Текст книги "Шестнадцать зажженных свечей"
Автор книги: Игорь Минутко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава пятая
«Когда ученик готов...»
Все! Решение принято. Только бы он согласился. Были старательно сделаны все уроки, и не за три часа, как запрограммировано, а за два с четвертью. Костя проследил: он возвращается домой около пяти, идет через сквер от автобусной остановки. Сейчас без двадцати пять. Пора!
Костя несколько минут постоял перед зеркалом в ванной, всматриваясь в себя. Синяк под глазом стал желтым, почти незаметным. Что-то новое появилось в лице Кости Пчелкина: черты обострились, глаза казались очень большими... Он не знал, как определить все эти перемены.
«Пора!» – опять сказал себе Костя.
...Сквер перед кварталом был пуст, солнечные блики играли на дорожке у ног Кости Пчелкина. Он сидел на скамейке возле трех ступенек, которые вели к переходу через улицу.
«Только здесь он пройдет,– думал Костя,– больше негде...»
На часах было без семи пять, когда в сквере среди прохожих показался тот, кого ждал Костя: по аллее неторопливо шел мужчина средних лет, в светлых брюках и легкой спортивной куртке, худощавый, широкоплечий, с коротким ежиком стриженых седых волос, тот самый, который по утрам делает разминочный комплекс каратэ на баскетбольной площадке.
Мужчина поравнялся со скамейкой, на которой сидел Костя Пчелкин.
Костя быстро вскочил:
– Простите...
Мужчина остановился, с интересом посмотрел на Костю.
– Здравствуйте...– смущаясь, произнес Костя.
– Здравствуй,– сдержанно, но приветливо ответил мужчина.
– Я ваш сосед из двести тридцать девятой квартиры,– заспешил Костя.– Я каждое утро вижу, как вы делаете упражнения на баскетбольной площадке. Я знаю, вы...
– Присядем.– Мужчина показал на скамейку. Они сели рядом.
Костя не знал, с чего начать, и мужчина заговорил первым:
– Давай знакомиться. Я тебя знаю только в лицо, встречались во дворе и в лифте, наверно. Владимир Георгиевич.– Он протянул Косте руку.
– Костя... Константин Пчелкин.
– Рассказывай. Я примерно догадываюсь, что тебе от меня надо.
И Костя все рассказал – страстно, сбивчиво, порывисто – о компании Мухи, о конфликте, который возник между ними, о Лене – он только упомянул ее имя и смутился, замолчал. «Я все понимаю»,– сказал собеседник, коротко пожав Костину руку. И от этого пожатия Костя успокоился окончательно и поведал, не утаив ничего, про драку, которая произошла три дня назад. Только о розыгрыше с запиской и о свидании под старой липой промолчал– не смог рассказать: страдало его самолюбие.
– ...Вот и вся история,– закончил исповедь Костя.
– Понятно.– Владимир Георгиевич опять внимательно посмотрел на нового знакомого.
– Мне бы,– выпалил Костя,– несколько ваших приемов. Ведь вы каратист?
Владимир Георгиевич усмехнулся.
– Да, это так: я каратист. Если уж быть точным, учитель в школе каратэ.
– Владимир Георгиевич! – загорелся Костя.– Так неужели нельзя? Мне бы только два-три приема.– Он смутился.– И чтобы не бить по лицу.
– Чтобы не бить по лицу...– повторил Владимир Георгиевич.– Простейший комплекс каратэ, первая фаза – это два года напряженнейших ежедневных занятий.– Он улыбнулся.– А на остальное – вся жизнь. Потому что каратэ – это не только вид спорта. И не набор приемов для самообороны. В разные века каратэ всегда было соединением физической подготовки человека с духовной. Кто брал в руки эти разящие мечи – приемы каратэ,– вот в чем вопрос. Например, японские крестьяне или самураи. А вообще начало каратэ – в древней Индии, в йоге. Теперь стали говорить о каратэ как о виде спорта. Вероятно, это древнейший вид спорта, возникший у истоков рода человеческого. Надо, Костя, с самого начала уяснить: каратэ – это еще и отношение человека к жизни, к людям, к добру и злу. Понимаешь?
