Текст книги "Звездное братство"
Автор книги: Игорь Воронкин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Картина, открывшаяся ему, была ужасной. У каменных плит стояли привязанные люди. К каждой плите было привязано по два человека. В центре возвышался помост, на котором лежала обездвиженная жертва. Палачи сгрудились вокруг большого костра, который пылал, выбрасывая в небо клубы черного дыма. Они двигались вокруг костра в медленном хороводе и бубнили какую-то молитву, призывно вздымая руки к небу. Кто-то дубиной стучал по большой пню, вкопанному в землю.
Шаман, которым, как разглядел Квентин, был Ирг, монотонно распевал то ли песню, то ли молитву. Из всего, что он произносил на своем варварском диалекте, Квентин понял только имя Ру. Очевидно, Ирг призывал священную птицу вкусить обильное жертвоприношение. Не прекращая песнопений, Ирг взял большой деревянный молот и направился к женщине, привязанной к жертвеннику. До этого неподвижная, она почувствовала приближение смерти и стала инстинктивно биться в крепких путах, как пойманная рыба.
Квентин видел, что на помосте под головой жертвы и на земле около жертвенного камня все еще блестят лужицы невысохшей крови. Белые перья жреческого наряда Ирга были сплошь пропитаны кровью, видно, славно он потрудился ночью.
Ирг взмахнул деревянным молотом, и Квентин, чтобы не закричать, крепко стиснул зубы и отвел взгляд. Молот упал на голову жертвы со звуком, похожим на звук лопнувшей скорлупы.
– Ру, прими в жертву наших заблудших детей, покусившихся на твоих птенцов. Прими эту плоть и кровь во искупление грехов отцов наших и наших грехов, – Ирг громко пропел молитву на анге.
Затем блеснувшим кинжалом он перерезал жертве горло и стал наполнять хлынувшей кровью большую чашу. Пока чаша наполнялась, хор адептов Ру сменил монотонную молитву призыва на торжественную песнь жертвоприношения. Ирг с полной чашей крови подошел к хороводу уродов и, сделав глоток, передал ее по кругу. Каждый делал глоток, передавал другому и громко, обращаясь к небу, призывал Ру. Тошнота подступила к горлу Квентина, он согнулся пополам, и его вырвало.
Тем временем очередную жертву уже волокли к жертвенному столу. Квентин в бессилии сжал кулаки. Только бы среди этих людей не было Таны. Он стал, крадучись, продвигаться вокруг этого стоунхеджа, пристально вглядываясь в лица обреченных людей. «Только бы среди них не было Таны, – думал он. – Лишь бы они не схватили ее». Злость на собственное бессилие разрывала его на части. Ему хотелось ворваться в адский круг и крушить направо и налево этих отвратительных тварей, потерявших человеческий облик, пока не умрет последний из них. Злоба душила его, а слезы застилали глаза. То, что он видел перед собой, было настолько чудовищно и неправдоподобно, что просто не могло быть в действительности.
Люди не могли так обращаться с людьми. Здесь не было Конаха, не было того, кого он привык считать олицетворением зла, но семена зла прочно укоренились в душах этих измененных созданий. Он не знал, можно ли еще считать их людьми, как это делали Дира и Тана. Наверное, нет. Это был продукт Изменения. Изменения, за которым скрывалось нечто невероятно злое, что породило Конаха. Голова шла кругом и соображала плохо. Нужно было что-то делать. Он шел по кругу, пристально всматриваясь в полные слез и отчаяния лица людей, привязанных к плитам. Глаза некоторых из них были затуманены безумием, что ж, по крайней мере, они избегнут мучительного ожидания смерти.
Обдирая колени и ладони о колючки кустов и сучки деревьев, Квентин продолжал обход этого лобного места. Если он увидит Тану, ничего не удержит его. Он ворвется в круг и будет крушить направо и налево.
