Текст книги "Костычев"

Автор книги: Игорь Крупеников

Соавторы: Лев Крупеников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

***

Мы видим, какой значительный вклад внес Костычев в науку о микроорганизмах. Его работы в этой области имели большое значение для дальнейшего развития ветеринарной, медицинской и общей микробиологии. Но серьезнее всего его заслуги перед микробиологией почвенной. Можно сказать, что такого раздела науки до Костычева вообще не существовало. Правда, некоторые ученые и до него интересовались почвенными микроорганизмами. Пастер выделил из почв палочки сибирской язвы. Еще раньше Эренберг обнаружил в почвах инфузории. Выдающееся открытие еще в 1866 году сделал русский ботаник академик М. С. Воронин (1838–1903), обнаруживший бактерии, живущие в особых клубеньках на корнях бобовых растений. В 1879 году русский врач Л. Силич изучает микроорганизмы в почвах окрестностей Петербурга. Однако во всех этих исследованиях речь шла о видовом составе населяющих почву организмов, в лучшем случае – об их численности, но ничего не говорилось об участии микроорганизмов в процессе почвообразования – в разложении органического вещества. Костычев же поставил перед собой именно эту задачу: «Я предполагал, – писал он, – сперва исследовать по возможности действие всех низших организмов, найденных мною в почвах, определивши хотя в общих чертах роль каждого из них…»

Но сначала было необходимо изучить, как происходит разложение свежих растительных остатков, как они превращаются в темноокрашенные перегнойные вещества. Костычев брал стерильные кусочки листьев капусты, корней моркови, зерен пшеницы и в особых колбочках «заражал» их разными бактериями. Чистые культуры отдельных видов бактерий он получал из черноземных почв по способу Коха. Но эти кропотливые опыты не дали ожидаемых результатов. «Число отдельных колбочек, употребленных для этого, – указывал Костычев, – дошло с течением времени до 150, но все мои опыты были неудачны: все бактерии, полученные из почвы, давали в чистых культурах бесцветные твердые продукты разложения или же продукты, окрашенные в яркие цвета (желтый, красный), но никогда не получалось даже и светлобурой массы, не говоря уже о еще большем потемнении субстрата».

Костычев задумался над полученными результатами: а может быть, причина постигшей его неудачи заключается в том, что он брал для опытов чистые культуры отдельных видов бактерий – ведь в природной почве разные их виды всегда действуют совместно. Ученый ставит новые эксперименты: в колбочки со свежими растительными остатками он вносит «смеси» разных бактерий, но и в этом случае темных продуктов разложения не получалось. Костычев начал отчаиваться: «…я, наконец, потерял всякую надежду получить таким путем перегнойные вещества», – говорил он. Однако спустя некоторое время им была поставлена новая серия опытов – без доступа кислорода, с подкислением разлагающихся веществ. Но исследователь не получил того, что ожидал: «…все опыты над бактериями, стоившие мне очень большого труда и занявшие много времени, – с горечью отмечал он, – дали при всевозможных комбинациях, какие я только мог придумать, отрицательный результат. В культурах с одними бактериями никогда не получалось темного окрашивания субстрата».

И тут на помощь Костычеву пришел случай. Такие случаи всегда могут быть в жизни большого ученого, но повлиять на направление научного исследования они могут только тогда, когда ученый умеет из случайного наблюдения делать необходимые выводы. Вот как сам Костычев рассказывал об этом:

«Из описанных выше культур не все, однако, были удачны: в некоторых случаях вместе с бактериями пола-дали в колбочки грибные споры, из которых потом развивался мицелий{ Мицелий, или грибница, – вегетативное тело грибов, образованное обильно ветвящимися, очень тонкими нитями, или гифами.}. Первая же неудачная культура такого рода сопровождалась замечательно удачным результатом в том отношении, что растительная масса вокруг мицелия окрасилась в темнобурый, почти черный цвет, и результат этот потом правильно повторялся при большинстве опытов…когда грибные споры попадали на разные части субстрата, темное окрашивание начиналось сразу в нескольких центрах, так что в действии грибов сомневаться не было возможности».

