Текст книги "Пепел: Мир праху моему (СИ)"

Автор книги: Игорь Фоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Фоменко Игорь Васильевич
Пепел: Мир праху моему

1. Что нас не убивает...

Вся наша жизнь лишь длинная череда случайностей, неизбежно приводящих к смерти. Всё, что нам остаётся – как можно дольше пытаться отсрочить этот момент. Тем не менее, конец у всех один – тесный деревянный ящик, два метра холодной земли сверху да кучка цветов у фотографии с черной ленточкой.

– Аминь, брат. – Хмуро сказал Толик и махнул рюмку водки.

Черт, видимо я сказал это вслух! Надо держать себя в руках, а то, не дай Ктулху, поминки закончатся дракой! Хорошо, что кроме друга этого никто не услышал...

Я последовал примеру Толика, поморщился от жжения в горле и встал из-за стола. Осторожно прошел между стульями и шкафом, переступая через обувь, вышел из тесной гостиной и оказался на засранной лестничной клетке. Чего толку сидеть в компании молчаливых грустных людей? От этого только ещё херовее.

– Угостишь сигаретой? – Послышался сзади немного осипший голос Наташи.

– Конечно. – Я протянул ей пачку, после чего подкурил нам обоим, затянулся и облокотился на грязную стену подъезда. – Как ты?

– А сам как думаешь? – На меня уставились два красных от слёз глаза.

– Прости.

– Ты не виноват. – Наташа опустилась на ступеньку и грустно усмехнулась. – Конечно, если это не ты толкнул Сашу на дорогу.

– Ната, ну ты...

– Да, забей. – Она опять усмехнулась и из её глаз покатились слёзы. – Останешься сегодня со мной? Надо вещи Сашкины перебрать.

– Конечно. Я ещё Толяна с Нинкой напрягу, если ты не против.

– Спасибо. – Глухо ответила Ната и закрыла лицо ладонями.

Никогда не знал, что говорить в таких случаях. Как мне кажется, слова здесь бессильны. Чтобы избежать неловкой тишины, я быстро докурил и вернулся в квартиру. Поминки заканчивались, надо было помочь убраться.

Час спустя мы вчетвером сидели на диване в спальне, пили коньяк с шоколадом и делились воспоминаниями. Одежда Шурика была заботливо собрана в две больше сумки – завтра мы с Натой отнесем её волонтёрам. Фотик Ната отдала Нине, ноутбук перешёл по наследству Толику. Себе же я решил выбрать лишь несколько книг из обильной Сашкиной библиотеки. Он страшно любил фентези, особенно книги про магов. Ещё он дико упарывался по мистике, тусил на форумах таких же единомышленников, регулярно ездил на Хортицу на Ивана Купала и всеми силами встрявал в разные околомистические тусовки нашего города, совершая с ними разные обряды и символические жертвоприношения. Само собой, и библиотека у него была соответствующая.

А ещё он с детства пытался подсадить на эту тему и меня. Нет, с фентези у меня вопросов не возникло, любовь к магическим мирам у меня вспыхнула моментально, а вот с мистикой... Скажем так, я был не против увлечения друга, но такой же страсти не испытывал.

Себе я выбрал собрание "Ведьмака" Сапковского, поморщился при виде "Дозоров" Лукьяненко, и одобрительно хмыкнул, заметив на полке "Путь Демона" Глушановского. Прихватил и его для коллекции, все равно хотел себе бумажное издание заиметь.

– Сёма... – На моё плечо осторожно легли тонкие пальцы Наташи. – Вот, возьми, пожалуйста.

– Что это? – я осторожно взял в руки старый пыльный фолиант, обтянутый толстой кожей.

– Саша купил на днях на барахолке. Говорил, что это настоящее сокровище. – По щеке Наташи стекла одинокая слезинка. – Думаю, он хотел бы, чтобы ты её забрал.

– Спасибо.

Я сложил книги в рюкзак и вернулся в комнату как раз посреди истории из нашего общего детства.

– ... я его подсаживаю на это дерево, он поскальзывается и садится мне на шею! А тут ещё и Петрович на шум из дома вышел, и только солью по мне – бабах! Чётко в левую булку! Хорошо хоть метров двадцать было, а то убил бы! Я со страху как подорвался, как давай от Петровича лахать огородами! Через заборы, через кусты – шо тот лось через чащу! Короче, кое как выскочил на улицу и понимаю – что-то не то! А Саня всё это время сидел у меня на шее! И ржёт, главное, аж заливается! Две вещи до сих пор понять не могу – как он не свалился, и как я с ним на плечах через полутораметровые заборы перепрыгивал?

