Текст книги "Третий лишний (СИ)"
Автор книги: Игорь Черемис
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Чернобыль вызвал средний интерес, хотя я как мог нагонял жути про страшную Зону, которая захватила огромные территории трех союзных республик и нескольких областей. Пытался протолкнуть идею про сталкеров, которые ищут там всякие ништяки, но Валентин читал Стругацких и фильм Тарковского тоже смотрел. Хотя то, что я не знаю точной причины аварии, их явно огорчило, но тут я ничем не мог помочь, хотя и вспомнил про «эксперимент» и «выбег реактора», а заодно фамилию Легасова, который по счастливой случайности был главным героем неплохого американского сериала. Но пришлось уточнять, что к аварии этот академик отношения не имел, хотя потом очень хорошо поборолся с её последствиями; заодно я озвучил – а Валентин записал – мысль о том, что он может и предотвратить то, что должно было случиться, если ему дать определенные полномочия.
Ещё мне понравилось, что мои собеседники не забегали вперед. Мы препарировали мою память последовательно, год за годом, и успели дойти лишь до девяностого, когда Михаил Сергеевич объявил, что на сегодня вечер воспоминаний следует завершить. Впрочем, услышали они явно больше того, что я им рассказывал.
– Егор, последний вопрос, – сказал старик. – Когда вы… мы отошли от социалистического пути? Когда решили не строить коммунизм, а вернуться к капитализму?
Я выматерился про себя, но вслух лишь вздохнул.
– Не знаю, Михаил Сергеевич, – признался я. – Формально и официально – в 1991-м, а неформально… наверное, в 1987-м, когда разрешили кооперативы. После этого уже обратно было не вернуться, – я немного помолчал. – Хотя китайцы как-то справились… они и там, в будущем, коммунистами остались. Правда, не уверен, что они именно коммунизм строят, но называют себя именно так. И компартия у них… У нас, конечно, тоже есть, но над ней больше смеются. А вот над китайцами не посмеешься.
– Значит, семь лет. Или даже три года в самом плохом случае, – старик задумался. – Быстро… мало что успеть можно.
– Зависит от целей, – осторожно сказал я. – Если цель – сесть на деньги, забрать под себя какую-нибудь доходную отрасль, то, думаю, времени достаточно. Если предотвратить, то да, можно и не успеть. Но можно отсрочить, чтобы получить больше времени.
– И как же?
– Убрать Горбачева… – я посмотрел на их лица и быстро поправился: – Не физически устранить, не смотрите на меня так. Просто убрать из Политбюро, чтобы он Генсеком не смог бы стать.
В принципе, я был уверен, что Горбачев заслуживает четвертования на Болотной площади.
– Хех… физически, как ты выразился, устранить несравненно легче, – Валентин поморщился. – В Политбюро сейчас четырнадцать человек, и большинство из них должны проголосовать за то, чтобы вывести кого-то из состава. А потом вынести на Пленум ЦК. Прецеденты были, но это не тот случай. Ты себе вообще представляешь этот процесс?
Я смутно помнил историю с Ельциным, который вылетел не только из Политбюро, но и из кресла первого секретаря московского горкома, но решил в этом не признаваться. Про Ельцина мы пока говорили только вскользь, и мне не хотелось углубляться в первого российского президента.
– Не представляю, – честно признался я. – Где я и где Политбюро, мы на разных планетах обитаем.
– Не на разных, но мы тебя поняли, – кивнул старик. – Значит, ты считаешь, что это единственный путь… И кто же, по твоему мнению, должен занять должность Генерального секретаря?
Он посмотрел на меня так, что только законченный дебил не понял бы, что это ловушка.
– Понятия не имею. Я знаю только один вариант истории, другой мне посмотреть не дали. Возможно, вы покажете.
– Что, ваши историки не изучали, кто мог бы сохранить прежний курс?
– Могли и наверняка изучали, только я эти их работы не читал, – я не дал сбить себя с толку, но потом подумал – и решил быть чуточку более откровенным: – Я тут недавно в библиотеке изучал состав этого Политбюро. И, мне кажется, никто оттуда ничего не сможет сделать.