– Понимаю,– несколько уныло сказал Костя.
Владимир Георгиевич опять посмотрел на Костю очень внимательно, спросил:
– Значит, не можешь ударить человека по лицу?
– Не могу...– потупился Костя.
– Почему?
– Я... я не знаю.
– Я тебе объясню.– Владимир Георгиевич немного помолчал.– Потому что ты – нормальный человек. Нормальный человек не может ударить другого человека по лицу.
– Но ведь бьют...– сказал Костя.
– Бьют! – согласился Владимир Георгиевич.– И еще как. Но, понимаешь... Вроде бы прописная истина: человек должен культивировать в себе доброту. Попросту, быть добрым. Прописная истина?
– Вовсе нет,– сказал Костя.
– Почему?
– Потому что... Есть, конечно, добрые люди. Но... А злых сколько? Не очень-то это истина.
– Пожалуй...– сказал Владимир Георгиевич.– Но, понимаешь... Надо бороться за доброе начало в человеке! Вот в чем, наверно, наше главное призвание.
– Но как бороться? – спросил Костя.
Владимир Георгиевич усмехнулся.
– Разве у тебя нет готового ответа? Не за ним ты ко мне обратился? Встань!
Костя неуверенно поднялся со скамейки.
– Выйдем сюда.
Оба оказались на газоне позади скамейки, чтобы не мешать проходящим.
– Предположим, ты негодяй и мерзавец. А я владею, как ты сказал, двумя-тремя приемами каратэ. Впрочем, достаточно и одного...
Мгновенное движение правой рукой – и Костя рухнул на землю.
– Ответь честно, что ты чувствуешь? Стал лучше? Добрее?
– Нет,– хмуро сказал Костя.– Я разозлился.
– Именно! – засмеялся Владимир Георгиевич.– Поэтому за доброе начало в человеке надо бороться не физически, а духовно. Ты вставай, вставай! – Костя поднялся, и оба снова сели на скамейку.– Однако, понимаешь, Костя, здесь и заложен парадокс– для такой духовной борьбы необходимо быть физически сильным.
– Поэтому вы и занимаетесь каратэ?
– Да,– спокойно сказал Владимир Георгиевич.– Но... Видишь ли, перед собой и своими учениками я ставлю задачу: в совершенстве владеть всеми приемами каратэ и... не применять их в обыденной жизни. Другое дело – соревнования.
– Как же так? – с недоумением спросил Костя.– А если на тебя нападает сразу несколько человек?
– В том-то и дело,– сказал Владимир Георгиевич.– Они не станут нападать на тебя.
– Почему?
– От физически сильного человека, настроенного на служение добру, исходит невидимая волна, высокая сила. Ее чувствуют окружающие, она парализует агрессивные центры в тех, кто готов напасть.– Владимир Георгиевич улыбнулся.– Конечно, бывают крайние, критические ситуации. И тогда надо применить один-два приема.
Костя озадаченно молчал. Владимир Георгиевич смотрел на него.
– Есть, Костя, и другая причина,– сказал он,– побуждающая нас постоянно заботиться о своем физическом здоровье. Вот тебе еще одна прописная, банальная истина: мир велик, а жизнь коротка. Ты с этим согласен? – Костя пожал плечами.– Увы, Костя, это так. Ты только представь; сколько прекрасных книг мы не успеваем прочитать за свои, скажем, семьдесят лет. Сколько дорог остается не-пройденными... А всевозможные выставки и музеи? А музыка, театры, встречи и споры – обязательно споры! – с интересными людьми? Так кто, по-твоему, одолеет трудную дорогу: физически сильный человек или какой-нибудь хлюпик? Кто легче перенесет бессонную ночь над книгой, которую тебе дали на сутки? Кто не будет разваливаться на части от усталости в экскурсиях по чужеземному городу? Кто дольше сохранит светлую голову и четкость мысли в споре с умным идейным противником? Так-то, мой друг! – Владимир Георгиевич потрепал Костю по плечу.– А теперь вернемся к твоей просьбе.– Он помедлил.– Ты мне нравишься, парень! И вот что я тебе предлагаю... Всего неделю назад я начал в нашей школе каратэ занятия с новой группой, они рассчитаны на два года. Практически мест нет, но для тебя... Согласен?
