Текст книги "Luftwaffe-льники"

Автор книги: Игорь Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

И то, что он бежал почти босиком, то есть в носках, а его новенькие кроссовки «Адидас» остались стоять в прихожей у гостеприимной и красивой любительницы плюшевых собак, Плуг понял только у себя дома.

33. Тотальное планирование

«Разведка» донесла, что послезавтра, неожиданно и без разрыва дипломатических отношений, то есть коварно, ровно в четыре часа утра (вот почему, именно в четыре утра?! …почему им десять утра не подходит?!), «войска всех империалистических стран мира», нападут на краснознаменное, орденоносное, образцовое во всех отношениях военное училище.

Это «ВОЙНА»! Но мы не спим. Мы на посту! Мы все как один! Мы так легко не сдадимся. Отстоим! Не посрамим…

Разведчик Витя Копыто подслушал разговор офицеров в курилке.

– Учебный год на исходе, а тактические учения по плану не закрыты.

А план – это, понимаешь, план!

План рождается в муках. Обсуждается длительно во всех инстанциях. Утверждается у вышестоящего начальства. Все очень даже непросто!

Далее, на каждый план пишется план выполнения плана с обязательным подробным описанием всех выполненных мероприятий по обеспечению выполнения каждого пункта первоначального плана.

Если появляются замечания, выявляются недоработки и недостатки в процессе выполнения плана, то незамедлительно составляется план устранения этих замечаний и недоработок. Которые вносятся в очередной план. Который в свою очередь дополняет и корректирует первоначальный глобальный план. И так без конца и края.

Один план переходит в другой, дополняя, оптимизируя и конкретизируя его. Мероприятия годового плана переходят в квартальный. Квартальный – в месячный. Месячный – в декадный или в еженедельный. Еженедельный – в ежедневный. Ежедневный  –  в почасовой.

А еще есть и календарный план, который со всеми вышеперечисленными планами не имеет ничего общего и т.д. и т.п.

Самое главное, что все последующие планы должны быть лучше, насыщеннее и совершенней предыдущих. Поэтому, учитывая бесконечный процесс постоянной эволюции и прогрессии, неизбежно наступает момент, когда очередной план трансформируется в законченное уродство. Абсолютно нереальное и невозможное к исполнению. Неосуществимое даже с авральным привлечением всех ресурсов и мобилизацией героических усилий.

А за выполнение плана спрашивают. Ой, как больно спрашивают! Поэтому искусство написания планов, внесения в них корректив, отметок о выполнении и устранении замечаний, перенос невыполненных мероприятий (причем, исключительно по абсолютно «объективным» причинам) в следующий план  –  это, я вам скажу, мастерство запредельное и доступное не каждому гению военной мысли. Этому надо в академиях учиться. Лучше даже и не в одной, но это уже отдельная история.

34. Автозалет

Итак, в спальном помещении казармы 4-й роты лихорадочно собран «филиал государственного военного совета» – четыре курсанта второго курса обучения.

Цель: игнорировать предстоящие учения по причине их частого проведения. Просто надоели, обрыдли до невозможности!

Задача: попасть в наряд по роте.

Способ выполнения: наглый залет. Вернее, автозалет.

Исполнение: лежание на кровати в дневное время на глазах у офицерского состава, что категорически запрещено.

Повестка утверждена. Регламент выполнен. План разработан. Все проголосовали единогласно. Осталось осуществить. Витя Копыто выслушав подробности и предложения, восторженно промолвил.

– Это генитально!

Не судите строго, парень немного гундосил. При этом, одновременно, еще и шепелявил, доставляя окружающим неописуемое удовольствие. А из его уст непроизвольно рождались замечательные реплики, зачастую переходящие в «крылатые».

Лелик Пономарев чмыхнул и поправил Витю.

– Конечно, гениально, кто бы сомневался?! А генитально, Витя, это там, где ты постоянно чешешься.

Глумиться над Витей было некогда, надо было срочно выполнять гениальное решение «военного мини-совета». И четыре наглых курсантских тела на глазах у командира роты синхронно приняли горизонтальное положение в койках… прямо в сапогах.

