Текст книги "Приказано - спасти... (СИ)"

Автор книги: Игорь Мохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Иван кивает и снова поворачивается к насыпи. В темноте поблескивает отраженным светом звезд рукоятка затвора его винтовки.

Казалось бы, пустяковое дело, пройти полсотни метров. Но не ночью, в лесу, и стараясь при этом не хрустнуть веткой. Пригнувшись и мягко ступая на всю ступню, Семен крался к дороге, лавируя между отдельных кустов. Нервы были напряжены до предела. Шум своего дыхания и шорох веток об шинель казался оглушительным. Да и еще сердце бухало так, что казалось, готово было вырваться из груди. Боялся ли Чекунов? Да, боялся. Отвык он за столько лет мирной жизни от боевого напряжения. От фронтовой тишины, готовой каждую секунду быть разорванной хлестким выстрелом. А еще он боялся за тех, кто ждал его возвращения там, в фургоне. И именно этот страх гнал Семена вперед.

Двигаясь на четвереньках, боец добрался до придорожной канавы. Это укрытие встретило его высокой травой, под ногами тут же захлюпало. Не обращая внимания на такие мелочи, как мокрые ботинки и шаровары, Чекунов выбрался на край насыпи и замер, настороженно вслушиваясь в звуки ночного леса. Только легкий шум ветра в кронах деревьев нарушал безмолвие ночного леса. Нигде не светилось ни огонька. Разве что, звездная россыпь осеннего неба безучастно расстилалась над головой красноармейца.

Серая, в темноте, шоссейка уходила влево и вправо, постепенно сливаясь с окружающим мраком придорожного леса. А вот, впереди, за несколькими метрами гравийной полосы, манила обещанием защиты лесная опушка. Сейчас она еще близко подходила к дороге. Это потом, немцы, опасаясь партизан, станут вырубать лес вдоль своих путей подвоза на несколько метров вглубь.

Лежа на откосе кювета, Семен осторожно провел ладонью свободной руки по краю гравийной отсыпки шоссе. Мелкие камушки, тихо скрежеща, процарапали мозолистую ладонь бойца. "Шуметь будет. Осторожнее надо". Оглянулся назад, на то место где остались вести наблюдение его товарищи. Понятное дело, ничего не увидел. Вдохнул, выдохнул и, покрепче упершись ногой в откос, бросил послушное тело вперед. В четыре длинных шага Чекунов пересек шоссе и скатился в противоположный кювет. И здесь его, также, встретила с распростертыми объятьями лужа на дне. Держа в руках винтовку со снятым предохранителем, Семен завалился набок, на сухой откос и замер.

Ничего не изменилось. Не раздались лающие команды, не расцветили тьму вспышки выстрелов, не громыхнул гранатный разрыв. Все также шумел листьями ночной ветерок. Вот только теперь Чекунов был уже на другой стороне дороги. И ничего не мешало ему уйти вглубь лесного массива, так чтобы надежная толща древесных стволов отделила его от опасной полосы шоссе. Почти ничего…

Неловко повозившись, Семен перекатился на живот. Полные винтовочные подсумки неприятно уперлись в брюхо. "Странно, а ведь на той стороне дороги, это как-то и не замечалось" – отстраненно подумал красноармеец. В этой позе он пролежал еще минут десять, пока успокоилось дыхание, и появилась возможность спокойно обдумать сложившееся положение:

"Что дальше? Засады нет? Или немец попался шибко умный, и не хочет выдавать себя из-за одного человека? Или, не заметили?" – вопросов то много, а ответов нет. Осмотревшись по сторонам, Чекунов не заметил ничего подозрительного. Кюветы неглубокие, тягач с прицепом должен пройти. Да и лес здесь реденький, тоже не помешает.

Так что, считаем, что путь открыт? Тогда, осталось только убедить Анохина, чтобы он повел отряд через лес, сделав крюк. Ведь прямо – не всегда означает ближе.

Снова выбравшись на насыпь, Семен еще раз взглянул на опушку леса. Казалось бы, всего на несколько десятков метров ближе к линии фронта, чем та, противоположная. Но насколько она кажется заманчивее. Вот только нельзя. И, уже не раздумывая, Чекунов метнулся обратно. Туда, где его ждали те, кому он был нужен.

