Текст книги "Пикник на Аппалачской тропе"

Автор книги: Игорь Зотиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Пикник на Аппалачской тропе

Распорядок дня моей жизни. Получение денег в банке. Стен делает свой причал. Десять лет с окончания – войны во Вьетнаме. Пикник на Аппалачской тропе. Новые приключения Питера – альпиниста Ламонт. Узнаю о судьбе старых друзей с ледника Росса. «Если бы Герц был черным – он давно бы сидел за решеткой». Посещение в Манхеттене магазина художественных принадлежностей. «Никто никогда не побеждает»…

Утром отправил несколько деловых писем: Эйве, в Вашингтон – Диане с благодарностью, что она прислала мне конверт с чеком – «зарплатой» за второй месяц. Кроме того, надо было отправить письма в Москву, в международный центр данных с просьбой ускорить присылку книг в Боулдер. Это я обещал Роджеру Бари.

Потом Стен дал журнал Американского геофизического союза («ЭОС») с программой ежегодного весеннего собрания этого союза, которое через две недели будет проходить в Балтиморе. Стен хочет узнать, есть ли желание у меня поехать туда. Пока просмотрел тезисы докладов – прошел час. Решил не ехать. Дорого – вступительный взнос 110 долларов. Незаметно подошел ланч.

Иду к кофеварке, наливаю кружку, возвращаюсь в свою комнату и ем, гляжу через деревья на реку далеко внизу. Я уже выяснил, почему здесь нет пароходов. Оказывается, она судоходна всего миль на 150 вверх и все грузы на этом участке забирают в основном грузовики. Даже железная дорога почти не работает.

После работы Стен предложил мне поехать в банк, получить по чеку деньги. Я не мог это сделать один, потому что, во-первых, до банка (любого) я бы пешком не дошел, во-вторых, мне одному по чеку деньги бы не дали, не поверили бы. Нужно, чтобы с тобой в банке был бы кто-нибудь, у кого в этом банке счет и кого здесь знают. Поэтому мы поехали в банк Стена. Там я расписался на чеке, а потом на нем расписался и Стен. Только после этого, когда стало ясно, что у Стена на счету достаточно денег, я получил свою тысячу. Но носить тысячу долларов в кармане опасно. Потеряю или вытащат – и все. Поэтому я попросил поменять мои доллары на травелс-чеки.

Потом мы поехали к Стену домой посмотреть, привезли ли ему рабочие-строители четыре машины камней. Дело в том, что Стен делает у своего дома причальную стенку, выступающую в реку, и теперь забрасывает отгороженное досками пространство камнями. Но так же, как и у нас, рабочие каждый вечер обещают ему привезти камни и не привозят. «Кто-то им заплатил больше», – возмущается Стен. И на этот раз рабочих кто-то перехватил. Стен пошел звонить в контору. Сегодня они отговорились тем, что прошлой ночью шел дождь и поэтому не могли нагрузить машины камнями: грунт был слишком сырой.

– Могли бы и позвонить, – ворчал Стен, пока мы ехали в супермаркет, купить мне продукты.

Думал, что быстро управлюсь в магазине, но застрял на двадцать минут и купил много всего. Когда вышел – увидел, что и у Стена огромный пакет. Оказывается, что он от скуки зашел за мной и незаметно для себя увлекся покупками.

В 19.00, уже последним, пошел домой. Хотя нет, не последним. Многие еще и после ужина снова возвращались на работу. Кругом сновали машины, хотя официальный конец работы в 5 вечера. Я тоже взял с собой бумаги, но сначала решил поужинать и сварить борщ, который так любит Стен и хотят попробовать остальные ребята. До десяти вечера варил мясо, резал капусту, жарил свеклу…

Среда, 8 мая.Весь вечер и сегодняшнее утро смотрел ТВ. Вчера были, наверное, последние передачи, посвященные годовщине войны во Вьетнаме: парад ветеранов, рыдания, гневные слова…

А сегодня – передачи, посвященные победе по второй мировой войне. И ни слова о том, что Россия «тоже внесла свой вклад». А перед этим несколько дней всех трясло, вся общественность мира была взволнована, когда Рейган возлагал цветы на кладбище, где были похоронены эсэсовцы…