Обалдевший от вопиющего безобразия и законченной наглости курсантов (почти военный мятеж и попрание устоев воинской дисциплины), капитан Хорошевский тупил ровно одну миллисекунду.

Уже через вторую секунду (в армии все наказания личного состава происходят быстро, очень быстро или стремительно), мы стояли в кабинете ротного командира по стойке «смирно» и слушали познавательный курс лекций по географии. В процессе которого по достоинству оценили бескрайние просторы необъятной родины с обилием незнакомых названий возможных мест нашей дальнейшей службы. И то лишь при условии, если нам удастся искупить свою вину. Слава Богу, не кровью.

Так как запланированный результат был достигнут почти мгновенно, наши четыре курсантские глотки дружно рявкнули.

– Готовы понести любое заслуженное наказание!

Увидев групповую покорность, командир роты несколько смягчился. И уже назидательным тоном продолжил вещать, что нам может быть позволят благополучно закончить обучение в, буквально, признанном во всем научном мире, учебном заведении… Да-да, оказывается, нам несказанно повезло обучаться в кладезе стратегической военной мысли на уровне таких авторитетных монстров, как Кембридж и Оксфорд, Гарвард и Сорбонна, МГУ и Бауманка. Как выяснилось из просветительской лекции капитана Хорошевского, нам выпала великая честь учиться в остродефицитном месте, по сравнению с которым, Вест Пойнт и Колорадо Спрингс – жалкие интернаты для дебилов и олигофренов деградирующего американского генофонда. Вот оно как?! Обалдеть! А мы и не догадывались.

Через пару минут красноречие ротного иссякло. Лекция закончилась. Состав наряда был оглашен. И мы отправились готовиться к суровым будням несения суточного дежурства.

35. Ода колючей проволоке

Через день, ровно в четыре часа утра – пунктуальность врага заслуживает особого уважения и искренней признательности, рота была поднята по тревоге, вооружилась и убежала в ночь для поддержки дружеских соединений 1-го батальона. А наряд, естественно, остался охранять вверенное имущество. То есть казарму, тумбочку дневального, пустую оружейку и самих себя, любимых.

Грамотное решение? Да, несомненно! Поймите правильно, уже набегались по тревогам вдоволь и если появился реальный шанс «наступить на гофрированный шланг» или «закоротить на массу», то не воспользоваться им – грех.

Пока за колючей проволокой, что неприступными рядами опутывала альма-матер шли «кровопролитные» бои…

Кстати, о колючке! Такое количество колючей проволоки по периметру, наверное, все же оправдано. Чтобы всякое быдло с «гражданки» не смогло пробраться через забор военного училища и, затесавшись в курсанты, овладеть суперсекретными знаниями, во как!

А может, наоборот! Чтобы мы, овладевшие этими самыми суперсекретными знаниями, не сбежали из военного училища и не вкусили развратной отравы «гражданки». Ведь далеко не каждый способен осознать свое счастье.

К такому «счастью» надо привыкать долго. Иногда десятилетиями. Фактически, до выхода на пенсию. И лучше в отдаленных гарнизонах, чтобы сравнить не с чем. Чтобы до ближайшей цивилизации три часа на вертолете или две недели на оленях. Чтобы посвятить себя всего без остатка служению великой цели. Пока эта цель присутствует, конечно. А потом уже как получится.

Выбирайся из скотских мест сам. По мере сил и возможностей. Только в колючке не запутайся. А то так и останешься там… на веки вечные.

Легкой жизни никто не обещал. Тяготы, знаете ли, лишения всякие… даже в тексте Военной Присяги специально и заблаговременно прописаны. Чтоб повода для качания прав не возникало. Даже теоретических. Всегда можно носом ткнуть. Любого. Подпись под текстом Присяги твоя? Сам ставил? Без принуждения? То-то! А кому сейчас легко?! Простите, отвлекся.

