Текст книги "Завершение проекта Повелитель (СИ)"

Автор книги: Игорь Денисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

С сердцем плохо, подумал Хаймович, когда пространство перед ним на миг дрогнуло и потекло. Раз, и все прекратилось так же мгновенно, как и началось. Где-то далеко завыла сирена. Началось! Моисей Хаймович посмотрел на зверя, сидящего перед ним, бросил взгляд на двери, позади зверя, и прикинул, что прыгать так же как Максим, он, к сожалению не умеет. Чтобы вот так, одним махом, через тушу полтонны весом и полтора метра в холке перепрыгнуть и щучкой в двери, а там…А там тварь его догонит в коридоре, поскольку на свои способности в беге Хаймович смотрел скептически и иллюзий не питал. Вот если бы дверь чем-то закрыть? Был маленький шанс, что дверь ОНО сразу не откроет, по той простой причине, что дверь открывалась на себя, и ручку нажать зверь не догадается. А что в принципе он теряет? Смерть. Играть с ней в перегонки занятие глупое. Не так, так эдак. А вот сорвать интерфейс и не дать этому "богу из машины" выбраться, смерть более достойная, чем от питающейся твоим мозгом, личинки. Нужно решаться, решил про себя Хаймович, и силовым усилием успокоил разбушевавшееся сердце, неистово бившееся в груди. Подождем следующего сбоя программы.

***

Я мчался по лестнице как заполошный, перескакивая и перепрыгивая через две или три ступеньки. Вот, он, третий этаж, вернее уровень. Здесь куда? Хоть бы кто дорогу подсказал? И я на секунду остановился в нерешительности. Уровень самый, что ни на есть гигантский, и коридоры извилистые как женская логика. Тут можно часами бродить. Какой же я все-таки непроходимый тупица! А внутренний взор мне на что? Закрыл глаза, и начал шарить по комнатам, выискивая нечто теплое и живое. Есть! И совсем рядом. Маленькое и неопределенно большое. Стоп! Это что же такое получается? Маленькое и большое? Может, эта тварь с ИР объединилась? И так странно выглядит? Неужели я опоздал? Не раздумывая, сворачиваю на лево и бегу. Поворот прямо. И перед моими глазами кошка. Что за нафиг? Откуда в подземелье кошка? Ба! Да это же наш Душман! Кот Хаймовича, старый как сам Хаймович и верный как…Как…Друг наш, можно сказать. Привет, дружище! Хватаю Душмана на руки, хоть он такого беспардонного отношения жутко не любит. Но не бросать же его здесь? Опять прикрываю веки. И вижу, теперь уже четко вижу два красных теплых шара. Один поменьше и поярче, другой побольше и потусклее. Хаймович и аморф где-то рядом. А вот Душман мне тоже двойным показался, словно два существа в нем?

Ах, да! "Ангел ночи"! Как я мог забыть. Это же Мухина микстура, которую мы все пили, сделала его когда-то таким странным. Некая энергетическая сущность в нем образовалась, как сказал Хаймович. Я этого второго назвал бы призраком с острыми когтями, а весь город его знал как "Ангела ночи". Только Роза моя сказала, что кот слишком долго прожил, и в нем выросла душа. Это она, конечно не подумавши, брякнула, про раны на моей спине забыла. А ведь он меня не исцарапать хотел, а по-дружески выручил, любя можно сказать лапой приложился…

Это идея! Пока я бодрой рысцой трусил, лавируя по извилистым закоулкам, такая вот идея меня посетила. Как сказал бы один древний грек, выскакивая из ванны: Эврика! Кипятка ему в ванну, что ли плеснули…Не помню. Хаймович давно рассказывал. Знаю только, что если бы мне кипятка плеснули. Я бы сказал совсем другие слова, всем понятные. Проняло бы их до самой сраки! Но то древний…Они люди странные были. Что их достоинство не умаляет ни в коей мере.

