогда, дескать, вам Петру Алексеевичу и показать будет нечего. Сказывали, царь и так уж после останней беседы к английцу не благоволит, а тут совсем осерчает и больше ни про тебя, милорд, ни про бояр Опорьевых и слышать не захочет. Барин Лев Кириллович еще думает, что после такого конфуза всех Опорьевых ждет опала и он сможет часть их доходных дел на себя перевести. А чтоб проще и надежнее все сладить он и повелел мне узнать, какой дорогой бомбарды проследуют.
Опорьевы и Джеймс переглянулись. Каждый из них понимал, что расчет Нарышкина был более чем верен. Царь не станет ждать, пока привезут следующую партию пушек. Не примет он и оправданий, а тем более новых обвинений в адрес родного дяди. Более того, любую попытку подобных оправданий и обвинений воспримет как издевку или надувательство. Последствия его гнева было даже трудно представить.
– Ну что же, есть в случившемся и положительная сторона, – сказал Джеймс, подбадривая себя и Опорьевых, – Раз наши соперники готовы идти на такие крайние меры, значит, моя догадка была верна: их пушки очень плохи и им не выдержать проверки. Если мы благополучно привезем наши орудия на стрельбище, царь Петр увидит все сам и вернется к старому договору. Что касается планов Нарышкина, то "praemonitus praemunitus" – "кто предупрежден, тот вооружен".
– Не будьте столь уверены, сэр Джеймс, – голос Никиты Андреевича звучал уныло, – Даже если боярин Нарышкин и не дознается, какой дорогой поедут ваши люди, все едино у него в вотчине хватит оружных холопей и дворни, чтобы перекрыть каждую тропку, ведущую к условленному месту. Мы то, дурни, и не догадались, зачем он в самом своем имении полянку для стрельбы выискал. Обвел, старый черт!
– Что если сменить место?
– Как же его теперь сменишь, ежели уже царю доложено. Разве Александра Даниловича попросить что-нито придумать?
У Джеймса и Вари одновременно мелькнула мысль, что после сегодняшнего конфуза Меншиков вряд ли будет расположен оказать услугу Опорьевым или их английскому компаньону. Джеймс вопросительно глянул на Варвару, она чуть качнула головой, запрещая ему рассказывать отцу о случившемся в ассамблее. Тогда Фентон торопливо сказал:
– Меншикову тоже надо будет объяснить, почему мы хотим перенести место, а такого объяснения у нас нет. Я думаю, что наши действия мы обсудим позже, без лишних ушей. А ты, парень, слушай внимательно, – обратился он к Ваньке, – Если ты нам хоть в малости соврал сейчас или если впредь ты кому-нибудь расскажешь, что нам стали известны намерения твоего господина, мы об этом узнаем также, как узнали твое имя. – При этих словах Варя подумала, что англичанин переоценивает ее дознавательские возможности, Джеймс же тем временем продолжал, – Если такое случится – берегись. Хозяину своему скажешь, что ничего выведать не смог.
– Выпорют, – безнадежно буркнул Ванька.
– Ничего, приложишь вот этот пластырь, – перед Толмачем упал серебряный рубль, – Теперь проваливай.
Еще с трудом веря, что остался жив, холоп подхватил монету и выскочил за дверь.
– Почему вы не велели ему с нынешнего дня нам все про Льва Кирилловича докладывать? – недовольно спросил Алешка.
– Он только перетрусил бы и мог от страха донести хозяину, – пояснил Джеймс, – Ничего, он сам еще не понимает, но теперь ему от меня деваться некуда, если возникнет нужда, я его использую. Сейчас нам следует разойтись, завтра подумаем, как выпутываться. Вы, Алексей, сделайте милость, поглядите, направился ли наш шпион домой.
– Мне, офицеру, за холопом следить?
– Для нашей общей безопасности, юноша. Боярышня тем временем выпроводит меня через заднюю дверь, – и не дожидаясь возражений, Джеймс поклонился, подхватил Варю под руку и вышел.