36. Туалет

Пока шли «ожесточенные боевые действия», наш наряд искренне переживал за товарищей. А как не переживать?! Не звери же какие, на их месте сами бывали.

По вялым крикам «Ура!», периодически приносимым уральским ветром на территорию училища с «военных полей», напрашивался вывод, что силы обеих сторон давно на пределе.

Курсантская столовая сиротливо пустовала. А сухпай, отправленный для прокорма бойцов на передовую, имел маркировку гораздо более древнюю, чем даты нашего рождения.

Те несколько дней, что народ воевал, его кормили всякой дрянью из консервных банок образца нашествия Чингизхана на Русь. Причем, содержимое консервов составляли павшие в боях кони. Да еще вместе со сбруей, амуницией и самими наездниками. Кроме шуток, абсолютно несъедобная и отвратная мешанина.

Справить естественные надобности в чистом поле под ураганным огнем противника удавалось далеко не всегда. Народ терпел, а куда денешься. Терпение –вообще отличительная черта русского солдата.

Поэтому каждый курсант мечтал после учений оказаться под крышей родной  казармы, где было два автономных туалета с пятью «очками»  в каждом и холодная вода: для измотанного человека – настоящий рай.

Переступив порог казармы и, не успев толком раздеться и сдать оружие, полторы сотни личного состава роты метнулись наперегонки занимать свободные очки.

Как упоминалось выше, содержимое складов НЗ  за время учений планомерно перекочевало вовнутрь защитников Родины. Гадость конечно, но голод – не тетка. Там оно частично переварилось. Молодость берет свое – нас так просто не отравишь! И личный состав, все как один, бесконечной вереницей суетливых муравьев дружно бросились в туалеты. Страждущие подгоняли облегчившихся. Очередь двигалась споро. Импровизированный конвейер работал слаженно и четко, радуя глаз своей функциональностью и дисциплиной, пока Витя Копыто не принес страшную весть.

– Дальний туалет засрали! Воды в бачках нет, а они гадят и гадят! Не могли на улице под кустиком, да с лопушком. Комфорт им подавай, эстеты сратые, сибариты вонючие! Надо «стартер» искать, очки пробивать.

Дежурный по роте, курсант Филин принес еще более угрожающую новость.

– Эти… муданзяны… разворовали все подшивки газет из «ленинской комнаты».

 Старшее поколение меня поняло. Мемуары вождя мирового пролетариата, а так же все своевременные постановления мудрой партии и заботливого правительства пошли на гигиеническое обслуживание уставших бойцов.

Учитывая, что туалетной бумаги в армии никогда не было, нет и не будет, использование для благой цели нетленное наследие великого Ленина и общепризнанных классиков теоритического коммунизма – однозначно ЧП политического масштаба. Потеря периодической печати типа: «Правда», «Красная звезда», «Политический вестник», «Трезвость и культура» равносильна измене Родине – *здец, приехали!

При таком раскладе в наряде можно было провести оставшуюся жизнь и состариться вплоть до увольнения в запас через двадцать пять лет безупречной службы. Однако  нерадостная перспектива.

В очках фекальные массы прочно спрессовались с идеями марксизма-ленинизма и сантехническая система казармы прекратила функционировать. Наступил сантехнический коллапс.

Надо было срочно спасать положение. Пока курсант Филин искал «стартёр» , Витя и Лёлик оттесняли негодующую толпу страждущих от забитого туалета. А я, используя силушку – спасибо папе с мамой, толстенной проволокой заматывал ушки замка в двери туалета.

Рокот возмущения и недовольства докатился до канцелярии роты. Двери открылись, вышел командир 4-й роты Володя Нахрен. Естественно, фамилия была абсолютно другая – Хорошевский, но она ему так не подходила, как Нахрен. Ну не отражала родная фамилия сущность человека и все тут. Почему именно Нахрен?! Да потому что при каждом удобном случае и при отсутствии оного, капитан Хорошевский регулярно использовал словосочетание: «на хрен».

Тоном утомленного интеллигента капитан брезгливо поинтересовался.

– Ну что за шум, на хрен?!

