Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Игорь Черемис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14. Сними меня нежно

– Ты куда-то ходил?

Алла сидела дома и смотрела телевизор на кухне. Тут ещё не существовало понятий прайма и рейтинговых шоу, поэтому в шесть вечера первая кнопка гнала что-то высокодуховное о природе – я попал как раз на тот момент, когда камера сопровождала какого-то оленеобразного, который галопом нёсся с одного края заросшего высокой травой поля на другой. Скорее всего, это животное убегало от оператора, но, возможно, у него была иная причина так спешить.

Насколько я знал, Аллу изыскания профессора Дроздова не особо привлекали, но от экрана она отвлеклась не очень охотно. Хотя посмотрела с тревогой – что было очень мило.

– Валентин перехватил после экзамена, надо было пару бумаг написать, чтобы окончательно снять все вопросы. Ну и так, поболтали о всяком. Как я и думал – всё из-за этого чертового Родиона и его матери…но слава богу, что всё позади.

Я не был в этом уверен, но должен был излучать оптимизм, чтобы Алла хоть немного перестала волноваться.

– Хорошо… – эхом откликнулась она. – Ты сдал свою историю?

– Она не моя, а КПСС, – наставительно произнес я. – Но сдал, да. Даже на «пятерку», сам не ожидал.

– Почему?

– Билет не самый легкий достался… – объяснил я. – Но я там подлил воды, да и за те два дня хорошо вызубрил как раз эту главу. А ты как? Или я зря сомневаюсь в твоих знаниях по устной и письменной немецкой речи?

Она улыбнулась.

– Зря, конечно. У меня тоже «отлично», – Алла продемонстрировала раскрытую ладошку. – Завтра мне надо на консультацию к следующему экзамену… ты куда-нибудь поедешь?

Я быстро перебрал в уме все свои и не свои хотелки, которых набралось выше крыши.

– Надо бы… консультация по химии у нас будет в среду, но дел действительно накопилось, надо бы начинать разгребать понемногу, – решился я. – С тобой выдвинусь, а там видно будет. Постараюсь пораньше вернуться, буду повторять всю эту дикую химическую номенклатуру, чтобы ей пусто было. Это же не история, на ней препода не заболтаешь…

– Я помню, как нам давали это всё на первом курсе, – сочувственно произнесла она. – Я тогда считала, что это что-то вроде расплаты за возможность учить иностранный.

– У нас это тоже не основные предметы, хотя всякие химии и физики для заборов очень полезны. Но мы это поймем как раз курсе на третьем.

– Это как? – удивилась Алла.

Я мысленно отругал себя – не стоило свои мысленные рассуждения проговаривать вслух. В первой жизни, конечно, всё так и было – где-то к концу третьего курса, когда у нас началась специальность, мы поняли, зачем нам давали в таких объемах и так углубленно школьные вроде бы предметы. Было, конечно, поздно перечитывать старые учебники и поднимать недописанные конспекты, так что дальше мы учились исключительно на везении. У меня сейчас имелась фора перед сокурсниками – я знал, на что делать упор, что нужно стараться запомнить, а что можно пропустить. Помнил я, разумеется, далеко не всё, но флэшбэки из прошлого посещали меня достаточно часто, и я надеялся, что так будет и дальше. Но объяснять всего этого Алле не стоило.

– Старшекурсники рассказывали, – вывернулся я. – Многим из тех, кто добрался до специалитета, пришлось чуть ли не заново изучать все эти импульсы и валентности щелочных металлов, которые мы проходим сейчас. Иначе фиг поймешь, что там внутри этих заборов творится. Ты, кстати, ела? Или меня ждала?

Сам я был сыт, насколько может быть сыт студент-первокурсник, буквально только что проглотивший три шампура неплохих шашлыков. Но я был обязан побеспокоиться о своей невесте.

***

От серьезного ужина Алла отказалась, но на французские тосты и турецкий кофе по рецепту Дёмы меня раскрутила. И уже в самом конце, отхлебывая ароматный напиток, она как бы между прочим заметила:

– К нам сегодня та девушка приходила… – я недоуменно посмотрел на неё: – Ну та, которая с нами фильм про Конана смотрела… на которую ты… которая на меня похожа, – вывернулась Алла.

