Текст книги "Леди Артур (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава 14. Сумасшедший день. Часть 1

Хорошо, наверное, профессору: чаёк, поди, сейчас пьёт, телик смотрит, на мягком диванчике сидит в гостевом кубрике. Так думал я, глядя на убегающую в лес Клэр. А что, он ведь не поехал с нами, а был бы здесь – гундел бы о том, что всё неправильно, что всю нечисть нужно чипировать, а одержимых – в сумасшедший дом. Вот сюда бы его на секундочку, узнать, что он скажет о реальных потусторонних явлениях, которые даже самый продвинутый искусственный интеллект отказывается систематизировать и познавать. Вернусь – задам кучу вопросов, и в первую очередь – какого хрена он не прислал инструкции к приборам, как обещался. Наверное, график себе с дедлайном составил и распечаткой на стене любуется. Всё им лишь бы красивые графики строить, мать их.

А приборы бы пригодились, так как мой магодетектор начал выдавать такую звуковую кашу из писков, гудения, шипения и скрипа, что пришлось отключить: всё равно толку ноль.

– Покажись, тварь! – кричала тем временем юная графиня, двигаясь между берёзками и размахивая мечом. – Выйди, демон на честную битву!

Она орала, а я глядел ей вслед, обхватив голову руками. И в этой самой голове не было ни единой мыслишки, как выпутываться из ситуации: даже тупому ёжику понятно, что отряд нужно срочно уводить, а уводить некому.

Клэр уподобилась то ли Дон Кихоту, который бросается на мельницы с копьём, то ли Алёше Поповичу, решившему Тугарина Змея одолеть в поединке. Но ведь дух нематериален, как его победить?

Леди Ребекка, которая сейчас с тошнотиками высшего уровня ползает по кустам, тоже не лидер. Других отряд не послушает, да и я, однако, не граф и не герцог. Даже не человек по их меркам.

– Думай, Юра, – прошептал я, проведя ладонями по лицу. – Думай.

А потом я отшатнулся в сторону, так как мимо с громким лаем промчался Малыш. Мастифф не желал оставлять хозяйку одну, но какая от него могла быть польза в борьбе с нечистью?

– Блин, – пробормотал я по-русски. – Надо разбить эту задачу на кучку мелких квестов, так будет проще.

Да уж, похоже, я приобрёл новую привычку – говорить с самим собой.

Так, что надо сделать в первую очередь? Нужно вернуть Клэр в защитный круг, иначе станет жертвой демона по классической схеме из голливудских ужастиков. Второе – привести в чувство всех остальных. Третье – растормошить Андрюху, чтоб начал с приборами разбираться.

Да, именно в таком порядке.

Я снова потёр лицо.

– Ну ладно, демон или не демон, так разберёмся.

Сказав так, быстро пошёл вслед за девушкой.

– Выходи, тварь! – вновь проорала графинчика, а потом с истошными выкриками начала срубать верхушки трав и перистые листья папоротника. – Выходи!

Дурной пёс воспринимал всё это как игру и потому носился от дерева к дереву с кашляющим лаем и размахивал хвостом, словно у него к пятой точке был прикреплён пропеллер, как у мультяшного Карлсона. Тоже мне, собачка с моторчиком, дикая, но симпатичная.

– Моя госпожа! – закричал я, стараясь не перейти на бег: мало ли что дурному боевому псу в голову стукнет. Я для него чужак – порвёт, как Тузик грелку. – Леди Клэр! Подождите!

– Я убью демона, – чуть ли не взвизгнула графиня, пнув подвернувшийся под ноги подберёзовик.

– Это ваше право, но нужны тактика и стратегия. Просто с мечом на тварь любая дура сможет. А с умом – только истинная леди, – выдал я первое, что в голову пришло.

Клэр опустила меч и задумалась. А я тихо повторил:

– Ну, тактика, стратегия. Достойно и по уму всё сделать.

– Да, сэр Юрий, – согласно выпалила Клэр, но блеск в её глазах стал ещё более фанатичным. – Вы правы: следует занять хорошую позицию.

Графиня покрутила головой и припустила ещё дальше в глубь леса. Пробежав десяток-другой шагов, она вскочила на толстый поваленный ствол старой берёзы и снова стала выкликать на всю округу:

– Выходи, демон!

