Текст книги "Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг."

Автор книги: Игорь Цветков

Соавторы: Денис Бажанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Однако и командование шло иногда навстречу нижним чинам. Приказом от 29 сентября № 505 командир “Петропавловска” капитан I ранга В.К. Пилкин “из– за холодов” разрешил курить в казематах и жилых помещениях, а по ночам – в гальюнах. Обязательными условиями при этом являлись отсутствие мусора и сброс окурков и спичек в специальные ведра с водой.*437

[Закрыть]

Появился и новый тип проступков. В феврале матросы I статьи Д. Добров, Я. Николаев и комендор Г. Бычков опоздали из отпуска, за что попали под арест на 7 суток с понижением оклада до уровня матроса II статьи на 5 месяцев *438

[Закрыть]

Произошло за этот период 18 конфликтов рядовых матросов и их начальников. При этом в трети случаев фиксировалось недисциплинированное поведение по отношению к офицерам, из них 2 раза – к старшему офицеру корабля. Взыскания за такие проступки были строже – 8 суток ареста. Кроме того, матрос I статьи В. Михайлов 28 июня, машинист I статьи П. Коншин 14 сентября и баталер II статьи Ф. Дикашев 10 ноября были понижены в званиях на одну степень.*439

[Закрыть] Трижды наказывались обе стороны. 13 февраля сверхсрочнослужащий машинный унтер-офицер I статьи Ф. Стратулат ударил по щеке за резкое замечание, сделанное кочегаром II статьи Г. Остроумко. За это приказом командира № 95 он был взят под стражу на 3 суток, а кочегар “за недисциплинированное отношение к фельдфебелю” – на 5.*440

[Закрыть] 3 июля боцманмат В. Личиков ударил по лицу матроса II статьи Г. Беляева, за что оба были наказаны на 1 и 20 дней соответственно.*441

[Закрыть] Аналогичные взыскания были наложены 19 июля на комендора И. Маликова и унтер-офицера I статьи А. Шарыхалина.*442

[Закрыть] На линейном корабле “Полтава” также зафиксированы 3 случая. Приказами №№ 223, 440 и 441 командира отмечены 6 марта машинист I статьи П. Комонов и кондуктор В. Щёкин, 19 мая фельдфебель М. Бурлаков и машинист I статьи Я. Песков. Показательно, что все унтер-офицеры отделались выговорами.*443

[Закрыть] Поэтому закономерным итогом оказался приказ командира, капитана I ранга С.В. Зарубаева, № 593 от 13 июля: “К сожалению вторично обнаружено, что фельдфебеля нарушают статьи устава и позволяют себе кулачную расправу…”. Речь шла о В. Мураховском, повторно ударившем матроса своей роты. На этот раз он получил строгий выговор и остался на 3 недели без возможности попасть на берег.*444

[Закрыть]

Увеличение числа стычек являлось, на наш взгляд, следствием нарастания усталости от службы. Командный состав, в свою очередь, пытался заставить выполнять существовавшие правила. Это, в конечном счете, приводило к росту противостояния между ними. В некоторых случаях нижним чинам делались уступки, как в случае с курением.

Определенные нарушения рассматривались корабельными судами. В их компетенцию входили дела, в которых страдали члены экипажа корабля. Иногда также рассматривались случаи вопиющего нарушения воинской дисциплины, либо рецидивы.

Одними из наиболее распространенных являлись происшествия, связанные с оскорблениями матросами унтер-офицеров и, реже, офицеров, а также неподчинение их приказаниям. Согласно имеющимся данным по линейным кораблям бригады за 1915 г., таких случаев произошло 8. Чаще других на “Гангуте” – 3 раза*445

[Закрыть], на “Петропавловске” и “Полтаве” – по 2*446

[Закрыть], на “Севастополе” – I.*447

[Закрыть] Более подробное представление мы можем составить о 5 делах, материалы о которых сохранились наиболее полно. Каждое из них сугубо индивидуально, однако они являются отражением схожих конфликтов. Нижний чин, выполняя какую-либо работу, с точки зрения вышестоящего лица, делал её не по правилам или неаккуратно. Так, матрос I статьи с “Гангута” Ф.Ф. Василенко красил стрелу, будучи одет не по форме – без фуражки.*448

[Закрыть] Моторист I статьи “Севастополя” В. Киров, проводя уборку в церковной палубе, плохо её окатывал водой.*449

[Закрыть] Начальник реагировал на нарушения предупреждением, как это сделали в первом и втором случаях унтер-офицер II статьи И. Бараблин и фельдфебель роты боцманмат М. Козлов.*450

[Закрыть] Однако И. Бараблин был повышен в звании за неделю до происшествия.*451

[Закрыть] Возможно, отчасти по этой причине, матрос и не спешил реагировать на замечание.

