Текст книги "Звездное братство"

Автор книги: Игорь Воронкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Игорь Воронкин
Звездное братство

Посвящаю моему сыну Ванюшке, который успел пока сделать только то, что родился.

«Я зачастую не знал, почему в данную минуту поступаю именно так, никаких видимых причин для этого не было, скорее наоборот, мои решения не представлялись в то время мне наиболее удачными, но много позже я неизменно убеждался в их правильности.

И из этого я сделал вывод: настоящее понятно, доступно и определено будущим».

Из книги Миракла «Власть Слова».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ

Глава 1. Беглый монах

Солнце только-только начинало подниматься над сводчатыми башнями замка и над темным лесом, окрашивая верхушки сосен в изумрудный цвет, а Квентин, молодой принц Монтании, был уже на ногах. Принц любил вставать рано, чтобы не пропустить это волнующее представление – восход солнца. По ступеням главной башни он взбегал на самый верх, на ходу успевая щелкнуть по железному, закованному в латы, животу начальника королевской стражи толстяка Говарда.

– Привет, толстяк!

– С добрым утром, Ваше Высочество!

С высоты главной башни было видно далеко вокруг. Крестьянские поля разноцветными заплатками уходили вдаль, к Темному лесу, с юга подступающему к королевству. С севера владения Монтании были ограничены высокими горами, верхушки которых в лучах восходящего солнца серебрились хрустальными шапками льда и снега. Как мечтал Квентин взойти на эти горы и заглянуть, что там за ними! К западу от ворот замка стремилась дорога, вымощенная красным камнем и уже за ближайшим поворотом переходящая в пыльный проселочный тракт. Если ехать по этой дороге достаточно долго, день или два, то упрешься в бухту Золотой Рог – наши ворота в море, как любил говаривать отец Квентина, король Роланд. С востока королевство было окружено темными лесами, где водились страшные звери, о которых часами могли рассказывать всякие байки отважные охотники Монтании. Там же на востоке были дикие земли, заселенные варварами,

– людьми, прозванными так за непонятные наречия, на которых они говорили.

Принцу Квентину шел семнадцатый год, и он уже почти справлялся с большим отцовским луком, который и из рыцарей-то мало кто мог натянуть. «Еще два года, – смеялся отец, – и станешь лучшим стрелком в королевстве». А еще любил Квентин оседлать Орлика, гнедого жеребца, и мчаться во весь дух по Западной дороге, слушая перезвон подков своего скакуна.

Миновала тяжелая зима. Снега было так много, что многие крестьянские избушки замело с крышей, а вечерами в каминных трубах раздавались такие страшные завывания, что казалось, злой ведьме Трухильде насыпали на хвост щепоть соли. В эти долгие зимние вечера дворовая челядь любила собираться на кухне. Здесь, в небольшом помещении с высоким закопченным потолком, весело играл огонь в большой печи, и слуги, рассевшись вдоль длинного стола, любили рассказывать различные небылицы. Пропустив пару-другую стаканчиков эля, Теодор, королевский шеф-повар, мужчина недостаточно крупный, чтобы перегородить городские ворота, но достаточно большой, чтобы уронить под собой среднюю крестьянскую лошадку, любил рассказывать разные небылицы, которых он немало поднакопил за годы странствий в варварских краях. В этих историях было место и вымыслу, и правде. Россказни о ведьмах и троллях причудливо переплетались с легендами о подвигах знаменитых рыцарей, а сказки о злых колдунах и драконах с рассказами о знаменитых битвах, произошедших в старину на землях Серединного мира. Квентин любил просиживать здесь долгими зимними вечерами, с замиранием сердца слушая, как вой ветра в трубах перекликается с голосами призраков из баек Теодора. А когда в огне громко трескалось какое-нибудь полено, то тут вздрагивали уже все, от мала до велика.

