355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Северянин » Том 1. Громокипящий кубок » Текст книги (страница 6)
Том 1. Громокипящий кубок
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:46

Текст книги "Том 1. Громокипящий кубок"


Автор книги: Игорь Северянин


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Балькис

От солнца я веду свой древний род

Мирра Лохвицкая


Есть что-то в ней, что красоты прекрасней

Е. Баратынский

 
До дня грядущего от сотворенья мира
(Кто скажет искренно?… Кому земли не жаль?…)
Кто знает женщину, прекрасную как лира
И ясномудрую, как горная скрижаль?
 
 
Их было несколько, великих как держава,
Прекрасных, доблестных и светлых, как эмаль.
Но я – про женщину, прекрасную, как слава!
Но я – про женщину, Синайскую скрижаль.
 
 
До дня грядущего от сотворенья мира
Подобной женщины на свете не цвело…
Ищите женщину, прекрасную, как лира,
И ясномудрую, как гения чело!
 
 
И лишь у Лохвицкой, чья мысль и греза – лава,
В поэме солнечной и жизненной, как май,
Я встретил женщину, прекрасную, как слава,
И ясномудрую, как царственный Синай.
 
 
До дня грядущего от сотворенья мира
Прекрасней не было от нищих до маркиз…
И эта женщина, прекрасная, как лира,
И ясномудрая, как заповедь, – Балькис!
 
Поэза о Фофанове
 
Возьмите «Фофанова» в руки
И с ним идите в вешний сад.
Томленье ваше, скуку, муки
Его напевы исцелят.
 
 
Себя самих не понимая,
Вы вдруг заискритесь, как Мумм.
Под «Майский шум» поэта мая
И под зеленый майский шум,
 
 
Пропев неряшливые строки,
Где упоителен шаблон,
Поймете сумерек намеки
И все, чем так чарует он.
 
 
Не будьте ж к мигу близоруки, —
Весна и солнце отблестят!
Берите «Фофанова» в руки
И с ним бегите в вешний сад!
 

Начало июня 1913.

Веймарн

Элегия («Вы мать ребенка школьнических лет…»)
 
Вы мать ребенка школьнических лет,
И через год муж будет генералом…
Но отчего на личике усталом —
Глухой тоски неизгладимый след?
 
 
Необходим для сердца перелом:
Догнать… Вернуть… Сказать кому-то слово…
И жутко Вам, что все уже в былом,
А в будущем не видно и былого…
 

1911

С ядом у костра
 
Мне в гроб не страшно, но обидно:
Любви взаимной сердце ждет.
Шаги? – не слышно! Плащ? – не видно.
Шептать бесстыже – как-то стыдно:
 
 
«Тот, настоящий, – он придет?»
Я замужем, вполне любима,
И чувство мужье – мой шатер.
А жизнь и тот проходят мимо…
 
 
«Постой: ты – мой!» Но – имя?!. имя?!.
Догнать! Призвать! И с ним – в костер!
 

1912

Интима
 
С улыбкою на чувственных губах,
Как школьница, вы вышли из трамвая.
Я у вокзала ждал вас, изнывая,
И сердце мне щемил зловещий страх.
 
 
Вы подали мне руку, заалев
Застенчиво, глаза свои прищуря.
В моей груди заклокотала буря,
Но я сдержался, молча побледнев.
 
 
Эффектен был ваш темный туалет,
Пропитанный тончайшими духами.
Вы прошептали: «Ехать ли мне с вами?»
Я задрожал от ужаса в ответ:
 
 
– Возможно ли?! Вы шутите?! – Мой взор
Изобразил отчаянье такое,
Что вы сказали с ласковой тоскою:
«Ну, едемте… туда… в осенний бор…
 
 
Вы любите меня, свою „ее“,
Я верю, вы меня не оскорбите…
Вот вам душа, – себе ее берите,
Мое же тело – больше не мое:
 
 
Я замужем, но главное – я мать.
Вы любите меня нежнее брата,
И вы меня поймете… Это – свято.
Святыню же не надо осквернять»
 
