Текст книги "Приказано - спасти... (СИ)"

Автор книги: Игорь Мохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Проснулся Семен от холода. В костре дотлевали несколько головешек подернутых налетом сизого пепла. Андрея, же, поблизости не наблюдалось. Однако не успел Семен встревожиться этим фактом, как Шилин объявился сам. Он вылез из кустов с большой охапкой сухих сучьев. Бросив ворох возле костра, Андрей принялся раздувать огонь. От его усилий полетела пыль, и заклубился едкий дым. Закашлявшись, Чекунов быстро откатился от костра. Протирая слезящиеся глаза, попытался вдохнуть утренний воздух. А уж когда наконец вдохнул, то разразился вдохновенной тирадой:

– Андрюха, так твою и не так, чего ты творишь изверг?! Это ж надо так надымить! Щаз вся немецкая авиация на огонек соберется!

– А ты сам попробуй – огрызнулся Шилин, отряхиваясь от золы. – И так уже зуб на зуб не попадает.

– Ничего – посулил Семен – прилетят "лаптежники", они тебя согреют!

Андрей опасливо глянул в утреннее небо:

– Не каркай. Накличешь еще.

– Что, приходилось уже встречаться?

Андрей только дернул головой.

Утро в лесу, сколько поэтов и художников посвятили этому моменту свое вдохновение. Эстеты, мать иху не так…

Разок бы сами пособирали сырые дрова в лесу, когда с каждой ветки роса за шиворот льется – всю бы романтику быстро позабыли. Это им не в тепле картинки малевать и стишки кропать. Ворча, таким образом, себе под нос Семен выполнял тот объем работ, который необходим, чтобы обеспечить отряд горячей пищей и теплом. Даже вскипятить на костре ведро воды нужно уметь, иначе можно просто впустую перевести дрова и время.

Пока мелко наколотые чурочки разгорались под закопченной посудиной, Семен еще раз сходил за водой к недалекому болотцу и придвинул второе ведро поближе к огню, чтобы вода успела хоть немного согреться. Городские жители, проживающие в квартирах с центральным отоплением, и не представляют, сколько времени уходит у человека в лесу на создание хотя бы минимального комфорта. А если еще нужно чтобы этого комфорта хватило на почти два десятка человек…

Андрей уже улегся на лапнике у костра, пытаясь добрать то, что не успел ночью. Сначала Чекунов хотел поднять его и заставить заниматься каким-либо полезным делом, но потом передумал: "Пусть поспит еще, его дело молодое. Ведь все остальные еще тоже спят. Пока проснутся, как раз вода закипит. А уж я по-стариковски пока погреюсь у костра". Вот произнес мысленно эти слова, и самому смешно стало. Какой же он теперь старик? Так посмотреть, Шилин ведь постарше его будет. А вот все равно привычки никуда не делись.

Глядя, как красный диск солнца продирается через густые кроны деревьев, медленно поднимаясь над горизонтом, Семен всерьез задумался. Это ведь только во сне он сказал Женьке, что не сомневается в своих силах. А на самом деле? Да, через реку они переправились. И через шоссейку перескочили. Но теперь начинается не менее сложная часть пути. Ведь его знание будущего уже практически закончилось. Сейчас он находится в таком же положении как и все остальные. Какая польза от того, что ему известна дата начала наступления под Сталинградом? И все свои познания о ходе Курской битвы, почерпнутые из случайно прочитанной книжки, он бы с удовольствием променял на знание того, что затевают немцы в ближайших населенных пунктах. Вот только никто не подходил с предложением "махнуться не глядя" к красноармейцу, протянувшему к огню грязные ладони. И значит нужно было решать все самому. Решать и делать все так, чтобы не стала реальностью та страшная картинка из сна.

Когда вода в ведре забурлила, Семен покидал туда несколько кусков конины и набранный по обочине дороги старый и жесткий щавель. Получилось жидковато, но на лучшее рассчитывать и не приходилось. Когда мясо уварится, можно будет еще немного сухарей сыпануть. Все ж посытнее выйдет. Со стороны фургона уже слышались тихие голоса и, обойдя костер, Чекунов постучал носком ботинка по подметкам обуви Андрея. Тот поднял голову, хлопая спросонья глазами и пытаясь сообразить, где он находится.