Для Ф.Ф. Василенко унтер-офицер остался ещё равным по статусу и положению. Когда позднее ротный командир лейтенант Б.И. Христофоров за курение решил поставить матроса под ружье на 1 час и заметил отсутствие фуражки, И. Бараблин сообщил о своем приказании и реакции Ф.Ф. Василенко.*452

[Закрыть] При этом в показаниях унтер-офицера заметно стремление выгородить себя. В протоколе, описывая свой разговор с матросом, он говорил, что сделал “замечание”, т. е. указание рекомендательного характера. Однако, передавая далее беседу с ротным командиром, Бараблин утверждал, что он отдал приказ, т. е. указание, обязательное к выполнению.*453

[Закрыть] Последняя часть была подтверждена показаниями Б.И. Христофорова.*454

[Закрыть] За такой тройной проступок: одежда не по форме, неисполнение приказа и курение на палубе, лейтенант увеличил срок наказания до 6 ч. С точки зрения Ф.Ф. Василенко, унтер-офицер являлся предателем его интересов. Поэтому вечером за ужином и состоялась ссора между ними, во время которой И. Бараблину были нанесены оскорбления.*455

[Закрыть]

М. Козлов так же недавно занимал свою должность, будучи переведенным с другого корабля. Вообще, показания обоих участников сильно различаются. Если по версии фельдфебеля, матрос В. Киров, со словами “Проваливай!”, толкнул его, а на замечание толкнул снова и ударил по лицу, то сам виновный утверждал, что боцманмат первым выругал его. А когда он взял того за рукав, то М. Козлов набросился с кулаками.*456

[Закрыть] Здесь весьма интересны показания свидетелей. Фельдфебель 3 роты И. Тарасевич, шедший вместе с М. Козловым, заявил, что “В. Киров наткнулся на М. Козлова и толкнул его. На сделанное ему замечание он ударил М. Козлова” *457

[Закрыть] Однако матрос I статьи С. Афанасьев, работавший вместе с В. Кировым, отметил, что унтер-офицеры мешали производить уборку и на просьбы уйти не отреагировали.*458

[Закрыть] Таким образом, можно наблюдать проявление солидарности. Т. е., помимо выделения командного состава в отдельную группу, чем ограничилась в своих исследованиях Е.С. Сенявская*459

[Закрыть], отметим, что рядовые и унтер-офицеры также ощущали свою обособленность, стараясь отстаивать свои интересы.

Нечто похожее наблюдается в другом случае. 8 ноября машинисты I статьи “Петропавловска” А. Анишкин и А. Мюльберг поругались друг с другом. Причиной ссоры послужила дождевая накидка А. Анишкина, которую А. Мюльберг не отдал, т. к. не закончил свою часть работы. Унтер-офицер I статьи Б. Кондрацкий пытался их разнять, за что, по его словам, Анишкин обругал его “площадными словами”. Однако показания свидетелей, т. е. матроса I статьи А. Старшинова, машинистов I статьи Н. Деднёва и II статьи Ю. Барховского, изменили картину происшествия. Они отметили, что накидку унтер-офицеры, “не разобрав, в чем дело”, хотел отдать А. Мюльбергу. При этом все заявили, что никакой ругани со стороны А. Анишкина они не слышали. В результате, дело из области оскорбления начальника перешло в сферу дисциплинарную, т. е. конфликт между Анишкиным и Мюльбергом. Возможно, судьи не совсем поверили свидетелям, поскольку приговор был очень суров: 6 месяцев военно-исправительной тюрьмы.*460

[Закрыть] Похожий случай, произошедший 13 декабря 1914 г. на “Севастополе”, когда матрос II статьи Ф. Лапотников устроил драку, был “оценен” командиром в 5 суток ареста.*461

[Закрыть]

