Текст книги "Двойная переадресация (СИ)"

Автор книги: Игорь Шилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Я помню, помню – перебил я старушку. – Спасибо. Найду.

Желающих отравиться в стекляшке было столько, что мне пришлось потолкаться и на улице, и в душном зале, и место за столом занимать наперегонки.

Должен заметить, что бабушка видно забыла, что ели во время Второй мировой войны, о которой даже я, кое что помню. Салат из капусты, великолепный борщ со сметаной, о котором в лагере у Коли, только мечтать можно было, заливные биточки с пюре, компот с ягодами и пирожки с повидлом. И это называется отвратительно? Да вы, как я погляжу, зажрались тут, в городе вашем.

Заправившись, выбрался на улицу. Было у меня желание повторить обед, за восемьдесят семь копеек, но не уменьшающаяся очередь и не очень радужные воспоминания от стояния в ней, заставили отказаться от перспективной мысли. Отыскал на половину свободную лавочку, придавил её, своим костлявым задом и наплевав на полное отсутствие документов расслабился. Сытый желудок, тёплый климат и общее благостное настроение, вывели меня на новую орбиту повседневных потребностей. Я начал присматриваться к многочисленным прохожим, бесконечно снующим из стороны в сторону, особо выделяя среди них просто писанных красавиц, которых вдруг стало так много, что остановить свой выбор, на одной из них, не представлялось возможным. Словно мартовский кот провожал я глазами низких и высоких, худых и полных, тёмных и светлых, весёлых и грустных, и таких чертовски красивых, что вот хоть прямо сейчас бери любую и приглашай в гости или на променад. Так бы и витал в облаках, но воскресшая тревога о паспорте, беглый взгляд на обувь, отсутствие приличных штанов, привели мои мысли в порядок и вернули на грешную землю.

– В магазин надо идти – твёрдо решил я. – Пора запечатлеть свою рожу в забуксовавшей памяти. Может там и смотреть то не на что, а я всё туда же – по бабам.

Вернулся на просторную площадь, почти наполовину занятую праздношатающимися людьми и побрёл в сторону пятиэтажек. Если где и может быть магазин, так только в них. Прошёл мимо, незамеченного ранее, киоска с крупной надписью «Союзпечать», обогнул жужжащую очередь в стекляшку, на ходу читая крупные буквы афиш с названиями фильмов, абсолютно ничего не говорящих мне: «Москва слезам не верит», «Петровка 38», «Пираты 20 века». Оставив позади Родину и переведя взгляд на одно из жилых зданий, увидел вожделенную надпись – «Универмаг», на первом его этаже. Точно помню – мне туда, уж здесь то зеркало наверняка отыщется.