– Вставай, не у мамки на печи спишь. Нужно женщинам помочь раненых обиходить.

Когда человек вынужденно оказывается беспомощным, больной или раненый, все равно – ему приходится зависеть от других. Это бессилие, невозможность обеспечивать себя даже в простейших потребностях, угнетает людей, портит характеры, вызывает напряжение при общении даже с родными и близкими. А уж если человек вырван из привычного общества, окружен такими же страдальцами…

Кто-то замыкается и уходит в себя, переживая только свою беду. А другие стараются не показать своей слабости, пытаются поддерживать других, стараясь хотя бы делом задвинуть подальше свое страдание, забыть рвущуюся изнутри боль.

Когда Семен с Андреем подошли к фургону, то обнаружили там Сивакова. Согнувшись, тот привалился к борту прицепа и мелко трясся, отставив в сторону, забинтованную руку, подвешенную на косынке к шее. Семен рванулся вперед, подхватил военфельдшера за локоть здоровой руки, с другой стороны подскочил Шилин. Озабоченно попытался заглянуть в лицо военфельдшеру:

– Борис Алексеевич, что с вами? Вам плохо?

Сиваков с трудом выпрямился, поднял голову – и тут стало ясно, что он попросту смеется, задыхаясь и захлебываясь. У Семена опустились руки. Он растерянно смотрел на человека с явными признаками сумасшествия. Было непонятно: то ли попытаться заговорить с Сиваковым, то ли сразу связать, пока тот не отколол еще какой-нибудь штуки. Положение спас Андрей. Он полной горстью плеснул в лицо Бориса Алексеевича воды из ведра, которое нес от костра. Сиваков поперхнулся и замолчал. Потряс головой, вытер лицо здоровой рукой:

– Извините, не мог сдержаться. Там Звонков опять концерт дает. Чекунов и Шилин недоуменно посмотрели друг на друга, потом на лице Андрея, вместе с улыбкой, проступило понимание:

– Это что ли тот Серега, что со сломанной ногой лежит?

Борис Алексеевич перестал смеяться и резко посерьезнел, с лица исчезли всякие следы только что бывшего веселья:

– Если бы со сломанной. У него огнестрельный перелом бедра с частичным раздроблением кости. По-хорошему, нужно делать операцию. Но не в этих условиях, не с этим инструментом.

Подумав, Борис Алексеевич шевельнул рукой подвешенной к груди и глухо добавил:

– Да и хирург теперь нужен другой.

Смех из фургона прервал его слова. Сиваков покрутил головой, но ничего не сказал. Семен повернулся и полез в фургон, взмахом руки остановив дернувшегося следом Андрея.

Под тентом, из-за откинутого полога на заднем борту, было относительно светло. И Семен сразу рассмотрел застывшую в узком проходе скульптурную композицию. Худой парень в грязной нательной рубахе и кальсонах повис на плечах санитарок, которые старались развернуть ставшее таким неуклюжим тело и уложить бойца на нары. Огромный лубок из бинтов и досок заменял ему левую ногу. Но это не мешало ему комментировать происходящее:

– Так, заходим на полосу, заходим! Выполняю последний разворот! Уже вижу посадочный знак! Тяжелый бомбардировщик имени Сереги Звонкова просит разрешения приземлиться на вашем аэродроме!

Всхлипывающий от смеха летчик Виктор Иванович, с верхнего яруса нар, подсказывал ему голосом строгого инструктора:

– Учлет Звонков, почему не доложили командиру экипажа о выпуске шасси? Что это за воздушное хулиганство? Как ваш инструктор объявляю вам выговор и дисциплинарное наказание – четыре круга бегом вокруг аэродрома!

Парень повернул голову в сторону Семена и тот на мгновение поймал взгляд темных глаз. Не было там веселья, только тщательно скрываемая боль. Если бы летчик мог видеть это своими глазами, то не смеялся бы. Лицо бойца покрывала блестящая испарина, но шутить он не переставал:

– Товарищ инструктор, ваше приказание выполнено! Колеса выпущены!

