Текст книги "Luftwaffe-льники"

Автор книги: Игорь Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Ликующая толпа обступила Витю, все ребята искренне радовались. Осунувшийся от пережитых волнений, Витя Копыто смешно мямлил и трогательно шепелявил.

– Перерыл цирк от фундамента до макушки. Облазил все закоулки и дырки, пыли нажрался вдоволь. Ну, нет и все тут. Уже собрался лететь в общагу к Наташке… такси стоит, счетчик тикает… вдруг натыкаюсь на бабку-акробатку пенсионного образца. Она меня и спрашивает: «Не потерял ли чего, касатик?» Берет меня нежно под руку, а пальцы знаете какие цепкие. Как клешни. Семенит себе тихонько и приводит к каморке папы Карло. Там всякие ведра, тряпки, швабры. Смотрю, а вот мой родненький Калашников чернеет. Я давай бабку обнимать-целовать. Чуть душу не вытряс. Оказывается, старушка пальмы поливала. А я «калаша» как к кадушке прислонил, так там же и оставил. Убрала она автоматик от греха подальше, чтобы не затерялся при ремонте. Вещь в хозяйстве нужная. Авось пригодится, пока я, типа, на улицу за мороженным бегаю. Она-то решила, что я по сладенькому соскучился. Правильно, в принципе, решила. Мировая старушенция. Ко мне, как к родному внуку… Обещала контрамарки в цирк в неограниченном количестве. В директорскую ложу Натаху свожу, красота!

Витя еще долго трещал бы длинным языком, но судьба готовила ему новое испытание.

– Курсант Копыто!

– Я!

Проснувшийся начкар Зайчик пребывал в хорошем расположении духа. Он лениво позевывал и сладко потягивался. Отмеренные сутки нашего дежурства близились к завершению, наряд, в свою очередь, неумолимо катился к успешной сдаче. Никаких происшествий и поводов для волнений не намечалось и не предвиделось.

– Копыто, герой ты наш образцово-показательный! Никогда бы не подумал, что курсант Виктор Копыто предотвратит попытку дерзкого побега! Любезный, получи быстренько наручники и сопроводи осужденного из 1-й камеры для передачи его в руки сотрудников милиции.

– Есть!

43. Наручники

Наручники? Вот это да! Обалдеть! Такое прогрессивное изобретение человечества мы никогда не видели. Только в кино. Например, в заграничном боевике, когда законопослушный герой и полицейский – красавец Ален Делон почти неуловимым движением, с характерным щелчком, мастерским застегивает блестящие браслеты на руках отъявленного негодяя. Или смешной инспектор из «Фантомаса» в исполнении Луи де Фюнеса неуклюже поигрывает наручниками с короткой цепочкой посредине, постоянно роняя их в самый неудобный момент.

Или вот еще, в фильме «Семнадцать мгновений весны», когда изверги из гестапо, безжалостно сковав руки беспомощной радистки Кэт, оставляют грудного ребенка на морозе. Сволочи!

В реальной жизни настоящих наручников никто из нас никогда не видел и пользоваться ими не умел. Даже теоретически. Прозорливый начкар лейтенант Зайчик, дабы избежать развития лавинообразного и нездорового ажиотажа среди любознательных «детишек-переростков», счел необходимым скрыть сам факт наличия потенциальной игрушки. И это правильно. От скучающего стада курсантов-экспериментаторов можно ожидать чего угодно. Ребята начали бы дурачиться и баловаться, приковывая друг друга повсеместно.

Если бы не сопровождение опасного арестанта, то наличие наручников так и осталось в глубокой тайне до самого окончания наряда. Потом наручники были бы тихо и без суеты переданы по описи военного имущества следующему начальнику караула. И так же спокойно и мирно пролежали бы в ящике стола до очередной пересменки.

Но по закону жанра: «Если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит!» Пришла пора стрелять и наручникам. По крайней мере, громко щелкнув, заявить о своем присутствии.

Весь состав караула жестоко завидовал Виктору. Еще бы, наделенный законной властью, небрежно покручивая на указательном пальце тускломерцающие браслеты, Копыто олицетворял собой само Правосудие. Суровое, неотвратимое, но справедливое.