– …Товарищ капитан, я видел, можно пройти по лесу напрямую. Кюветы возле дороги неглубокие, тягач с прицепом их перевалит…

Чекунов стоял навытяжку перед капитаном Анохиным и уже в третий раз повторял свои доводы. Видно было, что артиллерист уже сомневается в правоте своего решения, двигаться по грунтовке, но не хватало какого-то последнего, решающего доказательства.

– К тому же, – пошел с последнего козыря Семен, – правее нас река и на пересечении ее с шоссе есть мост. А уж его немцы будут охранять точно, – поэтому, чем дальше мы уйдем в сторону, тем больше шансов, что "гансы" нас не услышат.

– Так, стоп. А ты откуда про мост знаешь? – подозрительно глянул Анохин.

Семен мысленно выругался. Этого вопроса он надеялся избежать. Но по-другому объяснить свое желание двигаться лесом уже не получалось. Приходилось признаваться:

– Мост нанесен на карту, которую мне передал капитан Маслеников.

– Та-ак, – глаза Анохина нехорошо сощурились, – красноармеец Чекунов немедленно сдайте секретный документ.

– Это карта капитана Масленикова, – сделал последнюю попытку выкрутиться Семен.

– Это приказ, – в голосе артиллерист явственно лязгнул металл. – Выполняйте, с Маслениковым я сам поговорю.

Направляясь к тягачу, Чекунов попытался осознать результаты разговора с командиром. С одной стороны, вроде бы удалось убедить Анохина в своей правоте. С другой стороны – карту он потерял. И теперь можно будет полагаться только на свою память. Что ж, остается надеяться что она не подведет. До старческого склероза Семке еще долго…

Перегнувшись в открытый рубочный люк, Чекунов толкнул, успешно заснувшего Шилина.

– А, что? – спросонья, не сразу включился в ситуацию тот.

– Просыпайся, давай. Поедем сейчас.

– Чего? А, понял, – Андрей заворочался на сиденье, пытаясь расшевелить затекшее тело.

– Давай, давай – некогда потягиваться. Вон, там за спинкой водительского сиденья планшет лежит. Передай его мне. А сам пересаживайся на водительское место, поведешь машину.

– Как "поведешь"? – с Андрея разом слетел весь сон. – Семка, да я ночью эту танкетку не водил ни разу. Дорогу же в темноте через лючок не видно ни хрена.

– А зачем тебе дорога? – вроде как удивился Семен. – Пойдем напрямую, через лес.

Приняв из рук Шилина обмотанный ремнем портупеи планшет, Чекунов спрыгнул с машины и растворился в темноте. Андрей остался сидеть с задумчивым видом.

Артиллериста Семен обнаружил на том же месте. Протянул планшет:

– Вот, товарищ капитан.

Анохин молча взял предмет спора. Глянул на Чекунова который и не думал уходить:

– Что еще, товарищ красноармеец?

– Извините, товарищ капитан. Не могли бы вы дать мне ваш фонарик? Фары тягача включать возле шоссе опасно. Придется водителю двигаться по командам впереди идущего.

– Значит, ты уже за командира решил, как будешь двигаться? – в темноте лица капитана не было видно, но Семен, казалось, кожей почувствовал изучающий взгляд. И не отвел глаза:

– Нужно обойти перекресток. Потому что это правильно. И еще…

Речь красноармейца была прервана тычком железной коробки в руки:

– Бери фонарь. Кто поведет тягач?

Смешавшись, Чекунов все же быстро ответил:

– Шилин.

– А почему не сам?

– Я уже ходил к шоссе, и смогу показать, где лучше двигаться. И знаю где остались ждать другие разведчики.

– Тогда – к машине. Тронетесь по команде. Пойдешь рядом со мной. Расчет пушки поедет на тягаче. Предупреди остальных. Да, и еще – сейчас я пришлю вам стрелка на курсовой пулемет. Всё, вперед.

И капитан повернулся к подходящим пехотинцам, разом потеряв интерес к Чекунову.

Санитарка Анастасия Ивановна Данилова

Ночь, тишина. Как будто и нет войны. Но так, кажется, только пока не откроешь глаза. Не хочу открывать… Пусть будет так: темно и тихо. Не могу видеть боль вокруг себя. Господи, сколько еще продлится эта война? Почему нельзя было жить в мире? Почему?!