Не знаю почему, но прямо от входа у меня появилось стойкое ощущение, что в таком магазине я никогда не бывал. За ним родилось щемящее чувство ущербности, не покидающее меня до сих пор. Неужели я жил в городе, ещё хуже, чем этот? Универмаг был длинный, словно кишка, как только зашёл в его внутренности, так это сравнение мне и пришло в голову. С одной стороны магазина были стеклянные окна, с другой прилавки, стелажи, вешалки и так на всём протяжении дома. Отданное под торговлю пространство, незатейливо разбито на отделы. Пройдя от входа до выхода, обнаружил целых четыре таких. Цифры, висевшие под потолком, разделяли зоны торговли по ассортименту товаров. Первую забрал себе отдел посуды и различных хозяйственных товаров, включая мыло и пасту с зубными щётками, которые я тут же и прикупил, с огромным запасом. Спросил про туалетную бумагу, но надо мной отчего то только посмеялись, так и не дав никакого ответа. Почему? Под цифрой два числилась разнообразная одежда, где я также отоварился, получив в руки свёрток со спортивными штанами, как гласила надпись под ними и пятью парами чёрных носков, надоело шлёпать на босу ногу. Штаны были точь в точь похожи на мои. На этот раз я сначала примерил их на себя и только потом сказал, чтобы выписывали. В этом же отделе купил двое трусов, цветных. Чёрные и синие выглядели ещё хуже. Дальше, под цифрой три, шла обувь. Оттуда вышел с пустыми руками. Нет, обуви много, есть такая, как и на мне, она кеды называется, но покупать её не хотелось. В сумке лежат настоящие кроссовки, со склада, если что, то в них пока похожу. Ну а четвёртый отдел меня затянул на долго. Мелочи в нём, разной, завались. Тут же нашёл и зеркало, но долго в него не любовался. Посмотрел на себя. Увидел в отражении худое, овальное лицо, средних размеров нос, большие серые глаза, с прищуром, выпирающий, больше чем надо, подбородок, в меру пухлые губы, ничего особенного, всё, как у всех. Понял, что не узнаю человека в отражении, увидел, что не урод и на этом закончил собственное изучение. У меня, кроме любования собственной физиономией, дел достаточно. Отсутствие паспорта так и толкает обратно, на дикий берег, а это значит, что перед возвращением туда, надо затарится и по возможности, всем необходимым. Мне много чего надо. Котелок, кружка, миска, ложка, нож, зажигалка. Взял бы и подушку с одеялом, и палатку. Но последней нет в продаже, а остальное много места займёт. Тем более без палатки, подушка никому не нужна. Зато приобрёл пять метров цветастой клеёнки. Мне показалось, что она вполне сможет заменить палатку, в случае дождя, да и места заняла эта полезная вещь меньше, чем тоже одеяло. Ещё купил пластиковую фляжку на два литра, под воду, бритвенные принадлежности, с которыми вышла откровенная неразбериха. Попросил у продавщицы «жилет», она сказала, что они продаются в отделе с одеждой. Вернулся туда, там показали совсем другое. Снова добрался до мелочей, на ходу понимая, что нужного мне товара, у них, не имеется. Выразился более доступно, но всё равно вместо одноразовых лезвий, выдали маленькую коробочку с надписью «Нева» и хитрое устройство, для её крепления. Взял, а куда деваться? Хотел прихватить кастрюлю и умывальник, но оглядел свои приобретения и понял – в автобус, на котором придётся добираться до места, меня могут не пустить. Засобирался на выход, но в самом углу, за отделом под цифрой четыре, обнаружил очередь. А она, просто так собираться не будет, стекляшка это наглядно показала. Подошёл ближе, попробовал протиснуться к прилавку, где всем руководил один человек, но меня тут же строго осадили:

– Куда, без очереди!?

– Да, я только посмотреть – огрызнулся в сторону нагрубившей мне женщины.

– Все вы только посмотреть – парировала она. – А потом мне, снова не хватит. Я уже третий раз попадаю на таких.

– А чем хоть там торгуют? – смирившись с участью аутсайдера, спросил я.

– Пакеты финские выкинули – ответила женщина и замолчав, резко вытянула шею на предостерегающий крик продавца: – Больше не занимайте. Пакеты кончились.

– Твою мать! – вихрем пронеслось у неё в голове прежде, чем она развернулась и зашагала на выход.

Я улыбнулся, но увидев её оскал, направленный именно на меня, заткнулся, чуть не подавившись собственной слюной. Очередь быстро рассосалась, предоставив право любопытствующим, вроде меня, добраться до прилавка.

– И снова пакеты – оглядывая витрину, подумалось мне. – Что же в них такого замечательного? Отчего они пользуются таким спросом у населения?

Насколько помню, раньше такого за ними не замечалось. Я ясно вижу картинку, как пакеты висят у прилавка, в магазине и никто к ним не бежит. Может они и не такие красивые, как те, что лежат в моей сумке, но в чём разница то. Пакет, он на то и пакет, чтобы в нём покупки переносили, и всё.

– Интересует что то? – спросил меня продавец, близкий мне по возрасту и если верить моему отражению в зеркале, по духу.

– Да так – неопределённо ответил я и обратил внимание на джинсы, висящие прямо на стене.

Они, в отличии от остальных товаров, не имели ценника. Мне может быть его наличие и не очень важно, большая часть цифр для меня ещё табу, но всё же. Правило на то и правило, чтобы быть единым для всех. Или я не прав?

– А джинсы сколько стоят? Не вижу что то ценника на них – спросил я больше для создания микроклимата, нежели из какого то практического интереса.

– Двести сорок – бросил продавец в ответ. – Ценник есть. Расписка прикреплена к штанам. Я же комиссионный отдел. Показать?