Ирг перешел к следующему этапу этого жуткого представления. По его приказу жертвам отрезали разбитые головы и складывали на каменную пирамидку около жертвенника, а тела бросали в костер. Опоенные кровью, впавшие в транс, гоблины, не зная усталости, продолжали свой бесконечный хоровод, непрерывно взывая к своему идолу.
Квентин завершил обход холма. Таны среди людей, предназначенных на смерть, не было. Эта смелая девочка пожертвовала жизнью, спасая его. Постепенно ярость уступала место отчаянию. Он был не в силах помочь этим несчастным, и слезы душили его. Позабыв об опасности, он опустился на землю, и его плечи затряслись в немых рыданиях. Смрадный дым от горящих тел долетал до него и жег глаза. Не разбирая дороги сквозь глаза, залитые слезами, он поднялся в полный рост и побрел прочь от этого места. Сейчас он был не мессией, не героем, а просто мальчишкой, которого, как щенка из сытной и теплой конуры, выкинули в снежную пустыню. На заплетающихся ногах он добрался до Гнедко, который по-прежнему стоял привязанный к дереву у подножия холма.
Квентин вскочил на коня и попытался взять себя в руки. Восстановив дыхание, он разогнал коня и полетел прочь от этого страшного, охваченного безумием места. Теперь, в отличие от прежних дней, он четко представлял, кто его враг, какая цель стоит перед ним, и что ему надлежит сделать.
Он знал, что его путь опасен и труден, но с ним была надежда, эта вечная спутница героев. Мир продолжал сопротивляться нашествию зла, а это означало, что всегда отыщется тот, кто ему поможет. Так было всегда, так будет и впредь. От него требовалось только одно: не сворачивать с дороги, доверившись обстоятельствам и силам, о существовании которых он не подозревал в данную минуту, но которые, когда придет для этого время, сами объявятся и изберут его своим орудием.
Оставив далеко позади последние домики обезумевшего селения, Квентин вылетел на старую дорогу. Теперь дорога, ведущая на юго-восток, выглядела более наезженной, а значит впереди его ждали очередные встречи с неизвестным. Одним махом он проскочил квадратики полей и снова углубился в лес.
Глава 15. Сила Мысли
Он не помнил, сколько часов гнал без передышки, чуть не уморив коня. Ему были необходимы бешеная скорость, свист ветра и ощущение свободы. Когда колесница чувств немного успокоилась и пришла в порядок, он сбавил скорость. Деревушка гоблинов осталась далеко позади, а других обжитых мест ему не встретилось. Вокруг снова был лес, только еще более густой и дремучий, сжимающий в зеленых объятиях подлеска и кустарника убегающую от него дорогу.
Квентин не ощущал ничего кроме ужасающей гулкой пустоты. Он автоматически управлял конем, отмечая все особенности и детали пути, а душа витала далеко-далеко от этих мест, заново переживая события последних дней. Но постепенно послеполуденное солнце, усталость и сонливость взяли верх над взбудораженным разумом. Он понял, что пора остановиться, чтобы не загнать коня и отдохнуть самому. Солнце пока еще находилось высоко, но уже давно миновало полдень и стало клониться к закату. Он свернул на полянку, окруженную приветливыми березками, расседлал коня и пустил его пастись, а сам прилег головой к дереву и тотчас провалился то ли в сон, то ли в успокаивающее забытье. Казалось, он задремал всего на миг, но когда проснулся, уже наступали глубокие сумерки, и все лесные жители готовились к ночлегу. Голова болела, и некстати проснулось острое чувство голода. Квентин позавидовал мирно пасущемуся Гнедку, тому и травки было достаточно.
Нужно было приготовиться к ночлегу, но сил не было. С трудом передвигая обессилевшее тело, он отправился в лес и набрал охапку хвороста. Его одежда превратилась в кучу испачканного и изорванного тряпья. Волосы торчали запыленной всклокоченной шапкой. В притороченной к седлу сумке он нашарил кремень и огниво и развел костер. Быстро стемнело, и разошедшийся огонь отогнал прилетевшую на бесплатный ужин мошкару.