С наступление зимы жизнь в королевстве замирала, редкий путник мог пробиться сюда сквозь снежные заносы, чтобы донести до короля добрую или дурную весть. Поэтому зимой никто не опасался ни козней врагов, ни какой другой напасти, исходящей от людей. Только природа добавляла людям волнений в это трудное для них время. Устланная снежными коврами земля спала, но у людей, вынужденных поддерживать жизнь свою и своих животных, забот не убавлялось. Время в эти дни тянулось долго и скучно, развлечений почти не было, разве что побарахтаться в сугробах с товарищами, да угостить снежком какую-нибудь крепкую краснощекую девку из деревни.

Но вот наступила весна. Такого обильного снеготаяния как в этот год еще не было. Отец Квентина Роланд Храбрый велел крестьянам свозить снег в ров, окружающий замок, и к концу марта ров уже почти до краев был заполнен водой. Вслед за этим быстро отремонтировали подъемный мост, который не поднимали уже лет десять. Хотя разговоров про все это велось много, но Квентин никак не мог понять, действительно ли это укрепление замка диктовалось необходимостью, или это были просто превентивные меры безопасности обычные в любом государстве. Вот уже лет сто Монтания не воевала и не имела даже потенциальных врагов, настолько был крепок мир, установившийся после войн Великих королей. И о битвах и сражениях упоминали лишь летописи давно минувших лет, которые Квентин находил в отцовской библиотеке.

Последняя война случилась задолго до рождения Квентина, когда на все королевства Серединного мира налетел, как ураган, злой и жестокий король Амагельдум. Его легкая варварская конница смерчем пронеслась по городам и деревням Серединного мира, убивая и уводя в плен людей, грабя города и разоряя храмы, а Великие короли Серединного мира никак не могли договориться между собой и дать отпор неприятелю. И только когда Амагельдум дошел до Северных морей, он был наголову разбит армией Священного престола.

Многие короли, предки Квентина, собирали книги по всему миру, и в результате в замке собралась очень богатая библиотека. Квентин, когда был еще совсем маленьким, затаив дыхание, проходил вдоль этих высоких стеллажей, до самого потолка заставленных книгами. Книги были всех времен и народов. Здесь было даже целое собрание пергаментных свитков, лежащих круглыми рулончиками в плотно закрытом шкафу, предохраняющем их от пыли и света. Брать эти свитки можно было только с разрешения самого короля Роланда. Книги всегда притягивали Квентина, он рано выучился читать и притом не только на родном языке, но и на древнем анге. Вечерами, когда в замке жизнь замирала, он приходил сюда в библиотеку, зажигал свечи в старинном заморском канделябре, брал книгу и погружался в иной мир, где было место подвигам, любви и тайнам. Но особенно влекли его книги по истории. Древний мир был загадочным и таинственным. Каких только чудес не было в прошлом. Им не было даже названий в современном языке, и поэтому принц Квентин с удовольствием заучивал слова, пришедшие из прошлого. Смысл древних вещей был утрачен, и поэтому многое воспринималось либо как чудо, либо как выдумки. Люди давно забыли, как летать по воздуху, плавать под водой или подниматься к звездам в странных металлических кораблях. Все это воспринималось как легенды, а в некоторых королевствах, где у власти находились слишком уж фанатичные приверженцы Священного престола, даже за простой пересказ подобных фантазий можно было подвергнуться жестокому наказанию. Но Квентин мог гордиться отцом, он знал, что тот всегда противостоял и будет противостоять мракобесию невежд, прикрывающихся священной сутаной.

