Текст книги "Киви"

Автор книги: Игорь Лебедев

Соавторы: Ирина Железнова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Мы очутились в просторной комнате, стены которой были увешаны зеркалами. У одной из них стоял длинный, узкий стол. На нем в беспорядке лежали коробки с наборами губной помады и румян, пуховки, щипцы для завивки волос, электробритвы. В комнате нас ждали два человека в светло-серых халатах. Это были гримеры.

– Вооружайтесь бритвами! – с улыбкой скомандовал комментатор. – Не захотите же вы предстать перед ново-зеландками с «файв о’клок шэдоу».

И он подал нам бритвы. «Файв о’клок шэдоу» («тень, появляющаяся к пяти часам») – так деликатно именуют (на английском языке щетину, успевающую вырасти на мужских подбородках к пяти часам дня.

Едва мы закончили бриться, как гримеры подскочили к нам и, схватив пуховки, нанесли на наши лбы, носы и щеки толстый слой розовато-коричневой пудры. Процедура превращения нас в «героев телеэкрана» заняла не борее пяти минут. После этого комментатор вновь повлек нас по коридорам теперь уже в зал, где должна была состояться запись интервью на пленку.

Все так же быстро он объяснил нам, как мы должны сидеть, куда смотреть, насколько громко говорить.

Остановить этот поток советов, предложений, рекомендаций было весьма трудно. Но наконец нам это удалось, и мы сказали, что в начале передачи нам хотелось бы обратиться к телезрителям с приветствием от Общества (СССР – Новая Зеландия, которое мы представляем, а также выразить благодарность тем, кто пригласил нас в Новую Зеландию, то есть Обществу Новая Зеландия – СССР.

Это предложение, в котором, казалось, не было ничего особенного, явно смутило комментатора. Державшийся до того очень уверенно, он вдруг смешался и не мог найти Слов. Потом он сказал, что для этого вряд ли хватит времени, отведенного для интервью. Тогда мы пообещали ему, что постараемся более кратко отвечать на вопросы и таким образом сэкономим несколько минут. Но комментатор заявил, что этого делать не стоит, так как обращаться прямо к телезрителям у них якобы вообще не принято.

Мы сочли невежливым настаивать и согласились не начинать интервью с обращения к телезрителям, а ограничиться ответами на вопросы.

Нас усадили за небольшой столик перед камерами, и комментатор четким, натренированным голосом представил нас как гостей из Советского Союза.

Микрофон и камера всегда волнуют, но мы знали, что в этот момент единственной нашей аудиторией была та небольшая кучка людей, которая занималась записью интервью на пленку, и поэтому нервничали немного меньше. Интервью должны были передать по телевидению только на следующий вечер.

Комментатор задал нам несколько обычных в таких случаях вопросов о том, когда мы приехали в Новую Зеландию, сколько намерены здесь пробыть, что мы повидали, с кем встречались, что собираемся посмотреть и прочее. Но, как и следовало ожидать, он не мог обойти вопроса о цели нашего приезда. Это и позволило нам объяснить, кого мы представляем и кто нас пригласил.

На следующий вечер в кругу друзей Советского Союза, собравшихся в доме Кэрика Льюиса, активиста Общества Новая Зеландия – СССР, мы ждали начала телепередачи. Передача называлась «Наши гости».

По экрану прошагал смешной человечек с чемоданчиком в руке. Затем мы увидели на экране самих себя и, как, наверное, каждый, оказавшийся в таком же положении, чувствовали себя немного неловко. Но нам стало смешно при виде того, как невозмутимое лицо комментатора вдруг вытянулось, когда по ходу интервью мы объяснили, что являемся гостями Общества Новая Зеландия – СССР. Зато наши друзья, внимательно следившие за экраном, не скрывали своего удовлетворения.

– Это неплохое паблисити для нашего Общества! – говорили они.

* * *

Но уж поскольку речь зашла о новозеландском телевидении, стоит, пожалуй, рассказать о нем поподробнее.

