Текст книги "Казанова"

Автор книги: Иен Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Акт IV, сцена II
Шевалье де Сенгальт
1761–1763

«Я дурного мнения о тех, кто придает большое значение титулам», – однажды сказал император Иосиф II Казанове [шевалье де Сенгальту], и он, Казанова, каждое слово которого, являло мысль, а каждая мысль – книгу, ответил: «Так что же остается думать о тех, кто их продает?»

Князь Шарль де Линь

Казанова путешествует почти все время до начала 1760-х годов. Поскольку в Европе завершилась Семилетняя война – которая могла препятствовать легким поездкам – шевалье де Сенгальт недолго живет в Экс-ле-Бене, Гренобле; Авиньоне, Марселе, Ментоне, Монако, Ницце, Генуе, Флоренции, Риме и Неаполе. Затем, возвращаясь снова на север, он останавливается в Риме, Флоренции, Болонье, Модене, Парме и Турине, где сотрудничает с чиновниками португальского правительства и отправляется с ними на мирный конгресс в Аугсбурге в 1763 году. Туда он добрался через Шамбери, Лион, Париж, Шалон, Страсбург, Мюнхен и опять Париж, заехав еще и в Аахен. Потом он перебирается в Безансон и Женеву, Лион, Турин, Милан, Геную, Антиб, Авиньон, Лион и Париж, пока наконец не решает в 1763 году осесть в Лондоне.

Казанова закрывает дом в Париже, и его жизнь становится все более похожей на жизнь бродяги без родины. Он превращается в странствующего господина, персонаж, который, по всей видимости, был возможен только в восемнадцатом веке до революции.

* * *

После длительного визита к Вольтеру Казанова пересек Альпы и направился в Рим и Неаполь. Последний был особым местом: городом, который всегда был добр к нему в прошлом и где у него были основания считать себя отцом, по крайней мере, двоих детей – дочки Анны Марии Монти-Валлати и сына от Терезы Ланти. Он остановился в Экс-ле-Бен, а затем в Экс-ан-Савойе, где в июле 1760 года на водах встретил монахиню-аристократку, которую сначала принял за М. М. Это была не она, но в мемуарах он оставил за женщиной тот же псевдоним. Она напоминала его бывшую любовницу внешне и в привычках и кроме того, тоже была в определенной степени распутна и была «на водах» в том смысле, какой часто подразумевался в восемнадцатом столетии: она скрывала в Эксе свою беременность. Казанова помогал ей в этом и в поиске опиума, чтобы усыпить ее компаньонку, но план обернулся бедой – произошла передозировка, и компаньонка умерла. Двое виновных, они на какое-то время стали любовниками, и Казанова, как часто у него случалось, сочетал в себе альтруизм и эгоистичное желание доставить себе удовольствие, использовав ситуацию. «С учетом моего характера, было невозможно мне отказаться от нее, но сие не делает мне чести; я стал любовником этой новой М. М. с черными глазами и был полон решимости сделать все для нее и, конечно же, не позволить ей вернуться в монастырь в том состоянии, в котором она была». Но тем не менее она отправляется обратно в монастырь, а Казанова уезжает в Гренобль.

Здесь он получает письмо от маркизы д’Юрфе, с которой по-прежнему поддерживал хорошие отношения, к мадемуазель Ромэн-Купье. Далее история могла бы показаться придуманной, но она целиком совпадает с известными нам фактами драмы, вскоре разыгрывавшейся в Париже. Казанова составил гороскоп мадемуазель Ромэн-Купье и расшифровал ее имя и дату рождения и т. п. в соответствии с каббалистическими цифрами, предсказав, что она станет любовницей Людовика XV. Джакомо представляет свой рассказ как неудачную попытку соблазнения, основанную на той вере, что он в нее вселил. Действительно, он так никогда и не добился от этой дамы желаемого, но она перебралась в Париж и к маю 1761 года на самом деле попала в ряды многочисленных любовниц короля. В январе 1762 года она родила ему дочь, и это был второй раз, когда Казанова пополнил королевский Олений парк. История может показаться придуманной задним числом, однако описания Казановой неприятностей мадмуазель Ромэн-Купье после ее переезда из провинциального Гренобля в будуар Версаля совпадают с ее собственными мемуарами, увидевшими свет много позднее.

