Текст книги "Спасите наши души (СИ)"

Автор книги: Игорь Черемис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

У самого поворота с дороги я остановился, а Морозов, который, судя по всему, меня не заметил, пробежал вдоль дома. По дороге он толкнул плечом пожилую женщину, которая что-то прокричала ему вслед. Он не обратил на её крик никакого внимания и скрылся в одном из подъездов – третьем. Ему нужно было подняться на третий этаж.

Он давно давно уже скрылся в подъезде, а я всё ещё топтался на углу здания. Сегодня было морозно – к вечеру похолодало до пятнадцати градусов ниже нуля, а ночью обещали все двадцать, – но я не торопился. Та женщина медленно приближалась ко мне, продолжая, кажется, ругать Морозова чуть ли не во весь голос. И когда она проходила мимо меня, я решил воспользоваться этой оказией.

– Простите, это вы мне?

– Что? – она наконец заметила меня.

– Говорю – простите, это вы про меня сейчас говорили? Ну, что я ирод царя небесного и всё такое?

– А, это... – женщина улыбнулась. – Это я про вон ту грешную душу, соседа нашего, прости Господи.

– А что с ним не так?

– Да всё с ним не так! – в сердцах воскликнула она. – Ни поздоровается никогда, ни доброго слова не скажет, уткнется в землю и прёт вперед. А что там интересного, в земле-то?

– Ну, вдруг кто копеечку обронит – денежка малая, а всё прибыток, – ответил я.

Шутка оказалась в кассу – женщина благодарно засмеялась.

– Разве что так, только он сам скорее копеечки потеряет, чем найдет что. И чего в нём Ленка нашла? Девка-то хорошая, жаль, что с матерью у ей так плохо сложилось...

– А что с ней?

– Паралич разбил, года три уже, – охотно сообщила она. – Так и лежит без движения, а Ленка за ней ходит. Потом этот у ней появился – за ним тоже начала ходить. Ребенок родился – уже за тремя смотреть пришлось. Смотрю на неё – и слезу вышибает! Я ж её вот такой знала, конфетками угощала!

Она показала, что ростом тогда Ленка была этой женщине по пояс. Конечно, это было художественное преуменьшение, потому что восемьдесят сантиметров дети должны набирать раньше года, когда им ещё не до конфет, но смысл я понял. Дому было лет двадцать, с тех пор моя собеседница и Ленка с матерью тут и обитали. А пару лет назад у них появился зять – тот ещё подарочек, похоже. Ну и ребенок родился – с одной стороны, радость, с другой – дополнительные хлопоты.

– И что же, он совсем-совсем не помогает жене? – с осуждением в голосе спросил я.

– Совсем! – подтвердила женщина. – Да его и дома-то не быват, то на работе, то так, от безделья бегат куда-то. Наверное, и сейчас спешит – зайдет в квартиру, жрать потребует, слопает всё, что Ленка приготовила, и снова убежит.

– Да, не дело так жить, – я покачал головой. – А что же Ленка терпит его выкрутасы? Выгнать – и всех делов.

– Ой, не говори! – она махнула рукой. – Но так просто не выгонишь же.

– Это ещё почему?

– Дык ведь она-то не работает, на дочку пособие получает и пенсию за мать. А там слезы одни. Вот и живут на его зарплату – он же всё-таки работает, что-то домой приносит.

– А, ну раз так, значит, не всё плохо, – я позволил себе улыбнуться. – Ну а что убегает куда-то – так ведь обратно возвращается.

– Возвращается, – подтвердила женщина. – Но всё равно – недобрый он человек!

Я с ней согласился, и мы расстались, очень довольные друг другом. Она – тем, что сумела выплеснуть негатив в отношении Морозова на совершенного нового человека, а не на привычных подружек. Ну а я узнал несколько фактов, которые, возможно, помогут мне разобраться с этим делом без особых проблем.