– Бл…, – сквозь зубы обронил я, не в силах сдержать эмоции. Просто непробиваемая леди, или же так проклятье действует?

– Покажись, тварь! – продолжала вопить девушка с трухлявого дерева. Сорванный несмолкающими криками голос всё чаще сбивался на кашель; всё сложнее было устоять на осклизлом лубе, проглядывающем из-под сбитой подошвами сапог коры.

– Моя госпожа, я не это хотел сказать, – произнёс я, но Клэр уже начала вытирать проступившие на глазах слёзы тыльной стороны ладони, в которой зажат меч. Если у этой барышни, страдающей подростковым максимализмом, начнётся истерика, то вообще ничего не смогу сделать.

Я открыл было рот, и тут сзади раздались новые вопли, но уже других женщин.

– Госпожа! – горлопанила Глория, пытаясь идти вперёд: дорогу ей преграждала Урсула. – Уйди с дороги, мама! Госпожа в опасности!

– Не пущу! Режь меня, не пущу! – вопила в ответ моя телохранительница.

– Пусти!

– Там демон! Не пущу!

– Да твою ж мать, – снова пробормотал я. Семейная драма тем временем перешла в острую фазу, разрушив мои надежды на то, что на этой поляне остался хоть кто-то вменяемый.

– Я не боюсь демонов! Я их всех во имя госпожи покрошу на салат! – Глория пёрла вперёд, точно пьяная десантница, которой резко понадобилось разбить бутылку об голову. Конечно, её можно было понять: социальный лифт вот-вот навернётся с гнилого пня, а потом его доедят лесные чудовища, однако не лезть же на рожон?

– Не пущу-у! – голосила Урсула, разведя в разные стороны руки, как вратарь во время пенальти. – Не пущу свою кровиночку на верную гибель!

– Пусти, мама! – схватила женщину за рукав Глория.

– Выходи, тва… – тут Клэр окончательно сорвала голос и закашлялась, согнувшись пополам.

– Пусти, мама! Я должна умереть во имя госпожи!

– Дурдом, – пробурчал я и направился скорым шагом к выясняющим семейные отношения наёмницам.

А события разворачивались совсем уж неожиданно. Урсула почти без замаха саданула Глорию под дых, да так, что мне почудилось: будь на дочке кираса, а не стёганый поддоспешник, – и ту бы пробила; а когда девушка согнулась пополам, припечатала кулаком в челюсть. Несостоявшаяся десантница качнулась разок и мешком рухнула на траву.

– Нечего мамке перечить, – проворчала Урсула, но сейчас же взвыла, согнулась и сунула руку между коленей. – Сломала, – протянула она. – Больно.

– Урсула, – бросился я вперёд. – Всё хорошо?

– Кажись, руку, юн спадин, сломала.

– Можешь Клэр помочь отговорить? – выпалил я в надежде, что хотя бы старая солдатка осталась в здравом уме и трезвой памяти.

– Да, если кому и умирать, так это мне вместо дочери, – прошептала Урсула. Она выпрямилась, прижимая к животу правую руку, кисть которой уже начала отекать, а левой потянула из ножен кошкодёр.

– Семейка, блин, – сдавленно процедил я и поглядел за спину Урсуле. А там, на полянке у костра, отошедшая от тошнотиков Ребекка уже собиралась вешать убийцу. Женщину скрутили и пинками толкали к ближайшему дереву, услужливо протягивающему крепкие на вид сучья.

– Простите грешную! – истошно орала та, всё норовя пасть на колени, чтобы подползти к леди Ребекке и поцеловать сапог, но её всякий раз вздёргивали на ноги и снова толкали к краю поляны.

– Демоны не оправдание! – сурово вынесла приговор рыцарша.

– Требую суда! – заскулила женщина, опять упав на траву.

– Я здесь суд! – отчеканила леди Ребекка. – А ты убийца!

– Пощады!

Я нервно сглотнул, глядя на разворачивающуюся передо мной сцену, а потом ухватился за рукав Урсулы. В голове кружились совсем уж безумные мысли.

– Беги к ним, скажи, Клэр требует жертву для ловли демона на живца. Только быстрее, а то повесят.

Урсула застыла на месте, но согласно тряхнула головой, словно пьяная:

– Да. Скажу. Но сперва дочку свяжу. Юн спадин, у тебя верёвка есть?

