Текст книги "Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг."

Автор книги: Игорь Цветков

Соавторы: Денис Бажанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Сменялись угольные баржи у борта линкора, надрывно гремел оркестр. Уставшим людям казалось, что авралу не будет конца. Уже закончилась погрузка на линкорах “Император Павел I” и “Петропавловск”, стоявших рядом. Наконец заполнились и угольные ямы “Гангута”, раздалась команда: “Закончить погрузку угля, начать большую приборку!”.

Бачковые, помывшись первыми, по сигналу: “Команде ужинать!” выстроились в очередь у камбуза за ужином. По традиции, давно установившейся на флоте, в день погрузки угля на ужин выдавали более вкусно приготовленную пищу. И в этот день уставшие, наглотавшиеся угольной пыли моряки ожидали, что на ужин приготовят макароны с мясом, но на камбузе была сварена надоевшая всем гречневая каша с постным маслом. Матросы, столпившиеся у камбуза, зашумели, раздались выкрики: “Не брать кашу!”.

Дежурный по камбузу унтер-офицер Солодянкин начал уговаривать матросов не шуметь и получать кашу. Тогда к нему подбежал матрос В. Лютов и, бросив под ноги бачок с кашей, с раздражением заявил: “Ты, шкура, не уговаривай нас, а иди и докладывай: кашу есть никто не будет!”. Остальные матросы с пустыми бачками разошлись по кубрикам, чтобы рассказать о случившемся своим товарищам.

Унтер-офицер Солодянкин немедленно доложил о происшествии вахтенному начальнику, а тот – старшему офицеру линкора старшему лейтенанту барону О.Б. Фитингофу, который срочно пришел на камбуз. К этому времени там уже столпилось около двухсот человек. Барон сам попробовал кашу и, обращаясь к окружавшим его матросам, начал их убеждать: “Братцы, каша очень вкусная, берите и ужинайте!” В толпе вновь начался ропот, послышались выкрики: “Жри ее сам, дракон!”. Барона О.Б. Фитингофа назначили на корабль вместо спокойного, уравновешенного капитана 2 ранга Д.Д. Тыртова, которого сразу невзлюбил новый командир корабля Кедров, и тот вынужден был подать рапорт о списании с линкора. С приходом барона служба матросов стала еще труднее. За малейшие нарушения сажали в карцер, ставили с винтовкой на башню на несколько часов, как говорили “стрелять рябчиков”. Начало процветать рукоприкладство. Фитингоф постоянно рыскал по внутренним помещениям линкора, выискивая запрещенную литературу.

На этот раз поняв, что его уговоры не подействуют, старший офицер Фитингоф доложил об отказе от пищи командиру корабля. Капитан 1 ранга Кедров, собиравшийся к съезду на берег, не раздумывая, приказал: “Кашу выбросить за борт, на ужин ничего больше не выдавать!”. Через несколько минут после доклада командирский катер лихо отвалил от правого трапа, и командир отбыл на берег.

Гудящая масса нехотя разбрелась по жилым палубам и кубрикам. Слышались возгласы: “Долой немцев с флота! Давай ужин!”.

Ровно в 20 ч в соответствии с корабельным распорядком началась вечерняя молитва на церковной палубе. К огромному удивлению корабельного священника отца Никодима на молитву собралась чуть ли не вся команда. Отец Никодим со страхом заметил, что собравшиеся необычайно возбуждены. Назревал стихийный взрыв, последствия которого было трудно предугадать. И без того взбудораженных матросов подогревали анархисты и эсеры, предлагавшие немедленно захватить корабль.

Большевики разъясняли матросам всю бессмысленность такого необдуманного выступления и его пагубные последствия.

Когда вся команда ушла на молитву, в левом кормовом каземате противоминной артиллерии собрались члены большевистской организации линкора и актив из числа революционно настроенных матросов. В.Ф. Полухин, руководивший подпольной большевистской организацией “Гангута”, всеми силами стремился сдержать стихийный порыв моряков и предотвратить их выступление. “Без определенного порядка, без конкретного плана действий мы не сможем ничего сделать, – говорил он, – захватим оружие, офицеров задраим в кают-компании, а дальше как?” Но договориться о конкретных действиях так и не удалось. Закончилась молитва, барон Фитингоф, отдав распоряжения, вышел. Раздалась команда, повторенная десятками боцманских дудок: “Разойдись! Койки брать!”. Но матросы шумели и не расходились. Офицеры корабля, совещавшиеся в кают-компании, направились на церковную палубу.