***

Что я мог сказать про Марка Морозова после двух разговоров с людьми, которые его немного знали и недолгого наблюдения за ним самим? Не так уж и мало. Судя по всему, он был в какой-то мере обижен на советскую власть, которая не оценила его таланты и заставила всего лишь вводить данные в ЭВМ. У братьев Стругацких, помнится, в книге «Понедельник начинается в субботу», этим занимались некие «девочки», а у главного героя были более интересные занятия. Морозову роль «девочки» явно претила, но он стиснул зубы и держался, понимая, что найти подобное место, да ещё и в оборонке, ему будет непросто. В КБ Миля он, кстати, проработал уже лет пять – с тех пор, как там решили завести собственного компьютерного монстра, – так что считался старожилом, а такими кадрами на советских предприятиях стараются не разбрасываться.

То есть Морозов был крепким профессионалом, да ещё и сумевшим защитить кандидатскую степень; я мысленно дал себе задание узнать название его кандидатской диссертации – это, правда, к моему делу относилось мало, но удовлетворять своё любопытство за государственный счет умели не только инженеры советских НИИ. И при этом он явно не был агентом вражеских разведок – в противном случае он бы больше интересовался разработками своего КБ, и этот интерес рано или поздно заметил бы Василий Иванович. Правда, в этом я уверен не был – секретчик у Миля был хоть и свой, из старых, проверенных кадров, но и работал он явно по старинке. Впрочем, в эту область человеческих знаний я вряд ли сунусь. Пусть тёзка Чапаева спокойно доживет до пенсии, он это заслужил хотя бы потерянными на войне пальцами, тем более что ему и осталось-то хрен да нихрена – меньше года. Разработка Морозова может занять как раз весь этот срок.

Да, торопиться в его случае я не собирался – просто не видел смысла. Морозов не был тайной за семью печатями, напротив – он был открыт настолько, насколько это возможно. Его ежедневные отлучки наверняка были как-то связаны с диссидентскими посиделками на чьей-либо кухне, где несколько друзей-товарищей обсуждали, какая плохая в стране власть. Возможно, они почитывали Солженицына, трепетно приникали к мудрости великого писателя и Нобелевского лауреата, ругали на чём свет кровавого Сталина и жалели, что капиталисты никак не организуют очередной освободительный поход на Восток. При этом они не думали, что смогут дожить до падения и развала Страны Советов, перехода от социализма к капитализму – в общем, до времени, когда все их хотелки сбудутся буквально и очень нехорошо для подавляющего числа сограждан.

В девяностые мне было слишком мало лет, чтобы от той эпохи у меня осталось что-то кроме каких-то детских воспоминаний про красочные диснеевские мультфильмы, про жвачку с пузырями и вкладышами и про крутые голливудские боевики со всепобеждающим Шварцем. Ну а потом жизнь почти устаканилась, хотя к концу жизни я понял, почему мои родители ушли так рано. И, честно говоря, мне не хотелось повторения той судьбы. Но на пути уже моих хотелок стояли такие, как Марк Морозов – и это означало, что неведомая мне Ленка останется без мужа и его зарплаты, если означенный Марк не одумается и будет упорствовать в своем желании угробить Советский Союз.

Я посмотрел на часы – самое начало седьмого. Я не собирался ждать, когда Морозов поест и поедет к своим друзьям-диссидентам. Это в целом было против наших внутренних инструкций, я и с его сопровождением от работы до дома слегка перегнул палку – но не сильно, а ровно до той степени, когда ещё мог объяснить свои действия «оперативным чутьем». Денисова это объяснение обычно устраивало. Но дальше надо было действовать правильно.

Поэтому я пошел обратно, в сторону Кусково. Меня ждал наш кабинет, в котором наверняка уже не было Макса, и машинка, на которой я напечатаю несколько бумаг. Среди них будет отчет о сегодняшнем плодотворном дне, а также заявки на наружное наблюдение за неким математиком Марком Морозовым, который подозревается в очень серьезном преступлении – невосторженном образе мыслей и попытке получения сведений, составляющих государственную тайну.

Дата суда над Буковским точно была государственной тайной.

Но оказавшись в кабинете, я первым делом набрал хорошо знакомый «моему» Орехову номер. Ирина ответила почти мгновенно.