В субботу был на «субботнике». Называется он «День сохранения тропы». Оказывается, вдоль самого обрыва к Гудзону идет малозаметная дорога, знаменитая Аппалачская тропа, начинающаяся от самого Нью-Йорка, прямо от моста имени Джорджа Вашингтона, и идущая вверх по Гудзону до Аппалачских гор. Она – часть основной тропы, идущей к Монреалю на севере и до самой Флориды – на юге. Сначала думал, что это тропа пионеров времен Купера, которая и сейчас сохраняется в первозданном виде, так что многие идут по ней с рюкзаками и палатками. Во многих местах крутые скалистые спуски и подъемы тропы представляли как бы ступени из огромных плоских камней, как будто сделанных когда-то человеком. Оказалось, что они действительно сделаны человеком. Мне рассказали, что Аппалачская тропа, идущая с севера на юг через всю страну вдоль Аппалачских гор и имеющая ответвления к большим городам, была построена совсем недавно, в начале тридцатых годов, во время Великой депрессии, когда десятки миллионов людей были безработными. В это время президент Рузвельт предложил план гигантских работ по строительству дорог, благоустройству ландшафта, то есть таких работ, которые требовали огромное количество неквалифицированных рук и никаких дополнительных затрат: только ломы, лопаты и тачки. Таким образом он сумел дать работу многим. В нескольких местах встретил я, как старых знакомых, цветы нашей полевой гвоздики и много цветущей сирени.

Работали с 9 до часу дня – убирали с тропы упавшие на нее за зиму деревья и разросшиеся за прошлое лето кусты. А потом, как и полагается, устроили пикник, были поджарены на углях «горячие собаки» сосиски, появился ящик пива.

К вечеру заехал Питер Брушхаузен – альпинист и самый большой бродяга в Ламонте. Питер больше не работает в Ламонте. Он делает теперь какие-то удивительные фотографии у дна скважин в одной из нефтяных частных компаний. А в основное время занимается тем, что водит группы очень богатых искателей приключений на различные горные вершины Перу, Чили и Аргентины, в места, которые он так хорошо знает и любит.

– Ты, Игор, даже представить себе не можешь, как много, очень много богатых людей на свете, которые просто не знают, что делать со своими деньгами. Я тут недавно провел экспедицию по восхождению на самую высокую вершину Антарктиды. Но чтобы добраться к ее подножию, нужен был самолет. Мы купили списанный двухмоторный ДС-3 (наш Ли-2), поставили на него еще один – третий – мотор и решили лететь на нем. Я и еще два профессиональных альпиниста – аргентинцы, экипаж – три человека – англичане и еще десять человек – богатых любителей приключений. Каждый из них вложил в это путешествие более 50 тысяч долларов. Уже в Антарктиде на одном из ледяных плато у подножия наш самолет потерпел аварию, но мы сумели его исправить, и тут вдруг вышел из строя один мотор. Летчики отказались лететь дальше, так как предстояла посадка на плато, расположенное на большой высоте, а взлететь с этой площадки на двух моторах было невозможно. Тогда решили слетать на двух моторах в Аргентину и починиться там. Но мы забыли о войне на Фольклендах. Когда наш самолет прилетел из «ниоткуда» и корреспонденты пронюхали, что на нем много англичан, появились статьи о том, что мы шпионы, прилетевшие из Чили и собирающие сведения об Аргентине. Пришлось нам скорее уносить ноги, не дожидаясь починки. Так и не забрались мы на ту гору. А жаль! Но все равно, Игор, это было интересно, и, кроме того, за одну эту экспедицию, то есть за какие-то три недели я заработал больше, чем за полгода здесь… Но я скучаю о кораблях, плаваниях на судах Ламонт.

Оказалось, что Питер с Наташией решили показать мне ресторанчик с русской музыкой, который они любят. По дороге Питер рассказал много нового о старых друзьях.

Джей – механик с ледника Росса – по-прежнему во льдах где-то в Арктике, а потом поедет опять в Антарктиду. Но и он хочет все это бросить: нет времени для личной жизни, дом его все время заколочен. Правда, у него интересное хобби: он летчик, и у него есть свой самолет, на котором он возит туристов в Арктику. Так вот с самолетом у него произошли большие неприятности. Пока он был однажды в Антарктиде, кто-то из его друзей взял его самолет, улетел на нем куда-то в Южную Америку, а оттуда вернулся в США с наркотиками… Джею ничего не сделали, самолет тоже оставили: ведь Джей в это время был на Южном полюсе – алиби полное. Но где-то против его фамилии поставили навечно «галочку». И теперь куда бы Джей ни ехал из США и откуда бы он ни возвращался, ему на таможне непременно говорят: «А вы пройдите сюда». И просят раздеться донага и просматривают каждую складку платья. «Простите за беспокойство, можете идти». И так всегда. Обе стороны прекрасно понимают, о чем идет речь.