– Почему это? – кажется, мне удалось удивить старика.
– Большинство слишком старые, им уже ничего не интересно, жила бы страна родная… – продекламировал я.
– Возможно. А остальные?
– А остальные слишком нетерпеливые и некомпетентные.
– Это… хм… серьезное обвинение. Поясни, – потребовал Михаил Сергеевич.
– Да это не обвинение, – отмахнулся я. – Вот на примере того же Горбачева. Военное детство, потом учеба в школе, летом подрабатывал. Поступил в МГУ, на юрфак, кстати, – старик кивнул – видимо, знал эту деталь биографии будущего Генсека. – По специальности не работал, сразу пошел по комсомольской, а потом и по партийной линии. Занимался, если я не ошибаюсь, пропагандой и агитацией. Не знаю, много или мало он напропагандировал и наагитировал, но эти штуки – вещи в себе, учету и контролю не поддаются. Вернее, поддаются, но в неких абстрактных, оторванных от реальной жизни единицах. То есть решительно нельзя понять, хорошо или плохо работал товарищ Горбачев на своих должностях. В моё время ходили слухи, что его тянул кто-то из Москвы – мол, и в МГУ без экзаменов пристроили, и потом чуть ли не в КГБ пытались затащить, да Семичастный рогом уперся. Ну а про потом вы, наверное, лучше меня всё знаете. Много Горбачев наработал, когда руководил Ставропольским краем или был секретарем ЦК по сельскому хозяйству? Есть у него достижения?
Повисло недолгое молчание.
– Он внедрил новый метод уборки урожая… – Валентин потер лоб и пояснил, заметив наши взгляды: – Я в «Правде» читал. Продовольственная программа
– Отменили уже тот метод, – отрезал Михаил Сергеевич. – Как разовый эксперимент он был хорош, но постоянно его применять оказалось нельзя. Программа… Да, есть такая – и всё. Ты хорошие вопросы ставишь, Егор. Я посмотрю документы, подумаю. А кто в Москве его тянул? Об этом у вас не говорили?
– Однозначно – нет, думаю, даже если и было что-то подобное, то всё наглухо засекречено. Чаще всего Андропова называли… ещё, кажется, Суслова и Громыко.
Мои собеседники переглянулись.
– Андрей Андреевич жив… – пробормотал Валентин.
Мне показалось, что он не смог заставить себя произнести слово «пока» – но и не исключал, что мне просто померещилось.
– Жив, чего бы ему не жить, – кивнул старик. – Он мне ровесник.
Они оба посмотрели на меня, словно надеясь, что я им немедленно сообщу, когда умрет Громыко. Но я этого просто не помнил. До генсекства Горбачева тот точно дожил, это я знал безо всякой википедии, а вот что было с многолетним министром иностранных дел и «Мистером Нет» дальше – вылетело из памяти.
Я покачал головой.
– Не помню. Несколько лет точно.
– Что ж… – Михаил Сергеевич встал. – Тогда на сегодня всё. В следующий раз встретимся… пока не будем загадывать, тебе Валентин позвонит и пригласит. Егор, ты самостоятельно доберешься? Нам нужно посекретничать.
– Доберусь, конечно, – ответил я.
Чай, не маленький. Я изначально не рассчитывал, что меня ещё и обратно отвезут, как высокопоставленного чиновника. Или как секретаря райкома – кажется, это им по должности уже полагался «ГАЗ-3102», пусть и не в специальном исполнении.
***
Провожать меня вышел Валентин, но он остановился прямо на крыльце, достал своё «Мальборо» и закурил, жестом предложив мне сделать то же самое. Я повиновался, хотя мои «Ту-134» выглядели слишком плебейски по сравнению с продукцией западной табачной промышленности. Но тратить на сигареты больше определенной суммы я не хотел, да и никакого «мальборо» в свободной продаже тут не имелось, это была роскошь, доступная только избранным. Я подозревал, что такой демонстрацией своих возможностей Валентин чего-то добивается, но его цели были скрыты от меня туманом войны. Всё же я знал его не слишком хорошо.
