Текст книги "Я — легионер, или Восемь лет в европейском футболе"

Автор книги: Игорь Шалимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Да, много советов мог бы дать мне в тот трудный момент хороший прокуратор. Но, как вы уже знаете, рядом со мной был совершенно ничего не понимавший человек, и помощи мне было ждать неоткуда.

Он не мог ничего ни решить, ни подсказать, поскольку этот мир с его проблемами был ему совершенно незнаком. Он сам пользовался советами одного своего знакомого, в прошлом занимавшего довольно ответственную должность в «Интере». Тот знакомый, весьма приятный в общем-то человек, посоветовал отклонить предложение Пеллегрини и остаться. Он передал этот совет мне, и, поскольку совет этот совпал с моим желанием, я последовал ему довольно быстро, известив президента о том, что никуда из «Интера» уходить не намерен. И только потом, когда уже ничего нельзя было исправить, я понял, что знакомый этот, выступая в роли советчика, руководствовался – скорее всего подсознательно – своими личными соображениями. Он был обижен на Пеллегрини, который в свое время уволил его, и в глубине его души зрело желание вступить в борьбу с президентом, доказать его неправоту. Я не хочу осуждать этого человека: в конечном счете, он давал лишь дружеский совет в ситуации, в которую ему трудно было вникнуть до конца, высказывал свое личное мнение. И, разумеется, никого не заставлял следовать своим советам.

* * *

Ч етыре дня президент Пеллегрини и генеральный директор Боски уговаривали меня уйти в «Удинезе», но я твердо стоял на своем. «С какой стати мне уходить? Только потому, что приходят новые игроки? Это не повод отправляться в заштатную команду из великого клуба, за который я так хорошо играл в прошлом году!» – размышляя таким образом, я упрямо отказывался от всех предложений руководства. Можете себе представить, что далеко не всегда наши переговоры проходили в спокойной обстановке: президент не раз терял терпение и повышал голос. И это понятно: думаю, ему не часто приходилось встречать такое отношение со стороны своих игроков – мало кто из профессиональных футболистов отважится перечить боссу и идти с ним на открытый конфликт.

Естественно, не следовало делать этого и мне. Но кто остановит меня, кто посоветует изменить линию поведения? Да во время моих переговоров с президентом мой представитель не мог не то что должным образом отстаивать мои интересы, но хотя бы связать два слова.

В нормальном же развитии все должно было выглядеть совсем иначе: мне вообще не следовало встречаться с президентом. В таких случаях все переговоры ведет исключительно прокуратор – настоящий прокуратор, который может и умеет разговаривать с президентом клуба на равных, как бизнесмен с бизнесменом. И тогда уже президент не будет ни раздражаться, ни повышать голос. А если переговоры вызовут его неудовольствие, он не станет переносить это чувство на игрока, с которым не имеет прямого контакта. Таким образом, благодаря прокуратору обе стороны берегут свои нервы и, несмотря ни на какие разногласия, не становятся врагами. Увы, в нашем случае этого избежать не удалось: после четырехдневных переговоров мы с Пеллегрини стали относиться друг к другу куда хуже, чем раньше.

Не говоря уж о том, что опытный прокуратор посоветовал бы мне согласиться на предложение президента. Сегодня, уже задним числом, можно понять, что, уйдя на год в «Удинезе», я бы ничего не потерял, а, напротив, мог бы многое приобрести. В скромной команде я, как в «Фодже», играл бы одну из ведущих ролей и провел бы сезон спокойно, не тратя лишних нервов на мысли о конкуренции. Пресса была бы на моей стороне и каждый мой удачный матч и тем более гол ставила бы в укор Пеллегрини: мол, зачем президент отпустил такого хорошего футболиста. Особенно актуален был бы такой упрек на фоне неудачной игры «Интера», для которого сезон 1993/94 стал, как я уже говорил, худшим в истории. Конечно, перед началом сезона знать этого наверняка никто не мог, однако подобное развитие событий вполне можно было предположить. Команда пережила серьезную перестройку, причем в полном противоречии с планами тренера, – вероятность того, что у такой команды возникнут проблемы, была очень высока.