Командирский катер у борта Тангута"

В это время в каземат, где заседали большевики, с криком ворвался гальванер матрос Ерофеев: “С церковной палубы офицеры матросов по кубрикам разгоняют, а вы здесь баланду травите!”. Все присутствующие вскочили и побежали за Ерофеевым на палубу. Но было уже поздно. Предотвратить стихийное выступление команды не удалось. В бурлящей матросской массе слышались возгласы: “Бей скорпионов! Долой немцев! Давай ужин!”. Услышав крики, барон Фитингоф быстро возвратился и пригрозил команде карцером. Команда не выполнила приказание: “Койки брать!”. Матросы с криками хлынули на верхнюю палубу.

Мичман П.Е. Шуляковский попытался задраить дверь на церковной палубе, но этим еще больше возбудил взбунтовавшихся. Едва он успел спрятаться за дверь, как разъяренная толпа уже промчалась мимо него по коридору с криками: “Долой немцев! Да здравствует Россия!”.

Дежурный по низам доложил Фитингофу о новой вспышке недовольства и гнева среди матросов. Командирам рот и их помощникам было приказано любыми средствами задержать матросов и не выпускать их на верхнюю палубу. У пирамид с оружием был выставлен усиленный караул из числа надежных унтер-офицеров. Инженер-механик капитан 2 ранга А.К. Тон срочно отбыл на катере в штаб бригады линкоров. Когда офицеры приблизились к церковной палубе, матросы уже неслись лавиной по трапу, ведущему на верхнюю палубу. Их действиями никто не руководил. В столпившихся офицеров полетели куски угля, поленья дров, металлические предметы. Самым опасным был момент, когда группа матросов направилась к кают-компании, около которой находились пирамиды с винтовками. На верхнюю палубу уже прорвались около 400–500 человек.

Вахтенный начальник лейтенант Королев вызвал наверх караул, отдал приказание зарядить винтовки. Караул занял место на левом срезе у трапа. Но до открытых столкновений дело не дошло. Старший офицер барон Фитингоф в разгар волнений выхватил заряженный револьвер, однако перепуганные офицеры уговорили его убрать оружие. “Стоило ему выстрелить, – вспоминал участник событий B.C. Лемехов, – и у нас был бы второй “Потемкин”.

Офицеры корабля, оправившись от первого испуга, прибегли к испытанной тактике – вступили в переговоры с матросами. Им нужно было выиграть время, заставить команду повиноваться и отделить зачинщиков беспорядков от общей массы. Накал постепенно спадал.

В 23 ч на корабль вернулся командир линкора капитан 1 ранга Кедров. Фитингоф встретил его у командирского трапа и подробно доложил о событиях, происшедших в его отсутствие. Не заходя в каюту, Кедров приказал свистать всех наверх и построить команду во фронт по большому сбору. Послышались заливистые свистки боцманских дудок, привычные окрики фельдфебелей. Матросы выстроились вдоль бортов линкора. Кедров обошел строй, а затем много говорил об измене, долге перед царем и отечеством, трудностях военного времени. В этот момент к линкору подошел катер с командующим эскадрой вице-адмиралом Л.Б. Кербером. Вот что записал по этому поводу в свой дневник начальник разведки штаба командующего Балтийским флотом И.И. Ренгартен: “Приезжает на “Гангут” Кербер. Вбежав на трап, дает в морду фалрепному, орет что-то непонятное и гневное команде, стоящей во фронте, и уезжает”. Наконец командир линкора приказал распустить команду и выдать матросам на ужин чай, мясные консервы и хлеб. После ужина матросы разобрали койки и разошлись по своим кубрикам. Волнения прекратились.

В ночь на 20 октября В.Ф. Полухин вновь собрал большевиков “Гангута”. Он еще раз настойчиво разъяснял MatpocaM, что условия для восстания не созрели, что выступление было преждевременным, поэтому нужно сохранить революционные силы и партийную организацию линкора. На случай предполагаемых допросов и арестов выработали четкую тактику – отказываться от дачи показаний, на все вопросы отвечать: “Спал, ничего не знаю”.

Экипажи кораблей, стоявших на рейде рядом с “Гангутом”, хотели поддержать гангутцев, но большевики, понимая преждевременность восстания, сумели удержать их от выступлений. Решающая роль в этом принадлежала партийной организации линкора “Император Павел I”.

На следующий день 20 октября линкор “Гангут” продолжал стоять на внутреннем Свеаборгском рейде. На корабле проводились обычные работы и занятия в соответствии с распорядком дня. Здесь же на рейде на штатных местах якорных стоянок (как и 19 октября 1915 г.) находились броненосный крейсер “Рюрик” под флагом командующего флотом, линейные корабли “Петропавловск”, “Полтава”, “Андрей Первозванный”, “Император Павел I”, крейсер “Аврора” и минный заградитель “Амур”.