– Расписку? – уточнил я.

– Да, при чём тут расписка – возмущаясь, сказал парень. – Я про штаны говорю. Будешь смотреть?

– Не, дороговато – ответил я, хотя представления не имею сколько это, двести сорок.

Парень явно обиделся. Мне не хотелось покидать его оригинальный отдел, в котором, кстати, углядел массу вещей понравившихся мне внешне и я спросил его:

– А комиссионный – это, что значит?

– Ты сам откуда будешь? – спросил он, проигнорировав мой вопрос.

– Да-а… – замялся я, пытаясь увильнуть от конкретного ответа.

– Понятно. Из Мухосранска. Ты не обижайся, я не хочу унизить конкретное место на карте нашей великой Родины, откуда ты к нам приехал. Но, если у вас до сих пор не знают, что такое комиссионный отдел, значит дела там обстоят совсем плохо. В твоём городе хотя бы комиссионный магазин имеется?

– Конечно – заступился я за мифический город.

– Ну вот. Это почти, тоже самое. Ты читал последнее постановление правительства, касающееся торговли? – поставил меня в тупик очередным вопросом парень, но заметив выскочившее на моём лице недоумение, продолжил снова говорить: – Нет, я понимаю, что там пишут разный бред, но это, в отличии от остальных, совсем другое. Там есть абзац, дающий право любому гражданину нашей необъятной родины открыть своё дело, если он способен управляться с ним один.

– Как это? – с трудом понимая, чего он несёт, спросил я. По моему, всё такое, уже давно разрешено.

– Ну, без привлечения наёмной силы. Так понятно? – вставил ремарку продавец.

– Да – продолжая удивляться, ответил я.

– Вот. Как только постановление вступило в силу, я пришёл в торговый отдел, написал там заявление о том, что хочу открыть торговую точку. Мне его тут же подписали. С ним пришёл сюда, к директору. Она, естественно, меня пнула. Я домой, к матушке, у неё знакомых полно. Мать выслушала, сначала рукой у виска повертела, но потом всё таки подружке позвонила. Уболтал. Та, ещё кому то звякнула и вот, работаю – откровенно рассказал парень свою историю, скорее всего уверовав, что сегодня я здесь, а завтра не пойми где.

– Круто – видя его состояние, имитировал я восторг.

– Ещё бы. В городе один такой магазин – чуть выпятив грудь вперёд, сказал он и вновь принялся за работу: – Так чего, может показать что?

– А пакеты у тебя, по чём были? – спросил я, на этот раз из практического интереса.

– По пятёрке за штуку. Самый ходовой товар. Но доставать их, та ещё морока.

– Так ты чего же, товар сам достаёшь – поинтересовался я.

– Ну не всё. Что то люди сдают на комиссию, чего то сразу закупаю. Если наличность имеется. Но, в основном, сам верчусь. А что делать? Аренду плати, по налогам каждый месяц отдай, а бензин, а амортизация машины. Да вон хотя бы вывеска – парень ткнул пальцем за голову. – В «Родину» пришёл, говорю: – «Мужики, два слова написать сколько стоить будет?», а они мне: – «Червонец». Спрашиваю: – «Чего ж так дорого?». И знаешь что мне ответили?

Молчу. Узкую надпись, «Комиссионный отдел», уже увидел, но сколько может стоить её изготовление даже ума не приложу, с моим то знанием арифметики.

– Сказали: – «Капиталистам по отдельному прейскуранту». Нормально? – выпалил парень.

– Дерьмово – чувствуя, как именно надо ответить, сказал я.

Продавец протянул мне руку. Пожал крепкую, шершавую ладонь, ощутив, через неё, незлобивый характер парня.

– Отдал. А что оставалось? Сам я рисовать толком не умею, а уж буквы писать, совсем труба.

– Да– а – протянул я.

– А тебя звать то как? – спросил продавец, мельком взглянув на подошедшую к его прилавку парочку.

– Антон – ответил я.

– А меня… – тут его позвали покупатели. – Подожди Тоха. Сейчас с клиентами разберусь, договорим.

Ждать пришлось долго. Мужчина никак не мог выбрать из пяти очков, лежащих в ряд на стеклянной витрене, нужные ему. Но я не уходил. Взял себе за правило – «много знакомых не бывает». В моей ситуации, без него, никуда.