Он осторожно развязал узелок, что передала ему Тана, и извлек оттуда пергаментный свиток, вчетверо сложенный листок бумаги, перстенек с круглой горошиной отполированного серо-голубого камня и небольшой холщовый кулек, в котором были пышные румяные лепешки. Это было просто здорово, – страшно хотелось есть, и он, как волк, впился зубами в лепешку. Слегка перекусив, он с жадностью присматривался к оставшимся лепешкам, но рассудил, что лучше оставить их на завтра. Закусочных в лесу не было, и было неизвестно, сколько ему еще предстоит обходиться без пищи.
Он развернул сложенный вчетверо листок бумаги и пододвинулся к костру, чтобы лучше разобрать мелкий почерк.
«Дорогой Квентин! – начиналось письмо. – Когда ты будешь читать эти строки, ты уже будешь далеко от нас, – сердце Квентина болезненно сжалось, – письмо было от Таны.
Мы не успели многое сказать тебе за эти дни – обстоятельства сложились так, что малейшее промедление угрожало твоей жизни. Поэтому мама, как только почувствовала опасность, решила, что тебе пора отправляться в путь.
Сегодня мама была в деревне: Ирг и его компания затевают что-то ужасное. Я думаю, в ближайшие дни они выступят, и никто, даже вождь, их не удержит. Эти люди тяжело больны, их сознание помутилось. Мама старается им помочь, но пока мало что удается. Наших же сторонников, которых называют хранителями или голубями за то, что они не хотят проливать человеческую кровь, не так уж и много. Почему-то Изменение коснулось всех в разной степени. И если голуби остались нормальными людьми, то ястребы обезумели в желании человеческой крови. Они прикрываются культом птицы Ру. Мы ничего не можем поделать с этими несчастными людьми, и нам до слез жалко их. Все они наши братья и сестры. Мы очень хотим им помочь, но эта бешеная лихорадка плохо поддается лечению. Боюсь, все может решиться в ближайшие часы. Мы уже давно ждем этого и готовы принять свою судьбу..
Так что в добрый час Квентин! Мы с легким сердцем отпускаеи тебя и знаем, что с тобой ничего не случится. Мама говорит, что ты особенный человек – избранный. И ты должен совершить великий подвиг – спасти и вернуть наш мир на правильный путь.
Я тоже немножко колдунья, как ты знаешь. Так вот, я тоже чувствую, что мы с мамой сможем гордиться тем, что приютили такого замечательного человека. Верим в тебя и желаем победы.
Перстенек, что ты найдешь в свертке, волшебный. Он наделен многими чудесными свойствами, например, может накапливать свет: когда тебе будет нужен яркий луч, потри камень, и сразу станет светло, как днем, правда, ненадолго.
Этот камень символизирует образ нашего неба. И если ты когда-нибудь попадешь в мир Эльфиды – он послужит тебе пропуском и рекомендацией. Перстень дошел до нас с Древних времен и имеет много других замечательных свойств, о которых мы не догадываемся. Говорят, он может связывать людей друг с другом, но это как это сделать мы не знаем, может, тебе повезет больше.
Пергаментный свиток – это старинная карта, и хотя наш мир изменился, многие места на ней показаны правильно и носят все те же названия. Надеюсь, она тебе поможет. Мама говорит, что она может оказаться тебе полезной не только в настоящем, но и в прошлом, и в будущем.
Вот собственно и все, что я хотела сказать. Кроме одного, самого для меня важного, того, что я так боялась сказать тебе вслух, и того, что так и осталось в неловкой тишине нашего молчания. Я люблю тебя, Квентин, и буду любить всю жизнь! Я всегда буду ждать тебя, до самой смерти! Помни это. Помни это всегда.
А теперь иди и совершай свои подвиги. И пусть пребудет с тобой Сила и Разум!
Прощай. Твоя Тана».