Они тихо выскользнули в сад и направились к калитке. Снег слабо похрустывал под ногами. Джеймс прервал молчание:
– Скажите, а почему вы не дали брату пороть шпиона? Только из боязни огласки?
– Разумная суровость иной раз потребна, – неохотно ответила Варя, – Но мучить людей не люблю, все ж и они Божьи души.
Сам не понимая отчего, услышав ее слова, Джеймс почувствовал удовлетворение. В неожиданном порыве откровенности он сказал:
– В сегодняшнем нелегком деле вы действовали на удивление умно и расторопно, гораздо лучше, чем ваш отец и брат. Следует признать, что вы были нашим добрым гением.
В удивлении Варя остановилась:
– Раньше вы со мной вовсе иначе говаривали. Помниться, недавно мое вмешательство оскорбило вас.
– За последнее время я несколько привык к вашему уму и влиянию, – весело ответил Джеймс, – Кроме того, раньше вы меня то этим кошмарным квасом обливали, то чуть не утопили, когда я вам жизнь спасал, то лгуном и невежей перед соотечественником выставили. Я уж не говорю о ваших насмешках и нескромном сомнении в моей принадлежности к мужскому полу. Конечно, это злило. Сегодня же я вам обязан за разумную и своевременную помощь.
– Но и вы раньше то смеялись надо мной здесь, на Руси, изобразили пугалом при всех дворах Европы, позорили всячески. А сегодня и из рук Меншикова выручили и перед родней поддержали.
– Ну что ж, возможно, если бы мы сразу лучше отнеслись друг к другу, то теперь у нас все было бы иначе, – философски заметил Джеймс.
– Все еще можно поправить, сэр Джеймс, – Варя с надеждой заглянула ему в глаза, потом отвернулась, подхватила горсть снега и стала рассеянно скатывать снежок, – Я отплатила вам за прошлые оскорбления, а вы сквитались со мной за то, что сочли своим унижением. Давайте простим друг друга как подобает христианам, забудем прошлое, будто ничего и не было, и все будет хорошо.
Джеймс покровительственно усмехнулся:
– Иногда вы ведете себя и рассуждаете как многоопытная женщина, так что я даже забываю ваш истинный возраст, а ведь вы еще совсем юная девочка! Милое дитя, запомните совет взрослого человека – никогда не пытайтесь забыть прошлое, отказаться от него. Невозможно сделать бывшее не-бывшим, прошлое всегда найдет нас, поставит свою печать на настоящем и будущем. Кроме того, – Джеймс назидательно поднял палец, – я ведь дал вам обещание.
– Какое обещание?
– Что вы будете любить меня, – невозмутимо заявил Джеймс, – А отказываться от любовных обещаний – недостойно джентльмена.
– Недостойно? Ах, недостойно! – Варя задохнулась от гнева. Она позволила себе открыться перед этим подлым человеком, предложила ему свою дружбу, а он не только не оценил оказанной ему чести, но и осмелился говорить с ней как с ребенком, как с несмышленышем. Она лихорадочно подыскивала слова для должной отповеди, но ничего не приходило в голову. Тогда она сделала то единственное, в чем могла найти выход клокочущая в ней ярость. Зажатый в ее руке плотно укатанный ком снега с силой полетел Джеймсу в лицо. Тугой снежок впечатался англичанину точно в лоб. Варя поглядела на его ошарашенную физиономию и ее злость мгновенно испарилась. Не выдержав, она прыснула, потом подхватила юбки и бросилась вглубь сада, спасаясь от неминуемого возмездия.
Джеймс настиг ее уже возле самой калитки, поймал, и довольно ухмыляясь, принялся старательно умывать снегом. Варя брыкалась и тихонько визжала, стараясь чтобы их возню не услышали из дома. Когда удовлетворенный мститель, наконец, остановился, она, полным укоризны тоном, сквозь который все же пробивался смех, протянула:
– Взро-о-ослый человек...
И тут же увидела, что выражения лица Джеймса изменилось, он глядел на нее как завороженный. Его лицо склонилось над ней, губы прошептали:
– Как вы прекрасны, леди, вы и сами не понимаете этого!