– Бли-и-и-н, – закричал я по-русски, а потом перешёл на местный: – Её же повесят сейчас!

– Не повесят. Госпожа сперва нравоучения расскажет – о боевом сестринстве, о чести и долге, – качнула она головой, словно персонаж из фильма про бриллиантовую руку. Не хватало только: «Руссо туристо! Облико морале».

– Это хорошо, что не повесят, – выдохнул я.

– Повесят, – ответила вместо этого наёмница, сунула короткий клинок в зубы, перехватив его посередине, и начала стягивать с себя здоровой рукой пояс. – Но я успею, – невнятно завершила она.

А на краю поляны истошно вопящую о прощении женщину уже поставили на скамейку и теперь прилаживали к суку верёвку.

– Бл…! – снова вырвалось у меня, и я чуть не кинулся к Ребекке, в стремлении уже самому упасть перед ней на колени. Ну не надо вешать. Пусть преступница отработает виру за убийство – в этих землях есть такое допущение в законах. Ну почему бы сейчас его не применить?

Я набрал воздуха в лёгкие, готовясь рвануть к месту казни, но Урсула, которая уже придавила бессознательную дочку коленом, указала кивком куда-то в лес:

– Эта, демон там, юн спадин.

Я резко обернулся. Клэр, по-прежнему торчащая на стволе, пафосно выставила клинок перед собой, а между деревьями плавно скользила размытая, слегка светящаяся фигура. Фигура небольшая, не выше среднестатистического местного мужичка. Призрак двигался не по прямой, а выписывал круги, словно акула вокруг упавшего в воду человека.

– Ну же, демон, – донеслось со стороны Клэр. – Я сражу тебя.

– Ох, дура, – только и смог сказать я и направился к ним. Помнится, мне тоже удавалось кастовать местное «идемони». Может, получится отогнать немного это привидение.

– Юн спадин, не надо, не ходи! – затараторила Урсула, пытающаяся связать одной рукой дочь.

– Всё будет хорошо, – ответил я, застыв у границы зачарованной защиты, а потом сделал шаг. Демон лишь слегка повёл в мою сторону своей туманной головой и продолжил делать круги. Он скользил совершенно бесшумно. – Всё будет хорошо, – повторил я и прибавил шагу. А после повысил голос, обращаясь к графине:

– Моя госпожа, помните: тактика, стратегия! Вам не сразить бесплотного духа обычным клинком.

– Мне всё равно! – отозвалась Клэр, не сводя взора с призрака. – Я либо погибну с честью, либо убью его. И тоже с честью.

– Блин, думай, Юра, – прошептал я. – Нет здесь ведьмаков на тварей. Есть ведьмачка, но загибается от колик головного мозга. И даже ведьмачьего меча нет.

Я поджал губы. А это идея. Мне и меч-то не нужен. Надо просто…

– Моя госпожа, демон никуда не денется. Он прикован к этому месту. А вот зачарованный клинок вам не помешает.

– Нет клинка. Да и не нужен он, дабы сразить чудовище! – пафосно ответила Клэр, а потом по-детски шмыгнула носом: – А что, разве есть клинок?

– Лучше: у нас есть волшебница, которая может зачаровать оружие.

Я не знал, правда это или нет. Просто брякнул, чтоб вернуть графиньку на поляну. Потом разберёмся: есть меч, нет ли.

– А она точно сможет? – спросила Клэр таким жалобным голосом, что самому захотелось слезу пустить. Так мой племянник просил у родителей: мол, а если я двойки исправлю, вы честно мне игровой комп купите?

– Не сомневайтесь.

Клэр сделала глубокий вдох, кашлянула разок и снова вскинула меч.

– Не вздумай прятаться, демон. Будь здесь и ожидай своей смерти! – напыщенно провозгласила она, спрыгнула с поваленного дерева, чуть не навернувшись притом, и помчалась во всю прыть в сторону лагеря.

Я облегчённо выдохнул и вернулся за охранную черту из пепла. Похоже, призрака мужчины не интересуют. И если его мотив – месть, то и мстить он будет определённой категории лиц. Вспомнился вопрос одержимой, обращённый ко мне: «Почему ты их не ненавидишь?»

А, собственно, почему? А потому, что меня не насиловали и не убивали – пока что. Но да, мотив был ясен. Оставалось понять, как это применить нам на пользу. Но с этим попозже, сейчас следовало разобраться с казнью.

