Текст книги "Сказки Заколдованного Замка"

Автор книги: Игорь Стрелков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Пытаешься ввести нашу гостью в заблуждение? Прикинуться заколдованным эльфом в надежде получить «волшебный поцелуй» и «освободиться от чар»? Не надейся! Ты мой крепостной трэльф и навеки им останешься. Сам виноват, – шлем с говорящей головой повернулся в другую сторону – к берегине. – Не обращайте внимания на высокопарную болтовню Краставаца. Триста лет назад он действительно был обычным эльфом, но умудрился так испортиться, что начал превращаться в тролля. А потом навеки застрял посередине. Так что наш приятель – единственный в своём роде тролле-эльф, трэльф, короче говоря.

– Простите, ваша милость! – Повелитика поднялась, поклонилась и, хлопнув в ладоши, исчезла. Через миг её тоненькая фигурка возникла на соседнем трофее – огромной голове дикого вепря. С удобством расположившись прямо на вздёрнутом чёрном пятачке ужасной свиньи, фея немедленно возобновила свой натиск.

– Перипетии жизни этого огурцеподобного меня мало волнуют. Но если вы всё слышали, то соблаговолите ответить: спасёте ли вы мою госпожу от незавидной судьбы, ей уготованной?

– А с чего вы взяли, юная леди, что её ждёт именно незавидная судьба? – хмыкнул собеседник. – Выйдет замуж за герцога Горамышца Турнирского или за князя Лбопролома Пивохватского (их король рассматривает в качестве наиболее желательных зятьёв), родит трёх или четырёх детей и будет вполне счастлива. Со временем станет королевой и будет править страной вместо мужа, вечно болтающегося то на турнирах, то на охотах. Потом заведёт себе пару-тройку трубадуров, а когда те начнут надоедать – прикажет отрубить им головы. И всё будет «как у людей».

– Неправда! Моя госпожа совсем не такая! – от досады маленькая берегиня вскочила и топнула ножкой о рыло кабана. От её каблучка полетели искры. Голова вепря вдруг обиженно хрюкнула, в его стеклянных глазах блеснул кровавый огонёк. Подбросив рылом фею в воздух, оживший вепрь попытался поймать её в распахнувшуюся пасть. Повелитика взвизгнула и едва успела исчезнуть – зубы чучела щёлкнули впустую. Проявившись вновь на крышке обшарпанного комода с другой стороны, берегиня по щиколотку утонула в пыли, тут же поднявшейся в воздух и окутавшей миниатюрную фигурку серым душным облачком. Голова в шлеме захохотала. Краставац скорчил предельно огорчённую рожу и потупил глазки, а когда девушка-фея закончила чихать и, рассерженная, упёрла в бока крохотные ручки, он, подпрыгнув, повис в воздухе рядом с ней и протянул кружечку с исходящей пузырьками жидкостью:

– Выпейте, моя госпожа! Настойка лимодава антигневного! Очень вкусная, между прочим. Кисленькая, прохладненькая, газированная. – Краставац облизнул губы и кончик носа длинным ярко-зелёным языком. – Не обижайтесь на господина. Ведь вы вторглись в его дом без приглашения, а теперь ещё пытаетесь заставить его действовать по собственному плану.

– Какому такому плану? – деланно удивилась берегиня.

– Ясно, какому! – скривила губы Голова-в-Шлеме. – Неужели сударыня полагает, что её волшебство настолько незаметно, а рыцарь-маг так стар и бездарен, что не сможет его обнаружить? Начнём с грозы. Согласно прогнозу погоды Лупковской обсерватории над центральной частью королевства сейчас «область высокого давления» – натуральный антициклон. И никаких обычных гроз быть не может в принципе. Я немного повозился, допросил кое-кого из воздушных духов – и вот результат: жуткую грозу устроила «рассерженная берегиня из дворца».

