Текст книги "Шестнадцать зажженных свечей"
Автор книги: Игорь Минутко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Глава седьмая
Новые знакомства
Был воскресный день.
К Косте пришел Жгут. Удивительно! Теперь Жгут стал тенью Кости Пчелкина.
«С тобой интересней,– кратко объяснил он.– И ты на психику не давишь».
«Это как?» – не понял Костя.
«Обыкновенно,– не стал распространяться Жгут.– И матери обещал помочь, В общем, во всем рассчитывай на меня».
Сейчас, встретив настороженный взгляд Ларисы Петровны, Жгут сказал Косте: – Пойдем погуляем.
– Пойдем.
...Возле подъезда, в котором живет Костя Пчелкин, стоят скамейки. На одной из них сейчас сидел, небрежно развалясь, Муха, пощипывал струны гитары, что-то еле слышно напевал. Рядом сидел Дуля, курил. На вышедших из подъезда Костю и Жгута они, казалось, не обратили никакого внимания.
– Ленку ждут,– шепнул Жгут, повернувшись к Косте.– Вон идет. Лена быстро шла к подъезду и вдруг остановилась в нерешительности.
– Лена!– позвал Костя.
Она сделала шаг в сторону Кости, но тут прозвучал спокойный, жесткий голос Мухи:
– Подруга! Сюда! Быстро!
Лена замешкалась, растерянность, отчаяние были на ее лице, И опять сказал Муха, теперь снисходительно:
– Давай, давай! На полусогнутых.
Лена, опустив голову, покорно шла к скамейке, где сидели Муха и Дуля. Дуля вскочил, шутовски раскланялся, смахнул невидимый сор с места, где только что сидел.
– Просю!
– Дуля!– тихо, но грозно процедил сквозь зубы Муха.– Слиняй!
Дуля поспешно отступил в сторону.
Лена села рядом с Мухой, опустив голову.
Муха, быстро взглянув в сторону подъезда – Костя смотрел на них,– обнял Лену за плечи.
– Убери руку! – сказала Лена, и в голосе ее было нечто, заставившее Муху послушаться.
Чтобы не уронить своего достоинства, Муха произнес насмешливо:
– Воля женщины – закон.
Жгут предложил Косте:
– Еще раз позвать ее?
– Подожди! – тихо, но резко сказал Костя. Он еще не принял никакого решения. «Уйти?..»
И в это время все услышали громкий крик:
– Ребята! Ребята!
К подъезду бежал худой мальчик в очках, которого Костя часто видел встречающим или провожающим «Скорую помощь».
– Ребята! – Он говорил быстро, взволнованно жестикулируя: – Они окончательно решили!.. С липой... Муха! Придумай что-нибудь! Пожалуйста!
– При чем тут я? – громко перебил Муха.– Да и ничего сделать невозможно. Раз они решили. У них власть. А против власти не попрешь.
– Значит,– удрученно сказал мальчик в очках,– ты ничего...
– Очкарик! – опять перебил Муха.– Обращение не по адресу. Что мы можем? И вообще... Выдумали вы все с дедом. Тоже проблема.– Муха засмеялся.– Липовая проблема!
И тут вскочила со скамейки Лена.
– Ты всегда... Всегда такой! Тебе ни до чего нет дела!..
– Верно,– спокойно подтвердил Муха.– Всем ни до чего нет дела. А всякие высокие словеса – лапша, дуракам на уши вешать.
– Врешь! Все ты врешь!..– закричала Лена.– Если бы так, все давно поубивали бы друг друга. Очкарик! – Лена схватила мальчика за руку.– Идем! – решительно сказала она.– Пчелка! Пошли с нами!
– Ленка, кончай цирк! – Муха бросил гитару на скамейку, и она жалобно прозвенела, будто стон вырвался.
Но Костя, Жгут, Очкарик и Лена уже шли к подъезду, возле которого часто останавливается «Скорая помощь».
– Ленка! – вдруг сорвался с места Дуля.– Я тоже с вами! – И он, грузный и неуклюжий, побежал за ними.
Муха смотрел им вслед...
Лифт поднял ребят на пятый этаж. Очкарик от волнения долго не мог открыть дверь.
– Яну Мамонта в магазине был, и в этом... ДЭЗе...– говорил он, возясь с ключом.– Разговаривать не хотят. «Все уже решено».
Наконец дверь распахнулась.
– Дед! Это мы!