– Конечно! – порывисто сказал Костя.
Владимир Георгиевич улыбнулся:
– Есть древнее восточное изречение: «Когда ученик готов, приходит учитель».
На лице каратиста Костя увидел озабоченность. Или тревогу?
– Как, ты говоришь, нашего участкового в компании Мухина называют? Дон Кихотом?
– Да.
– Что же, весьма точно. Кто придумал?
– Муха и придумал,– ответил Костя.– А что?
– Дон Кихот...– задумчиво повторил Владимир Георгиевич.– Дон Кихоты нужны. Во все времена. Ты со мной согласен?
– Не знаю...– растерянно сказал Костя,
– Нужны! Уверяю тебя. С полгода назад был у меня с нашим участковым разговор. На улице он меня поймал, вот как ты сейчас.– Владимир Георгиевич вздохнул.– Пообещал я ему. А! – Он с досадой махнул рукой.– Суета заела, забыл... Как часто свое несовершенство мы на эту пресловутую суету сваливаем! Ты ребят из мухинской компании знаешь плохо?
– Совсем не знаю,– ответил Костя.
– Ничего! Ты их узнаешь. И я их узнаю. С твоей помощью.
Родители восприняли новость по-разному. Мать была в ужасе и панике: к английскому, занятиям в музыкальной школе прибавились тренировки по каратэ. Три раза в неделю!
– Костик, ты надорвешься! Я умоляю тебя... Ради и моего здоровья...
– Лара,– перебил жену Виталий Захарович.– Пусть. Значит, ему это надо. При одном условии, Костя: ни школа, ни скрипка не пострадают.
– Да, папа!
Прошла неделя. Три занятия в школе каратэ, Костю буквально потряс прежде всего дух школы: ритуал вежливости в начале каждого занятия, спокойное достоинство. И отношение каратистов друг к другу: его можно было определить единственным словом – «доброжелательность».
Произошло то, что никак не предполагала Лариса Петровна: ее Костик успевал все – даже с какой-то, казалось, легкостью, хотя внутри этой легкости были напор, жесткий расчет времени, собранность.
Родители не узнавали своего сына.
Случилось еще одно событие, которое Костя не мог объяснить: под липой его больше никто не встречал. Несколько раз, возвращаясь домой поздно, он видел ребят из мухинской компании, но самого главаря среди них не было. Не появлялась и Лена...
Лишь однажды вечером, когда Костя медленно шел мимо, липы («Где ты, Лена? Где?.. И остальные. Пусть все повторится. Лишь бы тебя увидеть»), возле темного ствола он увидел ее. Одну.
Лена шагнула ему навстречу:
– Костя, мне надо...
Он рванулся вперед, опустив голову.
– Костя! – Отчаяние было в ее голосе.– Мне надо поговорить с тобой!
– Нам не о чем говорить!..– Полный смятения, он прошел мимо.
«Что я делаю! Что я делаю?.. Ведь она сама...»
Костя чувствовал ее взгляд, но не мог оглянуться, остановиться...
Лишь твердил про себя: «Что я делаю! Что я делаю...»
Глава шестая
Эфирное Создание
Был вечер, мокрый (дожди все шли и шли), пахнущий молодой листвой, загадочным, таинственный, полный ожидания,– теперь для Кости Пчелкина все вечера были такими.
Костя возвращался из школы каратэ. Со спортивной сумкой через плечо он медленно брел под аркой.
«Неужели их опять не будет?..»
Вот и старая липа. Жаркая волна с головой накрыла Костю: под деревом стояла Лена, а рядом с ней – долговязый Жгут.
Костя замедлил шаг, не зная, что делать. «Заговорить первому?» И у него вырвалось само собой:
– Лена, здравствуй...
– Здравствуй! – Она подошла к нему.
Жгут стоял у ствола липы и угрюмо наблюдал за ними.
– Костя... Ты прости меня,.. За тогда. Дура я.
«Я тебя прощаю, прощаю!» Он неожиданно для себя спросил:
– А где ваш Муха?