Включив телевизор, новозеландец почти неизбежно сталкивается с голливудскими ковбоями, мчащимися верхом и стреляющими сразу из двух пистолетов, и с примелькавшимися детективами, долго и нудно распутывающими очередное кровавое убийство. Но в отличие от кино телевидение потчует новозеландцев более старыми голливудскими фильмами – продукцией 40-х, а то и 30-х годов.

Во многих странах Запада передовая общественность, с тревогой обсуждает вопрос о воздействии телевидения на молодежь. Довольно часто высказывается мнение, что телевидение способствует отуплению умов и снижению культурного уровня молодого поколения.

Новозеландцы среднего поколения, с которыми нам приходилось беседовать на эту тему, говорили, что телевизор не сближает людей, как это кажется с первого взгляда, а разобщает.

– Когда мы были молодыми, – вспоминали они, – мы больше читали, больше говорили друг с другом, чем теперешняя молодежь. В свободное время сами себя развлекали: играли на музыкальных инструментах, пели, танцевали. А теперь молодежь часами как завороженная торчит перед телевизором. За целый вечер слова друг другу не скажут.

В одном новозеландском доме, где мы гостили дня два, оба вечера хозяева приглашали нас в полуподвальное, специально приспособленное помещение, где был установлен телевизор и стояли два больших низких дивана и несколько кресел. Вместе с нами смотрела передачи компания молодежи – дети хозяев и их приятели.

Интересно было наблюдать за ними. Некоторые из них полулежали на диванах; другие, поджав под себя ноги, сидели развалившись в креслах. То, что шло на экране, их мало занимало. Некоторые из них выходили, потом снова входили, изредка перебрасывались репликами, нехотя курили.

В первый вечер по телевизору демонстрировался фильм «Я стелю постель». За этим прозаическим названием скрывался «сложный» конфликт. Главный врач больницы спорит со старшей сестрой из-за того, как следует заправлять постели больных. Конфликт так разгорается, что старшей сестре грозит увольнение. Но постановщики фильма вовремя находят «оригинальный» сюжетный ход. Они бросают старшую сестру (разумеется, ее играла хорошенькая актриса) в объятия главврача.

Мы поинтересовались у молодых людей, понравился ли им фильм. Они односложно ответили: «Дрянь!»

Но на следующий вечер мы снова застали ту же компанию перед телевизором.

Кончался очередной, не менее «захватывающий»; фильм. Ковбой уже успел застрелить своего противника и, спрыгнув с лошади, снимал шляпу, чтобы поцеловать героиню.

Зрители смотрели на экран с тем же равнодушием, что и в предыдущий раз.

Но вот фильм кончился, и на экране появился телерепортер, который очень бойким и веселым голосом заявил, что ему доставляет огромное удовольствие познакомить телезрителей с «самым счастливым новозеландцем», человеком, который сегодня выиграл на скачках 54 тысячи фунтов. И он представил средних лет мужчину, немного взъерошенного и растерянного.

Молодая компания оживилась. Репортер вел передачу весьма умело. Он обратился к телезрителям, предлагая им на минуту представить себя обладателями 54 тысяч фунтов и подумать над тем, что бы они сделали с такой суммой.

– Э, на то, чтобы потратить деньги, ума у каждого хватит! – сказал посмеиваясь кто-то из молодых людей, сидевших перед телевизором.

– А все-таки парню здорово повезло! – воскликнул другой.

Выяснив, что «самый счастливый из новозеландцев» намерен прежде всего отправиться на месяц на озеро Таупо удить рыбу, а потом уже, вернувшись домой, решить, как ему лучше распорядиться выигрышем, репортер пожелал «всем всегда ставить на лошадь, которая приходит первой».

Телевизор был выключен, но, и расходясь, молодые люди продолжали обсуждать, что бы сделали они, если бы им повезло.

В Новой Зеландии нет такого откровенного культа денег, как, скажем, в США. Здесь считается дурным тоном сказать, что кто-то заработал столько-то на таком-то деле. Здесь не услышишь, что «мистер такой-то стоит столько-то тысяч фунтов». Но тем не менее печать, радио, телевидение исподволь прививают новозеландцам уважение к «деньге».