И вот через год я бы вернулся из «Удинезе» героем. Вернулся бы с продленным контрактом, в хороших отношениях с президентом, который, пусть и не прилюдно, но в глубине души уж непременно осознал бы свою неправоту. И передо мной вновь открылись бы блестящие перспективы.

Все это смог бы предвидеть опытный прокуратор, не один год проработавший в футболе и научившийся понимать его. Но ожидать такого глубокого понимания от 24-летнего футболиста – и уж тем более от того, кто назывался его прокуратором, – не приходилось. Поэтому я упрямо стоял на своем и тем самым навредил своей карьере.

Немаловажным был и тот факт, что временный переход в «Удинезе» мог бы улучшить мое материальное положение. Согласись я на продление контракта, мы с Пеллегрини могли бы заговорить и о новых суммах. У меня в таком случае были бы неплохие шансы, поскольку президент находился в сложном положении: если я не иду в «Удинезе», значит, он не обменивает Делль'Анно, а покупает его (кажется, за него просили четыре миллиона долларов). Мое согласие помогло бы Пеллегрини сэкономить круглую сумму, и я имел полное право рассчитывать на часть этой суммы в качестве увеличения контракта.

Не впервые на этих страницах я завожу разговор о деньгах и каждый раз чувствую себя неловко. Так уж сложилось, что любого, кто заговаривает на тему материальных благ, у нас сразу же спешат объявить рвачом, хапугой и т.д. Хороший пример – конфликт в сборной 1994 года, когда ситуация была представлена общественности в искаженном виде. Тогда футболистов безосновательно обвинили в том, что они требуют денег, отказываются играть за родную страну, хотя в первую очередь речь шла об улучшении условий подготовки команды, о правильной организации дела, о достойном отношении к игрокам национальной сборной. Но, кажется, никому объяснить это мы не сумели – нас просто не захотели слушать. И действительно, зачем прислушиваться, пытаться понять, если можно легко и безболезненно перевести все в денежную плоскость? С тех пор меня не покидает какое-то противное чувство, словно я должен все время перед кем-то в чем-то оправдываться. Но Действительно ли здесь есть в чем оправдываться?

Так сложилось, что в современном профессиональном спорте заработки необычайно высоки, причем Футбол здесь далеко не на первом месте: многие мастера баскетбола, тенниса, хоккея, гольфа, бокса и ряда других видов спорта получают больше, чем футболисты. Но дело не в размерах, а в источниках их баснословных зарплат. Важно понять что спортсмен ни у кого не крадет и не отнимает деньги, он их честно зарабатывает. Люди по собственному желанию покупают билеты, абонементы, тратятся на спутниковое или кабельное телевидение и получают взамен высококлассное зрелище. Из этих денег складываются доходы команд, клубов и федераций, а часть этих доходов идет на оплату труда спортсменов. Эта схема ничуть не отличается от любого другого экономического механизма.

Мы, футболисты, своим трудом приносим огромную прибыль нашим работодателям. Они, как и положено бизнесменам, стремятся к максимальным доходам, которые напрямую зависят от результата команды. А результат делаем мы. Каждый игрок в зависимости от своего мастерства, а по сути – от способности влиять на результат, имеет свою цену. Чем выше цена футболиста, тем выше его контракт. Владелец клуба, желающий добиться максимального результата, вынужден приобретать сильнейших игроков и платить им зарплату, соответствующую их уровню. В середине 90-х годов конкуренция между клубами сильно возросла, и поэтому суммы трансферов и зарплат значительно увеличились. Это совершенно естественно.

Не знаю, убедил ли я кого-то своими рассуждениями, но, по-моему, тут и убеждать-то не в чем. Нет и не может быть ничего постыдного в желании зарабатывать как можно больше – если, конечно, для этого не нужно преступать закон.