Я сделал вдох и повернулся. А Урсула-то права оказалась: Ребекка, заложив одну руку за спину, расхаживала взад-вперёд у импровизированной виселицы и вещала всем про то, как нужно чтить плечо подруги в бою, делить хлеб и не иметь ненависти к сестре по оружию. Приговорённая стояла едва ли не на цыпочках – похоже, верёвку второпях подтянули слишком сильно, и глотала слёзы вперемешку с соплями. От одного мощного всхлипа скамейка под её ногами угрожающе дёрнулась – я замер – но та всё-таки удержалась. Обступившие судилище солдатки глядели хмуро. У них не было лютой ненависти к убийце, но и мешать вершить средневековое правосудие никто не собирался.

Но что должен сделать я? Голос разума сейчас был бессилен: всё одно, что увещевать толпу пьяных в подворотне. Значит, нужно что-то такое, что привлечёт внимание. Думай, Юра. Думай.

Я снова вздохнул, собрался с силами и побежал к месту казни.

– Не трогайте наживку! – заорал я на ходу. – Не трогайте наживку!

На меня поначалу не обратили внимания – все были поглощены рассказом леди Ребекки, и только когда я подбежал поближе и начал протискиваться между солдатками, толпа зашевелилась. Расталкивать высоких и крупнотелых женщин локтями было весьма проблематично, разок я даже чуть не получил локтем в глаз, когда одна решила поглядеть кто это там щемится в толпу и развернулась слишком резко. Я буквально ощутил себя школьником, который пробирается к выходу в метро в час пик. Давно не ощущал такого экстрима.

Пробившись сквозь живой заслон, я крикнул для верности ещё раз:

– Наживку не трогайте!

Леди Ребекка, которая как раз повернулась, чтобы пойти на очередной заход со своей речью перед столпившимися полукругом солдатками, с трудом сфокусировала на мне взгляд, отчего сходство с пьяным стало только отчётливее.

– Наживку? – переспросила она, опустив меч, который использовала вместо указки. – Какую, в бездну, наживку?

– Леди Ребекка, эту женщину лучше не казнить, а привязать к дереву за пределами лагеря. Дух вселится в неё, но зато мы будем знать, что другим он не угрожает.

Рыцарша нахмурилась. На её лице отразилась глубочайшая сосредоточенность, и даже казалось, что можно расслышать, как со скрипом шевелятся её извилины. Уж не знаю, что за проклятие такое, но на Земле бы его сразу же применили для ликвидации всяких террористов.

Тем временем Ребекка пришла к своим выводам, так как на её лице просияла улыбка.

– Да. Дух вселится в эту гайну, и тогда мы её сожжём заживо. Вдруг дух тоже исчезнет, – решила она, а потом вскинула меч и скомандовала: – Девочки, тащите её к краю поляны! Пурификадор де фуэго! Огонь очищающий! Дрова ищите!

– Да-а-а-а! – дружно подхватили клич солдатки и поспешили в разные стороны – кто к куче сухих веток, которые собирали на ночь, кто к жертве. Её всё-таки умудрились уронить с табуретки, но, к счастью, шея выдержала, да и непросто было бы сломать ту толстую, совсем не девичью шейку. Пока резали верёвку, женщина дёргала ногами, или как местные говорили, танцевала на ветру. Когда упала в траву, закашлялась, а её подхватили и потащили к краю поляны.

Я застыл с открытым ртом. Слов не было совсем. Эти обкумаренные от проклятья начали самую натуральную охоту на ведьм со всеми вытекающими последствиями. Одно слово – средневековье.

– Ну же, думай, Юра, – уже в десятый раз прошептал я, отчаянно подстёгивая мыслительный процесс. После крикнул: – А вдруг демон не исчезнет?!

Все разом замерли и повернулись ко мне.

– В бездну, – хмуро ругнулась Ребекка. – И что ты предлагаешь?

– Надо по науке. Надо артефакты халумари применить. Надо…

Я не успел договорить. Рыцарша качнулась, уронила меч на траву, а потом отбежала в сторону и упала на колени. Её шумно вырвало.

Откуда-то сбоку выскочила оруженоска Клэр.