Болезненно сморщившись он наконец смог умоститься на свое место:

– Разрешите доложить! Посадка прошла нормально! Разрешите приступить к бегу вокруг аэродрома?

С этими словами парень обессилено откинулся на нары. Санитарки захлопотали вокруг забинтованной ноги, пытаясь уложить ее поудобнее и не причинить раненому лишней боли.

Народ вокруг еще тихонько хихикал, вспоминая прошедшее представление, а Семен глядел на обострившиеся черты лица Звонкова и чужая боль жгла нервы красноармейца. Пройдя войну и прожив долгую жизнь, Чекунов не раз сталкивался с такими людьми. Не производящие внешне впечатления героев, они часто оказываются нужными там, где тяжело и опасно. Такие люди не сотрясают воздух патриотическими лозунгами. Они просто живут и помогают выжить другим. И так, наверное, будет всегда.

За пару часов, при помощи Шилина и Чекунова, санитаркам удалось более-менее обиходить и накормить раненых. Разобрав котелки с остывшим супом, наскоро поели сами. Разлили кипяченую воду по флягам. Затем Семен дозаправил тягач, стараясь не пролить ни капли драгоценного бензина, и дал отмашку к началу движения. Шилина он, как и вчера, оставил сидеть наверху, в обнимку с винтовкой, для наблюдения за дорогой и воздухом. Благо погода улучшилась, дождь прекратился еще ночью, и теперь в разрывы серых облаков иногда проглядывало солнце.

И снова выматывающая душу тряска. Завывания двигателя, лязг сцепки и матерные рифмы Андрея составляют звуковое сопровождение каждого пройденного километра лесной дороги. Но все имеет свой конец. Тягач останавливается на краю леса. Впереди видно, что большие сосны, примелькавшиеся за несколько часов движения, постепенно сходят на нет, уступая место торчащим изо мха худосочным березкам и осинам.

Семен выбрался наружу из душной рубки и потрясенно выматерился. То, что на карте было обозначено как гать через болото, на практике оказалось каналом, затопленным черной торфяной водой, из которой то здесь, то там, торчали гнилые бревна. Если "это" и было гатью, то очень давно. Очень!

Сзади подошел Андрей. Присвистнул удивленно. Семен не стал оборачиваться:

– Андрюха, дело худо. Не знаю, удастся ли здесь проехать. Но и другого выхода у нас нет. Нужно промерять дорогу ногами. Без разведки – утопим и тягач и прицеп.

Шилин сделал несколько шагов по дороге вперед. Остановился около большой лужи. Заросшая зеленой ряской и болотной травой, она ясно давала понять, что этой дорогой уже давно никто не пользовался. Андрей поднял с земли булыжник и, размахнувшись, кинул его далеко вперед. От падения камня по темной воде пошли медленные, быстро угасающие волны. Затем черное зеркало канала снова застыло в неподвижности.

– Слушай, Семка, а давай – я схожу, посмотрю? А ты передохни хоть немного. Вон, на тебе гимнастерка вся сырая.

Чекунов отрицательно мотнул головой:

– Я сам. Мне нужно понять, где машину можно провести.

– Ну, тогда, и я с тобой пойду. Чего тебе в одиночку грязь месить?

– А ты тягач с прицепом будешь охранять. Мало ли, что.

– Да от кого его здесь охранять? Тут последний немец, наверное, во времена Александра Невского проходил. Да и тот в болоте утоп.

Семен неуступчиво молчал. Андрей же не унимался:

– Пусть вон Анастасия Ивановна покараулит. Она баба боевая, чуть меня не пристрелила.

Неожиданно Шилина поддержал подошедший Сиваков:

– Андрей прав. Одному идти опасно. Случись чего и никто не поможет. Идите вдвоем. А мы пока ранеными займемся.

Еще раз взглянув вперед, Семен обернулся к Андрею:

– Хорошо. Тогда вырубай пару жердей, и пойдем.

Красноармеец Андрей Шилин

Плюх, плюх, бульк, шмяк.

– Твою же мать!!! – расплескав вокруг себя болотную жижу, Андрей с трудом поднялся на ноги. Грязная вода стекала по лицу и одежде. За последние пятнадцать минут он падал уже второй раз. Попытавшись вытереть лицо рукавом гимнастерки, он только размазал торфяную грязь. Сплюнул в воду, и покрепче перехватив жердину, снова двинулся вперед, за удаляющейся фигурой Чекунова.

