Текст книги "Последний резерв"

Автор книги: Игорь Подгурский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

* * *

Две диверсионные группы курсантов почти одновременно вышли к точке сбора. О третьей не было ни слуху ни духу. Связаться с товарищами по рации не представлялось возможности. На время учений по отработке освобождения блокпоста от врага был установлен строгий режим радиомолчания. Нелишняя мера предосторожности. Какими техническими средствами радиоэлектронной борьбы оснащен противник, никто не знал.

Нет точной информации, значит, надо подстраховаться. Всегда рассчитывай на худшее – это делает тебя сильнее. Даже без третьей группы сил на выполнение задачи хватало. Самоуверенность младшекурсников сыграла с ними злую шутку.

Отчаянные парни. Отчаянные и бестолковые. Они даже попытались организовать оборону, беспорядочно отстреливаясь во все стороны. Их позиция в заснеженной лощине оказалась заведомо невыгодной. Навязать противнику свои условия – это искусство. Преподаватели надеялись, что им удалось это вдолбить в коротко стриженные головы курсантов.

Господствующие высоты полчаса назад скрытно заняли боевые четверки старшекурсников. По легенде учений, часть захватчиков могла оставлять захваченный объект. Главное, чтобы не меньше половины личного состава оставалось на блокпосту. С этим было строго. Человеком больше уйдет в «бой» – и посредники могут засчитать поражение.

Огневой контакт из засады всегда скоротечен. Оставшихся в «живых» обошли с флангов и забросали имитационными гранатами. Две диверсионные группы были «уничтожены» за четыре минуты. Теперь список вражеских потерь стал полон. Третья группа, не вышедшая вовремя на место рандеву, была перебита сводной четверкой снайперов раньше всех. Это именно их не дождались, выдвигаясь к штурму.

«Неплохо! Хороший результат!» – скупо похвалила ожившая рация голосом посредника.

Раз радиомолчание нарушили, значит, учения закончились.

За победителями прилетели аэроботы. В вихре поземки, поднятой двигателями, старшекурсники споро грузились в десантные отсеки.

Невдалеке угрюмой толпой стояли «убитые». Проигравшие учебный бой по традиции возвращались в училище своим ходом. Трехсуточный переход по заснеженному плоскогорью с сухпайком, выданным на один день, станет им хорошим уроком. От двух разгрузочных дней еще никто не умирал. Проверено. На пустой желудок будут быстрей соображать.

Последним в аэробот поднялся командир старшекурсников. Повернулся – одинокая фигура на фоне опущенной аппарели – и издевательски помахал рукой неудачникам. Поземка усиливалась, обещая вскоре превратиться в буран. Ветер донес его совет:

– У подножия горы Хвост Индюка можно набить горных куропаток. Если не будете зевать, как сегодня, будет что перекусить на обед. Там их полно!

Совет дал сержант выпускного курса Алешкин. Не грех поделиться опытом выживания с младшими товарищами. Ровно четыре года назад он так же провожал взглядом улетевшие транспортники с победителями. Теперь настал его черед с ветерком добираться до училища.

Да, проигравшим предстоял трехдневный марш-бросок по долинам и по взгорьям. Если снега навалит, то и все четыре дня. В этих местах сильный восточный ветер быстро наметает сугробы. Снег заполнит узкие долины, преграждая людям путь домой.

…Годы обучения в высшем военном училище подходили к концу. Казалось, еще вчера сменил кадетскую форму на курсантскую, а уже пришла пора шить офицерский мундир с лейтенантскими погонами.

Примерки в ателье чередовались с выпускными экзаменами. Приятные хлопоты никого не огорчали. После выпуска молодые офицеры получили десятидневный отпуск и разлетелись по родным планетам. Все расходы за счет государственной казны. Содружество никогда не экономило на своих Вооруженных силах.