– Ир, привет, это Виктор, – напомнил я о своем существовании.

– Здравствуй, – её голос прозвучал очень холодно и неприветливо. – Чего надо?

– Да хотел извиниться... А в качестве извинений – у меня есть билеты на Таганку на завтра, там «Гамлета» будут показывать. Составишь компанию?

Пауза продлилась чуть дольше, чем могла себе позволить почти замужняя и хорошо беременная девушка.

– Нет, не составлю, завтра я не могу, – сказала она.

Разочарование в её голосе, думаю, заметил бы и такой носорог, каким был Орехов.

– Жаль, – искренне сказал я. – Но нам всё равно нужно встретиться. Как насчет субботы?

– Во сколько и где?

– «Прага», полдень, – быстро прикинул я. – Подойдет?

И снова пауза, которая не подходила девушке в её положении.

– Да, давай в «Праге», я приду, – вдруг сказала она.

А я уже был готов настаивать.

– Хорошо, спасибо, – отозвался я. – Надеюсь, мои извинения будут приняты. Как Новый год?

– Встретила... – уклончиво ответила она. – Больше и сказать нечего. А ты?

– Пришлось потрудиться, – честно признался я. – Внезапно вызвали, срочно, как у нас всё и бывает.

– Опять врагов народа ловили? – усмехнулась она.

– Если бы... – я вздохнул. – Бумажки в порядок приводили. Ну, знаешь – отчеты, планы. У нас всё должно быть четко, как в бухгалтерии. Или у вас... ты, кстати, на чем программируешь?

Почему-то Орехов не удосужился узнать эту деталь из биографии своей любовницы.

– Зачем... – начала она, но быстро осеклась и закончила с определенной гордостью: – У нас «Мир-2» стоит, киевская, новая разработка академика Глушкова.

Я про этого академика что-то слышал, причем у нас, в будущем. Вроде бы он с Косыгиным, нынешним главой союзного правительства, работал, но сейчас уже весь выработался.

– Хорошая машина, – похвалил я.

Мне не трудно, а ей, думаю, будет приятно.

– Лучшая! – подтвердила она мои опасения и спохватилась: – А зачем тебе?

– Просто интересно. Сегодня был в одном институте, там БЭСМ-6 стоит. Вот и думал всю дорогу, на чем ты работаешь – и ничего не придумал, потому что не знал.

– А, понятно, – протянула она. – По службе?

– Не совсем... так получилось, – уклонился я от ответа.

Мне было любопытно, свяжет она моё посещение некой конторы, в которой стоит БЭСМ, с Морозовым. Наверняка же они обсуждали свои рабочие инструменты – или я слишком глубоко копаю? Они могли и не быть настолько хорошо знакомы. Но в любом случае – всё это выяснится уже в субботу.

Жаль, что не завтра. Девушку на второй билет предстояло ещё где-то найти – не идти же в Таганку с Максом?

[1] на самом деле считается, что БЭСМ была аналогом системы CDC 1604 американской фирмы Control Data Corporation, от которой сейчас почти ничего не осталось, а то, что осталось, выпуском компьютеров не занимается. Аналогом систем от IBM (System/360 и System/370) была запущенная в 1971 году серия ЕС ЭВМ, но и там сходство относительно условное.

Глава 8. «Вдруг стало жаль мне мертвого пажа»

Конечно, я много лет не имел касательства к оперативной деятельности, и поэтому кое-что подзабыл. Но оказалось, что даже моих обрывочных знаний вполне хватает, чтобы не слишком привлекать к себе внимание неправильным исполнением необходимых документов. К тому же в памяти Орехова обнаружились буквально залежи очень полезных сведений; я был уверен, что он и сам не про всё мог вспомнить сразу, но мне был доступен весь массив, достаточно было правильно сформулировать запрос. Да и печатные машинки по принципу действия не слишком отличались от их дальних потомков в виде персональных компьютеров. Мне лишь приходилось заставлять себя не торопиться и проверять, на какую клавишу я нажимаю – перепечатывать лист, на котором допущена опечатка, было муторно, пусть и не слишком долго.