Едем дальше. Мост! Прочный и надёжный, совсем новый – чтобы его снести, нужно было как минимум получить помощь местного Главного Водяного. Теперь понятно, почему третьего дня принцесса во время купания потеряла драгоценный фамильный перстень. Плата за помощь, не так ли? И наконец, последнее: все дороги к моему замку тщательно замаскированы, заколдованы и увидеть их на развилке без волшебной помощи люди просто не могли. Кто «открыл глаза» бедняге капитану Готосту? Кто заставил его выбрать путь, ведущий именно сюда? Пальцем показать? Не надо? Цыц! Не перебивать! Я здесь хозяин! – голова очень сердито шикнула на раскрывшую рот для ответа берегиню. – А теперь? Что я вижу? Стоило отвлечься на минутку, а вы, милочка, уже «охмурили» простодушного Краставаца и даже успели заручиться его «словом эльфа». Нерушимым, между прочим.

– Так что же… – берегиня вдруг всхлипнула в унисон с продолжающими рыдать девицами у камина. – Значит, моя госпожа так и будет выдана замуж не по любви? Я этого не вынесу! У Горамышца домовой-хранитель тупой как пробка и некрасивый. А у Лбопролома и того хуже – старый и жадный, словно горный гном на пенсии. А главное, оба уже женаты! По обычаю, дворцовые берегини выходят замуж за домохранителей из домов супругов их повелительниц. Мне что, второй женой к ним идти или вовсе в «старых феях» оставаться? И-и-и-и!!! – Повелитика упрятала личико в белый кружевной платочек, сразу подозрительно потемневший.

– Ну, не надо так расстраиваться! – трэльф осторожно вынул из её пальцев пустую кружечку, достал из воздуха белую бутылочку, наполнил ёмкость прозрачной зелёной жидкостью и снова протянул соседке: – Выпейте вот это. Моё фирменное изделие! «Печалеутолитель Краставаца». Слабоалкогольный. Сладенький.

Красавица автоматически поднесла кружку к губам, опорожнила и через несколько секунд, улыбнувшись, протянула за добавкой.

– Не советую! – прокомментировала Голова-в-Шлеме. – А то скоро как он позеленеете.

Берегиня испуганно оттолкнула уже налитый стакан. Трэльф со вздохом разочарования обиженно взглянул на хозяина, но промолчал. Затихли и плакальщицы у камина: принцесса уже спала безмятежным молодым сном на кушетке, а служанка примостилась у неё в ногах прямо на ковре.

– Краставац! Фаэтине обеспечь сон про рыцаря-жениха. Молодого и красивого. В качестве образца… ну, возьми хоть моего предка с той картины. – Голова-в-Шлеме кивнула на недавно изученное принцессой полотно. – Служанка пусть без снов отдыхает. А на рассвете сам ей приснись, чтобы вскочила как ужаленная и успела привести в порядок вещи госпожи. Путь-то неблизкий. Выполняй.

– Слушаюсь, благородный господин! – огуречный трэльф печально кивнул и испарился.

Через минуту берегиня заметила его на упомянутой картине. Прижимая лапки к тому месту, что у него соответствовало груди, Краставац кланялся возмущённой даме, доказывая, что (исключительно по воле хозяина) обязан забрать у нее на время коленопреклонённого кавалера:

– Верну утром на место всенепременно. Не сомневайтесь, – всё ниже кланялось чудище.

В свою очередь, пока трэльф объяснялся с его дамой, рыцарь в венке, смущённо потупившись, украдкой то и дело бросал заинтересованные взгляды на спящую принцессу.

– Милорд! Умоляю, не прогоняйте нас из замка! – заметив, что наблюдающая за сценой ревности на картине Голова-в-Шлеме пришла в хорошее настроение, берегиня вновь перешла в наступление. Прижав ладошки к корсажу платьица, Повелитика, игнорируя правила этикета и веления собственной гордости, опустилась на колени:

– Вы были моей последней надеждой! Вы так могущественны и благородны, так умны и снисходительны!

– Стоп-стоп-стоп, – нахмурился рыцарь-маг. – Вот только давайте без лести. Терпеть её не могу. – Он помолчал некоторое время. – А почему бы и нет в конце концов? Может, действительно развлечься немного, тряхнуть стариной? Вдруг получится неплохая сказка? До рассвета ещё есть время. Я подумаю. Вы пока отдохните или, если будет желание, послушайте рассказ Краставаца про то, как он стал трэльфом. Он обожает поплакаться дамам на свою несчастную судьбу. Доставьте ему удовольствие.

