Текст книги "Слишком неправильно (ЛП)"
Автор книги: И. А. Дайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА 23
Кэссиди
Я проверяю свой телефон каждые десять минут с момента пробуждения в среду и до звонка доктора Джонса в половине одиннадцатого. Чувство ужаса расцветает в моем желудке, когда я прячусь на кухне, пока Люк фотографирует новую коллекцию обуви от местного дизайнера.
Я делаю глубокий вдох, прежде чем провести большим пальцем по экрану. Все в порядке. Ты в порядке. Расслабься.
– Алло?
– Доброе утро, Кэссиди, – говорит доктор Джонс, из его голоса исчезла обычная легкость, его заменил официальный тон с резкими нотками.
По позвоночнику пробегает волна гнева, а сердце замирает. Что-то не так.
Чертов ублюдок!
Я его кастрирую, клянусь Богом. У него больше никогда не будет шанса засунуть свой красивый, длинный член в женщину.
– Доброе утро, – говорю я, по моему телу пробегает дрожь. – Судя по голосу, у тебя не очень хорошие новости.
Щелчок вспышки на фотоаппарате Люка – единственный звук, нарушающий тяжелую тишину.
– Кэссиди, ты можешь сегодня зайти в отделение?
Еще одна нервная волна сжимает мой желудок, и я представляю, как буду мучить Логана за этот беспорядок.
– Стоит ли мне волноваться? Какие у меня результаты?
– Я бы предпочел, чтобы мы поговорили с глазу на глаз. Во сколько ты можешь быть здесь?
Я бросаю взгляд на календарь на стене, проверяя свои встречи на день. Пульс бьется в ушах, заглушая звук камеры Люка и шум транспорта за окном.
Через полчаса у меня запланирована семейная фотосессия, а в четыре часа дня – съемка малышей, но я не смогу сделать сегодня ни одного приличного снимка, поскольку невысказанный диагноз венерического заболевания висит над моей головой, как надвигающийся торнадо.
– Если я смогу перенести своих клиентов, то буду через полчаса.
– Хорошо, все в порядке. Я сегодня занимаюсь бумажной работой, так что любое время подойдет. Скоро увидимся. – Он обрывает звонок, прежде чем я успеваю выпытать у него дополнительную информацию.
В ушах звенит гнетущая тишина. Боже, пожалуйста, пусть это будет не ВИЧ. Пожалуйста. Я больше никогда не посмотрю на Логана, клянусь. Только пусть это будет не ВИЧ.
Я изо всех сил сжимаю телефон, делаю глубокие вдохи и изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, но непролитые слезы снова грозят пролиться.
Сколько человек может выплакать, прежде чем слезы иссякнут? С пятницы я выплакала две реки, но водопровод по-прежнему работает исправно. Хотелось бы, чтобы водопровод в моей квартире был таким же надежным, как мои слезные каналы.
Я звоню клиенту, чтобы перенести утреннюю встречу на следующую неделю, и, когда все улажено, перекидываю сумку через плечо.
– Я ухожу, – говорю я Люку, чувствуя, что мои ноги немного подкашиваются. – Я вернусь позже. У меня фотосессия малышей в четыре.
Он уже в зоне, смотрит между камерой и парой милых розовых туфель на каблуках с маленькими бантиками сзади, как будто хочет, чтобы туфли лучше позировали. Я не уверена, услышал ли он меня, но ответом мне была тишина.
С каждым шагом к машине меня трясет все сильнее, а гнев, поднимающийся в груди, напоминает загнанного в угол, испуганного зверя, пытающегося вырваться наружу. И выход я показываю, когда сажусь за руль и отправляю Логану сообщение.
Я: Спасибо большое, придурок! Больше ко мне не подходи, или я отрежу тебе член. Лучше сообщи своим девчонкам, чтобы они проверились.
Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и завожу двигатель, выезжая на главную дорогу. Включается система громкой связи, наполняя машину мелодией, которую я установила для Логана после вечера, проведенного в его бассейне, – Swim группы Chase Atlantic. Я семь раз отправляю его на голосовую почту, но он не понимает намека.