Он схватил ее в объятия, поднял из белой пушистости снега и стал осыпать стремительными и жадными поцелуями влажные волосы, запрокинутое лицо, сладкие от мороза щеки, приоткрывшуюся нежную шею. Варя испуганно замерла под этим страстным вихрем, она чувствовала как его любовный жар проникает в ее тело, захлестывает ее. Тогда, негодуя на него и на саму себя, она рванулась, оттолкнула руки Джеймса, отступила в сторону. Дрожащим голоском она вопросила:
– Так чем же вы разнитесь от Меншикова?
Джеймс с минуту молча глядел на нее, затем аккуратно отряхнул шубу, открыл калитку и вышел. Уже стоя по другую сторону ограды он повернулся к Варе и негромко ответил:
– Все отличие в отношении к делу, миледи. Ведь его поцелуи были вам противны, а мои – приятны, верно? Сознайтесь в этом хоть самой себе.
Варя гневно встряхнула локонами и решительно зашагала в сторону дома, все время чувствуя спиной провожающий ее взгляд Джеймса.
Джеймс захлопнул калитку.
– Красивая женщина, мой капитан, – раздумчиво протянуло дерево за спиной Фентона. Джеймс круто обернулся, хватаясь за эфес шпаги, дерево же неторопливо продолжало, – У вас, конечно, было много красавиц, но даже среди них она выделяется. Что-то есть в московитках эдакое, сидят в них какие-то такие бесенята... Иногда глянешь, вроде и не красотка, даже и не хорошенькая, а завораживает.
– Боб Аллен, какого черта ты тут делаешь!? За мной присматриваешь, в гувернантки нанялся?
От дерева отделилась закутанная в темный плащ фигура. Из-под капюшона выглянула плутоватая физиономия Аллена.
– Упаси Бог, капитан, я тут по своим личным делам.
– Какие у тебя могут быть личные дела с боярином Опорьевым?
– К старому бородачу у меня дел и вправду нет, а вот к славной рыжулечке, что при здешней мисс состоит в горничных – есть! – Аллен укоризненно поглядел на Джеймса, – Не знаю, мой капитан, что тут у вас за переполох вышел, только вы мне все дело испортили. Я еще с прошлого приезда добиваюсь, сегодня меня в первый раз пустили в дом, я надеялся на несколько сладких часов, и что же?
– Что же? – переспросил Джеймс.
– Сперва через кухню прошествовало несколько человек, а меня на всякий случай засунули под стол. Едва я собрался вылезать, как вбежала ваша дама, пришлось тут же нырять обратно и слушать их чирикание у меня над головой. А потом меня просто вытолкали за дверь, безо всяких оправданий и извинений! Я решил все же задержаться и посмотреть, что тут творится. Гляжу, моя пассия куда-то отправилась, затем вернулась. Потом выскочил ужасно перепуганный человечек и словно заяц умчался в проулок. За ним последовал молодой офицер и под конец появились вы и прелестная русская фея. Не знаю, сэр, сумели ли вы среди столь оживленной толпы довести до счастливого конца свое любовное приключение, но вот я остался на бобах! – Аллен недовольно сопел.
– Мне искренне жаль, мой друг, что вы пострадали, к несчастью, у меня самого не было даже надежды на радости любви. Мы поймали шпиона Нарышкина и узнали, что наше дело на грани провала.
– Вы что-нибудь придумаете, сэр, – беспечно воскликнул Аллен, – Вы всегда выпутываетесь.
– Мне бы вашу уверенность, – Джеймс помолчал, – Кстати, Аллен, у меня к вам просьба. Если будете продолжать крутить любовь со своей красоткой, то найдите возможность повыспросить ее о госпоже. Я хочу знать об этой женщине все: что делает, что говорит, где бывает, даже что ест на завтрак. Понимаете, Аллен, в моем интересе нет ничего личного. Дама – дочь моего компаньона и я хочу приглядывать за ними.
– Конечно, конечно, мой капитан, – энергично закивал Аллен, – С компаньонов, а в особенности с их дочек, глаз спускать не следует.