– И как там, в будущем? – спросил он.
Такой вопрос мне уже сегодня задавали, но Валентин имел в виду совсем иное.
– По-разному, – я пожал плечами. – В чем-то лучше, в чем-то хуже. Но точно беспокойнее.
– Почему? – он смотрел в сторону своей машины, но, кажется, не на неё, а на кусок неба, который виднелся между высоких тополей.
– Есть такая китайская поговорка… даже проклятие – чтоб тебе жить в интересные времена. Вот те времена, в которые мне выдалось жить, точно были интересными. Но не спокойными.
– Покой нам и так только снится, – напомнил Валентин расхожую фразу. – Знаешь, откуда это выражение? – я помотал головой: – Блок написал. Про другое время, про другие войны, про других людей, но нам она тоже подходит.
– Вам по должности нужно беспокоиться, – ответил я. – А обычным людям нужна обычная жизнь. Без потрясений, переворотов, войн и, желательно, с полным холодильником. Ещё можно кино какое-нибудь, концерт любимого музыканта, книжку хорошую, с приключениями и любовью. Чтобы детей было во что одеть и чем накормить, чтобы были детские сады и школы. Всё остальное опционально… необязательно. А мы… я из своих шестидесяти половину… даже больше… прожил в интересные времена, и могу однозначно сказать, что мне они не нравятся. Думаю, многие мои соотечественники променяют свою интересную жизнь даже на ваш застой.
– Застой? Что за «наш застой»? – насторожился он.
– Так время, когда Брежнев правил, назвали… ну, вернее, не только это время, но и андроповское. Да и сейчас этот застой тоже продолжается.
– Но почему?! – не выдержал Валентин. – С чего так назвали-то? Какой сейчас застой?
Я покатал в уме возможные ответы.
– Да неважно, – отмахнулся я. – Это чуть позже, я же рассказывал про перестройку, ускорение и гласность. Вот по сравнению с ними это время – застой. В принципе, логично – если хочешь что-то начать перестраивать, назови старый вариант как-нибудь неприятно, чтобы людям было легче смириться с переменами. Сталинский террор, хрущевская оттепель, брежневский застой…
– Блять! – он всё-таки выругался. – Вы там, в будущем, совсем с глузду съехали?
– Не «вы», а мы, – отрезал я. – Это всё будет через год-два, так что у нас есть хороший шанс поучаствовать. Как Горбачева сделают Генсеком, так всё и начнется. Валентин…
– Да? – он ещё не отошел и ответил слегка резковато.
– Вы с Михаилом Сергеевичем сможете всё исправить?
Этот вопрос дался мне нелегко, но я понял, что действительно хочу знать ответ. Если уровень Политбюро для этих двоих недосягаем, то мне надо начинать активно готовиться к рыночным отношениям. Пока что я был слишком далеко от них, барахтался в текучке и занимался всякой ерундой. Мне же хотелось провести наши девяностые с большим комфортом, чем в первый раз.
Валентин ответил не сразу. Он снова долго смотрел сквозь деревья на синее небо, курил и как-то задумчиво выдыхал дым.
– Это сложная задача, – наконец сказал он. – Я не могу дать гарантии, что всё получится, но могу дать слово, что мы сделаем всё возможное. Сейчас главное – понять, что нужно делать. Времени действительно слишком мало, конечно…
Я мысленно перекрестился и пообещал себе, что отправлюсь на радиорынок сразу же, как только разделаюсь с зачетами. Готовиться к временам свободной торговли, находясь в армии, было бы неудобно. Хотя я знал ребят, которым армейская форма ничуть не мешала.
– Понял, не дурак… – пробормотал я, но Валентин меня, кажется, не услышал.
– Егор, я должен задать этот вопрос, – сказал он, понизив голос почти до предела. – Про себя не спрашиваю… понимаю, что ты вряд ли знаешь. Но… сколько лет отмерено Михал Сергеичу?
Я подумал, что это хороший повод рассказать про нехорошую судьбу двух управделами ЦК.