Лейтенант Зайчик скептически посмотрел на счастливого Виктора и продолжил инструктаж.

– Курсант Копыто! Все просто. Берешь осужденного, прямо в камере сковываешь ему руки за спиной. Парень реально опасен, поэтому без сантиментов. Терять ему нечего, он расстрелял состав выездного караула. Всех добил, сука! Так что без церемоний и реверансов. Патрон в стволе, но от греха подальше – поставь автомат на предохранитель. В разговоры с мерзавцем не вступать. Любопытство свое не тешить. Подробности дела настолько омерзительные и чудовищные, что лучше не знать. Итак, сковал и сразу ведешь в здание военной прокуратуры в кабинет военного коменданта. Дверь с табличкой сразу у поста на первом этаже направо, не ошибешься.

– Многих убил?

– Семь новобранцев. Первый караул после присяги и прапорщика. Плюс проверяющего офицера. Дедушка сраный! Его пьяного с наряда сняли за жестокость и издевательства, а он… девять душ загубил. Так Копыто, я все вижу! Ты, давай там без самодеятельности. С энтузиазмом, но без фанатизма! Я тебя знаю, застрелишь звереныша при попытке к бегству. Все, Виктор, приговор вынесен. Приговор  справедливый. Не нам с тобой судить. Нам его передать из рук в руки и забыть. Сопроводительные документы на душегуба уже у коменданта. Милиция там же. Чай пьют, заждались давно. Звонили уже.  Автозак у шлагбаума, но это уже не наша забота. Пойдешь один. Недалеко. Шестьдесят шагов. Твою дорогу мне из окна видно, так что не чуди. Понял? Туда и назад. Все понял?!

– Понял.

– Не «понял», а «так точно»! Вернемся в роту, за утреннюю смекалку и оперативность, проявленную при задержании беглеца, объявлю благодарность. Рад?

– Мне бы, товарищ лейтенант, лучше бы амнистию.

– Какую еще амнистию? Не понял. Разъясни.

– У меня еще где-то в районе одиннадцати внеочередных нарядов осталось. Накопилось чего-то вдруг. Ни с того, ни с сего. Все больше незаслуженные, случайные. Само собой как-то, вот. Отстоять не успел да и не очень хочется…

– Тьфу ты, а я уже черти чего подумал. Амнистия. Вот сказанул. Ты иди, потом разберемся. Кстати, ключ от наручников не забудь. Маленький, зараза, не потеряй. В одном экземпляре. И не забудь наручники с гаденыша снять. А то менты заиграют, мы тогда караул, хрен, сдадим. Браслеты по описи числятся. Ну все, топай! Я за тобой смотрю!

Копыто сунул ключик от наручников в карман пыльной шинели. На входе в коридор с камерами, я незаметно передал Витьке два его магазина с патронами, находившиеся у меня на временном хранении. Один из них Виктор подоткнул к автомату, второй засунул в подсумок на поясе. Передернул затвор, поставил «калашик» на предохранитель, пристегнул штык-нож. Лицо его было серьезным и сосредоточенным.

Возле камеры № 1 Витя передал стоящему на посту курсанту Яровому письменное распоряжение начкара о конвоировании осужденного. Андрей Яровой по телефону перепроверил у лейтенанта Зайчика полученное распоряжение и получив подтверждение, открыл дверь камеры.

 Витя пробыл внутри камеры недолго. Он выполнил все, как полагается, и даже немного больше. Убийца был жестко скован и беспрекословно выполнял все отрывистые и строгие команды конвойного Копыто.

Яровой потом рассказал, что в камере № 1 добродушный и безобидный Витя мало в чем себе отказал. Он пинал дедулю-душегуба истово, с несвойственным ему остервенением. Еле оттащили. По словам Андрюхи Ярового, ублюдок летал в своей камере от стенки к стенке, словно мячик.

За неуставные действия в камере № 1 курсанта Копыто никогда не осуждали. Я думаю, многие из нас на его месте сделали бы то же самое. А то и еще хуже. Девять жизней – это страшный аргумент. Подобных уродов надо лечить! Причем, лечить очень больно.

