Текст книги "Спасти обязан"

Автор книги: Игорь Берег

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Она ушла, и ее не было три дня. За это время я практически пришел в норму, вставал, начал самостоятельно ходить в туалет. Попробовал закурить, но клиент мой, этот самый Олег Афанасьевич, похоже, не курил, потому что меня поташнивало. Устав ждать, я хотел уже сам позвонить моей благодетельнице, но не знал ее телефона.

Настасья Филипповна появилась на четвертый день. Увидев ее, Петр аж присвистнул: «Кто это вас так?» Все правая сторона лица женщины была сплошным синяком. Глаз заплыл, осталась только узенькая щелка.

У меня сжалось сердце. Дурные предчувствия оправдывались.

Настасья Филипповна села на стул у моей койки и заплакала:

– Подвела я тебя, сынок!

Я тут же поднялся, накинул больничный халат и увел ее в коридор. Ни к чему соседям по палате было знать подробности.

Всхлипывая, Настасья Филипповна рассказала, что случилось. Она едва успела войти в подъезд. Накинулись двое, ударили по лицу, отобрали сумочку, обшарили карманы и убежали. Женщина не успела даже закричать. Кое-как добралась до дверей соседей, позвонила. Те перепугались, вызвали «скорую помощь». Врач хотел забрать ее в больницу, но Настасья Филипповна, более-менее придя в себя, решительно отказалась – внука не на кого оставить. Были и милиционеры. Им она ничего дельного рассказать не смогла – лиц нападавших не видела, ценностей при ней никаких не имела. Решили, что банальное ограбление, шпана балуется.

– Только вот что я тебе скажу, сынок, – призналась мне Настасья Филипповна, – по-моему, они твою записку искали. Мне так показалось. Ты дай-ка телефончик еще раз. Прямо сейчас пойду и позвоню, раз такое дело.

Я подумал и согласился с мужественной женщиной. Но дурные предчувствия остались. Вечером она пришла опять и доложила, что телефон не отвечает.

Стало понятно, что случилось что-то страшное. На телефоне всегда сидел дежурный, он просто обязан был там сидеть. И еще я понял, что не знаю, что теперь делать. Единственным местом, где мне могли помочь, была фирма. И вот что-то там случилось. А значит, я остался один и тайна, которую носил с собой, становилась для меня смертельной. Надо было бежать из больницы. И срочно.

Сообщение в вечерних телевизионных новостях только подтвердило: «Беги!» Диктор рассказывал о мощном взрыве, прогремевшем недалеко от центра Москвы, уничтожившем половину здания. Адрес был тот... Предполагались утечка газа, неосторожное обращение с самодельным взрывным устройством, другие причины. На экране по развалинам бродили спасатели и пожарники. Жертв из числа жителей дома было немного, взрыв произошел днем. Но все же несколько человек погибло. Я знал, что одно из тел, обнаруженных под обломками будет моим...

Выключая телевизор, я поймал на себе внимательный и какой-то торжествующий взгляд Аслана. И понял, откуда напавшие на Настасью Филипповну знали о записке с номером телефона фирмы. Охота за мной, по всей видимости, шла серьезная.

Выходит, этот Аслан оказался в палате не случайно – врачи почти не осматривали его. Наблюдатель, часовой. Но не защитник. Защитником себе служил я сам. Ну что же, защищаться я умел. А для начала было необходимо уйти из-под слежки и добраться до столицы, чтобы разобраться, что на самом деле произошло с фирмой. Дальше – по обстановке, нечего загадывать наперед. Тем более – переживать и расстраиваться. Мне требовался весь запас оптимизма. Тайна, которую я невольно узнал, и взрыв Центра были связанными напрямую.

Глава 4

Оказалось, что я не зря закурил, хотя клиент табачного дыма не переносил. Нужен был повод, мотивация, чтобы выходить из палаты чаще, чем требовалось для посещения туалета и на больший срок. Продумывая дальнейший ход событий, я и раньше не исключал вариант побега из больницы. Теперь этот план пригодился.