– Хорошо, что я с вами тогда за яблоками не полез. Так бы тебе двоих тащить пришлось!

Впервые за эти два дня – худшие два дня нашей жизни – мы искренне рассмеялись. Спустя еще полчаса мы ещё раз простились с другом, выпили и заказали такси. Уже в машине меня опять начало накрывать:

– Не, ребята, всё это херня.

– Ты о чём? – откликнулся с переднего сиденья Толик.

– Да всё о том же! Вот ты как хочешь, чтобы тебя похоронили?

– В смысле?

– Да в прямом! Как тебя хоронить? В каком гробу? Отпевать, или не надо? Крест поставить, или памятник? Какую эпитафию написать, ржачную или серьёзную? Почему это должны решать родственники? Почему не ты сам?

– А и правда! – в голосе Толяна послышалось пьяное возмущение. – Я вот хочу, чтобы на мои похороны кто-то из моих друзей надел черный плащ с глубоким капюшоном, взял косу и просто молча стоял в толпе!

– А эпитафия? -спросил я, посмеиваясь.

– Эммм...

– У него был короткий, но счастливый конец. – предложила Нина, вызвав у нас кратковременную истерику.

– А ты, Нин? – отсмеявшись, спросил я.

– Пусть меня закапывают под "Highway to Hell".

– Шикарная тема! – согласился Толик. – А ты, Семён?

– Пусть меня кремируют, а пепел развеют над Днепром. Не хочу занимать место на кладбище. А книги мои пусть в библиотеку сдадут. На остальное насрать.

– Вот и порешали!

Дома я снял рюкзак и сразу пошёл к холодильнику, достал оттуда бутылку пива, закурил и плюхнулся в кресло. Комп включать не хотелось, говорить с кем-то – тоже. Хотелось просто нажраться и уснуть. Только вот алкоголь в тот вечер меня не брал. Сознание оставалось до омерзения ясным, хотя тело уже изрядно шаталось. Настроение прыгало из одной крайности в другую: сначала хотелось петь и плясать, потом в исступлении биться головой о стену. Это спустя много времени я понимаю, что такая реакция нормальна – Санёк был большой частью моей жизни, и не удивительно, что потеря не прошла даром для нервной системы.

Спустя некоторое количество времени и две бутылки пива, мне надоело пить в тишине, и я решил себя чем-то развлечь. Я достал из рюкзака то самое Сашкино "сокровище", сдул с него пыль и открыл на рандомной странице.

Ну, ничего иного я и не ждал. Книга оказалась каким-то старонемецким сборником заклинаний. Пришлось доставать телефон и переводить хотя бы названия – сами заклинания больше походили на латынь. Мой пьяный мозг решил, что неплохо было бы и прочитать одно-два. Весело, как-никак.

Название "Verbindlich Seele" – "настоящая душа" по версии Гугла – меня чем-то привлекло, и я решил его прочесть. Напрягая разбегающиеся глаза и с трудом ворочая языком, я кое как продирался сквозь зубодробительный мёртвый язык, уже на середине куплета ощущая себя идиотом, но не собираясь останавливаться.

Вот, последнее слово прозвучало... И, ожидаемо, ничего не произошло. Я посмеялся про себя, представляя, как бы скрывал своё разочарование Саша – он очень хотел верить в существование магии.

Приглядевшись, я увидел фразу "закрепить кровью" написанную карандашом узнаваемым почерком Сашки. Ну ладно, исполним последнюю волю усопшего. Сходив на кухню за ножом, я аккуратно проколол подушечку указательного пальца, и красная капля упала на жёлтую страницу. Постояв минуту в тишине, я уверенно назвал себя идиотом и лёг спать.

Утро больно резануло светом по глазам. В голове шумело, во рту пересохло, проколотый вчера палец начал саднить. Я с кряхтением сел в кровати и, обхватив голову руками, начал вспоминать вчерашний вечер.