– Он на каких-то сборах,– сказала Лена,– Ведь ему скоро в армию.
И наступило молчание.
«Пойдем в кино! Пойдем на танцы! Пойдем, куда хочешь!» – промолчал Костя.
– А у Жгута неприятности,– сказала Лена.
– Какие? – Костя посмотрел на Жгута.
Тот, казалось, безучастно все стоял под липой, и вид у него был унылый.
– Вернее, у Эфирного Создания. Ну, у матери Жгута.– Лена сердито хмыкнула.– Вчера над ней товарищеский суд был.
«Значит,– понял Костя, вспомнив объявление на щите,– гражданка Савохина и есть Эфирное Создание».
– За что же ее судили? – спросил Костя.
– За веселую жизнь,– сказала Лена.
– Это как? – удивился Костя.
– Очень просто! Она живет весело, и за это ее грозят выслать из Москвы. А Жгута – в какой-нибудь интернат. Вчера сделали последнее предупреждение. Эти пенсионеры такие. Они в суд свое решение передадут, в настоящий. Делать-то им нечего. Вот и бесятся от скуки. И чем Эфирному Созданию помочь?
Жгут приблизился, внимательно посмотрел на Костю, сказал:
– Ленка считает, что ты умный...
– Конечно, умный! – весело подтвердила Лена.
– Книги читаешь...– Жгут волновался.– И родители у тебя образованные. Ведь так?
– Так...– ответил Костя, не понимая, издевается над ним Жгут или говорит серьезно.
– Пойдем к нам, а? – В голосе Жгута прозвучала робость.
– Зачем? – удивился Костя.
– Может, ей что посоветуешь...– Жгут помедлил.– Или повлияешь?
– Сейчас надо идти? – спросил Костя.
– Конечно, сейчас,– сказала Лена.
– Я только дома предупрежу! – сорвался Костя.– Ждите меня здесь!
Он влетел на кухню, где все уже было готово для ужина и родители сидели за столом, бросил сумку на пол, сказал задохнувшись (лифта долго, как ему показалось, не было, и пришлось подниматься по лестнице):
– Я не хочу есть, и мне срочно нужно уйти! – Он уже бежал по коридорчику к входной двери.– Не беспокойтесь! Все в норме!
– Костя! Вернись сейчас же! – крикнула Лариса Петровна.
– Пусть, – Виталий Захарович был подчеркнуто спокоен.
...Жгут жил через подъезд, на третьем этаже. Дверь была обшарпанная, без номера, сломанный звонок висел на проволочке.
Жгут погремел ключами в замочной скважине, заскрипели ржавые петли.
– Проходите,– сказал он, и все трое оказались в маленькой передней.
Хороши весной в саду цветочки!
Еще лучше девушки весной! —
пел в глубине квартиры женский голос.
– Все ясно,– удрученно сказал Жгут.– Пока меня не было, успела в магазин сбегать.
Пение прекратилось.
– Славик, это ты?
– Я, мама, я.– Голос у Жгута был растерянный.
«Значит, по-настоящему Жгута зовут Славой»,– подумал Костя.
Из комнаты в переднюю впорхнула очень полная, молодая еще женщина, миловидная, ярко накрашенная, в оранжевом платье с глубоким вырезом. Женщина приветливо заулыбалась, часто-часто посыпала словами:
– Смотрите! Целая компания! Проходи, Леночка! А это что за красавчик новенький? Давай знакомиться!– Женщина протянула Косте руку:– Ольга Пахомовна!
Костя смущенно пожал женщине руку, сказал:
– Константин... Пчелкин.
– Пчелка! – засмеялась Ольга Пахомовна и, схватив Лену за руку, устремилась в комнату.
– Пошли,– вздохнул Жгут.
В комнате царил беспорядок: разбросанные вещи, незастеленная тахта; в складках одеяла спал жирный рыжий кот, свернувшись уютным клубком.
На столе была наполовину пустая четвертинка водки, рюмка, коробка шоколадных конфет, открытая, но нетронутая, в тарелке лежала колбаса, нарезанная толстыми кусками.
– Угощайтесь! – предложила Ольга Пахомовна.– Сейчас!