Из Гренобля Казанова отправился в Авиньон, чтобы увидеть места, связанные с Петраркой, и задержался на маршруте южнее, желая просто недорого развлечься. Провинциальный театр обеспечил ему легкий доступ к авиньонскому полусвету, где он встретился с сестрами-актрисами Маргаритой и Розали Астрбди. С Маргаритой он уже переспал в Париже, а с Розалии завел экзотический любовный треугольник с участием ее горбатого костюмера. В Авиньоне он также представил себя некой паре, по фамилии Стюард, жившей в той же гостинице. В то же самое время, пока Казанова опустошал свой кошелек в погоне за театральным развратом он ссужал деньги и безденежным Стюардам, к которым испытывал обычное сочувствие. Эта пара состояла в тайном браке, возможно, и муж, и жена имели других законных супругов, и их история, открывая нашего героя с другой стороны, дополняет портрет беззаботного и аморального распутника Казановы. В течение нескольких месяцев он помогал людям скрываться, пристраивал ребенка в воспитательный дом, оказался замешан в случайном убийстве, развратничал с двумя актрисами (не говоря уже о горбатом костюмере), был тронут до слез судьбой женщины-беглянки и отдал ей большую часть своих постоянно оскудевавших средств.

Он ездил в Марсель, а затем в Антиб, где оставил недавно купленный экипаж – который заберет обратно через три года, – чтобы поехать на felucca вниз по итальянскому побережью. Он взял с собой служанку из Марселя, ею стала Розали, которую приодел и представлял как свою компаньонку. Они высадились в Ницце, из-за плохой погоды, а потом прибыли в разгар лета в Геную и сразу столкнулись со звездой венецианской комедии дель арте Гритти, немедленно признавшей Казанову.

Он [Казанова] прибыл из Антиба в великолепном экипаже и в компании еще одной путешественницы [Розали]. Гритти [знаменитый Панталоне] увидел его и побежал к нему с распростертыми объятиями. Авантюрист вдохнул воздуха и, бросив строгий взгляд, сказал: «Вы ошибаетесь, я – шевалье де Сенгальт». [Гритти] был поражен, но, прежде чем он смог оправиться от удивления, псевдо-рыцарь подмигнул ему, как бы желая сказать: «Слушай, смотри и молчи».

Так путешествовал Казанова. Венецианец Луиджи Гритти скоро стал должным образом общаться с Казановой, поняв необходимость подыграть Джакомо с его импровизированным титулом. Казанова предложил ему свой перевод на итальянский язык пьесы Вольтера «Шотландка», которую хотел ставить Пьетро Росси, менеджер Гритти. Несколько позднее тем же летом Казанова выступал на сцене, читая свой текст и играя одну из ведущих ролей, Мюррея.

Из Генуи зимой он отправился во Флоренцию, Рим и Нет аполь, по дороге через Ливорно и Пизу. Джакомо захотел на Рождество остановиться во Флоренции. Там Беллино, выступавшая под именем Терезы Ланти, представила ему его шестнадцатилетнего сына, Чезаре Филиппо. Нетрадиционные семьи находили понимание у британского консула, Горация Манна, проживавшего во Флоренции с 1737 года и позднее ставшим поклонником литературных произведений Казановы. В давних традициях английской любви ко всему итальянскому консул собирал антиквариат и изучал итальянский язык – он оставил свою подпись на «Илиаде», подписанной Казановой, а венецианец оставил неплохое описание консульских садов, картин и благородной жизни джентльмена.

В этот момент течение жизни Казановы почти перевернула очередная случайная встреча, на сей раз с политиком* священнослужителем, которого он знавал в молодости в Ватикане, с португальским аббатом по фамилии де Гама, который предложил Джакомо поработать на португальцев на предстоящем конгрессе в Аугсбурге, в связи с перераспределением сил в Европе по случаю окончания Семилетней войны. Между тем у Казановы снова кончаются деньги, и он вынужден покинуть Флоренцию после финансового скандала, в котором оказался замешанным (так свидетельствует уцелевшее полицейское досье, хотя, возможно, Джакомо был невиновен). В итоге на Рождество он очутился в Риме.