В России, увы, разговоры о деньгах всегда находят благодатную почву. Поэтому нашим оппонентам было очень легко увести общественное мнение в сторону от затронутых нами проблем. Для этого нужно было только заговорить о презренном металле. И мы сразу оказались плохими: ну как же, в стране тяжелое положение, а они только о деньгах думают.

Уже довольно много лет прошло с тех пор, однако воспоминания о тогдашнем конфликте по-прежнему не дают мне покоя. Что ж, быть может, когда-нибудь придет время вернуться к этому разговору и поставить все точки над «i». Но не сейчас.

* * *

Итак, я остался в «Интере», хотя для этого мне пришлось пойти наперекор президенту, что, конечно же, не сделало меня его лучшим другом. Но я был молод, полон сил и верил, что смогу доказать свою правоту на поле.

Поначалу ситуация складывалась благоприятно: Coca уехал играть за Уругвай на Кубке Америки, и нам с Йонком обоим хватило мест в составе. Игр семь или восемь мы провели вместе – это был мой шанс, который я, к сожалению, не использовал.

Прошло чуть больше года с того момента, когда меня назвали лучшим легионером в Италии. Что случилось со мной? Состарился? О чем речь – мне же только 24! Разучился играть? Конечно же, нет – это невозможно! И все же я не был похож сам на себя.

Я упустил несколько возможностей забить – раньше со мной такого не случалось. Шансы у меня, игравшего в глубине полузащиты, возникали очень редко, зато реализовывал я почти все, благодаря чему и был одним из самых результативных в своем амплуа. Но теперь картина изменилась.

Особенно обидным в этом отношении был матч пятого тура в Риме против «Лацио». По воле календаря для нас это была вторая выездная игра подряд: неделей раньше в Кальяри мы потерпели первое поражение в сезоне. Победа в Риме позволила бы сразу забыть о той неудаче и вернуть команде хорошее настроение. Но мы сыграли вничью – 0:0, а я не использовал два отличных голевых момента. Сперва Йонк прекрасным пасом вывел меня один на один с вратарем, и я с полулета пробил выше, а затем, замкнув прострел с фланга, из выгодной позиции попал в штангу.

Эти неудачи подрывали мою уверенность в себе. И, что самое обидное, утрачивал веру в меня и тренер. Я находился не в том состоянии, чтобы Баньоли ради меня шел на конфликт с президентом, и, когда Coca вернулся с Кубка Америки, я очутился на трибуне. В тот момент я считал, что внутренне готов к такому развитию событий и сумею пережить этот период без потрясений. Но в действительности это оказалось куда труднее – я и не представлял, каким тяжелым окажется переход в разряд запасных игроков. В принципе, играл я не так уж мало: выходил на поле в 18-ти матчах чемпионата и забил два гола. Дело было в начале декабря в Лечче: мы провели ту игру на подъеме, выиграли -3:1, и я забил первые и, как потом оказалось, последние свои голы в чемпионате. Причем один из них – головой, чего со мной ни до, ни после этого не случалось. Все мы были воодушевлены победой, нам казалось, что она – первый шаг к преодолению кризиса и что скоро наши дела пойдут на поправку. Но, увы, за этим ярким выигрышем опять последовали бледные выступления, команда вновь утратила веру в себя и продолжала вязнуть в болоте средней части таблицы.

Кроме восемнадцати матчей чемпионата, я провел большинство из двенадцати игр на Кубок УЕФА, который мы в том сезоне завоевали. Но все равно впервые в своей карьере мне пришлось ощутить себя футболистом запаса, а жить с этим ощущением чрезвычайно тяжело.

А «Лацио» в том сезоне стал камнем преткновения не только для меня, но и для Баньоли: именно после матча с римлянами во втором круге наш тренер был отправлен в отставку.