Витя сопроводил арестованного куда положено, бодро протопав шестьдесят шагов. Комендант позвонил начкару Зайчику, известил о благополучном получении «груза» и поблагодарил за службу. До окончания наряда оставалось немногим более часа. Все шло не просто хорошо, а как нельзя лучше.

Так сложилось, что мне опять выпала очередь торчать на калитке. Я не был против. Погода радовала и не особо хотелось драить полы, наводя марафет перед сдачей караульного помещения.

В узкое окошко калитки больше похожее на бойницу, увидел как по асфальтовой дорожке, ведущей от здания прокуратуры, гремя мослами и шаркая кривыми ногами, ковыляет сутулый Витя Копыто. По мере его приближения, я отчетливо понимал, что в его позе присутствует что-то неестественное. Но что?

Курсант Копыто держал свои непропорционально длинные руки скрещенными на груди, а его автомат свисал через эти скрещенные руки, болтаясь на ремне почти у самой земли. Более того, в такт шагам Виктора, «калашик» раскачивался из стороны в сторону и периодически бился о кренделеподобные ноги нашего уникума.

 Когда Витька Копыто подошел непосредственно к воротам гауптвахты, я не знал плакать мне или смеяться. Внимание! Готовы?

Руки Виктора были надежно скованы наручниками в районе запястьев.

–Ну, *здец! Ты – долбо*бина Витя! Просто неисправимый кретин. Вот какого хуля, ты надел браслеты? Кто тебя надоумил? Назови мне имя и я лично его поцелую. Иди сюда, чудо в перьях, давай сниму.

– Не получится.

– Это еще почему, не получится? Еще как получится!

– Я ключ сломал.

 Что тут скажешь. Витя с поразительным упорством искал приключения на свою худосочную задницу. Шестьдесят шагов туда и шестьдесят шагов обратно. Этого было достаточно, чтобы свести на «нет» всю фантастическую удачу и небесную милость, которая методично спасала Витю весь сегодняшний день.

Обретя потерянный автомат и выйдя сухим из воды, любой другой человек  благоговейно молил бы небо и вел себя тише воды, ниже травы. Но Витя Копыто – это вам не любой. Это дурачина с большой буквы. Если бы существовало «Всепланетарное Общество Дураков, Идиотов и Кретинов», то Виктор по праву стал бы его бессменным председателем. Или на худой конец, самым почетным членом с удостоверением № 000001. Бесспорно его ждет колоссальное будущее. Так испытывать судьбу!

Похоже, ангел-хранитель устал от крендебубелей зарвавшегося отрока и решил тупо бросить его на произвол суровой судьбы. Ангела можно понять. Ну сколько еще можно испытывать его терпение? Пора и честь знать! Дальше сам, дорогой! За что боролся, на то и напоролся.

Оказать Витьке какую-либо помощь я не успел. Во внутренний дворик гауптвахты выглянул сержант Гнедовский и громко продублировал полученную команду.

– Курсанта Копыто к начкару!

– Ну, вот и все  Витя, иди. Привет Зайцу!

Витя грустно вздохнул. Скорбно опустив руки и волоча многострадальный автомат по асфальту, Копыто обреченно побрел в караулку.

Такого отборного по изощренности мата из уст интеллигентного и воспитанного лейтенанта Зайчика, завсегдатая театров и знатока всевозможных художественных выставок, не ожидал никто. Стекла в караулке дребезжали, стены тряслись. Все опасались, что офицерские вопли будут слышны в кабинетах военной прокуратуры или в комендатуре, расположенных в шестидесяти шагах от гауптвахты. Какое счастье, что лейтенант, кроме факта поломки наручников, не был в курсе подробностей поисков автомата! Визит «Кондратия» к нашему отцу-командиру стал бы неминуемой реальностью.

Когда словарный запас беснующегося начкара истощился, состоялась примерно такая беседа. Ну, почти такая.