Так Костычев установил новый и неожиданный для того времени факт – роль грибов в разложении органических веществ и в образовании темноокрашенного перегноя почвы. Это открытие не отрицало значения бактерий для гумусообразования, но показывало, что не меньшую роль в почве играют и грибы.

Каким образом бактерии и грибы производят разложение органического вещества? Во времена Костычева на этот вопрос не существовало точного ответа; мнения ученых здесь сильно расходились. Обладая удивительной способностью проникать в самую сущность изучаемых явлений, Костычев и в этом вопросе примыкает к правильному воззрению, которое тогда еще только зарождалось, «…одни ученые, – писал он, – признают, что разлагающее действие производится непосредственно протоплазмой низших организмов, другие же полагают, что организм вырабатывает особое вещество – фермент, которое своим действием, сущность которого нам остается пока неизвестной, обусловливает распадение сложных веществ; для некоторых случаев существование таких ферментов строго доказано… существование ферментов весьма вероятно и при процессах гниения растительных остатков». Именно такое представление о ферментах в дальнейшем было глубоко разработано в трудах виднейших советских биохимиков – академиков Сергея Павловича Костычева и Алексея Николаевича Баха, а в вопросах почвоведения – академиком В. Р. Вильямсом. Но впервые эти мысли были высказаны Костычевым.

Поскольку микроорганизмы почвы вырабатывают такие сложные продукты, как ферменты, роль этих организмов нельзя сводить только к участию в разложении отмерших остатков высших растений и животных. Несомненно, бактерии и грибы не только разлагают готовые органические вещества, но и, питаясь простыми продуктами этого разложения, вновь синтезируют в почве новые вещества. Почвенный перегной, или гумус, таким образом, не является только результатом разложения органических веществ, но и содержит в себе продукты грибного и микробного синтеза в почве – вот какой важный взгляд высказывает Костычев.

Он устанавливает, что некоторые микроорганизмы при питании минеральными веществами могут переводить их в форму очень сложных органических соединений. Так обстоит дело, например, с фосфором. В каждой почве содержится не только минеральный, но и органический фосфор. Вот когда было получено точное объяснение тех неудач, которые постигли Грандо при его опытах по растворению фосфора в аммиачных соединениях: фосфор, входящий в состав органических веществ, нерастворим в аммиаке.

Бактерии и грибы потребляют в процессе своей жизнедеятельности не только фосфор, но и азот. В состав их тела всегда входят белки, а для синтеза белков необходим азот. Поэтому микроорганизмы, разлагая белки, в готовом виде попадающие в почву, сами создают новые белки. «При всяком процессе разложения с участием низших организмов, – писал Костычев, – распадение белковых веществ, несомненно, сопровождается синтезом их». Это представление о единстве двух противоположных процессов, происходящих в почве, было для того времени настолько новым, что Костычев считал нужным особенно резко подчеркнуть отличие своих взглядов от господствующего мнения. «Мы должны, – указывал он, – внести некоторые поправки в наши представления о роли низших организмов в почве; обыкновенно мы представляем их себе как деятелей разложения и считаем их образователями питательных веществ для наших культурных и других высших растений. Сообщенные мною факты и соображения показывают, что низшие организмы сами могут потреблять простейшие азотистые соединения для образования из них сложных (белковых) веществ, то-есть в этих случаях они являются конкурентами высших растений и могут представлять существенную помеху для хорошего произрастания растений». Понятно, что это открытие изменяло существующие представления об условиях питания растений и объясняло, почему но многих случаях от внесения удобрений не произошло увеличения урожая: удобрения были поглощены микроорганизмами.

Из всех своих наблюдений Костычев сделал такой важный и новый вывод о перегное почвы: «Перегной представляет собой не мертвую массу, но в каждой точке дышит жизнью в разнообразных ее проявлениях; в нем происходят не только процессы разложения сложных органических соединений, но вместе с тем и процессы образования сложных соединений из простейших». Этот чисто научный, теоретический вывод имел и очень много практических следствий, прежде всего в решении вопросов накопления питательных веществ в почве, поглощения их бактериями и грибами, «омертвления» подвижных форм азота и фосфора.