Сказка трэльфа

 – Всё началось с того, что я познакомился с Зелёным Змием, – трэльф сопроводил начало своего рассказа глубоким горестным вздохом. – Ну, вы, вероятно, знаете, что это – бог пьяниц, могущественный дух, которому они поклоняются и, удовлетворяя своё пагубное пристрастие, тем самым совершают жертвоприношение.

Жизнь эльфов только кажется счастливой и безмятежной. Все думают, что, раз мы бессмертны и обладаем секретом вечной молодости, никаких забот и горестей у нас быть не может. А между тем, лишь немногие эльфы избегают страшного проклятия нашего рода – Вечной Скуки. Сами посудите: если вам, скажем, уже лет пятьсот или шестьсот, что может показаться новым и интересным? Бесконечный круговорот постоянно обновляющейся природы представляется заурядным и заранее прогнозируемым зрелищем, любая новая музыка, картина или сказка – смутно знакомой и неоригинальной (где-то и что-то подобное вы наверняка уже видели, слышали или читали), даже любовь становится заранее спланированным и банально-рутинным событием из тех, что не один десяток раз уже случались с вами в прошлом. Всё известно загодя: сначала полёт чувств и желаний, потом несколько лет (у нас, у эльфов, примерно тридцать, а то и пятьдесят) счастья, а потом – неизбежная усталость, разочарование, скандалы.

Вы когда-нибудь слышали, как скандалят между собой супруги-эльфы? Мы ведь ничего, совсем ничего не умеем забывать. Однажды, на сорок третьем году моего пятого супружества, моя тогдашняя подруга шесть суток, двадцать один час и двадцать три с половиной минуты перечисляла мне все мои прегрешения за предыдущую совместную жизнь. А я не мог даже слова вставить. Ведь по законам эльфийской вежливости нам, перворождённым, категорически запрещено перебивать даму в любом случае, даже если она – собственная жена. Вообразите только, можно же просто озвереть! Я был куда как более краток. Мои встречные упреки заняли всего двадцать пять часов и одну минуту. А в целом скандал продолжался одиннадцать недель и закончился семилетним бракоразводным процессом.

Среди наших учёных неофициально давно бытовало мнение, что именно так в незапамятные времена и образовалось жуткое племя троллей – озверевших от раздражения и скуки и впоследствии сошедших с ума эльфов. Я долго не верил в эту гипотезу и даже смеялся над ней, пока сам неожиданно не стал живым её подтверждением.

Учёным легче всего. У них всегда есть занятие. Знавал я одного по имени Преисполумий, прозванного «Рептильским» за свои научные интересы. Тысячу лет он занимался превращением сухопутных черепах в плавающих, поколение за поколением внося в их внешний и внутренний облик необходимые изменения. И добился-таки успеха! Его рептилии у нас по всем рекам и прудам в изобилии водятся. Вы их точно видели. Они с жёлтыми или оранжевыми пятнами на головах. Теперь он на крыс переключился. Разработал и утвердил в Академии Светлых Эльфов научный план, согласно которому через какие-то пять тысяч лет крысы станут столь же разумными, как люди. И с тех пор заперся в лаборатории. Не видно его и не слышно. И верно, я уже заметил, что эти грызуны за последние пару столетий сильно поумнели.

В общем, учёным хорошо. Но вот беда – не все эльфы приспособлены к такого рода занятиям. Художников, музыкантов, воителей и прочих творцов среди нас куда больше. И соперничество среди них страшное. Каждый стремится создать такой сверхшедевр, который ни до него, ни после превзойти никто не сможет. Ну, а коли кто-то всё же исхитрится, то нет страшнее трагедии для посрамлённого чемпиона. Половина привидений в нашем мире – это добровольно перешедшие в Тонкий Мир эльфы из числа художников и поэтов. А какие страшные преступления может совершить эльф на почве творческой ревности! Людям такое и вообразить невозможно.