Тишина такая, что прислушавшись можно расслышать тиканье часов в кармане Бориса Алексеевича. Но война все равно рядом. И в воздухе разлито напряжение. Такое, что все пассажиры фургона, казалось, затаили дыхание. Впереди еще одна дорога, которую нужно пересечь. Такая же, как та, что преодолели два дня назад.

Теперь мы не одни, нас стало больше. Но почему, же так беспокоится Семен? Ведь я же вижу, как он смотрит на нас всех. Что-то его гнетет, давит. Что-то такое, о чем он не может, не имеет права говорить.

Каждый раз, как речь заходит о дальнейшем движении, Семен замыкается, уходит внутрь себя. И лицо у него делается такое… Как будто он старше всех нас, как будто знает наперед…

Неужели, он видит какую-то угрозу для всех нас? Тогда почему не говорит?

Нет, наверное, это все только бабские домыслы. Ну с чего я взяла, что Семену что-то известно? Да он в таком же положении, что и мы… Вот только эта уверенность, с которой он принимает решения… Откуда она? Да оттуда!

Война людей наизнанку выворачивает. Кто-то ломается, а иные только крепче становятся. Вон, капитан Анохин – видела я похожих до войны: строевик, все по уставу. Наверняка, на курсах, своих артиллерийских, молодых учил да по струнке ходить заставлял. Но вот случилась война и воюет. Да, понятно, что он военный и к этому готовился. О другом я говорю. У военных все четко – есть те, кем ты командуешь, и есть те, кто командуют тобой. И по-другому нельзя, иначе не армия будет, а бардак.

Просто, когда вышестоящее командование исчезает, многие теряются, начинают метаться не в силах что-то решить. Как же, ведь нужно брать ответственность на себя…

Анохин не из таких. Раз полагается ему, как старшему по званию, принять командование на себя, значит так и будет. Все сделает, как в уставе прописано. Свои шпалы он не зря носит. И людей он не бросит, и технику будет тащить, пока сам не упадет.

А, вот, Семен… Он такой же красноармеец, как и другие бойцы. Но ведь спорит с капитаном, пытается что-то доказать. Почему так? Что им двигает? Сиваков, например, ушел в свое дело, его только раненые беспокоят. Ну, так, что взять с почти гражданского человека, хоть и в форме. Он же практически командование нашей группой Чекунову передал. Хоть и спрашивает Семен у военфельдшера, указаний и приказов, но это все так, по мелочам. А все серьезные решения этот мальчишка в красноармейской форме принимает сам, убеждая при этом и Бориса Алексеевича, и Андрея, да и меня с Фирой…

Неожиданно брезентовый полог откинулся, и в проеме показалась голова Чекунова. Он окинул взглядом внутренность фургона, зашевелившихся на своих местах раненых, сидящую возле борта Данилову, плохо различимых в глубине прицепа Сивакова и Фиру, и произнес:

– Приготовьтесь, сейчас поедем. Держитесь крепче, двинемся напрямую через лес, будет трясти. И вот еще что…

Чекунов внимательно посмотрел в глаза Анастасии Ивановны:

– Если начнется стрельба, ложитесь на пол прицепа. Не надо геройствовать.

– А как же раненые? – подала голос из глубины прицепа Фира.

За Семена ей ответил со второго яруса нар капитан Маслеников:

– Мы удержимся. Ведь так, мужики?

Никто не возразил ему. Только чей-то тяжелый вздох донесся сверху.

– Все равно, – продолжил летчик, – в плен я не хочу. Лучше так.

Виктор Иванович повозился на своем месте и до слуха всех явственно донесся щелчок взведенного курка пистолета.