В этом главную роль играет реклама. Пусть не крикливая, она все же ежечасно напоминает новозеландцу, что, только располагая определенной суммой денег, он сможет воспользоваться «благами жизни». Собирающимся жениться или выйти замуж реклама рекомендует подумать о том, чтобы накопить денег на мебель, молодоженам – на приданое ребенку и т. д.

Со школьной скамьи новозеландцу прививаются идеалы, в которых много такого, что мы называем мещанским. Эти «идеалы» не идут дальше дома и семьи. Юноша знает, что со временем он должен будет зарабатывать, чтобы обеспечивать свою семью и иметь какой-никакой, но собственный дом. Девушка мечтает только о том, чтобы выйти замуж и стать хозяйкой дома.

Было бы странно выступать против стремления молодежи к семейному счастью, но, когда семейным очагом ограничивается весь круг интересов, это не так уж хорошо.

– Мы, кажется, переусердствовали в следовании английскому принципу «мой дом – моя крепость», и многие из нас стали пленниками этой «крепости», – говорил нам Преподаватель одной из крайстчерчских школ.

Телевидение и пресса лишь способствуют «заземлению» идеалов. Они внушают новозеландцу, что уровень го жизни высок и ему не к чему больше стремиться. Жизнь в Новой Зеландии описывается в газетах и журналах в самых розовых тонах. Чтобы еще раз убедить новозеландца насколько ему «повезло», газеты с охотой печатают корреспонденции о тяготах, выпадающих на долю жителей некоторых азиатских и африканских стран. При этом, конечно, не упоминается, что нищета и тяжелые жизненные условия в этих странах – наследие колониализма.

ОПЯТЬ ОБ ОВЦАХ

НАШИМ крайстчерчским друзьям хотелось, чтобы мы непременно увидели стрижку овец: ведь новозеландцы вчитаются лучшими стригалями мира.

Ферма, на которой мы побывали, находится недалеко кот Крайстчерча. Нас встретил ее хозяин, весьма преуспевающий молодой фермер, владелец большого земельного участка и семи с лишним тысяч овец. Такого рода хозяйства официальная статистика относит к крупным.

Фермер рассказал нам, что получил все, чем владеет в наследство от отца. Сам он окончил среднюю сельскохозяйственную школу – нечто вроде нашего сельскохозяйственного техникума – и, кроме того, проходил стажировку в Австралии, откуда, как он нам сказал, вывез помимо диплома еще и жену.

Он пригласил нас пройти в небольшой, специально оборудованный сарай, где работала бригада стригалей.

– Они проработают у меня всего дней десять – двенадцать, закончат стрижку и уйдут, – объяснил фермер. Я приглашаю стригалей раз в год. Все остальное время на ферме работаю я и один наемный рабочий.

Кажется, что может быть удивительного в стрижке овец? Но мы стояли как завороженные, не отрывая глаз от уверенных, ловких и в то же время плавных движений стригалей. За две-три минуты стригаль успевал вытащить овцу из загона, одним броском уложить ее перед собой и, взяв в руку машинку для стрижки, мгновенно «раздеть» животное. Именно «раздеть». Овца, не успев сообразите что с ней происходит, оказывалась вдруг совершенно «голой», а ее «шуба» вся целиком, не распавшись на куски, лежала перед ней на полу.

За этим следовала еще одна операция, напоминавшая цирковой трюк. К «шубе» подходил стригаль, специально занятый сортировкой шерсти, сгребал ее в охапку и затем бросал вверх над сортировочным столом. Она разворачивалась в воздухе и, опять-таки не рассыпавшись, ложилась на стол, сохраняя очертания распластанной овцы. После этого шерсть сортировалась по качеству и упаковывалась в тюки с помощью специального пресса.

Виртуозная работа стригалей не могла не вызвать восхищения. Они работали с такой быстротой, что каждый из них за девятичасовой рабочий день успевал остричь целое стадо – две, а то и три сотни овец.