Пока разговаривали – доехали до ресторана на Брайтон-Бич. Народу там было много (субботний вечер), музыка действительно была «русская». Точнее, оркестр играл и певец пел романсы или блатные песни, а две негритянки отбивали такт и выкрикивали по-русски две-три фразы. Казалось, что в ресторане одни американцы, но вот оркестр заиграл «Одессу», и половина зала встала и, стоя, пела вместе с певцом припев: «Ах, Одесса, жемчужина у моря! Ах, Одесса, живи и процветай!..»

Опять судьба свела с Брайтон-Бич и «третьей волной». Молодой худой очкарик лет тридцати, эмигрант по фамилии Герц, возвращался в сабвее домой. К нему пристали четыре черных подростка и стали требовать пять долларов. «Ах, вам пять долларов, – сказал Герц, улыбаясь. – Сейчас достану, минуточку…» Залез в карман, вытащил пистолет и положил всех четверых одного за другим. Правда, двое остались в живых. Начался суд, который всколыхнул всю страну. Впервые, пожалуй, за многие годы человек оказал открытое сопротивление грабителям. Лучшие адвокаты защищали Герца и его право на сопротивление. Дело дошло до Гранд-жюри – Верховного суда – и этот суд признал его виновным только в незаконном ношении оружия. Разрешение на хранение оружия дома он имел, но закон запрещает ношение даже зарегистрированного оружия или любых игрушечных моделей пистолетов на улицах Нью-Йорка. Короче, Герца отпустили под небольшой залог. Ему бы «лечь на дно», а он начал кампанию за вооруженное сопротивление грабителям. Сначала его поддержали, он стал национальным героем. Журнал «Тайм» и многие газеты печатали его портреты. Но вот начали появляться и другие заметки. То в одном, то в другом городе люди стали открывать огонь на улицах, в метро и автобусах по самым ничтожным поводам. И страна задумалась – прав ли был Герц, открыв беглый огонь в метро? А тут еще и национальные чувства. Черная община сочла решение Гранд-жюри антинегритянским. Таким же сочли его и многие белые. Когда я первый раз ехал в сабвее, еще не зная, кто такой Герц, в каждом вагоне подземки висели плакаты, на которых был нарисован человек в очках с дымящимся пистолетом, а под ним надпись: «Если бы Герц был черным, он давно бы сидел за решеткой!» Новые адвокаты взялись защищать оставшихся в живых черных подростков, подавших жалобу. И вот обнаружилось, что одного из погибших мальчиков Герц вначале ранил, стреляя в спину, а потом уже добил вторым выстрелом. И вся картина представилась в ином свете. Герцу снова предстоит встретиться с Гранд-жюри. И опять собирается с силами «третья волна», готовясь к борьбе с черными, которую она начала много лет назад, еще на берегу Брайтонского пляжа, и победила. Кстати, семья Питера поддерживает контакты с той парой из Бруклина, о которой я писал два года назад. Они тоже были на ужине. Толик получил-таки диплом дантиста и теперь имеет лицензию для самостоятельной работы в штате Нью-Йорк. У него уже есть кабинетик в доме, который когда-то целиком занимал «фут-доктор».

– Но я по-прежнему работаю шестьдесят пять часов в неделю и сегодняшнее посещение прогулочной палубы этого пляжа – первое для меня с тех пор, как мы были с тобой здесь в ноябре восемьдесят второго года, – сказал он на другой день, когда мы встретились всей компанией на берегу этого странного пляжа. – Но ничего, я выстою. Я понял теперь, почему Америка пускает эмигрантов. Потому что никто, никто не вкалывает так, как мы, – неважно, евреи, русские, вьетнамцы или кампучийцы. Американцы нам не конкуренты. Ты же видел – они любят пожить легко… Потому что у них есть что-то в запасе, а мы начинаем с нуля. Сначала торговля сосисками, потом таксист, и только потом – работа по специальности.

9 мая, четверг, 9.30 вечера.Только что вернулся из Нью-Йорка. Вчера мне позвонил Волтер Салливан – редактор, автор многих книг, и пригласил меня пообедать с ним.

– Если можете – приезжайте в 12.30 и позвоните мне снизу, я скажу охране, чтобы пропустили.

– А где вы находитесь? – спрашиваю.

– На 42-й улице, на Таймс-сквер, совсем рядом. Дело в том, что площадь эта называется по имени газеты. Я ведь работаю в «Нью-Йорк Таймс».

Зашел к Стену Джекобу и его начальнику сказать, что уезжаю на свидание с Салливаном. Оказывается, имя Салливана всем известно. Посоветовали надеть пиджак и галстук (ведь мы тут ходим чуть ли не в майках). Пока сходил домой переоделся, пока отнес для анализа образцы льда специалисту по микроорганизмам, подошло время отъезда.