Впрочем, я сразу понял, какую девушку она имеет в виду. И понял, что знаю Аллу недостаточно хорошо. Теперь я мог с высокой долей уверенности предположить, что мои давешние объяснения и оправдания ничего не дали. И всё это время – особенно в те дни, что она провела за решеткой, – Алла холила и лелеяла свою ревность к той, кого считала соперницей. Видимо, даже наш первый секс и предложение сыграть свадьбу нисколько её не успокоили – хотя, возможно, именно благодаря им она и нашла в себе силы начать этот разговор.

– А, ну хорошо, – сказал я и уставился на телевизор, который показывал красоты дикой сибирской природы.

Повисло очень неловкое молчание.

– Тебе она совсем не нравится? – Алла всё-таки отличалась настойчивостью.

Мне не нравилось только то, что она про это спрашивает.

– Ал, в каком смысле «совсем не нравится»? – я попытался скопировать интонации Валентина и, кажется, преуспел, поскольку Алла немного спала с лица. – Как человека я её не знаю и вряд ли когда узнаю. Как… не знаю… женщину – узнавать не хочу. Если ты думаешь, что я буду бегать по Москве, разыскивая её адрес, ты глубоко ошибаешься. И честно говоря, мне очень обидно, что ты мне не доверяешь.

Я состроил лицо оскорбленного аристократа, взял из миски «Мишку», аккуратно снял с конфеты фантик, сожрал её – и снова уставился на дремучую тайгу.

***

Столько отборного вранья я не выдавал, кажется, ни разу за обе свои жизни. Впрочем, я и в эту тираду сумел втиснуть немного самой настоящей правда – мне совершенно не требовалось бегать по Москве, чтобы узнать, где эта девушка обитает. Да и знал я её достаточно неплохо – и как человека, и как женщину, причем с самых разных сторон и в разные периоды её и моей жизни. Но в одном я точно душой не покривил – повторять тот опыт меня сейчас совершенно не тянуло. Алла мне нравилась, хотя я иногда думал над тем, как ускорить процесс её взросления. По моему мнению, она слегка подзадержалась в девушках, и ей пора было становиться женщиной – не той, конечно, которая с конем и горящей избой, а той, которая про домашний очаг и семью. Я был уверен, что с этой ролью Алла справится очень хорошо – ну а я ей в меру сил помогу.

Я не знаю, что больше подействовало на Аллу – моя физиономия или моя же пламенная речь, – но она нашла в себе силы виновато шмыгнуть носом.

– Егор, извини… я не хотела, – пробормотала она, пересела на соседнюю табуретку и погладила меня по плечу.

Я с готовностью ответил на это проявление нежности. С пару минут мы сидели обнявшись, а я дополнительно поглаживал девушку по голове.

– Ерунда это всё, котенок, – тихо сказал я, втайне ожидая протестующего писка – но она сейчас была похожа, скорее, на мышку под веником. – У тебя была слишком сложная жизнь, а ты слишком впечатлительная. Но с возрастом это, как правило, проходит без остатка… начинаешь на многие вещи смотреть проще и не выдумать лишние сущности. Так что скоро ты про эту девицу и вспоминать забудешь… а она, например, выскочит замуж, родит ребенка и будет пилить мужа.

– Почему обязательно пилить? – Алла посмотрела на меня снизу вверх.

– Может, и не пилить, а любить, я понятия не имею, как у них там всё сложится, просто размышляю, – вывернулся я. – В любом случае – вряд ли её будет много в нашей с тобой жизни. Хотя… а зачем она к вам приезжала?

– К Снежане, – объяснила Алла, – она с подружками была… ну, теми, с которыми на фильм приходила. Они куда-то собирались… не знаю, куда.

Где-то глубоко внутри у меня шевельнулся легкий интерес.