Но это далеко не предел, о чем свидетельствуют достижения мирового рекордсмена по стрижке овец Годфри Боуэна.

Боуэн установил свой рекорд в январе 1953 года. Произошло это на обычной овцеводческой ферме в присутствии двух тысяч фермеров, съехавшихся туда со всех окрестностей. Некоторые приехали издалека, за несколько сот километров. На тюках шерсти, неподалеку от рабочего места Боуэна, разместилось трое судей с часами в руках.

К С ударом гонга ровно в пять часов утра Боуэн начал стрижку. Зрители облепили сарай, в котором он работал. В окна и двери просовывались десятки голов, сотни глаз следили за движениями стригаля сквозь щели в стенах. Попытки двух полицейских урезонить толпу ни к чему не привели. В помещении стало тяжело дышать. Годфри обливался потом. После восьми часов стрижки стало ясно, что он очень устал. Стоявшие вблизи него видели, что он едва держится на ногах. Но напряжением воли Годфри заставил себя продолжать стрижку. Наконец… долгожданный удар гонга.

– Четыреста пятьдесят шесть! – объявили судьи. Эти слова потонули в аплодисментах, возгласах поздравления, восторженных криках.

Да, за девять часов было безукоризненно острижено 456 овец! Но победа досталась Боуэну нелегко. По мнению специалистов, для того чтобы остричь такое количество овец, стригаль должен затратить примерно столько же энергии, сколько участник марафонского бега.

Боуэн не ограничился тем, что установил рекорд. Он сделал свой опыт достоянием других. Став инструктором по стрижке овец, он объехал всю Новую Зеландию, демонстрируя свой метод перед тысячами фермеров и стригалей. Вместе с ним разъезжали по стране и три его брата, тоже большие мастера стрижки. Айвен Боуэн вскоре даже перекрыл рекорд Годфри.

Но и Годфри не успокаивался. В 1960 году, когда ему было уже почти пятьдесят лет, он остриг за девять часов 559 овец!

На показательных стрижках Годфри работает даже с завязанными глазами, остригая при этом овцу за сорок пять секунд. Это удается ему потому, что он не только прекрасно владеет техникой стрижки, но и отлично знает анатомию и повадки овец. Кроме того, Годфри очень любит животных. Вероятно, поэтому они охотно слушаются его.

– Овца – живое, чувствующее существо, и к ней надо относиться, как к живому, чувствующему существу, – любит повторять Годфри.

Когда ему попадается «неравная» овца, он берет ее го-лову под мышку, бормочет ей какие-то ласковые слова, гладит ее и только тогда приступает к стрижке.

«Новозеландский метод» стал известен далеко за пределами страны. Для его изучения в Новую Зеландию стали приезжать стригали из Австралии, США, Аргентины и других стран. Побывали у Годфри Боуэна и наши лучшие стригали – Николай Холод, Сафар Байрамкулов и Тимур Аджиньязов. Они успешно овладели «новозеландским методом» и на его основании создали свой, так называемый оренбургский метод стрижки.

В 1963 году по приглашению советских стригалей Боуэш посетил Советский Союз. На Выставке достижений народного хозяйства вместе с Николаем Холодом и его ученицей Александрой Поповой он демонстрировал новый метод. Все, кто побывал на показательных стрижках, даже люди, далекие от сельского хозяйства, были в восторге от этого необычайного зрелища. За ознакомление советских стригалей с прогрессивными методами стрижки Годфри Боуэн был награжден медалью «За трудовую доблесть». Таких же медалей удостоились Николай Холод и Александра Попова.

Стригаль – одна из главных фигур в новозеландской овцеводстве. Через его руки каждый год проходят тысячи тонн шерсти – главного богатства страны.

Попытки заменить искусный труд стригаля машиной или химическими препаратами, которые снимали бы шерсть с овцы, ни к чему не привели.

Зато в Новой Зеландии довольно успешно обходятся без того, кто, по нашему представлению, всегда должен находиться при овцах, – без пастуха.