Ту игру на «Сан-Сиро» мы начали и большей частью провели очень хорошо, за несколько минут до конца выигрывая – 1:0. Но непродолжительная расслабленность стоила нам двух очков (тот сезон был последним, в котором за победу давали два очка). Одну ошибку допустили защитники, одну – наш опытный вратарь Дзенга, прозевавший удар Ди Маттео метров с тридцати, и вместо победы наши болельщики стали свидетелями очередного поражения. Мы покинули поле под оглушительный свист трибун, а Баньоли на следующий же день был отправлен в отставку.

Мне довольно часто приходилось быть свидетелем тренерских перестановок в ходе чемпионата. В Италии, да, кажется, и в других странах, без них вообще ни один сезон не обходится. Но, насколько я мог заметить, пользы от таких перемен немного. Это, в общем, понятно: новому тренеру крайне тяжело включиться в работу, тем более что работать придется с игроками, находящимися в плохой форме и плохом настроении.

Бывают, конечно, исключения – скажем, в сезоне 1996/97 из неважно выступавшего «Лацио» ушел Зденек Земан, и его заменил Дино Дзофф, ранее тренировавший команду, а в тот момент занимавший пост президента. Он быстро наладил игру в обороне (я уже говорил, что это не самое сильное место Земана), а с атакой особых проблем и не было. В результате до конца чемпионата «Лацио» не потерпел ни одного поражения и резко вознесся в таблице, попав из опасной зоны, грозившей вылетом, в Кубок УЕФА. Вот одно из редких исключений, когда смена тренера в ходе сезона дала положительный результат. Наверное, знатоки футбольной истории найдут и другие. Но в целом, думаю, эти исключения лишь подтверждают правило.

Подтвердил его и «Интер» в сезоне 1993/94. За тринадцать туров до конца чемпионата президент Пеллегрини решил не искать замену Баньоли на стороне и предложил возглавить команду тренеру молодежи Джампьеро Марини. С психологической точки зрения это был неплохой ход. Марини – чемпион мира 1982 года – очень симпатичный человек, в клубе его любили и со всеми футболистами у него были прекрасные отношения. Он понял, что его главная задача – снять с нас тяжелый психологический груз, и это ему удалось. Его шутки и розыгрыши позволили нам встряхнуться.

В отношении меня все шутки Марини носили специфический характер. Он явно был наслышан о том, что русские любят выпить и что водка заменяет им и воду, и молоко. Поэтому он все время цеплялся ко мне с вопросами тина: «А ты какую больше любишь – апельсиновую или мандариновую?» Эту тему он продолжал и во время тренировок. Когда я ошибался, Марини непременно кричал: «Я ж тебе говорил: пей апельсиновую, а ты все мандариновую глушишь». Ну, а во время сборов, совершая вечерний обход, тренер вообще разыгрывал целый спектакль: врываясь в мою комнату, он начинал обшаривать все шкафы и ящики, залезал под кровать, приговаривая: «Я все равно ее найду, так что лучше сам признайся, куда спрятал водку. Я же знаю, что ты собрался всю ночь напролет пьянствовать!»

Все это было весело, настроение наше с приходом Марини заметно улучшилось, однако на результатах это, увы, не сказалось. Вернее, сказалось даже в отрицательном плане: если с Баньоли мы проигрывали каждый четвертый матч, то с Марини – два из трех. Так что направление нашего движения по таблице было совсем не таким, какого ждали президент и болельщики, и к концу сезона мы из середины опустились на 13-е место: от лучшей из четырех команд, покинувших Серию А, нас отделило всего лишь одно (!) очко.

Спасти сезон нам удалось победой в Кубке УЕФА. Не знаю, что сделали бы с нами болельщики и президент, если бы мы и тут потерпели неудачу, оставшись без места в еврокубках на следующий год. К счастью, хоть в чем-то нам повезло.

СЕРЕБРЯНЫЙ ТРОФЕЙ – КАК ЛОЖКА МЕДА

Победу в Кубке УЕФА вполне можно назвать ложкой меда в той бочке дегтя, какой представляется для нас неудачный сезон 1993/94. Как же загадочна и иронична наша жизнь: единственный в своей заграничной карьере трофей (причем весьма почетный!) я завоевал в самый трудный для себя год – не в период популярности и славы, когда был «звездой», а в тот момент, когда даже не в каждой игре появлялся на поле.