Квентин долго еще сидел неподвижно, сжимая в руке листочек пожелтевшей от близкого огня бумаги. Словно бы время покинуло его, и он попал в такое место, где не было ничего, кроме глубокой всепоглощающей тишины, похожей на спокойствие застывшей глади зеркального озера. Когда он очнулся, то заметил, что все невыплаканные слезы, которых накопилось с дождевую тучу, оставили его. Лицо было еще мокрым, но сознание очистилось от сковывающего его горестного мрака, и он почувствовал, что тяжкое бремя беды постепенно отпускает его, наполняя легким воздухом грусти.
– Я тоже люблю тебя, Тана, – прошептал Квентин. – И никогда тебя не забуду. – Он посмотрел на ненужный пожелтевший листок и бросил его в огонь.
Спать не хотелось. Он неподвижно сидел у костра, подбрасывая в огонь хворост. Ветер шумел в кронах деревьев, сплетничая с листвою на только им понятном языке. Где-то тяжело вздыхала ночная птица, слышался шепот растущей травы, потрескивали в огне сухие ветки. Ночь выдалась светлой, – большой блин луны висел в безоблачном небе, и Квентин решил пройтись и поискать воду в округе. Он потрепал по загривку дремавшего Гнедко и, прихватив с собой меч Гедара, направился в лес.
Как только он вошел в лес, почти сразу же наткнулся на лесную тропинку или неширокую просеку. В середине лесного коридора в лунном свете блестела влажная жирная трава. Квентин легко ступал по серебристой дорожке, и ноги утопали в высокой траве. Тропинка провела по лесной аллее и вывела на полянку. Деревья здесь стояли одиночными часовыми, расставленными начальником лесной стражи. Принц осторожно ступал по волнам серебристой травы, боясь спугнуть очарование этой ночи и преклоняясь перед творческой силой природы, создавшей мир таким прекрасным.
Круглая луна висела над лесом, и он отчетливо видел на ее лике большие глаза, с укоризной и жалостью взирающие на землю.
Полянка незаметно перешла в болотце, поросшее высокими камышами. Кое-где в мелких лужицах блестела стоячая вода, и Квентин решил поискать источник, из которого питается болотце. Чтобы не угодить в трясину, он стал обходить болото с краю, поближе к деревьям. Лес спал глубоким сном, и только под ногами шуршала трава, да иногда хлюпала болотистая почва. Когда он поравнялся с серединой болота, заметил на другом краю болота необычное голубое сияние. Призрачной россыпью света там перемигивались странные огоньки.
«Что там такое? – подумал Квентин. – Неужто болотные духи вышли на ночную прогулку». Но страшно не было, что-то подсказывало ему, что эти огоньки не опасны, и он двинулся к ним, обходя топкие места.
Сиянием было покрыто все болото. Источник света находился низко, почти у самой земли. Когда он подошел ближе, то разглядел, что светится не земля, а странные пеньки, покрытые шляпками. «Похожи на грибы», – подумал Квентин. Но для грибов они были слишком велики, некоторые доходили ему до колен. Их было великое множество – голубоватых светящихся столбиков, увенчанных темными шляпками. Они покрывали все болото и широким клином углублялись в лес.
Квентин осторожно приблизился к этим странным созданиям. Они не были разбросаны по болоту в беспорядке, как могло бы показаться на первый взгляд, а стояли кружками по нескольку особей. Таких кружков-семеек было очень много. Подойдя вплотную, так, что теперь можно было, протянув руку, пощупать их, Квентин уловил едва заметное движение в кружках этих существ.
Это было удивительно, он и подумать не мог, что грибы способны на какие-то перемещения. Тем не менее, если внимательно присмотреться, было видно, что они медленно и незаметно пытаются перестроиться таким образом, чтобы дать отпор непрошеному чужаку. Маленькие грибки отодвигались на задний план, а вперед выдвигались более рослые и крепкие. Все грибное поле пришло в движение, и Квентин понял, что эти существа охвачены страшной паникой. Ему даже показалось, что он разобрал едва различимый шепот, издаваемый странными созданиями, хотя это вполне мог быть и ветер, шелестящий листвой в кронах деревьев.