Выслушав многочисленные претензии по поводу закрытия туалета, ротный решил выступить в роли поборника справедливости. Так сказать, выступить в роли отца родного. И выступил.

Будучи застуканным с проволокой в руках у закрытой двери туалета, я получил команду.

– Открывай, на хрен!

Получил – выполнил. Спорить с командиром в армии не принято. Не прижилось в армии вольнодумие как-то вот…

Хорошевский зашел в туалет, осмотрелся. То, что увидел, ему явно не понравилось.

Казарма была старая, ее еще пленные немцы строили. Тогда лучше пленных фашистов строителей не было. 4-я рота располагалась на втором этаже трехэтажного здания. Потолки в пять метров высотой, своды и арки, как в тевтонских замках. А в туалетах полы из полированного мрамора!

Выйдя из туалета, капитан ласково позвал дежурного по роте.

– Филин! Ау!

Курсант Филин появился словно из ниоткуда.

– Да, товарищ капитан!

Одухотворенным видом Сергей показывал полную готовность выполнить любой приказ командира. Более того, он уже предпринял все возможные и невозможные усилия для выполнения тех распоряжений ротного, о которых сам офицер еще только собирался сообщить подчиненному. Но обстоятельства были сильнее и, поэтому Филин беспомощно всплеснул руками

– «Стартёра» нигде нет, все обыскал. Разрешите к дежурным слесарям сбегать?!

Капитан посмотрел на курсанта Филина глазами умудренного воина и небрежно промолвил.

– За мной.

Крепкий уральский парень послушно засеменил за командиром. Через пару минут они вернулись. Филин принес два «блина» для штанги по 25 кг. каждый. Негодующая толпа курсантов удивленно притихла, так как события начинали развиваться несколько нетипично. Как прочистить забитые очки таким спортинвентарем, как штанга никто не знал. А учиться, согласитесь, никогда не поздно.

На правах дневального, я заглянул в туалет и увидел как Нахрен подошел к технологическому отверстию канализационной системы. На секунду задумался, сунул руку в карман галифе и вытащил… взрывпакет. Капитан поджег шнур. Аккуратно опустил взрывпакет в технологическое отверстие. Накрыл его ведром, благо, оно стояло рядом. Сверху на ведро положил один на другой два «блина» от штанги, что принес курсант Филин. А сверху на «блины» поставил самого курсанта Филина… и поспешно вышел из туалета.

Прогремел взрыв!

Усиленный в замкнутом пространстве системы канализации, эффект был потрясающий. Филин, оправдывая фамилию, происходящую от названия ночной хищной птицы, широко округлив удивленные глаза до размера суповых тарелок, подлетел к потолку вместе «блинами» от штанги и разорванным в клочья ведром. «Как мячики у жонглера в цирке» – почему-то подумалось мне.

Словно праздничные орудия, пять очков залпом салютовали специфическим содержимым, а на потолке коричневыми разводами отразилось фекальное месиво из канализационной системы. Чугунные очки, не выдержав гидроудара, сорвались с цементной подушки. Одно очко раскололось. Кафельная плитка вокруг очек вспучилась.

Система канализации казармы была разрушена до основания. Циркуляция сточных вод нарушилась. На мраморный пол туалета, бурля и пузырясь, ринулся зловонный поток из туалета наших соседей сверху – 16-й роты.

Не желая быть подопытным участником взрывотехнических экспериментов, Филин благоразумно затерялся в толпе зрителей. Его форма, некогда однотонной расцветки хаки, приобрела камуфлированную окраску с пятнами коричневого колера.

Словоохотливый Витя Копыто, просунув вездесущую белобрысую голову в дверной проем раскуроченного туалета, смог выдавить лишь одно слово.

– Зае-Beetles.

 Нахрен угрюмо взирал на результат своих глубокообдуманных действий. Долго бы он так стоял в состоянии ступора, если бы не визит командира, расположенной под нами, 5-й роты. Подпольная кличка – Череп. Объяснять не имеет смысла, говорит сама за себя.