Но нужна была помощь. Собственно, Аслана я только подозревал, точно знать я ничего не мог. Степан Фомич подходил для роли надзирателя меньше, однако, эту возможность исключать тоже не стоило. А вот Петр был совершенно вне подозрений. Хотя бы потому, что попал сюда раньше нас всех. Не могли жете, кто подложил бомбу в самолет, знать, что даже поврежденный, пилотам удастся его посадить? А главное, что я так треснусь при аварийной посадке головой и попаду в больницу?

Значит, в какой-то мере Петру можно было довериться. Главное – знать эту меру и сочинить подходящую историю, чтобы он поверил. Откладывать побег не стоило. Вот только как с одеждой? В халате и тапочках много не набегаешь.

– Петр, – сказал я. – Курить есть?

– Ага, – отозвался он. – «Приму» будешь?

– Ну, тогда пойдем, покурим.

Мы поднялись, вышли в коридор и зашлепали растоптанными тапочками в сторону туалета, где помещалась курилка. Несколько секунд спустя я мельком оглянулся через плечо и заметил, как из палаты вынырнул Аслан. Но в курилку не пошел, а свернул в небольшой закуток, где висел городской телефон-автомат. Наверное, на тот случай, если куда-нибудь звонить соберусь. Ну, карауль, карауль...

Время тянуть я не стал, а тут же выложил Петру живописную историю, что являюсь столичным майором ФСБ на секретном задании. Прослеживал маршруты кавказской наркомафии. Они меня заподозрили, почти раскрыли, поэтому и подложили бомбу в самолет. Им же, гадам, стольких жизней не жалко было!

На фоне многочисленных сообщений о непрекращающемся росте терроризма и бандитизма всех видов, легенда моя прозвучала вполне убедительно. После чеченских войн люди готовы были поверить во что угодно. Петр, например, слушал, что называется, разинув рот.

Дальше пошла уже полуправда об Аслане и необходимости скрыться от опеки, чтобы сообщить своим, что я жив и где нахожусь.

– А что же тебе местные безопасники охрану не дадут? Или вообще в свою какую-нибудь закрытую больничку не положат? – логично предположил Петр.

Но у меня был готов ответ и на это.

– Как ты не понимаешь, я на секретном задании, «под крышей», про меня тут никто не знает. А знали бы – давно грохнули. Они же все здесь мафией куплены!

Примеров такому в литературе и кино последних лет было хоть отбавляй, там каждый второй представитель закона на откупе у мафиози. И только приехавший из Москвы отважный следователь, скрываясь под личиной своего среди бандитов, мог в одиночку всех разоблачить и победить. Вот таким героем я представился изумленному Петру.

Мужики – они как дети, в любую сказку верят. (Чем, кстати, всегда пользуются женщины.) Петр согласился помочь немедленно и без колебаний. Предложил связать Аслана и покараулить его, пока я буду «своим» сообщать. Но я отверг это предложение, как несвоевременное.

– Надо действовать без шума, хитростью. Пусть думают, что все под их контролем.

С одеждой получилось удачно. У хитрого Петра была припрятана «гражданка» – брюки, тенниска и кроссовки – на случай самовольного выхода за территорию больницы. – «Ну, за «пузырем» сбегать или еще там чего...»

Мы вернулись в палату. Следом появился Аслан, который старательно прикладывал к уху телефонную трубку, когда мы проходили мимо него по коридору.

Спустя минут десять Петр, что называется, «загорелся»:

– А что, мужики, может накатим по-тихому? – предложил он.

Фомич, как всегда, отказался, но безропотно расстался с очередной бутылкой коньяка, доставленного в последний визит «полюбовницей». Аслан промолчал, притворившись, что спит. «Правильно, – усмехнулся я про себя, – нечего на службе распивать! « Сам же для вида немного поломался, но, в конце концов, дал себя уговорить. Мы достали апельсины Настасьи Филипповны и сели спиной к двери, чтобы случайно вошедшей медсестре (и Аслану!) не было видно, чем занимаемся. Повели неспешный разговор вполголоса, но так, что все в палате могли разобрать, о разных серьезных делах. О бабах, например. Периодически наливали, стараясь булькать убедительнее. При этом я, выпив вначале грамм 50, в дальнейшем опрокидывал пустой стакан, а все содержимое бутылки досталось Петру.