– Зануда – тихо выругался вернувшийся продавец и спросил меня: – Так, на чём мы остановились?

– Я Антон – ещё раз, назвал своё имя.

– Ага. А я Герман – снова протянув мне руку, сказал парень. – Как космонавт Титов.

– Будем знакомы – подтвердил я рукопожатие словами и для углубления отношений добавил: – Да, не простая у тебя работа.

– Не все это понимают. Им кажется, что я тут деньги лопатой гребу?

– Слушай, как раз про деньги хотел спросить – решился я на хитрый манёвр. – У меня тут парочка пакетов имеется, почти новые. Возьмёшь?

– Покажь – заинтересованно потребовал Герман.

Я расстегнул сумку и выволок наружу тот, где так и продолжала лежать полученная на складе одежда. Высыпал её на стекло витрины и придав упаковке, почти безупречный вид, сказал:

– Вот, один из них. Сейчас второй достану.

– Да, погоди ты с пакетами. Это у тебя, откуда? – сыпля молниями из глаз, спросил работник прилавка. – Ты чего, фарцуешь?

Переместив меня к себе, за витрину, любознательный Герман вывернул всё, что заботливые руки красиво упаковали на фабрике. Заодно и мне продемонстрировав, чем меня снабдили на базе городского торга.

– Беру всё – заявил он, налюбовавшись моими вещами. – И сумку тоже возьму. Не купят, себе оставлю.

– Подожди – усмехнувшись его прямолинейности, запротестовал я. – Как минимум брюки, шорты, вот эта футболка и одни плавки, не продаются. А про остальное можем поговорить.

В последнее время я ничего не забываю, хотя в элементарных знаниях имею большой пробел. Сколько и какие бумажки выложил в бухгалтерии, не забыл. Три по сто и одна пятидесятирублёвая, так и стоят перед глазами. Хотелось бы узнать, что мне предлагают в замен, а там будем разбираться. Допустим сумку, отдал бы без сожаления. Таскать её по лесу, всё равно, что выкинуть. Но вот, как определиться с её ценой в отдельности, от другирх предметов, вопрос.

– Хорошо. За сумку двести, футболки по восемьдесят пойдут, рубашки по полтиннику возьму, кепку… – начал сыпать предложениями Герман.

– Не, так дело не пойдёт – перебил его я, понимая, что ничего не понимаю, из сказанного. И взял быка за рога. – Во-первых дёшево, а во-вторых, назови цену сразу за всё. Так проще будет. Ты называешь свою. Я думаю. А потом или соглашаюсь или… Ну ты сам понимаешь.

– Можно и так. Мне без разницы. Сейчас всё прикину, посчитаю и назову – согласился продавец, сидя вместе со мной под прилавком.

Внимательно наблюдаю, как Герман снова и снова перекладывает мои вещи, дёргает замки, полностью опустошённой сумки, пакет с деньгами уже давно перекачивал в котелок, как он примеряет выставленные мной на продажу кроссовки, между прочим настоящий «адидас» и соображаю над методикой расчёта. Уверенно зная цифры от одного до десяти, а дальше с огромными пробелами, не просто придумать устраивающий обе стороны механизм.

Семьсот двадцать – перечиркав целый лист, оповещает меня «новый русский». Откуда появились в моей голове такие слова, не знаю, но твёрдо уверен, они точно отражают сущность моего нового знакомого.

– Буду думать – сообщаю ему в ответ, больше для важности, так как основное требование выскажу прямо сейчас: – А ты пока деньги достань и вот хотя бы сюда, на коробку, положи. Я их ещё проверять буду. И это, желательно чтобы все по сто были, с мелкими возиться не охота.

– Это само собой. А про цену, чего скажешь?