Ребята прошли в большую светлую комнату, в которой сразу же бросились в глаза предметы, связанные с морем: висел на стене барометр, на книжном шкафу стоял макет многомачтозого парусника, одну стену занимала лоцманская карта, и всюду были фотографии: моряки, порты, айсберги в океане, птичьи базары на северных островах, Часто повторялась фотография моряка, сначала в простой форме, потом в офицерской, потом в форме капитана второго ранга.
Большое окно было открыто настежь, и дверь балкона тоже была широко распахнута. И в окно и в дверь тянулись зеленые ветки старой липы, весь балкон был окутан зеленью, и слышалось, как щебечет невидимая воробьиная стая.
Рядом с дверью на балкон стояла инвалидная коляска, в ней сидел старик, седой, высохший, но в резких, мужественных чертах лица, в стрижке бороды и волос, в осанке угадывалось что-то «мичманское», морское. В фотографиях моряка, офицера, капитана второго ранга можно было сразу узнать старика в разные годы жизни. И сейчас он смотрел – на ребят молодыми, горячими глазами. И еще доброта была в этом взгляде.
– Дед,– сказал Очкарик,– это ребята с нашего двора. Они насчет липы.
– Сначала будем знакомиться,– с одышкой, но бодро сказал старик.– Время у нас есть. Итак, рад служить: капитан второго ранга в отставке Владислав Константинович Спивак.
– Лена Макарова! – Лена подошла первой к коляске навстречу протянутой старческой руке.
По очереди назвали себя остальные:
– Гарик... то есть Георгий Тарков! – сказал Дуля.
– Константин Пчелкин.
– Станислав Савохин.
– Прекрасно! – бодро сказал старик.– Располагайтесь вот на диване, в креслах. И все обсудим.
Некоторое время молчали. Наконец Костя спросил Владислава Константиновича, взглянув на фотографии, развешанные на стенах:
– Это все вы?
– Я...– вздохнул старик.– По каким только морям не ходил! А вот теперь... С тех пор, как ноги отнялись, уже шестнадцать лет...
– Дед двое суток в воде на спасательном поясе продержался,– перебил Очкарик.– Их тральщик в тумане на айсберг налетел.
Ребята во все глаза смотрели на старика. Дуля подошел к макету многомачтового парусника, стоявшего на шкафу, спросил:
– На таком корабле вы тоже плавали?
– Ходил,– сказал старик.– На каких только я не ходил... А это учебный парусник. Я его еще курсантом осваивал, чуть постарше вас был... Вот нашел описание нашего «Меркурия», чертежи и сделал макет.
– Сами? – с интересом спросил Дуля.
– Вместе с Виктором, внуком моим.
– Да я только так,– сказал Очкарик,– Это подать, то подержать.
– Мне бы чертеж,– насупил брови Дуля,– я бы запросто.
– Витя,– Владислав Константинович повернулся к внуку.– Дай-ка мне вон ту книгу, ты знаешь.
Очкарик взял с книжной полки старую, толстую книгу, подал ее деду. Владислав Константинович стал листать внушительный том, замелькали схемы кораблей, парусников, чертежи, фотографии судов.
– Посмотри на эту схему,– сказал старик Дуле.– Яхта простейшего типа. Вот описание и чертежи. Материал и инструменты у меня есть. Сделаешь?
Дуля стал с сосредоточенным видом рассматривать чертеж, подумал немного и произнес довольно нахально:
– Сделаю!
– Ну и трепач ты, Дуля! – засмеялась Лена.– Чего мозги-то пудришь?
– Сказал, сделаю – и сделаю. %
– Давай вместе займемся? – предложил Владислав Константинович.
– Вы серьезно? – не поверил Дуля.
– Конечно, серьезно!
– А когда можно прийти?
– Будет свободное время – и приходи.
– Да он всегда свободный,– буркнул Жгут.
– У нас времени навалом,– сказала Лена.– Даже неизвестно, куда его девать...
– Только сейчас у нас его,– перебил Очкарик,– не очень-то много.
– Ты не паникуй, внук.– Владислав Константинович посмотрел на открытую дверь балкона.– Неделя-то у нас есть?
– Да,– ответил Очкарик.– Сказали, что через неделю...
Все посмотрели на открытую дверь балкона, за которой ласково шумела листьями липа.
– Нет, это надо додуматься,– снова заговорил старик. – Поднять руку на такую красавицу! Это же не просто дерево! Это символ жизни! А что значит эта липа для нашего двора? Для всех людей, которые живут в каменных громадах?