Так продолжалось почти час. Пару раз за это время выходили покурить. Потом Петр громким шепотом сообщил:

– Пойду я, наверное, к одной тетке схожу. Разгорелось что-то. Она тут рядом живет. К утру вернусь.

– Так в халате и пойдешь? – деланно удивился я.

– Да ты че, у меня шмотки для самохода есть! – похвастался он. – Может, и ты со мной? Ленка подругу позовет.

– Нет, я лучше сейчас еще разик перекурю и спать завалюсь. Развезло с отвычки. И голова что-то опять шумит.

– Как знаешь, – уступил Петр. – Пошли, действительно курнем, да я в окно полезу.

Мы в очередной раз отправились в курилку, где я смотал с головы бинт, отдал приятелю свой халат, а сам натянул его вещи. Потом мы пожали друг другу руки, пожелали добра и я вылез в окно, под которым очень удобно располагался козырек над редко используемым служебным входом. Повиснув на руках, мягко спрыгнул на асфальт. Голова не болела, чувствовал я себя нормально. Тело досталось неплохое, не истерзанное излишествами жизни.

Теперь Петр должен был в двух халатах вернуться и лечь на мою постель. Разглядеть подмену будет трудно – свет в палате уже потушен. В этом месте плана Петр засомневался: «А вдруг они меня ночью – того? « На что я ему ответил, что если до сих пор не шлепнули, то еще потерпят. Я им живой нужен, чтобы допросить. А к утру вернусь. Может, раньше. Мне ведь только до Москвы дозвониться надо, до наших. И Петр, святая душа, согласился на маскарад.

Конечно, никуда я звонить не собирался. Мне нужно было добраться до столицы. Но расскажи я Петру правду, разве бы он мне поверил?

Самолет не годился. Отсутствие документов и обязательная регистрация пассажиров могли поломать все мои планы. Проще было ехать поездом. Но и тут возникал вопрос денег и билета. Это предстояло решить по ходу дела.

Совсем недалеко от территории больницы проходила железнодорожная ветка, практически одна соединявшая город с большим миром. Вокзал находился не очень далеко, а до отхода ночного поезда на Москву времени еще хватало. Я оглянулся на больницу, сказал вслух: «Ну, Петя, прости, что так получилось. Одежду как-нибудь с оказией верну». И зашагал по шпалам. Не имел я сейчас права быть сентиментальным. Слишком опасными для многих людей могли стать сведения, хранящиеся в памяти моего клиента. Оставалось надеяться, что наш нехитрый план сработает, и до утра меня Аслан не хватится. И еще на то, что с Петром ничего плохого не случится.

Вокзал южного города – никакого сравнения с московским. Несмотря на периодически повторяющиеся взрывы, когда очередная, одуревшая от исламской пропаганды и приказов полевого командира чеченка приносит пакет со взрывчаткой, ставит его под лавку и потом, сидя где-то в кустах, нажимает кнопку дистанционного устройства, чтобы убить еще несколько случайных людей, охрана здесь так и не выставляется. Да и как ее выставишь? Бродит милицейский патруль с шипящими о своем рациями, задерживает иногда слишком уж распоясавшегося бомжа, чтобы, отведя его в тень, надавать пендалей и отправить восвояси, и совсем уже редко проверяет документы у очередного «лица кавказской национальности», оказывающегося местным армянином или греком.

Поезд уже стоял у перрона, люди суетились, подтаскивая тюки и чемоданы поближе к вагонам, но внутрь еще не пускали. О том, чтобы мне ехать «зайцем» и речи быть не могло. Все-таки до Москвы полтора суток, обязательно обнаружат. Так что нужно было добывать деньги на билет.

Нельзя сказать, чтобы я особенно волновался или переживал из-за того, что мне предстояло сделать. Обстоятельства в жизни бывают разные, а в жизни спаса – тем паче. Сейчас позарез требовались деньги. И если я позаимствую у кого-нибудь толику, то не отберу последний кусок хлеба. В Москву без денег не принято ездить. Ну, не купит этот человек лишнюю шмотку. Ничего, перебьется.