Вот, к примеру, павлины. Изумительные птицы. Все в радужных перьях, изящные и грациозные. А вы бы слышали, как они раньше пели! Как пели! Нынешний соловей им в подмётки не годится. (В те времена меня ещё не было, но предания передаются из уст в уста). Создал их всем на зависть по заказу самого Творца великий эльф Радугус. Всего тысячу лет назад чудесными песнями павлинов прилетали насладиться даже небесные ангелы. Но нашлись завистники (кто, следствие так и не установило). В один несчастный день, когда все имевшиеся взрослые павлины слетелись в Эдем на свой традиционный весенний концерт и уже раскрыли клювы, чтобы издать неземной красоты трели, вмиг ударил страшный мороз. И песня замёрзла в горле у павлинов. У всех сразу. Всего минуту продолжалась волшебная стужа, а замёрзшая павлинья песня так и не ожила. Да и сами они, простывшие, петь разучились раз и навсегда. До сих пор лишь громкие жалобные стоны вырываются из клювов несчастных птиц. Радугус с досады махнул на всё рукой и с тех пор стал приверженцем какофонической музыки. Например, сочинил классическую партитуру для весенних кошачьих концертов. Кажется, и ворону тоже он петь учил.

В общем, можно долго рассказывать были про наши эльфийские неурядицы, но времени до утра не так уж много – надо и себя не забыть. Ваш покорный слуга к моменту окончания столетней программы Эльфийской Столичной Начальной Гимназии ничем особенным себя не проявил. Нас на курсе было всего семь. И считалось, что наш класс переполнен. (Вы, видимо, уже догадались, почему эльфы не торопятся обзаводиться потомством. Нет? Элементарно. Дело в том, что каждый новый эльф – это потенциальный конкурент в науке или в искусстве. И собственные дети не исключение). Почти по всем предметам я был пятым или шестым, а в живописи, музыке и архитектуре – стабильно седьмым. И только в риторике я сумел занять второе место на выпускных экзаменах после пафоснейшего болтуна класса – Ээвила Коотса. Самое же досадное, что учителя, несмотря на все старания, не могли обнаружить во мне никакого уникального таланта, в котором я мог бы стать самым первым, самым несравненным. Для тех, кто знаком с эльфопсихологией, ясно как день – это страшная трагедия! Нам, перворождённым, надо хоть в чём-нибудь слыть уникальным. Иначе никакой жизни нет – сплошное мучение. Вот другие мои друзья-приятели в чём только себя не нашли! Длинноглот оказался несравненным по части проглатывания змей: двухметровую целиком мог протолкнуть в желудок без всякой магии, ни разу не откусив. А Борщевик уже на пятидесятом году обучения создал растение, которое невозможно ничем извести и чьи листья, побеги и корни вообще никто не ест – ни звери, ни птицы, ни насекомые. Его именем и назвали этот мерзкий высоченный ядовитый лопух, что нынче все обочины придорожные заполонил.

А я – всё никак. Чемпионат по поеданию живых навозных жуков – и тот проиграл. Сумел затолкать в себя сто три, а мой соперник – сто четыре! «Быть тебе троллем, бездарь», – досадовал Милорд Директор. Маг-предсказатель был известный. И ведь прав оказался. Видать, в воду глядел.

В последние школьные дни ко мне даже специального учителя приставили – чтобы я (с горя) с собой чего-нибудь не сделал и школу не опозорил. Он-то меня и выручил поначалу. Как-то зимним вечером привёл он меня – своего подшефного школяра (на заговорённой серебряной цепочке за собой водил, чтобы сбежать не смог) – в самую захолустную в городке таверну «Трезвый Гоблин» (там одни пленные гномы обычно столовались) и предложил выпить пива. Я был поражён до глубины моей бессмертной души, потому что до этих пор пребывал в полной уверенности, что мы, эльфы, не можем не то что пить, но даже запаха этого жуткого напитка переносить. Нам (теоретически) по душе исключительно тонкие вина, а талант сомелье (который их пробует и определяет) в большом почёте и порождает жуткую конкуренцию. А тут пиво! Однако я был в такой печали, что согласился. Всё равно меланхолия меня восьмой месяц не отпускала. (Хотя и тут на уникальность надеяться не приходилось: Мрачемысл Минорный сто двадцать пять лет непрерывно мизантропией страдал, без единого улучшения. Куда уж мне было с ним соревноваться).

Но случилось чудо! Пиво мне не просто понравилось, в течение нескольких месяцев я стал по нему уникальным специалистом (среди эльфов, конечно). Нашёл себя, так сказать. Скоро я мог за сотни вёрст от места по малейшему запаху распознать сорт разливаемого пива, годы варки, сорт использованного хмеля и солода, способ хранения, степень его разбавления водой (чем частенько грешат трактирщики-люди) и многое-многое другое. Милорд Директор, хотя и пробормотал опять что-то типа «троллья душа», вздохнул с облегчением. Так догадливый преподаватель получил премию, а я – Аттестат Зрелости Эльфа с заполненной графой «уникальность».