– А для тебя? – сказал Очкарик.– Разве ты, дед, проживешь без нее? – Мальчик повернулся к ребятам.– Летом для деда эта липа – спасение. У него же астма. Липа воздух очищает, вентилирует, не пускает сюда со двора бензинный дух, всякие там магазинные запахи.
– Все это так, Витя,– задумчиво сказал Владислав Константинович.– Но, пожалуй, еще важнее другое. За последние шестнадцать лет липа под окном стала для меня родной. А еще точнее, родным живым существом. Она мой сад, мой океан, мой друг и собеседник. Мы с ней проводим многие часы вдвоем, каждый день. Витя в школе, остальные на работе. Мы с ней разговариваем. Ранней весной я вижу, как в ее старых ветвях пробуждается жизнь. Летом, вот сейчас, она, когда поднимается ветерок, рассказывает мне всякие истории.– Старик посмотрел на балкон.– Вы прислушайтесь...
Под легким ветром липа тихо лопотала что-то своими листьями.
– Еще на этой липе скворечник есть,—сказал Жгут.—Чуть ниже, примерно на уровне третьего этажа. Я сам прибивал.
– Да-да! – обрадованно сказал Владислав Константинович.– Скворечник мне не виден, но я знаю, что он есть. А скворец в этом году, глава семейства, ну и певец, доложу вам! Мы с ним друзья, я про себя его Карузо зову. Уж больно хорошо поет, стервец!
Все засмеялись, но смех перебил Очкарик:
– Все-таки что будем делать?
– Я по телефону пытался выяснить...– сказал Владислав Константинович.– Вежливо объяснили: все документы оформлены, есть разрешение, Я – спорить. Иронизируют: старческие, мол, причуды, И деликатно намекают: из ума выживаю.
– А Мамонт-то,– перебил деда Очкарик,– все по-тихому провернул. Если бы не тетя Зина... Она в магазине кассиршей. Шепнула мне...
– Время у нас действительно еще есть,– сказал Владислав Константинович.– Тебе, Витя, кто про неделю сказал?
– Да в ДЭЗе.– Очкарик немного заикался, наверное, от волнения.– Лысый такой и в глаза не смотрит. Пробурчал, что какой-то трест, что ли, который озеленением Москвы ведает, раньше, чем через неделю, специалиста прислать не может.
– Зачем же он это тебе сказал? – удивился Владислав Константинович.
– А пошутить изволил. «Любуйтесь,– говорит,– своей липой еще неделю».
– Удивительные люди появились за последние шестнадцать лет,– сказал Владислав Константинович.
– Только ты, дед, не волнуйся, пожалуйста! – Очкарик с тревогой смотрел на своего деда.
– Да не волнуюсь я, не волнуюсь! В одном беда. Ведь пока все наши протесты – разговоры и телефонные звонки. Сотрясение воздуха.
– Вот что! – Костя даже вскочил со стула.– Надо заявление написать в защиту старой липы...
– И пусть все жильцы подпишутся,– добавил Очкарик.
– Мальчики, какие вы умные! – серьезно сказала Лена.
...Через два дня в кабинете начальника ДЭЗа – дирекции по эксплуатации зданий – товарища Метелкина В. А. (так значилось на табличке, прикрепленной к двери) вошли трое: Костя, Очкарик и Лена.
– Вот.– Костя положил перед товарищем Метелкиным В. А. двойной лист, вырванный из тетради. Почти всю его правую половину покрывали столбцы подписей жильцов дома.
Сверкая лысиной, Метелкин В. А. в один миг прочитал заявление, его чисто выбритое лицо омрачилось:
– Безобразием занимаетесь, граждане,– вздохнув, сказал он,– У нас вон капитальный ремонт в тридцати процентах жилого фонда, а вы со всякой ерундой.– Он еще больше омрачился.– Однако раз написали, мы вынуждены реагировать...
– Вот и реагируйте, как надо,– сказал Костя.
– Будем. Будем реагировать.– Начальник ДЭЗа зашелестел бумажками по столу.– Скопившиеся дела будем решать...– он заглянул в календарь, который лежал под стеклом,– ...через одиннадцать дней. Черт знает, на что время у занятых людей отрывают. И опять мне в трест озеленения звонить, откладывать.
– Откладывайте навсегда,– посоветовал Костя.
– Не учите меня, молодой человек.
И на этом аудиенция закончилась.