– Целительницу! – закричала она, а потом подбежала ко мне. – Где её сиятельство?! Вы бросили её сиятельство одну! Как вы могли!

– В бездну целительницу, – прервала её Ребекка, поднимая лицо. Она так и стояла на коленях, глядя в одну точку перед собой и медленно вытирая губы ладонью. – В бездну. Я когда первым ходила брюхатая, тоже от вони дерьма блевала. А эта гайна обгадилась, когда верёвку резали.

– Может, тогда не надо вешать было? – коротко спросил я, глядя на рыцаршу.

– Надо. Они должны знать, что даже проклятье не оправдание.

– Но…

– Не первый раз уже такое случается, когда всякая падаль свои проступки проклятием да демонами пытается оправдать. Но я их, тварей, насквозь вижу, – энергично подвела итог рыцарша и вскинула сжатую в кулак руку. Однако пафосный жест оказался смазан: она опять упала на четвереньки, её вновь начали выворачивать рвотные позывы. Рвало одной лишь жёлчью – желудок давно был пуст.

– Леди Ребекка, – продолжил я незавершённую речь про волшебство халумари, – прикажите всем повременить с казнью. Пусть ящики разгрузят с фургона.

Ребекка сделала глубокий вдох, борясь с не желающей улечься тошнотой, поглядела на меня, а после перевела взгляд на оруженоску Клэр.

– Иди скажи всем.

– А как же её светлость?

Тут уже не выдержал я: подойдя вплотную к пухленькой девчонке, заорал на всю поляну:

– Слышь, Фигаро там, Фигаро здесь, я тебе сейчас табло расшибу! Живо беги к бабам!

Орал прямо в лицо: несмотря на свои тринадцать лет, ростом девчонка была вровень со мной. А если толкнёт пузом, упаду навзничь. Но как же она меня взбесила!

Оруженоска застыла, не поняв ни слова, так как я всё это прокричал по-русски.

– Бл…! – в который раз за этот безумный день сорвалось с моих губ, и я снова перешёл на местный, играя роль злого полупризрака: – Лицо расцарапаю и прокляну. Ни у одного мужика на тебя не встанет!

Оруженоска вылупилась на меня, как на демона, а секунду спустя помчалась вслед солдаткам, волочащим жертву. Я выдохнул. Очередной маленький шажок этого сумасшедшего квеста выполнен.

Профессора бы сюда, он точно бы начал язвить: мол, я же говорил, что они дикие люди, не поддающиеся цивилизации, мол, беспилотниками их всех с неба берёзовыми поленьями закидать. И я бы, наверное, даже согласился.

Хотелось сделать передышку между приступами бреда, но очередной фейспалм, то есть сочетание «рука – лицо – скорбь» принёс не кто иной, как Катарина. Причём вместе с моей отвисшей челюстью.

Она шла ко мне, слегка пошатываясь, а на лице поблёскивали линзами круглые, как у Гарри Поттера, очки.

– Пожалуйста, не смейся, – смутилась она, увидев моё изумление.

– Да я не… – ошарашенно ответил я. Раньше мог представить её с подбитым глазом, с поцарапанным лицом, но вот в очках даже близко не мог. Этот образ больше подходил Лукреции, но та ни разу не жаловалась на зрение. – Я только это…

Катарина неловко улыбнулась и сняла очки, одна линза, которых была слегка потресканной с краю, а медные дужки много раз мяты и выправлены. Но сами по себе в этом мире они являлись настоящим сокровищем.

Девушка сжала вещицу в руках и пояснила:

– Когда львица внутри меня ворочается, становлюсь дальнозоркой. Могу попасть пулей в воробья, но вблизи глаза болят. А сейчас она никак не успокоится. Пор эссо. Вот так вот.

Она снова виновато скривилась, словно стеснялась своего недостатка, а потом показала рукой в сторону нашего фургона, где столпились солдатки:

– Выручать надо.

– Кого? – сделав нарочито спокойное лицо, спросил я.

– Лукрецию. Её сиятельство требует от магессы какой-то волшебный меч. Та уже закипает. Ещё немного, и эль абисма сей сепарара.

Я прищурился, вспоминая значение выражения. А звучало оно как «бездна разверзнется». В общем, придёт жирный полярный лис, полный песец который.

– А солдатки?