Обязанности на меня возложили соответствующие. Где пиво – там гномы. И наоборот. Как известно даже вам из эпохальных трудов знаменитого историка Рипа Некумова, гномье племя – древнейший и страшнейший враг эльфов. Так что сначала я трудился в разведке – по запаху пива (он не выветривается из гномьих бород столетиями) выискивал подземные ходы и каверны, через которые хитрые недомерки пытались подкопаться под наш Эльфенгард. Моим талантом начальники весьма дорожили – и всё шло замечательно.

Однако триста лет назад эльфы и гномы (при посредничестве упомянутого историка) заключили краткое перемирие – всего на семь тысяч лет. Нет, со службы меня не прогнали: у нас, у эльфов, по традиции даже должность «смотритель-погонщик боевых мамонтов» до сих пор в штатном расписании числится. Но делать мне стало совсем нечего. Пленных гномов, согласно условиям договора, освободили, и любимая пивная (та, где я уникальность свою нашёл) сохранила в моём лице единственного постоянного клиента. Содержать трактир ради меня одного хозяину, Трезвому Гоблину, оказалось весьма накладно. Тем более что сам он давным-давно «завязал», после того как недруги, поймав в узком месте, полпечени вырезали и тут же, прямо на глазах хозяина, сожрали, изысканный вкус нахваливая.

Я же, понимая, что более нигде в Эльфенгарде пива днём с огнём не отыщу, по мере сил пытался поддержать заведение. И вскоре наловчился так, что две-три гномьих нормы в сутки выпивал. Со временем я стал натуральной знаменитостью. Городской достопримечательностью, можно сказать. Гномы за тридевять подземелий специально экскурсии снаряжали – только чтобы на эльфа посмотреть, который не меньше их пива выпить может. Однако такой график полностью исключал возможность продолжать службу. Когда же очередной прогул затянулся на целых пятнадцать лет, меня всё-таки уволили.

Деньги быстро кончились, трактир закрылся. Вот тут я окончательно заскучал. Всё вокруг казалось мне ущербным, раздражающе-обыденным. Мир оказался явно несовершенен и в нём чего-то очень-очень не хватало (уже потом, много позже, я догадался, что это не миру, а мне не хватало. Обычного бочкового пива! А тогда я всё на мир валил).

Прошло несколько месяцев. В поисках новых ощущений ваш покорный слуга покинул Эльфенгард и отправился куда глаза глядят. Опять же только впоследствии пришло прозрение – шёл я, ориентируясь на запах… сладкий манящий запах сваренного солода! И он привёл меня. Привёл к тому, что вы сейчас видите перед собой.

Конечно же, всё произошло вполне волшебно. Добравшись до ближайшего людского города, я мигом нашёл в сыром подземелье гномью забегаловку самого низкого пошиба. На глазах изумлённых посетителей (сплошь гномы-дезертиры и прочие хоб-гоблины) я ветром проскакал к стойке и, словно безумный, приник прямо к открытому пивному крану. Через полчаса Краставаца уже чествовали как местного героя: его торжественно приняли в Почётные Гномы и поили все кому не лень. Глубоко за полночь, когда пивная опустела, а я остался в одиночку «клевать носом» на скамейке в углу, ко мне подсел сам трактирщик – одноглазый и однорукий тролль.

– Что, дружище, мутируешь потихоньку? – спросил он, подмигнув единственным круглым оком.

– О чём ты? – удивился эльф (тогда я был ещё эльфом).

– А-а-а… понятно! Значит, лично с Зелёным Змием пока не познакомился? – понимающе кивнул головой хозяин. – Сейчас устроим! Ещё три-четыре пинты – и дело пойдёт на лад.

И верно. Едва очередная полуведёрная кружка в моих руках опустела, как на противоположной лавке возникла странная зелёная фигура. Я увидел, что из обширных чёрных одежд выглядывает массивная змеиная голова на длинной шее. Опираясь на вылезший из-под стола толстый зелёный щупалец (думаю, понятно, что это был хвост), голова некоторое время рассматривала меня задумчиво и сочувственно, а потом, слегка шепелявя, осведомилась:

– И давно ты так?