Стремление отстаивать свои интересы касалось и случаев, касающихся отношений с офицерами. Кочегары “Петропавловска” 24 июля 1915 г. выстроились во время сбора, не переодев рабочую одежду. Старший офицер старший лейтенант Л.И. Буткевич решил наказать кочегаров, поставив их под ружье. Однако кочегары не подчинились приказу разойтись, потребовав вызвать своего ротного командира лейтенанта Н. Тимофеева и старшего инженер-механика капитана II ранга Г. Константинова. От имени всех наказанных действовали их непосредственные начальники, кочегарные унтер-офицеры II статьи Т. Фридрик и М. Вавилов. В данном случае, когда интересы рядовых кочегаров и их унтер-офицеров совпали, они действовали сообща. Старший офицер не пожелал слушать оправданий, приказав арестовать не подчинившихся. Впоследствии такие действия были квалифицированы командиром капитаном I ранга В.К. Пилкиным как “недостаточно продуманные”. Тем не менее, случай был передан так называемому суду Особой комиссии, назначенной командующим флотом. Её председателем стал командир “Полтавы” капитан I ранга барон В.Е. Гревениц. Суровый приговор, вынесенный 10 августа, смягчил В.К. Пилкин, отметив в приказе № 397 возможность предотвращения инцидента “более умелыми распоряжениями и более продуманными действиями” со стороны старшего офицера. В том же приказе старшему лейтенанту Л.И. Буткевичу был вынесен выговор.*462

[Закрыть]

При наиболее несправедливых, с их точки зрения, поступках рядовой состав действовал и более решительно. 4 апреля лейтенант В.Я. Ясинский с “Гангута” разорвал и вернул письмо матроса II статьи С. Ясюкевича. По его мнению, оно “заключало в себе приписку условного характера”. Спустя некоторое время, офицер вскрыл ещё одно письмо. Там другой рукой был написан текст, содержавший оскорбления в его адрес. После сличения почерков удалось установить, что автором являлся матрос II статьи А. Балашов, приятель С. Ясюкевича. Конверт, по его просьбе, подписал кочегар I статьи М. Марченков.*463

[Закрыть]

Корабельные суды в 1915 г. разобрали также 8 случаев краж. Из них 5 пришлись на “Петропавловск”, 2 – на “Полтаву” и 1 – на “Севастополь”.*464

[Закрыть] Крали в основном принадлежавшие членам экипажа ценные вещи и обмундирование. На “Полтаве” матрос II статьи И. Гаврилов украл 30 августа портсигар и цепь, а 23 октября корабельный суд приговорил кочегара I статьи Н. Дроздика к 5 месяцам военно-исправительной тюрьмы за воровство двух бушлатов.*465

[Закрыть] На “Петропавловске” 3 октября матрос II статьи И. Ракицкий похитил 2 бушлата, форменные брюки, рубаху, перочинный нож, портсигар и чайную серебряную ложку. Матрос II статьи того же корабля И. Яковлев присвоил три пары сапог, стельки. Затем он перепродавал их другим матросам.*466

[Закрыть] 8 декабря у матроса I статьи П. Государева с “Севастополя” были украдены “с необычайной наглостью” часы. За небрежность дневальных корабельный суд постановил отправить их на две недели под арест на берег.*467

[Закрыть]

В двух случаях были похищены деньги. Матрос I статьи Д. Ушаков с “Петропавловска” 22 января вытащил 2 рубля у матроса II статьи И. Егорова, а 12 мая у кочегара I статьи того же корабля В. Тесёмкина исчезли 10 рублей. Подозревавшегося матроса II статьи В. Близнякова суд оправдал за недоказанностью обвинения, однако “за залезание в чужие вещи” постановил арестовать на 2 суток.*468

[Закрыть] Кражи единодушно порицались и осуждались всеми нижними чинами. Такие поступки имели, вероятно, двойную негативную оценку. Вор, во-первых, украл, и, во– вторых, украл у своего. Служить дальше на этом же корабле было им, вне всякого сомнения, очень трудно. Спустя месяц, В. Близняков подрался с матросом I статьи В. Сергеевым, а ещё через 2 недели – с кочегаром II статьи А. Беляевым.*469

[Закрыть] Мы полагаем, что это могло быть формой мести за имевшее место ранее воровство. Другой особенностью этого типа преступлений был срок службы совершавших их людей. В пяти случаях виновные являлись матросами II статьи нового призыва. Кроме того, упоминавшийся выше В. Близняков также относился к этой категории. Для них корабль, где они служили, и его экипаж не стали ещё “своими”, т. е. преступники не чувствовали себя неотъемлемой частью команды.