– Эти тоже сейчас бунт устроят. Их отправили ящики разгружать, а они же проклятые. Кто тронет – матка выпадет. Вот и стоят, как овцы на стрижке, блеют.

Я глянул в ту сторону, где связанную солдатку уже прикрепили к оглобле и теперь готовы были вытолкнуть за пределы защитного круга.

– Катюша… – начал я, но увидел на лице храмовницы недоумение и поправился: – Так у меня на родине твоё имя ласково звучит.

Девушка слегка улыбнулась, прикусила губу и принялась теребить кончик одной из своих косичек, глядя на меня сверху вниз, – это при разнице в росте около десяти дюймов, то есть больше двадцати пяти сантиметров, причём не в мою пользу. Я тоже улыбнулся, но не от этого. Вокруг дурдом, а ей романтику подавай.

– Катюша, а может быть, ты с призраком совладаешь?

– Не сейчас, – смущённо ответила она. – Если львица вырвется, всем плохо станет. Я лучше валерьянки у Ребекки попрошу.

Я вздохнул и кивнул. Буду сам разгребать это безумие…

Глава 15. Сумасшедший день. Часть 2

– Сядь, тебя увидят, – произнесла Джинджер, прислонившаяся к стволу большого дерева. Рыжая строгала небольшим ножичком кусок сушёного мяса, отправляя жёсткую, как опилки, стружку в рот, и глядела на стоящую на коленях Барбару. Сейчас они словно поменялись местами: Джинджер была спокойна и даже довольна, а чахоточная здоровячка, время от времени утыкаясь лицом в толстое полотенце, чтоб своим кашлем не выдать присутствие, взволнованно вглядывалась в зазоры между деревьями, где виднелась проклятая поляна. Она кусала губы и блестела неспокойными глазами.

– Сядь, – повторила рыжая.

– Там Джек. Они его куда-то тащат.

Джинджер оторвалась от мяса и принюхалась к слабому ветерку, идущему как раз со стороны поляны. Если Ёвен Дель Виенто не соврал, то это он направил ветерок таким вот образом.

– Свежей кровью не пахнет.

– А зачем они его тащат? – не унималась Барбара. – А вдруг они его в жертву местному призраку принесут?

Джинджер опять принюхалась. Для неё нос был столь же важен, что и глаза для львицы, и нос не чуял новых неприятностей. Ветер доносил запах вчерашней крови, дерьма, пота и страха от людей, запах навоза и парного молока от привязанного к колышкам скота, запах псины сильного молодого пса, которому не мешало бы задать трёпку, чтоб знал место. А ещё пахло валерьянкой и большой кошкой, цветочным маслом волшебницы, резкими духами рыцарш и непривычным парфюмом халумари. Волчице нравилось смотреть, как этот уродец суетится, пытаясь что-то сделать с проклятьем старой стрелы.

– Зачем они его к повозке толкают? – снова прошептала обеспокоенная Барбара, вытянув шею.

– Сядь, – тихо протянула Джинджер. – Нет ничего худого.

Рыжая недовольно поджала губы: вот вцепилась же эта чахоточная в одного мужичка, как пиявка, и суетится с ним. Сама волчица не любила кого-то одного, вопреки своему естеству, ей нравилось зайти в трактир на улице красных фонарей, кинуть на стол монеты и наслаждаться тем, как расфуфыренные мужички начинают наперебой льстить и нахваливать себя, устраивая сучью свадьбу. А потом она выбирала одного, а может, и не одного, чтоб до утра простоять на четвереньках, подложив под живот для удобства толстую подушку и вцепившись зубами в другую. И чтоб непременно все коленки стёрлись до ссадин, и не только коленки.

Джинджер мечтательно вздохнула, вспомнив, как Ёвен, подглядев карту, сказал, что путь лежит через Коруну. Потом она тихо хихикнула. Ей досталось всё лучшее и от человека, и от волчицы, кроме, пожалуй, вспыльчивости, но это даже не недостаток, а часть собственного характера. Вот некоторым поломанным при преображении не повезло: их тянет не на людей, а на кобелей и волков. Сколько среди простого народа шуток по этому поводу – не счесть. И львица, уцепившаяся за халумари, наверняка сама ликует, что ей не львы нужны.

