Текст книги "Костычев"

Автор книги: Игорь Крупеников

В августе 1861 года Костычев отправился в Москву, чтобы поступить в Земледельческую школу. Помещик снабдил его бумагой следующего содержания:

«В дирекцию Московской земледельческой школы

Майора Павла Петровича Петрова

ПРОШЕНИЕ

Желая поместить на воспитание в школу отпущенного вечно на волю Павла Костычева, покорнейше прошу дирекцию Школы его принять и поместить в соответствующий по знаниям его класс. К сему прошению майор Павел Петров сын Петров руку приложил»{Московский областной исторический архив, фонд 472, опись 2, связка 105, № 713, лист 1.}.

В это время крестьяне всей России бунтовали, убедившись в грабительском характере объявленной «воли». Вспыхнули крестьянские восстания в Бездне, Кандеевке. Правительство «царя-освободителя» топило в крови взрыв народного возмущения. Во все губернии из Петербурга скакали генерал-майоры и флигель-адъютанты царской свиты с чрезвычайными полномочиями по усмирению крестьян. К. Маркс так охарактеризовал обстановку 1861 года: «После обнародования Манифестаоб освобождении 19 февраля (3 марта) 1861 г. – общее волнение и бунты среди крестьян; они считали его сфабрикованным, поддельным документом; военные экзекуции; общая порка крепостных в течение первых трех месяцев после «Манифеста»{Архив Маркса и Энгельса, т. XII. Госполитиздат, 1952, стр. 3.}.

Однако правящие круги изображали реформу как величайшее благо для народа. В церквах шли благодарственные молебны. Продажные писаки сочиняли стихи и песни о «воле». Полученная крестьянами «свобода», отнявшая у них землю, сравнивалась этими писаками с «соколом поднебесным» и со «светлой зарей».

Но Костычеву более понятной была та характеристика полученной из рук царя «свободы», которую дал в своих метких и язвительных стихах поэт П. В. Шумахер:

 
– Тятька, эвон что народу
Собралось у кабака:
Ждут каку-то все слободу:
Тятька, кто она така?
 
 
– Цыц! Нишкни! Пущай гуторют,
Наше дело сторона;
Как возьмут тебя, да вспорют,
Так узнаешь, кто она!
 

III. НАЧАЛО АГРОНОМИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ

«Если бы предки наши опытов не делали и всякие предложения отвергали, то бы у нас и земледелия не было».

И. Комов, 1788

Россия является родиной специального сельскохозяйственного образования. В Москве еще в XVII столетии, на окраине столицы, в селе Измайлове, было создано образцовое «государево» хозяйство. Это хозяйство имело около двух тысяч десятин пашни, хорошие пастбища, богатые поемные луга. Руководили хозяйством русские знатоки земледелия и скотоводства. В последней четверти XVII века имением управлял «путный клюшник» Иван Протопопов. Садовник Федор Иванов развел превосходные фруктовые сады, в которых с успехом выращивались многочисленные сорта яблок, груш, вишен, слив, разных ягод и даже винограда. В парниках созревали ранние огурцы и дыни. Сеяли много «душистых трав» для Аптекарского приказа. В Измайлове выращивали тутовые деревья и занимались шелководством.

На полях сеялись не только рожь и «серые хлеба» – овес и ячмень, но и в большом количестве озимая и яровая пшеница, что было тогда ново для Подмосковья. Судя по сохранившимся приходо-расходным книгам, урожаи были здесь для того времени очень высокими. В одном старинном документе, где приводились цифры урожайности на Измайловских полях, было написано: «Сим исчислением доказывается как плодоносие царских полей, так и тщательное удобрение оных». Из дальних мест приезжали в Измайлово за «хлебными» семенами, которые справедливо считались лучшими. Пахотные земли были разделены на пять полей, при посевах соблюдалось чередование культур, то-есть существовал севооборот более сложный, чем трехпольный. В имении был заведен хороший рогатый скот и табун лошадей в 700 голов.

Имение считалось образцовым. Иностранные послы, которым нередко его показывали, приходили в восхищение.