– Не знаю, честно, – для убедительности я помотал головой. – До знакомства с ним я ни разу его фамилию не встречал… или встречал, но напрочь забыл. Для меня в будущем он был бы одним из многих советских чиновников. Так-то я даже год смерти Горбачева путаю – то ли двадцать первый, то ли двадцать второй. Скорее всего, двадцать второй, они тогда кучно пошли.
– Они?
– Ну те, кто Союз разваливал. Бурбулис, Шушкевич, Кравчук. Ну и Горбачев тоже.
– Бурбулис от России подписывал? – как бы между прочим уточнил Валентин.
– Нет, он был советником Ельцина, тот подписывал, но он раньше помер, ещё в нулевые. Ельцин сейчас первый секретарь в Свердловске, вот и Бурбулис тоже где-то там обитает, но вроде бы обычным профессором в каком-то институте. [2] Но их таких… как там у вас в ведомстве говорится? Всех не перевешаете? – я слегка кривовато усмехнулся.
– Понятненько… – Валентин достал новую сигарету, но прикуривать не торопился.
– Сомневаюсь, что вам понятно, – зачем-то сказал я. – Следующие несколько лет у нас были… будут? Не знаю, как правильно, но бог с ним. В общем, времена будут не просто интересными, а очень интересными. Грубо говоря, сейчас тот же Ельцин – преданный коммунист, который изо всех сил работает на благо партии и народа во вверенной ему области. А через пять-десять лет это уже видный деятель капиталистического труда. И ведь не скажешь, что он кого-то предал. Просто времена изменились, и он изменился вместе с ними. Были же после Гражданской всякие военспецы, которые царю присягали, а потом большевикам служили не за страх, а за совесть?
– Да, пожалуй, бывает и не такое, – согласился Валентин. – Ладно, подумаем. Уж поверь, определенные возможности у нас есть. Может, что и сможем. Ну а нет…
– На нет и суда нет, – откликнулся я. – Простите, но я пойду. Мне ещё с Аллой мириться. Она на меня обиделась.
Валентин посмотрел на меня с некоторым недоумением, но кивнул – и махнул рукой в сторону калитки.
– Иди. Потом ещё поговорим.
В этом я нисколько не сомневался.
[1] Чемпионство ленинградского «Зенита» в 1984 году действительно было неожиданным – тогда в фаворитах ходили Динамо (Киев) (чемпион 1980, 1981), Спартак (Москва) и «Днепр» (чемпион 1983), – хотя и относительно закономерным для специалистов. Ко времени действия этой главы (начало июня 1984 года) «Зенит» был в тройке лидеров чемпионата. До конца июня у команды был спад, зато потом они выдали серьезную победную серию – и в ноябре стали чемпионами. Ходили упорные слухи, что всё это случилось благодаря товарищу Романову, который очень хотел собственных чемпионов и не жалел для этого денег, но я уверен, что это вранье.
[2] Геннадий Бурбулис до перестройки был завкафедрой некой конторы неясного назначения под названием Всесоюзный институт повышения квалификации специалистов Министерства цветной металлургии СССР в Свердловске. Впрочем, для видных деятелей перестройки и независимой России это, скорее, правило. Чубайс тогда был доцентом Ленинградского инженерно-экономического института, а Егор Гайдар работал в шарашке под названием «Всесоюзный НИИ системных исследований» – вместе с Петром Авеном, Олегом Ананьиным и Станиславом Шаталиным. В общем, те ещё специалисты.
Глава 6. Романтиком больше
До станции метро я добрался быстро, но там притормозил на перекур и осмысление своих дальнейших действий. Дома меня ждала злая Алла – вернее, я очень надеялся, что она ждала и что делала это дома, а не у Ирки, – и мне как-то надо было налаживать с ней отношения. Тем более что я сам был виноват в том, что у неё испортилось настроение.
«Сокол» сейчас был центром районной или даже городской торговли – различные магазины, магазинчики и гастрономы оккупировали первые этажи сталинских домов и привлекали толпы народу, хотя был уже вечер, и скоро все эти заведения начнут закрываться одно за другим. Эта Москва по ночам спокойно спала, не зная другой жизни и, пожалуй, не особо её желая.