– А ты же со Снежаной на разных факультетах учишься? – я наморщил лоб. – Да, ты говорила, она художник…

– Да встретились у входа, поздоровались, немного поговорили, – сказала Алла. – Она про впечатления от фильма спрашивала… ещё про то, повесили мы её картины. Я пообещала сфотографировать как-нибудь… мне нравится, что получилось.

– А у тебя есть фотоаппарат?

Ничего подобного я в квартире не видел, но, возможно, в тайном отделении стенки лежал наготове какой-нибудь мощный «Зенит» или простенькая «Смена» – вместе с набором юного фотолюбителя и запасом реактивов. Я это увлечения в детстве каким-то образом избежал, но один одноклассник увлекался – и как-то попросил помочь с печатью снимков. Впрочем, прелести манипуляций в освещенной красным фонарем ванной комнате остались для меня загадкой, но какое-то волшебство в этом процессе присутствовало.

– Нет… у Ирки был, попрошу на время, – легкомысленно отмахнулась Алла.

Я слегка напрягся. Ирка была одним из моих несделанных дел, и я собирался озадачиться им завтра – если не придумаю что-то более интересное. В принципе, моя злость на эту кобылу слегка поугасла, но, наверное, имело смысл расставить все точки над «ё» и в этом случае.

– Фотографии ещё надо где-то напечатать… – с сомнением сказал я.

Я был уверен, что сейчас фотографы всё делали сами, а всякие студии, куда можно было сдать пленку и получить готовые фото, расплодились только в далеком будущем, где-то в конце двадцатого века. Но оказалось, что я снова то ли забыл, то ли не знал про существование подобных услуг в этом времени. Но Алла меня просветила.

Одна из фотосудий, которая оказывала нужные услуги, располагалась рядом с нами – на другой стороне Проспекта мира, если смотреть с нашей стороны, прямо напротив метро, – и занимала солидный кусок первого этажа кирпичного семиэтажного дома. Услуга проявки и печати была недешевой, но зато позволяла не заводить у себя в ванной целый набор юного химика и ещё более юного физика. Впрочем, я подозревал, что она была не очень востребованной – как и звукозапись, которая была по карману только таким нуворишам, как я. Алла рассказала, что они последний раз пользовались этой «Фотостудией № 14» ещё при жизни мамы. Для поездки на юг они взяли в прокате потрепанный жизнью «ФЭД», а потом заплатили за проявку и печать – сколько точно, Алла не знала. Но собиралась воспользоваться этой услугой снова.

– Они и цветные печатают, но ещё дороже…

– А стоит ли так стараться ради удовлетворения любопытства этой Снежаны? – спросил я. – Пусть приедет и полюбуется.

– Ну… я не только картины хочу фотографировать… – вдруг засмущалась Алла. – Ты говорил, что мы поедем на то горное озеро… вот там, думаю, сделать много снимков. Всё равно мы со Снежаной теперь до сентября вряд ли пересечемся.

Не стесняясь, я стукнул себе по лбу.

– Котенок, а чего ты молча-то всё? – спросил я. – Сказала бы… Я недавно видел на Соколе хороший магазин фототехники, что-то редкое там надо ловить, но обычную зеркалку, кажется, можно взять без проблем. Они и стоят не слишком дорого, а…

Мне пришлось с усилием оборвать себя. Алла ещё не была готова к знанию того, что в далеком будущем советские зеркальные фотоаппараты ценились очень высоко.

– Что? – она встревоженно посмотрела на меня.

– Не, всё нормально. Я просто никогда про фотографии не думал… Можем, кстати, сходить в эту вашу фотостудию в какой-нибудь из вечеров, сделаем совместный портрет. Папе твоему отправим.

– О, точно! У них там всякие фоны есть художественные, можно выбрать, – оживилась Алла. – Давай завтра, если не слишком поздно вернемся?!

– Можно и завтра… – с сомнением ответил я. – Только мы с тобой уже пробовали с моими джинсами загадывать, но ни разу эту загадку не отгадали. И если бы ты удачно не наткнулась на них, я бы так и ходил в своем рванье…

– Скажешь тоже – в рванье, – Алла недовольно поморщилась. – Вполне приличные брюки были, их только постирать надо было. Не знаю, чего ты их выкинул.