В 1672 году Измайлово посетили три польских посла, составивших восторженное описание имения. Измайловское имение играло очень большую роль в распространении сельскохозяйственных знаний в России. В свое время оно было первой и единственной практической школой земледелия, садоводства и скотоводства на Руси.

В XVIII столетии в Петербурге была создана Академия наук. Однако Москва продолжала оставаться крупнейшим культурным и научным центром страны. Виднейшую роль играл в этом Московский университет, основанный в 1755 году по предложению и по плану М. В. Ломоносова.

Москва являлась также очагом развития науки о земледелии.

Выдающийся русский агроном, «профессор земледелия и других наук» Иван Михайлович Комов (1750–1792), автор известного сочинения «О земледелии» (1788), жил и работал в Москве. Недалеко от Москвы протекала успешная научная и практическая сельскохозяйственная деятельность другого видного русского агронома – Андрея Тимофеевича Болотова (1738–1833), издававшего русские агрономические журналы «Сельский житель» и «Экономический магазин».

Александр Николаевич Радищев после возвращения из сибирской ссылки жил несколько лет недалеко от Москвы, в захолустной деревне Немцово, и написал здесь свое интересное сочинение «Описание моего владения», в котором наметил пути применения науки в сельском хозяйстве. В этом труде Радищев отразил передовые идеи, которых стали придерживаться лучшие представители русской агрономической мысли.

В 1770 году в Московском университете был введен новый курс – «Сельскохозяйственное домоводство», чтение которого было поручено бывшему воспитаннику университета профессору Матвею Ивановичу Афонину (1739–1810). Это был не только первый русский агроном, получивший университетскую кафедру, но и первый профессор по сельскому хозяйству в истории мировой агрономической науки. Преподавание агрономии в университетах Германии и других стран Западной Европы было начато несколько позднее.

М. И. Афонин, читавший в университете, кроме агрономии, также и «натуральную историю», то-есть минералогию, ботанику и зоологию, подводил под свой курс «Сельскохозяйственное домоводство» широкую естественнонаучную базу. В 1771 году Афонин на публичном торжественном собрании Московского университета произнес свое «Слово о пользе, знании, собирании и расположении чернозему, особливо в хлебопашестве». В этом «Слове» ученый развивал идею Ломоносова о том, что важнейшая почва России – чернозем – не является горной породой, что «чернозем не первообразная и не первозданная материя, но произошел от согнития животных и растущих тел со временем».

Этот правильный взгляд на образование почвы был прогрессивным для своего времени, он ломал реакционные теории. Английский ученый И. Вудворд в своем сочинении «Физическое описание земли», вышедшем в свет в 1746 году, писал, что черная почва на поверхности земли была создана богом. До потопа эта «черная» земля была «много плодороднее, чем теперь». Никакого земледелия тогда не было, так как земля сама собой плодоносила. Во время всемирного потопа «за грехи человека бог перемешал все земли и сделал землю менее плодородной». Передовые русские и иностранные ученые XVIII столетия отбрасывали библейские легенды об образовании почвы во время «потопа» и в противовес им обосновывали естественнонаучные взгляды на процессы создания и развития почвы.

Афонин делит черноземные почвы на восемь групп, говорит об их плодородии, намечает правила «поправления» почв. В то время многие профессора университета читали лекции на немецком языке или по-латыни. Лекции по сельскому хозяйству Афонин читал на русском языке, и поэтому они были широко известны в Москве.

Мы видим, что в Москве прочно складывается центр русской агрономической науки. Организованное в 1818–1820 годах Московское общество сельского хозяйства могло проводить свою работу, опираясь на достижения русской научной агрономии и сельскохозяйственной практики.

Подавляющее большинство русских помещиков – ярых крепостников – смертельно боялось всего нового и передового. Они крепко держались старинки и сопротивлялись использованию науки в сельском хозяйстве. Представители реакционных помещичьих кругов печатали много статей об особых «преимуществах» деревянной русской сохи по сравнению с любыми другими орудиями обработки почвы, о том, что в России почвенные и климатические условия будто бы «более всего соответствуют» трехполью, а плодосмены и другие севообороты являются для русского сельского хозяйства ненужной и даже вредной выдумкой.

И все же в XVIII и особенно в первой половине XIX столетия русское сельское хозяйство движется вперед, становится более товарным.