 
И я сказал: «Любовь моя щитом!
Пускай дотла сожгу себя я в страсти, —
Не вы в моей, а я у вас во власти!» —
…Моя душа боролася с умом…
 

Мыза Ивановка

Два дня в саду осеннем…
(стихотворение дилетантки)

Вчера

 
Зачем вы расцвели, осенние цветы?
Замерзните… засохните… увяньте…
Вы говорите мне о горестном таланте,
О юности моей, о жажде красоты.
Я так утомлена, мне нужен лишь покой.
Весне возврата нет, мечты мои померкли…
Мне все равно: среда, суббота ли, четверг ли, —
Живу я не живя, замерзла я душой…
Но было время… да! была я молода,
Я верила, ждала…надеялась…страдала…
Но не было «его»… Сирень благоухала,
И яблони цвели… и вяли без плода!
А я-то! я-то! я! Как я хотела жить,
Любить, безумствовать, смеяться до рыданья!
И вот явился «он»… Но новые страданья
Он мне принес с собой; он не умел любить!
Он не постиг моей трепещущей души, —
Он не сумел постичь… он понял только тело…
А я его всего, всего его хотела!..
За все мои «цветы» он мог мне дать… «гроши»!..
О, я превозмогла отчаянье и стыд, —
Его отвергла я! Я, гордая, не пала…
Окаменела я… Сирень благоухала…
И яблони цвели… Но их бесплодный вид
Внушал холодный страх и навевал печаль мне…
Спасаясь от себя, я вышла замуж; муж
Остался мне чужим, – и без слиянья душ
Я зачала детей в своей трагичной спальне…
Люблю ли я детей? О да! они – исход
Безвыходной мечты… Они – мое забвенье.
А я все жду «его», не веря в появленье, —
И снова нет «его»… В мечте – сирень цветет,
И яблони бесплодные цветущи…
Но я утомлена… Весне возврата нет…
Осенние цветы! гасите же свой свет:
Пока цветете вы, мои мученья пуще…
 

Сегодня

 
Благоухайте вы, весенние цветы!
Молю, помедлите… да пощадит вас тленье…
«Он» сам пришел ко мне, «он» принял воплощенье!
Но я… гоню «его»… чтоб сохранить… мечты!
 
Песенка-весенка
 
Итак вы снова в Дылицы?
Ну, что же, в добрый час.
Счастливица! счастливица!
Я радуюсь за Вас!
 
 
Запасшись всякой всячиной,
Садитесь вы в купэ,
Забыв уже за Гатчиной
О шуме и толпе.
 
 
И сердце вновь олетено,
Кипит, как Редерер…
И вот – Елизаветино!
И вот – дебаркадер!
 
 
Вдали столичной пошлости
Сияя так светло,
На рослой серой лошади
Вы едете в село.
 
 
Уже кивает мельница
Вам ласковый привет,
Вы снова – карусельница,
Ребенок и поэт.
 
 
У дачи бродит курочка
И рядом с ней петух…
Ликует шумно Шурочка
Среди веселых рюх…
 
 
Поймать стараясь зяблика,
Шалун бежит к лесам.
Я узнаю в нем Дьяблика,
Который – зяблик сам…
 
 
Вам сердце окудесила
Проказница-Весна.
Бежите в поле весело —
Одна! одна! одна!
 
 
Впивая радость рьяную,
Бросаетесь в траву,
Снегурочкой-Тианою
Мечтая наяву.
 
 
Как сладко этой девочке
Шепнуть: «Тоске капут», —
А в парке пляшут белочки,
И ландыши цветут.
 
 
Пускай же сердце выльется
В бокал любви полней!
О Дылица! О Дылица! —
Страна Мечты моей.
 

1912

Вина Балькис
(триоли)
(Вариации поэмы Мирры Лохвицкой «На пути к Востоку»)

1

 
Царица южная Балькис
Грядет к престолу Соломона
Влекут, влекут его знамена
Царицу южную Балькис!
Ифрит лазурный и Ивлис,
Злой гений, враг святого трона,
Царицу южную Балькис
Влекут к престолу Соломона.
 