Известный советский почвовед академик Иван Владимирович Тюрин, оценивая значение исследований Костычева в области микробиологии почвы, писал: «Если принять во внимание, что в то время развитие микробиологии только начиналось, что Костычев был первым почвоведом, применявшим методы и выводы микробиологии к изучению почв, можно поистине удивляться тому, что он так глубоко и, за немногими исключениями, правильно оценил значение микробиологической деятельности в жизни почв, настолько, что эта оценка сохраняет в основном свое значение и в настоящее время, то-есть через 60 лет после того, как она была высказана».

Во время своих опытов по разложению органических веществ растительного происхождения Костычев заметил, что в этом процессе участвуют не только микроорганизмы, но и многочисленные мелкие животные, обитающие в почве: дождевые черви, многоножки, различные насекомые. Они как бы подготовляют остатки тел отмерших растений к дальнейшему разложению их бактериями и грибами. «Значение деятельности животных громадно в деле измельчения органических остатков…» – писал Костычев.

Результаты всех своих наблюдений и исследований над черноземом как в природе, так и в лаборатории Костычев опубликовал в своей книге «Почвы черноземной области России, их происхождение, состав и свойства». Первая часть этого замечательного сочинения, посвященная образованию чернозема, вышла в свет в 1886 году. Здесь было показано, что важнейший процесс преобразования органического вещества, происходящий в почве, совершается под влиянием деятельности почвенных животных, грибов, бактерий, а также и вследствие «химического взаимодействия составных частей разлагающегося вещества». Как мы видим, «химическое взаимодействие» поставлено в этом перечне на последнее место, тогда как предшественники и многие современники Костычева отводили химическим процессам первое место в разложении органического вещества. По утверждению В. Р. Вильямса и Н. И. Саввинова, Костычев принадлежал к тем исследователям, которые установили, что «в образовании природного перегноя главное, решающее значение имеют не мертвые химические агенты атмосферы, а живые существа, начиная с землероев, земляных червей и насекомых и кончая микроскопически малым «Protozoa{ Protozoa– простейшие (лат.).} грибками и бактериями».

XVI. НАУЧНЫЕ ДИСКУССИИ С ДОКУЧАЕВЫМ

«…никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики».

И. В. Сталин

Интерес к чернозему среди русских ученых, кажется, никогда так остро не проявлялся, как зимой 1883/84 года. В подтверждение этого можно привести такую историческую справку:

10 ноября 1883 года в Вольном экономическом обществе состоялся доклад агронома Н. П. Заломанова «О происхождении чернозема». 24 ноября там же выступал В. В. Докучаев с сообщением итогов своих исследований о черноземе. В воскресенье 11 декабря днем в большом актовом зале университета при огромном стечении народа проходил докторский диспут Докучаева: он защищал в качестве диссертации свой выдающийся труд «Русский чернозем». 19 января 1884 года Вольное экономическое общество заслушало доклад Костычева «Об условиях образования черноземных почв».

Все эти собрания петербургских ученых проходили очень оживленно и даже больше того – бурно, в обстановке острых споров и дискуссий. Главную роль при этом играл Докучаев, и наиболее ожесточенные споры разыгрывались вокруг «Русского чернозема». Вот что вспоминал по этому поводу один из ближайших учеников и сотрудников Докучаева – профессор П. А. Земятченский:

«Работы Василия Васильевича Докучаева и его доклады, главным образом в Вольном экономическом обществе, всегда вызывали целую бурю возражений, страстных дебатов. Он был новатор и должен был встретить многочисленные препятствия, воздвигаемые рутиной, непониманием, завистью и личными отношениями. Собрания Вольного экономического общества, в которые назначался какой-нибудь доклад Василия Васильевича, всегда были многолюдны. Собирались не только интересовавшиеся предметом, но и те, которые любили смотреть на состязания. А зрелище было действительно необычайное: десять против одного. Борьба была отчаянная. Но для ищущих истину уже тогда было очевидно, чья сторона возьмет».