На крыльце их ждали Жгут и Дуля.
– Ну? Чего? – спросил Дуля.
– Никуда они не денутся,– сказала Лена.– Считайте, что дело сделано! А как Пчелка разговаривал с этим лысым! Полный отвал!
...Ребята шли к старой липе. Вдруг против своей воли Костя остановился, будто налетел на невидимую преграду: под деревом стоял Муха. Руки в карманах, улыбка на лице.
– Вот и все общество,– сказал он вроде бы ни на кого не глядя.– Мужественные борцы за справедливость. Нет, что творится на белом свете! – И вдруг он резко повернулся к Косте.– Значит, мое предупреждение по боку? От Ленки не отлипаешь? Ладно... Не дрожи. Сейчас бить не буду.
– Это ты не дрожи,– спокойно сказал Костя, прямо глядя на Муху.– Это я тебя бить не буду.– И он шагнул к противнику.
На лице Мухи мгновенно отразились самые разные чувства: недоумение, растерянность, тень испуга...
И он отступил в сторону.
Глава восьмая
«Чао, бамбино, сорри!»
Через несколько дней случилось событие весьма неожиданное.
Накануне в кафе-мороженом встретились Лена и Костя с Кириллом и Эдиком. Друзья Кости – «ненавязчиво», как на следующий день сказал Кирилл,– рассмотрели избранницу «маэстро Пчелкина» и, быстро расправившись с мороженым и вишневым соком, удалились, «дабы не мешать интимному разговору».
И вот...
Лена Макарова поздно вечером пошла за газетами и обнаружила в почтовом ящике конверт, на котором было напечатано: «Лене. Лично». Вскрыла конверт. В руках ее была записка: «Моя фея! Жду тебя сегодня ровно в полночь под липой. Если не придешь, я умру. К.»
«От Кости? – Лена вертела в руках записку.– Вот тебе и тихоня. Или что-нибудь случилось?»
...Был поздний вечер. Близкий фонарь смутно освещал старую липу. Под слабым ветром шумели листья. Из темноты появилась Лена, оглядываясь по сторонам. Рядом никого не было. Она подошла ближе к фонарю, взглянула на ручные часы – без трех минут двенадцать.
– Ку-ку! – послышалось из темноты.
Лена быстро оглянулась на голос, позвала:
– Пчелка!
Под липой появился Кирилл, в левой руке у него был транзисторный приемник. Кирилл галантно раскланялся.
– А вот и я! Пламенный полуночный привет!
– Ты? – отпрянула в сторону Лена.
– Я. А что?
– А... а Костя?
– Я вместо него. Получил полномочия.
– Врешь! – прошептала Лена.
– Вру.– Кирилл засмеялся.
– Я сейчас тебе глаза выцарапаю – будет фея.
– О! Синьорита! Такой вы мне еще больше нравитесь.– Кирилл опять рассмеялся и сделал вроде бы шутливый жест, пытаясь обнять Лену.
Девочка увернулась, сказала без злобы и страха:
– Учти, я не шучу: у меня ногти крепкие.
– Учел,– тоже серьезно сказал Кирилл.
Они стояли друг против друга. Лена с любопытством смотрела на Кирилла.
– Значит, ты написал эту фиговую записку за Пчелку?
– Скажите, Пчелка! – фыркнул Кирилл.– Пчелка, мушка, козявка... Почему же – за него? Это я написал от себя. Там же подписано: К. Это я, Кирилл Парков, очень симпатичный молодой человек, скромный, с отличными манерами...
– Кончай кино, ясно? – перебила Лена,
– Ясно,– сказал Кирилл.– Слушай, пошли ко мне? Мои продолжатели рода на даче, квартира в нашем распоряжении. Есть музычка что надо. Найдется выпить. Ты французский коньяк «Камю» пробовала?
– Ты... ты серьезно? – тихо спросила она.
– Серьезней не бывает. Ты меня подрубила с первого взгляда. Увидел – и упал. Лучше тебя...
– Заткнись! – перебила Лена.– Я дома отпросилась на десять минут, думала с Пчелкой что-то случилось!..
– Понятно,– сказал Кирилл.– Давай перенесем на завтра? Что если часов в семь? Сходим в кафе. Знаю я одно недалече, там у меня приятель на ударных рубли щелкает...
– Слушай,– перебила Лена,– ведь ты Пчелке– друг?
– Э! Дружба дружбой, а любовь – врозь.