А вот и комната. Здесь, они за этой дверью. Рву дверь за ручку на себя. Не фига! Закрыто! Вот пля, она же внутрь открывается..И тут меня накрыло. Вернее, мир потек как парафин от свечки. Дверь на моих глазах покрылась коростой ржавчины, изогнулась, и казалось, готова была сложиться пополам, обсыпаться ржавчиной, и превратиться в труху. И тут она возвращается к прежнему облику, распахивается и меня сбивает с ног Хаймович. А следом за Хаймовичем выдвигается морда размером с тумбочку. И клацает зубами. Извини Душман, выручай наших.

И я как гранату бросаю на эту морду кота. У Душмана хвост трубой, шерсть дыбом, когти…ну обычные кошачьи когти. Но, тем не менее, они вцепляются в морду твари. Хоть какую-то задержку по времени мы получили.

– Бежим!

Никогда не слышал, чтобы Хаймович так страшно орал. И чтобы так бегал, тоже никогда не видел. Есть еще порох в пороховницах! Мы несемся, не оглядываясь. Нас заносит на поворотах. Оглушительно ревет сирена. Теперь она работает на всех уровнях. Выход отсюда только один, через шахту лифта. Ту, где обосновался рой, исключаем. Значит, нам вниз на пятый уровень и оттуда на крышу. Тащу Хаймовича за собой. Впрочем, он не особо и отстает. Сбегаем по лестнице на четвертый этаж. И я резко останавливаюсь и толкаю деда. Мы падаем в коридоре четвертого уровня. Сирена стихла.

– Ты, что Максим?

– ОН же..

– П-п-п-подожди,– с трудом выговариваю я, набирая воздух в легкие.

– Приехали.

– ?

– Он пелену включил, – объясняю я, – Хорошо, что вовремя учуял. Между этажей гуляла энергетическая стена, сжигающая все живое. Погони можно было не опасаться. Но и выйти отсюда мы не могли.

***

Андрей Сивуч в бессильной ярости кинул кусок стекла ненавистному мутанту в спину, но мутант уже шагнул к выходу и осколок пролетел мимо, стукнулся об стену и зазвенел мелкими брызгами по полу. В глазах все двоилось и прыгало. От удара в кадык дышать было больно и тяжело, словно через плотную ткань воздух вдыхаешь. Однажды, когда подразделение выбиралось из лесного пожара. Они все смачивали тряпки водой и дышали через них, иначе было невозможно. От густого дыма забивало горло, и человек захлебывался в кашле. Вот и сейчас, дышать было трудно.

Сивуч поднялся на ноги и уже готов был, бросится на Максима, но тут произошло нечто неожиданное. Какой-то страшный вой поднялся, словно волк завыл на одной ноте. Но ни одно животное не могло тянуть вой так долго. Это что-то не живое, сообразил Сивуч. Мир перед глазами исказился, и Максим выскочил в раскрывшиеся на миг двери. Он прав, нужно уходить. Звериное чутье подсказывало Сивучу, что взрыв скоро случится. А если и не взрыв, то что-то произойдет. Что-то, что навек разрушит это подземелье. Скорее всего, тут все рухнет. Быть похороненным заживо не самая приятная смерть. И Андрей решил, что нужно выбираться. Он постоял перед дверями и выскочил, когда они опять приоткрылись. Его никто не останавливал. И незримый Бог не вещал с потолка.

Пробежав по дуге коридора, Андрей ворвался в шахту лифта и полез наверх. Ощущая на ржавых скобах, ведущих наверх какую-то влагу. Словно кто их водой побрызгал. Выбравшись же в кабинку лифта через дыру в полу, в тусклом свете дежурной лампочки, он увидел, что его руки в крови. Значит, мутант ранен. Он идет по его следу. Все верно. Так…Сейчас направо или налево? Кратчайшая дорога наверх через другой лифт. Скорее всего, туда мутант и побежал. Ничего. Он его догонит. Он убил его отца, и Андрей должен отомстить. Глаз, за глаз, зуб, за зуб, – как учит устав. Если конечно, мутант не врет…Хотя, с другой стороны, зачем ему врать? Все отцовские вещи у него, и карты, и пистолет. Пистолет, теперь покоился в кармане полковника Сивуча младшего, и здорово оттягивал карман, что штаны на одну сторону сползали. Но это ничего, главное он опять в руках Сивучей. Так же как жетон-допуск подполковника Липатова, который Сивуч сорвал с мутанта, когда они катались по полу. Жетон давал возможность вернуться и взорвать этот дом, если он сам не развалится. О том, что в нем сидит личинка, и что этого потом может уже не быть, Андрей как-то подзабыл, в связи с последними событиями. Тем более, что о своем существовании личинка не напоминала.