А, чего я ему могу сказать? Пускай сначала деньги на бочку положит, а потом отвечу, согласен или нет. Мне надо видеть, сколько будет бумажек и главное каких. Делаю вид, что прикидываю чего то в уме. Чешу коротко стриженный затылок, царапаю небритое лицо, пальцы для наглядности загибаю, а сам внимательно смотрю, как Герман суёт голову в темноту одной из витрин, слушаю шуршание купюр и не моргая считаю вместе с ним. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь и плюс две красных десятки. Так вот оно, что значит. Семьсот это семь по сто, а в бухгалтерии триста, три по сотне. Оригинально. Получается у меня остаются вельветовые брюки, белая футболка с фирменным «лейблом», как сказал Герман, шорты и плавки в придачу. А кроме всего прочего я получаю сверху четыре сотенных бумажки. Даже мне, человеку только некоторое время назад купившему полный школьный курс математики и алгебры с геометрией, и ни хрена не соображающего в них, расклад кажется не плохим.

– Ещё полтинник сверху и расходимся краями – озвучиваю своё окончательное решение, вновь посоветовавшись с обнаглевшей памятью.

– Замётано – с каким то отчаяньем говорит Герман и вытаскивает из другой коробки, стоящей почти на виду, пятьдесят рублей.

Закончив расчёты собираю остатки вещей, старых и вновь приобретённых, и понимаю, что выгляжу ещё ужаснее, чем прежде.

– Слушай, Герман. У тебя ничего не найдётся, куда бы всё это сложить – говорю я, беспомощно тыкая ладонью в рассыпавшуюся груду шмоток, разного достоинства, объёма и вложенного в них труда.

– Найду – пряча покупки и не глядя на меня, отвечает он, а закончив дело добавляет: – Мешок из под гречки подойдёт?

– Наверное – неуверенно соглашаюсь на обмен. Можно подумать я эти мешки видел когда то.

Как по мне, так очень удобно. Всё влезло, осталось место для захвата, можно на спину закинуть и тащить не тяжело. Не знаю, чего так ржал продавец, увидев окончательный результат моих стараний. Пожал на прощание руку Герману, тот пригласил заходить ещё, когда буду в его городе, дружески похлопал меня по плечу и пожелал в ответ удачи. Бедняга, он даже не подозревает, что я почти местный. Забросив поклажу на спину, сделал шаг на выход, а на втором резко притормозил.

– Братишка – обратился я к новому приятелю, почти на лету поймав обрывок умной мысли. – Не против, если мешок у тебя немного постоит. Мне бы по делу ненадолго смотаться, не таскать же его с собой.

– Да пусть валяется. Присмотрю – ответил он, зорко поглядывая в сторону интересующихся его новым приобретением.

Вынул из тряпичной тары материально потяжелевший пакет и резво метнулся назад, по отделам. Кроссовки проданы, футболка осталась одна, а ходить в чём то надо. Куплю себе хотя бы пару маек и кеды. Старое собираюсь возвращать предыдущему хозяину, да и не подходит мне ничего из его одежды, то мало, то велико, а обувь так и вовсе ноги натирает.

Если бы не очереди справился бы быстро, а так пришлось немного задержаться. Но моё долгое отсутствие Германа мало интересовало, он уже вовсю впаривал, когда то бывшие моими, кроссовки и, кажется, уже даже продал красавицу сумку, совсем недавно висевшую на моём костлявом плече. Шустрый малый. Пожелаю ему удачи, поблагадарю за присмотр и на автовокзал, пора домой ехать, засиделся я в этом городе.

Улицу Горького преодолел на одном дыхании, завистники в спину подталкивали, своими смешками и тупыми репликами. Мешок им мой не понравился. Дурачьё, что тут скажешь. А вот дальше всё застопорилось. Жора перед отъездом предупреждал, что обратно смогу добраться или снова вплавь, по морю или на автобусе, отходящем как раз от автовокзала. На катер не пошёл, справедливо полагая, что морем я уже плавал и будет не лишним оценить виденную с него красоту, так сказать изнутри, с того самого берега, мимо которого мы проходили. И вот теперь стою, и разбираюсь, откуда этот автобус отходит, во сколько отправляется, где на него билеты продают. В расписании, местность под названием Утриш, не просматривается, у кого не спрошу, сами ничего не знают. Попробовал без очереди к кассе подойти, так там чуть майку не порвали. Во народ, даже мешок мой никого не смутил, отволокли. К полицейскому подойти? Спасибо, сам не хочу. Понимаю, чем этот поход для меня может закончиться. Видок ещё тот, да и тара моя нестандартная глаза всем мозолит. Спросил кто крайний и тупо жду, когда добреду до окошка. Двигаемся медленно, все вокруг орут, огрызаются, из крохотной амбразуры чуть ли не матом отвечают. Весело у них тут, на автовокзале.