***

От своих девятирублевых брюк я избавился сразу же после того, как стал гордым обладателем тверских джинсов. Алла уговаривала меня оставить их «на всякий случай», но я отказался наотрез – этот гипотетический «случай» почему-то был у меня чуть ли не главным признаком совка в его худшем проявлении. В России Светлого Будущего подобные привычки оборачивались лишь удлинением пути изношенной вещи на свалки истории – их сначала убирали в дальний ящик, а потом отвозили на дачи. И лишь после этого заслуженные тряпки обретали покой.

У меня с дачами было туго, места же в квартирах всегда не хватало, так что от привычки трепетно хранить те вещи, которые я не носил с определенной регулярностью, я избавился очень быстро. Тут, конечно, имелась дача, на которой сейчас жила Елизавета Петровна, так что, возможно, те штаны стоило и оставить – на случай сельскохозяйственных работ они, в принципе, годились. Но можно было использовать и старые треники – всё равно на следующий курс надо было покупать новые. В общем, у меня не было чувства, что я совершил непоправимую ошибку.

Да и вообще я пока не знал, что делать с вещами. В этом времени люди бережно сохраняли всё – потому что всего было немного, оно ценилось выше, чем в моём будущем. У меня были другие привычки, хотя какие-то рудименты, оставшиеся с молодости, сохранялись – но их было немного, а отсутствие пиетета перед теми же шмотками совершенно не вписывалось в мир 1984 года. Я бы и из квартиры Аллы многое повыкидывал, если бы мне дали волю, но про подобное я даже спрашивать опасался – признают сумасшедшим и сдадут в дурдом. Канатчикова дача сейчас находится на пике своего могущества.

Правда, иногда меня посещали странные мысли. Во время разговора про фотоаппараты я успел придумать хитрую схему вложения в будущее – нужно было на всё имеющееся бабло накупить «Зенитов» и «Зорких», а в далеком будущем, когда они снова войдут в моду, продать их с большим плюсом. Остановила меня простая мысль – моих сбережений должно хватить штук на пятнадцать фотиков, которые следующие сорок лет придется где-то хранить, регулярно протирать от пыли и обращаться с этим добром очень бережно. В первой моей жизни эта коллекция закончилась бы где-то к концу девяностых, если не раньше. Что будет на этот раз, я не знал, а в условиях неведения заводить огромную коробку с хрупкими предметами было не очень разумно.

Впрочем, купить один фотоаппарат стоило – чтобы у Аллы не было лишнего повода наведываться к своей Ирке. Ну и так, из соображений сохранения моментов жизни – раньше я об этом не думал, а потому весь мой фотоархив обычно умещался в памяти моего действующего смартфона. Когда переезжать с модели на модель стало попроще, количество фоток увеличилось, но всё равно среди них не было ни одной из молодости. Даже из жизни со второй женой ничего не осталось – после развода она, кажется, уничтожила и свадебные снимки. Но в них, конечно, никакой ценности не было изначально.

***

– Так, Ал… мы подумали, и я решил – при первой оказии выберемся в эту фотостудию, а я постараюсь добраться до магазина с фототехникой и выберу там что-нибудь хорошее… Я что-то совсем об этом не думал… надо было вместо магнитофона фотик купить, – сказал я.

– Дима говорил, что «Зоркие» хорошие, – неуверенно сказала Алла. – На них лучшие снимки получаются… чего ты улыбаешься?