Прошло пятнадцать лет, как он уехал отсюда, однако он снова направился на Пьяцца ди Спанья и нашел ее мало изменившейся. Он расположился на вилла де Лондрез в нижней части Испанской лестницы, по рекомендации своего брата, Джованни, ставшего художником, как и Франческо, учившегося в Риме под руководством Рафаэля Менгса. Именно благодаря Джованни в этот приезд Казанова открыл для себя несколько иной Рим. Он проводил время с Менгсом, руководителем Римской академии живописи, а также с Иоанном Винкельманом, который, как считается, оказал огромное влияние на создание стиля, теперь известного как неоклассицизм. Винкельман был хранителем огромной коллекции древностей на попечении кардинала Александра Альбани, на вилле Альбани. Казанове устроили индивидуальную экскурсию, он познакомился с коллекцией произведений искусства и увидел процесс работы над потолком, который расписывал Менгс, а также работы своего брата для книги Винкельмана «История искусства древности».

Казанова, постепенно превращавшийся в библиофила, также снова отправился в библиотеку Ватикана и представился ее куратору, кардиналу Пассионеи, презентовав ему великолепно оформленный фолиант «Pandectorum liber unir cus», которая и в наши дни хранится в коллекции Ватикана. В ответ Джакомо был удостоен аудиенции у нового папы, Климента XIII, которого Джакомо рассмешил, как и его предшественника когда-то, рассказами о братьях монахах. Папа и Казанова когда-то встречались мельком в Падуе, а семейное палаццо будущего венецианского папы находилось прямо напротив дворца Малипьеро и кампо Сан-Самуэле, где ребенком играл Казанова. Как представляется, именно из-за дара библиотеке, а не благодаря удивительным шуткам итальянца папа наградил его орденом Золотой-шпоры. Это была не самая высшая честь, но нечто выдающееся для сына актрисы и, кроме того, давало Казанове право носить титул «шевалье», под которым он путешествовал на протяжении нескольких лет.

Находясь в Риме, Джакомо сделал запрос в приход Санта-Мария-сопра-Минерва относительно семьи Монти, Сесилии и ее дочерей, в частности Анны-Марии Валлати. Мать умерла, и семья живет врозь, но Анна-Мария, ныне вдова, как ему сказали, проживала вблизи Неаполя, что стало одной из причин для очередного путешествия Казановы на юг.

* * *

В Неаполе, как всегда, Казанова пошел в театр. Его отчет исторически точен и поддается проверке: в Неаполе справлялся десятый день рождения мальчика-короля Фердинанда IV и первый год существования объединившегося вновь Королевства обеих Сицилий. Это было 12 января 1761 года и исполняли пьесу Метастазио «Атиллий Регул». Герцог де Маталоне представил Казанову своей любовнице, которую Джакомо называет Леонильда и которая была любовницей вельможи только номинально, поскольку все знали об импотенции герцога. Первая встреча с Леонильдой для Казановы оказалась coup de foudre (любовью с первого взгляда), по крайней мере так он ее представляет в своих воспоминаниях. Возможно, его привлекало что-то в ней несомненно печальное, искусственная ситуация, в которой она находилась, но, так или иначе, Казанова довольно быстро решил, что влюблен в нее, и попросил герцога отпустить ее. Как он позже написал, он обратился вовсе не с просьбой отдать ее ему в жены, но с предложением стать любовником Леонильды вместо герцога. Ему ответили, что нужно спросить разрешения у ее матери, которая жила недалеко от Неаполя.

Когда произошла встреча, все изменилось. Матерью Леонильды оказалась Анна Мария Монти-Валлати, а сама девушка – семнадцатилетней дочкой Казановы. Казанова забросил всякую мысль о переговорах ради блага Леонильды, но не отказался от кровосмесительных отношений. Анна-Мария пустила своего бывшего любовника, теперь мужчину тридцати шести лет, к себе в постель и сделала это в присутствии своей дочери – в соответствии со словами Казановы. То, что кажется достоверным, – их разговор о возобновлении связи и даже о браке. Анна-Мария состояла с ним в переписке до конца жизни – и предлагала в будущем ему свое утешение и пенсию, – однако в 1761 году она была согласна на брак только при условии, если Казанова согласится поселиться в Неаполе.