* * *

Последний раз Алешкин прилетал домой курсантом. Теперь он вернулся домой офицером. Отметить торжественное событие решили в тот же день. Приятное не стоит откладывать на потом. Пока мама хлопотала на кухне, отец оповестил друзей, соседей и просто знакомых, с которыми приятельствовал.

Ингвара усадили на почетное место во главе стола. Он сидел, тщательно скрывая смущение, в необмятой парадной форме с лейтенантскими погонами на плечах. По такому торжественному случаю отец надел свой старый подполковничий мундир со всеми орденами и медалями. Старик не забыл прицепить аксельбант «За меткую стрельбу» высшей восьмой степени.

В тот праздничный день отпрыск бравого вояки ничем подобным похвастаться не мог. На груди лейтенанта скромно красовались ромбики «поплавков» – знаков об окончании кадетского корпуса, военного училища и нашивка снайпера-стрелка 2-го класса, награда, полученная на выпускном экзамене по огневой подготовке. 1-й класс давали за меткую стрельбу по живым мишеням. Разница между двумя цифрами была такая же, как между небом и землей. В центре нашивки красовалась вышитая голова белого голубя с черными контурами перьев, оранжевым глазом и большим черным клювом, как у попугая. Нашивка неофициально так и называлась: «попугайчик». Лейтенант знал, что в войсках обладателя такого украшения солдаты будут называть за глаза «попкой» или «говорунчиком». В конце отпуска он собирался ее втихаря срезать. Все равно парадная форма понадобится только один раз, когда молодой офицер будет представляться командиру части по поводу назначения и прибытия в гарнизон к новому месту службы.

Когда все гости заняли места за праздничным столом, старый артиллерист встал с наполненной рюмкой в руке и одернул китель. Маленькие снаряды весело звякнули о ряды орденов и медалей, покрывавших выцветший от времени мундир разноцветной кольчугой. Тихий говорок гостей за столом стих. Все выжидательно смотрели на главу семейства. Лейтенант, спохватившись, вскочил, с грохотом отодвинув тяжелый стул с неудобной резной спинкой.

Отец и сын стояли друг напротив друга, разделенные столом. Старый подполковник в поношенном мундире, со славным прошлым и новоиспеченный лейтенант в форме с иголочки, у которого еще все впереди.

Попугайская по цвету и изображению нашивка смотрелась на фоне знаменитого отцовского аксельбанта, как молодой новобранец рядом с седым ветераном. Это был кусочек ткани за выбитые очки при стрельбе по мишеням, а не боевая награда за огневое противоборство. Мелькнула мысль:

«Может, выйти на минутку из-за стола и быстренько спороть? Нашел, чем гордиться!»

Поздно спохватился. Глава семейства решил больше не затягивать паузу перед тостом.

– Кхе-хе-е, – прочистил горло ветеран артиллерийских дуэлей. – Служи, сын, по совести! Но и про присягу тоже не забывай. Помни, историю пишут победители, а читают ее неудачники и слабаки.

Коротко и лаконично, без лишнего славословия. Такой тост и должен быть в семье потомственных военных. Все встали, стараясь дотянуться и чокнуться с виновником начавшегося застолья, грозившего перерасти в шумный веселый праздник дотемна, а может, и до рассвета…

* * *

До нового места службы Алешкин добрался без приключений. На космодроме его подобрал армейский полугусеничный транспортер. На нем он доехал до контрольно-пропускного пункта военной базы. Все армейские гарнизоны Содружества стояли особняком от поселений колонистов, подчеркивая собственную исключительность и независимость от местных властей. В случае чего так легче держать оборону и атаковать населенные пункты аборигенов, не боясь попасть по своим.

Водитель остановил машину у стеклянной будки контрольно-пропускного пункта. Сквозь стекло были видны фигуры дневальных по КПП в одинаковых белых защитных шлемах с широкой черной полосой – отличительный знак дежурного подразделения по части. Они как приклеенные стояли у стекла и пялились на вылезшего из машины офицера. Часовой с короткоствольным автоматом «Штурм» на груди замер у проходной по стойке «смирно». Если бы он не моргал, то его можно было принять за манекен, наряженный в форму.