Вопрос прозвучал с обидой, но я ничего не мог с собой поделать. Спор фанатов «Кэнона» и «Никона» в моё время был одним из главных тем для интернет-срачей. В советских реалиях его тоже можно было представить, поскольку все заводы СССР, насколько я помнил, делали свои модели, опираясь на оборудование разных западных производителей. Но обычные потребители отличить одно от другого не смогли бы даже под пытками, и фактически выбирали себе фотоаппараты вот по таким советам знакомых, которые, кстати, могли совершенно не знать каких-то мелочей. Впрочем, мнению Врубеля, наверное, доверять было можно, хотя для моих задач подошла бы и «Смена 8М», которая стоила в разы дешевле и в те же разы была проще в эксплуатации. Но мне действительно хотелось чего-то продвинутого – и «Зоркий» в этом отношении был ничем не хуже «Зенита». Правда, скорее всего, я куплю то, что будет в наличии в магазине в тот момент, когда я приду. Социалистическая торговля очень редко баловала покупателей большим разнообразием ассортимента.

– Ну раз Дима говорит… – я постарался, чтобы в моем голосе не было слышно сарказма. – Мне-то всё равно, я на что угодно готов. Но тебе придется учиться пользоваться этой техникой.

– Почему мне? – удивилась Алла.

– Потому что я очень фотогеничный и готов стать моделью на всех наших снимках. А ты будешь профессиональным фотографом. Потренируешься на мне и будешь всяких кинозвезд снимать. Как тебе такое?

– Каких кинозвезд? – Алла нахмурилась. – Мне три года надо будет в школе отработать по распределению!

Возможно. А, возможно, и нет. Если у Валентина и Михаила Сергеевича ничего не получится.

– Одно другому не мешает, – заверил я её. – Организуем семейный подряд – я буду бумагами заниматься и договоры заключать, а ты на кнопки нажимать. В свободное от обучения юных оболтусов время.

Мне показалось, что Алла всерьез задумалась над этой перспективой.

Мне эта идея тоже понравилась. Хотя я точно знал, что стать крутым и модным фотографом очень непросто – нравы в артистической среде всегда были своеобразными, и вряд ли советское время как-то отличалось от капитализма в этом отношении.

Глава 15. Жертва обстоятельств

Перед самой общагой я остановился с ощущением, что мой план отдает натуральным дебилизмом. Я планировал сразу несколько визитов – мне надо было узнать, как дела у Жасыма и Дёмы, поскольку обоих не было на экзамене по истории, а Савельева со мной на посторонние темы не разговаривала; потом я хотел заскочить к Ирке, и мне надо было попасть к Стасику. Правда, сейчас я сомневался, что кто-то из этих персон окажется в общаге.

Сейчас был полдень – у Аллы как раз начиналась её консультация, которая займет примерно часа два. И все эти Стасики вместе с Ирками и Казахами тоже могли быть где угодно – сдавать экзамены или зачеты, сидеть на тех же консультациях… В общем, я проклял самого себя, что вчера не додумался погулять по деканатам и выяснить расписание, а также позвонить в общагу и попросить передать сообщение Жасыму.

Я был уверен, что Казах звонил мне в субботу с утра, как мы и договаривались, но пообщался только с длинными гудками, поскольку мы с Аллой оказались немного заняты. Что он подумал, когда ему никто не ответил? Бог весть – у Жасыма был особенный внутренний мир, хотя и не слишком обидчивый. К тому же мне нельзя было рассказывать ему про свою экскурсию в мемориальную лубянскую камеру, а толковое объяснение, чем я занимался в то время, когда у нас был намечен созвон, отсутствовало как класс. Скорее всего, мне придется соврать что-нибудь про бабушку, которая мобилизовала нас на окучивание картошки или прополку клубники, но тут можно было серьезно вляпаться в неприятные уточнения, зачем этим заниматься в начале июня. Впрочем, клубнику, кажется, пропалывают как раз в это время года.

Но по деканатам я не побегал, ничего не узнал, и уже почти добравшись до цели, мог оказаться у запертых дверей. Но я решил довести это дело до конца. Заодно по дороге заглянул в магазин и купил пару бутылок молока и пару батонов – этого хватит, чтобы подкормить голодных ребят. Ирке я ничего не купил – и именно с неё решил начать день визитов.

***

– Кто там?

Сонный голос Ирки, которым она откликнулась на мой стук в её дверь, мог что-то означать, но вообще-то в общагах ночь длилась до какого угодно времени. Когда студент просыпался, тогда у него и начиналось утро.