Как выяснилось, дела с гатью обстояли все же не так плохо, чем казалось вначале. На глубине сантиметров тридцать под водой сохранился вполне себе крепкий настил, состоявший из поперечно уложенных бревен. Трудность при движении по нему состояла в том, что ноги так и норовили провалиться в щели между скользкими бревнами. И часто такой провал заканчивался падением в воду. После первого раза, Андрей еще пытался выжать на ходу свою гимнастерку. После третьего, он бросил это бесполезное занятие. После шестого, проклял тот момент, когда напросился идти с Чекуновым. Семен наверняка слышал эти матюги, но все так же молча продолжал свой путь.

Шилин бросил взгляд на размеренно шагающего красноармейца и выругался снова. Да уж, за последние несколько дней Семка изменился очень сильно. Хоть раньше им мало доводилось общаться, но общее представление о нем Андрей успел составить: мальчишка, призванный в армию из деревни, только-только начинающий постигать смысл и порядок службы. По сравнению с ним, Андреем Шилиным, городским жителем, успевшим до армии поработать на заводе токарем, и даже получить четвертый разряд… В общем, на фоне красноармейца второго года службы Шилина, Семка Чекунов выглядел откровенно слабовато.

Но вот теперь он стал совсем другим. Появилась в нем какая-то жесткость и уверенность, позволявшая Семену отдавать приказы остальным. Причем так, что эти приказы выполнялись. Когда они прошли по гати с километр, совершенно промокший, Андрей предложил идти обратно к тягачу, так как настил, похоже, сохранился нормально, и нет смысла ломать ноги. Нужно будет просто двигаться потихоньку, глядишь, и удастся проехать. На что Семен ответил, что риска не допустит, и на "авось" раненых не повезет. После чего приказал Андрею двигаться дальше, проверяя свою сторону настила. Именно приказал, ибо этот командный тон Шилин не спутал бы ни с чем.

В принципе Андрей мог послать его подальше, ведь какой к черту командир из совсем молодого парня? Но не сделал этого, предпочтя выполнить приказ. Хотя бы потому, что Семен не требовал от людей ничего такого, чего не делал бы сам. И не жалея других, себя он не щадил тем более. Вчера он вылез из-за рычагов "Комсомольца" выжатый как тряпка. Но все равно Шилину управление не доверил. А ведь Андрей считался в роте не худшим водителем. Просто было такое ощущение, что Чекунов взялся за выполнение какой-то задачи, которую не может доверить никому другому…

Да и потом, Семен сам вызвался караулить первым, и дал напарнику поспать полночи, да еще и утром подремать. Хотя сам Чекунов ночью спал плохо, ворочался, разговаривал во сне. Андрей пытался разобрать, о чем он говорил, но не понял ни слова. Только по тону было понятно, что Семка вроде бы оправдывается перед кем-то. А чего ему оправдываться? И так, то, что он сделал, будем с собой честными, не всякому под силу. А уж у Андрея вообще перед Семеном личный должок имеется…

Внезапно, устыдившись за свою слабость, Андрей рванулся вперед, за уходящим Чекуновым:

– Семка, погоди меня, вместе будем идти!

Разбрызгивая черную воду, догнал приостановившегося Чекунова. Двинулись дальше вместе, прощупывая ногами и палками настил гати. Всякий раз, оглядываясь на Семена, Андрей видел хмурое сосредоточенное лицо, украшенное разводами торфяной грязи. Семен двигался как механическая кукла, выполняя четкую последовательность движений: шаг вперед, проверить прочность бревна под ногой, простучать жердью край настила, сделать следующий шаг.

"Да он же видать от усталости уже ничего не соображает" – осенило Андрея: "А я тут еще себя жалею". Шилина пронзило стыдом, захотелось хоть чем-то помочь, облегчить труд Чекунова. Андрей быстро огляделся по сторонам, надеясь увидеть что-то, могущее разом изменить ситуацию. Но глазу не за что было зацепиться: вокруг простиралась заросшая мхом поверхность болота. Лишь кое-где торчали отдельные скрюченные березки и сосны. Да еще впереди виднелась такая недосягаемая кромка леса.