Линкор “Петропавловск”. Корабельные будни

Следующую группу дел, находящихся в ведении корабельных судов, составляли дела о побегах и гак называемых самовольных отлучках. В 1914 г. именно они преобладали в делопроизводстве судов. 2 случая было рассмотрено на “Петропавловске”, столько же – на “Гангуте”.*470

[Закрыть] В следующем году за аналогичные преступления осудили 5 чел.: по 2 на “Петропавловске” и “Гангуте” и 1 – на “Севастополе”.*471

[Закрыть] Однако картина была не полной, поскольку речь в этих случаях шла только о наказанных, т. е. пойманных или вернувшихся членах команд. Гораздо большее количество продолжало оставаться “в бегах”. С их учетом данный тип нарушений выходил на абсолютное первое место. В 1914 г. ещё один побег произошел на “Петропавловске”.*472

[Закрыть] За 1915 г. оставили свои линкоры, согласно данным приказов командиров кораблей и циркуляров штаба бригады, 1 человек с “Петропавловска”, 2 – с “Полтавы”, 5 – с “Гангута” и 4 – с “Севастополя”.*473

[Закрыть]

Причины самовольных уходов условно можно разделить на две группы. В первую вошли неуемное желание или острая необходимость попасть на берег в то время, когда возможность сделать это отсутствовала. Например, на другой день после прибытия линейного корабля “Петропавловск” в Гельсингфорс с него ушли машинист II статьи Н. Крутиков и кочегар I статьи В. Григорьев. Первый объяснил свой поступок приездом любимой девушки, которую он давно не видел, второй – желанием погулять. На четвертый день оба возвратились.*474

[Закрыть] 4 января 1915 г. корабельный суд приговорил их к 5 месяцам военно-исправительной тюрьмы.*475

[Закрыть]

Машинист II статьи с “Гангута” В. Алексеев 7 октября 1914 г., когда линкор стоял в Кронштадте, получил письмо от матери. В нем она сообщала, что один его брат погиб на фронте, а другого забирают в армию. По его словам, В. Алексеев трижды пытался отпроситься у фельдфебеля и ротного командира. Потерпев неудачу, 12 октября, в воскресенье, “вместе с гуляющими без разрешения уехал”, прибыв обратно на следующий день к 11 ч. утра.*476

[Закрыть] 1 8 октября он был осужден на 2 месяца военноисправительной тюрьмы.*477

[Закрыть]

Тем не менее, нам известны примеры, когда линейные корабли бригады оставляли с целью попасть в армию для более активного участия в боевых действиях. 30 ноября 1914 г. гальванер “Петропавловска” В. Федотов бежал, оставив своему приятелю записку, где сообщал, что он отправился в действующую армию.*478

[Закрыть] 8 июня 1915 г. охотник флота, матрос II статьи того же корабля В. Юргенс съехал на берег, сел на поезд и отправился на фронт. Своё решение на суде он мотивировал так: “Пошел я служить по собственному желанию, а пришлось стоять на якоре… Сначала я думал, что во флоте попаду скорее в бой, но ошибся в своих надеждах и решился на побег…”. Однако с поезда В. Юргенс был снят, т. к. ехал без документов, и 10 июня он явился на линкор. 1 октября суд Особой комиссии наказал его 1,5 годами штрафных батальонов.*479

[Закрыть] В. Юргенса можно бы было обвинить в рисовке перед судьями. Тем не менее, мы склонны доверять его показаниям, поскольку есть пример участия в военных действиях комендора “Севастополя” Н. Постовалова. Ему повезло больше, чем Юргенсу. 14 сентября 1915 г. он покинул свой дредноут и 5 октября прибыл в 10 стрелковый полк “на укомплектование полка”, как это следовало из отношения командира, полковника П. Тираховского. Обнаружили беглеца случайно. Он заявил командиру, что не получил на корабле жалование за сентябрь. 14 ноября на “Севастополь” пришло отношение с просьбой выслать деньги. 9 декабря был послан ответ с просьбой отправить Н. Постовалова обратно.