– Володя! Володя!

Хорошевский очнулся от столбняка и вышел из туалета в коридор.

– Володя, что случилось?

По безумным глазам Черепа капитан Нахрен понял, что случилось что-то страшное, и предпочел ответить нейтрально, равнодушно пожав плечами.

– Не знаю, а что?

– Володя, ты понимаешь… ко мне в кабинет приходит мой курсант ВЕСЬ В ДЕРЬМЕ!!! И рассказывает страшные вещи!

Нахрен сделал искренний вид, что крайне удивлен этим неожиданным событием. Изобразив на офицерском лице живой интерес, капитан Хорошевский с показным участием взял крайне возбужденного Черепа под руку, пытаясь увести подальше от туалета. Но командир 5-й роты, буквально выпрыгивая из галифе, возбужденно продолжал.

– Так вот, прибегает курсант! Ну, ВЕСЬ…! Понимаешь, просто весь в этом самом… Ну, ты понимаешь! И говорит, что мирно сидел на очке. Никого не трогал. Газетку читал при этом, мундеркинд хренов. И в самый ответственный момент что-то сдетонировало… И прямо из очка в него ударил этот… Ну, словно гейзер! Пацану чуть яйца не оторвало!

– Так оторвало или нет?

С почерневшим лицом спросил Нахрен.

– Нет, не оторвало, но он весь, ты понимаешь… буквально весь с ног до головы конкретно в натуральном ГОВНЕ!!!

Капитан облегченно вздохнул и уже заметно повеселевший продолжил «держать оборону».

– Да не знаю я ничего! У меня в роте все в порядке! Пошли, посмотрим.

И как радушный хозяин распахнул двери туалета, пропуская вперед дорогого гостя.

Пока шла эта животрепещущая беседа, содержимое канализационных труб от третьего до второго этажа казармы вытекло на мраморный пол туалета, образцово отполированный гитлеровскими гастарбайтерами и, покрыло его абсолютно ровным слоем.

Майор Череп, продолжая что-то эмоционально рассказывать и не глядя под ноги, сделал шаг вперед. Его сапог попал однородную массу фекальной консистенцией, сыгравшей роль идеальной смазки… Сцепление с полом мгновенно исчезло. Вторая нога командира 5-й роты взлетела выше первой. «Ему только в кордебалете выступать», – почему-то пронеслось у меня в голове в тот незабываемый момент.

В результате немыслимых акробатических кульбитов, равновесие майора нарушилось. Отчаянно балансируя руками и тщетно пытаясь уцепиться за Нахрена, дорогой гость упал на спину плашмя. Майор Череп смачно плюхнувшись в однородное месиво и подчиняясь законам инерции, проскользил через весь туалет  от порога до окна, вдоль пяти раскрытых кабинок с вывороченными очками.

Раскинутые в разные стороны руки хоть и сыграли роль импровизированного якоря, щедро загребая фекальные массы, но в данном случае оказались малоэффективны.

Комментарии излишни, хваленая «Полицейская академия» во всех многочисленных частях и сериях банально отдыхает.

37. Рас-пись-ные узоры

Пока разрушенный туалет стоял «бермудской» территорией и зловонной «зоной призраков», в дальний коридор казармы никто из ребят старался не заходить. Мало ли?!

Там было неуютно и дурно пахло. К тому же, открывать дверь, туго закрученную толстенной проволокой, было «чревато». Откроешь, тебя же и заставят ремонтировать. Ну, уж нет! Спасибо за доверие конечно, но в дураки не нанимался. В сантехнике ничего не понимаю, честно! И от одного вида фекалий, повсеместно висящих на стенах и периодически капающих с потолка, становится дурно! Могу даже потерять остатки сознания. Точно-точно.

В таких декорациях хорошо фильм ужасов снимать. Честно говоря, в незабвенные времена развитого социализма о существовании подобных фильмов еще и не догадывались, но туалет 4-й роты представлял идеальную картину для какого-нибудь блокбастера с кошмарным сюжетом. Состояние разгромленного туалета было отвратное и зловещее, поверьте на слово.