Вот кто меня вчера дёрнул еще и пиво пить? Еще и книгу кровью заляпал... А, нет, не заляпал. Страница чистая, как так и было. А куда же капля упала? Пол чистый, стол тоже... Ладно, не важно. Хоть и странно. Я же точно помню, этот момент, даже нож лежит на столе!

С Наташкой я встретился только около полудня – пока в порядок себя привел, пока Цитрамон подействовал на больную голову, еще и этот моросящий дождь с пасмурным небом давят на голову... В общем, я все-таки нашел силы выйти из дома. Укрыв короткостриженую голову капюшоном и пыхтя сигаретой, чертыхаясь и стараясь не вступать в лужи, я шел дворами к аллее с часами – любимому месту для рандеву в нашем городке.

– Привет, Нат.

– Здравствуй, Семён. Готов?

– Всегда готов. – Ответил я ей девизом организации, к которой в жизни не имел ни малейшего отношения.

По дороге Наташа говорила о всякой ерунде, будь то погода, экстравагантный вид кого-то из прохожих или вывеска новой кофейни. Я был не против. Девушке надо выговориться, отвлечься, а я... Мне говорить не хотелось. Мы сдали Сашкины вещи в "Красный Крест", на обратном пути зашли в ту самую кофейню, сели за столик, как вдруг я понял, что нахожусь в тишине. Я поднял глаза на Нату. Она отрешенно смотрела в пустоту.

– До сих пор не могу привыкнуть, что его больше нет... – Прошептала она. Я взял её за руку, и она продолжила. – Без него дома так... Пусто...

– Нам всем его не хватает, Нат. – С трудом сдерживая собственные эмоции, начал я. – Но жизнь, наша жизнь на этом не должна кончаться. Это трудно, но мы все это рано или поздно переживём. А Сашка... Сейчас он наверняка в лучшем мире...

– Ты же в это не веришь.

– Я – нет. Зато ты веришь.

– Да. – она вздохнула и вытерла выступившие слёзы. – Да. Наверное, ты прав.

Мы посидели еще немного.

– Сёма, ты сам-то как?

– Сложно сказать. Как опустошенная бочка. Как будто меня выпили и выжали.

– По тебе видно. – сочувствующим тоном без тени иронии произнесла она.

– Все настолько плохо? – Я начал сомневаться в собственном состоянии. Легкий озноб я списывал на похмелье и хреновую погоду, но остальное-то в порядке... Вроде...

– Сам посмотри. – Нат выудила из косметички зеркальце.

Я взглянул на свою физиономию и немного офигел. Бледный, синяки под глазами, белки глаз покраснели, еще и тремор появился. Короче, все было куда хуже, чем я думал.

– Да, перепил вчера немного, завтра уже очухаюсь.

– Ну смотри мне!

Мы допили кофе и разошлись. К концу нашей встречи мне еще больше поплохело, так, что я уже с трудом удерживал вертикаль. Пришлось вызывать такси и ехать эти долбанные четыре квартала. Потом доползти до квартиры, открыть еще бутылочку пива и завалиться в кровать. Подобное лечат подобным, так ведь?

На следующий день мне стало еще хуже. Настолько, что я отпросился с работы и вообще почти не вставал с кровати. Парацетамол не сбивал температуру, горячий чай не облегчал состояние, даже дыхание над горячей картошкой не оправдало возложенных на него надежд. Запас маминых рецептов иссяк, и я решил все-таки обратится к врачу. Но уже не сегодня. Завтра. А пока посплю.

Вся наша жизнь лишь длинная череда случайностей, неизбежно приводящих нас к смерти. Вот мой краткий список: на днях я купил курицу у знакомой бабушки с рынка, порезал её, а нож по своей распиздяйской привычке не помыл, потом по пьяни решил провести тупой непонятный ритуал с протыканием пальца, по "счастливой" случайности мой иммунитет был ослаблен стрессом и зарождающейся простудой. И вот, в мой организм попала одна маленькая, но жутко зловредная бактерия Сальмонелла. В итоге инфекция разрослась в моем теле в рекордные сроки, к врачу я попал только через четыре дня, когда всё-таки решился и вызвал скорую помощь. За неполную неделю бактерия меня сожрала полностью. Свет погас.

***

Нина, Наташа и Толик были в ступоре. Их будто выключили. Ни эмоций, ни реакции на окружение. Потерять двух друзей за одну неделю – это было слишком.