Джеймс подозрительно воззрился на него, но физиономия матроса была непроницаема.
Глава 13
Совет в доме Опорьевых длился четвертый час, хотя последний час он состоял в основном из мрачного молчания и редких восклицаний. Лица троих мужчин настолько явно выражали безнадежность и желание на ком-нибудь сорвать зло, что Варя старалась держаться тише воды, ниже травы, напоминая о своем присутствии только сменяемыми чашками кофею, чаю и сбитню.
– Давайте еще раз, – с тяжким вздохом сказал Джеймс.
– В пятый ужо, – уныло-злобно ответил Алешка.
– Будет и в шестой, пока не найдем решение.
Мужчины склонились над картой.
– Стрельбы будут на поляне в нарышкинском имении, этого не отменить. Туда ведут две дороги. Где Нарышкин их перекроет?
Никита Андреевич постучал пальцем по карте:
– Где-то здесь. Поблизу наша вотчина, от Петербурга до нее пушки пройдут невозбранно. Нарышкин потщиться перехватить их на полдороги между моими и его землями.
– Что если мы двинемся по бездорожью?
– Здесь, – указал боярин, – Проехать можно, но открыто все, видно насквозь, Лев Кириллович разъезды пустит и мы попались. Окрест, – боярин повел пальцем дальше, – пешему али конному дорога сыщется, а пушкам хода нет.
– Хорошо, вы в который раз говорите, что пушки не пройдут, а теперь опишите, что тут такого страшного?
– Ты, сударь мой, нас, видать, совсем глупцами почитаешь, что ж мы, не знаем пройдут орудия, али нет? – возмутился Алешка.
– Я безоговорочно верю вашему отцу, но в поисках выхода следует просмотреть все возможности, вдруг вы что-то упустили.
– Здесь – овраг на овраге, – терпеливо начал Никита Андреевич, – Тяжелым бомбардам не проехать. А тут, – боярин постучал по карте перстнем, – и того хуже: сперва лесок, потом дорога, снова лесок, а затем болото, что тянется до самой нарышкинской вотчины. Страшное место: не то что с пушками, а и прохожему пути нет, вмиг затянет. Оно и зимой не замерзает, теплые ключи из-под земли бьют.
При этих словах отца Варвара задохнулась от неожиданности. Она приподнялась со стула, ее губы дрогнули, потом снова плотно сжались и она уселась на место. Непрошеной влезть в мужские дела, тем паче дела военные, за такое самый терпеливый мужик по головке не погладит, а уж тем паче батюшка.
– Кажется, ничего иного не остается, кроме как пробиваться силой, – вздохнул Джеймс, – Возьмем моих матросов... Не знаю только как посмотрит ваш государь на сражение в дне езды от его столицы.
– Худо посмотрит, ох и худо. И можно не сумлеваться, Нарышкин нас обвиноватит.
Джеймс вновь обратился к карте. Варя заерзала на стуле, отчаянно удерживая готовые сорваться слова и в то же время мечтая, чтобы кто-нибудь обратил на нее внимание.
– Что вы вертитесь, как не выучившая урок девчонка перед гувернанткой, – не поднимая головы бросил ей Джеймс, – Если есть что сказать, говорите!
– Это ты дочке моей, милорд? – удивленно переспросил боярин, – Что нам может девка присоветовать?
– Умную женщину всегда стоит послушать, хотя бы для того, чтобы поступить наоборот.
– Вот уж умница выискалась! – фыркнул Алешка. Варя одарила его гневным взглядом и повернулась к отцу:
– Батюшка, дозвольте спросить, где стрельбы учинять будут, не возле нашей ли Софиевки?
– Не так чтобы возле, но и не далеко, – Никита Андреевич чувствовал себя изрядно неловко, посвящая дочь в мужские дела, но блажь аглицкого гостя следовало уважить, – Как раз на поляне нарышкинской вотчины, что сразу за Гиблым болотом.
– Батюшка, а если я..., – Варя в волнении стиснула руки, – Если я тайную тропку укажу, чтобы от Софиевки прямо к той поляне выйти, тогда можно будет аглицкие бомбарды без препон провезти?