Помнится, ещё в ордене, когда были совсем юными дырками, по весне под окнами казармы львиной стражи подражали мяуканью котов, а потом уворачивались от летящих сверху поленьев. Зато потом львицы мстили: притащат в Волчье Логово недельного щенка, сунут под нос на вытянутых руках и кричат: «Его какашки срочно нужно вылизать!»

А эту Катарину рыжая вспомнила. Она была на два года моложе и училась у преподобной Карен. Помнится, как-то на спор залезла по отвесной стене на крышу дозорной башни, а после до самого утра орала, чтоб её сняли, так как сама не может. Совсем как котёнок, вскарабкавшийся на дерево и жалобно мяукающий там. Никакого чувства юмора.

Джинджер снова хихикнула, а потом прикусила губу и, дотянувшись ногой до вглядывающейся в даль Барбары, пнула ту по щиколотке.

– Да сядь ты, наконец.

А тем временем на поляне, откуда послышались крики о пощаде, развернулось новое действо. Орала женщина, убившая другую. Её, привязанную к концу длинной жердины, высунули за пределы защитного круга; свободный конец деревяшки подсунули под большой ящик, оперев серединку на самодельные козлы, так что теперь солдатка висела на палке, как колбаска над костром. Не хватало огня.

Кричали и те, что волокли тощего Джека к фургону…

* * *

– Думай, Юра, думай, – пробормотал я вслух мантру дня, глядя на женщин, тащивших испуганного писца-соколятника к моему фургону. Было бы поспокойнее – посмеялся бы, так как сей момент походил на эпизод из очень старой комедии «Человек с бульвара Капуцинов» – именно тот, где горожанки несли кинооператора и кричали: «Фильму! Фильму! Фильму!». Только вопли сейчас были другими: «Ничё тебе не будет, матки нет, не отвалится. А на стручок проклятия не было!»

Однако ситуация оставалась далека от комедийной. Впрочем… Ему, конечно, ничего не сделается. Но и тяжёлые ящики тощий, как подросток, писец в одиночку не сдвинет. Значит, нужно придумать нечто другое.

– Думай, – повторил я, а потом повернулся и побежал к палатке, где спрятался от всего мира в своей печали Андрей. Сам лейтенант мне был не нужен. Я шёл за другим.

Обернувшись разок на орущую во всё горло убивицу, привязанную к длинной жердтне и похожую на смартфон, нанизанный на селфи-палку, пересёк поляну. Когда распахнул вход в палатку, в нос ударил запах спиртного, а тоскливый Андрюха обнаружился сидящим в обнимку с бутылкой какого-то пойла.

– Что вам всем надо? – буркнул он и поднял с пола кружку, но пошатнулся.

– Вот блин, – выругался я. – Когда успел-то?

– Какая разница? Вот какая вам всем разница! – подался вперёд лейтенант, а из накренившееся бутылки зелье полилось на пол. Я шевельнул губами, едва воздерживаясь от грубых словесных конструкций: запах пойла теперь нескоро выветрится, а ночевать, как в жилье алкашей, я совсем не горел желанием.

При этом взгляд у лейтенанта остался цепким и осмысленным. Специально строит из себя нажравшегося, чтоб отстали все.

– Да мне без разницы. Где мой фонарик?

– Откуда я знаю, где твой… как он на местном говорится? Пута линтерна? Ага? Не знаю, где этот долбаный фонарик.

– Не выражайся, если не знаешь правильных слов, – покачал я головой и начал рыться в вещах, сложенных у одной их стенок в кучку. Этот алкаш всё вывалил из сумки.

– А что не так? Пута́на – долбанная девка, шлюха. А пута линтерна – долбаный во все дырки фонарик, – ехидно отозвался Андрей.

Я не стал поправлять лейтенанта, потому что он говорил правильно. Где этот долбанный фонарик? Искомый предмет не находился, а без него сложно было бы спасти писца от сорванной спины и организовать работы с приборами.

– Да матрэ миа! – выругался я. Причём слово «да» – по-русски, а остальное на местном. Фонарик так и не нашёлся несмотря на то, что я всё переворошил. – Ладно, запасной вариант.

Выскочив из душной, провонявшей разлитым спиртным палатки, я направился к своему фургону. Там писца уже затолкали под тент и орали, чтоб он доставал халумарское колдунство.

– Пропустите! Дайте пройти! – орал я, пытаясь сунуться между беснующимися женщинами, но тщетно. Меня не слушали. – Дайте пройду!