Иногда он доставал самую старую книгу в их библиотеке. Это был потрепанный фолиант в коричневом твердом переплете с золотым тиснением. Страницы этой книги были изготовлены из гладкой белой бумаги, немного тронутой желтизной от времени, но такую бумагу в Серединном мире так никто и не научился делать. В книге были собраны описания древних устройств, их чертежи и формулы, которых не понимал никто. Да и отец говорил, что лучше не забивать себе голову премудростью Древних, пользы от этого ни на грош, а врагов нажить ничего не стоит. Поэтому в библиотеку, кроме него самого, Квентина и королевы практически никто не мог попасть. Время было смутное, тучи, рассеявшиеся после Великой войны, как поговаривали, снова стали собираться над Серединным миром. Квентину, правда, не приходили в голову подобные мысли, да и как они могли прийти ему в голову, если рассветы были по-прежнему ярки, а закаты красивы, и если захватывало дух от скорости, мчавшегося во весь дух Орлика. Нет, Квентин не хотел, чтобы что-нибудь случилось с его миром, настолько он был прекрасен: с его темными дремучими лесами, просторными полями и дивной чистоты горными реками и водопадами. А все эти драконы, чудовища, злые колдуны и призраки пусть бы лучше они оставались в своих сказках, которые так интересно рассказывать долгими зимними вечерами. А еще Квентин любил загадки, и они ему попадались почти повсюду, или же сами собой всплывали у него в голове, как, он и сам не мог понять. Но самой большой загадкой для него были люди.

* * *

Первый раз Джордана он увидел в начале осени, когда начали убирать и свозить с полей урожай. Принц, раскрасневшийся от скачек на перегонки с другими парнями, въехал во двор замка и увидел, что его отец разговаривает со странным человеком, одетым в черную одежду монаха. Несмотря на все еще стоящую жару, капюшон сутаны был низко надвинут на голову этого человека, и, единственное, чем он запомнился Квентину в тот вечер, это быстрым взглядом темно-карих глаз, который он метнул на принца.

Вечером Квентин спросил у отца, кто этот человек. Роланд ответил, что это беглый монах, его зовут Джордан, и он попросил убежища в замке в обмен на некую работу, результаты которой непременно заинтересуют короля. Квентин не стал утомлять отца расспросами в тот вечер, зная, как отец щепетилен в вопросах, касающихся чужих тайн, полагая, что со временем и сам разберется во всем этом. Тогда он и предположить не мог, что времени отпущено ему совсем немного. Позднее он заметил, что отец и Джордан подолгу беседуют, уединившись в небольшом уютном кабинете отца, где под обычными панелями из мореного дуба проложены звуконепроницаемые войлочные плиты.

Джордан за все время пребывания в замке так и не сменил монашескую рясу на другую одежду. За столом, где обедала вся прислуга, он держался особняком, редко с кем перебрасываясь парой слов. Все время он проводил в своей комнатке-келье на нижних уровнях главной башни, почти в подвале, в котором располагались хранилища припасов и различные служебные помещения, включая небольшую замковую тюрьму. Здесь на нижних уровнях замка находился пост стражи, который большую часть времени за неимением узников охранял самого себя. И самым страшным наказанием для дворцовой стражи было назначение на этот пост в подвале, где все освещенное пространство сводилось в маленький кружок света от фонаря над столом, а вода, капающая с потолка мерными каплями, была способна свести с ума кого угодно. Кроме того, постоянная сырость, затхлый воздух и появляющиеся время от времени призраки времен мрачной эпохи короля Амагельдума довершали картину и без того разыгравшегося воображения.

Квентин не раз заводил с отцом разговор о Джордане, но всякий раз отец отвечал односложно и как-то раздумчиво, словно разговаривая с сыном находился в где-то далеко. И Квентин почти отступился, пока ему самому не представилась счастливая возможность поближе познакомиться с Джорданом.