– Можно, то можно, только где здесь тайной тропе быть, – Никита Андреевич глянул на карту, – Уж не по болоту ли?
Варя быстро-быстро закивала:
– По болоту и есть. Возле самого тракта начинается и как раз на земли Льва Кирилловича выводит.
– Откуда знаешь? – боярин наклонился к дочери.
– Бабушка показала. Мы с ней как раз в Софиевке последние годы жили, вы еще к нам наведывались. Она эту тропу нашла, когда... – Варя неожиданно осеклась и смутилась, – ну..., когда травки лечебные искала.
– Неужто матушка сама за травами хаживала? – удивился Опорьев, – Что скажешь, сэр Джеймс, поможет нам такая тропа?
– Это шанс, – Джеймс задумался, – Если все считают болото опасным и непроходимым, то нас оттуда ждать не будут. Нарышкин станет караулить тракты, а мы пока у него под носом проберемся к самому месту стрельб. Нет, ничего не выйдет, – Джеймс досадливо закусил губу, – Человек там может и пройдет, а вот тяжеленные пушки никакая болотная тропка не выдержит.
– Выдержит! – радостно воскликнула Варя, пристукнув кулачком о ладонь, – Бабушка по той тропе груженые подводы гоняла, коней выпрягали и мужики вручную толкали-тянули, так и ехали, за день добирались Главное, каждый изгиб тропы знать, чтобы в трясину не ухнуть, а уж я-то их знаю.
– Ну что ты врешь, Варька, – с ленцой протянул Алешка, – Тропа через болото, ладно, может и сыскала ее бабка-покойница, может и тебе показала. Но зачем бабушке по ней подводы пускать, да еще с грузом, если рядом дорога есть?
Мужчины воззрились на Варю.
– Верно, дочка, брат говорит! Зачем матушке такая морока?
Варя покраснела и отвернулась:
– Не пытайте, батюшка, бабушка велела никому не сказывать.
– Может, поверим даме на слово? – негромко сказал Джеймс, – Пока что леди Барбара нас не подводила.
Варя почувствовала к нему невольную благодарность.
– Нет уж, дочка, говори все, коли хочешь, чтоб тебя слушали. Гиблое болото всем нам известно, через него идти – верная смерть. Так что изволь ответить, с чего бы матушке моей, боярыне Опорьевой, вздумалось через трясину мужиков с телегами и поклажей слать?
Варя низко склонила голову и почти прошептала:
– Беспошлинный товар.
– Что-о-о!?
– Беспошлинный товар, – уже громко отчеканила Варя, – Бабушка торговала беспошлинным товаром, мы его возили через болото, чтобы не попасться государевым солдатам.
Никита Андреевич с мученическим стоном рухнул на лавку. Джеймс сдавленно фыркнул раз, другой, и не выдержав, весело, взахлеб захохотал, стряхивая с ресниц слезы.
– Зачем ей это потребно было, Господи, зачем? – возопил Никита Андреевич.
– Вы, батюшка, два года назад мануфактуры ставили, велели на них денег сыскать. Вот бабушка и сыскала.
– Я думал, матушка с оброка..., – растерянно пробормотал боярин.
– Какой оброк, батюшка? – осмелев, Варя перешла в наступление, – Три года недород, мужики с голоду мерли, где с них на мануфактуры брать.
Отхохотавшийся Джеймс отер лицо ладонью и еще ломким от смеха голосом сказал:
– Со смертью вашей матушки, сэр, мир потерял необыкновенную женщину. Впрочем, она оставила достойную преемницу, – Джеймс шутовски раскланялся перед Варей, – Примите поздравления пирата, прекрасная контрабандистка, – Варя негодующе фыркнула, Джеймс обернулся к боярину, – Что ж, выход найден, теперь-то мы точно оставим Нарышкина в дураках. Вы, Никита Андреевич, вместе с сыном поедете к месту стрельб открыто, будете делать несчастные лица и говорить, что не знаете, почему пушек так долго нет. Тем временем я и мои люди пройдем через болото и появимся в нужном месте в самый последний момент.