– Девушка, мне один билет до Утриша – делая правильное ударение и с максимальным уважение к тяжёлому труду, прошу я затюканную очередью женщину, плохо просматриваемую в грязном окне.

– Да что за день сегодня такой!? – на выдохе произносит она. – Сотый раз объясняю: билеты на Утриш в автобусе, у кассира.

– Спасибо – радуюсь я ответу и отрываю лоб от стекла.

– Эй парень! – останавливает меня окрик из окошка. – Последний автобус, как полчаса ушёл. Завтра приходи.

Меня парализовало, а тётка в клетке ржёт, как лошадь.

– Ну наконец то, оторвалась – читаю её мысли, прямо сквозь барьер. – Жалко парня. Но всё равно, смешно.

Приехали. Вот это я хорошо попал. Ладно бы ходил с сумкой, да с кое какими покупками в упаковке. А с мешком то мне, куда сейчас? Полицейский уже поглядывал в мою сторону, но увидев, что я встал в очередь, успокоился и бросил следить. Надо уходить отсюда, пока не загребли в каталажку. Думать можно и в одиночестве. По Горького не пойду, не желаю больше бесплатно клоуном работать. К морю двину, там все немножко на идиотов похожи.

По дороге напился газировки. Купил две бутылки «Буратино», с собой, забрал у тётки, торгующей прямо с лотка, остатки пирожков с картошкой, в «Союзпечати» вытребовал «Труд», «Красную звезду» и «Правду», хотел взять и «Крокодил», но полистав его понял, сегодня мне не до смеха. На пляже отсиделся за барханами. Скинул майку, кеды, залез в кусты, надел новые плавки – загляденье, а не парень. Ох, если бы не мешок. И кто меня дёрнул продать такую замечательную, вишнёвую сумку?

Полегчало с приходом сумерек. Солнце свалилось в море, ему на смену пришла влажная прохлада и время перекусить. Съел всё сразу, а прочитал меньше половины. Пирожки и буратино на загляденье вкусны, а газеты… Пропагандистский мусор, кроме последней страницы, где было немного происшествий и спорт. Про нас, пловцов, ещё статья понравилась. Особенно заглавие – «Гордость нашей страны». Раньше про меня никто так не говорил. Стемнело моментально. Вот только сейчас читал мелкие буквы, а тут вдруг раз и большие не вижу. Собрал пожитки, натянул штаны и майку, присмотрелся к округе. Не нравиться мне этот подозрительный шорох в кустах. У нас, в лесу, такого не было. Выбрался на самый берег, подгрёб под голову, ещё сохранивший дневное тепло, песок и улёгся на спину, привычно разглядывая на безоблачном небе мелкие звёзды и созвездия. Сон не приходил, хотя накопленную за день усталость и впечатления можно было приравнять к тяжёлому физическому труду, от которого засыпаю моментально.

Чужие голоса слышались то с одной стороны пляжа, то с другой. С берега тоже орали не переставая, по поводу и без. Но появление этих парней, мой слух пропустил.

– Гражданин, что вы тут, ночью, делаете? – строго спросил один из них и осветил моё лицо ярким фонариком.

– Отдыхаю – ответил я как есть и, в свою очередь, приподымаясь, спросил незнакомцев: – А вы, кто такие?

– Старший пограничного наряда, младший сержант Крупенин – представился говоривший и перевёл луч фонаря на себя.

Я молчал. Парень в форме, при погонах, с автоматом в руках. Про полицию помню хорошо, а вот о пограничниках смутно. Знаю, что они есть. Уверен, что достойно охраняют нашу границу, но вот права их и обязанности, в памяти не воспроизведу, да и было ли в ней чего про них.

– А, что я такого нарушил? – спрашиваю. – Мы же, вроде, не на границе государства находимся? Да и днём здесь народа было навалом.

– После двадцати двух часов, нахождение на территории пляжа, гражданским лицам, запрещено – отчеканил сержант и продолжил по простецки: – Так что давай друг, мешок в руки и быстренько покидай акваторию. Обратно пойду, попадёшься на глаза, с собой заберу.