В этот же день на “Гангут” прибыл командующий флотом вице-адмирал В.А. Канин. Команда линкора вновь выстроилась по большому сбору и выслушала речь о верности присяге, о чести русского воина, о войне. Затем роты развели по кубрикам и приказали офицерам – командирам рот – находиться с матросами. Началось разбирательство.

Капитан 7 ранга А. М. Кедров

Приказом командующего флотом была создана следственная комиссия в составе контр-адмирала А.К. Небольсина (председатель), капитана 1 ранга А.Г. Бутакова, капитана 2 ранга А.П. Зеленого, капитана 2 ранга В.И. Руднева и полковника А.А. Мартьянова, которая 21 октября 1915 г. прибыла на линкор “Гангут” и приступила к дознанию. После допросов по указанию комиссии 22 октября 1915 г. было арестовано 95 матросов команды линкора “Гангут”. Всех под конвоем взвода матросов с броненосного крейсера “Рюрик” на катерах отвезли в Свеаборгскую крепость.

При отправке конвоиров с “Рюрика” часть команды собралась на юте и криками пыталась воспрепятствовать посадке десантного взвода в катера. После этого выступления 28 матросов крейсера “Рюрик” также были арестованы и впоследствии преданы суду.

Катера с арестованными гангутцами направились к Свеаборгской крепости и ошвартовались у Комендантской пристани. Здесь их ожидали солдаты караула, наряженного от гарнизона крепости. Под их конвоем моряков с “Гангута” отвели в казематы Северной батареи № 1 ожидать отправки в Кронштадт. Наиболее активные участники выступления (29 матросов) содержались в отдельном каземате.

На случай возможных беспорядков на батарее № 1 находилась постоянная тройная смена караула с двумя пулеметами, установленными у дамбы и на правом фланге батареи. В числе арестованных находились и руководители большевистской организации линкора “Гангут” В.Ф. Лопухин и К.И. Пронский.

Опыт подпольной работы и тщательная конспирация помогли В.Ф. Полухину избежать суда. Командование флота и следственная комиссия не смогли доказать его принадлежность к большевистской партии, но как неблагонадежный он был разжалован из унтер-офицеров в матросы и переведен вместе с другими участниками выступления в Архангельский дисциплинарный полуэкипаж. На севере он продолжал свою революционную деятельность. Унтер-офицера 1-й статьи артиллерийского электрика К.И. Пронского тоже разжаловали в матросы и перевели в Архангельский дисциплинарный полуэкипаж. По подозрению в революционной деятельности с линкора “Гангут” был списан еще один большевик-подпольщик М.А. Афанасьев. Впоследствии он принял активное участие в Февральской и Октябрьской революциях, в ночь с 25 октября 1917 г. штурмовал Зимний дворец, а затем участвовал в подавлении мятежей юнкеров в Петрограде, сражался на фронтах гражданской войны.

Но раскрыть большевистскую организацию линкора “Гангут” царской охранке так и не удалось. В 1916 г. ее возглавил большевик комендор А. Санников.

Вот что писалось в заключении следственной комиссии под председательством командира 2-й бригады, линейных кораблей контр-адмирала А.К. Небольсина по делу о беспорядках на линейном корабле “Гангут” 24 октября 1915 г.

"… Обращаясь к вопросу о причинах возникновения 19 октября беспорядков на линейном корабле “Гангут” комиссия считает, что расследование дела не установило, чтобы беспорядки были результатом выполнения выступления, задуманного какой-нибудь организацией…”.

25 октября 1915 г. арестованных на эсминцах доставили в Кронштадт для предания военному суду. Прибытие арестованных гашугцев в Кронштадт крайне взволновало гарнизон крепости и команды стоявших там кораблей.

Из донесения начальника Кронштадтского жандармского управления В.В. Тржецяка главному командиру Кронштадтского порта Р. Н. Вирену от 3 ноября 1915 г. о настроении матросов Балтийского флота в связи с волнениями на линейном корабле “Гангут”. № 5570.

Линкор "Гангут’ перед съемкой с якоря

Совершенно секретно

По поводу ареста матросов с линейного корабля “Гангут” среди матросов идут нескончаемые разговоры, ибо событие это весьма волнует как судовые, так и береговые команды. Матросы высказывают крайнее недовольство за осуществление этих арестов, считая матросов с “Гангута” невиновными… На судах Балтийского флота судовые команды готовы предъявить те же требования, и таковые решено было осуществить в то время, когда суда станут на зимние стоянки, а если таковые не будут удовлетворены, то объявить общую забастовку…

Выступление это произойдет, безусловно, ранее зимы, если арестованные матросы будут судимы и осуждены, если же по отношению к судовым командам будут приняты какие-либо репрессии, то задуманная забастовка может превратиться в настоящий бунт”.