Вводятся во многих местах новые технические культуры, такие, как сахарная свекла, увеличиваются посевы льна, конопли, табака. Многие помещики с целью повысить доходы от своих имений не только усилили эксплуатацию крестьян, они старались улучшить техническую оснащенность хозяйства и пытались даже использовать достижения науки. Для разработки научных и практических основ более доходного хозяйства были созданы помещичьи сельскохозяйственные научные общества в ряде районов России. Из этих обществ Московское и по своему положению, и по традициям, и по составу членов играло ведущую роль в развитии русской агрономической теории и практики в первой половине XIX века.

Московское общество сельского хозяйства взялось за разрешение ряда вопросов, связанных с улучшением земледелия и скотоводства. Подмосковные помещики, члены общества Д. М. Полторацкий и Ф. В. Самарин в своих имениях развили травосеяние, применяли улучшенную обработку почвы, приступили в широких размерах к возделыванию корнеплодов и картофеля.

Вскоре после своего возникновения Московское общество сельского хозяйства вынуждено было заняться наряду с другими вопросами также и сельскохозяйственным образованием. Из русских университетов выходило слишком мало агрономов, да и не они были нужны помещичьим заправилам общества. Им требовались специалисты «средней руки» – «ученые управители», подготовляемые из самих крепостных крестьян и обученные наукам только в таких пределах, которые были бы достаточны для некоторого улучшения хозяйства. Главное же, что требовалось от этих управителей, – преданность своим хозяевам и хорошее умение выжимать соки из «крещеной собственности».

Первые попытки создать специальное агрономическое учебное заведение были сделаны в конце XVIII столетия.

В 1790 году видный русский агроном Михаил Георгиевич Ливанов (1761–1800) организовал на юге Украины, близ Николаева, сельскохозяйственную школу для крестьян-переселенцев. Он мечтал о расширении агрономического образования на юге России, предлагал «воздвигнуть на брегах Днепра училище, где бы российское юношество, проходя поприще своего воспитания в разных науках и знаниях, могло научаться и земледелию». Ливановская школа сыграла известную роль в распространении сельскохозяйственных знаний в России. В 1797 году она была закрыта в связи с тяжелой болезнью ее организатора. Новая агрономическая школа открылась в том же 1797 году в Павловске, под Петербургом. Она прекратила свое существование в 1803 году, главным образом из-за отсутствия преподавателей.

В 1822 году Московское общество сельскою хозяйства открывает Московскую земледельческую школу с хутором для практических занятий учеников. Сначала эта школа предназначалась для обучения сельскому хозяйству только помещичьих крестьян, и лишь после 1835 года в нее стали принимать мальчиков и из других сословий.

Подавляющее большинство членов и руководителей Московского общества сельского хозяйства были помещики-крепостники. В лучшем случае они были заинтересованы в «умеренно передовой» науке. Но в состав общества входили и настоящие ученые, преимущественно из числа разночинцев. Эти ученые продолжали и развивали материалистические и демократические традиции русской науки XVIII века – традиции Ломоносова и Радищева. Без ученых «ученое» общество обойтись не могло, оно вынуждено было терпеть их в своих рядах. В обществе все время шла напряженная борьба между прогрессом и реакцией, между передовой наукой и «наукой», которая интересовалась только прибылями сегодняшнего дня.

Наиболее ярким представителем прогрессивной части общества сельского хозяйства был профессор Московского университета, выдающийся русский ученый Михаил Григорьевич Павлов (1793–1840).

М. Г. Павлов родился в Воронеже, в семье священника. Он с детства глубоко интересовался естественными науками. Окончив семинарию, Павлов не захотел итти дорогой своего отца. Он поступил в университет и стал посещать лекции сразу на двух отделениях – медицинском и математическом (по циклу естественных наук). В 1816 году Павлов блестяще окончил оба отделения университета: математическое – с золотой медалью и медицинское – с серебряной. Его оставляют при университете для подготовки к профессорскому званию. Он глубоко заинтересовывается философией, не оставляя изучения естественных наук – физики, химии, минералогии. В Московском университете ученый преподает физику, технологию, лесоводство и сельское хозяйство.