Хотя, стоп. А что там торчит из кустов, метрах в ста от гати? Какая-то решетчатая конструкция, увешанная то ли листьями, то ли клочьями рваной ткани.

– Семен, стой! Гляди, что это, вон там в кустах?

Чекунов будто не слыша, сделал еще пару шагов.

– Да стой же, тебе говорю! Гляди, вон туда!

Качнувшись, Семен остановился, с трудом повернул голову, прищурился:

– Где?

– Да вон, же! Вон! Что это?

Дуновение ветра заставило трепетать на ветру, теперь это стало ясно, клочья ткани. И на развернувшемся обрывке, стал виден изломанный абрис красной звезды с черной окантовкой. Семен разлепил ссохшиеся губы:

– Самолет…

Это действительно оказался самолет. Точнее, то, что от него осталось. Крылатая машина превратилась в изломанный остов обтянутый драной перкалью. Собственно на поверхности остался только хвост, да обломки крыльев. Силой удара двигатель, видимо, сорвало с моторамы и он погрузился в болото, оставив на виду мелкие части… Семен шевельнул ногой стальную обойму, все еще соединявшую между собой обгорелые куски дерева. Похоже, что обломки принадлежали небольшому деревянному самолету, типа «кукурузника» У-2. Однако, этот самолет имел двигатель водяного охлаждения. Хорошо узнаваемый, несмотря на перенесенное падение, водорадиатор торчал изо мха в нескольких метрах сзади разбитой машины. Еще дальше валялось колесо с разорванной покрышкой.

Возможно, это был разведчик или связной самолет? Точно мог бы сказать только летчик. Например, капитан Маслеников. Но Виктор Иванович остался в фургоне, и видеть самолет не мог. Правда, он не смог бы увидеть самолет, даже если бы и был здесь.

Чекунов передернул плечами: потерять зрение – страшное дело. Остаться одному в темноте, и только усилием памяти вспоминать, как выглядит окружающий мир… Только представить, и то мурашки по коже бегут. А ведь капитан держится. Хотя, когда Виктор Иванович думает, что рядом никого нет, на его лице прорезается такое отчаяние…

Ладно, сейчас не время об этом думать. Самолет советский, это ясно. Красная звезда на полотняном борту фюзеляжа хорошо видна, несмотря на рваные дыры в обшивке. Может это как раз и есть такой же Р-5, как те, про которые рассказывал капитан? Тогда, он мог везти груз, который весьма пригодился бы маленькому отряду. К сожалению, из болота торчал только хвост машины. Все остальное погрузилось в торфяную жижу. Неизвестно, удалось ли спастись экипажу?

Во мху чернело что-то мелкое, похожее на складной ножик и Семен нагнулся, чтобы рассмотреть предмет поближе. Поднял маленькую вещицу и удивился. Это оказалась бритва. Только не станок, к которым успел привыкнуть Чекунов, а опасная бритва. Когда-то он и сам пользовался такой, но потом появились безопасные лезвия, которыми бриться было проще. Теперь, вот, придется по новой учиться пользоваться такой штукой. Хорошо хоть, у Семки по молодости щетина еще не сильно растет. Есть время вспомнить старые навыки.

Повертев в руках изделие, Чекунов удивился еще больше. На пластиковых накладках ручки распростер крылья орел в обрамлении звезд и полос. Американская эмблема? Откуда? Конечно, старшина Чекунов видел знаменитую тушенку "второй фронт", да и другие вещички, попадавшие в СССР из США и Англии. Но в сорок первом году? Вроде бы, ленд-лиз начался позднее?

– Семен! Семка! – из-за куста выскочил Андрей. Семен убрал находку в карман шаровар:

– Чего орешь?

– А ты чего не отзываешься? Я там дальше, мешок с сухарями нашел. Пойдем, поможешь дотащить. А может еще, что ни будь, попадется.

Чекунов поспешил следом за Шилиным.