В общем, с утра пятницы я оформил всё, что требовалось по делу Марка Морозова, отнес требующие визы начальства запросы к его помощнику – и вскоре получил на руки уже подписанные документы. Потом пришлось немного побегать, поуговаривать, поугрожать и наобещать всякого – наружка, как обычно, была чрезвычайно занята всякой малозначительной ерундой, – но своего я добился. С понедельника и на протяжении недели товарищ Морозов окажется под неусыпным контролем нашего недремлющего ока – правда, я благоразумно не стал требовать, чтобы это око было круглосуточным. Мне было достаточно знать, что делает и к кому ходит этот товарищ по вечерам. Аналогичный надзор я попросил установить и для телефона, который стоял в его квартире в Перово; был, конечно, шанс, что Морозов пользуется телефонной связью на службе, но пока что я отмел эту возможность.

Он откуда-то узнал обо мне и о том, что Ирина со мной связана – но выяснить это с помощью наружного наблюдения и контроля телефонных звонков я не рассчитывал. Самым простым было вызвать Морозова к нам, поговорить с ним по душам и всё такое, но в этом случае на вербовке Ирины можно было сразу ставить крест. Такой допрос выдаст источник сведений «кровавой гебни» с потрохами, и потом девушку не подпустят к диссидентским игрищам и на пушечный выстрел.

Дату процесса над Буковским, кстати, нашим удалось сохранить в тайне. Этого диссидента судили в Московском городском суде в среду, пятого января, приговорили к 7 годам заключения с последующей пятилетней ссылкой, и на процессе не было ни одного представителя его группы поддержки. Правда, диссиденты все равно узнали, когда будут судить узника их совести – накануне суд оповестил родственников Буковского, ну а те язык за зубами держать не стали. Но сорганизоваться не успели, да и наши подготовились хорошо – пройти через оцепление из крепких парней с повязками дружинников на руках не удалось даже академику Сахарову. Но наш отдел был на подхвате, и мы сидели в нашем особнячке в полной готовности, надеясь, что обойдется малой кровью и без задержаний – нечего радовать западных корреспондентов.

Меня Буковский волновал мало. Через несколько лет его поменяют на лидера чилийских коммунистов, а один из соратников Буковского по борьбе напишет смешные – исключительно по его и его коллег по движению мнению – стишки: «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую блядь, чтоб на Брежнева сменять?!». Кажется, автор сам не понимал, кого на кого должны менять, чтобы в стране всё стало так, как он хочет. Впрочем, в будущем от этого стишка останется только первая половина, а через полвека та самая западная демократия в лице полиции Великобритании обнаружит у видного борца с коммунизмом тонны детской порнографии. Буковского не осудили, кажется, исключительно по причине своевременной смерти. [1]

Я не исключал, что устраивать этот обмен было не нужно, но была высокая вероятность, что оба его фигуранта – и Корвалан, и Буковский – прожили бы значительно более короткую жизнь. Поэтому с общечеловеческих позиций ту операцию определенно стоило проводить. С другой стороны, насколько я помнил, диссиденты бурно радовались этому событию – так что, возможно, наши просто-напросто продешевили.

В любом случае – сейчас Буковский отъехал в места не столь отдаленные, и о нём можно было на время забыть. Как и про Морозова – хотя бы до конца следующей недели, если, конечно, в его деле не появится что-то из ряда вон выходящее. Ну а меня ждал театр и «Гамлет» с Высоцким.

***

– У вас нет лишнего билетика? У вас не будет лишнего билетика? Лишний билетик...

Страждущие причаститься к откровениям Таганки начинали приставать к прохожим ещё на платформах станций метро, их было до неприличия много, а сами они слегка перегибали с наглостью – ровно до той степени, чтобы вызывать негативные эмоции у тех, кто про этот театр лишь слышал, но никогда в нем не бывал.