Королева-мать Аманда происходила из знатного королевского рода Грифонов, королей Островного королевства. После последней кровопролитной войны, люди как-то осознали свое единство, то, что все они люди, и делить им нечего, поэтому многие королевские роды Серединного мира решили породниться. Квентин всегда считал, что у него замечательные родители. Отец был образцом мудрости, смелости и отваги, ему завидовали и признавали его силу короли многих государств. И Квентин замечал, как менялись лица людей, когда они видели его мать: их лица словно бы светлели изнутри, и непроизвольная мягкая улыбка трогала даже самые непреклонные и суровые лица. Даже в свои тридцать шесть лет Аманда была стройна и высока гордой статью настоящей богини. Светлые пышные кудри обрамляли точеные черты ее лица, а ее глаза, словно два сияющих камня цвета морской волны, добрым светом одаривали безраздельно всех. Улыбка ее чувственных губ цвета яркого коралла прекрасно гармонировала с излучающим тепло взглядом. И когда она проходила по тесным коридорам замка, Квентин, да и не только он один, замечал исходящий от нее аромат свежести морского прибоя. Нечего и говорить, как Аманда была прелестна в свои восемнадцать, когда только ступила на землю древнего королевства Монтании.

Вот только зимой, когда снег засыпал всю землю от края до края, королева Аманда чувствовала себя плохо. Она ведь была из теплых стран, где люди и не подозревали, что есть снег, и представить себе не могли зимнюю стужу с воющими по-волчьи ветрами. Зимой Аманда часто болела и обычно не выходила на приемы, даже если они и случались в это время. Она впадала в тяжелую депрессию, целые дни проводила перед камином, слушая, как с веселым треском пылают в огне поленья, и занималась рукоделием.

И вот однажды в один из таких пасмурных зимних дней королева шла длинным коридором главного корпуса замка, когда ей навстречу попался Джордан. Он уже было посторонился, чтобы дать королеве пройти, а она уже улыбнулась ему одной из своих милых извинительных улыбок, когда Джордан поднял глаза и посмотрел ей в лицо. Королева раньше не обрашала внимания на беглого монаха, скрывающего свое лицо под капюшоном сутаны, но сейчас представился случай поближе рассмотреть его. Лицо у Джордана было бледное, обрамленное светло-каштановой мягкой бородкой, клинышком продолжающей линию подбородка. Но взгляд его темно-карих глаз был способен в случае нужды остановить и мчащуюся галопом лошадь. Вот и сейчас королеве достался такой взгляд. Улыбка начала медленно покидать уголки ее рта, когда Джордан, слегка опустил взгляд, сказал:

– С моей стороны было бы непростительной дерзостью, – начал он, теперь уже наклонив голову и не глядя королеве в лицо, – обращаться к Вам, всемилостивейшая королева Аманда, но, видя Ваши страдания в это нелегкое зимнее время, – он снова поднял взгляд на королеву, но теперь в нем уже не было той напористой силы, что раньше, а наоборот, светилась мягкая понимающая улыбка. – Я набрался смелости предложить Вам волшебный эликсир здоровья, который стал мне известен в результате долгих странствий по миру. Этот эликсир чудесным образом снимает всякую усталость, разгоняет кровь и не оставляет места унынию в сердце.

– Надеюсь, Вы не пытаетесь соблазнить меня просто бокалом хорошего вина, исходя из вашего описания, – улыбка тронула бледное лицо королевы.

– Если это можно назвать вином, Ваше Величество, то оно драгоценно как сама жизнь. Рецепт этого снадобья пронесен сквозь века с Древних времен, и его состав составляет величайшую тайну.

Королева улыбнулась ему более милостиво. Она чуть склонила голову так, что светлые кудри, опустившись, приоткрыли часть бледной щеки. Джордан улыбнулся уже смелее.

– Хорошо, я жду Вас у себя в покоях через два часа, – королева осторожно протиснулась между стеной и Джорданом и продолжила путь по узкому коридору, освещенному факелами подвесных канделябров.