Она подмигнула Косте и ринулась к буфету. На столе появились три рюмки.
– Мама,– тихо сказал Жгут.– Ты же обещала…
Тень пробежала по лицу Ольги Пахомовны.
– Обещала, сынок... Чего же делать? Слабая я женщина. Душа просит. Не робей, никто нас не разлучит.– Она вдруг сорвалась с места, заключила сына в объятия.– Только через мой труп!
Жгут высвободился из материнских рук. Ольга Пахомовна неожиданно залилась слезами.
– Чего они от меня хотят? – сквозь всхлипывания пробормотала она, погрозила кому-то кулаком, быстро налила в свою рюмку водку, судорожно выпила одним глотком.
– Мама...
– Все, все, сынок!..– Ольга Пахомовна улыбнулась сквозь слезы.– Что же вы стоите? Садитесь, сладкие вы мои!
Лена первая, за ней Костя и Жгут сели за стол.
– Так... А теперь все вместе! – Ольга Пахомовна стала разливать остатки водки по рюмкам, и Костя увидел, что рука ее дрожит.
– Я не пью водку,– с испугом сказал он.
Ольга Пахомовна хмуро, даже ненавистно посмотрела на Костю.
– Ты меня, ангелочек, не осуждай.
– Я не осуждаю...– тихо сказал Костя.
– Небось, с папочкой и мамочкой живешь?
– Да.
– А мы с моим Славкой вдвоем,– ожесточенно сказала Ольга Пахомовна.
– Тетя Оля!– Лена легко коснулась плеча женщины.– Зачем вы? Опять...
– А затем! – сказала Ольга Пахомовна.– Больно много судей на меня развелось. Ну и что, если пью? На свои кровные гуляю. День работаю, день гуляю! Чего мне остается? Раз жизнь наперекосяк пошла.
– Мама! – с отчаянием произнес Жгут.
– Что мама? Что мама? – Ольга Пахомовна посмотрела на сына и неожиданно беззаботно рассмеялась.– Ничего, не хуже, чем другие, живем. Вон какого орла вырастила! – Она ласково провела по голове Жгута нетвердой рукой, потом взглянула на Лену и Костю.– Вы молодые? И живите на всю катушку, пока молодость не прошла... «Хороши весной в саду цветочки!»– пронзительно пропела Ольга Пахомовна и, сорвавшись с места, сделала несколько танцевальных движений по комнате.– Я в ваши годы... Да и потом... Все меня Эфирным Созданием звали. На танцах равной мне не было. Не веришь? – Она подлетела к Косте.
– Почему не верю? – смутился тот.
– Вижу я: не веришь! – воспаленно возразила Ольга Пахомовна.– Я сейчас тебе покажу!
– Мама, не надо, пожалуйста!..– умоляюще сказал Жгут.
– А ты помолчи!
Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.
– Не ту хотела! – возбужденно сказала Ольга Пахомовна.– Ладно! И полечка сойдет.
Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.
Начали стучать в потолок.
– Ага! – закричала Ольга Пахомовна.– Таракан из спячки вышел! Под нами один хмырь пенсионный живет,– говорила она Косте, продолжая отбивать дробь каблуками.– Мы со Славкой его Тараканом зовем. Все доносы пишет в разные конторы. У-у! Тараканище! – погрозила она полу и, подлетев к радиоле, пустила ее на полную мощность.
Теперь стучали в стену с ковриком.
– Так,– злорадно сказала Ольга Пахомовна.– Квашня включилась. Там у нас Квашня живет, она же мадам Пельзицкая. «Ах, я пани! Я из Кракова!»
Полька кончилась, некоторое время скрежетала пластинка, потом сработал стоп-механизм, громко щелкнув. В потолок и стену продолжали стучать.
Ольга Пахомовна неверной походкой пошла к радиоле, но возле серванта вдруг остановилась, повернулась к Косте:
– Ты, наверно, любишь книжки читать?
– Люблю...– растерянно сказал мальчик.
– Тогда... забирай! – Ольга Пахомовна открыла деревянную створку серванта, на пол полетели книги. Костя успел прочесть названия: «Королева Марго», «Три мушкетера», «Воскресение».– Мой охламон все равно не читает. Зачем добру так валяться? Бери, бери!