Мой взгляд упал на вывеску «Звукозаписи»; она была очень скромной по сравнению с висящей рядом «Рыбой», но в эту контору был отдельный вход с дверью со стеклянным окном. Я подошел поближе, убедился, что внутри никого из клиентов нет – и вошел в небольшое помещение, в котором было окошко в другое помещение, побольше. За окошком скучал молодой мужчина в джинсовой «вареной» курточке и с начесанными волосами, по которым какой-то мастер аккуратно прошелся перекисью. Он явно читал – что-то, спрятанное под прилавком, вне поля зрения потенциальных покупателей.
– Привет, – сказал я, чтобы привлечь его внимание.
– Привет, – недовольно буркнул он и поднял на меня взгляд. – Чего желаете?
– А что можете предложить?
– Можно музыкальное поздравление сделать, на гибкой пластинке. Есть большой выбор музыки на магнитофонных кассетах и бобинах, – заученно пробубнил он. – Прейскурант – вон там.
– А что-то по моему выбору записать? – я чуть понизил голос.
Он быстро оглянулся по сторонам.
– А что интересует?
– Западный рок. «Слейд», «Ти-Рекс»… такого типа.
– Глэм-рок, – определил парень. – Сейчас, подожди.
Он нырнул куда-то под прилавок, пошумел там и вынырнул с большой общей тетрадкой. Полистал её, нашёл нужную страницу и положил тетрадь на прилавок.
Это был написанный аккуратным крупным почерком список групп и названия их альбомов; среди них были и те команды, что я назвал. Я не был большим любителем именно «Слейда», у «Ти-Рекса» меня вдохновляли вообще две песни, но спрашивать про них было безопасно – одни, кажется, ещё трепыхались, а другие давно закончились по причине смерти солиста. Про остальных западных музыкантов я такой уверенности не испытывал, хотя большинство рок-классики к этому году уже было спето и даже забыто.
Я перелистнул пару страниц. В принципе, выбор был не слишком богатый, но это было легко объяснимо. Пластинки в Союз попадали странными и не всегда прямыми путями; насколько я помнил, имелись какие-то налаженные каналы распространения записей с них – у одного я стоял прямо сейчас, – но всё зависело от вкусов и предпочтений конкретного дилера, как назвали бы этого паренька в моем будущем. Например, этот паренёк вроде бы ценил битлов – в списке были все альбомы великих британцев, но упор был на хард-рок. Я подумал, что тут можно будет выгодно сдать доставшуюся мне в качестве трофея пластинку «Back in Black» металлической группы AC/DC. Вряд ли Лёха вернется за своим добром… хотя и этого исключать нельзя.
– И сколько будет стоить записать пару кассет? – спросил я.
– По червонцу, если на фирменную. Но есть «свема», за неё восемь. На бобину если – пятерка.
Я снова уставился в список и задумался.
***
В моей памяти причудливо смешались смутные воспоминания про магазинчики звукозаписи из разных лет застоя, перестройки и начала девяностых. В бытность студентом я никогда ими не интересовался, поскольку не имел магнитофона. Много позже, когда у меня дома появился музыкальный комбайн от «Панасоника», а в машине – относительно современная магнитола, кассеты продавались буквально везде и относительно недорого, причем и с записями, и без. Иногда я брал у приятелей и знакомых новомодные компакт-диски и переписывал себе то, что понравилось, но чаще пользовался готовой продукцией, считая их чем-то вроде расходного материала. Затирались они при интенсивном использовании быстро, возни с ними была прорва, но вождение под музыку компенсировало эти неудобства. Да и клиенты той поры были не так разборчивы, хотя кто-то и просил включить радио – правда, моя магнитола была не настолько продвинутой, принимала только УКВ, а вот новомодное FM ловить отказывалось.