– Егор, друг Аллы, – сказал я и добавил: – Мы к тебе приходили недавно.

Это было давненько, с тех пор я успел немного повоевать и окончательно влезть в историю этого времени своими ручонками, но Ирка должна была меня помнить. В конце концов, именно она сдавала меня банде Родиона.

– Да, точно… сейчас…

Она открыла дверь минут через пять, но я терпеливо ждал – всё же Ирка была относительно молодой девушкой, и даже в общагах имелись определенные условности, в каком виде допустимо принимать тех или иных гостей. Ради меня она краситься не стала, но одела вполне приличный халатик и причесалась.

– Егор, привет! Ты один? – она зыркнула за мою спину – возможно, рассчитывала увидеть там Аллу.

– Один, у неё сегодня консультация, она в свою шарагу поехала. А я тут по делам был – вот и решил заглянуть, привет передать…

– Да? Спасибо! – притворно удивилась Ирка. – Зайдешь?

Тон её голоса стал чуть более блядским.

– Зайду, конечно, зря что ли шёл? – я улыбнулся, и она расцвела ещё немного, даже отставила одну ногу и призывно изогнула талию.

Всё же Ирке надо было что-то делать с привычкой отбивать парней у лучшей подруги.

Я прошел внутрь небольшой комнатки, устроился на стуле у стола, увидел лишь одну кровать и вспомнил, что хотел спросить ещё в прошлый раз, но отвлекся на херес.

– Ир, а ты одна живешь? Как от соседки избавилась?

– Она ещё на первом курсе подцепила одного парня и к нему в комнату переехала. Но прописана тут, я только кровать разобрала, у соседей в трешке лежит – вдруг вернуться решит, – объяснила она. – Чай будешь? Я ещё не завтракала…

– Нет, не хочется, спасибо. Я дома поел, – я сделал акцент на слове «дом», чтобы она чуточку поумерила аппетиты.

– А, понятно, – она действительно слегка потухла, но чайник всё же поставила. – А в общагу зачем?

– Я же тоже тут прописан, надо проверять, как идут дела на моей кровати, – сказал я. – Ну и парней проведать, они, кажется, с зачетами провалились, вдруг смогу их утешить.

– Понятно… – повторилась она. – И заодно решил передать привет подруге своей… хм… девушки?

– Невесты, – скрывать этот факт было бессмысленно, Алла всё равно его разболтает при встрече.

– Вот как… – её голос предательски дрогнул. – И когда свадьба?

– В неопределенном будущем, – улыбнулся я. – Только я тебе ничего не говорил – ни про невесту, ни про свадьбу, иначе меня прикончат. Так что когда Алла будет хвалиться, делай удивленные глаза и восхищенно ахай.

Она рассмеялась.

– Хорошо, договорились. Так чем тогда обязана?

– Да есть одно дело, про которое лучше без Аллы говорить, – я не собирался тянуть кота за хвост. – Боб и его ребята… Родион, Михаил… с четвертым ты, кажется, не пересекалась. Расскажи, как ты с ними познакомилась.

Ирка явно не ожидала этого, она заметно дернулась, словно пытаясь сбежать, но собралась и ответила почти нейтрально.

– Давно дело было… стоит ли ворошить?

– Пара недель – это не очень давно, – жестко ответил я. – Впрочем, теперь всё действительно в прошлом. Боб в армии, Родиона посадят в тюрьму, а что будет с остальными – плевать. Как Боб дембельнется, наверное, придется и с ним что-то делать, но, думаю, я справлюсь. Так что рассказывай, не бойся. Я почти всё знаю, мне твоей версии не хватает для полного счастья.