Марево дрожащего воздуха прошло перед глазами, и Андрей рассматривающий свои руки в крови, вдруг увидел как плоть с его рук тает, обнажая желтые кости пальцев. Дыхнуло мертвецким холодом, словно смерть заглянула через плечо. Сивуч, почувствовал как волосы встают на голове, а по телу пробежали мурашки. Сказать, что ему стало страшно, значит, ничего не сказать. Почти не разбирая дороги, он бросился бежать к спасительному выходу. Куда угодно, только вон отсюда, из этого подземелья, грозящего каждый миг стать его могилой.

Он бежал без оглядки, полз в полной темноте, цепляясь руками, за что придется. Пару раз чуть не рухнул вниз поскольку то, что он принимал за надежные скобы и крючья, на проверку оказывались сгнившими кусочками арматуры не обрезанными при монтаже сварщиками. Находясь в шахте на высоте примерно первого этажа, Сивуч испытал еще один шок, когда скобы стали таять в его руках, и воздуха резко кончился, грудь сдавило тоннами земли.

– Нет! Только не так! Я не хочу так умирать! – закричал Сивуч, обезумев от намека смерти. И эхо разнесло его крик по шахте.

– Нет..нет..нет…не так..так..ак…,– отозвалось оно из глубины бездонного колодца.

Когда из последних сил он подтянул свое тело к открытым настежь дверям лифта первого этажа то так устал, что не обратил внимание на тот погром, что устроила эта странная тварь. Дверей не было, не потому, что они были открыты обычным образом. Они были выгнуты внутрь, словно гигантский кулак врезался и вышиб их внутрь. Остатки вмятых створок повисли по краям проема внутри шахты. Листы нержавеющей стали выглядели как обрывки воздушного шарика с бахромой резиновых уплотнителей. Серый рассвет пробивался через окна большого холла. В десяти шагах перед выходом из здания лежало какое-то тело. Андрей почти прошел мимо, приняв тело за одного из местных приконченных тварью. Но что-то показалось ему в этом теле знакомым. Может, выцветшая военная форма, что лишь угадывалась в предрассветной темноте? Сивуч нагнулся и обомлел. В распухшем от жары трупе, изъеденном личинками, он узнал своего отца – полковника Виктора Андреевича Сивуча.

***

Я не знаю, сколько прошло времени, сбои программы случались все продолжительней и продолжительней. Сначала, вышел на связь замогильный голос ИР, предложивший Хаймовичу все исправить, мол: вернись, я все прощу. Мы его дружно послали на хер. И он пообещал нам радужные перспективы, что сдохнем мы вместе. Но как говорится, вместе и помирать веселей. Хаймович прочитал мне проповедь, что зря я его не послушал и вернулся. Потом мы немного помолчали, сидя прямо здесь у лестницы. Потому, что бесцельно бродить по уровню смысла не видели.

– Жалко, – обронил Хаймович, нарушая гулкую тишину подземелья.

– Угу.

– Душмана жалко, – пояснил он.

Мне тоже было до слез жалко кота, с которым в обнимку я засыпал в детстве, который мурлыкал и просился на руки и терся об мои ноги, когда я был в сильном гневе и раздражении, успокаивал. А бабского сюсюканья и розовых соплей не признавал на дух. Настоящий мужик, наш человек, если можно так сказать. Фигурально выражаясь. И была у меня маленькая надежда, что в трудный момент из него как из меня медведь выходит, выйдет "Ангел ночи". И если я вполне материальный медведь, то призрак с когтями существо бесплотное, и не известно, кто кого в конечном итоге..