В 10.30 микроавтобус повез меня в Манхеттен. Полчаса езды до остановки сабвея у моста Вашингтона. До сих пор не могу отделаться от странного ощущения, когда вхожу в метро. Вот и сегодня – много людей, а на полу столько газет и бумаг, что ноги идут как по шуршащему ковру. В метро надо быть всегда собранным, следить за остановками, не зевать на пересадках, не паниковать и быть уверенным, что все будет хорошо. Например, первая часть пути в сторону старого центра города – он во всех американских городах называется одинаково: даунтаун, то есть нижний город, – с одной стороны для меня проста: от моста Вашингтона в сторону даунтауна идет только один поезд: «А» в голубом кружочке. Но зато на этой линии, на первом ее участке, вы едете через Гарлем. В ободранном вагоне – только негры, на стенах нет ни миллиметра, не покрытого надписями или контрнадписями из пульверизаторов. Так я доехал до Таймс-сквера, пообедал с Салливаном, обсудил с ним разные дела. Он интересовался работой на леднике Росса и моими книгами. Довольные друг другом, мы разошлись. Потом я пошел в магазин для художников, купил краски – хочу порисовать. Этот магазин находится почти в самом даунтауне, рядом с Уолл-стрит, в местечке, называемом «Деревня Гринвич». Когда-то там действительно была деревня, а сейчас это – живописный район богемы, где живут художники. Идешь по улице, и вдоль домов лежат книги, какие-то странные старинные вещи и такие же странные люди их продают. В магазине художников много бедной молодежи. Берут все нарасхват. Походил по магазину часа два – глаза разбегались от обилия товаров, названий незнакомых мне фирм, производящих краски и кисти. Вышел из магазина в пять часов. Ехать домой еще рановато, а улица, на которой расположен магазин, может привести меня в «Китайский город» – Чайна-таун, где живут только китайцы, а за ним будет «Маленькая Италия» и Диленси-стрит, где, как говорят, все разговаривают по-русски и к советскому покупателю обращаются с радостью. До Диленси не дошел. Бродил по Чайна-тауну. Чего только здесь нет. Сушеные странные грибы, коренья лотоса, какие-то снадобья и приправы, свежая, почти живая рыба всех сортов: сазаны, акулы, караси, камбала. А рядом ползают омары, крабы, улитки, ракушки, и тут же на улицах на передвижных тележках что-то парится и варится. Присмотрел себе каких-то вроде резаных осьминогов с овощами и луком. Съел с интересом, но не понял, что это такое. Так всегда у китайцев. Потом пробовал морские огурцы. А на улице тут же толпа окружила двух китайцев, играющих в какую-то странную игру – подобие шахмат. А кругом продают циновки, фарфор, каких-то жаренных целиком уток, и тут же рядом – золото, серебро, каменья, старинные китайские вещи. Наверное, в самом Китае все эти старинные обычаи, кушанья давно исчезли, а здесь – живут.

По дороге домой думал о другой такой же колонии на Брайтон-бич. Тоже полным-полно народу и всего того, что в стране, откуда они уехали, уже забыли давно.

Приехал в Ламонт – тишина, покой. Включил телевизор – сплошная стрельба. Зачем американцы все это показывают? Почему хотят видеть себя такими жестокими бандитами? Ведь на самом деле на работе или в общежитии они, как правило, такие вежливые, тихие. Застенчивые улыбки, взгляды – удивительно!

Сегодня мне утром позвонил специалист по микрофауне. Он не утерпел, сделал предметные стекла, посмотрел на образцы в микроскоп и обнаружил… диатомовые водоросли, то есть микроорганизмы, которые вмерзли в лед. Но это были не живые организмы, а те, которые жили когда-то очень давно. А на одном из стекол он нашел что-то, напоминающее рыбью икру. Сейчас ищем специалиста по рыбьей икре.