2

 
Лазурноокий Гиацинт
Был морем выброшен на скалы,
Когда душа любви искала.
Лазурноокий Гиацинт
Изранен щебнем. Приласкала
Балькис его, дав даже бинт.
Лазурноокий Гиацинт
Был морем выброшен на скалы.
 

3

 
Балькис забыла для него
Свой путь, свой сан, свое значенье.
Чтоб облегчить его мученья,
Она забыла для него.
А он, изведав облегченье,
Ее покинул. Для чего
Она забыла для него
Свой путь, свой сан, свое значенье?
 

4

 
Дальнейший путь ей запрещен
Ифритом, гением лазурным.
Ивлис победой восхищен:
Дальнейший путь ей запрещен.
Тогда, томясь порывом бурным,
Скорбит царица: «Соломон!
Мне путь священный запрещен
Ифритом, гением лазурным…»
 

5

 
Над Гиацинтом правит суд
Балькис, премудрая царица.
Он пойман! вот его ведут!..
Она над ним свершает суд,
Она убить его грозится…
Но грезы вдаль ее несут —
И свой оканчивает суд
Прощеньем мудрая царица.
 

6

 
Спешит лазоревый Ифрит
Направить путь ее к Сарону,
И осеняет ей корону
Крылом лазоревый Ифрит.
Он вдохновенно говорит:
– Готовься в жены Соломона! —
И вновь ликующий Ифрит
Ведет Балькис в поля Сарона.
 
Благодатная поэза
 
Ты набухла ребенком! ты – весенняя почка!
У меня будет вскоре златокудрая дочка.
Отчего же боишься ты познать материнство?
Плюй на все осужденья как на подлое свинство!
Возликуй беспредельно, крещена благодатью,
Будь хорошей подругой и такою же матью!
Вытравлять же ребенка – ты согласна со мною? —
Это то же, что почки уничтожить весною,
Цвет плодов поразвеять. Эта мысль неотступно
Беспокоит меня, – так не будь же преступна!
 

Ст. Веймарн, мыза Пустомержа.

Невод грез
 
У меня, как в хате рыболова,
Сеть в избе, – попробуй, рыб поймай!
В гамаке, растянутом в столовой,
Я лежу, смотря в окно на май.
 
 
На окошке солнится лиловый
Creme des Violettes [9]9
  Фиалковый ликер (фр.)


[Закрыть]
. Я – мальчик-пай.
И она, любимая, в два слова
Напевает нежно: «баю-бай»…
 
 
Зеленеет, золотеет зелень,
И поет – чирикает листва…
Чей капот так мягок, так фланелев?
Кто глазами заменил слова?
 
 
Для тебя все цели обесцелив,
Я едва дышу, я жив едва.
Телом, что в моем тонуло теле,
Обескровить вены мне – права.
 
 
А теперь, пока листвеют клены,
Ласкова, улыбна и мягка,
Посиди безмолвно и влюбленно
Около меня, у гамака.
 
 
Май шалит златисто и зелено,
Дай ему ликеру два глотка, —
И фиалковой волшбой спеленат,
Падая, даст липе тумака!
 

Веймарн

1918

Майская песенка
 
Раскачни мой гамак, подкачни! —
Мы с тобою вдвоем, мы одни.
И какое нам дело, что там,
Где-то там не сочувствуют нам?!.
 
 
Май любезно смеется в окно…
Нам любовно с тобой и смешно:
(Ты меня целиком понимай!)
Пред поэтом заискивал май.
 
 
Понимает, должно быть, что я,
Беспредельную силу тая,
Захочу – и оперлю его,
Ну а нет – про него ничего!
 
 
В этот год мне отрадна весна
И пришедшая слава ясна, —
Будет славно воспет мною май!
Подкачай же гамак! раскачай!
 

Веймарн

Реабилитация
 
Ты осудил меня за то, что я, спеша
К любимой женщине, родами утомленной,
Прервал твое турнэ, что с болью исступленной
  К ней рвалась вся душа.
 
 
Еще ты осудил меня за то,
Что на пути домой я незнакомку встретил,
Что на любовь ее так нежно я ответил,
  Как, может быть, никто!
 