То что нашел Андрей, и вправду было похоже на мешок. Но старшине Чекунову этот предмет был знаком. Авиационный мягкий контейнер. Наверное, он был подвешен под крылом самолета. При ударе контейнер лопнул, и его содержимое разлетелось по болоту. Конечно, часть сухарей размокла и оказалась попорчена мышами, но даже то, что осталось, должно было стать большим подспорьем для маленького отряда.

Семен с Андреем долго ползали по кочкам, тщательно собирая годные в пищу кусочки. Чувство брезгливости осталось где-то далеко, в мирном времени. И следовало благодарить судьбу за столь царский подарок. Или – тех неизвестных летчиков, что до последнего тянули свой поврежденный самолет в сторону окружения.

Кое-как увязали собранные продукты в остатки разорванного мешка. Кроме сухарей, нашлась еще упаковка соли и немного полурастворившегося сахара. Вытащили мешок к гати. Единогласно решили не тащить его с собой, а забрать на обратном пути. И снова: шаг вперед, проверить прочность бревна под ногой, простучать жердью край настила, сделать следующий шаг…

Когда, наконец, бойцы добрались до конца гати, вернулись за мешком и отправились в обратный путь, солнце уже перевалило за полдень. Последнюю сотню метров уже еле брели, опасаясь только одного – чтобы не уронить драгоценную ношу в воду. Но все же – дошли. Навстречу выбежала Фира:

– Что это у вас, парни?

Семен промолчал, продолжая шагать к прицепу. Ответил Андрей:

– Наш разбитый самолет нашли. А возле него – мешок с сухарями. Вот теперь и тащим.

– Ой! – Фира прижала руки к щекам. – Хорошо то как. Пойду Бориса Алексеевича обрадую.

И метнулась к фургону, откуда тут же донеслась ее скороговорка.

– Балаболка – проворчал Шилин, а Семен снова ничего не сказал.

Анастасия Ивановна помогла красноармейцам затащить мешок в фургон. Сиваков поглаживал грязноватый брезент мешка здоровой рукой, как величайшую ценность. Куда там всяким сокровищам из золота и серебра. Ведь холодный металл есть не будешь.

Андрей вкратце доложил военфельдшеру о найденном самолете. Тот только удивленно хмыкал, не убирая руки с находки, как если бы опасался, что сейчас кто ни будь, отберет у него чудесную вещь.

– А экипаж? Что стало с экипажем? – хриплый голос сверху заставил Семена, прислонившегося к краю нар, поднять голову. Капитан Маслеников опасно перевесился сверху, ища рассказчика незрячими глазами. Андрей пожал плечами, затем спохватился, что собеседник не может видеть этого движения:

– Товарищ капитан, мы не нашли летчиков. Может они выпрыгнули с парашютами?

– А какого типа самолет? – не унимался капитан. На этот вопрос Шилин ответить уже не мог и обернулся за помощью к Семену:

– Семка, может, ты знаешь?

Не отводя взгляда от лица летчика Чекунов ответил:

– Какой-то деревянный самолет. Типа "кукурузника". Как вы говорили – биплан.

Лицо Масленикова помрачнело:

– Хоть что-то от летчиков нашли?

Андрей помотал головой. Семен тоже хотел ответить отрицательно, но, вдруг вспомнив, полез в карман:

– Вот, там нашел. Бритва опасная.

Передал находку Фире. Та сразу поднесла вещицу к свету, чтобы рассмотреть получше:

– О, тут птица какая-то нарисована. Орел, вроде. А еще звезды и полоски какие-то…

– Кулагин – тихий шепот сверху прозвучал в наступившей тишине как поминальный звон.

Повисло молчание. Затем Андрей осторожно поинтересовался:

– А кто такой – Кулагин?

Не обращая внимания на его слова, Маслеников обратился к санитарке:

– Фира, посмотри, там, на ручке должны быть буквы нацарапаны.

Покрутив в руках бритву, та быстро нашла искомое:

– Вот, нашла. Здесь написано "КВС".