– А если я ему все расскажу?
– Что расскажешь? – насмешливо спросил Кирилл.– Как ты ко мне прибежала? Свистнул – и прибежала?
– Ты мне свистнул?
– Знаешь, с тобой трудно говорить по-человечески. Ты тупая, как автобус, все понимаешь прямолинейно. В записке свистнул. Смекаешь?
– Смекаю. Ты свистун.
– Вот это уже похоже на разговор, и ты опять начинаешь мне нравиться. Так что же насчет завтра? Значит, в семь? Я предлагаю возле аптеки. Знаешь, через квартал? – Кирилл усмехнулся.– Подальше от дружеских глаз.
– Ну, ты даешь! – сказала Лена.– Неотразимый, да? Михаил Боярский?
– «Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы»,– продекламировал Кирилл.– Чьи гениальные слова?
Лена молчала.
– Ты к тому же еще и темная...
– Скажи,– перебила Лена,– вы все такие?
– Во-первых, кто «все»? Во-вторых, какие «такие»?
– Все такие, как ты?
– А! – Кирилл улыбнулся.– Понятно. Я, конечно, не социолог, специальными исследованиями не занимался. Но… Если исходить из моего небольшого опыта и круга знакомств... А что ты думаешь, наш робкий агнец Пчелкин...
– Замолчи! Замолчи! – вдруг закричала Лена, и слезы покатились из ее глаз. – Ты... ты...
И она убежала в темноту.
Кирилл прислонился к стволу липы, включил транзистор, покрутил настройку.
«Чао, бамбино, сорри!» – донеслось сквозь потрескивание и джазовое сопровождение.
– Как говорится,– хладнокровно сказал Кирилл,– первый блин комом. Ничего. Мы еще повоюем.
Глава девятая
Соло для скрипки с оркестром
Костя набрал номер телефона и, чувствуя, как чаще забилось сердце, стал ждать.
– Я слушаю,– сказал в трубке голос Лены.
Костя вдруг лишился дара речи.
– Мушка, ты? – спросила Лена, и в ее голосе Костя услышал нетерпение и радость.
Свет померк, стало темно.
– Это я, Лена.
– Пчелка? – Лена не скрыла разочарования.
– Понимаешь, Лена…– заспешил он,– я хочу пригласить тебя на один концерт...
– Правда? – заинтересовалась Лена.
– Вернее, это не совсем концерт. Отборочный конкурс для концерта выпускников музыкальных школ...
– Ты будешь играть на своей скрипке? – перебила Лена.
– Да.
– Как интересно! – обрадовалась Лена.– Когда?
– Завтра, в шесть вечера.
– В шесть? – Он услышал ее легкое дыхание в трубке.– У нас занятия до семи вечера... Ладно, я сорвусь с последнего часа.
– Так ты... придешь? – От волнения голос Кости прервался.
– Конечно приду! А кто там еще будет?
– Мои друзья...– Костя непонятно чего испугался.– А вообще народу, наверно, соберется совсем мало...
– Так это где?
– Приглашение тебе будет оставлено у вахтера. Пиши адрес...
– Подожди, я возьму бумагу и ручку.
«Она ждала звонка Мухи...» Костя почувствовал, что слезы, внезапные, сокрушительные, подступают к горлу.
– Пчелка, диктуй!
– Сейчас...
– Да ты что? Ты плачешь?
– С чего ты взяла? Пиши...
...Маленький концертный зал был слабо освещен, только горели контрольные табло над входными дверьми. Всего человек двадцать собралось здесь: сидели в одиночку, парами, группами, тихо переговаривались.
В центре зала был широкий проход между рядами, и тут сидели Костя, Эдик и Кирилл. Костя все время оглядывался на дверь, которая была открыта; из вестибюля через нее падала полоса яркого света. Костя нервничал: уже без десяти шесть, а Лены все нет.
– Не придет,– сказал, усмехнувшись, Кирилл,
– Чуть-чуть опоздать для девчонки,– сказал Эдик,– просто необходимо.
К мальчикам подошла пожилая седая женщина с высокой прической, в черном платье, очень взволнованная.
– Костя, тебя поставили первым.
– Я знаю, Надежда Львовна,– ответил он, не спуская взгляда со входной двери.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила Надежда Львовна.
– Да,– сказал Костя.– Должна прийти одна...
– Приятельница,– подсказал Эдик.
– Поклонница,– уточнил Кирилл.