Чекунов еще раз оглядел всех, медленно поворачивая голову, как будто стараясь запомнить… И, хоть выражение лица его было слабо различимо в полумраке, чувство надвигающейся беды полоснуло по сердцу санитарки. Этот человек что-то знал…

Полог с шорохом обрушился вниз, отсекая пассажиров фургона от окружающего мира. За брезентовой стенкой загудел мотор тягача…

По ночному лесу извиваясь и дергаясь, ползет длинное чудище. Вминая в мох стволы упавших деревьев, с треском проламываясь через кусты, оно спешит вперед. Там, среди леса, манит, дразнится неяркий огонек. И как змея, ощущающая тепло излучаемое жертвой, так и это лязгающее металлом существо всякий раз поворачивается своей плоской головой на приманчивый свет. Поворачивается, чтобы рывком преодолеть еще несколько метров. Догнать, настичь… Натужный рев и сизые клубы дыма сопровождают эту гонку. Причем, огонек настолько привлекает существо, что оно даже не обращает внимания на темные фигуры двигающиеся рядом. Которые также целеустремленно двигаются вперед, сопровождая тушу, ломящуюся по лесу, и только иногда отбегая в сторону, когда та слишком резко меняет направление движения.

Несмотря на ночную прохладу Семену жарко. Шинель уже расстегнута, но этого недостаточно. Сырая гимнастерка неприятно облепляет разгоряченное тело. Время, от времени смахивая рукавом шинели, пот со лба, он шагает, поминутно оборачиваясь и короткими вспышками света указывая дорогу тягачу. Неуклюжий поезд, составленный из "Комсомольца", фургона, и прицепленной сзади полковушки, извиваясь, ползет по лесу. Стальные траки рвут дерн, с хрустом распластывают по земле тонкие деревца, распахивают на поворотах широкие круги вздыбленного грунта…

Рядом с Чекуновым шагает капитан Анохин. За последний час он произнес наверное пару слов. В основном капитан обходится указующими взмахами рук. Темные фигуры послушно меняют направление движения, обходя замеченные препятствия.

А в голове Семена тихо пощелкивает метроном обратного отсчета. Вот до шоссе осталось триста метров… двести… сто… Цифры менялись как на вращающихся барабанчиках спидометра, и уменьшались, уменьшались. И с каждым оборотом мысленно видимых барабанчиков, все сильнее появлялось ощущение сжимаемой пружины в груди Семена.

Вот уже поднялись из кустов оставленные наблюдать красноармейцы. Филиппов на ходу что-то докладывает капитану, но Чекунов уже не слышал его слов. Все звуки заглушались тяжелым буханьем ударов сердца. Стало тяжело дышать, и Семен рванул воротник гимнастерки, не заметив, как отлетели пуговицы.

Вот группа вышла на опушку леса. Темноту впереди серой полосой разрезала гравийная отсыпка шоссе. Анохин поднял руку, останавливая отряд. Теперь только поросль редких кустов и отдельные деревья отделяли их от дороги. Тишину леса нарушало только тяжелое дыхание людей и рокот мотора тягача, работающего на холостых оборотах. Несколько десятков пар глаз внимательно вглядывались в заманчивую темную полосу леса, на другой стороне дороги. Только Чекунов не выдержав напряжения, оглянулся назад, пытаясь в черной прорези смотрового лючка рубки тягача рассмотреть лицо Шилина. И ему даже показалось, что он видит белеющее пятно в черном прямоугольнике. На скамейке тягача, сидевшие артиллеристы взволнованно вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть местность впереди.

С усилием заставив себя отвернуться, Семен посмотрел вправо, туда, где осталось пересечение грунтовки и шоссе, которое они миновали стороной. Достаточно ли этого для того, чтобы миновать опасность?

Нет, на это Семен не надеялся. Рев двигателя, сопровождавший движение тягача по лесу, наверняка был слышен на расстоянии в пару километров. И, даже, если на перекрестке не было засады, то уж охрана моста уже наверняка названивает своему начальству…

Отвлекшись, Чекунов пропустил тот момент, когда повинуясь команде Анохина, двое бойцов с ручным пулеметом метнулись через дорогу и залегли в противоположном кювете, чтобы при необходимости поддержать огнем товарищей. Расчет станкача развернул свою громоздкую машинку возле большого пня на этой стороне, наставив тупое рыльце "максима" на дорогу.

Привычным движением Семен сунул уже ненужную коробку фонарика в карман шаровар, сбросив с плеча ружейный ремень, перехватил поудобнее свой "автомат". Щелкнул выключаемый предохранитель, и палец осторожно коснулся холодного металла спускового крючка.