– Знаешь, Хаймович, мне тоже жалко Душмана, – ответил я, подумав, – А тебя, старого пердуна жальче… мне надо было как-то отвлечь эту тварь. Ты ведь мне как отец.. Хаймович промолчал. А я поднял глаза и к своему удивлению увидел, как слезы текут с его глаз. Больше всего меня поразило, что слеза текла из под повязки на глазу, где глаза давно не было. И я почувствовал, как по моим щекам тоже что-то потекло. Мы, молча в порыве чувств, крепко стиснули друг друга в объятиях не в силах сказать ни слова.

– Ну, вот! Так и знал! Если мужики без баб, то начинают тискать друг-друга, – произнес насмешливый и такой знакомый голос за моей спиной.

– Федор! – Хаймович, отпустил меня, удивленно выпучив свой единственный глаз, – Ты как здесь оказался?

– Стреляли, – улыбнулся Косой, – Как дым над городом пошел, сразу понял, что тут без меня шашлык жарите, вот и решил поторопиться… А то знаю вас, схряпаете все…А тут пожарище такой.

– Какой пожар? – удивился я, растягивая рот до ушей от улыбки, и стукая кулаком в плечо Косого. Федор был весь какой-то грязный, вонючий, пахло от него незнамо чем. Комья рыжей глины свисали с его головы, словно кто-то пытался вылепить с него статую в месте с автоматом, висящим на шее, а потом передумал. Но выглядел Федя очень довольным, что нас нашел. А как мы были рады, словами не описать! Только, что не повизгивали от радости. И набросились на Федю с расспросами.

– Как? Как ты сюда пробрался?

– Каком, через нору торка, это же четвертый этаж? Забыли, как мы отсюда выбирались?

– Едрит, Мадрид! Как мы могли забыть?!

– Вот и я о том, же… Пару раз чуть не умер в этой норе. Думал, задохнусь на фиг, когда и спереди и сзади вдруг проход пропадал, и в глазах всякое мерещилось. Вы чего тут наворотили? Там наверху трупов как мух в сортире. Тут есть еще кого убить, или может пойдем отсюда?

– Да-да! Конечно!

– Нужно поторопиться!

– Пошли!

– Тут скоро все рухнет.

И мы побежали за Федором, ведущим нас к норе торка. Замелькали бесконечные повороты, и бесчисленные двери комнат и кабинетов.

– Сюда! – покрикивал Косой, сворачивая. И мы как нитка за иголкой, поворачивали следом.Так и добежали.

***

Маленькое существо, вцепившееся мне конечностями в морду, я проглотил на раз, выпивая все жизненные соки, и энергию. Питательности в нем было до обидного мало, что никакой сытости я не ощутил. Зато ощутил нечто другое, и очень этому удивился. Некая незримая сила, но большая и могучая попыталась завладеть моим телом. Я не понял, откуда она взялась, но каким-то непонятным образом, она оказалась внутри меня. И я впал в ступор. Состояние близкое тому, в котором я пребывал, уходя в спячку до лета. Мне одновременно хотелось бежать за двуногими, и в тоже самое время я чувствовал острый крысиный запах, и меня тянуло проверить, что это там так аппетитно пахнет. И конечности, не зная какой выполнять приказ, сковала судорога. В то же время, чувство опасности исходящее от этого места, заставляло меня бежать от сюда как можно скорее. Оно буквально воняло опасностью, кричало во всю глотку, что скоро произойдет нечто, уничтожающее все и всех…

***

Андрей вынес тело отца на улицу, долго искал взглядом чем копать, пока не подобрал кусок шифера, и стал скрести им сухую, сцементированную жарой землю. И пока копал, пытался мысленно поговорить с отцом. Он рассказывал ему все, что случилось за его отсутствие, как посылал разведчиков, как искал воду и все-таки нашел. Как его предали, как ему пришлось воспользоваться своим правом полковника и убить ослушавшихся приказа. Как вышел на этот дом, и что там внутри, и какие они – эти мутанты. И что все написанное дедом Сивучем, оказалось, правда. Нет, он конечно, никогда и не сомневался…но все же. И о том, как познакомился с древним мутантом, настолько древним, что, наверное, самым первым мутантом, свидетелем катаклизма. И он неплохой человек, хоть и мутант, не то, что этот выскочка и дебил Максим. А тварь из пустыни самое ужасное, что он видел в жизни. Он рассказал, что ему повезло, и он попал туда, куда надо. И скоро возможно все это рухнет, как ты отец хотел. Он говорил, а разговор не клеился. Отец не хотел с ним разговаривать, а лишь осуждающе молчал. И все сказанное Андреем тонуло в этой холодной, суровой тишине.