В принципе, ребята постепенно принюхались и перестали брезгливо воротить носы. Периодически одеколон в спальном помещении разбрызгивали, окна в дальнем коридоре открывали. Да и в спальном помещении казармы тоже. До самой глубокой осени с открытыми окнами и проспали. Зимой, правда, пришлось все окна закрыть и заклеить. Морозы, холод и все такое… Короче, терпимо, протянули почти полгода. А куда деваться?!

Но главная проблема была не в этом. Справлять естественные надобности где? По всем строительным документам, поэтажным планам здания и подробным описям всевозможного имущества казармы, второй туалет в 4-й роте числится. А в наличии его фактически нет. То есть, он вроде как бы по документам есть. И соответствующее помещение под него в перечне помещений второго этажа казармы отведено. И по актам приемо-сдачи проходит. Но реально… его нет!

Ведь как можно назвать помещение полноценным туалетом, если его невозможно использовать по прямому назначению. Без противогаза и ОЗК  вообще лучше не соваться. А чего вы хотели? Окна в туалете не откроешь, чтобы хоть чуть-чуть проветрить. До них надо вплавь добираться, так как на полу раскинулось «море широкое». А извращенцев и умалишенных в 4-й роте нет и никогда не было. Патологических дураков еще на вступительных экзаменах психо-физическая лаборатория безжалостно отсекла. Стоп!

Хотя все-таки вру, был один! Почему был? Есть! И даже в наличии. Офицер, куда деваться?! Незабвенный командир 4-й роты целый капитан – Володя Нахрен собственной персоной! Это же именно он додумался взрывпакет в технологическое отверстие канализационной системы бросить!

В свое время курсант Хорошевский, не будучи еще капитаном Нахреном, как раз в нашей 4-й роте и обучался. Точно-точно! Наверное, именно тогда, еще с курсантских времен, ушастый и налысо подстриженный первокурсник Вова Хорошевский вынашивал сокровенную мечту и дерзновенную идею мгновенной прочистки забитых очек. Причем, гарантированно!

Так и стоит перед глазами душещипательная картина: «темная ночь, огромная казарма забылась тревожным сном, а юный Володенька Хорошевский, закатав рукава гимнастерки, отчаянно крутит ручку «стартера», старательно пробивая «вусмерть» закоксованное очко в дальнем туалете». Не иначе, именно в бессонные ночи в его «гениальную» головушку и поселилась мечта-червячок о том, как бы максимально облегчить и радикально ускорить отвратную процедуру прочистки. Реализовать дерзновенную мечту курсант Хорошевский смог спустя много лет, будучи могущественным и ужасным капитаном Нахреным! Вот оно как оказывается?! Вот оно как! Наверное, так и рождаются легенды.

Интересно, в те стародавние времена ПФЛ уже функционировала или Володя Хорошевский «фантастически-гениальным» уже потом стал, после выпуска из военного училища? В тот самый момент когда офицерские погоны на плечи примерил?! Вопросец, однако. Недаром по училищу среди курсантов весьма прилипчивая присказка гуляет: «Чем я ближе к портупее , тем тупее и тупее!» Неужели, закономерность? Не дай Бог! Очень не хотелось бы…

Но не было худа без добра. Ходить дневальным в суточный наряд по роте в третью смену стало одно удовольствие. Еще бы. Проторчал на «тумбочке» положенное время, быстренько подмел в дальнем коридоре – пыль разогнал по углам. Полы помыл – грязной тряпкой поелозил для вида. Все равно никто не проверит, побрезгуют офицеры в вонючий коридор пройти-прогуляться. А к железной двери с хаотично намотанным клубком ржавой проволоки на замочных ушках лучше не приближаться.

Ну ее, эту дверь. Неизвестно, что за ней делается. А если стадо фекальных мутантов расплодилось?! Повылезала всякая нечисть из разрушенной канализации и поджидает темными ночами за железной дверью наивную жертву. Вдруг кто и зайдет. От нечего делать заглянет. А его сразу цап-царап и утащат в канализационный коллектор. УУууу! Страшно?