– ...в общем, вскрытие подтвердило диагноз, тело можно забирать. Если хотите, могу дать вам контакт очень хорошего человека, он поможет организовать похороны.

– Нет. – Толик первым вышел из прострации.

– Что "нет"? – Патологоанатома было трудно удивить, но у Толика получилось.

– Похорон не будет. Семён хотел, чтобы его кремировали.

На следующий день вся троица уже стояла на мосту над широкой спокойной рекой. Толик держал в руках урну с прахом Семёна. Первые тёплые лучи, пробивающиеся сквозь редкие облака, легкий ветерок, треплющий волосы – погода была слишком жизнерадостна.

– В добрый путь, брат. Мир твоему праху.

– Спи спокойно. – Выдавила из себя Нина.

Наташа вообще ничего не сказала – крупные дозы успокоительного делали своё дело. Толик открыл крышку и, чуть замешкавшись, высыпал содержимое вниз. Порыв ветра легко подхватил невесомый пепел и понес его куда-то на север.

2. Лекарство от изжоги

Когда свет погас я долго не мог понять, почему я всё еще мыслю? Дальнейшим открытием было то, что я все еще могу слышать. Я четко слышал противный писк кардиомонитора, оповещающий об остановке моего сердца, я не мог пошевелить ни единым мускулом, но всё еще продолжал... быть.

Поначалу я списывал это на тот факт, что после остановки сердца мозг продолжает жить еще несколько десятков секунд. Потом подумал, что я ошибся, а мозг живет несколько минут. Потом, когда кардиомонитор выключили, а моё тело, по ощущениям, накрыли простынёй, мои мысли вообще начали панически бросаться из края в край.

Я вспомнил прочитанные мной заметки о летаргическом сне, что только современное оборудование может засечь сердцебиение во время такого состояния. Потом прикидывал вероятность того, что достаточно современный кардиомонитор сломался одновременно с моим переходом в состояние летаргии. Вспомнилась теория о том, что Гоголя похоронили заживо именно из-за летаргии. И что вскрылось это, якобы, после того, как его тело решили перезахоронить. Мол, лежал он на животе, и крышка гроба изнутри расцарапана была.

Эта картинка, всплывшая в сознании, полностью очистила разум, оставив лишь одну мысль: Убейте меня, пожалуйста! Не хороните меня заживо, сначала убейте!

Хотя было в этом и приятное ощущение – не было боли. Совсем. Осязание, хоть и притупленное, было, а боли – нет. И это радовало.

Еще через полчаса субъективного времени меня переложили на каталку и увезли в недра больницы. Как я понял по резко упавшей температуре воздуха – в морг. И это принесло новое испытание на мою голову – боль вернулась сторицей! Любому станет больно, если ему разорвать грудную клетку и начать вытаскивать внутренности! Когда сверлят череп, чтобы взять материал для биопсии мозга. Когда берут на анализ костный мозг. Если бы я был жив – умер бы, без шансов.

Наконец, меня зашили и выдали диагноз – причиной смерти стала сальмонелла. Можно хоронить. Тут моя уверенность в летаргической теории сильно пошатнулась. Сложно продолжать жизненный цикл без легких, печени и ЖКТ. Да и мыслить без половины мозга затруднительно, если я ничего не путаю.

Здесь я чуть не начал молиться – я очень хотел, чтобы Толик вспомнил о моей просьбе. Я надеялся, что тогда окончательно сдохну. Как же я ошибался... Когда меня положили в печь крематория, я понял, что если ад и существует, то он не такое уж и горячее местечко. Я вернул зрение, когда вместе с кожей сгорели мои веки. Я не потерял ни его, ни слух, когда вместе с мышцами и органами сгорели мои глаза и барабанные перепонки. Я потерял лишь веру во что-то светлое и хорошее.

Боль ушла вместе с последней догоревшей костью. От моего тела остался лишь жирный пепел, но я продолжал жить. Я продолжал мыслить, ощущать этот мир, слышать и созерцать его. Не мог я лишь двигаться. Ну нет мышц у горстки пепла, как ты не крути.

Боже, я ощутил себя кучкой говна, когда санитар веником сгребал меня в совок и пересыпал в урну. Это прозвучит глупо, но в тот момент я ощущал каждую частичку пепла, оставшуюся от моего тела. Очень странное ощущение.