Павлов был подлинным энциклопедистом ломоносовского склада. В 1819 году он сформулировал свою теорию о строении атомов, в которой предвосхитил современные представления по этому вопросу. Он писал: «Элементы имеют планетарное строение… Первый элемент построен из плюс и минус заряда». Таким образом, еще в начале XIX века русский ученый высказал совершенно правильное мнение о строении атомов. Выдающийся русский химик-органик В. В. Марковников указывал, что в двадцатых годах прошлого столетия Павлов «по своим познаниям стоял выше всех московских химиков».

Глубокие познания в области физики позволили Павлову создать очень интересный курс физики, в котором главное внимание уделялось электричеству – проблеме в то время очень новой.

«Кажется, недалеко то время, – писал он в 1836 году, – когда электричество, сделавшись всеобщим средством освещения, заменит собою горение всех потребляемых на то материалов, как теплота в парах водяных заменила неимоверное количество силы механической. В способности тому электричества сомневаться невозможно; нужно только явление изобретательного человека, могущего приспособить этот чудесный огонь к ожидаемому употреблению».

После того как напуганное восстанием декабристов правительство Николая I закрыло в 1826 году в университете кафедру философии, рассматривая ее как «мудрствование человеческого ума», противное «божьему изволению», лекции Павлова по физике и сельскому хозяйству стали одновременно и лекциями по философии.

Павлова не удовлетворяла идеалистическая философия Шеллинга. В своих взглядах на природу он стоял на передовых позициях. «Движение доминирует в природе», – провозглашал Павлов. Говоря о различных «телах и явлениях» природы, он замечал: «Ежели к сим произведениям подойти, так сказать, ближе, если будем проникать глубже сию совокупность видимого, то не можем не заметить, что сие нечто содержимое, издали кажущееся покойным, все же находится в движении».

Выдающийся русский революционер-демократ А. И. Герцен, слушавший лекции Павлова в Московском университете, с благодарностью вспоминал профессора-энциклопедиста, прививавшего студентам передовые философские воззрения. Герцен говорил, что павловские курсы «были чрезвычайно полезны. Павлов стоял в дверях физико-математического отделения и останавливал студентов вопросом: ты хочешь знать природу? Но что такое: природа? Что такое: знать? Это чрезвычайно важно; наша молодежь, вступающая в университет, совершенно лишена философского приготовления, одни семинаристы имеют понятие о философии, зато совершенно превратное». А. И. Герцен вспоминает «необычайную ясность изложения» философских вопросов на лекциях Павлова. Язык этих лекций Герцен противопоставлял «искусственному, тяжелому, схоластическому языку немецкой науки». «Увлекателен был Павлов, – писал другой его ученик, – озаривший новым блеском области естествознания… Логические устремления профессора действовали сильно на умы юношества и приносили пользу в системе построения наук».

И вот этот выдающийся ученый своего века, талантливый физик и химик, постепенно почти целиком переключается на агрономические вопросы. Это следует объяснить исключительно его стремлением поставить науку на службу практике. А в России это можно было сделать лишь отчасти в области сельского хозяйства. В 1820 году Павлов был избран профессором кафедры минералогии и сельского домоводства Московского университета. С открытием общества сельского хозяйства ученый сразу же принимает участие в его работе. Руководители общества назначают Павлова директором Земледельческой школы, а через несколько лет в его заведование переходит и опытный хутор общества. В течение полутора десятков лет, почти до самой своей смерти, Павлов не расстается со школой и хутором. А после кончины ученого-энтузиаста они в течение нескольких десятилетий продолжают жить «павловским заквасом».

Павлов совершил продолжительную поездку за границу, долго был в Германии, знакомясь там с состоянием сельского хозяйства. Он встречался с известным немецким агрономом А. Тэером (1752–1828) и изучил его фундаментальный труд «Основания рационального сельского хозяйства». Отдавая должное Тэеру, настойчивому пропагандисту хорошей обработки почвы, применения органических удобрений и других улучшений в сельском хозяйстве, Павлов хорошо понимал, что немецкие рецепты не всегда могут быть использованы в России. Нужно было бороться за русскую самобытную агрономию, основанную на опытах и практике отечественного сельского хозяйства.