Так было и раньше. Виктор Андреевич редко обращал внимание на детский лепет сына, отвечая на его слова стеной молчания. И лишь однажды, когда еще маленький Андрей прибежал с очередной жалобой отцу и рассказал, что Петька ему глаз подбил, за то, что он Аньке язык показал, потому что она дура. Отец его как будто не слышал, занимался своими делами. Карту какую-то рисовал. Но вдруг отвлекся на миг от карты и сказал: "Ты уже взрослый и должен сам решать свои проблемы. Если получил за дело – не плачь, если бьют – давай сдачи. Если обижаешь кого-то, то будь готов к тому, что и тебя обидят. И самое главное ты должен понять, что жаловаться самое последнее дело. Это признак слабости и бессилия. Ты вырастешь и станешь полковником, и тебе будут жаловаться, и ты будешь определять правого и виноватого. И тогда поймешь, что не всегда тот, кто жалуется – прав, а на кого жалуются – виноват. Заруби это себе на носу, и больше мне не жалуйся". И Андрей обиделся, замкнулся в себе, и больше никогда к отцу не обращался, и с отцом о своих делах не разговаривал. Они общались во время службы, поскольку он как сын полковника и его негласный первый заместитель был всегда рядом. Чтобы Андрей видел, как нужно воевать, как думать, как решать стратегические, тактические и бытовые проблемы. Но по душам, как отец с сыном или сын с отцом, они не говорили никогда. Даже когда Андрей со своим взводом попал в засаду, и лишь на третий день выйдя из окружения, отбившись от неприятеля, они вернулись домой. Сивуч старший набросился на сына с руганью, отчитал его перед всем подразделением как мальчишку, под конец, успокоившись, буркнул: Хорошо, что выбрались. И все…Андрею было обидно до слез. Он видел, как встречали его бойцов родители. Отцы их крепко обнимали, подбадривающее похлопывали по плечам, матери – так те в слезах висли у солдат на шеях. Только у него было все не как у людей. И в то же время Андрей гордился своим отцом, самым лучшим, умным и справедливым на свете. Ни у кого не было такого отца. Только вот почему-то, ему иногда хотелось, чтобы отец был отцом, а не полковником…

Вот и сейчас, не сложилось. Как много хотелось бы выспросить у отца, о многом поговорить. Но Андрей знал, что это затянувшееся молчание – стало молчанием вечным. И отец уже никогда не расскажет, кто убил его, и почему Максим соврал, говоря, что убил его. А отец был жив и дошел цели, и привел все подразделение. В трупах около входа Андрей узнал бойцов их подразделения. Значит, они послушали его, и пошли за ним. Но почему тогда они бросили его, Андрея? Почему старший Сивуч был для них всем, а он..ничем? И от осознания этой истины Андрею было горько и обидно. И комок горечи и боли вставал в горле, как только недавно от удара Максима. И было еще в этом комке боли куча скомканных и невысказанных слов, фраз и выражений, все что копил и хотел сказать, но не сказал своему отцу Андрей. И этот комок душил его, просился наружу. Но Сивуч младший терпел. Он докопал могилу, молча стащил в нее тело отца, присыпал, сгребая руками землю. Поискал из чего соорудить крест, но поблизости ничего не заметил. И открыв рот, хотел все сказать, что надумал: Что отец был черствый и бесчувственный, что никогда не любил и не хвалил его, что Андрей всегда старался быть хорошим, таким, чтобы не подвести отца. Таким, чтобы отец мог им гордиться. Но не услышал от отца ни одного доброго слова. Но он все-таки старался быть лучше, старался быть настоящим командиром. И он дошел до цели раньше отца… Андрей открыл рот, чтобы все это сказать, но вместо всей этой тирады вырвались только три слова:

– Прости меня отец…

Сивуч заплакал. И ему показалось, что отец отозвался и кто-то, большой и невесомой ладонью, ласково погладил его по голове.