– Господи! – всплеснула руками Надежда Львовна.– Мало того, что ты пропустил пять занятий! Еще приятельница! Костя! Я прошу тебя творчески сосредоточиться! Думать только об исполнении. Скрипка, одна-единственная скрипка, должна быть сейчас всем твоим существом.
– Не волнуйтесь, Надежда Львовна,– сказал Костя.– Все будет как надо. Я в хорошей форме.
– Я надеюсь, надеюсь! – Надежда Львовна быстро, шурша платьем, пошла к сцене.
– Совершенно непонятно, Константин Витальевич,– сказал Кирилл,– ваше легкомысленное поведение. В такой ответственный день думать лишь о ней, о ней, о ней!
– Теперь я вижу,– серьезно сказал Эдик,– он влюблен.
– Бред! – засмеялся Кирилл.– Любовь в наш взбесившийся век... Выдумки поэтов и сентиментальных безумцев прошлого, леди и джентльмены! Признаю: есть влечение полов, физиология. И, если с этой точки зрения взглянуть на предмет по имени Лена...
– Прекрати! – с такой яростью повернулся к нему Костя, что Кирилл невольно отшатнулся.
– Костя, ты что? – тихо спросил Эдик.
– Да, я люблю ее,– ответил Костя.– Люблю, понимаете?
– Я не понимаю,– насмешливо сказал Кирилл.
– Я не знаю, как объяснить.– Костя смотрел на дверь.– Просто... Просто я не могу без нее жить. Вот ее вдруг не станет, и я умру. Поймите! – Отчаяние было в его голосе.
– Ромео и Джульетта,– опять усмехнулся Кирилл.
– Хорошо,– заговорил Костя.– Меня ты понять не можешь. А Ромео и Джульетту? Они же не смогли жить друг без друга!
– «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»,– продекламировал Кирилл.– А вообще...– Он стал вдруг серьезным.– Не верю. Выдумал все Шекспир! Скажите, что-нибудь подобное вы видели в жизни? Или хотя бы слышали от знакомых?
– Вот,– сказал Эдик, кивнув на Костю.– Смотри на него. И слушай.
В этот момент в дверях появилась Лена в простом тесном платьице, с сумкой через плечо. Несколько мгновений она стояла в полосе яркого света, оглядывая зал, увидела ребят, быстро пошла к ним по проходу между рядами. Три друга молча смотрели на нее. Костя подался вперед, все в нем ликовало; «Она пришла! Пришла! Пришла!..»
– Привет, Пчелка! – запыхавшись, сказала Лена.– Я опоздала, да? Прости! – Девочка взглянула на Эдика, потом на Кирилла. Тень скользнула по ее лицу. Она сказала несколько растерянно:– Привет...
– Салют! – ответил Эдик.
Кирилл встал и, не спуская с Лены насмешливого взгляда, раскланялся.
Лена отвернулась от него, осмотрела зал, сказала:
– Как здесь интересно! – И села на свободный стул.
– В этом не лучшем из миров,– сказал Кирилл,– много всего интересного. Например, негритянский джаз или ночное кафе с программой.– Он продолжал бесцеремонно, открыто рассматривать Лену.– Ты знаешь, что такое стриптиз?
– Перенасытился буржуазной прессой,– перебил Эдик.– Большой специалист по ночным заведениям Сохо...
Он не успел договорить – его перебила Лена; она повернулась к Косте, сказала резко:
– Пчелка, я советую тебе гнать его отсюда.
– Кого? – растерянно спросил Костя.
– Вот этого!– Лена ткнула пальцем в Кирилла.
– Но почему? – изумленно спросил Костя.
– Потому что он предатель!
Кирилл вскочил со стула:
– Ты, поосторожней на поворотах...– Растерянность и испуг прозвучали в его голосе.
– А что будет? – насмешливо спросила Лена и, быстро встав со стула, вплотную подошла к Кириллу.– Так сам расскажешь? Или я?
– Да ты!..– Кирилл отступил на шаг, думая, что предпринять.
– Ребята, ребята, перестаньте! – ничего не понимая, беспомощно сказал Костя и встал между Леной и Кириллом.
И в это время послышался голос Надежды Львовны:
– Костя! Костя! Пчелкин! Разве ты не слышал? Скорее! На сцену.
В первом ряду уже сидели члены комиссии за низким столиком, подсвеченным боковыми лампами. Перед ними лежали листы бумаги, стояли бутылки минеральной воды и стаканы. Члены комиссии тихо переговаривались.