Все так же молча, капитан Анохин махнул рукой с зажатым в ней пистолетом, и люди рванулись к дороге. Взревев мотором, за ними двинулся и тягач. Семен шагнул в сторону, пропуская мимо себя машину. "Комсомолец" пролязгал совсем рядом, обдав Чекунова горячим выхлопом. Бойцы на скамейке даже не взглянули в его сторону. Поскрипывая и хлопая брезентом прокатил мимо прицеп, за которым подпрыгивала на сцепке короткоствольная "полковушка".

Видно было как красноармейцы бегом преодолевают чистое пространство возле дороги, перепрыгивают кювет, взбегают на насыпь, чтобы спустя мгновение исчезнуть с другой стороны. Вот уже тягач осторожно нырнул в кювет, раздвигая бронированным носом сухие камыши. Отфыркнувшись дымом, зацепился траками за поверхность откоса и принялся деловито карабкаться вверх…

ФШШШ! – Над лесом взмыла осветительная ракета, разом расчертив поле длинными полосами теней…

Мерцающий белый свет заставил на мгновение замереть людей, оказавшихся на открытом пространстве. Замереть, с тем, чтобы мгновение спустя рефлекторным движением метнуться в спасительную тень. Кто-то залег в близлежащем кювете, кто-то, скатившись с насыпи, бросился к лесу. Расчет "Максима" высунулся из-за щитка пулемета, пытаясь рассмотреть возможную угрозу.

Преодолевая инерцию ставшего странно неуклюжим и инертным тела, Семен сделал первый шаг вперед…

ФШШШ! – Вторая ракета взлетела в небо, высветив фотографической вспышкой подробности рельефа.

И тогда Семен закричал изо всех сил, разрывая легкие:

– Вперед! На ту сторону, мать вашу! Не отставайте!

Боковым зрением он видел, что за дорогой кто-то пытается командовать, возможно, даже это был капитан Анохин. Но не это сейчас интересовало красноармейца. Прямо перед ним пулеметчики поднимались с земли медленно-медленно, как если бы воздух вокруг них вдруг превратился в вязкую жидкость. Первый номер, подхватывающий дугу станка, второй номер, прижимающий к животу коробку с патронной лентой, еще какая-то черная тень, оторвавшаяся от спасительного куста в нескольких метрах сбоку… Все это движение тянулось и тянулось, как прокручиваемая в замедленном темпе рапидная киносъемка. Проплыли мимо еще смазанные силуэты. Распахнутые рты бегущих показались Семену вполне оправданными. Разве можно иначе вдыхать ту тягучую жижу, которой внезапно стал обычный воздух?

– На ту сторону! Быстрее, вашу не так! – внезапно Семен поймал себя на том, что все еще кричит, хотя ни одного человека в его поле зрения уже не видно. Но тяжелое ощущение уже случившейся беды не оставляло Чекунова

Он ждал чего угодно: пулеметной очереди, слепящего света фар, винтовочного залпа…

Взметнувшийся на насыпи дороги фонтан разрыва стал для него совершенно неожиданным. Плотная стена, воняющего сгоревшей взрывчаткой воздуха с размаха ударила Семена по лицу, заставив споткнуться и упасть в сухую траву. Ломкие стебли больно укололи тело, но это осталось на грани сознания, как что-то далекое и неважное. Через частокол травяных былинок он наблюдал, как следующий разрыв вырос прямо перед лобовым листом тягача, уже почти выбравшегося на насыпь. И тут же, еще несколько вздыбили гравий и дерн чуть в стороне. Сознание автоматически отметило бесшумность подлета снарядов, и голос внутри Семена, спокойный голос старшины Чекунова сухо констатировал: "минометные мины, батальонный калибр".

Но и это сейчас не было важным. Другое остро резануло душу красноармейца и тяжело сжало его сердце.

Наверное вспышка разрыва, ударная волна, несущая гравийную крошку, хлестнули по глазам водителя тягача через открытый смотровой лючок и заставили Андрея зажать тормоз бортового фрикциона. Чем еще можно объяснить, что "Комсомолец" вдруг резко развернулся вправо, нагребая заторможенной гусеницей бруствер из песка и камней. Сцепка машины рванула вбок дышло прицепа, заставив фургон накрениться на прогнувшихся рессорах.