– В смысле? – откликнулся пьяный эльф (появление змия его совершенно не удивило – мало ли змеев, драконов и прочих волшебных животных, в том числе говорящих, он повидал за пятьсот «с хвостиком» лет жизни?)

– В смысле – пьёш-ш-шь, – прошипело пресмыкающееся и, подумав, уточнило: – Столько пьёш-ш-шь.

– Да лет пятьдесят, наверное, – честно признался будущий мутант.

– Нормально, – удовлетворённо кивнул змий. – А почему мне до сих пор не поклоняешься как божеству своему – доброму, ласковому и щедрому?

– Здрасьте! – удивился пьяница. – Божество у нас, у эльфов, только одно – Отец-Прародитель! Помощник Творца! Вот, – он озабоченно заглянул в пустую кружку и позвал: – Хозяин, давай ещё наливай!

Хозяин, однако, совершенно не реагировал. Он даже не смотрел теперь в сторону парочки, примостившейся в углу его подвала.

– Ты что, Одноглазый? Не слышишь? – Краставаца вдруг начала мучить жуткая жажда.

– А платить кто будет? – откликнулся наконец тролль. – У тебя не осталось ни монетки, ни цепочки. А плащ твой эльфийский мне и даром не нужен.

– Слушай, заплати за меня, а? – повернулся безумец к своему визави. – Ты ведь, кажется, только что хвастался, что щедрый.

– Конечно, щ-щ-щедрый! – с готовностью отозвался змий. – Только признай меня единственным своим божеством отныне и навеки, отрекись от всех остальных и вслух объяви, что я для тебя дороже всех на свете. И пива всегда будет вволю. Прямо сейчас.

– А как же Отец-П… Отец-П-прародитель? – засомневался было Краставац.

– А он тебе пива хоть раз налил? – щеря зубы в усмешке, глумливо парировал змий.

– Н-нет…

– Ну и зачем он тебе нужен? Отрекайс-с-ся, не медли! А то пиво выдохнется!

– А как отрекаться-то? – совсем «поплыл» ваш нынешний рассказчик.

– А просто! Встань на стол, возьми кружку и проори во всю глотку:

 
Змий Зелёный для меня
Краше всех на свете.
Не нужна теперь семья:
Ни жена, ни дети.
Кроме змия у меня
Нет другого бога.
С ним теперь навеки я,
С ним – моя дорога!
 

– Этого достаточно. Залезай быстрее на стол или хоть на лавку. А я буду тебе слова подсказывать, чтобы не перепутал.

Ну, я сдуру и залез. Одноглазый сунул мне кружку с пивом, а Нечистый принялся суфлировать. И быть бы мне с того самого вечера полным троллем, да больно уж пива хотелось. Дочитав клятву змиеву едва до середины, я не удержался и хорошенько отхлебнул из кружки. А поскольку я уже порядком перебрал в ту ночь, последнего глотка оказалось достаточно. Голова моя закружилась и, не успев дочитать клятву, грохнулся я под стол со всего размаха.

Трэльф пригорюнился и замолк.

– А дальше? Что было дальше? – затеребила рассказчика Повелитика.

– А вот то и было, что, когда я очнулся, оказалось, что внешне стал уже почти полным троллем, а душой остался эльфом, – уныло пробормотал Краставац. – Ни змий меня окончательно в число своих подданных не принял, ни Отец-Прародитель не простил. Одноглазый тролль за «пивной долг» сволок меня на волшебную ярмарку – в рабство продавать. И счастье, что Хозяин там случайно очутился и на аукционе кучу волшебных монет не поскупился выложить, а то всю следующую тысячу лет пришлось бы мне на гоблинской каторге арестантам перед сном сказки-романы рассказывать.

Утро выдалось солнечным. На синем небе не было ни облачка. Напоённый влагой лес радостно потянулся к солнцу всеми своими листьями, травинками и цветами, лишь лёгкая дымка испарений напоминала о вчерашнем ливне. Подогретые жаркими лучами, у почти потухшего костра на самой кромке крепостного рва зашевелились спящие гвардейцы. Капитан Готост, как водится, поднялся первым. Хрустя суставами и тихонечко кряхтя (долгие годы королевской службы не прошли даром для его организма), бравый воин протёр глаза и, сообразив, что время уже движется к полудню, окончательно проснулся. Его должны были разбудить в семь утра! Часовые проспали! И сейчас ещё спят, негодяи! Получается, что ночью лагерь никто не охранял? А что с принцессой?