В урне я был в тишине и покое. Почти никаких звуков не доносилось снаружи. Вот он, загробный покой. Где-то в этот момент я почти перестал чему-либо удивляться. Честно говоря, я почти смирился с тем, что осяду в иле на дне реки, коротая вечность с сомами и раками. Свой собственный личный ад... Не сложилось. Не знаю, к счастью или к сожалению.

Когда крышка урны открылась, я на секунду ослеп. А еще через секунду я летел в неведомую мне сторону, подхваченный буйным весенним ветром. Это было... прекрасно! Я всю свою сраную жизнь мечтал полетать, а теперь, после... смерти. Да, назовем вещи своими именами, я умер! И вот теперь, после смерти, я лечу!

Ветер нёс меня прочь от прошлой жизни, солнце грело сверху... Я вспомнил жар печи крематория, он будто въелся в меня навсегда... И я просто выплеснул его наружу. Не могу описать, как именно я это сделал, просто захотел – и получилось! И вот, маленький огненный вихрь летит в будущее, спалив при этом небольшую рощицу... Я случайно, честно!

Жар поднимает меня ввысь, ветер увлекает все дальше... Вверху холодно. И чем выше, тем холоднее, тем ближе по ощущениям к тем ледяным оковам смерти, сжавшимся на моём горле сразу после моего последнего вдоха. Я остываю, я покрываюсь инеем, я сам начинаю источать могильный холод... Опускаюсь... вижу под собой незнакомый город. Я не мог улететь далеко, но в этом городе я еще точно не бывал – не узнаю его очертаний. Я успокаиваюсь, немного теплею, стараясь сохранять тот хрупкий баланс, поддерживающий мой полёт... Но у ветра другие планы.

По пути часть моей "тучи" осыпалась вниз – это был не я, это был пепел от того гроба, в котором меня сожгли, я же остался маленьким, невесомым облачком. И вот, поток воздуха резко сменил направление, и я увидел перед собой открытую форточку...

***

Шумно отдуваясь, Богдан повернул ключ в замочной скважине и едва не выругался на весь подъезд – дверь в квартиру едва не вырвало мощным сквозняком от незакрытой форточки. Зайдя внутрь, он бросил пакет с едой на стол, кинул пару чайных пакетиков в полулитровую кружку, стоящую на столе, добавил восемь ложек сахара и залил кипятком из недавно закипевшего чайника. Сквозняк, ворвавшийся в его квартиру лишь немного разметал салфетки на столе. Единственное, чего Богдан не заметил по своей типичной рассеянности – маленькой горстки серой пыли на дне его любимой кружки.

Внезапно прошедшая изжога, мучавшая его с самого утра, станет для Богдана последним радостным событием в этот день. И не только потому, что соседи за стеной снова начали громко выяснять отношения.

***

Сука. Меня выпили. Меня банально залили кипятком и выпили, как грёбанное лекарство, позволив увидеть богатый внутренний мир! Никому не пожелаю побывать в роли эндоскопа. Узко, темно, склизко и воняет. А еще меня начала разъедать желудочная кислота. Однако, от того, чтобы снова разогреться и сжечь этого мерзкого жирдяя, меня остановила одна мысль: если я уж и так попал в необъяснимую ситуацию и начал делать необъяснимые вещи, то зачем на этом останавливаться? Вдруг это мой второй шанс? Терпение, друг мой, терпение.

Минут сорок спустя я уже плыл по кровотоку своей невольной жертвы. Я ничего не видел, меня оглушал стук сердца, я продвигался абсолютно наобум. Моей главной целью было прорваться сквозь гематоэнцефалический барьер и попасть в мозг. Моей нежелательной целью было оказаться отфильтрованным почками и выйти в унитаз. Итак, добиться первого и избежать второго – что может быть проще?

Я не нейрохирург, не биохимик и не микробиолог, тем не менее я более чем уверен, что менял всю биохимию пациента на ходу простым усилием воли. Я просто очень хотел проникнуть в его мозг и там обосноваться, в итоге я прошел абсолютно незамеченным иммунной системой, пробился в его голову и осел всеми наночастицами на его синапсах. Теперь у меня был доступ ко всему... Но спешить мне было некуда.

Сначала я последил за ним через его же глаза, попытался понять, что он за человек, чем живет, с кем живет... Потом я немного покопался в его памяти, пережил в его шкуре пару неприятных моментов из детства, тщательно его изучил... Ну а что? Каждый паразит должен знать своего носителя!