Эти воспоминания навели меня на мысль про ещё одну возможность заработать, которая сейчас была просто неактуальной. Появление радиостанций в FM-диапазоне в Москве случилось лишь в девяностые, в этом году там царила пустота и запустение, и дешевые радиоприемники на небольшой, сантиметров пять в поперечнике, плате, которые можно было подключить, например, к магнитофону, были бы никому не нужны. Собирать УКВ было бессмысленно – этого добра в магазинах была прорва, причем в заводском исполнении. Правда, я не понимал, что народ там сейчас случаешь – радио «Маяк»? В общем, идею с радиоприемниками я отложил в долгий ящик до лучших времен и сосредоточился на делах насущных.
А дела эти обстояли так – в обычной «Звукозаписи», в насквозь советском 1984-м, можно было просто попросить и получил кассеты с кучей альбомов отечественных и западных исполнителей. Разумеется, за деньги – бесплатно никто ничего записывать не будет. Деньги, кстати, не самые маленькие, учитывая то, что на червонец наш брат студент обычно жил неделю, ни в чем себе не отказывая. Но у меня имелось некоторое количество бабла, с которым я готов был расстаться, и я начал всерьез обдумывать, стоит ли оно того или ну его нахер. Кроме того, я не представлял, что из представленного репертуара способно меня заинтересовать.
Осенило меня, как это обычно бывает, внезапно – мне нужно было выбирать не на свой вкус, а на вкус Аллы. Это был бы идеальный подарок для этого времени и для этих обстоятельств, который способен загладить любую вину. Проблема была в том, что я смутно представлял, что нравилось моей девушке. То, что она ходила на разные сейшены и слушала советский рок, не значило ничего – особого выбора не было. Не исключено, что с таким же энтузиазмом она будет отплясывать на концертах… я напрягся, чтобы вспомнить, кто из западных музыкантов приезжал в СССР в конце восьмидесятых. У нас точно побывали Билли Джоэл и Андриано Челентано, были ещё какие-то итальянцы из Сан-Ремо, в каком-то году студенты ломились на вполне хардовый Uriah Heep, а чуть позже – и на заслуженных монстров из Pink Floyd. И любой из этих музыкантов мог понравиться Алле.
Я полистал тетрадку. Челентано в списке имелся, причем с пометкой «лучшее». Но потом мой взгляд упал на Bee Gees, и я понял, что нужно брать, пока дают. Мне лично творчество этой группы не особенно заходило, и даже культовая вроде вещь «Stayin' Alive» вызывала оскомину – настолько она была заезжена и затерта до дыр. Но здесь и сейчас да ещё и для молодой девушки диско вполне подходило. Я ещё полистал тетрадку – ABBA тут тоже имелась, как и Boney M.
– Би Джис, Аббу и Бони М, сборники, – сказал я продавцу, возвращая ему тетрадку. – А из «Кино» что-то есть?
– «45», – не задумываясь ответил он. – Но… не советую.
– Почему?
– По сравнению с тем, что ты выбрал, наши будут звучать не слишком удачно. Лучше на их концерт попасть, если подходы есть, – последнюю фразу он сказал с таким намеком, что ежу было понятно – подход у него имеется.
Но и мы были не лыком шиты – у нас имелся Дима Врубель. Пусть не у меня, а у Аллы, но это тонкости, которые никого не интересуют.
– Учту, – улыбнулся я. – Тогда «Кино» не надо.
– Фирму или «Свему»?
Слово «фирму» он произносил с ударением на «у», и получалось забавно. Я снова задумался.
– А тут поблизости кассетник есть где купить сейчас? – уточнил я, посмотрев на часы.
Полшестого, время ещё есть.
– За углом, большой магазин электроники. Им вчера «Романтиков» привезли, в обед ещё не распродали. Сейчас не знаю.
– Что ж… – я почесал затылок. – Понадеемся на удачу. Давай на «фирмЕ».
***
Удача была на моей стороне. Магазин за углом ещё работал, а «Романтики» марки «М-306» имелись в наличии. Усталая продавщица достаточно быстро оформила мне покупку, причем она заметно оживилась, когда я не стал просить рассрочку. Стоило это чудо советской техники 180 рублей – почти всё, что у меня оставалось после того, как большую часть своих денег я вложил в бабушкину шкатулку, – но, насколько я помнил, агрегат был достаточно надежным – при соответствующем уходе, разумеется. Но ухаживать за подобными штуками я когда-то умел хорошо и надеялся, что сумею оживить нужные навыки.