По карманам или сумкам мне еще лазить не приходилось. Но ведь все когда-нибудь происходит в первый раз? Я рассчитывал, что при определенной ловкости труда это не составит. Так и получилось.

С равнодушным видом я походил по вокзалу, потом вышел на перрон. Суматоха здесь стояла предотъездная, а освещение было весьма скудным. Подталкиваемый с разных сторон кладью торопящихся к своим вагонам пассажиров, я буквально через двадцать шагов быстрым движением подхватил небольшую сумочку, лежавшую на одном из многочисленных чемоданов, хозяйка которых о чем-то договаривалась с проводницей. Сунул ее под тенниску и неторопливо удалился, ожидая за спиной самого распространенного во все времена и у всех народов призыва к охоте: «Держи вора!». Однако обошлось.

Повезло с первого раза. В кустах, в блеклом свете привокзальных фонарей, я обшарил сумочку. Обычные женские мелочи, а на самом дне тоненькая пачка сотенных купюр – тысяча рублей. Хватало и на билет, и на сопутствующие поездке расходы. Был еще паспорт, но к чему он, женский?

Сумочку я забросил подальше в кусты. Несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая нервы и совесть. Ничего, авось у той тетки деньги не последние. С одной тысячей в столицу ей ехать нет смысла. А паспорт потом найдется.

Не проданные билеты на поезд еще имелись, в купейный вагон. Это было неплохо. Дверь в купе можно все время держать закрытой, а значит, те, кто будет меня искать (в этом сомнений не было, обязательно будут), не смогут заглянуть мимоходом. Я незаметно оглядывался, стоя у кассы, но ничего похожего на слежку не заметил. Что ж, пока мне везло.

Повезло и с тем, что недавно в очередной раз отменили предъявление документов при покупке билета. А то что бы я делал, беспаспортный? Вагон попался старый, немецкий, мое купе пока пустовало, и до отправления никто из попутчиков так и не появился. Когда поезд тронулся, я постоял немного в коридоре, глядя на огоньки за окнами, мысленно попрощался с Петром и Настасьей Филипповной. А потом получил постельное белье (на удивление чистое и сухое) и завалился спать, больше ни о чем не думая.

Глава 5

В Ростове, когда до отправления поезда оставалось несколько минут, в дверь купе вежливо постучали. Я открыл. Попутчик. Это был невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Но слабаком он не казался, наоборот, чувствовалась в нем внутренняя сила, как у сжатой пружины. Такое ощущаешь, сталкиваясь с военными, послужившими там, где некогда заниматься строевой подготовкой. И у сотрудников служб безопасности. Я принял это к сведению.

Одет попутчик был по-дорожному: легкая курточка поверх бежевой рубашки, слегка потертые джинсы и черные туфли «Adventure boots» на рифленой литой подошве. Я и сам люблю эту обувь – легкую, прочную, устойчивую.

Он мельком, но, как показалось, весьма внимательно, осмотрел меня и мой не слишком презентабельный вид. На лице его никаких эмоций не отразилось. Поставил на пол небольшой багаж – хорошей кожи дорожную сумку – и лишь затем улыбнулся.

– Вместе поедем? Не возражаете?

– Какие возражения? – воскликнул я. – Присаживайтесь.

Он сел, аккуратно поддернув джинсы. «Привычка к костюмам», – отметил я. Впрочем, кто сейчас не носит костюмы?

– Хромов Александр Николаевич, полковник запаса, – представился он.

– Смирнов Олег Юрьевич, журналист, – ляпнул я первые попавшиеся фамилию и профессию.

– До Москвы? – поинтересовался он.

– Да, до столицы. А вы в каком роде войск служили? – не удержался я от вопроса.

– Пехота, – коротко ответил Хромов.

Вот уж на пехотного полковника он не походил – не было той небольшой рыхловатости тела, что позволяют себе старшие офицеры-пехотинцы. Так что, скорее, ВДВ. Вот там-то не все шириной плеч на комоды похожи. Это в том случае, если он действительно был армейским офицером, а не из какой-нибудь спецслужбы. Может, я просто придираюсь? Пуганая ворона куста боится...