Как уже говорилось, овцы здесь не нуждаются в охране. Но ведь овец приходится перегонять с одного пастбища на другое, или же к месту стрижки, или, наконец, на бойню. Как быть?..

Тут на помощь приходят четвероногие пастухи – собаки. Фермеры охотно прибегают к их услугам. Наиболее подходящими для роли пастухов оказались шотландские овчарки колли. Собак выращивают и дрессируют в специальных питомниках. Ежегодно проводятся соревнования, на которых демонстрируется их ловкость, быстрота, сообразительность.

Что же делает четвероногий пастух? Как ни удивительно, почти все то же, что и обычный пастух или, вернее, несколько пастухов. Одна собака заменяет двух-трех человек.

Владелец фермы показал нам такую собаку в работе. По знаку хозяина собака подошла к нему. Он тихонько свистнул, и она тотчас помчалась туда, где паслось небольшое стадо овец. Она быстро обогнула стадо и заставила мирно щипавших траву животных прервать трапезу, повернуться и трусцой направиться в нашу сторону. По следующей команде хозяина собака разделила стадо на две части; одну часть она остановила неподалеку от нас, а другую отогнала опять на то место, где они паслись раньше. Делала она все это молча, ни разу не залаяв. Собак приучают к тому, чтобы они не лаяли, так как это может испугать овец, которые от страха перестанут слушаться.

Собака с такой уверенностью руководила стадом, что, казалось, овцы подчиняются ее взгляду.

– Да она у вас чуть ли не гипнотизер! – сказал кто-то из нас.

– А что вы думаете? – отвечал фермер. – Так оно и есть.

В Новой Зеландии многие называют четвероногих пастухов «собаки-гипнотизеры». Новозеландские овцеводы считают, что собаки «гипнотизируют» овец, заставляя их слушаться.

Каждый фермер или стригаль готов рассказать десяток историй о собаках. Нас, например, попотчевали историей о том, как один фермер, человек холостой и одинокий, коротал вечера, играя со своей собакой в шашки. Однажды к нему на огонек зашли соседи. Они застали его и собаку за шашечной доской. Собака удачным ходом обыграла хозяина и отодвинула от себя доску с довольной ухмылкой. На замечание гостей о том, что собака удивительно умна, фермер ворчливо бросил: «Подумаешь, умна!.. Это единственная партия, которую она выиграла за весь вечер».

Непременно расскажут вам и о собаке, которая, обмакнув хвост в ведре с молоком и получив за это пинок от хозяина, не понявшего ее намерения, убежала искать заблудившегося теленка. Вскоре она вернулась. Посасывая ее хвост, теленок покорно плелся за. ней.

Использование собак-пастухов в сельском хозяйстве Новой Зеландии – это лишь один из примеров того, как путем минимальных затрат здесь достигают большого экономического эффекта.

Даже нам, не специалистам, бросилось, например, в глаза, что на молочных фермах помещения для дойки коров размещены не где-то в глубине участка, а всегда у самого шоссе. Это позволяет машинам-цистернам с молокозавода легко и быстро забирать ежедневный удой.

На свинофермах привлекает внимание то, что колода, куда засыпается корм, снабжена поднимающейся на шарнирах крышкой из оцинкованного железа. Чтобы добраться до корма, свинья приподнимает ее пятачком. Но крышка приподнимается ровно настолько, чтобы свинья могла спокойно есть. Залезть в кормушку с ногами, расшвырять корм животное не может. Так что по отношениям к свинье, которая ест за таким «столом», применить поговорку «посади свинью за стол, она и ноги на стол» никак нельзя. Подобное нехитрое приспособление позволяет сократить расход кормов на 10–15 процентов.

Но конечно, не такими вещами определяется уровень развития сельского хозяйства страны. Новозеландское сельское хозяйство высоко механизировано. В нем применяется большое число тракторов, доильных установок, электрических машинок для стрижки овец, электродвигателей и двигателей внутреннего сгорания.