 
Но что же я скажу тебе в ответ? —
Я снова с первою – единственной и вечной,
Как мог ты осудить меня, такой сердечный,
  За то, что я – поэт?
 

Веймарн

Обе вы мне жены…
 
Обе вы мне жены, и у каждой дети —
Девочка и мальчик – оба от меня.
Девочкина мама с папой в кабинете,
А другой не знаю тысячу три дня.
 
 
Девочкина мама – тяжко ль ей, легко ли —
У меня, со мною, целиком во мне.
А другая мама где-то там на воле,
Может быть, на море, – может быть, на дне.
 
 
Но ее ребенок, маленький мой мальчик,
Матерью пристроен за три пятьдесят.
Кто же поцелует рта его коральчик?
Что же: я невинен или виноват?
 
 
Ах, я взял бы, взял бы крошку дорогого,
Миленького детку в тесный кабинет.
Девочкина мама! слово, только слово! —
Это так жестоко: ты ни «да», ни «нет»!
 

Ст. Бруда

Поэза без названия
 
Князь взял тебя из дворницкой. В шелка
Одел дитя, удобное для «жмурок»…
Он для тебя-не вышел из полка,
А поиграл и бросил, как окурок.
 
 
Он роскошью тебя очаровал
И одурманил слабый ум ликером.
И возвратилась ты в родной подвал,
Не осудив любовника укором.
 
 
Пришел поэт. Он стал тебе внимать
И взял к себе в убогую мансарду,
Но у него была старуха-мать,
Язвившая за прежнюю кокарду.
 
 
И ты ушла вторично в свой вертеп,
А нищий скальд «сошел с тоски в могилу».
Ты не могла трудом добыть свой хлеб,
Но жить в подвале стало не под силу.
 
 
И ты пошла на улицу, склонясь
Пред «роком злым», с раскрытым прейскурантом.
И у тебя в мечте остался – князь
С душой того, кто грел тебя талантом.
 
Nocturne («Сон лелея, лиловеет запад дня…»)
 
Сон лелея, лиловеет запад дня.
Снова сердце для рассудка западня.
Только вспомню о тебе, – к тебе влечет.
Знаешь мысли ты мои наперечет.
И хочу, иль не хочу – к тебе без слов
Я иду… А запад грустен и лилов.
 

1908

Только миг
 
Я гостил в твоем сердечке
  Только миг.
Это было возле речки,
  Где тростник.
 
 
Ты в душе моей – как дома
  Навсегда!
И разрушит те хоромы
  Кто? Когда?
 
Встречать выхожу…
 
На нашу дорогу встречать выхожу я тебя, —
Но ты не приходишь… А сердце страдает, любя…
Я все ожидаю: вот-вот ты прорежешь листву
И мне улыбнешься опять наяву-наяву!
 
 
Отдашься… как прежде, отдашься! даруя, возьмешь.
Но ты не приходишь и, может быть, ты не придешь.
А я на дороге, на нашей встречаю тебя!
А я тебе верю!.. И мечется сердце, любя…
 

Мыза Ивановка

Вальс
(на мотив Мирры Лохвицкой)
 
Если это возможно, устрой
Наше счастье, разбитое мной.
Ощущений отцветших пусть рой,
И в душе полумрак ледяной.
 
 
Но к кому? но к кому? но к кому
Я взываю со скорбной мольбой?
Почему? почему? почему
Я исполнен, как раньше, тобой?
 
 
Мы расстались с тобою, когда,
Тихо осень истлела в снегу.
Шли минуты, шли дни, шли года, —
Но тебя позабыть не могу!
 
 
Не могу позабыть никогда!
Ты со мною, хотя без меня…
Ты всегда для меня молода
И желанна, как солнце для дня.
 
 
Ты ушла, наше счастье поправ, —
Кто из нас виноват, посуди!
Но я прав! но я прав! да я прав
Тем уже, что взываю: приди!
 
 
Пусть я жалок тебе – пожалей!
Пусть я грешен – прощенье неволь!
Или месть – прегрешения злей, —
Но тобой надышаться дозволь!
 