Я в театре на Таганке тоже не был. Во время учебы как-то не сложилось, потом навалилась работа, да и Таганка была уже вовсе не той, какой она была при «совке», хотя в ней по-прежнему художественно руководил Юрий Любимов. Правда, к тому времени ему уже было хорошо за девяносто, с труппой он был на ножах, а в 2011 году его и вовсе вынудили уйти в отставку, после чего весь остаток легендарности с этого театра схлынул в одно мгновение. Идти на эти руины мне не хотелось, а потом я был занят совсем другими вещами и театральные дела беспокоили меня мало.

А вот «мой» Орехов тут был – года три назад ему вдруг достался билет на спектакль «Антимиры», который, правда, его совсем не восхитил. Впрочем, я своего предшественника понимал – на сцене ходят какие-то люди в обычной одежде, бренчат на гитарах, пытаются петь неизвестные песни, пусть и на стихи известного поэта Вознесенского. Но Орехов был в театре не один, а девушка, благодаря которой он и оказался в этом храме искусств, осталась в восторге... так что в итоге всё сложилось не так уж и плохо.

Я же про все эти спектакли, разумеется, слышал только хорошее – но делал поправки на то, что это могла быть обычная ностальгия по давно ушедшей юности, когда и трава была зеленее, и актеры играли на разрыв аорты. Впрочем, эта ностальгия иногда по-настоящему затмевала говорящим разум – например, они бездумно превозносили всё, что снималось, ставилось и выпускалось во времена Советского Союза, хотя закон про «80 и 20» неукоснительно действовал и в первом социалистическом государстве. Поэтому «Кавказскую пленницу» зрители и через полвека могли пересматривать с любого места и до въевшегося в подкорку финала, а какое-нибудь, прости Господи, «Шестое июля» можно найти только после долгих поисков в интернете. [2]

Поэтому от конкретно этого «Гамлета» я никаких откровений не ждал, но мне надо было посетить спектакль, да ещё и с девушкой. Надежды на Ирину не оправдались – думаю, она бы точно согласилась, если бы не была чем-то занята. В конце концов, сейчас от посещения Таганки – да ещё на халяву и на спектакль с Высоцким – без веской причины не отказываются. Найти кого-то ещё за два дня я просто не успел, и теперь внимательно вертел головой по сторонам, всматриваясь в лица просителей лишнего билетика. Особых требований к везунчику у меня не было – это должна быть девушка, относительно миловидная, хотя и это не обязательно, и, желательно, без особых требований.

Подходящий объект обнаружился уже на улице. Невысокая, слегка полноватая девушка в смешном клетчатом пальто и огромной вязаной шапке уже слегка подмерзла на январском вечернем морозце, и её заклинание про лишний билетик звучало достаточно безнадежно, чтобы я почувствовал себя рыцарем, спасающем невинную деву от лап дракона.

***

– Девушка, как вас зовут?

– У вас нет лишнего... – на автомате повторила она. – Что?

Мне пришлось чуть вернуться – я хоть и шел относительно медленно, но проскочил мимо, пока обдумывал её кандидатуру. Поэтому она не сразу поняла, откуда к ней обращаются и с каким вопросом.

– Как вас зовут, спрашиваю, – улыбнулся я.

– Нина... – пробормотала она и самую малость покраснела.

Но на её замерзшем лице этот румянец был хорошо заметен.

– Нина, – повторил я. – Меня – Виктор. И у меня как раз есть лишний билетик... если он вам, конечно, ещё нужен.

– Нужен! – она заметно оживилась. – Сколько? У меня есть...

Нина суетливо сдернула варежку и попыталась замерзшими пальцами что-то найти в кармане своего далеко не модного пальто.

Речь явно шла о деньгах.

– Давай об этом потом, – я тронул её за руку, и она послушно замерла. – Здесь не жарко, лучше, думаю, про такие вещи говорить в другой обстановке. Например, в театральном буфете.

Она мгновение осознавала, что я ей сказал, но потом упрямо мотнула головой.

– А вдруг... – она слегка запнулась от волнения, но всё же отважно выпалила: – А вдруг у меня не хватит?