«Ничего себе дисциплина, – мелькнула мысль у новоприбывшего. – Неужели хотят произвести на меня впечатление? Но ведь я для них просто еще один офицер, один из многих. Странно все это».

Его взгляд остановился на низкой скамейке справа от входа на проходную. Он ее сразу не заметил из-за вьющихся растений. На ней сидел солдат и курил самодельную сигару.

Некоторые заядлые курильщики-гурманы предпочитают покупать обработанные листья табака и самостоятельно сворачивать из них сигары-самокрутки. Удовольствие не из дешевых и требует определенного мастерства, которое оттачивается годами.

Рядовой был из настоящих ценителей. На его сигаре, зажатой между пальцев, не было ободка, фиксирующего внешний оберточный лист. Солдат не спеша затянулся и выпустил голубоватую струю дыма. Легкий ветерок снес на Алешкина терпкий аромат табака. Лейтенант сделал несколько шагов по направлению к невозмутимо сидевшему курильщику, который нагло игнорировал офицера.

Теперь любитель сигар был как на ладони. Лет сорока пяти, с волосами, поредевшими надо лбом. Густые бакенбарды сходились тонкой ниточкой под нижней челюстью, изображая жалкое подобие бородки. Верхняя губа была выбрита до синевы. Растительность на лице выдавала в нем уроженца одной из окраинных планет. Какой, лейтенант вспомнить не мог. Как-то видел по визору. Там в моде такая растительность на лице, дань местным традициям.

Он был одет в тренировочный комбинезон, расстегнутый на груди на две магнитные застежки больше, чем полагалось по уставу. Когда-то темно-зеленая ткань выцвела до белизны от времени и солнца. На плечах и рукавах ни знаков различия, ни нашивок, определяющих принадлежность служивого к роду войск. На ногах новенькие офицерские ботинки с ребрами-вставками жесткости для надежной фиксации голеностопа и армированной толстой подошвой. В такой обуви можно смело делать все, что душе угодно. Маршировать по плацу, ходить в горы, прыгать с брони на полном ходу без боязни вывихнуть ступню. В подошвах находились специальные амортизаторы, гасившие силу удара о твердую поверхность. В ботинках лежали медицинские стельки, «следившие» за нормальным состоянием кожи. Такую обувь можно носить неделями, не снимая. Удовольствие, которое не всем по карману. Специальные прокладки в наиболее уязвимых местах стопы спасали ноги от травм. Такая обувь была практически неотличима от уставной. Носить ее военнослужащим разрешалось, но покупать приходилось за свой счет. «Умная» обувь не предназначалась для повседневной носки. Такую старались приберечь для боевых выходов.

Внешний вид солдата дополняла широкополая панама с пижонским металлическим кантом по краям полей. Панама была уставная, но от другого комплекта формы. Блестящая окантовка – вообще самоделка. Подобные головные уборы Ингвар видел в учебном фильме по видеовизору на занятиях в родном училище. При должном умении и сноровке, отточенных многочасовыми тренировками, метким броском такой «модернизированной» панамы можно было покалечить противника или надолго вывести его из строя. Алешкин считал это пижонством и показухой.

Встретившись взглядом с офицером в парадной форме, рядовой никак на него не отреагировал. Вместо того чтобы вскочить и вытянуться в струнку, он стал неторопливо тушить сигару о каблук ботинка, затем вальяжно пульнул окурок в пепельницу. Пепельницей служила гильза от крупнокалиберного снаряда, наполовину закопанная в землю. Отдать честь, приветствуя старшего по званию, солдат, похоже, не собирался.