Хромов не остался в долгу.

– Что-то вы, Олег Юрьевич для журналиста несколько э-э... как бы это сказать...

– Выгляжу неподходяще? – помог я.

Пришлось выдавать на ходу придуманную историю о том, как был в командировке, обворовали в гостинице, хорошо, хоть обратный билет сохранился. Вот и еду в том, что удалось достать.

Хромов спохватился.

– Да вы, наверное, голодный? Сейчас, сейчас, мне тут жена кое-чего в дорогу положила. – Он полез в сумку.

Я начал отнекиваться, но жрать действительно хотелось, а в вагон-ресторан идти было накладно – денег у меня было не много, в Москве могли пригодиться. Так что кочевряжиться долго не стал. На столике появилась буханка хлеба, традиционная вареная курица (но не магазинная, а домашняя, толстенная), такие же традиционные огурцы и помидоры, ранние для этого времени года, наверняка парниковые. И, наконец, возникла бутылка хорошего «Ахтамара». Как было где-то написано, «коньяка с легендой», хотя непонятно, что это значит, поскольку «ахтамар» в переводе и есть – «легенда».

Хромов путешествовать умел и предпочитал делать это с удобствами, максимально комфортно. Стаканами «от проводника» не воспользовался, а достал несколько серебряных с чернью стопок, подул в две из них и также выставил на стол.

– Прошу, чем богаты. Ехать нам еще сутки, так что лучше сразу снять все неловкости.

Я с воодушевлением поддержал его. Пить коньяк с утра – несколько дурной вкус, но не в дороге же, господа?! И мы с удовольствием опрокинули по паре стопок. Внутреннее чутье подсказывало мне, что опасаться этого человека не стоит. Впрочем, и душу раскрывать не следует.

Закусывая, я что-то продолжал врать ему о своей корреспондентской работе, о газетах, с которым сотрудничаю, поскольку представился журналистом на вольных хлебах. Был в моей предыдущей биографии и такой период, весьма короткий.

Он вежливо кивал, нарезая швейцарским офицерским ножом огурцы на дольки, задавал легкие вопросы, кое-что рассказал о своей воинской службе, но от подробностей уклонился. «Понимаете, Олег, не очень это приятно вспоминать. Живем сейчас с женой мирно, тихо. Дочь в Москве учится. К ней как раз и еду».

А вот тут у него прокол. Детей-студентов принято навещать с большими сумками, набитыми домашней провизией. И никакие папины деньги этого не заменят. Они – само собой, а мамочкины пирожки должны быть обязательно. Прежние подозрения зашевелились у меня в душе.

Но Хромов сейчас же и объяснил свое несоответствие традиционному виду папаши из провинции.

– Супруга мне сразу здоровенные чувалы для дочери навязывала. Но я отбоярился, дескать, сначала устроюсь, узнаю что там и как, а потом она их с поездом передаст. Не люблю в дороге много вещей с собой таскать. Это связывает.

Н-да, замотивировано все, не подкопаешься. Наверное, зря я так мандражирую, подумалось мне.

Вот так, в приятной беседе, понемногу попивая коньячок и закусывая, мы и ехали. Отсекли отчества, перешли на «ты». Разница в возрасте хоть и была, но не смущала. Пару раз сходили в тамбур перекурить. Хромов угощал темным «Донским табаком». Табачный дым уже не казался мне таким противным, как раньше. Тело клиента привыкало к никотину. Потом еще претензии предъявит за приобретенную вредную привычку. Да будет ли это «потом»? Вот вопрос вопросов.

Хромов ушел к проводнику за чаем и вернулся весьма озабоченным. Оказывается, на этом участке дороги пошаливали бандиты. Новая напасть. После преодоления разногласий с Украиной по поводу Черноморского флота и многих прочих, поезда на Москву опять пошли через ее территорию без задержек и таможенники уже не свирепствовали на прозрачных границах. Но поездной бандитизм не уменьшился. Периодически разгорающийся конфликт в Чечне добавлял напряжения. И хотя в поездах постоянно были группы вооруженных милиционеров, помогало это мало. В каждый вагон охрану не посадишь. Проводник сказал Хромову: «Мне что. Лягу в своем купе лицом вниз, и пусть творят, что хотят, детей сиротами оставлять не могу. А вы сами как-нибудь».