Наиболее примечателен рапорт полковника Тираховского, прибывший 4 января 1916 г. Он, в частности, так отозвался о комендоре с “Севастополя”: “состоя в 10– й роте вверенного мне полка, Постовалов отличается своим безукоризненным поведением, за боевые отличия произведен в ефрейтора, вызывается всегда охотником на разведку и за смелые, лихие 21 – го декабря 1915 г. действия в составе команды разведчиков представлен к Георгиевскому кресту 4-й степени”. В заключении он просил “если возможно, оставить означенного нижнего чина в полку, как отличный боевой элемент”. Через 8 дней пришла аналогичная просьба от временно командовавшего 31 стрелковой дивизией, в состав которой входил полк, где служил Н. Постовалов, генерал-майора Г. Ушакова. Однако командование линкора и бригады осталось непреклонно, ответив отказом.*480

[Закрыть] Кстати, и дальнейшая судьба В. Юргенса также свидетельствует о его искренности на суде. 19 марта, т. е. после отбытия наказания, он прислал рапорт с просьбой разрешить ему зачисление в отряд Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии. 26 марта на это было дано согласие.*481

[Закрыть]

14 сентября с “Гангута” бежали матросы I статьи А. Сергеев и II статьи В. Сосновский. Они на поезде отправились в город Фридрихсгам (Хамина), желая “попасть в состав батальона, отправляющегося на позиции”.*482

[Закрыть] Там их арестовали и вернули.

И после осуждения многие хотели попасть на фронт. Матрос “Гангут” Н. Младенцев и упоминавшийся выше матрос “Петропавловска” В. Григорьев 6 апреля 1915 г. были отправлены, по собственному желанию, в батальон капитана I ранга H.M. Пекарского. Несколькими днями позже туда же изъявили желание ехать матрос “Полтавы” И. Дёмкин и “Севастополя” И. Фролов.*483

[Закрыть] Из наказанных в августе 1915 г. 26 кочегаров “Петропавловска” фамилии 24 были внесены в “Список изъявивших желание идти на фронт” от 4 сентября. 7 ноября они уехали в Минск.*484

[Закрыть] В состав трех партий, отправленных 29 января, 12 и 18 февраля в Гомель, входили матросы “Петропавловска” И. Яковлев, А. Анишкин и Н. Крутиков, “Севастополя” – М. Рогожкин, И. Капустин и А. Голубев, “Полтавы” – А. Печурин и А. Клевацкий, “Гангута” – М. Егоров.*485

[Закрыть] Конечно, кроме патриотизма, имели место и другие причины, такие как желание улучшить своё положение, выйдя за хорошую службу из разряда штрафованных, что впоследствии давало возможность получить повышение. Бывали и случаи дезертирства. Так, бывший кочегарный унтер-офицер I статьи с “Петропавловска” Т. Фридрик, выехавший вместе со всеми в Минск 7 ноября 1915 г., на одной из станций отстал от своего поезда и затем исчез.*486

[Закрыть]

Как следует из показаний наказанных по данной группе случаев, одной из причин, двигавших ими, было желание более активного участия в войне, чем это им предоставлялось на линкорах. Новейшие корабли Балтийского флота составляли главные его силы, поэтому вопрос об их участии в той или иной операции решался на уровне Ставки Верховного командования. Проблемы боевого использования крупных кораблей ощущал и немецкий флот. Для противника, чьи дредноуты большую часть времени проводили на базах в Ядэ и Вильгельмсхафене, своеобразным выходом стала их посылка на балтийский театр. Адмирал Р. Шеер, командовавший в годы войны сначала линейными эскадрами, ас 1916 г. и Флотом Открытого моря, указал: “При отсутствии этого учебного плацдарма было бы очень трудно натренировать новые соединения, сформированные в начале войны, и производить пробные плавания и обучение стрельбе личного состава вновь построенных кораблей”.*487

[Закрыть] Р. Фирле, автор немецкого описания войны на Балтике, вторил ему: “Грос-адмирал Тирпиц такой переброской сил хотел, главным образом, облегчить командам Флота Открытого моря время выжидания в устьях рек, пагубно отражавшееся на боевом духе…”.*488