Жандармский полковник В.В. Тржецяк был настолько напуган накалившейся обстановкой в Кронштадте и бессилием своего аппарата, что через несколько дней направил еще одно паническое донесение исполняющему обязанности коменданта Кронштадтской крепости А.В. Данилову, в котором повторил: “… Среди матросов циркулируют слухи о том, что если арестованные на линейном корабле “Гангут” матросы не будут освобождены, то стоящие в Кронштадте суда откроют огонь по городу… Общее настроение матросов приподнятое и ненадежное…”. Осенью 1915 г. стихийные выступления и массовые протесты имели место и ня линкорах “Петропавловск”, “Император Павел I”, “Цесаревич”, учебном судне “Рига”, крейсерах “Громобой” и “Баян”. Подавление выступлений моряков на крейсере “Россия”, линейном корабле “Гангут”, броненосном крейсере “Рюрик” и других кораблях Балтийского флота показало бесполезность и пагубность разрозненных действий и необходимость объединения и организации всех революционных сил.

Большевики Балтийского флота после событий на линкоре “Гангут” усилили агитационно-пропагандистскую работу среди экипажей кораблей и активизировали поиски контактов между партийными организациями судов и береговых частей с руководящими органами РСДРП(б) в Петрограде, Гельсингфорсе и других базах флота. Один из видных деятелей большевистской партии на Балтийском флоте Н.А. Ховрин в своих воспоминаниях пишет: “События на “Гангуте” убедительно показывают, что разрозненные выступления не только бесцельны, но даже опасны для общего дела, потому что позволяют властям расправляться с недовольными поодиночке. Это подстегнуло нас. С новой энергией мы начали искать контакты с другими большевистскими организациями…”.

В результате усилий большевиков к концу 1915 г. начали налаживаться связи между партийными организациями кораблей. Первыми установили связь между собой большевики кораблей и береговых воинских частей Кронштадта. Представители партийных организаций – судовых коллективов РСДРП(б) образовали в Кронштадте руководящий коллектив, который возглавили большевики И.Д. Сладков, Ф.С. Кузнецов-Ломакин и Т.И. Ульянцев. Но царская охранка, многочисленные шпики и провокаторы, напуганные событиями на “Гангуте”, внимательно следили за обстановкой на флоте.

Вот что указывалось в донесении начальника Петроградского охранного отделения в департамент полиции от 3 декабря 1915 г. № 20895 “… За последнее время агентурой вверенного мне отделения отмечено существование военной организации Российской социал-демократической рабочей партии среди нижних чинов Балтийского флота в следующем виде. На каждом корабле функционируют социал-демократические ячейки, избирающие свой коллектив, коллектив каждого корабля имеет своего представителя в руководящем коллективе…”.

26 ноября 1915 г. линейный корабль “Император Павел I” пришел на ремонт в Кронштадт. Большевики руководящего судового коллектива Кронштадта решили воспользоваться этим для установления связи с судовыми партийными организациями кораблей, базировавшихся в Гельсингфорсе. В Кронштадте и состоялась первая встреча представителей партийной организации “Императора Павел I” с членами руководящего кронштадтского судового коллектива, Н.А. Ховриным и И.Д. Сладковым. На этой встрече для переписки по партийным вопросам и связи между судовыми коллективами и главным коллективом был выработан специальный шифр, в частности всем кораблям и береговым частям были присвоены условные наименования. Например, линейный корабль “Гангут” условно называли – Гавриил, “Петропавловск” – Поля, “Полтава”-Паня, “Севастополь” – Сеня; “Император Павел I”– Паша, “Андрей Первозванный” – Афанасий, “Цесаревич” – Коля, “Слава” – Мотя, “Император Александр II” – Клара. Условные наименования получили и 28 партийных организаций кораблей и береговых частей, в том числе и большевистская организация линкора “Гангут”.

Примерно в это же время морякам Кронштадта через матроса 1-го Балтийского экипажа И.И. Писарева удалось установить долгожданную связь с комитетом РСДРП(б) Выборгского района Петрограда. Ее стал поддерживать большевик И.Н. Егоров. Таким образом, с конца 1915 г. судовые большевистские организации на кораблях и в частях Балтийского флота работали уже в контакте с ПК РСДРП(б).