Подобное пренебрежение к лейтенантским погонам уязвило самолюбие молодого человека. Алешкин чувствовал, что начинает злиться. В глубине души закипало глухое раздражение.

Наверное, начинать первый день службы с выволочки рядовому своей части не следовало. Хотя, с другой стороны, не мешало сразу показать себя начальником строгим и взыскательным. Это может сыграть на руку. На любой планете «солдатский телефон» в казармах работает быстро и бесперебойно.

Голос благоразумия успел подсказать, что он не в училище, а в дальнем гарнизоне. Здесь могут быть другие традиции, даже во взаимоотношениях офицеров и подчиненных. Да и нелишне вспомнить народную мудрость про чужой монастырь и свой устав, с которым туда соваться не рекомендуется. Но дисциплинарный Устав Содружества один для всех планет.

Победили понятия, заложенные годами казарменной жизни.

– Подойдите ко мне, – произнес лейтенант, стараясь придать своему голосу максимально возможную строгость, и поманил рукой курильщика, еще больше развалившегося на скамейке. Ингвар подчеркнуто обращался на «вы», чтобы исключить малейший намек на панибратство.

При звуках его голоса часовой, доселе неподвижно разглядывавший пустоту, дернулся, как от удара током. Одна из фигур, стоявших у стеклянной стены КПП, подняла руку к черно-белому шлему: то ли постучала по каске, то ли покрутила пальцем у виска. Точно не понять. Обзору мешало стекло – солнце выглянуло из-за туч, и стекло потемнело, ослабляя силу лучей.

Странные здесь были солдаты, дерганые и непочтительные.

Новоиспеченный офицер продолжил:

– Скажите-ка, где мне найти командира гарнизона? Да шевелись побыстрее! – Алешкин не удержался и сорвался на «ты».

Солдат, не торопясь, встал, аккуратно отряхнул с груди невидимые крошки пепла и, ухмыльнувшись, доверительно сообщил:

– Полковник Тромсон, командир гарнизона, а заодно и начальник базы, так сказать, по совместительству. Хм-м, два в одном, точнее, три. Еще и контроль орбитального пространства на мне… Конечно, если вы не против..

На расправившихся складках комбинезона блеснули два ряда орденских колодок. Прямоугольники планок, которые положено носить на кителе, чужеродно смотрелись на вылинявшей ткани.

«Да, – ошеломленно подумал лейтенант, – в этом монастыре свои правила, очень далекие от устава».

Не лучшее начало службы. Надо было спасать ситуацию.

Он вытянулся в струнку, вскинул руку к фуражке:

– Господин полковник, лейтенант Алешкин, представляюсь по случаю назначения под ваше командование.

– Я в курсе. – Полковник, и не подумав откозырять в ответ, просто протянул руку.

Здороваться с ним было то же, что и ручкаться с ковшом бульдозера. Было видно, что говорит он вполголоса. Но от этого не становилось легче. Казалось, что тебе орут прямо в ухо. Настоящий командирский голос.

Не отпуская руки лейтенанта, полковник взглянул на его предплечье и спросил-уточнил:

– «Попугайчика» спорол? Правильно! Первую классность заработаешь, тогда и пришьешь.

На часового было жалко смотреть. Еще немного – и он грохнется в обморок. Фигуры за стеклом приникли к стеклу. И отлипать не собирались, наблюдая за происходящим. Когда еще представится увидеть бесплатный спектакль из первого ряда?

– Завтра на общем построении представлю вас личному составу. Сейчас в штаб. Там сдадите сопроводительные документы оперативному дежурному. Он все покажет и расскажет. Потом устроитесь и познакомитесь с офицерами.

Продолжая говорить, полковник двинулся к КПП. Алешкин поплелся следом, стараясь не пропустить ни слова.