И в это время громко застучали во входную дверь.
– Жоржик! – радостно закричала Ольга Пахомовна.– Его стук!
Она ринулась к зеркалу, стала поправлять прическу.
Жгут с хмурым лицом пошел открывать дверь.
Скоро он вернулся, а за ним развинченной походкой в комнату вошел мужчина неопределенного возраста в клетчатом костюме. У пришельца были продолговатое бледное лицо, длинный хищный нос с горбинкой, глубокие глазницы, такие глубокие, что тень скрывала глаза. Движения мужчины были гибкими, плавными, и Костя подумал, что клетчатый незнакомец похож на удава.
– Жоржик! Миленький! – заворковала Эфирное Создание, направляясь к гостю танцующим шагом.
Жоржик протянул Жгуту сверток, сказал ровным, бесцветным голосом:
– Пузырь – в холодильник, отбивные – на сковородку...– Он скользнул взглядом по Лене и Косте.– Остальные – кыш!
– Пошли,– сказала Лена, взяв Костю за руку.– Нам тут больше делать нечего.
Костя и опомниться не успел, как они оказались во дворе.
– Постоим под липой,– тихо предложила Лена.
Все, что происходило, Костя воспринимал как сон: она с ним! Рядом. Если решиться, можно тронуть ее рукой.
– Гад полосатый! – вдруг со злостью сказала Лена.
– Кто?..
– Да этот, новый хахаль Эфирного Создания. Придет и всех гонит. Вот до него был дядя Петя, «сантехник первого класса».– Лена коротко хохотнула.– Он так сам себя называл. Напьется и проспит весь вечер на диване. Только похрапывает под музыку!
Костя изумленно молчал.
Они стояли под старой липой. Был поздний вечер, и, похоже, опять собирался дождь.
– И почему все так? – снова заговорила Лена.– Ведь Эфирное Создание хорошая, добрая, веселая, И Жгута любит. А он ее, по-моему, еще больше. Только Жгут...– Лена вдруг оборвала себя.
– Что? – спросил Костя.
– Поклянись, что никому ни слова.
– Клянусь.
– Понимаешь... Жгут ворует. Иногда...
– Ворует? – ахнул Костя,
– Да...– Лена говорила шепотом.– Это редко бывает. Он для матери.
– Для матери? Это как? Зачем?
– Ну... Ей иногда позарез надо опохмелиться. Иначе, говорит, умереть можно...
– Лена,– перебил Костя,– значит, вы там, у Эфирного Создания, пьете?
– Кто сейчас не пьет? – сказала девочка.– Вопрос в том, как пить. Мы – по капельке, для веселья. Лично я пью так. Ты слушай. Вот ей надо опохмелиться, а денег на вино нет. Тогда Жгут и ворует. Один раз с подоконника на первом этаже аквариум с рыбками спер.– Лена посмеялась.– И загнал Глоту.
– Кому?!
– А! Барыге одному. Глот – перекупщик краденого. Я с ним, правда, незнакома. Ребята рассказывали. Да ты что на меня так смотришь? Жгут воровал раза два или три, когда Эфирному Созданию совсем плохо становилось.
– А она знает...– Костя запнулся,– ...что Жгут ворует?
– Да ты что?! – всплеснула руками Лена.– Жгут говорит, кореша выручают. То есть мы. Хорошо, ни разу не попался Жгут. А то... Точно пристроили бы его куда-нибудь в интернат или даже в колонию.
– Просто я не знаю, что и подумать,– сказал ошеломленный Костя.
– Да успокойся ты! Это бывает с Эфирным Созданием очень редко. А так она просто замечательная. И какая компанейская!
– Ты у них часто бываешь?
– Бываю. Мы все бываем.– Лена помолчала.– Ведь негде собираться, особенно осенью. А Эфирное Создание всем рада. Магнитофон крутим, песни поем. Знаешь, как Муха на гитаре играет!
– Муха! Все Муха!..– вырвалось у Кости.
– Ты что, Пчелка? – Лена засмеялась.– Во. Правильно Эфирное Создание придумала, мы тебя будем звать Пчелкой,
В листве зашумел дождь.