Он подошел к большому грибу, который, набычившись и выставив в сторону Квентина острие шляпки, прикрывал отступление своей семейки. Квентин заглянул под морщинистую шляпку и ахнул от изумления: под конусом шляпки скрывалась забавная рожица с кнопкой носа, круглым ртом и темными бусинками глаз. Гриб вспыхнул от негодования и двинулся на Квентина. Его маленький рот кривился в истошном крике, как у младенца, но Квентин разобрал только неясный шум и вибрацию, которые сотрясали тело гриба.
Минуту-другую они стояли друг против друга: склонившийся человек и осерчавший, набыченный гриб. Отваги гриба хватило ненадолго, его глазки испуганно запрыгали вверх-вниз, и он судорожными движениями попытался отодвинуться от Квентина. Тело гриба продолжало гневно содрогаться и пульсировать светом, но было заметно, что эти вспышки даются ему с все большим трудом, а его движения становятся все более вялыми и безжизненными.
Квентин потянулся к грибу. Смешно открывая рот, гриб захлебнулся в немом крике и в отчаянной попытке спастись сделал резкий рывок в сторону, но, не рассчитав силы, повалился на бок, тяжко выворачивая из болотистой почвы свои корни-ножки.
По всему грибному сообществу пробежало волнение, словно что-то всколыхнуло тяжелую болотную трясину. Грибы, отзываясь на беду, случившуюся с их товарищем, отозвались белыми фосфорными вспышками. Упавший гриб лежал на земле, беспомощно шевеля ножками-корневищами. Два тонких отростка по бокам туловища, там, где у людей обычно находятся руки, тщетно пытались опереться о землю. Квентину было смешно и грустно наблюдать за его безуспешными попытками.
Квентин не захотел быть наблюдателем чужого горя: поднял упавший гриб и поставил его на землю, отметив необычную тяжесть и похожие на сердцебиения сокращения влажного грибного тела. Тотчас ножки гриба заползли и крепко сцепились с почвой. Гриб приподнял свою шляпку и изумленно вытаращился на человека черными бусинками глаз.
По всему грибному сообществу прокатилась волна возмущения, и грибы, перемигиваясь разноцветными огоньками, принялись раскачиваться из стороны в сторону. Они явно находились в замешательстве: одни из них продолжали убегать и призывали других яркими вспышками, другие, напротив, замедлили бег и выжидали, что произойдет дальше.
Стоило Квентину немного постоять неподвижно и прислушаться к грибному разговору, как он стал различать в сплошном, как казалось ранее, шуме определенный смысл. Он не мог разобрать ни одного слова, но общий смысл разговора стал доходить до него. Понятия вычленялись из общего шума и сами собой возникали у него в голове. Обмен между грибами происходил с огромной скоростью – одновременно говорили многие сотни голосов. Квентин готов был поручиться, что слышал, как чьи-то пронзительные вопли о спасении сменялись спокойным и взвешенным голосом, уговаривающим всех оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. Вскоре ему показалось, что этот голос (уважаемого степенного джентельмена) принадлежит спасенному им грибу. И этот голос звучал все увереннее, призывая остальных не поддаваться панике и не опасаться пришельца, не сделавшего им пока ничего плохого.
Спасенный гриб изучающе рассматривал Квентина, как какую-нибудь невидаль, и что-то говорил ему. Квентин слышал только булькающие звуки и шорох, издаваемые внутренностями гриба, но в его сознании уже четко вырисовывались слова, которые тот произносил.
Гриб с наивностью ребенка спрашивал Квентина, кто он? Прежде грибы никогда не встречали в лесу существ, подобных Квентину, и, естественно, появление незнакомца вблизи колонии вызвало у них некоторую тревогу. Грибы очень надеются, что чужак не причинит им вреда, поскольку, они оказались совершенно беззащитными перед ним. И хотя в их распоряжении и имеется некое тайное оружие, которое до сих пор помогало им обороняться и выживать в лесу, они пока не собираются применять его к пришельцу. Квентин заметил, что движение в рядах грибов замедлилось, и вспышки света перестали быть такими яркими и интенсивными, как прежде, – грибы постепенно успокаивались.