Летчик вздохнул и откинулся на своем лежаке:

– Это бритва лейтенанта Кулагина. Его экипаж не вернулся с задания, двумя днями раньше нашего крайнего вылета. Я Володьку плохо знал. Но его бритву помню. Он ее никому не давал, всегда в планшете с собой носил. А летнабом у него Петров был. Он со мной дважды летал. Совсем молодой парень. На гитаре по вечерам играл. Вот значит где они остались. Наверное, тоже "мессера" подловили…

– А может, они с парашютами выпрыгнули – неожиданно сказала Фира. – А бритву Кулагин потом потерял – уже менее уверенно продолжила она. Маслеников ничего не ответил. Так же молча лежали остальные раненые на своих узких лежаках. Никто не пытался сказать что-то в утешение. Война…

Семен толкнул в плечо Андрея:

– Пошли, пора двигаться.

– Может, передохнем хоть с полчасика? Ноги гудят и спина трещит.

– Ничего, на скамейке тягача отдохнешь. Надо до темноты пройти гать, иначе посадим машину в потемках.

И уже обращаясь к Сивакову:

– Товарищ военфельдшер, разрешите начать движение?

– Да, да – конечно – спохватился Сиваков – заводите машину. Анастасия Ивановна, Фира – убирайте продукты, сейчас поедем.

Дав прогреться мотору, Семен выглянул в открытый люк. Андрей уже занял свое место, позади рубки. Утвердительно кивнув в ответ на взгляд Чекунова, красноармеец покрепче прижал к себе винтовку, другой рукой уцепившись за поручень. Семен опустился на водительское место. Проскрежетав шестернями коробки, включил передачу и плавно отпустил педаль главного фрикциона. Медленно перематывая гусеницы, «Комсомолец» двинулся вперед, к началу гати. Траки взбаламутили поверхность черной воды, расплескав в стороны зеленую пену ряски.

Гоня перед собой волну, тягач осторожно двигался по ненадежной дороге. Рокот мотора разносился над поросшей мхом поверхностью болота. Машину покачивало на поперечно уложенных бревнах, подбрасывало на невидимых под водой неровностях.

Красноармеец Шилин

Андрей прижался к задней стенке рубки тягача. Несмотря на установленные щитки, брызги с гусениц взлетали выше головы Шилина. Усы пенной воды расходились за "Комсомольцем" как за катером. Прикрывая винтовку от брызг рукавом шинели, Андрей вертел головой по сторонам, стараясь держать в поле зрения и дорогу, и прицеп, и низкое небо над головой. Особенно небо. Семен сразу сказал, если случится в воздухе немецкий самолет – беда. Свернуть с гати они не могут, а движущаяся по воде машина будет также заметна как и таракан в тарелке. Единственный шанс – вовремя увидев самолет, остановиться и прикинуться валенком. В смысле – брошенной техникой. К тому же – зеленый брезент фургона, заляпанный грязью до самой крыши, не менее грязный тягач – авось и не разглядят стоящую машину.

Машина дернулась в сторону, и Шилин покрепче ухватился за ручку. Не хватало еще уронить винтовку или упасть самому. Из-под гусеницы взлетел фонтан грязной жижи и Андрей с проклятием отвернулся в сторону. И застыл…

Над кромкой дальнего леса медленно перемещалась черная точка. Или это было просто обманом зрения, соринкой попавшей в глаз? Проморгавшись, Андрей посмотрел еще раз: но точка и не думала исчезать. Более того, из точки она стала превращаться в черточку. Такую маленькую безобидную черточку, с небольшим утолщением посередине.

Спохватившись, Андрей забарабанил прикладом винтовки по броне рубки, заорал разрывая легкие:

– Во-оздух! Семка, самолет слева!!!

Глаза красноармейца заметались, оценивая расстояние до самолета и от тягача до того места, где кончалась гать, а дорога ныряла под кроны деревьев. "Не успеть! По всякому – не успеть!":

– Семка, твою мать!!! Самолет!!! Воздух!!!

Видимо, Семен все же услышал крик, даже через рокот работающего за спиной двигателя. Потому что машина судорожно дернувшись, остановилась. Из люка показался ребристый шлем:

– Чего оре… Твою дивизию!!!

Андрей видел, как Семен также как и он сам секунду назад, метнул взгляд вперед, оценивая расстояние до столь желанной опушки. И очевидно пришел к тем же выводам, что и Шилин:

– От машины! Предупреди людей в фургоне и уходи с гати!