Весьма высок уровень его химизации. В больших количествах применяются минеральные удобрения, гербициды и другие химические вещества.

Новая Зеландия занимает одно из первых мест в мире по использованию авиации в сельском хозяйстве. С самолетов рассеиваются удобрения, гербициды и средства для уничтожения кроликов, опыляются ядохимикатами поем вы и даже сбрасываются столбы для установки изгородей в высокогорных районах. Особенно помогает авиация в улучшении пастбищ. Только с помощью самолетов оказалось возможным вносить удобрения в таких местах, которые недоступны для наземных сельскохозяйственных машин. Более трехсот самолетов постоянно занято сельском хозяйстве страны.

Летают на этих самолетах в основном молодые и отчаянные парни. Их работа опасна. Опасна не только потому, что приходится летать очень низко, на высоте всей нескольких десятков метров, над сильно пересеченной местностью, но и потому, что полет обычно происходит в границах сравнительно небольшого неправильной формы участка. Фермер платит авиакомпании не за то, чтобы заодно с его участком удобряли и соседний. Поэтому летчик и вынужден выделывать головокружительные пируэты, каждую минуту рискуя поплатиться жизнью.

Использование новейшей техники, высокая квалификация фермеров и сельскохозяйственных рабочих привели к тому, что Новая Зеландия по производительности труда в сельском хозяйстве занимает первое место среди капиталистических стран. При этом, правда, нужно учитывать, что в этой стране очень благоприятные природные условия: здесь нет зимы, и потому сельскохозяйственные работы ведутся круглый год.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НА ЮЖНОМ ОСТРОВЕ

СТАРЕНЬКИЙ форд образца 1938 года, который раздобыл у своих знакомых один из наших крайстчерчских друзей, Кис Даффилд, увозил нас от Крайстчерча но дороге, ведущей к «Высокой стране» (High Country). Так называют новозеландцы предгорья Южных Альп.

После страны фьордов и собственно Южных Альп это самые необжитые места Южного острова. Здесь сравнительно холодные зимы, и овцеводам (это район овцеводства) в зимние месяцы приходится трудно. В «Высокой стране» в это время дуют сильные ветры, пастбища заносятся снегом, кормов не хватает. Одинокие, далеко разбросанные друг от друга фермы порой оказываются отрезанными от внешнего мира.

Но сейчас, летом, все вокруг золотилось от тасэка, а В участках, покрытых травой, бродили овцы. Однако рже в это время года все вокруг казалось диким и суповым; на холмах, уходивших все дальше на запад, туда, где, вздымались сверкающие снегом вершины гор, не Выло видно никаких следов присутствия человека.

К Новозеландцы говорят, что в этих краях царствует Кеа (Nestor notabilis). Кеа – одна из немногих хищных птиц Новой Зеландии и единственный в мире попугай-хищник. Это большая птица до полуметра длиной с сильным, острым, загнутым вниз клювом. Кеа нападает на овец, распарывает им спины и лакомится их мясом и жиром. Фермеры ведут упорную борьбу против того дерзкого хищника, наносящего большой урон овцеводству.

Но если кеа никак не вызывает симпатии у овцеводов, то он очень привлекает новозеландских поэтов. Для них он как бы символ этого сурового края.

Следя за полетом кеа над плоскогорьем,

Рассеченным руслами рек, глядя на то,

Как золотятся, отливая металлом, холмы

И медные крылья разбойника-птицы,

Я карабкалась вверх, на покрытую снегом вершину…

писала Робин Хайд, воспевавшая в своих стихах красоту родной природы.

До этих мест, которые кажутся новозеландцам далекими и богом забытыми, не тДк уж далеко от Крайстчерча. Весь путь туда и обратно занял у нас немногим более четырех часов. К тому же на обратном пути у нас была не предусмотренная расписанием остановка.

Наш немало потрудившийся на своем веку форд вдруг заупрямился. Мотор стал чихать, и по встревоженному лицу Киса мы поняли, что без посторонней помощникам не обойтись. Мы пытались приободрить нашего заботливого друга, говоря, что ведь в конце концов находимся всего в каких-нибудь 30 милях от Крайстчерча, но он грустно покачал головой.