По ночам, когда курсанты мирно посапывали в коечках, в дальний коридор вообще старались не заходить. А чего там делать? Территория заброшенная и запущенная. Дикая, одним словом! Ну ее в пень… Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо …и по дереву постучать.

Из-за того, что в 4-й роте на 144 полноценно-функционирующие курсантские тушки остался лишь один нормальный туалет с пятью исправными очками, то все свободное время курсантов уходило на бесконечное стояние в длиннющей очереди с одной-единственной целью облегчиться. Остальные страждущие стояли, буквально, над душой за дверью кабинки и нетерпеливо вздыхали, повсеместно подгоняя. Новая мода появилась – сходить по-маленькому «дуэтом» – один стоит широко расставив ноги непосредственно над очком, а второй стоит сзади и направляет свою струю аккурат между ног первого! Идиотизм, помноженный на безысходность. Ситуация не для слабонервных, честно говоря. И к тому же дурацкая, хоть стой, хоть падай!

С процедурой «отхода ко сну» тоже стало весьма проблематично. После вечерней поверки и оглашения команды: «Отбой» личный состав 4-й роты уже не летел стремглав в койки, сметая все на своем пути, стремясь уложиться в пресловутые 45 секунд. А вальяжно прогуливался по казарме, ожидая очереди пока освободиться ближайшее «очко». В результате, после команды «Отбой», поправ требования строго Устава и Распорядка дня, утвержденного лично генералом  начальником училища, курсанты на полузаконных основаниях хаотично шарахались еще часа полтора, два, три…

Попутно заваривался чай. Кое-где в кубриках слушалось радио. Иногда «самопроизвольно» включался телевизор и т.д. и т.п. Дисциплина катастрофически падала. Офицеры 4-й роты тоже не могли уйти домой пока не уложат весь личный состав в горизонталь баиньки.

Дежурный офицер, вынужденный ожидать, пока курсанты «не нагуляются», покидал казарму глубоко за полночь. А с утра «ни свет, ни заря» ему надлежало снова прибывать в училище с благой целью поднять личный состав роты на зарядку. Вследствие «нещадного режима работы» наши офицеры, банально, не высыпались, были безмерно раздражительны и еле таскали ноги.

Так случилось, что лейтенант Зайчик неожиданно приболел, лейтенант Чубрей в очередной раз сидел на гауптвахте, не рассчитав длину и остроту личного языка при разговоре с Пиночетом, а лейтенант Гвоздев уехал в отпуск по семенным обстоятельствам и в казарме остался один капитан Хорошевский.

Командир роты с воспаленными глазами кролика-альбиноса, как будто в них засыпали коктейль из песка с битым стеклом, календарную неделю «отбивал» и «поднимал» роту в гордом одиночестве, как проклятый. Он фактически, уже спал на ходу. Если капитан Хорошевский и добирался до дома то, наверное, только для того чтобы попить водички и сразу же бежать обратно на службу. Бедолага! Жаль, конечно, а куда деваться?!

И вот однажды после ужина, дабы сэкономить время на туалет после вечерней поверки, Нахрен вывел роту на традиционную «вечернюю прогулку» (есть такая беда:  при любой погоде шарахаться строем полчаса по улице перед сном – типа полезно и все такое, чаще  –  с песней).

Зима. Мороз -30. Звездное небо. Под ногами задорно хрустит свежий снежок. Идем в ногу, естественно, гуляем, типа, дышим свежим воздухом на сон грядущий. Моцион, куда деваться?! Спасибо, хоть песни не поем. Холодно очень, можно горло «на раз» посадить. Офицер бредет рядом, периодически тоскливо поглядывая на часы.

Отведя роту за столовую, капитан воровато оглянулся и дал неожиданную команду.

– Справить естественные надобности!

В замершем от удивления строе никто из 144-х курсантов даже не пошевелился. Уж, не прислышалось ли? Что за бред!