– Хватит, – уверил я и снова улыбнулся как можно благожелательнее. – Обещаю тебе – у тебя хватит. Но сначала – пара вопросов. Ты же комсомолка?

– Д-да... – Нина откровенно растерялась, но быстро собралась и пояснила: – Комсорг группы.

– О, значит, в институте учишься?

– Да, в пищевом, – чуть смелее сказала она.

– Замечательно! Ну а спортом-то точно, думаю, занимаешь?

Нина наконец поняла, к чему я веду, и рассмеялась.

– Конечно, лыжами, второй юношеский, – с легкой гордостью сказала она. – Так что, прошла я ваш тест?

– Прошла, – кивнул я. – Только ещё одно...

Она посмурнела.

– Сегодня вечером мы на ты, – продолжил я почти без паузы. – Никаких «вы» не допускается. Да и возраст у нас с тобой... в общем, без выканья обойдемся. Договорились?

– Договорились, – настала её очередь кивать.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Прошу!

Я чуть отставил локоть, и Нина безропотно взяла меня под руку. Мы уже шагнули по направлению к парадному входу в театр, когда к нам подлетел взъерошенный юнец в шапке-петушке и какой-то осенней, совсем не по погоде, зато модной болоньевой куртке.

– Билеты есть? – очень грубо спросил он.

– Уже нет, – мирно ответил я.

Конфликт мне совсем не был нужен, а здешние театралы, как рассказывали коллеги, существа очень агрессивные. Я надеялся, что с Ниной моя интуиция сработала как положено, и она не начнет кусать меня прямо в разгар спектакля.

– Точно нет? – юнец зыркнул в сторону девушки, потом снова уставился на меня.

Был он неприятный и слишком наглый. Мне хотелось достать удостоверение и положить его на запорошенный снегом асфальт, чтобы потом сдать окоченевший трупик наряду милиции. У таких юнцов всегда найдется за душой пара-тройка правонарушений, ну а если прямо сейчас он не совершил ничего противозаконного, то его можно просто привлечь за хулиганство в общественном месте – и отправить суток на десять, строить новое жилье с цивилизованными студентами.

– Точнее не бывает, – отрезал я.

И буквально потянул Нину за собой. Юнец, кажется, что-то сказал нам в спину, но толпа уже была достаточно большой, и её гул перекрывал любые отдельные слова.

– Ты его знаешь? – небрежно спросил я, когда мы отошли подальше.

– Впервые вижу, – помотала она головой. – Хотя... я тут часто бываю, может, и попадался на глаза. Но не общались – это точно.

– Да и шут с ним, – я махнул свободной рукой. – Ещё думать о всяких.

Но сам всё же задумался. Билетная мафия вокруг театров в это время уже существовала, и зарабатывали её члены очень неплохие по советским меркам деньги. К тому же обладание дефицитным товаром позволяло им в каком-то смысле влиять на молодежь – например, какие-то студенты столичных вузов могли пойти на многое ради приобретения заветных билетиков. И ещё – это действительно была мафия, с распределенной структурой, которую просто так не вскроешь, а попасть в её ряды нашим оперативникам было практически невозможно. Вычисляли на дальних подступах и обрубали все концы. Я мысленно сделал зарубку подумать ещё и об этой проблеме – хотя там завязаны администраторы и директора самих театров, а эта публика просто так такую кормушку не отдаст. Но вряд ли эта идея получит развитие. Моё начальство не рискнет санкционировать небольшую войну в самом центре столицы.

***

В театре было людно, суетно и душно, и я быстро понял, что фанатом театрального искусства мне не стать. Но мы с Ниной сумели отстоять очередь в гардероб, где я безропотно заплатил рубль за бинокль, хотя он был нам не нужен абсолютно – билеты от Андропова были на первый ряд, с которого возможно рассмотреть всё, не прибегая к услугам оптики сомнительного качества. Но к биноклю прилагалась опция получить вещи без очереди – и мне показалось, что она стоила потраченных денег. Правда, через три часа нам предстояло выяснить на практике, как тут работают прописанные в местных инструкциях правила.