Надо честно признать, что на протяжении всего розыгрыша нам в обще много везло с жеребьевкой: из шести соперников, с которыми пришлось играть на пути к вершине, лишь один был по-настоящему силен. Но, в конце концов, хоть когда-то должна была фортуна улыбнуться нам!

В первом круге мы встречались с бухарестским «Рапидом» и выиграли очень легко. В домашнем матче три гола Берхкампа обеспечили нам победу – 3:1, которая позволяла со спокойным сердцем ехать на ответную игру. В Румынии я наблюдал за матчем с трибуны – наши играли уверенно, раскрепощенно и опять победили – 2:0.

Следующим подарком жребия стал кипрский «Аполлон». Мы так обрадовались, что даже не сумели толком настроиться на встречу с таким откровенно слабым соперником. Вновь первая игра прошла на «Сан-Сиро», и единственное, на что мы сподобились, – это на скромную победу со счетом 1:0 благодаря все тому же Берхкампу. В принципе, результат этот можно было назвать для «Интера» позорным, но мы не очень уж беспокоились, понимая, что можем наверстать упущенное в гостях.

Ответная игра получилась удивительно живой и необычной. Как мы и ожидали, начало далось нам легко: уже на пятой минуте я открыл счет. Вскоре в очередной раз отличился Берхкамп, в том розыгрыше забивавший едва ли не в каждом матче, – короче говоря, мы всю игру спокойно вели в счете: пропустив гол, тут же усилиями Фонтолана восстановили разрыв в два мяча. И вдруг что-то с нами произошло – не то устали, не то надоело нам играть, – и в течение нескольких минут мяч дважды побывал в наших воротах, к бешеной радости горячих болельщиков-киприотов. Нас словно окатили ледяной водой: в принципе, мы могли себе позволить пропустить еще один гол, но до такого позора доводить все же не хотелось. С трудом удалось нам мобилизоваться и доиграть матч без дальнейших потрясений, подарив хозяевам поля почетную ничью – 3:3.

Очередным нашим соперником стал «Норвич». Новая удача: команда хоть и английская, но далеко не самая авторитетная. За год до этого «Норвич» неожиданно, пожалуй, даже для самого себя взлетел на третье место в чемпионате Англии и получил путевку в Кубок УЕФА. Но к моменту встречи с нами команда уже испытывала большие проблемы в новом сезоне и, кажется, в итоге лишилась места в премьер-лиге. Так что нам грех было жаловаться: из английских клубов это явно был самый удобный соперник.

Однако выход в четвертьфинал не дался нам легко: «Норвич» в типичном английском стиле навязал нам в обоих матчах упорную борьбу и заставил выложиться до конца. В очередной раз мы убедились в том, как превосходно британцы подготовлены физически. Нам удалось выиграть оба матча по 1:0 – и вновь голы забил Берхкамп: сперва в гостях с пенальти, назначенного за его же снос, а потом дома с игры.

И вот наконец-то нам достался серьезный соперник: в четвертьфинале жребий свел нас с дортмундской «Боруссией», финалистом предыдущего розыгрыша. Немецкий клуб тогда планомерно шел к вершине мировой славы – вскоре ему предстояло стать двукратным чемпионом Германии и завершить восхождение победой в Лиге чемпионов и Межконтинентальном кубке в 1997 году.

Первый матч в Дортмунде мы проводили без Берхкампа. В отсутствие своего друга обязанности бомбардира взял на себя его соотечественник Йонк, довольно быстро забивший два гола. Мы играли просто здорово. Что касается меня, то я, безусловно, провел свою лучшую игру за тот год. Она, кстати, вызвала большой интерес ко мне со стороны ряда немецких клубов: как рассказывал мне Сергей Кирьяков, немецкая пресса после того матча высоко отзывалась обо мне и активно развивала тему моего возможного перехода в Германию. Причем тогда в газетных статьях фигурировали куда более солидные клубы, чем «Дуйсбург», в котором мне предстояло оказаться спустя несколько месяцев.