[Закрыть]

Линкор “Петропавловск’’. Авральные работы

В 1915 г. ситуация повторялась. В марте стоял вопрос о посылке II эскадры Флота Открытого моря на восток. Командовавший немецкими силами в Балтийском море принц Генрих Прусский настаивал на подкреплении её III эскадрой новейших дредноутов (типов “Kaiser” и “Knnig”). Г. Ролльман, продолжатель труда Р. Фирле, видел в этом “тренировку соединений и заботу о военном духе команд”, указывая, что их подъем “требует использования каждого удобного случая для активных действий”.*489

[Закрыть] Показательно, что к тем же выводам пришел американский исследователь А. Хардинг Ганц, отмечавший, что “скука от корабельной рутины во время пребывания в порту” способствовала “снижению боевого духа”.*490

[Закрыть]

Деятельность русских линейных кораблей типа “Севастополь” ограничилась, о чем говорилось выше, охраной минных постановок в августе, ноябре и декабре 1915 г. В следующую кампанию дредноуты в боевые походы не вышли вовсе. Бездействие привело “не только к тому, что русский флот не использовал благоприятных возможностей для решения стоявших перед ним задач, но и к упадку боевого духа среди личного состава”.*491

[Закрыть] Данный вывод, по нашему мнению, применим в определенной мере и к более раннему 1915 г., несмотря на довольно оптимистичные агентурные сводки, стекавшиеся в Кронштадтское жандармское управление.*492

[Закрыть]

Вероятно, эту тенденцию необходимо учитывать и при анализе наиболее серьезного происшествия на линкорах бригады до революции. Речь идёт о выступлении экипажа “Гангута” в понедельник, 19 октября 1915 г. В тот день на корабле, как и на других линкорах бригады, проходила угольная погрузка. Она не была необычным событием, т. е. дредноуты за 3 дня до этого вернулись из Ревеля, где пробыли 2 дня. За октябрь данный поход был уже вторым.*493

[Закрыть] Погрузка, по данным вахтенного журнала, началась в 7 ч. 40 мин. Длилась она почти 5 часов, до 12 ч. 30 мин. За это время было принято 850 т, что свидетельствует об участии всего экипажа.*494

[Закрыть] С 13 ч. 10 мин. до 19 ч. 30 мин. некоторая часть команды занималась приемкой нефти. Остальные в это время обедали и до 14 ч. отдыхали. Затем в течение 2,5 часов производили уборку.*495

[Закрыть] С 17 ч. началось перекачивание пресной воды с водолея.*496

[Закрыть] По этой причине, или из-за забитого стока, в баню была прекращена подача горячей воды. Поэтому “матросы обливались холодной и, недовольные, расходились по кубрикам”.*497

[Закрыть] Т. е. уже в течение дня обстановка нагнеталась несколькими обстоятельствами. С одной стороны, частые переходы в Ревель.

Они способствовали повышению выучки личного состава кораблей, однако сравнивать их по моральному воздействию с участием в боевых действиях трудно. Утомление у экипажа они вызывали значительное. “Походы, никому не нужные походы… только в конце сентября линкор простоял на рейде несколько дней”, – отметил участник событий.*498

[Закрыть] С другой стороны, угольная погрузка, пусть и не очень длинная, но весьма интенсивная. И, конечно, негативную роль играли неудобства, связанные с техническими причинами. Вполне допустимо предположить, что совпавшие по времени факторы для матросов сложились в единую цепь бед, вину за которые они возложили на непосредственных начальников.

Кроме того, согласно еженедельному меню, принятому на 1-й бригаде линейных кораблей в 1915 г., по понедельникам на ужин личному составу должен был выдаваться макаронный суп.*499

[Закрыть] Однако на корабле макарон не оказалось. Поэтому на ужин была приготовлена ячменная, по мнению Д.И. Иванова, или гречневая, о чем упомянули в своих рассказах матросы I статьи П. Козьмин и Д. Лагуткин.*500

[Закрыть] Мы полагаем, что речь шла о гречневой, т. к. в упоминавшемся рационе ячменная отсутствовала вообще.