Боярин еще не оправился от потрясающего разоблачения, открывшего ему источник нынешнего богатства, но при слова Джеймса его лицо все же просветлело. Он рысцой подбежал к карте:
– Так и есть, войдешь ты в лес тут, а выйдешь прямо к стрельбам. Ну, Лев Кириллович, ущучили мы тебя. Варенька, посылай за мужиками, что дорогу знают.
– Зачем за мужиками? Говорю же, бабушка тропу нашла, мне показала, кроме меня теперь никто ее не знает. С подводами всегда одна из нас хаживала.
– Тогда обскажи путь сэру Джеймсу.
– Что вы, батюшка, там можно только со знающим человеком идти, каждую примету надо знать, а если по сказам – у самого берега засосет. В чем беда-то, батюшка, я их сама проведу!
Радостное оживление Вари медленно угасало под тяжелым взглядом отца. Еще не зная своей вины, Варя сжалась в ожидании его слов.
– Ты что удумала, Варвара? Чтобы девица знатного рода словно побродяжка какая с толпой иноземных мужиков таскалась? Да если о таком непотребстве прослышат, тебя как гулящую девку..., – голос его пресекся, – Ну ты-то ладно, а нам всем как с таким позором жить?
– Да, – прошептала Варя побелевшими губами, – Да, батюшка, я не подумала, простите глупую, ради Христа, – она села, почти упала на лавку.
Тягостная тишина воцарилась в комнате.
– Сударь, – дипломатично начал Джеймс, – что если все таки...
– Молчи, сэр Джеймс, что бы мы не теряли, я не позволю дочери обесчестить наш род. Это мое слово останнее.
– Тогда Нарышкин победил, – устало произнес Джеймс, – Будем честны друг с другом, Лев Кириллович не позволит нам добраться до места.
Вновь воцарилось молчание.
– Поклонюсь-ка я Александру Даниловичу прадедовским перстнем, давненько он ему глянется, – вставая, сказал боярин, – Пущай перенесут стрельбы подале от нарышкинской вотчины, ежели не рядом с его землей, где у него холопов несчитано, так мы еще потягаемся.
Ранним утром карета Опорьевых через Спасские ворота въехала в Кремль и остановилась у старого Преображенского дворца. Никита Андреевич, в шубе до пят, высокой шапке, с посохом, сопровождаемый дочерью и английским гостем прошествовал темными переходами и остановился у небольшой захламленной комнатенки.
– Ждите здесь, здесь никто не бывает, – отрывисто бросил он, – Мне с Александром Даниловичем с глазу на глаз потолковать следует.
Джеймс и Варя остались одни. Варя отерла ладонью пыльное слюдяное окошко, зачем-то подергала свинцовую раму, чутко вслушиваясь в дыхание Джеймса у нее за спиной, затем решилась прервать неприятное молчание:
– Что вы будете делать, если мы потерпим неудачу?
– Встречу в Петербурге свои корабли, а затем попытаюсь продать пушки где-нибудь на континенте. Хотя, – Джеймс досадливо поморщился, – Дорога обойдется не дешево, но в убытке я все равно не останусь. Это лучший вариант, в худшем – мои корабли просто захватит одна из воюющих держав: Испания, Франция, а может и Швеция.
– Вы тогда станете совсем бедным?
– Милостыню просить мне не придется, – он беспечно хмыкнул, – Потерять плоды трудов будет обидно, но мне не впервой начинать почти с нуля.
– Как это – с нуля?
– Леди, – Джеймс удивленно и весело поглядел на Варю, – Похоже вы жаждете услышать историю моей жизни!
– Должна же я знать хоть что-то о человеке, настаивающем на весьма близком знакомстве со мной, – степенно заметила Варя.