***

Ломаться Ирка не стала и выдала, кажется, всё, что знала и помнила. Впрочем, этого «всего» набралось не слишком много. По её словам, они с Аллой просто разговорились на каком-то сейшене, но ни одна из них продолжать это случайное знакомство не собиралась. Но спустя пару дней её отловил Боб, который в ультимативной форме сообщил, что и как она будет делать, если не хочет неприятностей. Ирка особо не сопротивлялась – она тогда была на втором курсе, на тот концерт попала случайно и на повторение не надеялась, а постоянный доступ к модным вечеринкам и заграничным шмоткам поднимал её акции среди общагской публики почти до небес. Ну а то, что взамен надо было стучать на какую-то там девку – она считала это приемлемой платой за получаемые блага.

В реальности всё оказалось не слишком прикольно, но я подозревал, что в этом была виновата сама Ирка, которой не хватило мозгов провернуть более выгодную комбинацию. Но кое-что ей перепадало, к тому же она обзавелась хорошей подругой – для меня стало открытием, что Ирка ценила Аллу и почти ей не завидовала. Впрочем, нет смысла завидовать человеку, за которым в буквальном смысле охотится банда подонков. Но и Ирка жила в страхе, что когда-то ошибется, сделает что-то не так – и её, как обещал Боб, изнасилуют в особо извращенной форме. Боли она боялась больше всего.

Во время этого рассказа моя злость на Ирку как-то незаметно испарилась. Она тоже попала как кур в ощип, не имея возможности или воли сопротивляться давлению той милой компании. Но ожидать от неё борьбы со злом, наверное, и не стоило – раз уж те парни, которые знакомились с Аллой, сбегали после единичных угроз от Боба или Родиона, то этой девице сам бог велел плыть по течению. В общем, виновата в сложившейся ситуации была только та сторона, все остальные, похоже, оказались жертвами.

Но оставался один момент, который мне надо было обговорить.

– Ир, вы с Аллой можете дружить и дальше, я ей ни слова не скажу о том, что ты делала, так что с моей стороны подлянки можешь не ждать, – пообещал я. – Сейчас те ребята тебя беспокоить не будут… шмоток, думаю, тоже не будет, но ты, надеюсь, переживешь… да?

– Переживу, конечно, – она шмыгнула носом. – А потом что?

– Ну… есть очень большой шанс, что Боб, вернувшись из армии, начнет искать виноватых в том, что его великий план не сработал. Своих приятелей – из тех, что остались на свободе – он вряд ли будет трогать, а вот мы с тобой…и Алла ещё… за себя я почти уверен – справлюсь. А вот за вас у меня такой уверенности нет. Он осенью вроде вернется, но точной даты нет.

Кажется, Ирку проняло.

– И… и что делать?

– Можно пока ничего, – я пожал плечами. – Настанет осень, тогда и думать будем. Или можешь куда-нибудь перевестись… если они знают, где ты живешь. Знают же? – она кивнула. – Ну вот. Хотя бы на другой факультет, чтобы в тот же «крест» переехать, а там пусть ищут, если им наши бабушки на вахте позволят. Или вообще в другой институт, если у тебя нет особых чувств к нашим заборам.

– Там курс терять, скорее всего, – с сомнением сказала Ирка.

– Я ты куда-то торопишься? – улыбнулся я. – Или тебе на родину надо возвращаться? Ты откуда родом?

– Из Новокузнецка… нет, не хочу туда.

Я и так знал, что она хочет остаться в Москве, но не каждой девочке удается это сделать.

– Ну вот, сама ответила. Получишь ещё год на обустройство в столице… или… – я задумался, но решил, что хуже уже не будет. – Или забей на своих москвичей, они тебя замуж никогда не возьмут, а если возьмут, то лучше бы не брали. Хватай любого парня из нашей общаги, женитесь, детей заводите. Уж поверь, потом у вас всё будет в шоколаде.

– С чего бы? – с подозрением спросила она. – Мне тот мальчик такие слова говорил, что прямо…

– Слова, он, наверное, знает, но вспомни, что на дачу тебя не пригласили, – напомнил я. – А всё потому, что у московских мальчиков обязательно есть московские мамы. И им девушка из провинции в качестве снохи нахрен не упала. Шансы есть, но искать придется долго. А любой провинциал, который сумел поступить в московский вуз, в разы самостоятельнее любого москвича. Вот тебе и будет крепкое мужское плечо, которое ты так ищешь.