«Если у них и было какое-то страшное оружие, – подумал Квентин. – Они уже не преминули испытать его на мне, но, судя по всему, оно не подействовало, если, конечно, не учитывать, что меня сумели отравить каким-нибудь медленным грибным ядом».
– Меня зовут Квентин, и я человек, – сказал Квентин. – А вы кто?
Хотя он и произнес эти слова негромким голосом, спасенный им гриб и другие ближние грибы испуганно отпрянули.
– Не надо кричать! – возмущенно прошептал гриб. – Мы не можем переносить твои крики. Ты думай, просто думай то, что хочешь сказать.
«Это что-то новенькое, они не выносят голоса. Видимо, вибрации голоса, даже не громкого, им неприятны: они используют в общении либо тот сверхтихий шепот, что я слышал, либо обмен мыслями. Что ж, в случае чего голос может послужить мне неплохим оружием», – подумал Квентин.
– Меня зовут Мо, – важно отрекомендовался гриб. – Я происхожу из знатного рода старожилов колонии. Мои предки были среди тех, кто, подвергшись Изменению, поселился на этом месте.
Квентин заметил, что грибы не все одинаковые и различаются ростом и формой шляпок. Еще он заметил среди них совсем маленькие грибочки с тонким тельцем и молочно-белой кожицей – это были дети. Наблюдая такое разнообразие грибных видов, можно было предположить, что среди них существуют какие-нибудь сословные или расовые различия, и слова Мо подтвердили это.
Квентину только еще предстояло научиться общению на ментальном уровне, поэтому он постарался оформлять свои мысли в предельно доступных выражениях.
– Я путешествую и собираю крупицы мудрости у самых разных народов, и хотел бы побольше узнать о вашем народе, – старательно, в голове, проговорил он.
– Хотя я и происхожу из древнего и знатного рода, – ответил Мо. – Но тебе лучше поговорить с об этом с Додом, который прекрасно знает историю нашего народа и давно мечтает познакомится с представителями других разумных существ. – И Мо испытующе воззрился на Квентина, словно бы лишний раз убеждая себя, что действительно имеет дело с представителем другого разумного рода. Квентин усмехнулся про себя, но постарался не выдать ни малейших признаков пренебрежения к братьям по разуму.
– Я хочу встретиться с мудрецом Додом. Я всегда рад встрече со знающими и умными людьми, – мысленно произнес Квентин.
– Люди – это такие как ты? – услышал он Мо и порадовался, что его поняли.
– Да, это самая разумная на земле раса. И до встречи с вами я не подозревал, что существуют другие.
Ответа не последовало, но Квентин расслышал его горделивое то ли сопение, то ли мычание. Вероятно, Мо был бесконечно рад услышать, что его народ первый разумный вид, который не является людьми.
– Сейчас я позову мудреца Дода, чтобы он поговорил с тобой, – важно объявил Мо.
Но Квентин, представив, сколько им придется ожидать, пока Дод приблизится на расстояние пригодное для беседы, спросил, не лучше ли будет, ему самому подойти к мудрецу.
Мо задумался, анализируя это предложение. Он думал, как бы Квентину безопасно пройти по поляне среди плотно стоящих грибных семеек с их детьми, чтобы случайно не свалить кого-нибудь и не раздавить.