– А ты?

– Я тут останусь! А ты, давай быстрее!

Андрей спрыгнул с тягача и побежал к борту фургона, отметив, что двигатель уже заглох. Откинул полог стволом винтовки и прокричал внутрь:

– Самолет! Не двигайтесь!

На него глядело из темноты бледное лицо Фиры, еще дальше застыл Сиваков… Брезентовое полотнище упало вниз как занавес в театре, отделяя Шилина от остающихся в прицепе раненых и медиков. Андрей развернулся к прицепу спиной, прикидывая, где ловчее перепрыгнуть через зыбкий моховой ковер, отделяющий полузатопленный настил гати от более крепких кочек. Один ловкий прыжок, немного пробежать, да и залечь вон под теми кустами… Вот только ноги замерли, не желая делать ни шага вперед. Он то убежит. А вот как остальные, те, кто в прицепе? Они ведь не то что убежать – уползти не сумеют! И Фира, Настасья, Борис Алексеевич – тоже не побегут, останутся с ранеными. А вдруг, им понадобится помощь?

Рокочущий гул уже накатывал сверху, заставляя голову вжиматься в плечи. Коротко выматерившись, Шилин на карачках метнулся под днище прицепа. Привстал на одно колено, упираясь плечом в колесо, и стараясь не замочить оружие. Замер.

Через просвет между задними колесами фургона было видно, как постепенно успокаивается поверхность воды покрывающей гать. Лопаются пенные пузыри, взбаламученные прошедшей машиной, расплывается по сторонам ряска, согнанная было к краям. Но все равно, Шилину казалось, что гать с застывшим на ней тягачом бросается в глаза всякому, кто хотя бы взглянет в ту сторону.

С каким-то натужным гудением чужой самолет прошел над фургоном. К удивлению Андрея, шел он довольно высоко, и на мгновение у красноармейца зародилась надежда, что тот просто пролетает мимо, по своим делам. Однако, уйдя довольно далеко от фургона, самолет вдруг накренился и начал разворачиваться по широкой дуге.

Стало видно, что эта одномоторная тупоносая машина несет крыло, установленное на тонких подкосах над корпусом. Неубирающиеся стойки с колесами торчали подобно птичьим лапам. "Раскорячка, какая-то" – пришло в голову Андрея.

Самолет закончил разворот и направился прямо на фургон, под которым прятался красноармеец. Сверкающий круг вращающегося винта на фоне лобастого мотора, растопыренные "лапы" шасси, поблескивающие грани остекления, клекочущий гул мотора…

Все это показалось Андрею чем-то похожим на летящую стрекозу. Вот только эта "стрекоза" несла в своем облике столь явную угрозу, что Шилин пониже пригнулся за колесом, опустившись в болотную жижу на оба колена и опустив глаза вниз. Ему казалось, что если он будет смотреть на кабину, то тот человек, который сидит там, за блестящими гранями остекления, обязательно что-то почувствует. И тогда запульсируют огоньки выстрелов и дымные трассы пулеметных очередей потянутся к неподвижному фургону.

Гул нарастал, но даже через этот подвывающий звук Андрей расслышал чей-то всхлип прямо у себя над головой. Он мгновенно вскинул голову, но через узенькие щели между досками, окрашенными в защитный цвет, невозможно было увидеть того, кому принадлежал голос. "Фира? Или Настасья? Или кто-то из раненых? А какая разница? Если страшно тебе, то подумай, – каково им? И какого же черта ты тут трясешься?!"

Будто молния прострелила тело красноармейца. Автоматическим движением, приклад винтовки вжался в плечо, щелкнул выключаемый предохранитель, шпенек мушки всплыл в прорези щитика и верхним краем коснулся силуэта самолета. "А вот теперь – смотри на меня, сволочь. Я тебя не боюсь. Вот только попробуй стрельнуть…"

Самолет прошел над фургоном, взревывая двигателем. Андрей метнулся на другую сторону, выставил ствол АВС, удерживая "стрекозу" в прорези прицела. Однако тот не делал попыток развернуться на обратный курс для атаки фургона. Медленно набирая высоту, самолет снова превратился в черточку, потом в точку, и постепенно растаял вдали.