***

Это тяжело передать. Сколько раз нас охватывал страх в этой норе, сколько раз он душил нас лишая воздуха и даже самой возможности вздохнуть, а мы все ползли, карабкались по тесной норе, скользили пальцы по влажной глине. Грязь забивалась под ногти, в уши, в глаза, за шиворот что-то капало и падали комки грязи. Колени были сбиты и штаны на них стерлись до дыр. Хорошо было Косому, он вниз к нам скользил. Вниз, наверное, легче было. А может, и нет? Ему второй раз его сегодня проходить приходилось. И когда впереди забрезжило светлое пятно открытого пространства, я почувствовал облегчение. Все! Скоро мы будем на свободе. Яркий свет ударил по глазам. Я зажмурился от света, рассматривая красные пятна расцветающие в темноте и потихоньку открыл глаза. Что за на…? Мне в глаза через чистое вымытое стекло пластикового окна светило солнце. Хотя солнце, как и окно, было за спиной. Луч солнца, отражаясь в зеркале на стене, рикошетом бил мне в лицо. Было тепло и сухо, и чисто. Пахло хлоркой, спиртом, кварцевой лампой. Я лежал на спине на чистой, но явно казенной кровати. За дверью в коридоре явно сновал народ, доносились звуки, обрывки разговоров. Стоп! Это что же? Я опять в больничке? Ну, да…Я помню, как сюда пришел. Упросил Мухина И.Н. меня подключить. И опять оказался там…И опять меня выбило, выкинуло с той реальности? И я так и не узнал, чем все это кончилось? Вот, зараза! В палате никого не было. Где же доктор? Хорошенькое дело, пациента подключил, а сам смылся? А ну-ка я сам попробую…

Я встал с койки, разминая задеревеневшее после сна тело. Отцепил датчики с запястий и ступней. Снял шапку с кучей проводов с головы, поскольку провода до рабочего стола профессора мне дотянуться не давали. И подошел к аппарату. Сам аппарат размером и видом с прикроватную стандартную больничную тумбочку, был соединен с ноутбуком на столе. Кратко, осмотрев настройки программы, я понял, что запустить его самостоятельно и сразу с бухты-барахты я не сумею. Графики синусоид и дешевой анимации, перемежались с медицинскими терминами СУР, СУЛО, СУКМО, ЕИСЗ. Без пол литра не разберешься. И самое обидное, что посередине экрана крутился бублик, верный признак зависания. Эх! Виста! Висла и будет виснуть.

– Вот, дерьмо! – бросил я в сердцах, свернул окошко зависшей программы и открыл первый попавшийся документ. Лазить по чужим документам, что читать чужие письма, как говорил поэт "заглядывая мне через плечо". Но дело касалось меня и очень бы хотелось узнать что-то еще. Начал читать и ничего не понял…Не по мне документ, оглупел я что ли, пока там был? Следующий. Опять не то. Следующий. Вот это интересней! Список коматозников. И первым в списке был я – Коваленко М.А. системный администратор, далее Гиршевич М.Х, пенсионер, Хропатый Ф.С -тренер, инструктор рукопашного боя, Сампиева Л.М -домохозяйка, Бренер Р.А. – бухгалтер, Кривошеин С.К – учащийся школы 54, Александров А.В. – военнослужащий. Так…Какая-то картинка в голове у меня начала складываться. Но тут двери распахнулись, и сердитый чел с пузом и лысиной возник в кабинет.

– Вы что тут делаете? Кто разрешал посторонним в дорогостоящем оборудовании ковыряться? Вы кто?

– Да как сказать…

– Покиньте кабинет немедленно! Что за безалаберность, Игорь Николаевич, который раз кабинет не закрывает. Докладную на него напишу!

И этот сердитый толстяк буквально вытолкал меня из кабинета, давя своим авторитетом в прямом и переносном смысле. В смысле, пузо у него было авторитетное. Он дождался когда я выйду, и вышел сам держа дверь за ручку, словно боясь, что я назад попытаюсь ворваться.