Мыза Ивановка

Аккорд заключительный

Но есть упоенье в позоре

И есть в униженьи восторг

Валерий Брюсов

 
Она ко мне пришла и говорила здесь,
Вот в этой комнате, у этого окна:
– Любимый! милый мой! убей меня! повесь! —
Тебе я больше не верна!
 
 
Ты удивляешься, растерян ты теперь?
Не оскорбила ль я тебя? О, не скрывай!
Мы разошлись с тобой… Я мучилась… Поверь,
С тобой я потеряла рай.
 
 
Ты разлюбил меня, – я вижу по глазам, —
О! мне твои глаза не лгали никогда…
Ты честен, справедлив! и ты согласен сам:
Я отгадала, милый? да?
 
 
Я все тебя люблю по-прежнему! ты – мой!
И я… я вся – твоя! Нет, впрочем, не совсем:
Уж пятеро – с тех пор! – повелевали мной!..
Но… оскорблять тебя зачем?…
 
 
Зачем? ведь это – грех! о, я теряю ум,
Ты знаешь, извини меня: нет больше сил,
Я больше не могу… устала я от дум…
Ты все ж мне близок, дорог, мил!
 
 
Я все еще тебя люблю, люблю… Увы,
Теперь уж я не та… о, нет, совсем не та, —
Теперь я… падшая! Позволите ли Вы
У вас побыть, моя Мечта?!
 
 
Вы слезы видите, ведь Вы добрее всех…
Простите, не могу: я плачу… ничего!
Наплюйте мне в лицо: ведь я одна из тех,
Которых… Тяжко!.. одного
 
 
У Вас молю: чуть-чуть Вы любите меня?
Мне, впрочем, все равно; я все еще люблю!
О, бейте, мучайте несчастную, гоня, —
Все, что хотите, претерплю!.. —
 
 
Я на слова ее молчать уже не мог
И руку, застонав, над нею я занес,
И захотелось мне ей дать удар в висок
При виде этих красных слез
 
 
– Ударь! ударь меня! ты видишь – жду, молю! —
Она шептала мне с неистовой тоской: —
Но все-таки люблю! ты слышишь? – я люблю!
И мой ты! слышишь?! – мой!!!
 
 
Возненавидел я ее в мертвящий миг
И, проклиная дико, крикнул: «С глаз долой,
Змея проклятая! о, я тебя постиг:
Ты издеваешься над мной!
 
 
Уйди! уйди скорей! – все кончено! позор
Пусть упадет теперь на голову твою!..»
И вот она ушла, потупив грустно взор,
Сказав в последний раз: люблю.
 
Отравленные уста
(новелла)

Вот единственный поцелуй,

который я могу тебе дать

М. Метерлинк

1

 
…И снова надолго зима седьмой раз засыпала,
И в лунной улыбке слезилось унынье опала,
И лес лунодумный, казалося, был акварель сам,
А поезд стихийно скользил по сверкающим рельсам;
Дышал паровоз тяжело; вздохи были так дымны;
Свистки распевали протяжно безумные гимны.
 

2

 
В купэ, где напоенный лунными грезами воздух
Мечтал с нею вместе, с ней, ясно-неясной, как грез дух,
Вошел он, преследуем прошлым, преследуем вечно.
Их взоры струили блаженную боль бесконечно.
Он сел машинально напротив нее, озаренный
Луной, понимавшей страданья души осребренной.
 

3

 
И не было слова, и не было жажды созвучья,
И грезами груди дышали; и голые сучья
Пророчили в окна о шествии Истины голой,
Что шла к двум сердцам, шла походкой тоскливо-тяжелой.
Когда же в сердца одновременно грохнули стуки,
Враги протянули – любовью зажженные руки.
 

4

 
И грезы запели, танцуя, сплетаясь в узоры,
И прошлым друзья не взглянули друг другу во взоры.
А если и было когда-нибудь прошлое – в миге
Оно позабылось, как строчки бессвязные – в книге.
– Твоя, – прошептала, вспугнув тишину, пассажирка.
Звук сердца заискрил, как камень – холодная кирка.
«Вина прощена», – улыбнулося чувство рассудку.
«Она», завесенясь, смахнула слезу-незабудку.
 