Джеймс расхохотался:
– Клянусь небом, вы потрясающи. Ни одна известная мне дама не дала бы столь дерзкого ответа, да еще в столь пикантной ситуации. Что ж, извольте, я расскажу, но моя история вполне обычна. Фентоны – семейство знатное, но мы никогда не были особенно богаты. Мой отец был человек весьма расточительный и лихо тратил то немногое, что у нас было. Выручал нас только младший брат отца, благодаря его влиянию отец все же удерживался в рамках приличий и нашего небольшого состояния. Дядя заботился и обо мне, именно он настоял, чтобы я стал морским офицером. Потом он умер и все пошло прахом. Отец, то ли с горя, то ли на радостях, ударился в безудержный разгул, быстро спустил остатки семейного имущества, наделал долгов и не нашел ничего лучшего, как пустить себе пулю в лоб. Поместье отошло кредиторам, правда, выяснилось, что покойный дядя, видимо предвидя такой оборот, сумел припрятать часть матушкиного приданого у доверенного банкира. Этих денег хватало на жизнь ей и моей маленькой сестре, ну а ваш покорный слуга отправился в Карибское море, чтобы наняться на какой-нибудь капер во славу Британии и собственного кошелька. Обещал вскоре вернуться, расплатиться с отцовскими кредиторами, выкупить поместье, дать сестре приданное, – Джеймс улыбнулся воспоминаниям, – На пути к Карибам наш корабль встретился с испанским флотом. Нас атаковали и захватили. Убитых отправили за борт, раненных прикончили и спровадили следом. Я был легко ранен в ногу и это спасло мне жизнь. После боя у испанцев не хватало галерных гребцов и меня приковали к веслу. Не слишком приятное времяпровождение: днем жара, ночью холод, все время вонь и усталость, не говоря уж о милом пристрастии надсмотрщиков к хлысту. Почему я вам все рассказываю? – Джеймс прервался, – Я не вспоминал об этом периоде моей многогрешной жизни уже долгие годы. Ни моя семья, ни мои друзья не знакомы с этой частью моего прошлого. Так почему же я рассказываю вам?
Преисполненная смущением и раскаянием Варя прятала глаза. Будь проклят ее длинный язык! Что кричала она ему в тот печальный день, положивший начало их глупой ссоре? Она назвала его холопом, рабом, не понимая, что возвращает его к ужасам прошлого. Как она могла так поступить! Неудивительно, что он рассвирепел. Она вспомнила свое детство в украинской вотчине и непроходящий страх перед татарским полоном, живший в душе каждого жителя, вспомнила, с каким бережным уважением и почтением относились к беглецам из Крыма. Она попрекнула его иноземным рабством! Пусть она не знала, но все равно грех на ней!
– Мне бы хотелось услышать, что было дальше, – мягко сказала Варя, коснувшись его руки.
Джеймс немедленно завладел ее ручкой и продолжил:
– Через месяц разразился шторм, корабли разметало и наша галера осталась в море одна. Надсмотрщик (мир праху его!) допустил оплошность и мне удалось завладеть ключами от кандалов. Дальше – бунт, мы были безоружны, но нас было много и мы здорово озверели, так что испанцам не помогли ни шпаги, ни мушкеты. Мы захватили галеру, а потом и встретившийся галеон испанского флота, не подозревавший, что один из их кораблей сменил хозяев. Затем бывшие рабы решили выяснить, чего могут достичь отважные люди, имея в распоряжении прекрасный корабль и все моря мира. Мне, как единственному морскому офицеру, предложили стать капитаном, – он усмехнулся, – Пришлось изрядно попотеть, втолковывая моим головорезам, что я их капитан не только по названию. После месячного знакомства с испанским галерным рабством я решил, что Испания мне кое-что должна и взыскал долг с процентами. Постепенно обзавелся целым флотом, стал заниматься торговлей, создал свои фактории в Индии, Африке, американских колониях и, наконец, решил, что могу отправляться в Англию выполнять данные обещания. Приехал и застал мою сестру возвращающуюся с кладбища после похорон нашей матери. Я плавал шесть лет и опоздал на один день, – Джеймс помолчал, – Я часто перебираю события прошлого и думаю, что вот если бы этого, или того, или еще чего-нибудь не было, я бы вернулся домой на день раньше и застал свою мать живой.
Варя крепко сжала руку Фентона, заглянула ему в лицо.