Носитель... Как быстро психика адаптируется к новым обстоятельствам! Стоило обозначить новые переменные, как сознание сразу же услужливо приспособилось и стало воспринимать происходящее как должное! Я уже спокойно принимал себя как разумную кучку пепла, впитавшуюся в тело чужого человека и активно копошащуюся в его мозгу.

Ну да ладно, я отвлекся. Мой "носитель" оказался... Короче, я толерантный человек, никогда боди-шеймингом не страдал. Я понимаю, что у людей бывает плохой обмен веществ, проблемы с сердцем, другие проблемы со здоровьем; бывают люди худые и полные, стройные и пышные, тощие и пухлые... Но этот персонаж был отвратительно жирным (160 килограмм!), ленивым ненасытным говном. Это моё официальное заявление.

Вся его жизнь состояла из лежания в кровати, залипания в интернет и бесплатные ММО-игры, поглощения еды и сериалов. Иногда это прерывалось походами в туалет и магазин. Его все устраивало.

Периодически он подрабатывал аутсорс-дизайнером различных премиум-скинов и костюмов для бесчисленных китайских онлайн-игр, получал пенсию по поддельной, купленной пять лет назад инвалидности и материальную помощь от государства, как детдомовский. Этого ему с головой хватало на безразмерную одежду, тонны жратвы и интернет, а большего ему и не надо было. Его все устраивало.

Да, он был сиротой, воспитанным в детском доме. С самого детства он так и не завел себе друзей. Это в своё время уберегло его от наркомании и алкоголизма, что в его среде обитания было скорее нормой – ему просто не с кем было колоться, да и купить было не у кого. Он был изгоем все детство, и менять этого не собирался. Его все устраивало.

По достижении восемнадцати лет он получил от государства квартиру в бывшем общежитии, а ныне – доме для малоимущих семей, и оказался в окружении таких же маргинальных элементов, как и в детдоме. Собственно, здесь он и продолжал обитать по сей день. Родных нет, друзей нет, из знакомых только продавщица в магазине продуктов и пара регулярных сопартийцев в игре. И его это вполне устраивало.

Но это не устраивало меня. Когда я понял, в каком теле оказался, у меня возникло желание сильно разогреться, как тогда в полёте, и сжечь его на хер вместе с его берлогой и тем клоповником, в котором эта квартира располагается! После чего снова лететь по ветру кучкой свободного пепла в поисках новой жертвы... Но, по здравом размышлении я рассудил, что второй раз мне может не повезти, и я окажусь сожранным какой-нибудь крысой... Или вообще пойдет дождь, меня смоет в канализацию, и привет сомы и раки!

Ну уж нет! Я получил второй шанс на жизнь, и упускать его не собираюсь. Тем более – с новыми возможностями! Ну нет, пускать фаерболы я обязан научиться! Ну-ка, посторонись, ленивое чмо! Дорогу энтузиастам!

Бесполезно. Сколько бы раз я не пытался взять под контроль его тело, я будто бился о невидимую стену! Когда я изо всех сил напрягся и попытался вытеснить его сознание, это не принесло никаких результатов. Я только лишь начал "распаляться". А он только покачнулся, потрогал закружившуюся голову и пошел к аптечке за жаропонижающим. Хорошо, что я вовремя взял эмоции под контроль и не дал себе спалить тут все к чертям. Душой чувствую, я на это сейчас способен!

Но сейчас мне необходимо было заполучить себе новое тело полностью под моим контролем, а не устраивать массовые пожары... Этим я и потом могу заняться, в конце концов.

План созрел у меня через неделю бесцельной долбежки в закрытую дверь. Я подумал, что раз даже во сне у меня не получается получить контроль, то может не стоить пытаться влить лишний литр воды в полный под крышку бидон? Может лучше не пытаться втиснуться вторым, чтобы не получить раздвоение личности? Что, если спровоцировать потерю сознания и занять его место? В тот момент я был уверен ,что "потеря сознания" – понятие буквальное.

Я аккуратно обволок собой гиппоталамус и попытался сделать так, чтобы обе сонные артерии сжались, обеспечив мозгу кислородное голодание. По моей задумке этого должно было с лихвой хватить. Но ни один план не переживает начала атаки, верно?

–