5

 
Он пал к ней на грудь, как на розы атласистый венчик
Пчела упадает, как в воду – обманутый птенчик.
И в каждой мечте и души зачарованной фибре
Порхали, кружились, крылили желанья-колибри.
– Вздымается страсть, точно струй занесенные сабли!
 

6

 
Уста ее пил он, не думая, царь ли он, раб ли…
А губы ее, эти губы – как сладостный опий —
Его уносили в страну дерзновенных утопий,
И с каждою новой своею горячей печатью,
Твердя о воскресшей любви всепобедном зачатьи,
Его постепенно мертвили истомой атласа,
Сливая нектар свой коварный застывшего часа.
 
С крестом сирени
 
Цветы лилово-голубые,
Всего в четыре лепестка,
В чьих крестиках мои былые
Любовь, отвага и тоска!
 
 
Ах, так же вы благоухали
Тогда, давно, в далеком, там,
Зовя в непознанные дали
По опадающим цветам!
 
 
И, слушая благоуханья,
Вдыхая цветовую речь,
Я шел на брань завоеванья
С сиренью, заменившей меч…
 
 
А вы цвели и увядали…
По опадающим по вам
Я шел в лазоревые дали —
В цветы, в цветах и по цветам!
 
 
Со мною были молодые
Мечты и смелая тоска,
И вы, лилово-голубые
Кресты в четыре лепестка!
 

Веймарн

1918. Май

Интермеццо («Сирень моей весны фимьямною лиловью…»)
 
Сирень моей весны фимьямною лиловью
Изнежила кусты в каскетках набекрень.
Я утопал в траве, сзывая к изголовью
  Весны моей сирень.
 
 
– Весны моей сирень! – И голос мой был звончат,
Как среброгорлый май: дыши в лицо пьяней…
О, да! о, никогда любить меня не кончит
  Сирень весны моей!
 
 
Моей весны сирень грузила в грезы разум,
Пила мои глаза, вплетала в брови сны,
И, мозг испепелив, офлерила экстазом
  Сирень моей весны…
 

1910

Акварель («Бежит, дрожит на жгучем побережье…»)
 
Бежит, дрожит на жгучем побережье
Волна, полна пленительных былин.
Везде песок, на нем следы медвежьи.
Центральный месяц – снова властелин.
 
 
И ни души. Весь мир – от солнца! – вымер.
Но все поет – и море, и песок.
Оно печет, небесный князь Владимир,
И облако седит его висок.
 
 
С зайчатами зажмурилась зайчиха,
И к чайке чиж спешит песочком вскачь.
В душе трезвон. На побережье тихо.
И слабый бодр, и истомлен силач.
 
Рондели о ронделях
 
Как журчно, весело и блестко
В июльский полдень реку льет!
Как дивно солнится березка,
Вся – колыханье, вся – полет!
 
 
Душа излучивает броско
Слова, которых не вернет…
Как журчно, весело и блестко
В мой златополдень душу льет!
 
 
Природу петь – донельзя плоско,
Но кто поэта упрекнет
За то, что он ее поет?
И то, что в жизни чуть громоздко,
В ронделях и легко и блестко.
 

Веймарн, 1913, июль

На сенокосе
 
Льется дождь, златисто-кос,
Льется, как из лейки.
Я иду на сенокос
По густой аллейке.
 
 
Вот над речкою откос, —
Сяду на скамейке
Посмотреть на сотни кос,
Как стальные змейки.
 

Пудость Ивановка

Дачный кофе
 
Как вкусен кофе утром летним
В росисто-щебетном саду.
За стадом, за быком последним
Идет пастух, пыхтя в дуду.
 
 
За ним несется вскачь корова,
Как помелом, хвостом маша.
И милолица, и здорова
Девчонка деет антраша.
 
 
Стремясь уйти у бонн из-под рук,
Бежать, куда глядят глаза,
Капризничает каждый отрок,
Нос гувернантке показав.
 