В этом образном рассказе, разумеется, не все справедливо. Не всеми оппонентами Докучаева руководили лишь «рутина, непонимание и зависть». Некоторые ученые, не соглашавшиеся с великим почвоведом, тоже были «ищущими истину». Сам Докучаев и главный его научный противник Костычев с наибольшим основанием должны быть причислены к «ищущим истину». Поэтому в их спорах личный момент хотя и не исключался, но играл второстепенную роль. Главное значение имели принципиальные расхождения, разное понимание некоторых – часто очень важных – научных вопросов.

В своем труде «Русский чернозем», составившем эпоху в истории естествознания, Докучаев опроверг метафизические морские и болотные гипотезы образования чернозема и незыблемо утвердил «растительно-наземную» теорию происхождения этой почвы. В объемистом сочинении Докучаева подробно описывались черноземы разных частей Европейской России, отношения этих почв к подстилающим горным породам, была приведена почвенная карта черноземной полосы, составленная то совершенно новым методам. Самым главным в «Русском черноземе» было твердо установленное положение, что чернозем, как, впрочем, и всякая другая растительно-наземная почва, есть результат совокупной деятельности ряда природных факторов, а именно – климата, растительных и животных организмов, материнских горных пород, возраста страны и ее рельефа. Эти явления природы в их взаимодействии ученый назвал «факторами почвообразования».

Докучаев показал, что почва является совершенно особым, самостоятельным природным телом; а это означало, что оно должно быть объектом изучения особой, самостоятельной науки о почве – почвоведения. Постановка и обоснование этих положений являются огромной заслугой Докучаева, но не сразу они все в равной степени были подтверждены наблюдениями и опытами, не сразу нашли широкое признание.

Условия, которые влияют на образование чернозема: степной климат, растительность, господствующие здесь горные породы и т. д., – Докучаев вскрыл с исчерпывающей полнотой, но сам процесс создания этой почвы, а также химические и биологические явления, все время происходящие в ней, ему оставались во многом не ясными. Спорным был в то время и вопрос о значении надземной части степных трав и их корневых систем для накопления перегноя в почве.

На всех публичных собраниях, на которых обсуждалась черноземная проблема, неизменно возникали дискуссии между Докучаевым и Костычевым. Со своей критикой «Русского чернозема» он с наибольшей полнотой выступил на докторском диспуте Докучаева и в специальной рецензии, напечатанной в журнале «Сельское хозяйство и лесоводство» в 1884 году.

Костычев, по своему обыкновению, стремился к объективной, справедливой оценке докучаевского труда. Он говорил, что исследование чернозема представляет такую громадную задачу, что ее не в силах выполнить один человек, это может сделать только коллектив ученых. Но если говорить о геолого-географических исследованиях чернозема, то «все, что можно было сделать Докучаеву, сделано им». Костычев откровенно признавал, что ему, как и другим агрономам, интересующимся исследованием почв, крайне недостает хорошего знания геологии.

«Для нас лично, – писал он, – наиболее ценными сведениями, заключающимися в книге Докучаева, представляются сведения геологические; им собрано все, имеющееся в нашей научной литературе, по геологии черноземной области, и потому труд Докучаева с этой стороны заслуживает полной благодарности всех, кто занимается и будет заниматься исследованиями о черноземе». Костычев соглашался с творцом «Русского чернозема» и в главном вопросе о черноземе, считая, что образование этой почвы происходит под влиянием степной травянистой растительности. И в то же время Костычев расходился с Докучаевым в понимании многих других важных вопросов и считал необходимым подвергнуть их критическому обсуждению.

Чрезвычайно интересен взгляд Костычева на роль и значение критики в научной работе. В своей рецензии на «Русский чернозем» он писал, что, занимаясь в течение нескольких лет исследованиями черноземных почв, он «не мог не прийти на основании своих трудов к некоторым самостоятельном заключениям… и заключения эти во многих пунктах не сходятся с воззрениями Докучаева. Это не представляет ничего удивительного по отношению к такому предмету, исследования которого, можно сказать, едва начаты: обыкновенно только после долгою ряда работ, после столкновения разных мнений, после взаимной критической проверки их, взгляды сходятся и получается единство воззрений. Надежда на то, что мои мнения и замеченные мною факты могут обратить внимание на многие немаловажные вопросы о черноземе, составляла главную причину… критических замечаний относительно книги Докучаева».