Суббота, 11 мая, час дня.Сижу опять один в громадном своем доме и утираю слезы. Только что выключил телевизор, смотрел фильм бывшего короля рок-н-ролла Америки – Френка Синатры. Название его в переводе звучит так: «Никто, кроме храбрецов». Фильм о прошлой войне, о том, как на заброшенном коралловом острове воюют друг с другом маленькие, не имеющие связи с внешним миром группы японских и американских солдат. И как постепенно после непримиримой борьбы они начинают помогать друг другу. В одной из стычек трое японцев были убиты, а один тяжело ранен в ногу. Но у японцев не было врача. И вот японский офицер после многочисленных душевных колебаний приходит с белым флагом к американцам просить у них врача, чтобы тот ампутировал ногу солдату. Иначе – гангрена и неминуемая гибель. И вскоре после этого японские и американские солдаты стали видеть друг в друге не врагов, а людей, начали помогать друг другу, симпатизировать, ходить друг к другу в гости. А кончается все печально: американцы тайком починили рацию, связались наконец со своими, и к острову подошел их эсминец. Американский офицер сообщил об этом своему другу – командиру японской группы – и предложил японцам покинуть остров вместе с ними: ведь японское командование, судя по всему, давно считает их погибшими. Но японский офицер отказывается: ведь это значит сдаться добровольно в плен, когда остальная Япония еще борется. Он уводит японских солдат в глубь острова и готовится к безнадежной обороне против превосходящего противника. А в это время американцы, забыв об опасности, бросаются к идущим им навстречу шлюпкам, и японцы из засады начали в них стрелять. Они были такой хорошей мишенью на пляже.

И в считанные минуты американцы и японцы, еще до того, как подошли шлюпки, уничтожают друг друга. Гибнут почти все, как с той, так и с другой стороны. А ведь совсем недавно они были почти друзьями. В конце фильма, вместо обычного слова «конец», вспыхнули вдруг слова: «Никто никогда не побеждает».

Может, фильм и не тронул бы меня так, но вчера я ужинал вечером в гостях у руководителя американско-советских работ в морях Антарктиды – начальника Джекобса. Когда мы пришли к нему домой, нас встретили его дети лет десяти и тринадцати и их товарищи с улицы. И так трогательно и осторожно их отец представлял меня: «Это доктор Зотиков. Он из России. Он из самой Москвы, но не бойтесь его, ребята. Пожмите ему руку. Вы видите, он такой же, как и мы».

Его собственные дети смело протягивали руки, а соседские мальчики смотрели исподлобья… Потом уже, когда мы ехали на машине в ресторан, он сказал с грустной гордостью: «Вы заметили, как мои дети безбоязненно жали вам руку. Это потому, что я воспитываю их так, и каждый раз, когда ваши приезжают к нам, я привожу их в дом. Пусть дети растут в сознании, что вы такие же».

Я слушал и молчал. Ведь и я сам так же всегда старался привести в свой дом в Москве всех приезжающих ко мне американцев и тоже гордился, что мои дети видят в них таких же людей, как и мы. А это так всем надо.

И вспомнилось вдруг, как однажды, пару лет назад, осенью, в воскресенье, ко мне домой в гости приехал научный руководитель КРРЕЛ Андрей Владимирович Ассмус, и мы гуляли с ним вдоль нашего длинного московского дома. И как мне тоже приятно было знакомить его с притихшими вдруг, смотрящими исподлобья друзьями моего сына. Еще бы: американец, наполовину военный, да еще говорящий на каком-то несовременном русском языке, на котором говорят руководители иностранных разведок в различных кинофильмах о шпионах. Да и одет он как-то необычно, хоть и просто. И я помню, как услышал сзади чей-то горячий шепот: «Он же шпион, шпион!» А сын мой тоже шепотом убеждал, что это не так. Мне хотелось сказать что-то по этому поводу, но я знал, что это бесполезно. Просто надо, чтобы эти мальчики чаще видели бы американцев у себя дома и в доме своих друзей, как мои дети. И тогда они перестанут пугаться их.

Вот сколько разных мыслей пробудил во мне интересный фильм, поставленный Френком Синатрой. Молодец он!

12 мая, воскресенье.Вчера нарисовал наконец этюд: дом госпожи Ламонт, где живу, и мое любимое в Америке дерево – элм, то есть американский вяз. Он растет рядом на поляне. Вечером ходил, выбирал место для еще одного этюда – хочу нарисовать обрыв, реку Гудзон внизу, нашу лабораторию, проглядывающую из-за деревьев.

Вчера вечером смотрел передачу, которая никак не уходит из моей головы, – международные соревнования «рестлеров» – борцов без правил: они кусали друг друга, визжали, когда у них выворачивали руки. Как правило, один сразу же вырывался вперед и несколько раз так ударял партнера об пол, что тот потом мало что соображал и лежал, еле шевелясь, на полу. А побеждающий залезал на самый верх канатов у углового столбика, не спеша так залезал, и потом прыгал на лежащего, придавливал его всей тяжестью своего тела. Ужасно. Но знатоки говорят, что это все только так подстроено. Это только игра, хоть и опасная.