И в свете третьей ракеты Семен ясно, вплоть до мельчайших деталей вроде протектора на покрышке вздыбившегося колеса, увидел, как заваливается набок прицепленная сзади фургона пушка.

Брызнула в стороны черная грязь со дна кювета. Щит орудия опустился вниз, став таким образом подобием якоря, для поезда, ведомого тягачом. Впрочем, нужды в дополнительном тормозе для "Комсомольца" не было, ибо его мотор уже заглох. Все это Семен отметил мельком, уже пробегая мимо фургона. Сам момент броска, из лежачего положения, как-то не отложился в его памяти.

Снова бахнуло в отдалении, а затем уже ближе, но Чекунов уже карабкался на холодную броню. Свесившись в проем люка, он увидел Андрея, зажавшего лицо руками и Фиру, с расширенными ужасом глазами. Она бестолково хваталась то за санитарную сумку, то за рукоять пулемета, не зная, что нужнее…

Воздух из груди Семена, ушибленной о закраину люка вытекал со змеиным шипом, складывающимся в одну фразу:

– Чшто, вашу мать…

– Семен, у него глаза! – в отчаянии Фира потянулась к открытому люку.

– А ну, стоять! – приказ выглядел абсолютно нелогичным, но был понят всеми правильно. Санитарка замерла на месте, Андрей поднял голову вверх, не отнимая, тем не менее, ладоней от лица.

– Руки! – когда фонарик оказался в руках, а винтовка перекочевала за спину, Чекунов тоже не отследил. Шилин осторожно отвел ладони, и брызнувший лучик света озарил побитое частичками гравия лицо водителя с плотно зажмуренными глазами.

– Свет, Семка, я вижу! – в голосе Андрея явно слышалось облегчение. Но у Семена не было времени на успокаивание друга. Очередной взрыв и скрежет шального осколка по броне напомнили ему о реальности.

Чекунову показалось, что он увидел схему боя как на карте, разрисованной синими и красными стрелками. Все было не так как в прошлый раз. Вовсе не случайная стычка, а полноценная засада.

Их ждали. Ждали на перекрестке, подготовив огневой мешок. Но все пошло не так, как рассчитал немецкий командир. Когда по звуку работы двигателя немцы поняли что добыча уходит, им пришлось ломать всю тщательно спланированную схему боя. На новую цель удалось развернуть только минометы. А вот стрелковые позиции оказалось невозможно использовать из-за легкого изгиба дороги, прикрывшего окруженцев от засады.

Но, судя по постоянно взлетающим осветительным ракетам и рвущимся минам, немцы вовсе не считали бой проигранным. Огонь минометов по площадям должен был притормозить красноармейцев пытающихся перейти дорогу, до того момента, когда пулеметчики подтянутся на новые позиции. А, может быть, с ними появится еще что похуже. И проверять, так ли это будет Семен не хотел.

Нагнувшись еще ниже в проем люка, так что головы его и Андрея почти соприкоснулись, Чекунов скомандовал:

– Заводи.

– Но, Семка, глаза…

– Плевать. Заводи! – резко оборвал его Семен. Времени на сюсюканье уже не оставалось.

Неуверенными движениями Шилин нащупал необходимый переключатель. Послушно взвыл стартер, и сразу же отозвался двигатель, бодро набирая обороты. Еще один разрыв в поле, там, где группки красноармейцев бежали к лесу. Семен не обратил на это внимания:

– Первая передача, вперед, – снова подсказал он водителю.

Упершись невидящим взглядом вперед, Андрей выполнил команду. "Комсомолец" натужно заскреб гусеницами по гравию, но остался стоять на месте.

– Левый, левый рычаг зажимай! – Семен уперся руками в стенку рубки, как будто пытаясь своей силой помочь машине. Но одного его желания оказалось мало, удерживаемый перевернувшейся пушкой, тягач только сотрясался крупной дрожью, вхолостую проворачивая гусеницы и отбрасывая назад клочья дерна и камни. Все это могло закончиться только выходом из строя главного фрикциона.

– Стоп! Мотор не глушить, я сейчас, – Чекунову стало ясно, что просто так выскочить не удастся. Он сделал движение, готовясь спрыгнуть с машины, но был остановлен словами Фиры:

– Семен, я с тобой!