– Здесь уж очень пустынно, – сказал он. – Мы еще чего доброго можем всерьез застрять. Вы ведь заметили, что за последний час нам не встретилось ни одной машины.

Помощь, однако, пришла очень скоро в лице тринадцатилетнего веснушчатого новозеландца, неожиданно выпрыгнувшего на дорогу из кустов на обочине.

– У вас, кажется, что-то приключилось с машиной? – дружелюбно спросил он. – Не беспокойтесь. Здесь совсем близко бензоколонка, на которой работает мой отец. Сейчас она закрыта, но я сбегаю, позову его.

Мальчик вприпрыжку побежал вперед и исчез за поворотом, а наш форд с приободрившимся Кисом за рулем «шагом» последовал за ним.

Неисправность мотора оказалась не столь серьезной, но пока отец мальчика возился с машиной, мы успели побеседовать с нашим «спасителем».

Он был в восторге от того, что мы из Советского Союза. Ведь ему никогда в жизни не приходилось видеть ни одного русского.

– А вы случайно не космонавты? – спросил мальчик с надеждой в голосе.

Наш ответ его немного разочаровал, и мы поспешили сказать, что нам посчастливилось видеть некоторых из них. Это заметно подняло настроение юного новозеландца. Чувствовалось, что мы выросли в его глазах.

Значок с изображением спутника, который мы ему подарили, окончательно скрепил нашу дружбу.

Через сорок минут мы уже были в Крайстчерче.

СНОВА В ОКЛЕНДЕ

УДИВИТЕЛЬНАЯ вещь слава! Она приходит к человеку неисповедимыми путями. 5 ноября 1605 года правоверный католик по имени Гай Фоукс предпринимает неудачную попытку взорвать английский парламент, рассчитывая убить короля Якова I, подвергавшего католиков жестоким преследованиям. За эту попытку Гай Фоукс расплачивается головой, но зато ему суждена долгая! жизнь в памяти потомков.

Он и не подозревает о существовании Новой Зеландии, однако теперь, три с половиной века спустя, новозеландские дети с радостным волнением произносят его имя, и ежегодно за несколько недель до 5 ноября, когда здесь, как и в Англии, отмечается день Гая Фоукса, запасаются бенгальскими огнями, шутихами, ракетами, «итальянскими свечами», «мельницами» и прочими чудесами пиротехники.

Гаю Фоуксу в свое время не повезло. Ему и его сообщникам не удалось устроить «фейерверк», для которого они заготовили тридцать шесть бочек пороха в подполье парламента. «Пороховой заговор» был раскрыт из-за длинного языка одного из его участников. Зато юные новозеландцы каждый год в ночь с 5 на 6 ноября умудряются регулярно поджигать, если не парламент, то во всяком случае десяток-другой домов. В эту ночь по всей стране начальникам пожарных команд явно не до сна.

Так случилось, что мы вернулись в Окленд как раз 5 ноября, но за множеством дел, которыми был заполнен день, совершенно не заметили, что город готовится к какому-то торжеству. Да, по правде говоря, нам и в голову не могло прийти, что в Новой Зеландии не забыт Гай Фоукс и его провалившийся заговор.

Но вечером, возвращаясь в сопровождении Этола Морриса в его гостеприимный дом, который служил нам пристанищем в Окленде, мы обратили внимание, что на обычно тихой улице и на лужайках перед домами царило необычайное оживление. Хотя моросил дождь, повсюду сновали детские фигурки с накинутыми на головы плащами, кусками брезента или просто бумаги; слышались крики, веселый смех, урезонивающие голоса взрослых.

Не меньшее оживление застали мы и в доме Этола. Дверь была раскрыта настежь, и через нее, не обращая внимания на дождь, то вбегали, то вновь выбегали дети Этола, их приятели и подружки. Пол на веранде и в комнатах был весь в грязных следах.