– А у тебя не крепкое мужское плечо? – она чуточку успокоилась и снова стала способна на заигрывания.

– Крепкое, – кивнул я. – Но мне уже есть, кому его подставить. Кстати, про плечи. А что случилось с Аллой в ту ночь, после которой я обнаружил её на кухне нашего этажа в маловменяемом состоянии?

***

От Ирки я ушел с чувством выполненного долга. Про ту ночь она не рассказала почти ничего – выпили, потом выпили ещё, потом пришли знакомые, с которыми тоже выпили. В какой-то момент она отрубилась, а когда проснулась, Аллы в комнате не обнаружила, зато обнаружила её вещи – та зачем-то переоделась в один из Иркиных нарядов и пропала. Поиски на этаже ничего не дали, никто из соседей девушку в синем халатике не видел, что немудрено – к тому времени Алла мирно дрыхла у нас в комнате, избавившись от избытка принятых за ночь отравляющих веществ. В общем, заговора по её устранению не было, была простая неумеренность и злоупотребление алкогольными напитками разной крепости.

Конечно, это не отменяет пункт «оставления в опасности», но я сомневался, что какой-либо суд сочтет вину Ирки доказанной – она и сама могла не пережить знакомства с таким количеством водки и вина, хотя и была чуть старше Аллы. По моему скромному мнению, женщинам вообще не стоит пить – и уж тем более не стоит напиваться.

А вот со своими соседями я промахнулся – в нашей комнате никого не было. Татары тоже где-то гуляли, так что я просто посидел немного на своей кровати, пытаясь понять, какие чувства она у меня вызывает, понял, что никакой ностальгией тут и не пахнет, оставил в холодильнике бутылку молока и батон – и покинул эту грустное место.

Мне ещё нужен был Стас.

***

С этим любителем всего взрывоопасного я хотел провернуть операцию по возвращению его с небес на землю. Вернее, хотел наставить его на путь праведный, поскольку его судьба была мне небезразлична – в отличие, например, от судьбы Дёмы и, в какой-то мере, от судьбы Казаха. У Жасыма, как я знал точно, на плечах имелась собственная голова, которой он неплохо соображал, и учить его полезным с моей точки зрения навыкам – только портить. Собственно, даже к пока не начатому бизнесу на декодерах я привлекал его исключительно по старой памяти – тот же Стас мог справиться с этим гораздо лучше, поскольку общение с взрывчаткой научило его кропотливости и терпению, которые так необходимы при качественном паянии.

С другой стороны, я мог бы убедить Казаха не уезжать в независимый Казахстан, но до этого ещё много лет, даже если события пойдут по тому пути, что и в моей первой жизни. А вот Стасу в буквальном смысле оставалось немного – уже на втором курсе как-то повлиять на его увлечение пиротехникой не получится, но пока что есть шанс занять его чем-нибудь более безопасным с точки зрения общества.

Вот только Стаса тоже в общаге не оказалось.

***

– Он в больницу попал, – просветил меня его сосед. – Подрался с кем-то, его хорошо так приложили.

– А с кем? – удивился я.

Я был уверен, что про такое событие Стас обязательно мне сказал бы, но в первой жизни я ничего про больничные приключения от него не слышал. У меня появилось нехорошее предчувствие, что в этом как-то виновато моё вмешательство в исторические события – не в те, конечно, которые определяют судьбы государств и народов, а в те, которые касаются отдельных граждан.

Номер больницы сосед знал, но вот точными знаниями о самом происшествии – нет. К нему приходил участковый, который весьма формально провел стандартный опрос – его интересовало, были ли у Стаса конфликты с кем-либо. Но он удовлетворился отрицательными ответами, которые его, очевидно, устраивали, позволяя списать драку как разборки на почве внезапно возникшей неприязни. У следователей, правда, появится ещё один «висяк», но если и Стас не признается, кто его избил, то дело отправят в долгий ящик, а потом вообще закроют за отсутствием подозреваемых и истечением какого-нибудь срока давности.