Прославленный автор «Русского чернозема» был по образованию и первоначальным научным интересам геологом. Но от геологии он шел через создаваемое им почвоведение к биологии, агрономии, проблемам преобразования природы. Однако этот путь был сложным и на некоторых участках тернистым. Можно сказать, что на первых его этапах геология, с ее кругом представлений, завладела вниманием Докучаева. Для него вначале яснее была «мертвая», неорганическая природа, а не живая.

Признавая совокупное действие всех факторов почвообразования на чернозем, Докучаев вместе с тем в своем докладе на заседании Вольного экономического общества говорил:

– В основу наиболее крупных делений всякой почвенной классификации должны быть положены отношения почвы к климату и материнским породам.

Из этих слов следует, что в период завершения работы над своим трудом Докучаев еще несколько недооценивал значение биологического фактора в почвообразовании. Это ограничивало стройность и целостность созданной Докучаевым теории. Костычев, напротив, еще не сумел оценить влияние климата иа процессы образования черноземов, но ему удалось лично добыть множество ценных фактов, освещающих роль организмов – высших и низших – в почве.

Костычев, вспоминая изречение академика Ф. И. Рупрехта «Чернозем представляет вопрос ботанический», говорит:

– Это положение имеет более обширный и глубокий смысл теперь, чем имело в то время, когда было высказано. Геология, как полагал Рупрехт и что подтверждено потом исследованиями г. Докучаева, имеет второстепенное значение в вопросе о черноземе, потому что накопление органических веществ происходит в верхних слоях земли, геологически разнообразных, и чернозем является вопросом географии и физиологии высших растений и вопросом физиологии растений низших, производящих разложение органических веществ.

Костычев очень близко подошел к тому пониманию почвообразовательного процесса, которое уже в советское время было сформулировано В. Р. Вильямсом, рассматривавшим этот процесс как своеобразное единство противоположностей, а именно, синтеза органического вещества высшими зелеными растениями и разрушения его низшими растениями – бактериями и грибами. Такое представление о почвообразовании стало ясно и для Докучаева, но уже в девяностых годах прошлого столетия. Вначале же он не обратил должного внимания на эти глубокие мысли своего оппонента.

Костычев, убедительно показав, что Докучаев сильно преувеличивает возможность проникновения перегноя в глубокие слои черноземов в результате его просачивания, в противоположность этому сумел своими наблюдениями подкрепить мысль о влиянии корней травянистых растений на накопление гумуса в почве. Тут Костычев был во всеоружии и бил своего научного противника фактами и цифрами, из которых большинство было получено в лаборатории Лесного института. Не всем этим фактам и цифрам Докучаев сразу же придал то значение, которое они в действительности имели.

Он только впоследствии оценил по достоинству соображения своего научного противника и достаточно полно использовал – в своих трудах наблюдения и эксперименты Костычева по вопросу о происхождении и особенностях почвенного перегноя.

На докторском диспуте Докучаева острой критике подверглась составленная им почвенная карта черноземной области. В основу этой карты были положены цифры содержания перегноя в почвах: места с более или менее одинаковым количеством перегноя были объединены общей окраской, и так получились, по выражению Докучаева, «изогумусовые полосы».

– В настоящее время карта, составленная Докучаевым, – говорил Костычев, – не может считаться надежным руководством… Докучаев нанес на свою карту чернозем на основании 286 определений органических веществ в почвах не из одной только черноземной области; на область чернозема приходится не более 250 таких определений. Так как в области чернозема мы можем считать не менее 100 миллионов десятин, то, следовательно, карта составлена на основании определений перегноя, из которых одно приходится не менее как на 400 тысяч десятин, или почти на 4 тысячи квадратных верст!

– Как же такая карта может быть точной и правильной? – спрашивал Костычев диспутанта и присутствующих. И это замечание своего оппонента Докучаев учел очень скоро: уже при своих почвенных исследованиях в Нижегородской губернии он, совместно с H. M. Сибирцевым и другими своими молодыми учениками, проводит работу в более детальном масштабе, а классификацию почв, или разделение их на группы, строит уже не только на содержании перегноя в верхнем слое, а принимает во внимание многие другие особенности почв. Вообще нужно сказать, что критика Костычева для Докучаева была очень полезной: в значительной степени благодаря этой критике он быстрее проникался интересами и нуждами русского сельского хозяйства, глубже изучал условия образования разных почв.