И в этот момент в голове у Квентина раздался совсем другой, слабо звучащий голос:
– Не надо проталкиваться сквозь толпу, подвергая риску беспомощных и слабых малышей. Дод сам подойдет к вам. Я, конечно, могу разговаривать и на таком расстоянии, но мне очень хочется посмотреть на человека. Если правда то, что мне говорили… – Дод не договорил, и Квентин заметил, как в глубине грибного поля загорелся светло-зеленый огонек и стал достаточно быстро приближаться к ним. И вскоре Квентин заметил, что к ним подкатывается довольно большой шар, мерцающий зеленым светом. Дод катился быстро, с изяществом лавируя между семейками застывших в растерянности грибов, и они уступали ему дорогу. Минут через десять, что по меркам грибных скоростей не так уж и плохо, Дод подкатился к Квентину и Мо. По тяжко вздымающимся и опускающимся круглым бокам Дода, Квентин понял, что это переход дался ему нелегко. Большой шар, покрытый морщинистой кожицей и приплюснутой, чтобы лучше кататься по земле, шляпкой, стоял рядом с Квентином и, тяжело отдуваясь, собирался с мыслями. Квентин подумал, что почтенному Доду не следовало так торопиться и изнурять себя тяжелым переходом, что он, Квентин, все равно бы никуда не делся и дождался бы мудрого Дода.
Дод, пока еще не в силах что-либо произнести, уловил мысли Квентина и согласно кивнул верхней частью шаровидного туловища, которое, если присмотреться, почти полностью вмещало в себя голову, увенчанную плоской шляпкой.
Наконец Дод успокоился настолько, что смог связно мыслить, и восхищенно выдохнул:
– Вот, значит, какой человек! – при этом он так высоко задрал голову, что Квентин подумал, если у него и не свалится голова, то шляпа слетит точно.
– С детских лет во мне жила надежда увидеть настоящего человека, – задыхался Дод. – Но наш лес настолько далек от мира людей, что на протяжении долгих веков ни один человек не забредал сюда. И лишь отдаленные, смутные обрывки чьих-то мыслей долетали до меня, но сами их носители находились так далеко, что я и не надеялся когда-нибудь увидеть их. И вот наконец встреча с настоящим человеком! Теперь, согласно заветам предков, я должен буду открыть вам, молодой человек, самый большой наш секрет, нашу самую заветную тайну, сберегаемую и хранимую не одним поколением грибов, – торжественно объявил Дод.
Квентин, хотя еще и не научился как следует читать грибные мысли, все же уловил, как подобралось и насторожилось грибное племя, – их предводитель говорил важные и судьбоносные вещи.
Дод же от осознания важности возложенной на него миссии надувался, как воздушный шар, и стал почти одного роста с Квентином. Теперь Квентин хорошо видел его круглое лицо с черными бусинками глаз и слегка голубой в лунном свете кожей. Нос Дода торчал сливой, а его рот, кружком с серебряную монету, казался постоянно открытым. Ручек-стебельков и ножек-корней, как у Мо, у Дода не было, но в любой точке своего тела он мог выбрасывать наросты, которые в зависимости от потребностей принимали нужные формы.
– Друзья мои! – Дод обращался ко всем своим соплеменникам. – Сегодня у нас знаменательный день. Мы видим перед собой настоящего человека – носителя первичного разума. Первую разумную форму жизни на нашей Земле. Можно сказать, нашего прародителя, – Дод сделал выжидающую паузу.
И вслед за этим поднялся такой шум возмущенных мыслей, что Квентин ничего в нем не мог разобрать. Все кричали одновременно. Интонации голосов были от предельно возмущенных до восторженно торжествующих.
– Да, нашего прародителя! – твердо осадил толпу Дод. – Это являлось самым большим секретом и главным достоянием нашего ордена хранителей. Мы бережно, в течение сотен лет, предавали из поколения в поколение эти знания, и одновременно наблюдали перемены происходящие с нашим народом. Вы ведь знаете, что ваши деды были не похожи на вас, а их прадеды также не походили на них, как ваши внуки не похожи на ваших отцов. Мы все время меняемся, но правда состоит в том, что в глубоком прошлом мы были людьми. Такими же как он! – Дод выбросил из своего тела отросток и ткнул в сторону Квентина.