Конечно, вполне могло и обойтись, не на все поезда нападают, тем более, среди бела дня. Но мой попутчик считал, что готовыми на всякий случай надо быть. Я с ним согласился. Поэтому мы последний раз перекурили, потом закрылись в купе и налили еще по одной.

Хотелось верить, что все обойдется – мне ведь до сих пор везло. Однако надеждам моим не суждено было сбыться. В коридоре внезапно послышались громкие голоса, топот, взлетел и резко оборвался женский крик, как будто кричавшей зажали рот.

Попутчик напряженно, с побледневшим лицом, прислушивался к происходящему за дверью. Потом сунулся в свою сумку и выудил оттуда маленький плоский «ПСМ», пистолет хороший, пожалуй, только тем, что его удобно носить скрытно. Не очень серьезная машинка, хотя, если дело дойдет до перестрелки в вагоне, вполне может сгодиться – бить придется в упор.

Хромов обернулся ко мне. Кожа на его лице резко обтянула скулы, глаза сузились до щелок.

– Быстро наверх! Это за тобой!

Мне не нужно было повторять. Через секунду он оказался вместе со мной на верхней полке, прикрывая своей спиной. Щелкнул предохранитель пистолета. Все-таки он неспроста оказался со мной в одном купе. Фраза: «Это за тобой» объясняла многое. Меня вели и очень умело. Еще один сторож, как в больнице!

Но задать ему какой-либо вопрос я не успел. Раздался грохот, все купе заполнилось дымом, зеркало в двери раскололось на куски. Замка больше не существовало, но сама дверь каким-то чудом удержалась. Кто бы ни были нападавшие, они точно знали, где меня искать и использовали маломощный заряд, чтобы вломиться к нам.

Пистолет Хромова затявкал, выпуская всю обойму сквозь дверь и стены, веером. В коридоре кто-то вскрикнул. Попутчик перезарядил пистолет, потом вытащил из кармана ключ-вагонку с треугольной прорезью.

– Давай в окно и перебирайся в другое купе. Я знаю, ты сумеешь. Там переждешь. Здесь нам не продержаться.

– А ты?

– Им ты нужен. И живой. А я тут их подержу.

Действительно, ответных выстрелов не было. Я требовался живым. А вернее, те сведения, что хранило сознание моего клиента. Ведь кое-что я перехватил в самолете, после перехода. Потому и бежал из больницы.

Прошли те времена, когда окно в купе открывалось запросто, чтобы впустить свежий воздух. Это не действовало уже давно. Повернув замки, я напрягал все силы, чтобы появилась хоть небольшая щель. Хромов мне сейчас был не помощник. Направив пистолет на дверь, он ожидал дальнейших действий нападавших. От дыма слезились глаза, и кашель раздирал горло. Поняв, что ничего с окном поделать не могу – оно сидело в пазах намертво – я дернул попутчика за рукав.

– Стреляй!

Сразу поняв, что от него требуется, Хромов выпустил три пули в окно. Двойное стекло пошло трещинами и осыпалось мелкой крошкой после первого же удара ногой. По купе загулял ветер, ворвался грохот колес по рельсам. Дым тут же вытянуло наружу, стало легче дышать.

Но времени терять было нельзя. Я высунулся по пояс и, страхуясь ногами, стал нашаривать, за что бы уцепиться. Над окном шел небольшой желобок, в котором едва поместились кончики пальцев. Ничего более подходящего обнаружить не удалось. Только бы в руках клиента хватило сил удержать тело на такой ненадежной зацепке! Стараясь не глядеть вниз и забыв на время об оставшемся попутчике, я вылез наружу и повис на пальцах. Рискованный трюк и даже в своем теле без экстренной надобности не я решился бы его выполнять. Но сейчас обстоятельства были таковы, что другого выхода не было.