Но вернемся на поле красивого и уютного дортмундского «Вестфален-штадиона» – одной из самых современных и удачных по дизайну арен Европы, квадратные трибуны которой вплотную подступают к полю. Легкость, с какой мы повели в счете против «Боруссии», была обманчива. Немцы постепенно перехватили инициативу и начали подминать нас. Мы в полной мере смогли осознать, почему немецкие команды, как правило, сравнивают с машинами: что бы ни случилось, как бы ни развивались события, они никогда не отказываются от своего игрового плана и продолжают наращивать давление на соперника. Казалось, два гола на чужом поле уже решили вопрос о выходе в полуфинал. Так мог подумать кто угодно, но только не игроки «Боруссии». Они, по-моему, вообще не заметили, что произошло нечто страшное для них. Не смутившись, не расстроившись, не растерявшись ни на минуту, они шли и шли вперед, словно тевтонские рыцари – так же размеренно и целеустремленно, как и при 0:0.

Постепенно мы уступали инициативу и пространство и вскоре были уже не в силах сдерживать натиск хозяев поля. Им удалось отыграть один гол – это сделал мощным ударом головой огромный Михаэль Шульц, 32-летний защитник, до начала профессиональной футбольной карьеры готовившийся стать полицейским. Вернее, уже ставший им: в большой футбол Шульц пришел очень поздно, успев к тому времени окончить школу полицейских. Итак, счет выравнивался, игра же, как я сказал, давным-давно не только выровнялась, но и шла с преимуществом наших соперников.

Из последних сил мы удерживали счет. Шла последняя минута матча, когда, отбив очередной натиск, мы завладели мячом и в едином порыве бросились в контратаку. Не знаю, откуда взялись у меня силы, но, увидев перед собой внушительное свободное пространство, я, как бык, ринулся вперед. Отдавал ли я себе полный отчет в том, что делаю? Едва ли. Я просто знал, что должен бежать и не имею права остановиться. Наверное, так чувствует себя марафонец на последних метрах олимпийской дистанции. Ты не ощущаешь ни собственных ног, ни собственного дыхания и практически ничего не видишь, кроме трепещущей впереди на ветру финишной ленточки. Ты знаешь только одно – это забег твоей жизни.

Так я бежал со своей половины поля – и пробежал метров шестьдесят, не отрывая глаз от финишной ленточки, роль которой для меня играла колыхавшаяся вдали сетка ворот Штефана Клоса. На подступах к штрафной я получил пас от Сосы и легким касанием прокинул мяч вперед, подальше от наступавшего мне на пятки защитника. Два-три шага – и мне удалось слегка оторваться от преследователя: настал отличный момент для удара. Как я пробил – не помню. Помню только, что мяч прошел между ног вратаря и оказался в сетке.

У меня не осталось сил даже для радости: я рухнул на колени и застыл с поднятыми руками. Так получилось, что за воротами «Боруссии» во втором тайме находились наши болельщики, и я завершил свой героический рейд прямо перед ними. В глазах у меня помутнело, сквозь пелену я с трудом различал счастливые лица черно-синих тиффози, которым мы дарили так мало радости в том сезоне. Они в исступлении размахивали бесчисленными шарфами и флагами, отчего у меня закружилась голова. Я готов был упасть навзничь, но не успел – меня обхватили руки товарищей по команде. Партнеры, едва не задушив в объятиях, подняли меня, и мы вместе отправились на свою половину поля.

В тот момент никто из нас не мог представить себе, что мой гол окажется по сути решающим в борьбе за выход в полуфинал. Ибо ответный матч сложился совсем иначе, и те полтора часа, которые мы провели двумя неделями позже на «Сан-Сиро», я могу охарактеризовать лишь одним выражением: «тихий ужас».