Вообще, подобные локальные выступления имели сходную типологию и схему. В тяжелые периоды от них, вероятно, не застрахованы ни одни вооруженные силы. С подобными проблемами сталкивались и флоты других воюющих держав. Более подробной информацией мы располагаем в отношении германских кораблей. Германские дредноуты после Ютландского боя 31 мая – 1 июня 1916 г. в течение практически двух месяцев ремонтировались. Наиболее серьёзно пострадавшие суда не выходили из верфей вплоть до декабря.*501

[Закрыть] Первый поход линейных кораблей Hochseeflotte состоялся 28 июля – 4 августа: дредноуты III линейной эскадры ходили на учения в Балтийское море. 18–20 августа – участвовали в неудачной попытке набега на Сандерленд. Ещё один поход, продолжавшийся 18–20 октября, также был прекращён из-за угрозы атак английских подводных лодок.

Последний выход германских линейных сил в 1916 г. датируется 4–5 ноября. Его целью было прикрытие буксирных кораблей, предназначавшихся для снятия с мели лодок U-20 и U-30. В результате спасти удалось только вторую (первую пришлось взорвать), а дредноуты “Grosser Kurfurst” и “Kronprmz” получили торпедные попадания и встали на ремонт. В 1917 г., особенно после вступления 6 апреля в войну США, количество боевых выходов кораблей Hochseeflotte сократилось, ограничиваясь в основном учебными походами на Балтику.*502

[Закрыть] Таким образом, походы германских военно-морских сил летом 1916–1917 гг. имели место, однако назвать их удачными нельзя. К тому же эти выходы постоянно подтверждали преимущество британского Grand Fleet. Увеличение срока пребывания германских кораблей на своих базах при таких условиях создавало, на наш взгляд, негативный эмоциональный фон, аналогичный тому, что имел место и на русских кораблях двумя годами ранее.

Наиболее значительное выступление произошло на линейном корабле “Friedrich der Grosse” в ночь с 4 на 5 июля 1917 г. Накануне волнений имело место сокращение кочегарам месячного пайка мыла. Недовольство их тяжелыми условиями службы и затяжными боевыми действиями было, на наш взгляд, как и в случае с “Гангутом”, подстегнуто этим обстоятельством. Ночью, после смены вахты кочегаров, в помещении турбовентиляторов состоялось совещание нескольких представителей во главе с матросом М. Райхпичем. В результате, было решено “подойти к вопросу с политической точки зрения, и действовать следующим образом: утром команда не расходится по работам и через уполномоченного предъявляет требование “Или больше мыла, или меньше службы!””.*503

[Закрыть]

По нашему мнению, выступления такого типа развивались по определенному сценарию, в котором присутствовали следующие этапы: взрыв, кульминация и затухание. На первом этапе нижние чины постепенно становились неуправляемыми, мало способными к подчинению и соблюдению правил. В дальнейшем наступал момент, когда командный состав полностью терял влияние на подчиненных. Нижним чинам были характерны колебания: попытки обрести единомышленников на других кораблях и, одновременно, наладить контакты с начальниками, предъявляя им требования. В итоге, если устранялся непосредственный повод выступления, то оно прекращалось.

После того, как матросы узнали о произвольном изменении ужина, на “Гангуте” и произошел взрыв эмоций. Один из бачковых, матрос I статьи В. Лютов, бросил под ноги дежурившему по камбузу унтер-офицеру В.К. Солодянкину бачок с кашей и заявил, что кашу есть никто не будет. Солодянкин доложил о происшествии вахтенному начальнику, а тот – старшему офицеру, старшему лейтенанту барону О.Б. Фитингофу.

Далее П. Козьмин вспоминал: “Заменявший командира старший офицер не мог разрешить этого вопроса самостоятельно, он уговаривал взять ужин и успокоиться…”.*504

[Закрыть] О.Б. Фитингоф доложил о происшествии капитану I ранга М.А. Кедрову. Он, однако, кашу одобрил и другой ужин приказал не выдавать. Д.И. Иванов упомянул о приказе выбросить кашу за борт, но это сообщение другие мемуаристы не подтвердили.*505

[Закрыть] Впрочем, командир “Гангута” и так повел себя беспечно, оставив в это время линкор и съехав на берег. В ситуации наступила неопределенность. Как вспоминал П. Козьмин: “Наступившие сумерки усилили волнения. Матросы собирались кучками, горячо обсуждали создавшееся положение. Послышались выкрики по адресу начальства”.*506

[Закрыть] Д.И. Иванов сообщал, что “в жилой палубе, казематах и кочегарках матросы митинговали”.*507

[Закрыть] Поэтому можно предположить, что промедление, да ещё на пустой желудок, разжигало протест.