– Дождь! – радостно вскрикнула Лена.– Я люблю от дождя под этой липой прятаться. И вообще это мое любимое дерево.
– Почему?
– Так.– Лена погладила темную кору ствола.– Сколько живу, помню эту липу. Она все обо мне знает.
Костя подумал, что и он не представляет своей жизни без старого дерева. То есть он всегда видел липу, всю жизнь, и, если бы внезапно она исчезла, это стало бы потерей чего-то очень важного: неожиданно из твоего бытия исчезает друг.
И тут вспыхнула молния, на мгновение осветив двор, и из вечерней темноты проступили дома; листья над головой в этот короткий миг показались белыми. Победно раскатился гром.
Лена зажала уши, прошептала:
– Я боюсь грозы... Мама рассказывала: ее отца, моего деда, в деревне громом убило.
– Убить может только молнией,– сказал Костя.
– Громом! – Лена схватила Костю за руку.– Бежим! Проводишь меня до подъезда.
И они побежали под потоками дождя.
«Только папа, только он может помочь Эфирному Созданию»,– думал Костя, поднимаясь в лифте, и Томительное ощущение счастья оглушило его.
«Лена, Лена, Лена...» – твердил он про себя.
Наскоро поужинав, не ощутив вкуса еды, он сказал:
– Папа, мне надо с тобой поговорить!
– Так...– Лариса Петровна загремела в мойке посудой.– От меня уже секреты,
– Лара, ведь бывают мужские разговоры,– улыбнулся Виталий Захарович.
Отец и сын удалились в лоджию. Монотонно шумел дождь. Гроза ушла, но в отдалении еще вспыхивали зарницы.
Костя все без утайки поведал Виталию Захаровичу.
– Понимаешь, папа,– сказал он,– я просто не знал, что так могут жить люди.
– Как именно?– спросил отец.
– Бедно, неряшливо... Не знаю. Вроде бы весело, музыка. А на самом деле... И пахнет в квартире... кисло. Папа! А зачем люди пьют? Вот так, как Эфирное Создание?
– Видишь ли...– Виталий Захарович внимательно смотрел на Костю.– Пить, особенно систематически,– удел слабых людей. Жизнь – бесценный дар, и топить ее в вине... Надо осознать главное. Может быть, это покажется тебе странным, но жизнь коротка, вот в чем дело.
– Коротка? – перебил Костя. И подумал с удивлением: «Странно! То же самое говорил Владимир Георгиевич».
– Да, да! Коротка, Только в твоем возрасте кажется, что она беспредельна. Жизнь трагически коротка по сравнению с теми возможностями, которые даны человеку. Любимое дело, искусство, путешествия, любовь.
– Любовь?
– Да, и любовь. А вино, эти проклятые бутылки – первый враг неограниченным возможностям человека, которые даны ему на земле,
– Мне жалко Эфирное Создание,– сказал Костя.– Она веселая и, по-моему, добрая.
– Вообще-то, насколько я помню, да,– неожиданно сказал отец.
– Ты ее знаешь? – ахнул Костя.– Почему же не сказал сразу?
– Не хотел тебя перебивать.– Виталий Захарович задумался.– Когда она была совсем молодая, я дружил с Борисом, ее мужем. Ну... теперь бывшим мужем.
– С отцом Жгута? – перебил мальчик.
– Славы... Все непросто в жизни, Костик. Отличный был парень Борис. Но... Разлюбил. Вернее, полюбил другую...
– Я не понимаю, папа! – пылко перебил Костя.– Раз любишь, разлюбить невозможно!
Отец взъерошил сыну волосы.
– Папа! – Костя с надеждой смотрел на отца.– Ведь Николай Силантьевич такой классный психиатр! Ты сам рассказывал.
– Я поговорю с ним,– пообещал Виталий Захарович.– Но тут как основное условие необходимо согласие Эфирного Создания.– Он усмехнулся.– А ведь точно: была она именно Эфирным Созданием... Тоненькая, стройная. Не ходила, а, казалось, летала по воздуху. И всегда радостная улыбка на лице...