– Ладно – ответил я, вставая на ноги. – Не положено, значит уйду.

Пришлось возвращаться за дюны и там обустраиваться. Темно, деревья колючие, шорохи разные, а делать нечего. В парк идти ночевать, на лавку? Ещё смешнее.

На новом месте уснул быстро. Спал крепко, без снов и проснулся точно также, без лишних эмоций. Открыл глаза, одним резким движением встал на ноги, отряхнулся, потянулся, взял в руки, отсыревшую за ночь, безразмерную тару и пошагал в сторону автовокзала. Со временем у меня та же беда, что и с цифрами, а хочется успеть на самый первый автобус. Засиделся я в городе, домой тянет. До посадки успел купить, всё в том же киоске с газетами, тетрадь в клетку и шариковую ручку, пригодятся для изучения курса математики и алгебры. Пытался найти чего нибудь съестного, но был вынужден обойтись двумя стаканами воды из автомата. Еду не продают, рано.

Желающих мчаться по утренней дороге, вместе со мной, насчиталось всего восемь человек. Они топтались у запертых дверей автобуса, с огромной буквой «Л», по фасаду, в ожидании их открытия. Очереди, как таковой, не было, но я, помятую о ней, протиснулся к самому входу и загородил его своей, продолжавшей вызывать насмешки у окружающих, поклажей. Не хочется оказаться в хвосте или того хуже совсем за бортом этого, ничего не навевающего мне, транспортного средства. Водитель и, надо так понимать, женщина-кондуктор, пришли вместе. Первый сходу залез в кабину, открыв маленькую дверку с другой стороны, а женщина, бесцеремонно оттолкнув ногами мой мешок в сторону, встала у двери общего пользования. Шофёр поёрзал на своём сидении, чем то скрипнул, чего то крутанул и, открыв створки узкого входа, еле слышно проговорил: – «Заходи». Подумав, что приглашение распространяется на всех без исключения, подхватил с асфальта свою примечательную сумку, аккуратно оттеснил плечом, стоявшую боком женщину и запрыгнул на первую ступеньку.

– Куда лезешь, деревня? – почти одновременно с этим, услышал колкую фразу у себя за спиной.

Кому она посвящалась мне было понятно, но отступать под натиском обстоятельств не в моих правилах и я смело продолжил движение в верх.

– Наглость – второе счастье – прилетело мне вдогонку ещё одно высказывание кондукторши, никак не сказавшееся на скорости моего продвижения.

Занял самое заднее место, растянувшееся на всю ширину общественного транспорта. Мешок поставил у ног, отыскал в его недрах более симпатичное создание, вынул оттуда рубль и вернув всё в исходное состояние, крепко зажал бумажку в руке.

Продажу билетов кондуктор начала именно с меня. Оторвав два из разных рулонов, закреплённых на проволочке, хитро приделанной к крохотной сумке, висевшей на её массивной шее, она спокойно приняла мой помятый рубль, отсчитала мелочь на сдачу и сунув её вместе с билетами, в мою протянутую ладонь по отечески проговорила: – «Не хулигань». Затем легко развернулась и пошла обилечивать остальных.

Тем временем входная дверка жалобно скрипнула, двигатель гулко заурчал, салон затянуло гарью. Автобус плавно тронулся с места и постепенно разгоняясь, начал набирать скорость. За грязным стеклом замелькали деревья, побежали фонарные столбы, поплыли крохотные домишки, отсюда казавшиеся ещё более убогими, запетляла дорога. Смотреть в окно расхотелось, я закрыл глаза, плотнее прижался к спинке тёплого, мягкого кресла и просто кожей ощутил всю нереальность происходящего со мной. Звуки, запахи, еле слышные голоса, виды за окном, всё казалось чужим и неправильным. Обуреваемая тяжёлыми мыслями голова непроизвольно наклонилась влево, затем, безвольно обмякшая шея, кинула её вниз, очередная колдобина раскачала рессоры, мгновенно поделившиеся своим убаюкивающим ритмом со всем, что находилось у автобуса внутри и я почувствовал, как проваливаюсь во что то вязкое и чужеродное, не в силах больше сопротивляться ему.