В свою очередь, Костычев, выступив на заседании Вольного экономического общества с докладом «Об условиях образования черноземных почв», изложил слушателям свои интересные наблюдения о роли растительности, об истинном характере процесса разложения органического вещества в почве. Костычев полемизировал с Докучаевым, опровергая его мнение, что степной климат, влияя на растительность, тем самым воздействует и на почву. Отрицалось в докладе и большое значение рельефа местности для распределения разных черноземов.

Не успел Костычев кончить, как слово в прениях первым взял Докучаев.

– Прежде всего, – начал он, – в докладе Костычева меня поражает та смелость, с какой автор отрицает почти всякую зависимость степной растительности от местного климата… Но кто же с этим согласится? Какие же имеются у докладчика доказательства такого поистине непонятного взгляда?

Приведя множество неоспоримых доказательств тесной связи, какая существует между климатом, растительностью и почвами в степной области, Докучаев закончил:

– Итак, я считаю сообщение Павла Андреевича Костычева не только недоказанным, но и непонятным.

В своей речи Докучаев доказывал и значение рельефа для почвообразования. Хорошо зная в это время почвы черноземной области, он имел все основания утверждать, что наиболее мощными и перегнойными будут черноземы, расположенные на ровных возвышенных местах, и менее мощными – на склонах. По этому поводу Докучаев на одном из заседаний высказался так:

– Павел Андреевич Костычев отрицает всякую связь между рельефом местности и мощностью покрывающих ее почв. На это следует сказать только одно: отрицать можно решительно все на свете…

И, намекая на то, что его (противник не исследовал всей черноземной полосы, Докучаев продолжал:

– Теперь вопрос о нашем черноземе подвинут настолько вперед, что всякий желающий установить в данном случае какие-либо новые общие положения обязан, по меньшей мере, видеть не один или два незначительных уголка нашей черноземной полосы, а по возможности все ее главнейшие пункты. Он обязан, кроме того, самым тщательным и объективным образом проанализировать работы своих предшественников; только тогда его выводы и будут иметь некоторый общий характер и интерес.

Эта критика имела несомненное значение для дальнейших исследований Костычева: он вскоре объезжает всю черноземную область и убеждается в том, что климат и рельеф оказывают большое влияние на чернозем.

Докучаев настойчиво добивался создания специального почвенного комитета, который бы объединил все проводящиеся в России исследования почв В 1886 году Геологическому комитету Министерства государственных имуществ поручили обсудить это предложение. Запросили и мнение Костычева. Он не оспаривал мысль о необходимости объединения всех почвенных исследований, но подверг критике программу Докучаева. Исследования почв страны нужны, но им следует придать «сельскохозяйственно-научное» направление, придать более ясно выраженный прикладной характер. В своих замечаниях Костычев, разумеется, исходил из чисто принципиальных соображений, но его мнение, повидимому, сыграло известную отрицательную роль, и почвенный комитет создан не был.

Изучением чернозема занимались тогда многие. Среди них был Н. П. Заломанов – «ученый-агроном», химик. Это был тип ярко выраженного дилетанта в науке, но в своих суждениях чрезвычайно самоуверенного. Он не мог, несмотря на все старания, предложить новую гипотезу образования чернозема, но и не хотел признать никаких элементов новизны в работах других. Он резко, хотя и совершенно необоснованно, нападал и на Докучаева и на Костычева, защищая старую морскую гипотезу в несколько измененном варианте.

В своем докладе в конце 1883 года Заломанов так прямо и говорил:

– Чернозем образовался из каменноугольных и юрских глин… Образование чернозема может быть вызвано и искусственно, прибавлением глиноземных солей-квасцов и сернокислого глинозема{ Глинозем– окись алюминия.} к навозу на скотном дворе.