За спиной в опасной близости проносились бетонные столбы, рубашка вылезла из брюк и надувалась пузырем от встречного ветра, поезд раскачивало и подбрасывало. Какая жалость, подумалось мне, что сейчас уже нельзя залезать на крышу вагона! Дорога давно электрифицирована и в проводах такое напряжение тока, что лишь чудом можно избежать смерти. И глазом моргнуть не успеешь, как обуглишься. Впрочем, и здесь, на стенке летящего во весь опор вагона, мне очень требовалось чудо, чтобы не сорваться вниз.

Кряхтя и пыхтя, уже почти не чувствуя немеющих пальцев, я все же продвигался вперед. Попасть в какое-нибудь другое купе представлялось совершенно нереальным. Я не сумел бы разбить стекло ногами, да еще в столь неустойчивом положении. А открыть окно никто просто не сможет. Значит, мне нужно было добираться до входной двери. Расстояние в два купе и туалет. Слишком далеко. Я уже много раз пожалел, что отважился на это путешествие по стене вагона.

Все хорошее когда-нибудь кончается. Но и плохое тоже. Последние два метра я полз автоматически. Только сила воли (моей, а не клиента, естественно) не дала разжать пальцы и рухнуть под колеса. Просто не верилось, что руки ощущают гладкие поручни по сторонам двери и их удалось достичь. Лицо и спина несмотря на ветер взмокли от пота. Дав себе минуту передышки, я еще нетвердой рукой нашарил в кармане ключ и отпер дверь.

Хорошо, что дверь в тамбур открывалась вовнутрь, потому что ее ударом мне пришлось тут же оглушить одного из напавших на поезд. Его, видимо, оставили караулить проход в вагон. Но парень отвлекся от дела, раскуривая сигарету и получил дверью прямо по лбу. Не повезло ему.

Это был здоровенный небритый детина в «камуфле» с коротким автоматом в руках. От удара он съехал по стене и перегородил проход. Больше никого в тамбуре не оказалось. Убедившись, что громила еще какое-то время будет находиться мыслями далеко отсюда, я подобрал его автомат. Стандартный «узи» бельгийского производства, никакой экзотики. Не хотелось мне брать в руки оружие, но в купе остался Хромов, и его надо было выручать. Хотя бы для того, чтобы узнать, наконец, кто же на меня открыл охоту.

Я осторожно выглянул в коридор. А вот и они, голубчики. Двое прижались по сторонам двери в наше купе, а еще один бинтует сидящему на полу товарищу руку. Хромов все-таки зацепил его. Ну, никакого профессионализма у этих орлов! Ведь с минуты на минуту должна подоспеть охрана поезда. Или они так уверены в себе, что никого не боятся?

Можно было сразу открыть огонь на поражение и никуда бы они в узком коридоре не делись. Но как потом объясняться мне – человеку подозрительной внешности и без паспорта – кто я, откуда и почему ничтоже сумнящеся перебил этих бандюг? Превысив, несомненно, при этом, необходимые пределы обороны. Пусть уж автомат останется на крайний случай.

Собравшись, я быстро проинспектировал тело клиента. Да, завтра руки будут болеть по сумасшедшему. Ну, ничего, против этого у меня есть свои методы. Главное, чтобы они сейчас не подвели. Камуфлированного в тамбуре пришлось приложить еще раз, теперь уже ребром ладони. Пусть отдыхает, связывать его времени нет. Пойдем-ка, поговорим с остальными.

Расстояние до бандитов было минимальным. Его я преодолел в два прыжка, уже на втором свалив ударом автомата по голове того, что стоял справа у дверей. Он так и сел, уронив руку с пистолетом, прежде по-американски задранным стволом вверх. Хорошая штука «узи», увесистая. Хотя приклад «калашникова» надежнее и удобнее для таких целей.

Все дальнейшее уложилось в три секунды. Именно столько мне понадобилось, чтобы вырубить второго у дверей, а затем коленом сломать челюсть «санитарке» и отключить раненого. Тесно, черт, драться в вагонном проходе. Но и своя выгода в этом есть, противники тоже – пока еще развернутся и поймут происходящее. Не успели хлопцы, я же говорил – не профессионалы.