– Взгляните, друзья мои, на этого человека. У него почти такие же внутренние органы, как у нас. У него есть сердце, он дышит воздухом так же, как мы. Быть может, только мозг у него, вследствие ограниченного пространства черепной коробки, меньше нашего, но он мыслит так же, как мы. Но это еще не самое главное, самое главное в том, что сказано об этом в рукописи Начал.
Так вот, в рукописи Начал сказано, что первая мыслящая форма была одна, затем произошло разделение на три, они измененились и из каждой стало много. Мы много дискутировали в нашем ордене о значении этих слов, но только теперь, когда я воочию увидел настоящего человека, на меня снизошло озарение. Я лицезрел истину, друзья мои, и мне стало понятно: мы тоже когда-то были людьми, такими же людьми, как и этот человек, стоящий сейчас перед вами. Это было многие сотни, а, может быть, тысячи лет назад до того, как произошло Изменение. Начала говорят: Изменение произошло по воле одной из трех разумных рас. Какая-то часть людей изменилась и перестала быть людьми. И мы стали тем, кем мы есть. Но в отличие от других лесных жителей мы сохранили разум и волю. Изменения продолжаются, и с каждым новым поколением мы все более и более утрачиваем черты присущие людям.
С какой целью идет Изменение, по какому пути, и что является его первопричиной, я не мог понять долгое время. Мы жили, растили детей и совершенствовали свои способности, а все это время, из поколения в поколение, происходили изменения, отдаляя нас от первоначального облика прародителей. Мы научились управлять своим сознанием и обрели удивительные способности мышления, но в то же время, благодаря утрате защитных свойств и подвижности, присущих всему живому, мы стали легкой добычей паразитов.
Что помогало нам выживать все эти годы? Только сложение тысяч наших разумов в один и объединение всех наших сил в единую непобедимую волю. Только задумайтесь, что было бы, если бы этого не было! Мы давно были бы уничтожены ужасными червями, стремящимися превратить нас в питательную среду для выращивания своего потомства. Но только благодаря тому, что мы когда-то были людьми и властелинами этого мира, мы не сдались и выжили.
И вот теперь, друзья мои, когда настал час истины, я заявляю: Изменение пришло не само по себе, оно стало результатом борьбы разумных рас между собой. Кому-то, чья злая воля стоит за всем этим процессом, хочется лишь одного: превратить людей в некое подобие растений, в пищу для взращиваемых им омерзительных тварей. Теперь, когда передо мной стоит настоящий человек, я отчетливо осознаю это, и Древние источники служат подтверждением моим мыслям. Но, к сожалению, друзья мои, процесс продолжается, и мне неизвестно, как долго с помощью Силы Единой Мысли мы сможем противостоять набегам паразитов. Тот, кто стоит за всем этим процессом, не успокоится, пока не довершит свое черное дело.
Я вижу, наступит день, пусть не завтра и даже не послезавтра, когда наши дети или внуки не смогут больше сопротивляться набегам паразитов, и тогда с нашим народом будет покончено. Мы превратимся в питательное желе из мозгов, очень полезное для поганых тварей. Чтобы победить зло, нам нужен могущественный и верный союзник. И таким союзником в борьбе за наше общее существование может быть только человек. Значит, мы должны открыться нашему гостю – человеку, открыть ему все наши тайные знания и умения, что мы вынашивали долгие годы и получить в его лице надежного друга и защитника. Мы всегда должны помнить, что были людьми, и что нас сделало грибами. И мы никогда не должны забывать о том, что у нас не только общий предок, но и враг тоже общий.
Дод умолк, отдуваясь. На поляне воцарилась полная тишина. Квентин, находясь на ментальном уровне сознания, не слышал больше ни звуков ночного леса, ни движения воздуха, ни испуганных криков ночных птиц. Только ощущение близости к некому источнику высокой энергии, жерновами перемалывающему его мысли, охватило Квентина. Молчали все, и это молчание было настолько наполнено энергией, что, пронизывая каждую клеточку тела, заставляло разум человека сливаться с единым мыслительным огранизмом всего грибного сообщества.