Попытка поднырнуть на четвереньках тоже не увенчалась успехом: едва отскочил, чтоб ненароком в челюсть коленом не заехали.

– Да мать вашу! Дайте пройти! – вцепился я в рукав какой-то солдатке, но и это не возымело успеха. Хотелось уже плюнуть и придумать что-то другое, но в это время рядом раздался зычный девичий голос.

– Кому сказано, разойдись! – загремела над ухом Глория и начала хватать солдаток за шиворот и раздавать тумаки. Шум толпы сменился треском ткани и воплями пострадавших. Вскоре проход оказался расчищен, а меня подхватили за шкирку и поставили на подножку фургона. Необычное ощущение, однако.

Вцепившись в бортик, я обернулся и поглядел на красующуюся синяком на скуле девушку.

– Тебя же Урсула связала, – произнёс я нахмурившись.

– Что? Мамка? Да мамка, кроме мешков с добычей, ничего завязывать не умеет. Я на два счёта выпуталась, – улыбнулась Глория, которую так и подмывало обозвать терминаторшей весьма приятной наружности. Ну, если не считать немного великоватый нос с римской горбинкой и крупную челюсть. Массивную, точь-в-точь как у женской версии железного Арни.

– А где сейчас Урсула?

– У лекарши, ушиб с руки сводит, – ухмыльнулась девушка и похлопала по поддоспешнику. – Добротно зачарованная одёжа. Так мягкая, а если ударить, то твёрдая, как камень.

Я тоже ухмыльнулся. Несмотря на стилизацию под средневековую стёганку, материал дублета представлял собой сочетание кевлара и ячеек из неньютоновской жидкости, так называемой жидкой брони, прекрасно гасящей удары дробящим оружием и распределяющей нагрузку при смятии кирасы. Всё же на защите телохранительницы Клэр наши не экономили. Жаль, пулю или колющее не сдержит.

– Да, хорошая, – ответил я и нырнул через бортик в фургон. Там на меня сразу же уставились Лукреция, Клэр и писец – Джек, кажется.

– Юрий, скажи ей, – сразу показала пальцем на Лукрецию графиня. – Она не хочет зачарованный меч отдавать!

– Юрий, объясни, что за меч? – одновременно с ней выпалила волшебница. И только писец забился в уголок, как мышь в нору.

– Одну секунду, – ответил я. Но на самом деле мне было сейчас не до ответов. – Где она может быть? – вслух пробормотал я.

– Кто? – в один голос спросили женщины.

– Волшебная лампа.

Я отодвинул один ящик, а потом другой.

– Так. Провода, запчасти, дрель, болты с гайками, аптечка. Да блин, где она?

Я по очереди открывал ящики под скамейкой, ползая на четвереньках, и даже не заметил, как чуть не залез под подол платья волшебницы, но схватившись за ткань, услышал «Кхе, кхе», а подняв глаза, увидел рассерженный взгляд.

– Там точно нет твоей лампы. Там давно уже ничего не было, – пробурчала магесса, вогнав меня в краску двусмысленностью своей реплики.

– Ящики, – криво улыбнувшись, промямлил я и указал рукой в нужном направлении.

Лукреция подвинулась на скамье, дав мне пространство для манёвра, и я сразу дёрнул за ручку. И естественно, чёрная трубка с проводами нашлась там, по закону подлости.

– А говоришь, не было, – пробурчал я, заставив засмущаться на этот раз волшебницу.

– Я не это имела в виду!

– Да я понял, – отозвался я, и, не вставая с четверенек, подполз к розетке. Аккумуляторов должно хватить.

Совершив это таинство, я встал и быстро откинул полог тента, чтоб все могли видеть содержимое фургона, а потом пафосно вытянул перед собой лампу.

– Абракадабра! – провозгласил я, одновременно нажимая кнопку. Ультрафиолетовая лампа, совсем такая, как на дискотеках, наполнилась призрачным свечением, едва заметным в полутьме фургона, а вместе с ней вспыхнули люминесцентные символы: квадратики QR-кодов, ровные земные цифры инвентарных номеров, знаки «Не кантовать, хрупкая вещь, верх там» и маркеры для автоматических погрузчиков. Значки всех цветов радуги привели в восторг даже меня, что уж говорить про толпу солдаток, по которой прошёлся шепоток.