Болельщики, которые рукоплескали нам в Дортмунде, теперь освистывали каждого игрока в отдельности и всех вместе. Увы, у горячих поклонников «11нтера» есть такая черта: вознося тебя до небес в миг успеха, они готовы растерзать, растоптать в дни неудач. Этим, кстати, наши тиффози невыгодно отличаются от своих земляков, отдавших сердца «Милану». Болельщики красно-черных поддерживают своих любимцев не только в радости, но и в горе, когда эта поддержка особенно необходима команде. Даже когда «Милан» играл в Серии В, на трибуны «Сан-Сиро» приходили по шестьдесят тысяч человек. Поклонники «Интера», увы, устроены иначе и, стоит тебе попасть в полосу неудач, отворачиваются от тебя. В этом у них много общего с неаполитанцами и флорентийцами, способными на безжалостную расправу со своими любимцами, если те вдруг оступятся.

Поле «Сан-Сиро» мы покидали под дружный свист, хотя главную задачу все-таки сумели выполнить. «Боруссия» приехала к нам в гости такая же непоколебимая и уверенная в себе, как и две недели назад. Прошло десять минут, и Михаэль Цорк, живая легенда дортмундского клуба («Боруссия» – единственная команда бундеслиги в его 17-летней карьере), открыл счет. Может с арифметической точки зрения это и не было трагедией, но, принимая во внимание характер игры – а она началась таким же натиском немцев, каким заканчивалась первая, – можно было ужаснуться. По сути, весь матч нам пришлось удерживать счет первой встречи, причем делали мы это неудачно.

До перерыва мы все же сумели сохранить свои ворота, но спустя лишь пять минут после возобновления игры пропустили гол от Ларса Риккена. Этот мальчишка (в тот момент ему было 17 лет) три года спустя станет одним из героев мюнхенского финала Лиги чемпионов и, выйдя на замену, забьет последний, третий гол «Ювентусу».

Вот тут уже было не до шуток: еще один гол – и можно прощаться с Кубком УЕФА. Немцы почувствовали вкус крови и бросились добивать нас. И добили бы, не приди нам на помощь удача. Маттиас Заммер, мой бывший партнер по «Интеру», вышел один на один с Дзенгой и пробил в штангу. Еще в двух или трех моментах только счастливый случай помог нам избежать гола.

За четверть часа до конца матча я был заменен и ушел с поля иод гневный свист трибун. В тот момент болельщики сопровождали свистом практически каждый наш шаг. Но несколько минут спустя мы доставили им хоть какую-то радость: полузащитник Антонио Маниконе в контратаке отыграл один мяч. Впрочем, отыгрываться никто по большому счету не собирался: мы просто молили Бога, чтобы как можно быстрее протекли оставшиеся десять минут. И Бог услышал наши молитвы – отдав все силы и нервы, мы все-таки прорвались в полуфинал.

А в полуфинале нас ждал хорошо знакомый соперник – «Кальяри». И вновь нам повезло – прежде всего в том, что в предыдущем раунде «Кальяри» выиграл у «Ювентуса». А с «Ювентусом», вступившим в тот розыгрыш Кубка УЕФА в ранге его обладателя, нам было бы бороться куда сложнее.

В гостях на острове Сардиния мы проиграли – 2:3. Очередной, весьма характерный матч для нашего тогдашнего состояния. Я видел его с трибуны – мы с Берти сидели рядом и на протяжении всей игры в общем-то не испытывали никакого беспокойства. «Интер» повел 1:0 благодаря голу Фонтолана, потом хозяева сравняли счет, но Coca вновь вывел нашу команду вперед. И вот в самом конце, когда мы с Берти уже потирали руки, видя себя в финале, матч был проигран. Несколько минут расслабленности – и мяч дважды побывал в сетке наших ворот. Ответная встреча сразу же перестала казаться формальностью.