Очередь в буфете продвигалась быстро. Продавщицы своё дело знали туго, и я понимал причину их спешки – им нужно было за какой-то час сделать дневную выручку, и, желательно, с превышением плана. Никаких касс, одна голая наличка; ещё один способ пополнения карманов местных директоров и администраторов – а, возможно, и всесильного худрука, ведь на одних постановочных гонорарах далеко не уедешь. Я с тоской вспомнил, как в будущем писаки обсуждали суровость советских законов и неотвратимость наказания за их нарушение. Этих писак надо бы сюда, в этот буфет, чтобы они потом проследили весь путь мятых рублей, которыми посетители расплачивались за выдохшееся шампанское, разбавленное пиво и черствые пирожные-бизе.

Я незаметно встряхнул головой, чтобы выбросить любые мысли о работе.

– Что будешь пить? Шампанское, лимонад, водка? – спросил я у Нины.

Она затравленно оглядела скудный ассортимент.

– Я... эм... не знаю... у меня нет денег на это... – выдавила она. – И вы... ты так и не сказал, сколько я должна заплатить за билет.

– Нина, ну не здесь же это обсуждать, – с осуждением сказал я. – А угощение – считай это бонусом к билету. Не думаю, что мне понравится смотреть, как ты сглатываешь слюну, пока я ем здешние пирожные, так что это что-то вроде вложения в моё хорошее настроение.

– Да? – в её голосе явно читалось сомнение. – Ну... тогда... тогда возьми на свой вкус.

Мой вкус, я надеялся, её порадовал. Среди прочего я углядел в ярко оформленном прейскуранте некий напиток под названием «Коктейль «Маргарита» за полтора рубля – и немедленно его заказал. Продавщица поморщилась, но быстро смешала нам парочку – безо всяких шейкеров и прочего барахла. В составе этой «Маргариты» было обычное белое вино, что-то сладко-газированное и какой-то ягодный сироп, и я решил, что от такой смеси Нину не развезет на середине сеанса, как могло бы от коварного шампанского или той же водки. Ну и несколько бутербродов с копченой колбасой тоже взял – они уже подвяли, но выглядели съедобно.

Каким-то чудом мы нашли свободный столик, чокнулись – «за знакомство», – и за нехитрым ужином я узнал, что Нина учится аж на третьем курсе, а после окончания своего пищевого института собирается работать на комбинате имени Микояна.

– А ты где работаешь? – после коктейля она пришла в гармонию с миром и перестала сбиваться на «вы».

– В институте одном, вряд ли ты знаешь.

– А занимаешься там чем? Или всё очень секретно?

– Нет, почему же обязательно секретно, – усмехнулся я. – Просто скучно для посторонних. Расчеты, подсчеты, проверки, переделки... Но иначе не выяснить, что такое счастье и что такое смысл жизни.

Цитату из Стругацких Нина не узнала, но глубокомысленно кивнула.

– Понимаю... А билеты откуда?

– Разыгрывали через профсоюз, и мне в кои-то веки повезло, – выдал я подготовленный ответ. – Ни разу даже в моментальную лотерею ничего не выигрывал, а тут такое! Знала бы ты, как на меня наши театралы смотрели. Тройную цену предлагали, но я не сдался.

– Вот как? – на меня посмотрели с недоверием. – А почему один тогда? Обычно сюда только парочки ходят...

Попытка выяснить моё семейное положение была такой откровенной, что я даже слегка растерялся.

– И я так планировал, но судьбе обычно плевать на наши планы, – туманно ответил я. – Или ей вдруг захотелось, чтобы этот спектакль увидела студентка пищевого института Нина.

Девушка снова порозовела – правда, теперь румянец на её щеках был не так хорошо заметен. Она уже отогрелась, да и порция алкоголя, пусть и небольшая, сделала своё дело.

***

– В институте, говоришь, разыгрывали... – прошипела Нина мне в ухо, когда я провел её к нашим местам.