– Виктор, друг мой! Ты не оставляешь мне выбора, милый! Пойми меня правильно. В описи караульного помещения числятся наручники. Одна пара и ключ к ним в количестве одна штука. Я должен это казенное имущество передать следующему составу караула. Который нас, может быть, несмотря на все твои титанические усилия, когда-нибудь, надеюсь, сменит. Что весьма сомнительно, учитывая сложившиеся обстоятельства. Причем, прошу заметить, исключительно твоими стараниями, эти неприглядные обстоятельства и сложились. Согласен?

– Угу.

– Душа моя! Надеюсь, ты не станешь оспаривать тот факт, что этот аксессуар в свободной продаже отсутствует. У нас нет возможности для маневра и незаметной подмены наручников на исправный комплект. Так?

– Угу.

– Голубчик! Ключ, находящийся в единственном экземпляре, сломан. Заметь, любезный, сломан именно тобой. Когда ты, сокровище яхонтовое, пытался безуспешно освободиться из заточения оков собственной глупости. И теперь возможность снять эти наручники просто отсутствует. Верно?

– Угу.

– Виктор, крепись! Как мне ни тяжело, но я вынужден принять единственно правильное решение. Я все досконально обдумал. Рассмотрел все возможные варианты решения проблемы и в результате… Выход есть. Будь мужественным, Виктор! Прими наше решение достойно. Оно далось мне очень нелегко, поверь! Итак. Я решил передать наручники по смене вместе с тобой. Можно сказать, с  довеском. С невольником чести, так сказать. С караульной собачкой, что ли?! Ты не переживай, солнце ясное. Тебя внесут в опись имущества караульного помещения и будут ежесуточно передавать по смене. Поставят на довольствие. И  возможно, будут кормить. Не пропадешь. А мы, время от времени заступая на дежурство в гарнизонный караул, будем тебя навещать. Да! Передачки передавать, письма с родины…

– Товаааааарииииищ лейтенааааант, не бросайте меня. Я отслужу! Я все наряды отстою. Не надо мне амнистии. Ну ее, эту амнистию. Хотите еще одиннадцать нарядов объявите. Да мне же в радость! Я вообще на «тумбочке» жить могу, но только в рооооо-тееееее! Не бро-саааа-йййй-тееее мееее-няяяяяя!!!

Витя перепугался не на шутку. Его отчаяние было абсолютно искренним, а паника очень красноречивой.

Пока Витя верещал и бился, лейтенант Зайчик лихорадочно думал, что делать. В кабинете начкара собрался личный состав караула, свободный от несения дежурства на постах. Каждый усиленно размышлял и пытался предложить свои рецепты для вызволения нерадивого Копыто из стальных браслетов.

– Давайте сначала с него автомат снимем!

Сказано – сделано. Разомкнули карабинчик на ремне, протащили его между скованных рук и зацепили вновь. Автомат Копыто занял свое законное место в пирамиде с оружием. «Наверное, в первый раз за все время наряда», – подумалось многим.

– Давайте распилим! На штык-ноже пилка по металлу есть!

– Ага, супер, просто гениально! А сдавать наручники будем кусками, запчастями и по весу?

Ребята лихорадочно скрипели мозгами, старательно прорабатывая любую возможность безболезненного освобождения нашего товарища. Надо было придумать что-то оригинальное. И придумать очень быстро. Время катастрофически утекало.

Иногда проскакивали весьма радикальные предложения.

– Слушайте, а может руки Вите отрежем! Потом пришьют в госпитале. Были же такие случаи, в газете писали про литовскую девочку… Нам же главное – караул сдать… Ну да, ну да, не пойдет! Да не смотрите на меня так! Я просто не подумал, погорячился…

– Надо подсолнечным маслом руки смазать, глядишь, и проскользнет. Или оружейным…

Услышав первую разумную мысль, Зайчик просветлел лицом и ухватился за идею, как утопающий хватается за соломинку. Лейтенант отсчитал деньги и гонец в лице комсорга Филина трусцой побежал в ближайший продовольственный магазин.

Тем временем мозговой штурм продолжался.

– Стоп! Придумал. Вспомнил! В кино видел, как канцелярской скрепкой браслеты раскрывали. Вроде несложно. Могу попробовать.