Джордан появился в покоях королевы с медальоном в форме серебряной рыбы. Вид у Джордана был весьма значительный: в одной руке он держал фонарь с цветными стеклами, а в другой толстую потрепанную книгу и своей непреклонной решимостью напоминал апостола Господа Бога, несущего значение Слова язычникам. Королева сидела у камина в кресле с высокой спинкой. Джордан быстро подошел и пододвинул к ней маленький столик. После этого плотно задвинул шторы на окнах, и в комнате сразу же установился полумрак. Джордан положил на столик толстую книгу, зажег от лучины фонарь, и по стенам побежали разноцветные блики. Фонарь нагревался, мелькание бликов ускорялось, пока не превратилось в причудливый хоровод волшебных цветов, образов и форм, сменяющих друг друга как в калейдоскопе. Аманда зачаровано, по-детски, смотрела на это чудесное представление. Тем временем Джордан зажег две свечи на маленьком столике и, открыв книгу на нужном месте, стал читать вслух. Книга была написана на одном из древних языков, и королева ничего не понимала. Однако ритм проплывающих образов и монотонная речь Джордана подействовали на нее усыпляюще, и через некоторое время она почувствовала, что не может дальше сопротивляться чувству сонливости.

Пляшущие огоньки превратились в забавные разноцветные фигурки животных, драконов, демонов, троллей, – и весь этот бесконечный хоровод сказочных существ отплясывал вокруг королевы. Призрачные образы, сотканные из света и тени, приобрели цвет, форму и непостижимым образом ожили, двигаясь совершенно естественно и свободно в пространстве комнаты. То ли разыгравшееся воображение, то ли колдовство оживляло их, но фигурки становились все объемнее, рельефнее, а их краски насыщенней. Аманда воспринимала все это в полудреме, но от этого ее чувства не притупились, а наоборот, все происходящее казалось значительно ярче и красивее, чем в действительности. Видения сменяли друг друга и, ей казалось, она то пробирается к затерянному среди джунглей белому городу, а рядом сверкает миллионами радужных брызг водопад, то парит в воздухе над чудесной страной с причудливыми дворцами и храмами, то вдруг оказывается в море у берегов своей родины, то в освещенном солнцем летнем лесу, наполненном щебетанием и пением птиц, то высоко в горах, где сердце замирает от величественной красоты и недоступности снежных вершин.

Джордан продолжал читать монотонным голосом, не обращая внимания на окружающее и не поднимая глаз от книги. Королева же все неслась в вихре иллюзий, потеряв чувство времени, пока длинные холодные пальцы Джордана не коснулись ее лба. Он наклонился над ней и, сняв с шеи медальон-рыбку, поднес его к губам королевы. Аманда уловила тончайший запах, исходящий из флакона,

– пахло свежестью морозного утра, морским прибоем и мятой.

– Всего две капли, моя королева, – Джордан чуть наклонил рыбку, из ее раскрытого рта вытекло несколько капелек темной маслянистой жидкости и коснулось губ королевы. Аманда непроизвольно слизнула их языком. На мгновение ей показалось, как внутри нее вспыхнули миллионы звезд, а тысячи мягких и нежных рук подхватили ее и бережно понесли по воздуху. Джордан придержал ей голову, чтобы она не стукнулась о высокую дубовую спинку кресла.

– Теперь спите, моя королева. Спать Вы будете часа три, а когда проснетесь, почувствуете себя другим человеком, – и Джордан улыбнулся чуть различимой улыбкой, обращенной прежде всего самому себе. Он потушил свечи, открыл шторы, задул фонарь, и, прихватив с собой книгу, тихо покинул королевские покои.

Аманда спала долго, и снились ей такие странные вещи, о которых она потом никому не рассказывала. Пробудившись, она никак не могла взять в толк, кто она, и где находится. Постепенно ее сознание прояснилось, и она поняла, что соприкоснулась с такими вещами, которые раньше ее совершенно не трогали, либо казались совершенно непостижимыми. Но самое интересное состояло в том, что она действительно почувствовала себя новым человеком. Той зимней депрессии, в которой она пребывала последнее время, как не бывало. Ее кровообращение значительно улучшилось, вернувшийся румянец вновь украсил ее щечки, и ей стало по-настоящему интересно жить. «Как много вещей на свете, о которых мы ничего не знаем, и как мир велик и интересен», – думала она, и от этого ей становилось легко и спокойно. Она, полностью приняв происшедшие в ней перемены, поспешила в клетушку Джордана.