Стремясь связать агрономию с естествознанием и прежде всего с химией, Павлов издает в 1825 году свой труд «Земледельческая химия». Эту книгу он предназначал в качестве учебного пособия для учеников Земледельческой школы. Позднее вышли в свет его двухтомные «Основы сельского хозяйства».

В своих лекциях по агрономии Павлов говорил: – Сельское хозяйство в наше время находится в трех видах: как ремесло, как искусство и как наука. Как ремесло, оно ограничивается наглядною привычкою производить сельские работы по примеру предшественников; как искусство, оно состоит в переимчивости улучшений, сделанных другими; как наука, оно есть разумение начал, на коих дело основано, – способов, коими оно производится, и условий, при которых лучше достигает цели. Участь сельского хозяйства, как ремесла, есть неподвижность, как искусства – слепая удача или ряд хозяйственных ошибок, как науки – рассчитанный успех. Это не предположения, а истины, бросающиеся в глаза при взгляде на события, совершающиеся вокруг нас и во всех странах света: у хозяина-ремесленника все по обычаю предков; такие хозяйства, несмотря на различие потребности времени, климата, почв и других местных обстоятельств, одинаковы в каждой стране, различаются только лучшей или худшей бдительностью хозяйского глаза… У хозяина-нововводителя старое все переломано, а новое, как наудачу предпринятое, не ладится. Общая черта таких хозяйств – непрерывная стройка без архитектора. «Делай у себя то, что хорошо у других». Вот их девиз! Но хорошее в одном месте может быть худым в другом. Оттуда неудачи. Хозяин, действующий по правилам науки, поступает рационально; он делает улучшения в хозяйстве не по данным образцам, но по данным обстоятельствам, на основании современных сведений о деле. Признак рациональных хозяйств – современность с печатью местности. Девиз их – «век живи, век учись». Но век учиться может только тот, кто учению своему положил начало. Это начало в сельском хозяйстве есть наука.

Павлов сумел с самого начала хорошо поставить в школе преподавание химии, ботаники и агрономии.

Он старался сделать преподавание сельского хозяйства наглядным, практическим. Для этой цели служил опытный хутор, расположенный недалеко от Москвы, за Бутырской заставой, на бросовых, полузаболоченных почвах. Общество сельского хозяйства поскупилось и купило для хутора самую дешевую землю. «Непроходимое, никакой пользы не приносившее болото, окруженное со всех сторон кустарно-мшистым кочкарником, – вот какая избрана была земля для опытного хутора», – писал в одном из своих отчетов Павлов. С помощью учеников школы он взялся за осушение земель хутора. Для этого здесь прокопали более 4 тысяч саженей канав и подготовили участок пашни в 160 десятин, на котором заложили три опытных севооборота: 1) обычный трехпольный, «как у всех»; 2) четырехпольный с посевами клевера и 3) шестипольный, «выгонный», с двумя полями зерновых, одним – пропашных культур и тремя полями злаковой кормовой травы – знаменитой русской тимофеевки.

Правильно понимая условия, благоприятствующие развитию растений, и изучая почвы, Павлов сделал поля хутора плодородными, он применял удобрения, чередование культур, глубокую вспашку специальным плужком, сконструированным им самим. К концу двадцатых годов он с радостью писал, что на хуторских полях «видны постоянно обильные жатвы, превышающие не только урожаи на смежных полях, но равняющиеся урожаям на черноземе».

Основываясь на своих опытах, Павлов резко обрушивается на господствовавшую в России систему полеводства – трехполье, при котором было такое чередование культур: озимые, яровые, пар. Считалось, что почва под паром отдыхает, восстанавливает свое плодородие. На самом деле пар лишь отчасти выполнял эту роль, и только тогда, когда за ним хорошо ухаживали. Но если пар зарастает сорняками, а в малоземельных местах используется под пастбище, то такой «пар» из средства отдыха почвы превращается в средство ее самого варварского истощения.