Попробовали все и каждый. Не один раз. Расковыряли все замки. Ободрали вороненое покрытие наручников. Разогнули все скрепки…

И, о чудо! Один из браслетов, нехотя клацнув, раскрылся. Одна рука Виктора стала свободна. Раздался победный рев.

– Ура!

Воодушевленные успехом, ребята с энтузиазмом принялись ковыряться во втором замке. Копыто повеселел. Замаячила реальная надежда на освобождение.

Но удача – девка капризная. Второго спасительного и желанного для всех щелчка не раздавалось. Хоть стреляйся.

Время катастрофически таяло. Из магазина вернулся курсант Филин с бутылкой рафинированного подсолнечного масла.

Новый состав караула уже построился на плацу для развода. Было слышно, как помощник дежурного коменданта, заливаясь соловьем, хвалил наш караул за идеально пронесенное дежурство. Маяча на посту у калитки, я не спешил впускать новую смену на территорию караульного помещения, всячески оттягивая наступление «момента истины».

Тем временем в караулке курсант Филин отремонтировал сломанный ключик. Будучи обстоятельным и прозорливым уральским парнем, Серега Филин вместе с маслом принес клей «Момент». Выдавив из тюбика микрокапельку, наш комсорг аккуратно склеил миниатюрный ключик.

Пользоваться ключом по прямому предназначению было нельзя, но лежа в ящике письменного стола, он  оставлял впечатление целой вещицы. Оставалась смутная надежда, что новый начкар не проверит его работоспособность на практике. Но это вряд ли. Хотя и обязан. Строго по инструкции. Положено!

Развод на плацу закончился. Получив несколько грозных напоминаний от помощника коменданта, я перестал прикидываться глухим и тупым и наконец-то открыл калитку.  Угрожающе топая сапогами, новый караул вошел во внутренний дворик гауптвахты. Слабая надежда Виктора на освобождение улетучивалась прямо на глазах.

Но Бог Витю любил! В последний момент, когда уже все опустили руки и виновато отвели глаза в сторону, бестолковый страдалец Копыто в порыве решающего отчаяния жалобно взвизгнул. Витя сжал зубы, обильно полил руку смесью оружейного и подсолнечного масла и сильно сдавил кисть руки. В ней что-то громко хрустнуло и… со страшным стоном и отборным русским матом, курсант Копыто стянул оковы со своей руки. Очередное чудо!

Быстро вытерев наручники от следов масла, Виктор передал их лейтенанту Зайчику. Тот не менее быстро, но аккуратно положил их в стол рядом с ключом.

В этот судьбоносный момент, секунда в секунду, в кабинет вошел капитан-ракетчик,  начкар нового караула.

Сдавали наряд мучительно долго и тяжело. Стратеги из ракетного училища глумились на полную катушку. Мы перемыли караулку несколько раз. Подмели внутренний двор и перекрасили разметку номеров камер внутри гауптвахты.

Экзекуция продолжалась долго, но привезли ужин для нового состава караула. Демонстративно балдеющий от безнаказанной возможности поиздеваться над «летунами», капитан-ракетчик, был везде и всюду. Он совал свой нос в каждую дырку и тыкал туда же носом нашего лейтенанта. Зайчика уже мелко трясло, его нервы были на пределе. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на ночном небосводе зажглись яркие звезды, «вражеский» капитан изрядно устал и наконец смилостивился.

– Жалею я вас. По-хорошему надо бы до утра здесь оставить. Подкрасить кое-где, отмыть получше. Да ладно. Добрый я. Моим орлам ужинать пора, а вам еще до училища пилить час-полтора, не меньше. Живете где-то за городом, словно на хуторе. Хрен с тобой, летеха, будешь должен. Лети отсюда, пока я не передумал.

И капитан поставил долгожданную роспись в журнале приема-сдачи караула. Ах, дурачок, дурачок! Он так увлекся процессом тотального унижения ненавистных авиаторов, что пропустил самое главное. Документацию поста, согласно описи, он, естественно, принял. А вот опись имущества поста не посмотрел, наивно полагая, что стол, стулья, топчан, лампа и телефоны никуда не денутся. И точно, они никуда не делись. Но в описи появился маленький пунктик о наручниках и ключе к ним. Совсем недавно сей пунктик появился. От руки вписанный. Шариковой ручкой фиолетового цвета.