Тем не менее, корабельный распорядок до сих пор не нарушался. В 20 ч. команду созвали на молитву. После корабельной молитвы старший офицер отдал приказ разойтись по кубрикам. Матросы не подчинились. Д.И. Иванов описывал это так: “Фитингоф пригрозил команде карцером, гангутцы начали скандировать: “Бей скорпионов! Долой немцев с корабля! Да здравствует Россия!” По трапам люди устремлялись наверх”.*508

[Закрыть]

Во время установки наблюдательной площадки на “Петропавловск”

Командирам рот было приказано любыми средствами задержать матросов и не выпускать их на верхнюю палубу. У пирамид с оружием выставили караулы из унтер-офицеров. Тем не менее, на верхнюю палубу сумели прорваться около 50 чел. Был отдан приказ разобрать койки, но нижние чины отказывались их брать. Раздавались возгласы: “Не пойдем спать! Давай жрать!”*509

[Закрыть] Тогда, по словам Д. Лагуткина, матросам был сыгран “сбор на справку”, т. е. по своим помещениям для проверки личного состава. Те, кто был на верхней палубе, “начали бросать в ряды выстроившихся пипки [наконечники от шлангов – Д.Б.] и леерные стойки, чтобы разогнать строй”.*510

[Закрыть] Потерпев здесь неудачу, эта группа, которую, судя по материалам следствия и воспоминаниям, возглавили кочегарные унтер-офицеры I статьи Г. Ваганов и Ф. Яцкевич, стала распространять слухи об аресте нескольких человек на верхней палубе.*511

[Закрыть] На этот призыв откликнулись матросы 7 и 8 рот, которые состояли из кочегаров. Они двинулись в корму, где в помещении рядом с кают-компанией хранилось оружие. На верхней палубе находилось около 400–500 чел.*512

[Закрыть] Как отметил Д. Лагуткин, “более темная часть команды, потеряв над собой власть офицеров, ходила по палубе и кричала – “долой немцев””.*513

[Закрыть]

Таким образом, самоорганизоваться нижние чины не смогли. Не сумели даже выставить и предъявить какие-либо конкретные требования. У кают-компании старший офицер предложил, по словам П. Козьмина, выбрать представителей от команды для переговоров, однако последовал отказ.*514

[Закрыть] Вероятно, что конкретные требования просто отсутствовали, к тому же, многие действия совершались инстинктивно стихийно.

Поэтому переговоры между офицерами и матросами начались спонтанно, прямо возле кают-компании. После этого в настроениях, видимо, наступил перелом. Д.И. Иванов отметил: “Разговор между офицерами и матросами отчасти погасил напряжение. Вскоре послышался смех – это первый признак того, что злоба остыла, уступив место расслабленности, усталости”.*515

[Закрыть]

В 23 ч. на корабль срочно возвратился капитан I ранга М.А. Кедров. Он приказал играть большой сбор, произнес речь, посвященную инциденту, а затем распустил экипаж. На ужин матросам выдали чай, мясные консервы и хлеб. После ужина последовал приказ разобрать койки и расходиться по кубрикам. “Когда приехал командир, был выдан ужин – на том всё было покончено”, – отметил Д. Лагуткин.*516

[Закрыть]

На линейном корабле “Friedrich der Grosse” ситуация развивалась по другому сценарию. Матросы проявили большую организованность. 12 дней спустя после собрания представителей кочегаров, когда немецкая эскадра находилась в боевом походе, при ночной смене вахты кочегаров (23 ч. 50 мин.) “в ответ на приказание старшего механика “Вторая вахта – на работу разойтись!” никто не сдвинулся с места”.*517

[Закрыть] Вероятно, это и был кульминационный момент данного выступления. От того, как могло повести себя командование, зависел дальнейший ход событий. Механик покинул помещение и вернулся с вахтенным офицером, который приказал выйти из строя тем, кто имеет претензии. Мнение матросов высказал автор воспоминаний, цитируемых в данной работе. Требования были выслушаны и на другой день удовлетворены.