Костя повернулся к сцене, увидел Надежду Львовну, которая махала ему рукой, нагнулся к уху Лены, прошептал порывисто:
– Я буду играть для тебя! – И быстро пошел к сцене, поднялся по боковой лестнице и скрылся за кулисами.
Теперь они сидели рядом: Лена, Эдик, Кирилл.
– У тебя явные нарушения психики,– начал было насмешливо Кирилл, повернувшись к Лене.– Надо лечиться. И я предлагаю...
– Умолкни! – сказала Лена с такой ненавистью, что Кирилл мгновенно оборвал себя на полуслове.
Эдик покосился на Лену, нагнулся к ее уху, спросил серьезно, с оттенком грусти:
– Ты знаешь, как Костя относится к тебе?
Лена потупилась, смотрела вниз, долго не отвечала. Потом резко вскинула голову – лицо ее было растерянным и несчастным.
– Знаю...– еле слышно прошептала она.
Медленно раскрылся занавес. На сцене стоял рояль.
Вышла молодая женщина в простом коричневом платье, медлительная, будничная, сказала:
– Константин Пчелкин. Музыкальная школа номер восемьдесят три. Класс скрипки Надежды Львовны Райзер. Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром, вторая часть.
На середине сцены появился Костя со скрипкой. Он сдержанно поклонился, поднял скрипку. За рояль села седая старушка, очень худая, с прямой спиной, она пошелестела нотными листами, поудобнее устроилась на стуле, замерла, посмотрела на Костю, он еле заметно кивнул ей головой.
Пальцы аккомпаниаторши опустились на клавиши.
Смычок в руке Кости коснулся струн...
«Лена, Лена, Лена!..– пела скрипка.– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!.. Посмотри, какой прекрасный мир подарен нам с тобой: небо, солнце, деревья, мокрая от дождя трава, добрые звери... Посмотри: мы идем по улице, и навстречу нам люди, лица, лица, лица... И сколько задумчивых лиц, горестных, жаждущих нашего участия. Почему мы не спешим им на помощь? Мы спешим, спешим! – все пела, пела скрипка.– Лена!.. Да, да, я люблю тебя! Но еще я люблю всех людей. Спасибо тебе, Лена! Ты научила меня этой любви...»
Широко раскрыв глаза, изумленно смотрела Лена на Костю. И слушала, слушала...
Костя и Лена медленно шли по вечерней московской улице. Он нес в футляре свою скрипку. Но мелодия продолжалась, голос скрипки рвался вверх, к небесам, и теперь его сопровождал оркестр.
– Ты, конечно, пройдешь по конкурсу, да? – спросила Лена.
Оркестр замер, улетел голос скрипки, и Костя сказал:
– Не знаю, Это будет известно завтра.
Теперь они шли мимо ярко освещенных витрин универмага: женские манекены с мертвыми лицами были облачены в роскошные вечерние туалеты, у их ног на атласных подушках сверкали в неоновом свете колье, перстни, бусы, диадемы...
– Обалденно! – сказала Лена.– Мне бы это платьице. А к нему вон то колье.
– Это платье? Прошу! – Костя как бы снял с манекена платье и легко бросил его Лене.– Колье? Один момент!
Но она не приняла игры.
– Как же,– буднично сказала Лена.– За такое платье, знаешь, сколько башлей надо? Да и нет его в продаже. Для витрины, дуракам мозги морочить.
Они свернули в сквер с редкими фонарями. На скамейке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое. Парень целовал девушку. Лена и Костя быстро взглянули друг на друга. И смутились. Лена смутилась даже больше Кости.
Они оказались на просторной улице. После недавнего дождя кругом были лужи, и Лена, балансируя, шла по каменной кромке тротуара, довольно высокой. Костя поддерживал ее за руку, шагая прямо по лужам. Вдруг Лена, не удержавшись, сорвалась с кромки и попала в мгновенное, короткое, как молния, объятие Кости...
Он тут же выпустил ее, весь вспыхнув. Лена засмеялась. И в это мгновение хлынул ливень. Лена показала рукой на ярко освещенную «стекляшку», над которой горели неоновые буквы: «Мороженое», схватила Костю за руку:
– Бежим!
В кафе-мороженом никого не было. Костя и Лена сели за пустой столик у прозрачной стены, и через потоки дождя им смутно были видны расплывающиеся разноцветные огни улицы.