– Что?! – огрызаюсь я, отвечая на его восьмую попытку. – Мне нечего тебе сказать!
– Что бы у тебя ни было, ты получила это не от меня, поэтому ты звонишь своим парням, чтобы сообщить им об этом.
Я насмехаюсь, сильнее прижимая ногу к полу.
– Я ни с кем не была уже больше года, Логан. Ты устроил мне это дерьмо! Не смей больше показываться мне на глаза. Между нами все кончено. С меня хватит! Ты понял?! КОНЕЦ!
На его стороне линии раздается громкий удар.
– Меня проверили до того, как все случилось, Кэсс. Я был в порядке, и ты сказала… – он прерывается, его голос меняется от гнева к контролируемому раздражению. – На что у тебя положительный тест?
– Не твое дело!
Даже если бы я знала, о каком венерическом заболевании он так любезно со мной поделился, я бы ему не сказала. Он заслуживает того, чтобы испытать унижение: прийти в клинику, помочиться в стаканчик и сдать мазок. А потом получить результаты.
Я бы заплатила хорошие деньги, чтобы увидеть, как всемогущий Логан Хейс со стыдом повесит голову.
– До тебя у меня никогда не было незащищенного секса, так что не надо сваливать все на меня. Думаешь, я облегчу тебе задачу? Ха! – я переключаю передачу, нажимая на педаль. – Забудь! Если ты хочешь узнать, какое лечение тебе нужно, тебе придется пройти через весь этот гребаный процесс, как это сделала я! Позвони своему врачу!
Свет на перекрестке впереди меняется на красный. Я так зла, что не замечаю, как набираю скорость и как сильно давлю на газ.
Я мчусь со скоростью более шестидесяти миль в час в самом центре Ньюпорта, и у меня нет ни единого шанса вовремя остановиться. Нет места, чтобы свернуть вправо или влево и объехать остановившийся Мустанг не более чем в двадцати ярдах от меня.
– Черт! – восклицаю я, нажимая на тормоза.
Звук шин, проносящихся по дороге, пронзает мои уши. Я теряю контроль над машиной за секунду до того, как огромный удар сотрясает мой маленький Fiat. Время замедляется. Сила удара бросает меня вперед, мои руки взмывают в воздух, как будто гравитация перестала существовать.
Оглушительный, сокрушительный звук гнущегося металла и тормозящего стекла наполняет воздух.
Подушка безопасности взрывается у меня перед лицом.
Ремень безопасности блокируется, прижимая меня спиной к сиденью.
Водопад стекла обрушивается на меня, прежде чем мир померкнет.
А потом… боль.
Так много боли.
Это первое, что я отмечаю, прежде чем открыть глаза. Мое зрение затуманено, как будто я смотрю через очки с четырьмя диоптриями и перспективой двадцать на двадцать.
Я моргаю, пытаясь приспособиться, чтобы увидеть свои руки, которые я держу перед лицом. Звон в ушах заглушает все остальные звуки, а по лицу стекает теплая и влажная кровь. Я поднимаю руку, чтобы дотронуться до нее, и делаю вдох, от которого, если бы было достаточно места, я бы сложилась вдвое. Острая, колющая боль пронзает мою грудную клетку.
По позвоночнику пробегает холодная дрожь, а пульс замирает в шее, когда зрение начинает проясняться с каждой секундой.
Я вся в крови.
Мои руки, блузка, ноги… все в багровой крови и мелких осколках разбитого стекла. Я тяжело сглатываю и делаю быстрый, неглубокий вдох, чтобы не было так больно.
– Кэссиди?! Ты в порядке? – кто-то нагибается возле машины, заглядывая внутрь через окно – или то, что раньше было окном. Теперь там нет стекла. – Черт! – он зажмуривается, оборачиваясь. – Конор! Вызови скорую!
Я смотрю прямо перед собой, и в голове у меня мутное оцепенение. Задней части Мустанга, в который я, как помню, врезалась, больше нет. Вместо этого я бездумно таращусь на витрину хозяйственного магазина. Передняя часть моей машины сложилась от удара, как гармошка.