– Елена Сергеевна! – крикнул он кому-то из снующего по коридору персоналу, – Скажите техничке, чтобы Мухина кабинет закрыла. И его самого позовите, пусть посмотрит не сломали ли чего…А вы не уходите молодой человек. Мало ли что..

– Это кто? – спросил я шепотом, у проходящей мимо девушки в белом халате (медсестра наверное). Неприятный тип пошарил взглядом по моим карманам, создавалось впечатление, что он хочет проверить их содержимое.

– Завхоз, – так же шепотом ответила она мне и улыбнулась. И мне ее улыбка понравилась. Она вселяла надежду, что не все так плохо. И меня с наручниками отсюда не увезут. Н-да, сморщился я. Опять кругом "милые" люди и привычная реальность. Не такого конца я ожидал. А чтобы как в книгах, все понятно и просто. Увы..

– Молодой человек, вы крайний на прием к Мухину? – спросил меня насмешливый знакомый голос. Я обернулся и обомлел.

– Как?

Он лишь улыбнулся в ответ. Все та же сухая фигура, все тот же гордый профиль с выдающимся вперед носом. Только вот глаза у него два. И в костюме я его никогда не видел.

– Постойте…вы тоже коматозник? Гиршевич М.Х? Моисей Хаймович?

– Да Максим, да. Пойдем отсюда, нам о многом надо поговорить. Да, и ждут нас.

– Кто?

– А ты еще не догадался?

Хаймович взял меня под руку и потащил к выходу. По пути, негромко объясняя мне, что к чему.

– Ну, хорошо, я готов поверить, что по каким-то причинам наши тела обрели вторую душу, некую энергетическую субстанцию, которую выкинуло в это измерение и вселило в другие тела. А что с нами произошло там?

– Не по каким-то, а благодаря препарату Мухина. Забыл, что произошло с моим котом? Он раздвоился, обрел энергетическую сущность – призрак ночи…А там, больше нет, Максим, мы все погибли. Взрыв все-таки произошел. Есть только здесь. И разве это не замечательно, что у нас появился второй шанс.

– Но как мы не изменились внешне?

– Думаю, мы просто вселились в тела своих двойников в этом измерении, в этой реальности, в этой вселенной. Как угодно.

И тут коридор кончился, мы миновали регистратуру, и вышли из парадного. Свежий весенний ветер нежным запахом листвы щекотал ноздри. А у высокого крыльца стояли…

И тут я обо всем на свете забыл, потому как покрывал поцелуями ее лицо. Гражданка Бренер Роза Альбертовна (бухгалтер вроде бы), раскраснелась от моих поцелуев и пыталась поцеловать меня в ответ. А рядом стояли широко и радостно улыбались инструктор рукопашного боя Федор Хропатый с карапузом на руках, Максимкой младшим, его жена – домохозяйка Луиза Сампиева. А чуть поодаль застенчиво качая коляску, стоял учащийся школы 54 Сергей Кривошеин по кличке Шустрый.

– Там кто? – спросил я у Розы, через силу прерывая наши бурные объятия, и указывая на коляску, – Как назвала?

– Елена.

Я немного оторопел от всего обрушившегося на меня.

– Дети наследуют от отцов этот дар, лишнюю энергетическую оболочку, – многозначительно произнес Хаймович, – поэтому вместе с нами в этот мир переселился еще кое-кто..

– Ты немного отойдешь, и подумай Максим, нужна ли тебе мать одиночка…, – смутилась Роза.

– Это хорошо, что одиночка, значит, мне не нужно никого убивать, – подмигнул я.

И зашептал на ухо моей любимой самые хорошие слова, какие только знал, но это уже вас не касается. И теперь точно знал, что все у нас будет ХО-РО-ШО!

А по улице медленно шел к нам на встречу, знакомый до боли тип, которого я тут увидеть, никак не ожидал.

– Он все-таки пришел, – заметил Хаймович.

Это был военнослужащий Александров Андрей Викторович, но пока еще не полковник, а старший лейтенант.

P.S.