Подошла пожилая усталая официантка, сказала:
– Ничего нет. Мороженое кончилось.
– Может быть, лимонад? – неуверенно спросил Костя.
– Нету лимонада.– Официантка внимательно посмотрела на них. Что-то смягчилось в ее лице.– Ладно, я вам соку принесу.
Она ушла. Костя и Лена услышали ее голос:
– Анют! Открой банку яблочного. Тут у меня влюбленные. Трепет сердца и – не дыши. Теперь таких редко увидишь.
– Да ты что? Открывать? – завелась у буфетной стойки Анюта.– Через полчаса замок вешать. Чтоб до завтра банка прокисла?
– Не ворчи, Анюта. Открывай. Надо.
Костя и Лена не смотрели друг на друга от смущения и неловкости.
– Какая весна в этом году дождливая,– нарушил молчание Костя.
– И лето,– добавила Лена.
– Верно! Ведь сегодня второе июня.
– Как у тебя в школе?
– В норме,– сказал Костя.– Две четверки, остальные пятерки, А у тебя как?
– Не знаю. Мы еще учимся.
И они опять неловко замолчали.
Перед ними появились два стакана с яблочным соком и на блюдце две конфеты «Мишка на севере».
– Ровно рубль,– сказала официантка. И пропела:– «В жизни раз бывает...» – Оборвала себя, спросила: – По сколько вам? – Не получив ответа, сказала:– На мой глаз, не очень-то вы пара.
– Пожалуйста, спасибо.– Костя протянул официантке рубль.
Официантка взяла деньги, сунула в карман, ушла, напевая: «В жизни раз бывает восемнадцать лет...» Потом у буфетной стойки она сказала:
– Мой ясный сокол заявился вчера в третьем часу. На бровях. Скажи мне: был таким же, как вон тот ангелочек со скрипочкой,– не поверю. А ведь был...
– Ненавижу взрослых! – прошептала Лена.
– Ты не обращай внимания,– сказал Костя, усмехнулся печально.– Как говорит Владимир Георгиевич, надо управлять своими эмоциями. У меня, по правде сказать, тоже не получается...
– Кто такой Владимир Георгиевич? – перебила Лена.
– Мой учитель каратэ.
– А! Я его знаю. Классный дядечка. Ты, Пчелка, необыкновенный человек. Каратэ занимаешься, по-английски шпаришь, как по-нашему, на скрипке...
– Это ты необыкновенная! – перебил Костя.
– Не надо, Пчелка... Я обыкновенная. Самая обыкновенная. Зачем я тебе?
– Даже не знаю, как сказать. До тебя я жил как во сне. Нет, не так. Жил и жил. Конечно, были всякие там задачи, цели – на ближайшее время. А сейчас... Я знаю, для чего живу.
– Для чего?
– Для тебя! Чтобы тебе было всегда хорошо!
– Ах, Пчелка! – Лена уткнулась в свой стакан с яблочным соком.– Чего ты мелешь? Муру какую-то...
– Голубки! – послышался голос официантки.– Еще не наворковались? Через десять минут закрываем!
– Лена! – заспешил Костя.– Послезавтра у меня день рождения. Придешь?
– Ты меня приглашаешь? – обрадованно спросила Лена.
– Конечно!
– А этот тоже придет? Твой друг? Кирилл...
– Конечно... Подожди,– вспомнил Костя,– ты ему сказала: «Предатель». Почему?
Лена молчала, смотрела перед собой. Потом прошептала:
– Он предатель. Он тебя предал,
– Меня? – изумился Костя.– Как? Как... предал?
– Обыкновенно,– Ожесточение было в ее голосе.– У нас таким темную делают.
– Так расскажи! В чем дело?
– Потом... Пчелка, я тебе потом расскажу. Завтра. Такой вечер сегодня... обворожительный.
Костя хотел что-то сказать, но Лена опередила его:
– Сколько же тебе исполняется?
– Шестнадцать...
– Мои самые любимые праздники,– радостно, возбужденно сказала Лена,– Новый год и дни рождения друзей. Мы в нашей компании, как у кого день рождения, обязательно отмечали, У Эфирного Создания собирались.
– Понятно... – И опять свет померк перед Костей, стало темно, невыносимо, горько.
Но Лена не заметила смены его настроения.
– Ты знаешь, как мы день рождения называем?– спросила она.
– Как? – подавив вздох, спросил Костя.
– День варенья! – засмеялась Лена.