Только-только наручники в моду входить стали. Перестройка в стране, однако. Ускорение, куда не глянь. Все так ускорились, что наручники срочно понадобились особо ускорившихся граждан приковывать, чтоб не так быстро ускорялись.

В стране победившего социализма наручники – игрушка редкая, модная, заграничная, на валюту, наверно, купленная. Мало еще наручников. Мало. Свои заводы на их производство не перепрофилировали. Потому как надобности в наручниках раньше не было. А перестройка началась, так и наручники сразу понадобились. Странная закономерность, не находите?!

Получив заветную подпись, лейтенант Зайчик продублировал ее контрольным звонком в комендатуру с докладом о произведенном приеме-передаче караула.

Уф, мы получили долгожданную возможность покинуть негостеприимные стены гауптвахты в не менее мерзкой комендатуре. Но уйти мы должны красиво.

– Караул, к машине!

Лейтенант Зайчик проверил, чтобы все до единого представители доблестных ВВС удобно разместились в кузове училищного «Урала».  Убедившись что оружие и патроны в наличии, офицер назначил старших по левому и правому борту кузова машины (положено по Уставу) и сел в кабину. Перед тем как закрыть дверь и скомандовать водителю: «Домой, на базу!», он вежливо напомнил капитану-ракетчику о наличии маленького довеска к военному имуществу гарнизонного караула, который лежит в самом нижнем ящике письменного стола. Мило улыбнувшись, Зайчик вскинул правую руку в щеголеватом воинском приветствии.

– Честь имею! Счастливо оставаться!

– Наручники?! Постойте, но я же их еще не проверил!

– Твои проблемы, капитан! Подпись стоит, доклад в комендатуру о смене наряда прошел. Желаю удачи в службе и счастья в личной жизни! Все, поехали!

– Бывай. Пойду, посмотрю, что за браслеты. Никогда не видел.

Зайчик захлопнул дверь и кивнул водителю. Обдав ракетного капитана облаком сизого выхлопа, «Урал» грозно рыкнул и увез наше братство с враждебной территории гарнизонной комендатуры. Увез 100% личного состава. Впервые в истории, аллилуйя!

В расположении роты лейтенант Зайчик был заметно возбужден. Он нервно смеялся по любому поводу и долго хихикал, представляя лицо капитана-ракетчика, играющего с браслетами. Всем очень хотелось, чтобы капитан примерил на себя это редкое, но очень прочное украшение. Надеюсь, что все-таки примерил. Любопытство, знаете ли…

Пока сдавали в «оружейку» автоматы и патроны, Зайчик радовался взахлеб: нам фантастически повезло. Звезды и планеты встали очень удачно. Сегодня для нас, безусловно, счастливый день. Мы стали свидетелями фатального стечения обстоятельств. Нас посетили чудо, мистика, фантасмагория и прочее…

Ребята охотно с ним соглашались. Утвердительно кивали головами. И дабы не вгонять молодого лейтенанта в глубокую депрессию, никто не стал рассказывать об истинном положении дел. Он ведь не знает, что ему повезло просто так. Повезло исключительно случайно. За компанию, не более того. Вместе с одним человеком, которого Бог очень любит.

44. Баю, баюшки, баю

Мама дорогая, как же хочется спать! Услышал бы сейчас команду «Отбой», сразу же «сложил бы шасси» и  повалился прямо на бетонный пол …и сладко проспал, не видя снов, минут шестьсот. Нет, девятьсот минут! Точно, девятьсот минут гораздо лучше!