Неожиданно полковник резко обернулся, словно что-то почуял, и взглянул за плечо вновь прибывшему. Лицо его стало недовольным. Брови сошлись на переносице, на лбу и в уголках рта резко обозначились морщины. При этом Тромсон умудрился прищуриться. Его роскошные бакенбарды, казалось, ощетинились. Широко расставленные темные глаза смотрели внимательно, словно он целился в кого-то. Почти не разжимая губ, начальник базы скомандовал:

– Замри!

Лейтенант послушно застыл, боясь вздохнуть полной грудью. Он точно помнил, что за спиной нет ничего, кроме ровного полотна шоссе, на котором его высадил транспортер, прежде чем укатить на разгрузку контейнеров, доставленных с космодрома. По обе стороны шоссе расстилалось поле с невысокой травой. Инструкция по противодиверсионной обороне запрещала любые насаждения по периметру воинских объектов. Вдоль забора, опоясывавшего армейскую базу, тянулась пустошь двухсотметровой ширины.

Полковник медленно снял панаму и, сделав шаг в сторону, метнул головной убор.

– Вольно. – Офицер двинулся подбирать свой импровизированный снаряд.

Алешкин повернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на цель, в которую метил начальник.

В траве судорожно билось короткое четырехлапое тельце, покрытое редкой шерстью, сквозь которую просвечивала розовая кожа. Тушка заканчивалась широким плоским хвостом. Рядом валялась удлиненная головка с открытой пастью, полной редких острых клыков. Ее, как бритвой, начисто срезало острыми металлическими краями панамы. Сама панама валялась рядом. Несколько капель крови попали на ткань. Из обрубка шеи хлестало, как из открытого крана.

«Такое маленькое тельце, и столько крови натекло», – удивился лейтенант.

– Местная разновидность крыс. Мы их зовем плевунами, – пояснил полковник, отряхивая о бедро поднятую с земли панаму. Капли размазались красными пятнами. – Вообще-то они не опасны, если близко не подходить. Плюются ядовитой слюной прямо в глаза. Так что не зевай, смотри под ноги. Понял?

– Так точно! А какая у них дальность плевка?

– Метра два-три, – неопределенно пожал плечами метатель головных уборов. – Я не замерял. В санчасти из-за них постоянно кто-нибудь лежит. В основном из молодого пополнения. Никак этих плевунов с территории вывести не могу. Плодятся быстрее, чем мы их уничтожаем. К любым ядам адаптируются через поколение. Одной выжившей пары достаточно, чтобы заселить всю территорию базы за три месяца. Вот, опять появились! А ведь начальник химслужбы месяц назад мне клялся, что вывел их всех под корень. Пропади он пропадом, оптимист хренов! Я так и знал, что из этой затеи ничего не выйдет. Всю траву на газонах потравили, а плевуны опять тут как тут.

Полковник приказал дневальному по контрольно-пропускному пункту сопроводить Алешкина до штаба и показать комнату в офицерском общежитии.

Командир гарнизона оказался человеком заботливым. Хотя спуску не давал никому. Ни солдатам, ни офицерам. Всегда поощрял инициативу, но мог придраться к мелочам, изводя подчиненного из-за пустяка.

* * *

В штабе Алешкина никуда не определили, пообещав разобраться с документами завтра. Затем, на общем построении, его представили личному составу базы.

После официальной части последовало стремительное продолжение. Ни в одном гарнизоне Содружества еще никто не отменил традиционное «вливание» в офицерский коллектив. Лейтенанты, не занятые по службе, веселой гурьбой потащили Ингвара в офицерский бар. Надо было в первую очередь показать новичку место, где он будет проводить свободное от службы время. Поднявшись на высокое крыльцо по крутым ступенькам, они вошли в зал.

В баре было прохладно и малолюдно. В дальнем конце зала за столиком сидели двое летчиков из эскадрильи аэроботов, приданных военной базе в оперативное подчинение. Они уныло ковырялись вилками в пластиковых контейнерах, заменявших тарелки, иногда делая несколько глотков из высоких темных бокалов. Полетов сегодня не было.