Впервые за время нашей европейской кампании трибуны «Сан-Сиро» были заполнены. Это понятно: дело дошло до полуфинала, Кубок УЕФА стал заметно ближе к нам – настолько же ближе, насколько отдалилась перспектива занять более или менее приличное место в чемпионате.

В том матче мне отвели роль левого полузащитника – ту самую, которую я играл в «Спартаке» и в сборной. Передо мной стояла задача нейтрализовать Франческо Морьеро, крайнего полузащитника «Кальяри», который теперь, проведя несколько сезонов в «Роме», играет за «Интер».

Честно признаюсь, выполнить указание тренера мне было очень нелегко. В конце концов я справился с этим стремительным парнем, но попотеть пришлось изрядно. Он просто замучил меня бесконечными рывками, и, поскольку в стартовой скорости я ему безнадежно проигрывал, требовалось компенсировать этот недостаток повышенной бдительностью и ежесекундно быть начеку.

Однажды, когда уже ничто не могло мне помочь догнать Морьеро, я был вынужден грубо нарушить правила и просто скосил его, ударив по обеим ногам. За что, конечно, тут же получил предупреждение, закрывшее для меня путь в первый финальный матч (тогда еще финал Кубка УЕФА состоял, как и все остальные раунды, из двух игр). Уходя с поля после игры, мы с Франческо пожали друг другу руки. По-моему, это очень важно в нашей профессии – сохранять хорошие отношения с соперниками, как бы жестко вам ни приходилось сталкиваться на поле. Ведь все мы коллеги и делаем одно дело, а значит должны уважать друг друга. В пылу борьбы всякое, конечно, бывает, но спортивную злость ни в коем случае нельзя уносить с собой в раздевалку. Поэтому я ни секунды не сомневался в том, что должен принести Морьеро свои извинения, и был рад, когда он принял их как настоящий мужчина и профессионал.

Ну, а матч мы выиграли со счетом 3:0. Опять не обошлось без везения: в самом начале игры мяч попал в руку защитника «Кальяри» в штрафной площади гостей. Ситуация была не самой опасной, а нарушение – не слишком очевидным. Добрая половина судей не отреагировала бы на этот момент, однако тогдашний арбитр сразу же показал на 11-метровую отметку. Берхкамп забил свой восьмой гол в розыгрыше, а игра приобрела совсем иной характер. Теперь уже нас устраивал общий счет, а сардинцам нужно было идти в атаку. Мы умело воспользовались ситуацией и, грамотно обороняясь, использовали свои шансы в контратаках: Берти и Йонк довели дело до разгрома.

После этого мы были просто обязаны выиграть Кубок УЕФА. В финале нам противостоял соперник из Австрии – «Казино» (Зальцбург). Разве это не удача, тем более что в ходе турнира австрийцы выбили из борьбы два немецких клуба – «Карлсруэ» и франкфуртский «Айнтрахт». Возможно, они в тот момент действительно были сильнее своих соперников, однако, принимая во внимание существенную разницу в авторитете между австрийскими и немецкими клубами, мы были ради тому, что играть придется с «Казино».

Первый финальный матч я пропустил. Играть я не мог в любом случае из-за дисквалификации, но мне не пришлось даже смотреть на игру с трибуны: из-за смерти отца я был вынужден срочно вылететь в Москву. Без меня «Интер» выиграл в Зальцбурге – 1:0. Гол забил Берти, и кубок можно было уже считать своим.

К ответной игре я был готов и очень хотел принять в ней участие, однако тренер, к сожалению, не включил меня в состав. Что поделаешь, в то время я уже осознал, что к такому повороту событий нужно быть готовым всегда. Матч на «Сан-Сиро» прошел спокойно, наш вратарь Дзенга, проводивший одну из последних игр за «Интер» (уже было объявлено о его обмене на Джанлуку Пальюку из «Сампдории»), действовал уверенно, прекрасно руководил обороной и не дал австрийцам ни одного шанса. Мы вновь выиграли – 1:0 благодаря голу Йонка – и спасли сезон.