Через минуту, разбуженные весьма невежливыми пинками и грозной бранью, поднялись и остальные солдаты. Выстроив их в шеренгу перед мостом, капитан осторожно подошёл к запертым воротам и прислушался: за стенами царила полная тишина. Не было слышно ни ржания лошадей, ни переклички слуг, ни скрипа и стука, свидетельствующего о подготовке экипажа к дальнейшей поездке. В душе старого воина зашевелились самые мрачные подозрения. В нетерпении схватился он за кольцо и тут же с невольным вскриком отдёрнул руку: ожившая голова бронзового уродца больно укусила его за палец, после чего тонким голоском сообщила:

– Звонить не позволю! Хозяин и гости отдыхают и не велели беспокоить.

– Как это – «не велели беспокоить»? – капитан так переживал за судьбу своей подопечной, что даже не удивился чудесному оживлению чудища. – Мы должны выезжать немедленно! Откройте ворота! Я лично обязан разбудить принцессу!

– Ещё чего, – скорчило глумливую гримасу чудище. – Принцесса никуда не поедет! Она останется в замке навечно! Что это за замок такой, в котором нет ни единой пленной принцессы? Непорядок. Хозяин решил исправить такое упущение, и я с ним полностью солидарен.

– Ах вот оно что! Ах, я несчастный! Я ведь подозревал! – схватился за голову капитан, а потом как безумный выхватил меч и замахнулся на дверное украшение, словно на живого врага. – Открывай немедленно. А то отрублю тебе голову.

– Угу. Щаз, – хмыкнул уродец и непостижимым образом развернулся «спиной» к обидчику, после чего на поверхности ворот осталось лишь совершенно гладкое пятно полированной бронзы. Напрасно пришедший в отчаяние Оперхват рубил створки: на панелях деревянных, окованных серебристым тяжёлым металлом ворот оставались лишь едва различимые крохотные царапины.

– Солдаты! Ко мне! На штурм! Освободим нашу принцессу! – захрипел капитан, оборачиваясь к подчиненным. Но увидел лишь задирающийся всё выше край моста – тот поднимался над стремительно заполняющимся водой рвом сам по себе, без цепей и верёвок.

– Колдовство! Опять проклятое колдовство! Что ж, я и один пойду. – Готост стремительно кинулся к ближайшему пролому в стене, подпрыгнул, стараясь ухватиться руками за край бреши, не достал и принялся лихорадочно вертеть головой в поисках подсобных средств. Но тут мощный и гулкий удар по шлему на некоторое время оглушил отчаявшегося воина, от чего тот обессиленно сполз вниз по стене и оказался вынужден безмолвно внимать монологу возникшего перед его лицом прямо из воздуха зелёного пупырчатого существа, закутанного в тёмный плащ с капюшоном, чья морда точь-в-точь копировала говорящее надвратное украшение.

– Любезный капитан, позвольте представиться: я – Краставац, крепостной трэльф, всегда к вашим услугам. (Оживший огурец церемонно поклонился). Хозяин, рассмотрев варианты вашей дальнейшей судьбы в свете грубого нарушения служебных обязанностей, приведших к похищению вверенного вашей охране объекта, считает, что возвращение с докладом к Королевскому Двору будет стоить Готосту Оперхвату головы. Поэтому, уважая ваши былые подвиги, он принял решение вас усыпить. Волшебный сон в башне. Ах, мне бы кто такой подарил! К тому же хозяин обязал меня обеспечить указанный сон самыми приятными снами, в которых будут и успешные охоты, и попойки со старыми друзьями, и счастливые воспоминания детства. Да и пробуждение ваше, полагаю, окажется вполне приятным. Короче, СПА-А-АТЬ! – Краставац развёл лапки в стороны, глубоко и шумно вдохнул (на мгновение раздувшись, словно воздушный шарик) и, сложив толстые губы дудочкой, подул прямо в лицо изумлённому противнику. Последнее, что успел почувствовать (уже проваливаясь в сон) бравый вояка, – хорошо знакомый запах пивного перегара.