– Скажите, сэр, чем я могу выразить Вам свою признательность? То чудесное самочувствие, которым Вы меня одарили, несомненно, дороже любого предложенного Вам вознаграждения, но все же?

Джордан сидел в своей убогой келье на цокольном этаже, где давала о себе знать подвальная сырость. Из мебели, кроме грубо сколоченной кровати, покрытой тюфяком из соломы, стоял стол, занимающий полкомнаты, пара колченогих табуреток и небольшой шкаф с различными астрономическими и алхимическими, как показалось королеве, инструментами.

Джордан поднялся со стула, как и положено в присутствии королевы, и застыл в растерянности, склонив голову.

– Ну же, милый друг, не стесняйтесь. Сегодня же Вы переедите на верхние этажи из этого подвала. Я велю заплатить Вам сорок золотых, и мы с мужем приглашаем Вас на обед, который состоится в Вашу честь.

– Ваше Величество, я даже не знаю, как выразить Вам мою благодарность и признательность. Вы так добры ко мне. Вместе с тем, я простой странствующий ученый, идущий по земле, чтобы приносить облегчение людям. Я полностью отдаю себя науке, и большего, чем постижение высшей мудрости, мне не надо.

– Отчего же тогда Вы попросили убежища в наших стенах?

– Эпохи сменяют друг друга, Ваше Величество, и на смену эре всеобщего добра и справедливости приходит эпоха зла и невежества. Мы с вами живем в трудное время. Древняя эпоха канула в лету, унеся с собой многие тайны. Затем наступила эпоха Всемилостивейших королей, которая закончилась Великой войной, а сейчас мы живем в период безвременья перед новым великим противостоянием. Черты новой эпохи уже ясно можно различить на лице времени. Смею Вас уверить, грядущая эпоха будет эпохой такого зла и потрясений, по сравнению с которыми Великая война покажется не более как детской забавой, – его голос звучал тихо и печально, но вместе с тем отчетливо и внятно, как у человека, ясно сознающего свою правоту. – Люди не понимают многого. Вспомните, как до Великой войны процветал этот мир, пока невежды и церковь, извратившая смысл древних обрядов, не воспользовались простодушием королей и не обманули их.

По телу Аманды пробежал нехороший холодок. Их королевство, конечно, не самое слабое, но если кто-нибудь из владык-соседей пронюхает о том, что они приютили у себя беглого монаха-еретика, и донесет Верховному Жрецу Конаху, у Монтании могут возникнуть далеко не маленькие проблемы. И еще она ощутила легкий укол стыда, как будто впервые узнала о вещах вполне естественных, но, вместе с тем, считающихся непристойными. Король Роланд никогда не унижался перед Верховным Жрецом, а его отец Рогмунд даже открыто выступил на одном из соборов против Верховного Жреца по вопросам веры, чем навлек на себя клеймо еретика и немилость до конца дней своих. И даже она, королева Аманда, чувствовала усиление церкви Священного престола и особенно ее высшей иерархии. Верховный Жрец постепенно забирал себе все больше власти, и некогда могущественные монархи, чьи отцы еще могли поспорить с Верховным Жрецом наравных, все более становились от него зависимыми, приобретая права вассалов. Сколько лет было Жрецу, не знал никто, самые осторожные исследователи утверждали, что не менее трехсот, и уже одно это внушало раболепный трепет. Но с течением времени его мощь не ослабевала, наоборот, с каждым днем он становился сильнее. Одним росчерком пера он мог предать анафеме любого из монархов, и тогда подданные должны были восстать против проклятого короля и расправиться с ним. Верховный Жрец требовал от монархов, чтобы они обращали в истинную веру все большее количество людей и присылали ему свидетельства такого обращения. Свидетельством чаще всего выступал клочок волос, срезанный у вновь обращенного, и зачастую на север шли караваны, груженные пакетиками с волосами, ногтями, зубами новых адептов веры – все эти свидетельства обращения назывались первой жертвой.