Так что на Новоалексеевскую я приехал с покупками. Меня подмывало опробовать своё приобретение ещё в метро, поставив попутчикам хоть и «Stayin' Alive», но я не стал искушать судьбу. Сейчас – да и в мои времена тоже – подобный поступок был слишком явным вызовом обществу, который бдительные милиционеры наверняка постарались бы прекратить. Снова разбираться с местными правоохранительными органами мне не хотелось.
Алла была дома, и настроение у неё было очень отрицательным. Елизавета Петровна, с которой я столкнулся в коридоре, заговорщицки прошептала, что её внучка разбила две тарелки, пока пыталась пообедать, и это очень нехороший знак. Но на её вопрос, не знаю ли я, что случилось, я соврал, что понятия не имею. Хотя точно знал, что произошло.
Аллу я нашел в комнате. Она стояла у стола и раскладывала стопку учебников и тетрадей по отдельным кучкам. Судя по всему, её мысли были далеки от этого процесса, потому что уже при мне она на секунду остановилась, снова сгребла всё в одну стопку и опять начала разбирать.
– Алла, смотри, что я купил! – я был сама жизнерадостность.
Она повернулась ко мне, но даже не улыбнулась. Я был уверен, что она слышала, как я вошел в квартиру и шептался с бабушкой. Но, похоже, четыре часа наедине с собой взрастили её обиду до космических высот.
Алла посмотрела на коробку в моих руках.
– Что это? – спросила она тусклым голосом.
– Магнитофон, кассетный, на батарейках, – тоном жизнерадостного дебила объявил я. – Я и кассеты купил, тебе понравится.
– Да?
– Точно!
Я подошел к столу, решительно отодвинул в сторону её учебники, открыл коробку и достал «Романтик». Воткнул шнур в разъем, а вилку – в свободную розетку на стене, вставил кассету с Bee Gees и нажал кнопку воспроизведения. Комнату заполнил хорошо знакомый мне классический медляк «How Deep Is Your Love» – почему-то сборник начинался именно с неё. Головка у магнитофона была новенькой и незаезженной, кассета – золотой «Maxell XLII», и запись была нормальной. Так что звук был приятный и чистый. Жаль, что у «Романтиков» это ненадолго.
Я повернулся к Алле и протянул ей руку.
– Позвольте пригласить вас на танец? – я посмотрел ей прямо в глаза.
Она хотела что-то сказать, но я просто шагнул вперед, обнял её за талию и медленно закружил. В комнате было светло, никакого интима не предполагалось, но мы топтались вплотную друг к другу, я уткнулся носом в макушку Аллы и чувствовал приятный запах её волос. Правда, мне было щекотно.
– Рассказывай, чем я тебя обидел, – тихо сказал я, склонившись к её уху.
– Ничем, – буркнула она.
– Не обманывай меня, девочка, – прошептал я. – Я же не слепой. И ты обещала, что будешь всегда говорить со мной честно.
Ничего подобного Алла не обещала, но вряд ли она сейчас способна вспомнить это.
Я почувствовал, как она засопела мне в плечо.
– Ты на неё смотрел! – наконец выдала она.
– На кого? – уточнил я.
Я прекрасно знал, что она имеет в виду, но мне нужно было, чтобы она выговорилась.
– На ту девушку, которая пришла с подругами позже всех. Ты на экран почти не обращал внимания…
– Вообще-то обращал. Смотрел не отрываясь, – перебил я её, чтобы увести разговор в нужную сторону.
– Ты даже не сможешь пересказать, о чем фильм…
– Сирота, которого в детстве взяли в рабство, вырос в могучего Шварценеггера, научился обращаться с мечом и отправился мстить темному волшебнику, который убил его родителей. С помощью случайных друзей он нашел своего врага и снёс ему голову так, как тот когда-то убил его мать. Я ничего не пропустил?