Во-первых: зима на дворе, северный ветер, жутко холодно. Во-вторых: на улице как-то неудобно. В-третьих: останутся характерные следы. Утром будет стыдно перед преподавателями. Особенно стыдно перед женщинами, которые ходят мимо столовой на кафедру «Войскового ремонта». В училище немало гражданского персонала женского пола на общеобразовательных кафедрах, столовая, библиотеки, штаб и прочее.

Опять же, с четвертого этажа главного корпуса, где расположена кафедра «Иностранных языков» и основной контингент опять же, женщины, будет видно… Библиотека рядом, секретка… Нет, капитан, плохая мысль однозначно!

Нахрен был неумолим и ничего не хотел слушать. Он разражено забубнил, временами срываясь на противный визг.

– Никакие отговорки не принимаются. Всем по*сать здесь! Немедленно! Я что, с вами жить в казарме обязан, да?! Я домой хочу! К жене, к детям… Я соскучился, в конце концов…

Капитан смахнул набежавшую слезу. Взяв себя в руки, опять заревел, словно поднятый из берлоги медведь. Поднятый посреди зимы, естественно.

– В казарме после команды «отбой», чтобы ни одного шарахающегося тела! Понятно? Кто встанет с кровати в туалет, пусть сразу занимает место на «тумбочку». Пять нарядов вне очереди! Все слышали? Рота, слушай мою команду! Первая шеренга, пять шагов вперед, шаааа-гом марш!

Делать нечего, как в дурном анекдоте: «Айн, цвай, драй, пись-пись-пись!..» первая шеренга вышла из строя и приблизившись к белоснежному сугробу в виде бесконечного параллелепипеда с идеальной гранью, об которую можно было обрезаться. Парни с грехом пополам справили малые нужды.

В уральской ночи под светом подслеповатых фонарей на ослепительно белом снегу сразу же проявились и живописно обозначились характерные желтые воронки, с окаемками расплавленного снега.

Дальше, больше. Курсанты из последующих шеренг, осознав, что «делать нечего, гуляй рванина», стали поголовно глумиться, выписывая на белом бордюре всевозможные витиеватые вензеля и достаточно протяженные узоры!

Не судите строго. Пожалуйста. Это не мы такие. Это нас так подставили! Капитану Хорошевскому в тот момент все было «пофиг». Его мозг от хронической усталости дал отсечку. Офицер нетерпеливо посматривал на часы. Ему очень хотелось домой. Любой ценой.

Из глубин строя раздался гундосый голос Копыто с наивно-провокационным вопросом.

– А пока*ать здесь можно?

Нахрен скрипнул зубами и, передразнивая спросившего, раздраженно пробурчал, театрально кривляясь.

– Нет! Еще чего. Только в роте, а то примерзнешь к асфальту, придется ломом отковыривать! Вам все по-нят-но, кур-сант Ко-пы-то?

Толпа в 144 «потенциально бессовестных рыла» разошлась не на шутку и расписала почти все сугробы на дороге от столовой до учебного корпуса. Поймите правильно, в среде молодых и безбашенных разгильдяев всегда найдутся творческие и талантливые натуры. И процесс пошел!

Каких картин только не появилось на дороге! Инопланетянин? Пожалуйста! Крестики-нолики? Поиграем! Был даже весьма упрощенный вариант Венеры Милосской. Правда, с руками и всеми физиологическими подробностями – голая баба, короче! Многослойная волнистая линия – дилетантский замах на копирование общеизвестной картины Айвазовского «Девятый вал». Коллективная работа, есть повод для гордости и т.д. и т.п.

Кое-кто из ребят умудрился оставить личную роспись! Кто-то старательно вырисовывал собаку с задранным хвостом. Витя Копыто не придумал ничего лучшего как, периодически пережимая мужское достоинство, старательно регулируя напор и расход «краски», аккуратно вывел: «4 рота!» Коротко и ясно.

Когда вакханалия закончилась, озверевший и замерзший от длительного ожидания капитан Нахрен погнал нас в казарму «бегом».