На хлопцев эти парни похожи были мало. Скорее – джигиты. Все, как один, небриты, мрачнобровы, а у одного даже исламская зеленая повязка на голове. Господи, да что же это с миром делается, если на территории ридной неньки Украйны чеченские боевики себя так вольготно чувствуют!

Собрав их оружие в кучу я постучал в купе.

– Хромов, это я! Ты как там?

– Что с этими? – послышалось оттуда.

– Отдыхают. Все в порядке, выходи.

– Открой сам. – В его голосе чувствовалась боль.

Я с усилием откатил дверь. Перекосило ее капитально. Под ногами хрустели осколки зеркала. Хромов по-прежнему сидел на верхней полке, направив пистолет на вход. Лицо его кривила гримаса, а правый рукав щегольской курточки заплывал темным пятном. Собаки, они все-таки стреляли по купе! А как же с их хваленой дисциплиной, когда за невыполнение приказа расстреливают на месте? Могли ведь и в клиента попасть, находись я там. Это в том случае, если действительно был приказ взять меня живым. Самолет-то пытались взорвать.

Хромов через силу улыбнулся.

– Я в тебе не ошибся. Всех успокоил?

– Без проблем. Здорово тебя зацепило?

– В таких случаях принято говорить: ерунда, царапина. Но у меня дело серьезней.

– Погоди.

Я вернулся в коридор и пошарил по карманам «санитарки». Так, индивидуальный перевязочный пакет есть. И шприц-тюбик с обезболивающим. Готовились ребята, прихватили на всякий случай. Стянув куртку с шипящего от боли Хромова и, расстегнув его рубашку, я сделал укол в плечо и принялся обрабатывать рану.

– Ну, ну, полковник, ты же бывший военный, повоевал, небось, должен терпеть. Или не полковник? Дочку в Москве придумал?

– Полковник. Есть дочка. И сын тоже есть.

– А зачем меня сопровождал?

– Вот на такой случай. Мы бы и из больницы тебя вытащили. Только опоздали, ты шустрей оказался.

– Там после меня ничего не случилось? – вспомнил я о Петре и Аслане.

– Успели твоего приятеля спасти. Его уже собирались увозить.

– И то хорошо.

Да, пришлось, видимо, моему помощнику страха натерпеться.

– Ты все про меня знаешь? – поинтересовался я у Хромова.

– В пределах необходимого. Важно, чтобы ты до Москвы добрался. Дальше наша забота. Там мы тоже чуток опоздали. Но все поправимо. Как плечо?

– Жить будешь. Не царапина, но и ничего серьезного, пуля насквозь прошла. Только что-то крови многовато. Впереди какая-нибудь приличная станция есть? Тебе к врачам надо. Только чтобы по рации сообщили. Дьявол, где же эта охрана? Нам что, так всю дорогу их и сторожить?

– Погоди, – Хромов притянул меня здоровой рукой поближе. – Пока они не появились, ты запомни: на Курском вокзале тебя будут встречать наши люди. В лицо знают, пароля не нужно. А сейчас уходи из вагона, как будто в ресторане был, ничего не видел. Меня все равно с поезда снимут, но ты должен добраться. Как-нибудь объяснюсь и доложу своим, что к чему.

Лицо его пошло красными пятнами, потом побледнело, речь стала терять связность. Начинал действовать укол, гасящий болевой шок от ранения. Ничего существенного узнать мне не удалось, а уходить действительно было пора. Я уложил Хромова поудобнее, пристроил его раненую руку и быстро осмотрелся. Оружия бандитов брать не стоило, ни к чему оно в моем положении. Без стрелялок всегда проще убегать. Ну, а если понадобится, то этого добра всегда можно добыть. Чего проще в нашей-то стране!

В сумку Хромова я не совался. Наверняка там не было ничего серьезного. А документы обязательно фальшивые. Куда же это я вляпался, если за мной уже две группы охотятся? И разные ли у них цели? Понятно одно: в любом случае надо добраться до столицы. Там все будет ясно. А если не все, то многое.