– Куда! Сиди здесь, помогай Андрею! – рявкнул Чекунов. Оставлять одного, плохо видящего Шилина было нельзя.

Пригнувшись за корпусом тягача, Семен попытался оценить обстановку. Остальные красноармейцы из их группы уже скрылись в лесу, на той стороне. Только пара человек, залегли в кювете неподалеку. Очередная серия разрывов вздыбила землю вдоль опушки леса. И Чекунов понял, медлить больше нельзя. Рано или поздно шальная мина может угодить в тягач или фургон.

Сидевший на скамейках тягача расчет пушки исчез в неизвестном направлении. Остались только лотки со снарядами. Расчет, же, то ли спрыгнул при первых разрывах, то ли… Думать о худшем не хотелось. Но как только Семен двинулся вдоль борта прицепа, тут же споткнулся об лежащее тело, не замеченное им в первый раз. Убит? Однако же человек замычал и сделал попытку подняться. Семен схватил красноармейца за воротник и рывком вздернул на ноги. На него совершенно очумевшими глазами глянул Иван Филиппов.

– Ранен?

Этот вопрос пришлось повторять еще два раза, прежде чем Иван разлепил губы и прохрипел:

– Нет… Вроде…

– Тогда – за мной, и не отставай!

Горячая волна близкого разрыва пихнула обоих бойцов в кювет. Тут же стала ясна причина, не дававшая двигаться тягачу. Колесо опрокинувшейся пушки зацепило со дна кювета гнилое бревно, лежавшее там невесть сколько времени. Ствол, весь в лохмотьях гнилой коры, встал в распор между колесом и хоботом лафета. И чтобы поставить пушку на колеса, его нужно было вытащить.

Чекунов и Филиппов попытались выдернуть помеху. Но руки скользили по мокрой поверхности, ноги вязли в жидкой грязи. Семен с матерным воплем уперся спиной в колесо орудия и, напрягая ноги, на какие-то сантиметры сумел приподнять пушку:

– Тащи, твою мать!

Мышцы сводило от дикой нагрузки, пот заливал лицо. Филиппов неловкими движениями пытался раскачать, выдернуть проклятую гнилушку, но Семен уже понимал, что долго удерживать орудие в таком положении он не сможет. Миллиметр за миллиметром тяжелая железяка отвоевывала расстояние, вдавливая разъезжающиеся ноги Чекунова в булькающую жижу. И когда он понял, что сейчас упадет лицом вниз, сверху, с дороги, свалилась еще одна фигура. Мгновенно сориентировавшись, человек отбросил в сторону какие-то ящички и вцепился в бревно.

От могучего рывка чертова деревяга выскочила из-под пушки, и люди завалились в грязь, по-прежнему удерживая ободранный ствол. Семен еще несколько мгновений удерживал давящий груз, а затем, с проклятием отскочил в сторону. Орудие грузно опустилось на землю.

Но это был еще не конец. Теперь требовалось поставить пушку на колеса. Семен, подпрыгнув, всем весом повис на задранном вверх колесе, пытаясь поставить орудие в нормальное положение. Тут же в резину покрышки вцепились еще чьи-то пальцы. Повернув голову, Чекунов с трудом опознал в искаженной оскалом физиономии, лицо капитана Анохина. Когда в лафет уперлись руки Филиппова, пушка сдалась, и сначала медленно, потом быстрее стала опрокидываться, чтобы наконец занять надлежащее положение.

Тут же Анохин начал раскручивать проволоку соединяющую пушку и прицеп. Семен пытался удержать его:

– Не надо, капитан. Тягач выдернет пушку из кювета вместе с прицепом.

Анохин рывком развернулся к Семену:

– Поздно выдергивать. Броневик сюда идет.

Только сейчас Чекунов заметил, что взрывы практически прекратились. Зато начинает разгораться перестрелка.

Задний полог фургона откинулся, показалось лицо Анастасии Ивановны. Уже не сомневаясь в словах Анохина, Семен бешено заорал, замахал руками:

– Куда?! Назад, не вылезать!!!

Анастасия явно что-то хотела сказать, но сейчас было не время для слов. Каждая потерянная секунда могла стать фатальной.

Со скрежетом выскочил последний виток проволоки и хобот лафета опустился на землю. Анохин снова повернулся к Чекунову:

– Уводи тягач. Мы будем прикрывать!