Новоиспеченные приятели начали сдвигать столы. Летчики тоже попали в водоворот перестановки мебели. Знакомиться, так со всеми. Прослыть скрягой Алешкина страшило не меньше, чем изменить присяге.

Ингвару набулькали в большой пузатый стакан для сока сразу из разных бутылок. С горочкой.

«Со знакомством! И до дна!»

Летчики тоже не собирались оставаться в стороне от веселых опытов со спиртосодержащими жидкостями. Они забрали у лейтенанта пустой стакан и теперь колдовали над ним, тихо перешептываясь. Закончив отливать и смешивать одним им ведомые дозы из разнокалиберной батареи бутылок, летуны вернули стакан виновнику торжества. Рослый капитан в синей форме Военно-воздушных сил лукаво улыбнулся и сказал:

– А теперь выпей это. За дружбу и будущее взаимодействие.

Просто и со вкусом.

От «этого», выпитого залпом, Алешкину стали видны необъятные космические дали и фейерверк под потолком. За длинным «сборным» столом одобрительно загудели. Фирменный коктейль летчиков «Закатный штопор» пользовался заслуженной славой у сухопутных военных. Еще пара тостов – и Алешкина окончательно и бесповоротно развезло.

«Нет совершенства в этом мире», – печально подумал он, пытаясь сфокусировать взгляд на широкой фигуре, угрюмо замершей в дверном проеме бара.

Картинка приобрела резкость, но радости это не прибавило. Торжественное мероприятие решил почтить своим присутствием сам командир базы. Как полковник и ожидал, все происходило по наезженной колее. Лейтенант в форме с иголочки и все собравшиеся офицеры уже давно и успешно дегустировали местное горячительное. Единственное, что его обрадовало, – новичок еще не упал под стол. Но все равно каждый раз одно и то же.

Оценив количество бутылок на сдвинутых столах, Тромсон свел брови к переносице и собрался что-то сказать, но его опередили.

– Мой дорогой лейтенант! – неестественно громко и горячо даже для второй бутылки поделился с Алешкиным пьяный ас. – По-олковник ба-алышой ч-ловек, скажу я вам! Матерая глы-ик-бища! Зеркало нашей офицерской эволюции! За командира!

Собутыльники Алешкина в восторге заревели и дружно подняли бокалы, чтобы выпить за командира базы. Тромсон перестал хмуриться и выпил «за себя» вместе со всеми. Судя по всему, в офицерских кругах полковник пользовался серьезным авторитетом. Алешкин взял это на заметку и подчинился неизбежному… Дальнейшее он помнил смутно. Но что-то помнил.

Память сохранила то, как сосед справа сел мимо стула и со всего маху приложился подбородком о столешницу. Челюсть командира досмотрово-штурмовой группы не выдержала встречи со столом и с хрустом сломалась в двух местах.

Еще он помнил пьяные глаза офицеров, осторожно выводивших под локотки невнятно мычавшего нового друга из бара. Потом была обыденная для старожилов потасовка на улице между связистами и артиллеристами. Разнимали их летчики и десантники, более привычные к коварному действию мешанины из алкогольных напитков. Потом был провал в памяти – как бездонный омут посреди стремительной реки…

Утром его ждало долгожданное назначение. Офицера «поставили» на должность командира досмотровой группы. Алешкин занял место лейтенанта, который умудрился сломать челюсть на его «проставлении». Один отправился в госпиталь, второй вернулся туда, откуда недавно прибыл: в космос. На борт патрульного звездолета, прочесывавшего межзвездное пространство в поисках нарушителей законов Содружества.

Ирония судьбы. Будучи кадетом, лейтенант никогда не мечтал попасть в Звездную академию. А вот на тебе, свое первое задание он выполняет на борту боевого корабля класса «крейсер». Мечты иногда осуществляются по законам, непонятным людям.