Известие о похищении принцессы достигло столицы намного раньше, чем туда прибыл закованный в кандалы посыльный гвардеец, которого оставшиеся сторожить Заколдованный Замок товарищи отправили (по жребию) к королю-отцу с горькими вестями. Вершигорн пришёл в неописуемую ярость, за которой скрывались, с одной стороны, глубокое беспокойство за судьбу дочери, а с другой – крайняя досада по поводу обнаружения всего «в двух шагах» от столицы королевства объекта, о наличии которого он даже не подозревал. По скрипучим половицам Королевского архива застучали десятки каблуков – архивариусы и посланные им в помощь придворные принялись кропотливо штудировать старинные хроники, разыскивая в них любые упоминания о загадочной лесной крепости. Однако поиски были напрасны. Откуда в Дремучем Лесу объявилась древняя развалина, никто вразумительно объяснить не мог. Правда, Главный Лесничий, оправдываясь, что-то бормотал (перед тем, как отправиться в тюремный каземат) про «заколдованную поляну», о существовании которой ему якобы некогда поведал его собственный дедушка, но король не верил во всякие сказки и прочие фантазии, а сказочников ненавидел с детства – с тех самых пор, когда малым ребёнком расплакался горькими слезами, узнав о том, как волк проглотил семерых козлят (юный принц Вершигорн тогда так расстроился, что даже не дождался счастливого конца истории, приказав охране немедленно высечь рассказчика). Так что, когда во время допроса приведённого в тронную залу Опциона последний попытался поведать о колдовстве безвестного хозяина замка, король только ещё больше разозлился: «Грибов, что ли, объелись, проклятые бездельники?!».

Не поверил Вершигорн в сверхъестественный характер похищения даже тогда, когда лично прибыл к загадочному камню на невесть откуда возникшем Перекрёстке Трёх Дорог и прочитал на нём надпись:

 
Поверь мне, о путник! Послушай меня:
Направо пойдёшь – потеряешь коня.
Налево пойдёшь – неизбежно, увы,
Лишишься своей удалой головы.
А путь посредине туда приведёт,
Где каждый судьбу по заслугам найдёт.
 

– Галиматья для малолетних сопляков! – прокомментировал король и во главе сильного отряда отправился по дороге в лес, чтобы после трёх часов тяжёлого пути под насмешливое карканье лесного ворона выйти точнёхонько обратно к угрюмой каменной глыбе.

Рассерженный Вершигорн сменил лошадей и немедленно помчался вновь. Лишь бессмысленно «намотав» ещё два круга, повелитель окончательно выдохся и собрал Королевский Совет в раскинутом посреди леса шатре, предложив подданным «высказывать самые безумные идеи». К итогам этого совещания мы вернёмся позже, а пока настало время вновь заглянуть в Заколдованный Замок.

Принцесса проснулась поздно и не сразу поняла, где находится. Куда девался мрачный каземат с портретами, камином и обшарпанной древней мебелью? Её ножки свешивались с удобной кроватки, застеленной чистейшим льняным бельём и мягким, будто невесомым пуховым одеялом. В прикрытые до половины полупрозрачными шторами узкие оконца лился яркий солнечный свет. Исчезли вытертые половики, охотничьи и военные трофеи на каменной кладке стен. Их заменили весёлые гобелены с изображением ярких цветов и сцен благородных развлечений, вполне гармонирующие с белой штукатуркой с местами вставленными в неё разноцветными изразцами. Фаэтина как будто попала в столичный дамский будуар средней руки. Удивлённая, принцесса подбежала к ближайшему окну и ещё больше поразилась увиденному. Там, на покрытом изумрудными травами лугу, со всех сторон окружённом невысокими деревьями, усыпанными дивными цветами и незнакомыми плодами, весело и беззаботно резвились несколько львят и оленят, а десятки ярких птиц услаждали окрестности мелодичным пением. Примерно полчаса принцесса зачарованно наблюдала за пейзажем и играми зверюшек, но ей захотелось увидеть ещё больше. Как жаль, что окошко-бойница такое узкое, а стена настолько толстая. Фаэтине показалось, что по самому краю полянки – едва в пределах зрения – мелькнуло какое-то удивительное ярко-белое животное с бивнем на лбу. Неужели Единорог? Быть того не может!