Но жить степенной жизнью никогда не входило в его планы. Он покинул озадаченную Леонильду – воссоединившуюся с отцом при самых волнующих обстоятельствах, – оставив ей пять тысяч дукатов в счет возможного приданого. Она все еще оставалась девственницей, несмотря на то что была содержанкой герцога, а Казанова хотел видеть её замужней или же просто лучше пристроенной, нежели в качестве любовницы при импотенте. Потом он сел в фургон римского vetturino на Страда ди Толедо, как восемнадцать лет назад, и через шесть дней пути снова прибыл в Рим.

На этот раз он пробыл в городе лишь столько, сколько нужно было для получения рекомендательных писем от друзей, новых и старых. Его брат Джованни передал ему камею для подарка доктору Мати из Британского музея в Лондоне (возможно, это была подделка из оникса с изображением Сострата, до сих пор хранящаяся там в коллекции). Джакомо явно намеревался попытать свое счастье дальше на севере.

Из Флоренции он отправился в Болонью, а оттуда – в Модену, Парму и Турин, где оставался до мая 1761 года. Здесь он вновь списался с аббатом де Гама по поводу должности в португальской делегации в Аугсбурге. Это стало началом сложных отношений Казановы с политиками Португалии, Испании, Святейшего престола и иезуитами (последние в скором времени будут запрещены в Европе, за исключением «просвещенной» России, и даже в Южной Америке). Де Гама работал с португальским маркизом де Помбаль (с которым в своих путешествиях Казанова позднее столкнется), и ему были необходимы в делегации, отстаивающей португальские интересы, такие люди, как Джакомо, – полиглоты, прошедшие школу Церкви, обходительные и проницательные.

Казанова добирался на конгресс в Аугсбург через Шамбери – где он вновь встретил М. М., монахиню из Экс-ле-Бен, и прекрасно отужинал у нее в монастыре, – а потом через Лион, Париж и Мюнхен. В Турине, ожидая инструкций от де Гамы, он связался с местным повесой и масоном графом Джакомо Марчелло Гамба дела Пероза (де ла Перуз в мемуарах), который писал Казанове письма до конца его жизни.

* * *

В Париже, по пути в Аугсбург, Казанова убеждает маркизу д’Юрфе выписать ему аккредитив на пятьдесят тысяч франков. Он хочет взять у нее украшенные драгоценностями табакерки и часы в подарок делегатам конгресса. Он сказал маркизе, что это даст ему возможность договориться с лордом Стормонтом об освобождении из рук Лиссабонской инквизиции вымышленного розенкрейцера Кверилинта, который сможет помогать Джакомо в работе над ее возрождением. Она согласилась, но Казанова получил только наличные – драгоценности украл нанятый секретарь.

Наконец Казанова приехал в Аугсбург, но только чтобы узнать об отмене предполагавшегося конгресса. Переговоры между Фридрихом Великим и Великобританией были разорваны, и война затянулась еще на три года. Это был провал и для Казановы: он оказался не нужен ни де Гаме, ни правительству Португалии, и к тому же снова почувствовал недомогание, подцепив по пути на конгресс в Мюнхене от танцовщицы по имени Рене очередную венерическую инфекцию. Рене была замужем за ювелиром Бёмером, жизнь которого разрушила история с алмазными подвесками в Париже, запятнавшими репутацию французской королевы Марии Антуанетты.

Из Парижа Джакомо вернулся в Мец, потом в Понткарт ре, в шато д’Юрфе, а оттуда в Аахен, чтобы продолжить «воскресение» маркизы. Тогда, в 1762 году, этобыло прибыльным дельцем. Он находился в Аахене с начала мая 1762 года в окружении толпы прибывших на воды дам, одной из которых, по-видимому, была мадемуазель Ламбер, которую Казанова соблазнил в ожидании прибытия маркизы. Они поехали вместе в Безансон, а потом на время расстались – Казанова отправился в Женеву, чтобы поиграть там на деньги и продолжить начатые ранее отношения с Хедвигой, племянницей протестантского пастора, и ее двоюродной сестрой, Хелен. Описание его любовной связи с двумя женщинами – вероятно, с Анной Марией Майя, которой был тридцать один год, и с ее неопознанной кузиной – относится к числу самых эротических отрывков в мемуарах и к самым обсуждаемым. К сожалению, первый редактор Лафорг потерял оригинальный экземпляр, и у нас осталось только его интерпретация тех событий.