– В институте, – подтвердил я и снова повторил: – Повезло же, говорю, и тройную цену давали. А вообще – не бери в голову. Спектакль-то уже начался...

– Как? – она отчаянно завертела головой. – Шутишь?

– Нисколько. Вон туда посмотри, – и указал на левую стенку зала, рядом с закрытой занавесом сценой.

Там стоял стул, а на стуле сидел невзрачный человек, одетый в черные джинсы и черный свитер. На коленях у человека лежала гитара, и он поглаживал деку, иногда задевая струны – звука в гуле толпы слышно не было, но мы сидели недалеко, и я видел их вибрации. Знакомое лицо с чуть грубоватым профилем и привычной прической с челкой, глаза бегают туда-сюда, вслед за зрителями, которые неспешно заходят в зал и занимают свои места.

Думаю, он и нас с Ниной также проводил взглядом, тут же переключившись на других людей – сегодня в Таганке был аншлаг. Впрочем, последние лет восемь тут всегда был аншлаг.

– Это жемфш...

Я успел закрыть Нине рот до того, как её голос набрал силу.

– Нина, – осуждающе сказал я. – Не стоит вопить на весь зал и портить задумку режиссера и артистов. К тому же у нас на самом деле первый ряд, и мы должны быть идеальными зрителями – так что готовься аплодировать в нужных местах, а в конце – кричать «браво». Это входит в цену билета. Андестенд?

Она кивнула, и я осторожно убрал ладонь, очень надеясь, что ей удастся взять свои эмоции под контроль.

– Извини... я не сдержалась, – повинилась Нина. – Знаешь, сколько я пыталась сюда попасть? На что угодно, на любой спектакль... Я год сюда езжу по вечерам, как заведенная повторяю – «у вас нет лишнего билетика», «у вас нет лишнего билетика». И ничего. Ни у кого нет лишнего билетика... не было, до сегодняшнего дня.

Я улыбнулся.

– Понимаю. Значит, это всё-таки судьба. Знаешь анекдот про лотерею?

– Э. Расскажи.

Анекдот был, разумеется, еврейский, поэтому я его на ходу переделал – Абрама заменил на мужика без национальности, что совершенно не испортило притчу.

– ...Тут на небе появляется бог и говорит: «Нет, мужик, сначала ты мне дай шанс – купи лотерейный билет».

Нина благодарно рассмеялась, а я отметил, что и Высоцкий, который явно услышал мою импровизацию, улыбнулся – правда, одними уголками губ. Наши взгляды на мгновение встретили, а потом актер продолжил следить за зрителями.

– Я всё-таки не верю в судьбу, – сказала Нина, отсмеявшись. – Хотя я рада, что мне повезло... но ты до сих пор не сказал, сколько нужно заплатить за билет.

Её этот вопрос явно беспокоил.

– Давай после спектакля? – предложил я. – Но обещаю, что цену ломить не буду.

Я вообще не собирался брать с неё деньги – всё равно эти билеты достались мне бесплатно. Да и продолжать это знакомство тоже не собирался, не был уверен, что оно мне нужно. Но помучить девочку очень хотелось, хотя, наверное, так она получит меньше удовольствия от самого спектакля...

Впрочем, я быстро убедился, что на подобное какие-то презренные купюры с профилем Ленина не способны категорически. Вскоре прозвенел третий звонок, свет в зале начал гаснуть, а Высоцкий, за которым Нина следила хоть и искоса, но внимательно, встал, перехватил гитару поудобнее – и поднялся на сцену. Он вышел вперед, встал чуть сбоку от наших мест – они были не по центру, а ближе к левому краю, – оглядел зал, дождался абсолютной тишины.

И начал:

– Гул затих. Я вышел на подмостки…

Нина приоткрыла рот, уставилась прямо на актера – и, кажется, полностью забыла про меня, про билеты, про их цену и про всё прочее, что было в её жизни.

Сейчас для неё существовал только Гамлет-Высоцкий – ну и другие актеры, занятые в этом спектакле, конечно. Но они с разгромным счетом проигрывали Гамлету.