Судовой руководящий коллектив проводил большую агитационно-пропагандистскую и организационную работу в Кронштадте и распространил свое влияние на корабли, базировавшиеся в Гельсингфорсе. Но окончательно оформиться в организационном отношении руководящий коллектив не успел. Его название окончательно в то время не установилось. Так член этого коллектива Ф. С. Кузнецов-Ломакин в 1920-х гг. называл его центральной инициативной группой.

В конце декабря 1915 г. царской охранкой были арестованы И.Д. Сладкое и С.С. Ерохин, и в январе-феврале 1916 г. – Н.А. Ховрин, Н.И. Писарев, Т.И. Ульянцев, Ф.С. Кузнецов-Ломакин, В.М. Марусев и др. В конце 1915 г. и в начале 1916 г. состоялся суд над участниками выступлений на линейном корабле “Гангут” и броненосном крейсере “Рюрик”. На основе выводов следственной комиссии моряки обвинялись в том, что “19 октября 1915 г. в военное время на военном корабле “Гангут”, в команде коего состояли они, согласившись предварительно между собой добиться у высшего начальства удаления с корабля старшего офицера старшего лейтенанта барона Фитингофа, стали для приведения такового своего намерения в исполнение возбуждать команду к открытому неповиновению названному обер-офицеру”. В обвинительном акте суд, перечислив “преступные деяния” каждого подсудимого, квалифицировал выступление моряков “Гангута” как восстание.

В приговоре Кронштадтского военно-морского суда от 17–22 декабря 1915 г. поделуо матросах – участниках волнений на линейном корабле “Гангут” говорилось: “… Обращаясь к определению ответственности подсудимых по закону, суд находит, что признаки преступных деяний, совершенных каждым из подсудимых, вполне соответствует понятию явного восстания, предусмотренного ст. 74, 1096 военно-морского устава о наказаниях. На основании этого суд приговорил кочегарных унтер-офицеров Г. Ваганова и Ф. Яцкевича к смертной казни “через расстреляние”, а остальных – к ссылке на каторжные работы до 15 лет.

При сравнении документов следственной комиссии под председательством контр-адмирала Небольсина в Гельсингфорсе и Кронштадтского военно-морского суда, вызывает удивление различная квалификация событий на “Гангуте” в октябре 1915 г. Определение волнений на “Гангуте” как восстание впервые встречается в обвинительном заключении прокурора, а затем в документах Кронштадтского военно-морского суда. Вопреки заключению следственной комиссии и первоначальному мнению командования в них утверждается, что подсудимые матросы будто бы “по предварительному соглашению между собой” решили добиваться увольнения с корабля барона Фитингофа и для приведения этого замысла в исполнение призывали команду к открытому неповиновению. Такая квалификация действий гангутцев, по-видимому, была необходима, чтобы иметь формальное основание для жестокой расправы с революционными матросами.

Однако, учитывая общее недовольство матросов, вызванное арестами на “Гангуте” и опасаясь новых волнений при утверждении приговора, командующий флотом заменил смертную казнь ссылкой на каторгу на восемь лет каждого, а остальным осужденным несколько снизил сроки каторжных работ.

29-30 марта 1916 г. состоялся суд над участниками выступления на броненосном крейсере “Рюрик”, который приговорил трех человек П. Куксова, В. Вырвича, М. Можайко к “лишению всех прав состояния и смертной казни расстрелянием каждого”. Остальных моряков сослали на каторжные работы и в дисциплинарные батальоны на различные сроки. Но, как и первый приговор, он не был полностью приведен в исполнение.

10 апреля 1917 г. на основании общей политической амнистии Временного правительства Временный военно-морской суд в Петрограде вынес определение: “Всех вышеперечисленных воинских чинов команды линейного корабля “Гангут” считать свободными от дальнейщего наказания со всеми оного последствиями”. По той же амнистии были освобождены участники революционного выступления на крейсере “Рюрик”.

Значение революционного выступления гангутцев трудно переоценить. Оно наглядно показало, что в царском флоте зреют революционные силы, что славные дела потемкимцев, солдат и матросов Кронштадта, Свеаборга и Владивостока в годы русской революции не забыты. В то же время выступление моряков “Гангута” ярко продемонстрировало, что с восстанием шутить нельзя, “что всякое несвоевременное, неподготовленное выступление ведет к поражению.

“После событии на “Гангуте” неизмеримо вырос авторитет большевиков. Им верили, их слушали, за ними шли. Благодаря разъяснительной работе, проведенной большевиками, ни в 1915 г., ни в 1916 г. стихийных выступлений на флоте уже не было, хотя революционные настроения матросских масс усиливались с каждым днем. Моряки Балтики организованно готовились к решительным событиям Октября 1917 г.