«Действительно, эпоха Великих Королей закончилась, – думала Аманда. – Какие уж это нынче короли, если они дрожат по ночам от возможных доносов своих слуг и вассалов».

В Монтании было относительно спокойно. Возможно, это объяснялось тем, что король Роланд, пользуясь удаленностью Монтании, старался не особенно часто напоминать о своем существовании Священному престолу и, будучи королем справедливым, не давать подданным повода для жалоб на него, а может быть, тем, что Верховный Жрец еще не собрался с силами, чтобы расправиться с Роландом Храбрым.

Королеве не хотелось углубляться в эту тему, и она еще раз спросила, чем она может быть полезна Джордану. Джордан посмотрел ей в глаза, и она поняла силу этого взгляда – не так-то просто сломить этого человека.

– Я хочу ознакомиться с библиотекой короля Роланда, как говорят, самой лучшей в Серединном мире, – ответил он прямо.

Аманда знала, что Роланд никому, кроме нее и Квентина, не разрешает пользоваться библиотекой, но все-таки пообещала, что Джордан сможет работать в библиотеке.

В тот же день состоялся обед в честь Джордана, и Квентин впервые в непосредственной близости смог разглядеть таинственного монаха. На голове Джордана был надет золотой ободок, который, стянув кудрявые каштановые волосы, открыл его высокий прямой лоб. Лицо у него было бледное, но с живыми проницательными глазами, которые словно бы лучились изнутри золотым светом. Широкие рукава его сутаны открывали почти до локтей белые руки с длинными тонкими пальцами. Квентин, наблюдая за его руками, отметил удивительную подвижность и гибкость его пальцев. И еще, лицо Джордана чудесным образом помолодело и совершенно не походило на то усталое лицо скитальца, когда Квентин впервые увидел его осенью.

Король Роланд сидел во главе стола. Его пышная борода была аккуратно расчесана, а шею украшала массивная золотая цепь с гербом Монтании. Пара выпитых кубков вина уже запылала на щеках короля веселым румянцем. По всему чувствовалось, что Роланд в прекрасном настроении. Аманда сидела по правую руку короля, Квентин по левую. На Аманде было ее любимое бирюзовое платье с белыми атласными вставками и ожерелье из жемчуга. Квентин был одет в темно-коричневый с пышными белыми кружевами костюм инфанта.

Свечи в гостиной горели тысячами маленьких солнц: они стояли на столе в старинных канделябрах, были во множестве развешаны в светильниках по стенам комнаты, весело играли хрустальными огоньками в огромной люстре, свешивающейся с потолка. В большом отделанном мрамором камине весело трещал огонь. Слуги, видя доброе расположение короля, старались во всю угодить своим хозяевам. Праздничная атмосфера поддерживалась веселыми, может, чуточку грубоватыми шутками Роланда. Квентин заметил, как преобразилась его мать. Румянец пылал на ее щеках, глаза блестели, и смеялась она, как прежде, звонким колокольчиком. Аманда ожила, была полна сил и радости, несмотря на бескрайние снега, покрывавшие землю, и пронзительное волчье завывание за метели окном.

Джордан тоже повеселел: розовые сполохи на его щеках скрасили постоянную бледность монаха-отшельника. После долгого скитальческого поста он уписывал угощения за обе щеки и весело смеялся шуткам короля, запивая их лучшим вином, привезенным из-за моря, с родины Аманды.