В своем далеком будущем я читал какую-то глубокомысленную статью, в которой сравнивались культовые хиты, которые покоряли зрителей в конце XX века. Автор этого исследования продвигал нехитрую мысль, что главный герой должен быть сиротой, пережить в детстве издевательства, а потом обзавестись друзьями и победить всех врагов – это обязательные составляющие, необходимые для того, чтобы добиться того успеха, о котором мечтает любой писатель или режиссер. В качестве примера приводились «Звездные войны», «Гарри Поттер», «Властелин колец» – этот с оговорками – и да, «Конан». Поэтому я просто пересказал Алле условный и упрощенный донельзя типовой сюжет сказки, в котором действительно можно было опознать фабулу приключений Люка Скайуокера или Гарри Поттера. Ну и киммерийца Конана, разумеется.
– Н-нет, – голос Аллы немного дрогнул. Она резко подняла голову: – Но я видела, что ты смотрел не на экран! Как ты мог всё увидеть? Может, ты ещё и имя главного злодея запомнил?
– Тоже мне, бином Ньютона, – я улыбнулся. – Тулса Дум. Его, кстати, играет тот актер, который Дарт Вейдера в «Звездных войнах» озвучивал. А сценарий…
Я запнулся, поскольку совершенно не помнил, известен в этом времени Оливер Стоун или же он ещё не снял свои лучшие фильмы и поэтому всего лишь пишет сценарии к второсортным фэнтези-боевикам. Но мне опять помогли Bee Gees. Медленная песня закончилась, началось что-то мне незнакомое и бодрое, я выключил магнитофон и увел Аллу на диван. Мы сели, я обнял её одной рукой за плечи и продолжил:
– Сценарий, говорю, основан на очень популярной книге… ну, у них там популярной. У нас её не переводили, я не читал… собственно, там сотня книг или около того, им лет пятьдесят…
Меня потянуло что-то сказать про вторую часть, но и тут я мог попасть пальцем в небо – «Конан-разрушитель», кажется, ещё не вышел даже на Западе, не говоря уже про наших доморощенных пиратов. [1]
Алла растерянно посмотрела на меня, и я хорошо понимал её состояние. Она уже убедила себя, что мне понравилась другая девушка, она сложила в голове некую логичную картину того, что видела в импровизированном кинозале у Снежаны – а я парой предложений взял и всё разрушил. Обвинять меня вроде бы теперь не в чем, фильм я пересказал, злодея поименовал, да ещё и пару подробностей выдал, о которых она точно не знала.
– Но…
– Никаких «но», Ал. В принципе, ты права… я поглядывал на ту девушку, но по причине, которая мне самому кажется слишком детской.
Ага. Она была моей первой женой, и с месяц назад я всерьез рассчитывал снова повторить этот брак, потому что у её родителей есть квартира в хорошем районе, и они прилично зарабатывают. Конечно, я не собирался признаваться в том, что являюсь настоящей меркантильной свиньей.
– Почему детской?
– Хм… – я сделал вид, что смущен. – Просто она очень похожа на тебя. Вот я и думал, что у меня глюки… и пытался убедиться, что всё взаправду.
Это было почти честно. Алла действительно была похожа на ту девушку, которая когда-то стала моей женой – прической, типажом, выражением глаз, и меня удивляло, что я не сразу разглядел это сходство. Но одновременно они были совершенно разными, это я могу утверждать наверняка, поскольку хорошо знал их обоих – вернее, Аллу я пока узнал не до конца, но далеко продвинулся в этом направлении. Впрочем, обычно так и бывает. Вторая и третья мои жены, скорее всего, тоже были из этого же типа женщин, но их я как раз помнил плохо, хотя и не понимал, почему; просто их лица буквально стерлись из памяти, и я не смог бы их описать даже под угрозой смерти. Но в целом человек слишком предсказуемое животное, склонное к привыканию и не меняющее свои привычки на протяжении всей жизни, особенно если эти привычки не связаны с чем-то опасным.
Но на Аллу мои слова произвели нужный эффект – она оттаяла, а потом уткнулась мне в плечо и еле слышно прошептала «прости».