Семен кивнул и, пригнувшись, двинулся к "Комсомольцу". Раненых действительно нужно было увозить, а вот насчет прикрытия у него было свое мнение.

Пробираясь мимо борта фургона он отметил свисающие клочья брезента и выщерблины на деревянных бортах. И об этом лучше было не думать. Не сейчас…

Санитарка Эсфирь Дольская

За броневой стенкой что-то взрывалось, лязгали осколки по броне, в открытые люки сыпалась сверху грязь, а Фира только вжималась в спинку сиденья, ощущая за спиной дрожь работающего двигателя. Сбоку от нее так же молча, сидел Андрей Шилин. В темноте почти нельзя было разобрать выражения его лица, виден был только светлый овал в обрамлении черного танкошлема. Однако когда взлетала очередная ракета, рубка освещалась изломанными бликами света, и тогда Фире казалось, что она различает шевелящиеся губы на его лице, как если бы, он постоянно что-то говорил про себя. Глаза Андрея были закрыты.

Наверное, самое страшное чувство – это беспомощность. Так иногда бывает в страшном сне. Когда не можешь шевельнуться, не можешь что-то сделать, просто ощущаешь какой-то ужас заполняющий сознание. Но там можно проснуться. Можно встать и посмеяться над ночными страхами. А что делать, если это уже не сон?

Опыт Фиры говорил, что нужно было бы осмотреть глаза водителя, но страх сковавший все мышцы не давал ей шевельнуться на жестком сиденье. Тягач вдруг качнулся, хотя взрыва не было. Фира осторожно взглянула в верх и в проеме люка с облегчением увидела лицо Семена:

– Семен! – с души будто свалился груз. Раз здесь этот парень, значит, все будет хорошо. Он найдет выход, вытащит всех. Привстав на сиденье, Фира потянулась к нему.

Не обращая на нее вниманья, Чекунов наклонился к Шилину:

– Слушай сюда, Андрюха. Сейчас ты поведешь тягач. Пушку мы отцепили. Напрямую двигай в лес. Тут будет жарко. Твоя задача увезти раненых.

Не открывая глаз Андрей замотал головой:

– Я не могу, Семка! Вижу хреново. Как я смогу вести машину?

– Ничего, – голос Чекунова был также спокоен, как будто и не летала вокруг машины свистящая смерть. – Ты включишь передачу и будешь двигаться вперед. Осторожно, но двигаться. Проморгаешься постепенно. А если нужно повернуть – Фира тебе подскажет.

Наконец он взглянул на Дольскую:

– Ты же справишься, Фирочка?

Дольская только и смогла, что кивнуть. Хотела еще спросить, но Семен качнул головой:

– Некогда. Давайте, двигайте. Вперед, Андрюха! – и исчез из люка.

Шилин, как загипнотизированный, неуверенно пытался рукой нащупать рычаг переключения передач. Фира заставила себя отвернуться от верхнего люка. Раз Семен сказал, нужно справиться. Сдвинула набок санитарную сумку, чтобы не мешала. Положила левую руку на зависшую в воздухе ладонь водителя и направила ее к набалдашнику рычага. Стараясь говорить спокойным голосом, подражая Семену, произнесла:

– Андрей, все хорошо. Давай – первая, вперед!

Когда «Комсомолец», дернувшись, тронулся и, наконец, смог выдернуть прицеп из ямы, с души Семена упал камень. Он глядел из кювета вслед движущейся машине, и внутри него нарастало странное спокойствие. Но прохлаждаться долго было нельзя. Со стороны немецкой засады уж ползли, осторожно будто вынюхивая, два световых луча. Да и характерный рокот намекал о надвигающейся опасности. Чекунов подхватил снарядные лотки, которые успел отвязать от тягача и, пригнувшись, двинулся к пушке.

Орудие уже развернули в нужную сторону, и Анохин возился возле прицела. Для стрельбы прямой наводкой использовалась простая визирная трубка, и, наверное, это было к лучшему – времени возиться с выверкой основного прицела, уже не было. Блики света от фар уже пару раз мазнули по щиту орудия. На счастье расчета, возле их позиции торчал из земли невысокий куст, удачно прикрывавший пушку.