Свинцовые веки, наплевательски игнорируя приказ ускользающего сознания: «не спать!», мягко смыкаются. Размеренный голос старшины 4-й роты, проводящего очередной инструктаж перед заступлением 45-го отделения во «внутренний» караул, становится все тише, мягче и ласковей… мурррр-мурррр… Ощущение реальности неумолимо притупляется. Уставший мозг начинает работать в импульсно-проблесковом режиме, периодически чередуя полные отсечки разумной деятельности с прерывистыми вспышками искаженного сознания…

Блым-блым… инстинктивно поправил ремень автомата Калашникова на правом плече, чтобы не сползал… блым-блым… непроизвольно вздрогнув, выпрямил ослабшие колени, чтобы не подкосились ноженьки… блым-блым… ст. 129 Устава гарнизонной и караульной службы? Конечно помню, о чем речь! Наизусть отбарабаню… блым-блым… часовой есть лицо неприкосновенное… блым-блым… серый бетонный пол неожиданно подпрыгнул и сменил привычное горизонтальное положение на неестественно вертикальное… блым-блым… Странно однако?! С чего бы это? …блым-блым… Бац! Искры из глаз!

Взметнувшийся вверх пол больно врезал меня по лицу, сдирая кожу на щеке… блым-блым… раздался противный лязг железа по бетону… блым-блым… мой автомат лежит рядом со мной… блым-блым… Не понял?! А почему я лежу на полу, когда, буквально, еще мгновение назад стоял в строю… Кстати, на полу так уютно и хорошо, мягко… кто-нибудь, бросьте в меня одеяло… пожалуйста… блым-блым…

Склонившийся надо мной старшина предельно вежлив.

– Уснул, батенька? Пора просыпаться, милый! Агу. Агу, маленький!

Под дружный хохот ребят и нецензурные комментарии старшины роты, нехотя отдираю свои кости от «гостеприимного и желанного» пола чтобы, частично проснувшись, опять принять вертикальное положение… Руки-ноги целы? Ствол автомата не погнулся? Вот и ладушки. Царапина на щеке не в счет. Зато успел чуть-чуть вздремнуть.

Находясь в здравом уме и трезвой памяти, могу однозначно констатировать, что в стенах военного училища нам постоянно хотелось есть и спать! Оно и понятно, организм любого настойчиво требует калорий и отдыха.

Строгий распорядок дня, утвержденный самим «ах, каким важным генералом  начальником училища ВВС» и Общевоинские Уставы безусловно подразумевали и то и другое.

Про высококалорийное питание см. «Бигус», а на незыблемом праве каждого военнослужащего на отдых – регулярном, здоровом и глубоком сне остановимся дополнительно.

Теоретически каждый курсант имел законное право на гарантированный отдых в горизонтальном положении в пределах своей персональной койки. И что характерно, это право периодически предоставлялось. Но зачастую, не в полном объеме.

– Уборку территории никто не отменял! Будь любезен обеспечить стерильную чистоту. А когда это будет сделано – твои личные проблемы. Ночь  – самое подходящее время.

Для полноценного восстановления истраченных за день сил, времени не хватало.

Вот краткий перечень процедур, выматывавших среднестатистического курсанта:

– бесконечная и суетливая беготня курсантских подразделений в периметре училища, шныряющих, словно стайки тараканов при включенном на кухне свете;

– богатый выбор всевозможных разновидностей суточных нарядов, караулов, хозяйственных и грузо-погрузочных работ;

– марш-броски по пересеченной местности с полной выкладкой и без оной, в противогазах и без;

– парко-хозяйственные дни и ежедневная двухразовая уборка закрепленной территории (зимой особенно);

– «половая жизнь» по выходным дням (ничего общего с нормальным сексом);

– ежедневная утренняя физзарядка с традиционной пробежкой в три километра;

– организованная беготня между учебными корпусами во время учебных перемен по окончанию занятий;

– регулярные строевые занятия на безразмерном плаце;

– широкомасштабные спортивные «праздники» по выходным дням перед увольнением в город и вместо увольнения в город;

– дефицит сна (как ни крути, а на первом курсе семь часов в сутки спать не получалось)

– и т.д. и т.п.