Казанова вернулся в Турин в сентябре 1762 года, через Лион, Шамбери, и прожил там зиму 1762/63 года, тратя деньги маркизы и то, что выигрывал в карты. Он подружился с лордом Хью Перси, бароном Уорквортом, сыном графа и графини (позднее – герцога и герцогини Нортумберлендских), который в то время совершал образовательное путешествие, но задержался в городе дольше, чем могло требовать знакомство с его художественными сокровищами, – чтобы разделить благосклонность танцовщицы по имени Агата с шевалье де Сенгальтом. В конечном итоге двое мужчин поменялись любовницами: Перси переманил Агату у Казановы, пообещав ей две тысячи гиней после окончания связи. Он также дал Казанове украшенную алмазами миниатюру со своим собственным изображением, какие обычно дарили в знак любви, но эта предназначалась матери Перси и должна была быть ей передана вместо «рекомендации» Казановы в Лондоне. Только англичанин, как с одобрением отметил Джакомо, мог сделать столь высокопарный жест, театрально выставляя напоказ свое финансовое процветание и выражая джентльменское презрение к деньгам.

Начало 1763 года застает Казанову в Милане, который означал для итальянца продолжение еще более развеселой карнавальной жизни, чем в Турине. Здесь он снова много и дорого развлекается, покупая костюмы для маскарадов и закатывая дорогие обеды. Некоторое время он провел за пределами города, в замке семейства Аттендоли-Болоньини, около деревни Сан-Анджело. Когда сестра хозяйки, Анджела Гардини, которую Джакомо называл то Клементиной, то Гебой, поддержала его любовь к литературе и богословию, он на свои выигрыши в карты купил ей массу книг. Когда он сопровождал обеих сестер на карнавал в Милан, то купил для всей компании костюмы, а потом порвал их на куски и сшил обратно вместе с более дорогими вставками – дабы ослепить местных жителей их богатством. Его наградой, конечно, было То, что Анджела охотно легла с ним в постель, пока ее сестра спала – или делала вид, что спит – рядом с ними.

Он отправился в Марсель по желанию маркизы д’Юрфе и ради некромантии, что, в свою очередь, привело его в Геную, на лодке, и обратйо в Антиб вместе с растущей командой единомышленников: братом Гаэтано, их общей любовницей МарколинОй и Пассано, секретарем, который совсем скоро станет противодействовать Джакомо. На обратном пути во Францию погода на море испортилась и felucca зашла в город Ментон, тогда находившийся в составе княжества Монако. Это было традиционное убежище, и отсюда Казанова отправился в Париж через Экс-ан-Прованс.

Его экипаж, однако, вблизи Экса сломался, и Казанова практически снова попал в объятия Анриетты. Странники нашли приют в местном замке – в шато Альбертас либо в замке семьи Маргалет. Тут «Генриетта» жила в своем непростом браке и с детьми, вернувшись к ним после романа в 1749 году с Казановой. В тот раз они не увиделись, она услышала его имя и, отчаянно пытаясь избежать скандала, через Марколину отправила записку на имя «самого честного человека из моих знакомых», где говорила о необходимости не раскрывать ее тайну. Ей было нечего бояться, его чувство к ней было так свято, что он сжег ее письма, как она и просила. Экипаж отремонтировали, и Казанова отправился в Лион и Париж.

В мае 1763 года он наконец после шестнадцати месяцев отсутствия вернулся к себе в парижскую квартиру на улице дю Бак, где его ожидали горы писем не очень приятного содержания. Покуда он сидел, так и не сняв дорожного плаща, и читал корреспонденцию, его внимание привлекли два письма. Оба они были из Лондона от Терезы Имер, в настоящее время подписывавшейся как «миссис Корнелис». В первом она вежливо просила вернуть в Лондон Джузеппе, ее сына. Во втором, написанном после того, как не был получен ответ на первое послание, Тереза настаивала, чтобы Казанова немедленно направил к ней ее мальчика.

Казанова давно обдумывал поездку в самый быстро растущий город Европы, и письма Терезы укрепили его в решимости сделать себе новое состояние в Лондоне. Намерение разбогатеть не помешало ему взять значительные суммы, опять у маркизы д’Юрфе, а также собрать подаренные ему драгоценности и одежду, что позволило бы ему представить себя в Лондоне как аристократа.

Джузеппе, «графа д’Аранда», убедили или, вернее, обманом вынудили поехать.