Вышедшая нам навстречу Пэт, жена Этола, беспомощно развела руками.

– Ну как, – улыбнулся Этол, – пожарников еще не пришлось вызывать?

– Нет, но на всякий случай я сижу у телефона.

– Вы, наверное, недоумеваете, – сказал Этол, обращаясь к нам. – Но ведь сегодня день Гая Фоукса. То, что вы сейчас видите, – последние лихорадочные приготовления перед началом «канонады». Это повторяется из года в год. Приходится терпеть. Когда я был мальчишкой, со мной то же самое творилось, тоже сходил с ума от восторга.

Через полчаса, когда уже совсем стемнело, дети вытащили нас на веранду. По-прежнему шел дождь. С веранды (дом Этола стоит на пригорке) было видно несколько прилегающих кварталов. Неожиданно где-то возле соседнего дома раздался сильный хлопок, и вверх понеслась ракета, оставляя за собой яркий след из разноцветных искр. Это словно послужило сигналом. Не успела она погаснуть, как со всех сторон стали взлетать в небо одна за другой десятки ракет. На расположенной под нами улице, разбрасывая вокруг пучки искр, прыгали шутихи и с шипением гасли. Вблизи домов завертелись огненные Волчки. Крыши озарялись мгновенными вспышками, небо то и дело прочерчивали яркие светящиеся полосы. Со всех сторон доносились восторженные крики детей.

– Сегодня дождь помешал. В хорошую погоду не то еще бывает! – сказал Этол. – А главное, чучела отсырели. Ведь в этот день ребята сжигают сотни соломенных Гаев Фоуксов.

– А почему вот там все тихо и темно, никакого Веселья? – спросили мы, указывая на конец улицы, где, как мы заметили, за весь вечер не взлетела ни одна ракета.

– Что вы! – засмеялась Пэт. – Там католическая церковь, вы же видели. А в кварталах вокруг нее живут католики. Их дети чувствуют себя сегодня очень несчастными. Родители запрещают им участвовать в фейерверка Ведь, как вы знаете, бедный Гай Фоукс был католиком

* * *

Утром Алек Рид повез нас знакомиться со своей матерью.

– Старушка никогда в жизни не видела русских, сказал он, – и для нее это будет целым событием.

Мать Алека сама отворила нам дверь. Очень бодрая и подвижная, она казалась гораздо моложе своих семидесяти с лишним лет.

– Если б вы пришли на четверть часа раньше, – сказала она, – вы бы меня не застали. Я только что вернулась из церкви.

– Ты что-то зачастила туда, – заметил Алек. – Еще станешь верующей на старости лет.

Миссис Рид махнула рукой.

– Что ты, Алек! Ты же знаешь меня. Просто в церкви есть с кем поболтать. Да и кофе там подают превосходный.

Это отношение к церкви как к своего рода клубу характерно здесь для многих.

Но не надо преувеличивать. Церковь играет немалую роль в жизни новозеландцев. Приспосабливаясь к новым условиям, церковники используют все пути, чтобы сохранить свое влияние на паству, особенно молодежь. По примеру своих собратьев в Англии и США они предоставляют церковные помещения для всякого рода вечеров, даже танцевальных. Они не возражают против твиста, шейка и других модных танцев, лишь бы молодежь не отрывалась от церкви. Заботятся они и о том, чтобы по– жилым прихожанам тоже не было скучно. При церкви иногда организуются кружки вязания, кройки и шитья, устраиваются чаепитпя или, вернее, «кофепитня».

Поражает количество церквей в Окленде. Впрочем, это относится ко всем новозеландским городам – и маленьким и большим.

На церковных зданиях или же на больших щитам установленных на лужайках возле церквей, крупными буквами выведены надписи – название церкви и той «ветви» христианства, к которой эта церковь принадлежит. Без этих надписей верующему было бы нетрудно заблудиться. Методист мог бы чего доброго попасть к адвентистам, пресвитерианец – к баптистам, а католик – к англиканцам. В стране представлены чуть ли не все христианские церкви и секты.