 
Вот финский рикша: в таратайке
Бесконкурентный хлебопек
Везет «француженок» и сайки —
С дорогою за пятачок…
 
 
Я подливаю в кофе сливки
И – мил, и юн, и добросерд —
Вскрываю утренний конверт
На коленкоровой подшивке…
 

Веймарн

1918. Июнь

Ветер
 
Ветер весел, ветер прыток,
Он бежит вдоль маргариток,
Покачнет бубенчик сбруи, —
Колыхнет речные струи.
 
 
Ветер, ветреный проказник,
Он справляет всюду праздник.
Кружит, вертит все, что хочет,
И разнузданно хохочет.
 
 
Ветер мил и добродушен
И к сужденьям равнодушен,
Но рассердишь – не пеняй:
И задаст же нагоняй!
 

1909

Мыза Ивановка

К рассказу Ф. Сологуба
 
Вселенна «Белая березка»!
Как сердце сладостно болит…
И вдруг излучивает броско:
«Она – Лилит! Она – Лилит!»
 
Женская душа
(berceusе)
 
Что такое – девичья душа?
Это – тайна. Тайна хороша.
Я дышу. Дышу я, не дыша.
Убаюкай, девичья душа!
 
 
Мало для души одной души, —
Души дев различно хороши.
После бури хочется тиши.
Мало для меня одной души.
 
 
Околдован каждою душой.
Пусть чужая будет не чужой…
…Спят цветы под первой порошой…
Очаровав новою душой.
 
 
Что такое – женская душа?
Я не знаю – только хороша…
Я ее вдыхаю, не дыша…
Убаюкай, женская душа!..
 
Поэза предвесенних трепетов

О.С.


 
Весенним ветром веют лица
И тают, проблагоухав.
Телам легко и сладко слиться
Для весенеющих забав.
 
 
Я снова чувствую томленье
И нежность, нежность без конца…
Твои уста, твои колени
И вздох мимозного лица, —
 
 
Лица, которого бесчертны
Неуловимые черты:
Снегурка с темпом сердца серны,
Газель оснеженная – ты.
 
 
Смотреть в глаза твои русалчьи
И в них забвенно утопать;
Изнежные цветы фиалчьи
Под ними четко намечать.
 
 
И видеть уходящий поезд
И путь без станций, без платформ,
Читать без окончанья повесть, —
Душа Поэзии – вне форм.
 

1913

Синий сонет
 
Синеет ночь, и с робостью газели
Скользит ко мне Ваш скромный силуэт;
И Вашу тень качает лунный свет —
Луны далекой ясные качели.
 
 
Шум ручейка и дальний звук свирели
Сливаются в пленительный дуэт;
Мы шепот поцелуев шлем в ответ,
Разнежены на снежных трав постели.
 
 
Никто у нас друг в друга не влюбленный
Сближается томленьем синевы,
Мотивами природы усыпленный
 
 
И пряною душистостью травы…
Не мучьтесь после совестью бессонной:
В такую ночь отдаться – вправе вы!
 
Еще вы девушка
 
Еще Вы девушка: ведь этот алый крапат
На блузке лилиебатистовой – весень…
Еще Вы девушка, читающая Запад,
Секрет несущая в сиреневую сень.
 
 
Такая милая!.. Как золотистый грошик…
Поете молодость на разных голосах…
Очарователен улыбчатый горошек,
Ушко наивное опутав в волосах.
 
 
И, вот что, знаете: возьмите в руки прутик.
И – кто кого теперь?!.. – бежим на плац-крокет!
Еще Вы девушка, еще Вы только лютик, —
И я из лютиков Вам подарю букет…
 
Я запою
 
Я запою на лире звонкой
Мятежно, бурно – как гроза —
Черты улыбки чьей-то тонкой
И чьи-то русские глаза!
 
 
Я запою, в восторге, встречи
Влюбленных взоров, их игру,
Их гармонические речи,
Их смех, подобный серебру.
 
 
Я запою улыбок солнца
Их золотистые лучи,
Сердец закрытые оконца
И душ струистые ключи
 
 
Благоухая вешним пылом,
Предав забвенью грусть свою,
О ком-то призрачном и милом
Я в упоеньи запою.
 

Мыза Ивановка


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю