Текст книги "Факши и шкаф (СИ)"

Автор книги: Игорь Федоровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

   Кто знает, может, в тепло,...

   ...но, похоже, троллейбусы ехали в депо и никого с собой не брали.

   -Знаешь, где находится Евпатория? – спросила меня Факши, печально провожая взглядом уставшие троллейбусы.

   Я вспомнил вчерашнюю программу новостей, в которой рассказывалось про то, как парочка крымских татар близ Евпатории избила украинца, и утвердительно кивнул.

   -Я хочу туда, – проговорила девочка, – у меня там тётка живёт... вроде бы. Там тепло, таких суровых зим, как здесь, не бывает. Там море, Дима!

   -Море – это что-то, – согласился я, – всю жизнь вот собираю открытки, и почему-то больше всех меня привлекают морские пейзажи.

   -Подаришь одну? – посмотрела мне в глаза Факши, – У меня просто нет, а хочется... хотя бы какую-то память о тебе.

   -Конечно, – согласился я, – ты не исчезнешь... до завтра?

   -Куда я денусь? – покачала головой девочка, – На кого я Человека оставлю? Его в поезде не провезёшь... да и не поедет он. Привык к своему городу и к своему миру.

   -Гав, – тут же откликнулась дворняжка, словно соглашаясь с хозяйкой. Отсюда никуда.

   Но и Человеку придётся уйти, когда погибнет мир, обрушившись в огненную бездну взорвавшейся Вселенной.

   -Мне пора, – подходя к остановке, сказал я, – должен написать какую-то ужасную статью, что нам всем хорошо живётся.

   -Мы так и не съели апельсин, – вздохнула Факши, – и шоколадку тоже. Живётся действительно плохо.

   -Возьми, – сунул в ладонь девочки я жёлтое солнце, – тебе оно нужнее там, в переходе.

   -Да я не о том, – глядя мне в глаза, произнесла девочка, и я вдруг понял, что действительно не о том. И вспомнил Лену Луговую, девушку, без которой я не мог дышать. Дома она сейчас или всё ещё с этим Вадимом? При мысли о последнем у меня руки непроизвольно сжимались в кулаки.

   -Мне действительно пора, – вздохнул я, – вон идёт автобус. Пока. Завтра я тебя обязательно найду.

   Я улыбнулся девочке и готовый уже влезть в уютный салон, расстегнул куртку, чтобы сразу показать кондуктору проездной.

   -Не поворачивайся к автобусу спиной, он исчезнет, – сказала Факши, – смотри в глаза тем, кто спешит к тебе навстречу.

   -Что за чушь, – махнул рукой я, уверенный в том, что автобус сейчас подойдёт. Мне казалось, что я успел разглядеть даже его номер. Но что-то уж долго ничего не было, и люди на остановке даже и не думали шевелиться. Ничего не понимая, повернулся к Факши: автобуса не было. Ни возле Торгового, ни дальше. Лишь в сторону Драмтеатра недовольно пыхтя, тащилась перегруженная маршрутка, уставшая за день, да вечные странники звёзды показались на небосклоне.

   Мне же сейчас было не до звёзд.

   -Я же видел его! – почти выкрикнул я, – Он просто не мог исчезнуть!

   -Мы замечаем многое, чего на самом деле нет, – сказала девочка, – и пытаемся раздуть из этого невесть что. Автобуса не было, Дима, поверь. Тебе просто очень хотелось, чтобы он был.

   -Это как? – не понял я, – Объясни.

   -Ты любишь её? – неожиданно спросила у меня Факши.

   Полка четвёртая. Горизонтам – гореть!

   Tout est pour le mieux dans meilleur des mondes possibles.(фр., всё к лучшему в этом лучшем из миров.)

   Вольтер.

   Да, я любил её. На горизонте появилась робкая красная полоска, готовая разразиться очередным днём, обещающим письменный зачёт по английскому на третьей паре. В комнате хозяйничал вчерашний холод, перегоревшая лампочка на кухне виновато глядела на меня потухшим глазом, часы на холодильнике по-прежнему показывали половину девятого, секундная стрелка билась на месте, дёргалась, пытаясь пойти, как песенка, адресованная другу. Но силы были уже не те: песенка сильно отдавала попсой и дальше коридора соседей ковылять не хотела. «Надо будет поменять батарейку», – подумал я, прекрасно зная, что это не спасёт, и я опять опоздаю, даже явившись в универ раньше на пятнадцать минут.

   Так оно и случилось. Я совсем не учил английский: прочитал вчера для приличия несколько страниц и только. Надеясь на случай, милость преподавателя, Лену и всех святых, я порой даже удивлялся, как это меня ещё не отчислили и не забыли о моём существовании, оставив за бортом уплывающего всё дальше и дальше универа.

   «Тогда Расчешиську будут точно на руках носить», – улыбнулся я, прогоняя прочь не слишком-то приятные мысли об отчислении. Возле клумб бабушка выгуливала собаку, одетую в полосатый костюмчик, и я сразу вспомнил Человека, верного друга Факши, подумал, что надо будет навестить их после занятий, а потом...

   ...Расчешиська (лёгок на помине!) догнал меня на переходе и как дурак стал кричать моё имя, словно парня обещали расстрелять, если я не откликнусь. Поняв, что зовут именно меня, я обернулся, чтобы помахать одногруппнику, и чуть было не попал под машину. «Газелька» истерично взвизгнула, будто её собирались резать, а водитель высунулся из окна, покрывая меня матом. Отборным – в столько этажей в мире пока не строят. Краем глаза я заметил, что милиционер, находящийся неподалёку, направляется в мою сторону, и ускорил шаг, не желая сегодня уже с утра ввязаться в историю. Потерявшись в серых пятиэтажках, я успокоился. Вряд ли милиционер будет меня преследовать – невелика птица, много не сдерёшь.

   -Что ты пошёл какой-то окольной дорогой? – вдруг спросил меня неизвестно откуда взявшийся Расчешиська, – Решил местность проверить?

   -Вроде того, – отозвался я и огляделся по сторонам. Странно, всегда думал, что знаю Нефтяники как свои пять пальцев, а тут какие-то незнакомые дворы, сроду таких рядом с университетом не видел.

   А может быть, просто не замечал, обижая бесконечностью собственного безразличия? Так постоянно не замечают меня, особенно по утрам, когда все куда-то спешат, постоянно опаздывая. Но Дима не прошёл мимо, а значит, не опоздал. Я хочу его увидеть сегодня... я не знаю, что вообще со мной происходит, как это понятно описать. Да, мне скоро семнадцать, но я никогда раньше не чувствовала такого... Когда было семь, мне нравился мороженщик, продавец зимы, торговавший пломбирами и эскимо на перекрёстке, я думала, что будет очень здорово, если он на мне женится, в детстве я очень любила мороженое. Потом моя первая любовь куда-то исчезла, и я поняла, что пришла зима, и торговать на улице стало холодно. Но летом он снова появился, чтобы исчезнуть в августе уже навсегда. Следующего лета я ждала с нетерпением, но никто не пришёл в этот год торговать мороженым. Ни в этот, ни в следующий... а потом я потеряла счёт времени, и продавец зимы канул в марианские глубины моего мозга, иногда всплывая на поверхность, когда очень уж хотелось мороженого... ...

   ...или осознания того, что ты в этом мире кому-то нужен. Когда просыпаешься ранним утром от предчувствия света.

   -А так хотелось проспать сегодняшний день! – вздохнул Расчешиська, – Подумаешь, зачёт! Спал бы себе да спал...

   ...но когда я проснулся, меня удивило, что мир ещё стоит на месте. Горизонт разгорался наступившим утром, компьютер глядел на меня потухшим экраном, и я удивился, потому что не помнил, когда вчера оторвался от этого экрана и лёг спать, надеясь проснуться от взрывов. Но за окном лишь вызывающе сигналила машина, пытаясь дождаться кого-то из просыпающегося дома. Вышел на балкон, оглядел новёхонькие девятиэтажки, школу, в которую ещё спешила детвора, старенький магазинчик, где можно было купить болванку рубля на полтора дешевле, чем в центре. Утихомирившаяся машина была забрызгана грязью, верно хозяину просто было лень её помыть. А дальше, за огородами, начиналась Страна. Я был уверен, что именно за огородами и нигде больше. Дорога жила бесконечностью автомобилей, спешащих на запад, запад кончался Америкой, американцы наверняка уже ввели войска в Ирак. Но думать об этом сейчас не хотелось. Пусть будет всё прекрасно в нашем самом лучшем из миров, жаль только, что красота не вечна и миры лопаются, как воздушные шарики...

   -Тебе-то ничего, – махнул рукой я, всё ещё не понимая, где мы находимся. – Ты наверняка уже знаешь, кто сдаст зачёт, а кто нет.

   -Допустим, – согласился Расчешиська, – только сейчас это уже неважно. Всё равно всё кончится огнём. И только двое... только двое сумеют спастись.

   -И одним из той счастливой парочки будешь, конечно, ты, – съязвил я, понимая теперь, что ни черта не знаю собственный город, – угадал?

   Расчешиська лишь покачал головой.

   -Кто-то любит стронций, а кто-то железо, – проговорил неожиданно он, – считая себя бесполезными, мы всё же остаёмся, но кто-то на трон сел, а кто-то не успел...

   -Ты что, совсем спятил? – уставился я на парня, – Смотри, а то так и в психушку загреметь недолго!

   -Огонькова, «Пройденный свет», – улыбнувшись, ответил мой спутник, – читал журнал «Акварель»? Суперская повесть!

   -Она же ни о чём, – успокоился я, – читал, читал весь вчерашний вечер да так и не врубился. Что же здесь суперского?

   -Самое сложное – писать книги ни о чём, – ответил Расчешиська, – потому что порой не знаешь, о чём там писать. И мысли есть, да русло пересохло. Кстати, ты не знаешь, где мы находимся?

   И успею ли я... до первых холодов... спасти её... поняв, что люблю?...

   Потом мне долго будет сниться кошмар: я бегу по незнакомому району, зная, что в двух шагах находится универ, но в универ так и не попадаю. Однообразие домов давит своей серостью, наваливается тяжёлое мрачное небо, полное листопада, и под моими ногами листья, сухие, мёртвые, облетевшие. В каждом дворе дворники жгут листья, и печальное пламя словно бежит за мной, постоянно повторяя: «Никуда ты не убежишь! И не пытайся!» Да, я слышу этот шёпот листьев и с ним вперемешку голос бабушки, зовущей домой собаку в полосатом костюмчике. Мне некуда деваться: один двор сменяется другим, другой – третьим...

   Всё равно всё решится огнём...

   Не желая сгорать, я просыпаюсь, осознавая, что нахожусь в кровати, и никаких незнакомых дворов нет и в помине.

   Но они были. Огромная собака, на все сто процентов бродячая, неожиданно появилась впереди, возникнув неизвестно откуда, словно забыв, что сейчас утро и пора бы на боковую.

   -Не двигайся, – прошептал Расчешиська, хватая меня за руку, – она не тронет, если мы не будем двигаться.

   -Может, нам ещё притвориться мёртвыми? – снова съязвил я, хотя у самого поджилки тряслись, – Мы так в универ опоздаем, если будем обращать внимание на подобные мелочи.

   Вот отхватит тебе такая мелочь ногу по колено, сразу по-другому запоёшь.

   -Мы все когда-нибудь что-то теряем, – пожал плечами Стендаль, – ты написал статью?

   -Сегодня же не понедельник, – откликнулся Вечер, и я удивился, потому что тот редко вступал в разговоры, выбираясь из своего виртуального мира. Сегодня, видно, решил сделать вылазку.

   -Не понедельник? Прискорбно, – улыбнулся Стендаль, – Расскажи, что там случилось с твоей девчонкой? Слухи по всему универу гуляют...

   -Не называйте её девчонкой, – проговорил сквозь зубы я, – или убью вас.

   Этой собаке точно полосатый костюмчик не подошёл бы. Правда, никаких враждебных намерений она проявлять не собиралась, лишь загородила дорожку и уставилась на нас своими коричневыми иллюминаторами.

   -Бобби! Бобби! – раздался вдруг голос у нас за спиной. Мы обернулись: мужчина в сером плаще приблизился к нам.

   -Не бойтесь его, – на сто процентов бродячая подбежала к хозяину, норовя положить передние лапы к нему на плечи, – Бобби – смирный пёс. Его все хором с бродячими путают и стараются держаться подальше, а так он смирнее смирного. И хочет подружиться с людьми, а они его боятся...

   -Неудивительно, – отозвался я, поняв, что бояться нечего, – что, Расчешиська, небось, в штаны наложил от страха?

   -Ничуть, – улыбнулся парень, – подумаешь, какая-то собака... Вон, между прочим, и универ, а ты уже караул вздумал кричать, не правда ли?

   Я хотел напомнить Расчешиське, кто именно первым сказал, что не знает этих мест, но сдержался. Не хотелось сегодня спорить, по идее мне нужен был отдых, а не пресловутый письменный зачёт по английскому. Хорошо хоть Лена есть, можно у неё скатать работу.

   -Вряд ли сегодня это получится, – сказал Расчешиська, и я удивился, потому что был уверен, что не произносил свои мысли вслух, – Лену, брат, тебе сегодня лучше не трогать.

   -Почему? – ещё больше удивился я, – Сам, что ли, захотел к ней подсесть? Ну, знаешь...

   Повернулся и вышел из редакции, чуть дверью Настю Безуглову не сбив. В другое время я наверно удивился бы тому, что Насте могло понадобиться в «Ступоре» в этой жизни, но сейчас мне было не до неё. Она мне не скажет, где живёт Вадим, хотя прекрасно знает об этом.

   Женю я отыскал в столовой. Вооружившись пластмассовой вилкой, девушка уплетала что-то непонятное, похожее на макароны с сыром, только ещё политое сверху кетчупом. Наверное, вкусно, но мне сейчас было не до еды.

   -Мне нужен адрес Вадима, – без предисловий начал я, – очень нужно с ним поговорить. Как мужчине с мужчиной.

   -Но... Дима, я не знаю его адрес, – испуганно посмотрела на меня Женя. Наверное, по моему внешнему виду можно было определить, что сейчас я способен убить кого угодно. Поняв это, я попытался успокоиться и осторожно сел на краешек стула, ожидая подвоха сейчас даже от него.

   -Вы же с Леной лучшие подруги, – не поверил я. Стул подо мной заскрипел, но выдержал, – и ты хочешь сказать, что вы с друзьями-подружками никогда не собирались у него?

   -Никогда, – покачала головой девушка, – да если честно, он не очень-то и приглашал. Ему Лена нужна, а мы-то зачем?

   -Чтобы мне потом адрес сообщить, – ответил я, поморщившись, – не знаешь, может кто из девчонок знает?

   Женя задумалась. Стул успокоился, не желая больше скрипеть и возмущаться. Студенты, выждав многоклеточную очередь, получали свои долгожданные макароны. За окном хозяйничала необузданная мгновечность, радуясь, может быть, последнему тёплому деньку уходящей осени.

   -Сима должна знать, – наконец, отозвалась девушка, – она как-то вместе с Леной заезжала к нему. Диск что ли нужно было ей забрать, а может...

   -Спасибо, – поднялся со своего места я. Стул на прощание пару раз скрипнул и затих, наслаждаясь свободой. Мне же теперь некогда было прощаться.

   -Жалко её, – проговорил Расчешиська, поднимаясь на крыльцо универа, – кто знал, что Вадим окажется такой сволочью?

   Всем им нужно только это. Однажды Иерихон сказал, что я могу зарабатывать куда больше, чем сейчас. Он будто бы знает человека, который интересуется молоденькими девушками. И если я захочу, он, Иерихон, замолвит за меня словечко. Меня просто передёрнуло от такого предложения, а парень расхохотался и заявил, что рано или поздно это всё равно произойдёт, так что не следует откладывать удовольствие на потом, лучше воспользоваться моментом, пока есть возможность. На это я заявила, что Иерихон, если ему так нравится эта работа, может сам обратиться к своему мужичку. Парень ничего не ответил на это, но с того дня мы стали врагами, постоянно сталкивающимися в тесноте перехода. Молекулы молекулами, но мир состоит из людей. И кому-то нужно только это. А я виновата, если мне нравится петь?...

   -И никто не виноват, – сплюнул я, никого не замечая вокруг, – так всегда бывает. Этот ублюдок... у него деньги, откупится. А мне никто даже не позвонил, будто я ей никто. Даже тебе сообщили. А я могу и подождать, может, конец света случайно наступит, и вообще не придётся ничего рассказывать?

   -Тебе не сообщили, потому что боялись, что ты можешь натворить дел, – предположил Расчешиська, направляясь в цокольный, где у нас располагалась раздевалка. Я же махнул рукой и поднялся в редакцию. Они называют это «натворить дел», они надеются на конец света... Ерунда! Всё равно им меня не остановить.

   Сима была в библиотеке. Строчила конспект то ли по русскому, то ли по грамматике, впрочем, было всё равно.

   -Нужно поговорить, – сказал я, подсаживаясь рядом, – отложи в сторону конспект, пожалуйста.

   Иначе мне придётся просто отнять его у тебя. Отшвырнуть в сторону, как это порой бывает просто!

   -Разве у нас остались темы для разговоров? – посмотрела на меня Сима, оторвавшись от конспекта, – Можешь идти и написать в «Ступоре» о счастливой студенческой жизни. Глядишь, народным героем скоро станешь.

   -Где Лена? – напустился я на девушку, пытаясь забыть на время о злополучной статье, – Вы что, оставили её одну?

   На нас стали коситься и попросили разговаривать потише. Я только сейчас понял, где нахожусь, и затих, ожидая ответа.

   -Не одну, – зашептала Сима, пряча недописанный конспект в сумку, – с ней Лиза и Наташа. Они её обещали домой проводить... Слушай, пойдём в коридор, а то людям здесь работать надо...

   В коридоре было прохладно и темно. Единственное окошко, выходящее на запад, наполовину оклеено чёрным. Слышно, как в корпусе кто-то стучит молотком, наверняка ремонтируют аудиторию. А может, это просто бьётся моё остывшее сердце, пытаясь согреться?

   Жаль, что тёплый день только один.

   Лена пришла на зачёт, и я в который раз убедился, какой это сильный человек. Ей можно было пропустить, сегодня можно, но она пришла. И сдала зачёт первой, уверенно ответив на дополнительные вопросы. Правда, списать сегодня мне было не у кого, от Лены я старался держаться подальше, думая, что ей сейчас и видеть-то мужчин противно. Не найдя ничего умнее, чем сесть вместе с Расчешиськой, я понаписал всякой ерунды в лист ответа и ушёл раньше остальных, заявив преподавателю, что приду попозже, когда выветрившийся из моей головы английский вновь вернётся домой.

   Понимая, что нужно действовать, я поднялся в редакцию, надеясь хотя бы на молекулу одиночества в мире, сегодня, похоже, потерявшем надежду на спасение. Стендаль и Вечер были уже в редакции, не то что молекула, а последний атом одиночества был расщеплён.

   -Не разнеси здесь всё, – Стендаль сразу заметил, что со мной что-то не так, – с девчонкой поссорился? Да с кем не бывает в ваши годы!

   -Вы ничего не знаете, – проговорил я и отвернулся. Почему твои американцы, Вечер, не уничтожили мир вчера? Было бы проще.

   -Мы все когда-нибудь что-то теряем, – пожал плечами Стендаль...

   Я не мог промолчать, потому что парню действительно было плохо. Конечно, он любит её, и больше никаких объяснений не нужно. Да я и не пытался их искать, вглядываясь в бесконечность горизонта. Но показалось солнце, и я не мог уже с такой уверенностью смотреть на обманчивое единство земли и неба, зная, что скоро ничего не будет...

   Даже если мы говорим, что есть ничего, всё равно приходится признавать, что оно есть...

   -Он убьёт тебя, – сказала Сима, выслушав мою канитель про вадиковский адрес, – я не скажу, где он живёт, потому что не желаю тебе зла.

   -Да как ты можешь! – вспыхнул я, не на шутку разозлившись, – Если не скажешь мне его адрес, я, я...

   -А что, что ты сделаешь? – спросила меня девушка, – Ты не супермен, Дима, не нужно на себя взваливать роль, которую не сыграешь.

   -Мне нужно знать, где его дом, – упёрся я, уставясь в почерневшее окно, – вы... даже Расчешиське сообщили. А меня будто и нет на свете.

   -Расчешиське никто не говорил, – удивилась Сима, – с чего вдруг? Он узнал о случившемся в одно время с тобой.

   «Очень уж в одно время, – подумал я, и тут меня как будто током ударило. Ну конечно, он знал! Всё время знал!»

   -Лучше скажи, где живёт Вадим, – на всякий случай проговорил я, не надеясь на успех, – а то всё равно ведь я это выясню. Не сегодня, так завтра.

   -Оставь эту идею, – попыталась отговорить меня девушка, наверняка понимая, что это бесполезно. – Не думай только о себе, иначе пропадёшь!

   -Ты что, мне предлагаешь ещё и интересы Вадима учитывать? – рассмеялся я, – Тогда среди зимы зяблики расцветут!

   -Не Вадима, – ответила Сима, – Лены. Ты же любишь её, правда?

   Правда колется, а мою душу никто не снабдил при рождении бронежилетом. Слушать Симу больше не было времени, я кивнул ей, пожелав хороших конспектов, и побежал искать Расчешиську, надеясь, что тому ещё не надоело учиться.

   Возвращаясь из библиотеки, я встретил Лену. Удивился, так как был полностью уверен в том, что Луговая уже с подружками дома. А тут тебе ни подружек, ни дома, и вести-то себя как – не знаешь. Попытался пройти мимо, никого вокруг не замечая, но Лена остановила меня.

   -Дима! – удивилась она, – Что это с тобой? Ты не хочешь меня видеть?

   -Нет, что ты! – попытался улыбнуться я, но не вышло, – Я... просто...

   -Не надо, Дима, – уверенно проговорила Лена, – никогда не ищи лёгких путей. Не знаешь, Сима в библиотеке?

   -Да, – утвердительно кивнул головой, – только... я думал, ты уже дома.

   -Я скоро уйду, – как-то странно проговорила Луговая, – недолго осталось.

   Только потом, когда ничего уже нельзя было поправить, я понял, что именно она хотела сказать.

   -Всё будет хорошо, Лена, – всё же улыбнулся я и отправился на поиски Расчешиськи. И вовсе не за тем, чтобы спросить, как он сдал зачёт.

   Мне повезло: парень ещё не ушёл. Взобравшись на подоконник в конце коридора, Расчешиська терпеливо ждал следующей пары.

   -Говори адрес, подонок, – без предисловий напустился я на парня, – или я тебя в подоконник вколочу.

   -Ты о чём? – непонимающими глазами уставился на меня Расчешиська, – Я тут думал, понимаешь ли, о высоком, а ты...

   -Он тебе звонил, да? – я едва сдерживался, чтобы не надавать Расчешиське по первое число, – Звонил и хвастался?

   -Он собирается на ней жениться, – пришёл в себя парень, – я знаю Вадима, если он что-то говорит, то это серьёзно.

   -И... ты думаешь, что сейчас это возможно? – рассмеялся я, – Говори адрес, и я покажу этому..., что тоже никогда не бросаюсь словами.

   -Подождите, я сейчас, – крикнула Лена оставшимся у раздевалки Лизе и Наташе. Похоже, они ничего не заподозрили, иначе отправились бы вместе с ней в уборную. Из сумочки Лена достала припасённое ещё утром бритвенное лезвие. Мелькнула мысль: «Стоит ли?» но Луговая быстро прогнала эту мысль куда подальше.

   Отступать было некуда.

   Всё будет хорошо, Лена.

   -Да, Дима, ты прав, – печально улыбнулась Луговая, – всё действительно будет хорошо.

   Вытащила вчерашний подарок Вадима, кольцо из золота с драгоценными камнями, посмотрела ещё раз на нетускнеющую красоту, вздохнула и, не жалея, отправила кольцо в унитаз.

   -Вот и всё, – обречённый взгляд в потолок, а так хочется – выше! Но окно в уборной слепо глядело безнадёжной чернотой, и не было неба в самом лучшем из миров.

   Зажмурив глаза, девушка полоснула себе лезвием по венам.

   Спровадив Вечер в столовую, Стендаль улыбнулся Насте как старой знакомой.

   -Ну, как? – вопросительно посмотрел он на Безуглову, – Статья готова?

   -Правда там могут быть ошибки, – предупредила девушка, вытаскивая из пакета статью, но я думаю, что...

   -Не будем об ошибках, – махнул рукой Стендаль, – и разве тебе не говорили родители, что носить платья с такими декольте неприлично? Особенно в общественных местах.

   -Не станешь же ты читать мне нотации? – рассмеялась Настя, – Хватит с меня и родительских упрёков.

   -Нет, не стану, ответил Стендаль, – да и зачем? Твоя статья у меня, больше ты мне не нужна. Газету можешь купить в четверг внизу.

   -Может, хватит уже говорить о газете? – Настя подвинулась ещё на мгновение ближе к Стендалю, но и этого было достаточно.

   -Пошла вон, – по-прежнему улыбаясь, проговорил Стендаль, – это, чтоб ты не говорила, что я неточно выражаюсь.

   -Но как же...

   -Пошла вон!

   Стендалю видно надоело улыбаться, он подошёл к входной двери и распахнул её.

   -Не нужно заставлять меня злиться. И не попадайся мне больше на глаза, ладно?

   Настя зашмыгала носом, словно маленькая девчонка, которую лишили мороженого. Но дети вырастают, а мороженое редко кто ест холодной осенью.

   Я добрался до дома Вадика в три часа дня и осмотрелся. Действительно, поглядеть было на что. Район элитных домов, каждый коттедж – маленький замок с башенками и чем-то отдалённо напоминающим крепостные стены. «Ну, вот мы и вернулись в Средневековье», – подумал я, выбрал удобное место для наблюдения за домом моего злейшего врага и стал ждать.

   К четырём последние молекулы тепла растворились в воздухе, и я почувствовал, что замерзаю. Пожалел, что утром не нацепил ещё один свитер, тогда бы, наверное, можно было спастись от пронизывающего ветра, который появлялся неизвестно откуда, заставляя покориться, отступить, оставив Вадика в покое. Но я был упрям до чёртиков и замерзал, не желая сдаваться. Я был уверен, что дождусь его.

   Горизонтам гореть и сгорать, чернея с приходом вечера и рассыпаясь на звёзды. Горизонты не понимают, что умирать – это серьёзно, а жить серьёзней вдесятеро.

   И что кто-то может ненароком обжечься об остывший край горизонта.

   Полка пятая. Выше воздуха.

   Есть что-то выше, глубже, дальше,

   Есть что-то безнадёжней, больше...

   Порой с большим довеском фальши,

   Чтоб нам потом сгореть от боли.

   Дмитрий Долгов.

   -А что это у тебя? – девочка заметила царапины на моей руке, – Тебе было больно, да?

   -Нет, – улыбнулся я, – просто в нашем подъезде живёт кошка, царапучая, ужас! Никому не даёт пройти спокойно. А я вот куриную косточку хотел ей дать и получил.

   -Правда? – не поверила Факши, – Это точно не из-за меня?

   -Что ты! – рассмеялся я, – Всё в порядке. Держи обещанную открытку. «Девятый вал» Айвазовского. Репродукция. Думаю, тебе понравится.

   -Как красиво! – обрадовалась Факши, – Я тебе тоже подарю открытку... когда смогу. А там есть что-нибудь на обороте?

   -Проверь, – смущённо улыбнулся я, потому что никогда прежде не писал стихов.

   -Как тебе удалось... так красиво? – удивилась девочка, в третий раз прочитав моё четверостишие, – Есть что-то выше... глубже... дальше...

   -Не знаю, – честно ответил я, глядя на радостную Факши, – как-то само вышло.

   -Пойдём гулять! – потянула меня девочка за рукав, – Мы с Человеком очень по тебе скучали. Обещал вчера прийти и не пришёл.

   -Я не мог вчера, – Мне не хотелось вспоминать тот день, но он давил на меня сумраком неизбежности, ослеплял потухшим солнцем, – она перерезала себе вены, ну, ты знаешь, о ком я. Слава Богу, лезвие было тупым, и девочки вовремя подоспели, а то бы и я не смог жить... без неё. Ты же знаешь...

   -Да, – сказала Факши, ободряюще улыбнувшись мне, – знаю.

   -А ещё я пытался поговорить с тем типом, который посмел к ней прикоснуться, – продолжал я, – прождал его несколько миллиардов молекул, и всё впустую. Он так и не пришёл, а я, наверное, теперь никогда не смогу согреться.

   -Сможешь, – уверенно проговорила девочка, – пойдём скорее! Сейчас дорога перекрыта, потому и появились недокрёстки. Теперь можно свободно гулять там, где раньше ходили машины.

   Мы с девочкой и Человеком направились по уснувшей на время дороге. Днём здесь вовсю кипели ремонтные работы, хозяйничали самосвалы с песком. Я вспоминаю детство, когда с увлечением строил дома из песка. У меня хорошо выходило, на следующий день я обнаруживал в песочнице немного осыпавшийся, но целый дом.

   Но что ни говори, он был всего лишь из песка, смешанного с тишиной.

   -Мне нужно написать статью, – сказал я, когда мы дошли до Пушкинской библиотеки, – а я не хочу больше врать. И жить иллюзиями не хочу. Да, Стендаль говорит, что уволит меня, да, мне нужны деньги, но не полученные путём обмана.

   -Дома на песке долго не простоят, печально улыбнулась Факши, указывая на недавно привезённую кучу песка. В ней веселились ребята, что-то сооружая, отдалённо смахивающее на дом Вадика. – Ты всегда должен быть честен. И с собой, и со всеми. И с друзьями, и с врагами, и с богатыми, и с нищими, и с дворцами, и с трущобами.

   -Решено, – стиснул зубы я, – скажу Стендалю, что статьи не будет, и пусть он делает со мной, что хочет.

   В понедельник новая, только что отпечатанная статья лежала перед Стендалем. Он смотрел на меня и улыбался. Никогда я не видел его таким счастливым.

   -Знаешь, – проговорил он, даже я поверил в это. А что уж говорить о тупых студентах! Проглотят и не подавятся!

   -Да, – сказал я, уставившись в пугающую раскалённым безразличием стену, – так оно и будет.

   Будет ли? Бункер, в котором она укрылась, скоро занесёт обломками неба, и она не успеет выбраться, если я опоздаю.

   С монитора на меня глядела будущая газета, которая скоро уже никому не будет нужна. В Ираке начались взрывы, но я верю, что в бункере можно спастись, больше мне не во что верить. Понимая, что нужно спешить, я исправил ошибки в последней статье и сказал Стендалю, что газета готова. Больше меня ничего не удерживало здесь, и я поднялся с места и сказал, что ухожу. Никто меня не остановил, лишь Дима, оторвавшись на мгновение от своей статьи, пожелал мне счастливого пути и чистого неба над головой.

   Ты был отличным парнем, Долгов. Я всегда тебя буду помнить...

   ...Но если небо – это иллюзия, то иллюзия и Земля?

   А кто тогда мы? Она наверняка знает ответ, но в Ираке начались взрывы, а я ещё был далеко.

   -Ты что, хотел его убить? – рассмеялась Лена. Всё, как всегда: мы идём домой вместе. Сквозь нечернозёмные тучи всё же проклюнулось солнце, и я порой поглядывал на него, надеясь, что оно принесёт надежду.

   -Почему хотел? – не понял я, – и сейчас хочу. Только он дома не появляется, видно Расчешиська мне неправильный адрес дал. Или что-то напутал, скорее всего.

   -Никто ничего не напутал, – сказала девушка, – просто у Вадика теперь собственная квартира. В Прибрежном.

   -Ты мне не скажешь адрес? – с надеждой посмотрел я девушке в глаза.

   -Дима, не нужно, – сказала Лена, серьёзно глядя на меня. Мне так хотелось сейчас её поцеловать, но я понимал, что это невозможно и лишь вздыхал иногда, словно у меня отобрали конфетку, не обещая вернуть назад.

   -Я должна тебе сказать, – продолжала Луговая, бросив взгляд на безрадостное небо, а может и выше, но потом поняла, что это не так уж интересно, и снова посмотрела на меня, – мы с Вадимом скоро поженимся.

   Ещё вчера это меня удивило бы. Сегодня мне было уже всё равно.

   -Запрети мне помнить, – сказал я, потеряв робкий росточек солнца на небе, – тогда может я смогу начать жизнь сначала, а так... спасибо за то, что согласилась со мной прогуляться и за честность – спасибо.

   -Что ты, Дима! – никак не ожидала такой реакции Лена, – Не нужно.

   Но я уже знал, что мне делать.

   -Будь счастлива, Лена, – только и произнёс я, потеряв остальные слова по дороге к остановке, – больше мне от тебя ничего не нужно.