Квентин посмотрел на отца, он вообще в последнее время редко видел его, а таким веселым, как в этот вечер, и того реже. Отец стал часто уезжать из замка и отсутствовал, случалось, по нескольку дней. Приезжал уставший, с темными кругами под глазами от недосыпания. Аманда сначала не очень хорошо переносила его отлучки, но потом, судя по всему, между ними произошел какой-то разговор, и королева успокоилась. Но с принцем никто об этом, разумеется, не разговаривал. И от этого он испытывал некоторую напряженность в отношениях с родителями. Он чувствовал, что от него старательно что-то скрывают, что-то такое, неприятное, что было разлито в воздухе в эти последние месяцы.

– Мы рады оказать помощь и гостеприимство любому путнику, но мы ведь ничего не знаем о вас, Джордан, – сказала королева Аманда.

Джордан понял, что пришла пора рассказать о себе людям, которые с риском для себя приютили его.

Он помолчал, собираясь с мыслями, и начал рассказ:

– Я родился далеко от этих мест, на юге. В то время туда еще не дотянулась жестокая рука Верховного Жреца Конаха, и были сильны обычаи прежней жизни. Там даже после Великой войны сохранились вольные города и общины свободных поселенцев, а влияние церкви Священного престола не было особенно заметно, и многие люди продолжали поклоняться Древнему Богу. Мир в то время был совсем иным: простым, красивым и дружелюбным. Все это мне вспоминается сейчас, как протяжная горская песня под волынку или детские слезы облегчения – и сладко, и горестно.

Мой отец был плотником, а мать пекла хлеб. Но по слухам в наших жилах текла благородная кровь, во всяком случае, отец никогда не оспаривал этого. В семье, кроме меня, было еще двое детей, и отец всю жизнь старался, чтобы мы увидели лучшую жизнь и вырвались из круга нищеты и постоянных лишений.

Когда мне исполнилось восемь лет, отец посадил меня на телегу и отвез в школу при монастыре за двести с лишним миль от дома. С тех пор для меня началась жизнь монашеского затворника, полностью подчиненная служению Священному престолу.

Однако двадцать лет монастырской жизни и церковного обучения не прошли даром. Я хорошо изучил Книгу и с достоинством мог поддержать диспут на любую религиозную тему, а также неплохо овладел предметом, который в церковной системе обучения называется натурфилософией. За успехи в учебе меня удостоили второй степени посвящения и приняли в Орден Дракона. Это самая закрытая организация в церкви, и отбор в нее производится при непосредственном участии Его Святейшества.

С удвоенной силой я продолжал постигать науки. И вскоре меня допустили к тайным хранилищам Священного престола, где содержаться запрещенные вещи Древнего мира. Каких только чудес там нет! Мне многое открылось тогда, и среди Древних раритетов я нашел один любопытный прибор, – Джордан задумчиво поглядел на свой бокал, в хрустальных гранях которого играли огоньки света.

– Я стал изучать этот прибор, тщательно скрывая от братьев мое пристрастие к Древней науке. И мое любопытство было вознаграждено. В один прекрасный миг чудесное озарение снизошло на меня, и понял я: наш мир не единственный! Существует огромное множество других не менее прекрасных миров!

Как узнал настоятель монастыря о моем увлечении – неизвестно, но однажды я обнаружил, что за мной следят. Мне пришлось еще тщательнее скрывать мои исследования, но в марте прошлого года один тайный друг передал мне, что меня готовятся обвинить в связи с дьяволом и предать церковному суду. Что это означает, думаю, вам объяснять не надо…

Дальше оставаться в монастыре было опасно, и я бежал, прихватив с собой это замечательное устройство. – Джордан обвел взглядом своих слушателей, все молчали, внимательно его слушая. – Пришлось долго скитаться. Неоднократно преследователи выходили на мой след, но мне всегда удавалось уходить. Так и продолжалось до тех пор, пока я не попал в Монтанию… – Джордан улыбнулся. – А дальше вы знаете.