Убого-однообразная пища, которая уже не лезла нам в горло (хоть закрывай глаза и зажимай нос) не могла обеспечить полноценное восстановление энергии. Среднестатистический курсант первого курса обучения напоминал некое аморфное существо… Вернее, вещество, которое передвигалось в окружающем пространстве лишь с единственной целью  приткнуться к любой точке опоры (в идеале  к горизонтальной) и «закоротить мозг на массу» – сомкнуть веки и забыться в глубоком обмороке.

Если не прикладывать к сопящему телу внешнее физическое воздействие, то такой обморок может длиться неприлично долго. Вплоть до двадцати четырех часов. И это не предел скрытых возможностей курсанта, поверьте на слово.

Как мы завидовали бурым медведям, имеющим возможность проспать всю зиму в уютной берлоге. Это же ТАКОЕ счастье! Замотанные курсанты спали везде и повсюду. Спали на лекциях, в учебных лабораториях, на семинарах, во время самоподготовки и на групповых занятиях в аудиториях.

Засыпающий объект в форме цвета хаки, отдавшись на милость Морфея и отключив свое сознание, все равно оставался «на связи». Будучи скованным воинской дисциплиной, под монотонно-убаюкивающую речь лектора, курсант продолжал хаотично елозить шариковой ручкой по своему конспекту.

В результате получались весьма интересные кривые линии и прерывистые графики, с  метким названием: «Диаграмма сна». Эти каракули наглядно демонстрировали контрольное время полного угасания мозговой деятельности курсанта, глубину погружения в грезы и продолжительность сна.

Такую роскошь как демонстративно сложить ручки на парту и придавить их сверху стриженной головушкой, дабы сладко похрюкать минут несколько, курсанты позволить себе не могли. Это же военное училище, а не гражданский институт. Поэтому, спали с прямой спиной, сидя за партами, не подпирая отяжелевшие головы руками.

Наиболее продвинутые экземпляры типа Вити Копыто умудрялись спать с открытыми глазами, что вызывало приступы восхищения и неприкрытой зависти среди остальных курсантов, обделенных таким полезным талантом.

На курсанта Копыто было любо-дорого посмотреть. Перед погружением в сон во время лекции, его веки с белобрысыми ресницами делали несколько ленивых движений моргательного характера. Амплитуда движения век постепенно снижалась и они замирали в распахнутом состоянии. Его взгляд постепенно стекленел и терял осмысленность. Глазки выпучивались, как у перепуганной лягушки-путешественницы при виде земной поверхности с высоты птичьего полета. Вылезшие из орбит глазенки Витьки Копыто застывали неодушевленными фарфоровыми шариками. Зрачки расширялись. Отсутствующий и расфокусированный взор упирался в одну точку.

Не в силах бороться с чарами коварного Морфея, курсант Копыто засыпал. Он начинал медленно релаксировать, постепенно расслабляя группу мышц своего тела, не нагруженную в процессе сохранения сидячей позы.

В строгом соответствии с эпохальным открытием Исаака Ньютона о всемирном тяготении, нижняя челюсть курсанта Копыто неумолимо тянулась к источнику гравитации и отвисала почти до самой поверхности стола. Расслабленные и полураскрытые губы Копыто открывали оперативный простор для обильной слюны, скопившейся во рту. Пока Витя спал и рефлекторно-глотательных движений не делал, воспроизводимая добросовестными железами слюнка постепенно заполняла свободные полости его безразмерного рта (безразмерный, потому что поглощал пищу с неимоверной быстротой и в фантастических количествах).

А далее, в соответствии с гениальным открытием другого великого ученого мужа по имени Архимед, накопившаяся слюна начинала выливаться наружу. Причем, исключительно в объеме, вытесненном языком курсанта Копыто. Сплошная физика, куда деваться.

Липкая слюнка текла тоненькой струйкой  прямо по Витькиному подбородку. Затем, потеряв «русло», начинала в капать на гимнастерку, где частично впитавшись, продолжала свой путь в область поясного ремня, игравшего роль импровизированной плотины. На плотине-ремне слюна начинала скапливаться, набирая объем, вес и потенциал «разрушительной силы».

Преподаватель, читающий лекцию, как правило, за пару минут до окончания занятия, продолжая монотонно бубнить учебный материал, неожиданно вставлял провокационную фразу.