Павлов настаивает на введении в севооборот многолетних и однолетних трав, которые накапливают в почве перегной. Постоянное возделывание зерновых хлебов «расхищает без возврата» перегной почвы – «сие сокровище, над скоплением коего природа трудилась многие столетия». Русский ученый осуждает хищнический подход помещиков к плодородию почвы. «Совершенство системы хозяйства, – говорил Павлов, – состоит не в том только, чтобы с данного поля получить наиболее зерна; для сего еще требуется, чтобы земля не истощалась в производительной силе».

Павлов правильно решал вопрос о том, как восстанавливать эту производительную силу почвы. Он настаивал на хорошей обработке почвы: это лучше обеспечивает почву водой и воздухом. Придавая решающее значение в жизни растений почвенному перегною, Павлов широко рекомендовал удобрение почв навозом, травосеяние. При этом он предлагал подумать о «выгоднейшей соразмерности хлебопашества и скотоводства, в такой тесной связи между собой находящихся». Ученый считал, что для многих местностей северной и средней полос России будет наилучшей такая система, в которой, наряду с хлебными злаками и другими культурами, большое место займут посевы кормовых трав. Травяные поля будут использоваться как сенокосы, а иногда как пастбища. Павлов высмеивает тех помещиков, которые говорили, что в России с ее почвенными и климатическими условиями никакая система хозяйства, кроме трехпольной, не годится. Ученый опровергал эти «теории». «Вы ссылаетесь на почву и климат России, – писал он, – но ведь в России разные есть почвы и климаты, и никакая страна в мире не может поспорить с ней в отношении разнообразия природных условий».

«Неужели же, – восклицал Павлов, – трехполевая система, и только она одна, исключительно приличествует и разным климатам, и разным почвам, и разным постановлениям государственным, и разным обыкновениям народа?»

Павлов утверждал, что получить высокий урожай можно лишь путем повышения плодородия почвы, тогда как многие ученые полагали, будто рост урожаев приводит лишь к истощению почвы.

Он считал необходимым правильно чередовать культурные растения на полях: например, хлебные злаки и кормовые травы. При возделывании трав, развивающих густую корневую систему, с особой силой проявляется способность растений превращать «неорганическое вещество… в органическое», накапливать перегной в почве. Травы, по Павлову, «разрушаясь, возвращают земле чернозему более, нежели сколько поглощают его из нее, и таким образом усиливают тучность земли». Вот почему Павлов рассматривал «плодопеременность» как «коренной закон природы». Овладев этим законом и используя его, люди могут одновременно получать все более богатые урожаи и повышать плодородие почвы.

Павлов смело боролся с рутиной, не боялся многочисленных врагов, решительно прививал своим ученикам по школе научные взгляды на земледелие, учил их, как повышать плодородие почвы. Большинство учеников школы, правда, не могло применить эти взгляды на практике: их хозяева упорно держались за трехполье. Но все же кое-где начали вводить и павловские многопольные севообороты с травами; глубокая вспашка полей тоже завоевывала себе прочное место в некоторых хозяйствах. Совет Павлова пахать почву под яровые с осени – «под зябь» – стал находить сторонников и под Москвой и в черноземных губерниях. Дошло это и до Шацкого уезда.

Пропагандистом идей Павлова и продолжателем его дела был талантливый профессор Московского университета Ярослав Линовский (1818–1846). В магистерской диссертации «Критический разбор мнений ученых об условиях плодородия земли» и в своих увлекательно написанных популярных «Беседах о сельском хозяйстве» Линовский настойчиво советовал шире применять плодосмен, глубокую вспашку и другие научно обоснованные приемы повышения плодородия почвы и получения высоких урожаев. Н. Г. Чернышевский в одной из своих заметок в журнале «Современник» горячо рекомендовал читателям «прекрасные беседы Линовского», называл его «замечательным ученым», который «превосходно понимал, какие улучшения у нас возможны и нужны, по условиям нашего быта, наших почв и климатов»{ Н. Г. Чернышевский.Полное собр. соч., т. III, 1947, стр. 507.}.

После смерти Павлова Московская земледельческая школа и Бутырский хутор несколько раз переживали периоды упадка из-за частой смены директоров. С начала пятидесятых годов положение улучшилось: во главе школы стал видный русский ботаник и лесовод Николай Иванович Анненков (1819–1889).