Вся эта лженаучная чепуха преподносилась при этом с таким поистине неподражаемым апломбом, что производила известное впечатление на слушателей. Некоторым и впрямь начинало казаться, что нет ничего легче, как искусственное приготовление чернозема по методу, предложенному Заломановым.

И тут Докучаев и Костычев, объединившись, дали резкий и сокрушительный отпор зарвавшемуся прожектеру.

В сближении Докучаева с Костычевым большую роль сыграл Энгельгардт. Он поддерживал с Костычевым оживленную переписку, а с Докучаевым близко познакомился, видимо, в 1886 или в 1887 году, во время своего нелегального приезда в Петербург из Батищева, где он сумел своими силами и на свои средства организовать интересные опыты по испытанию различных удобрений.

Намекая на не совсем нормальные взаимоотношения своих петербургских друзей, он писал своему старому ученику: «Меня в Петербурге очень неприятно поразили контры между учеными. Не разъединяться должны люди науки, а соединяться, высоко держать свое знамя».

В этом же письме Энгельгардт развивает мысль о необходимости проведения в его родной Смоленской губернии таких же исследований почв, как в Нижегородской: «Я не сомневаюсь, что если бы это дело было поручено Докучаеву, то он нашел бы на него молодежь добрую, которая много бы сделала»{Архив Академии наук СССР, фонд 159, опись 1, № 131, письмо от 7 апреля 1888 года.}.

В письмах же к Докучаеву Энгельгардт постоянно отзывался с большой похвалой о работах Костычева, подчеркивал их значение для науки. Его статьи о подзолистых почвах, о применении для их улучшения фосфоритов Энгельгардт называет «очень интересными», советует их прочитать. Он пишет о том большом значении, которое для сельского хозяйства Смоленской губернии могло бы иметь всестороннее исследование ее природы. Но это исследование, говорит Энгельгардт, должно быть коллективным. При этом условии даже небольшие наблюдения рекогносцировочного характера принесут немалую практическую пользу, утверждает ученый.

«При вашей опытности, – писал Энгельгардт Докучаеву, – вы, сделав почвенную рекогносцировку губернии, уже миого окажете. Вот Краснов{ А. Н. Краснов(1862–1914) – выдающийся русский ботаник и географ, ученик Докучаева.} тоже, сделав ботаническую рекогносцировку, найдет что оказать. Костычев, сделав агрономическую рекогносцировку, тоже хорошо напишет. И поэтому это должно итти впереди. Конечно, могут быть ошибки, но дальнейшее исследование все исправит»{Архив Академии наук СССР, фонд 184, опись 2, № 106, письмо от 20 февраля 1892 года.}.

Постепенно личные отношения между двумя создателями научного почвоведения начинают улучшаться, хотя споры по отдельным принципиальным вопросам попрежнему вспыхивают. Но со временем, особенно после 1890 года, резче выступает единство воззрений Докучаева и Костычева, а не расхождения между ними. Докучаев проявляет громадный интерес к биологии и микробиологии почвы, к исследованиям структуры черноземов – вопросам, поднятым его оппонентом. Костычев – и на деле и на словах – отдает должное докучаевской идее о почве как самостоятельном теле природы, начинает изучать отдельные почвенные типы России в связи со всей природной обстановкой, породившей их. Замечательным примером в этом отношении является очерк Костычева о почвенных типах России, подготовленный для международной выставки в Чикаго.

Местности, в которых встречаются: 1– чернозем; 2– известковые почвы; 3– пески; 4– серые лесные земли; 5– разбросанные отдельными клочками солончаки.

Этот очерк освещал почвенные типы, их распространение, происхождение в связи с другими природными явлениями: климатом, растительностью, рельефом, геологическим строением. Каждый тип почв характеризовался с точки зрения его физических, химических и биологических свойств. Здесь ученый, как бы подводя итоги своих многолетних личных исследований и своих научных диспутов с Докучаевым, сумел удивительно полно и органично слить два направления в русском почвоведении – докучаевское и костычевское. Наиболее тщательно Костычев описал черноземы и серые лесные земли, распространенные в лесостепи, он коснулся также солончаков, известковых почв, сыпучих песков, виноградных почв Крыма и Кавказа.