Я моргаю, вспоминая аварию. Там определенно был Мустанг. Куда же он, черт возьми, делся?
Я снова бросаю взгляд в сторону на молодого парня рядом с моей машиной. Он выглядит знакомым. Темные глаза, темные волосы, резкие черты лица.
Логан.
Нет, слишком молод.
Его брат.
– Я тебя знаю, – говорю я, слова словно лезвия бритвы на языке. – Коди, кто-нибудь пострадал?
– Ты сильно ударилась головой, так что я это пропущу, – ухмыляется он, уголок его рта слегка приподнимается.
Логан…
Нет, слишком молод, но они так похожи.
– Я Кольт, Кэссиди, и ты единственная, кто пострадал. О чем ты думала, когда въезжала на мою задницу, как Шумахер?
– Кольт, – повторяю я, морщась от боли в висках. Мой разум все еще наполовину застыл в замедленной съемке. Мне требуется в три раза больше времени, чем обычно, чтобы обработать и понять его слова. – Что такое Шумахер?
Он снова ухмыляется, и мне хочется плакать.
Логан.
Я бы отдала свою руку, чтобы он был здесь. Я так запуталась.
– Раньше он был гонщиком Формулы 1. В 1998 году он врезался в заднюю часть другого болида Формулы-1… – он делает паузу и отмахивается от меня, заметив мое озадаченное выражение лица. – Неважно. К чему такая спешка? – он просовывает голову внутрь и смотрит на приборную панель. – Ого. Сорок при столкновении. Я услышал визг шин, когда ты нажал на тормоза, и посмотрел в зеркало, но было уже слишком поздно уходить с дороги. С какой скоростью ты ехала?
– Эм… – я прижимаю пальцы к виску, боль пронзает голову. Такое ощущение, что там взорвалась бомба. – Не знаю. Шестьдесят, кажется. – Я снова оглядываюсь по сторонам. Где машина Кольта? Моя шея слишком затекла, чтобы наклонить голову и посмотреть в заднее окно. – Я врезалась.
– Да, ни хрена себе. Как ты до сих пор жива, ума не приложу, девочка. Ты врезалась в заднюю часть моей машины, и эта… – он морщит нос, наклоняясь назад, чтобы посмотреть на мой Фиат, – …игрушка была отброшена от удара и дважды крутилась, прежде чем остановилась здесь.
– Скорая помощь уже едет. – Рядом с машиной останавливается еще один мальчик. Кажется, Конор. А может, это Коди. Сейчас я не могу их различить, но он похож на Кольта, так что, должно быть, это один из тройняшек. – Привет, Шумахер. Ты в порядке? Тебе нужно оставаться на месте, пока не приедет скорая.
– Не беспокойся, Конор. Она не понимает, о чем речь, – говорит Кольт, недовольный тем, что я не знаю Формулы-1. – Не двигайся. Черт знает, как сильно ты пострадала.
Я дрожу. Холодные мурашки бегут по всему телу, как будто я окунулся в прорубь на замерзшем озере. Почему так холодно? Солнце светит, а когда я выходила из студии, было восемьдесят пять градусов.
– Что это? – спрашивает Кольт, снова просовывая голову внутрь. – Это… радио? Не может быть, чтобы оно еще работало.
Я сосредотачиваюсь на тихой мелодии – Swim группы Chase Atlantic.
– Это мой телефон.
Логан.
Оглушительный вой полицейских сирен заглушает мелодию, доносящуюся из моего телефона. Кольт и Конор отходят в сторону, открывая взору толпу зрителей, которые стоят неподалеку на тротуаре, щелкая фотографиями и глазея на происходящее.
Никто не пытается помочь. Они стоят там, потрясенные и любопытные, как будто это не реальный несчастный случай, а трюк, поставленный съемочной группой.
Я оцениваю свое положение и повреждения своего тела, радуясь тому, что из меня не торчат металлические части. Это обнадеживает. Мои руки и кисти покрыты порезами в местах, где стекло пробило кожу, но ничего серьезного. Ничего, что требовало бы наложения швов. Я прикасаюсь к лицу, прослеживая струйку крови от подбородка вверх, пока мои пальцы не находят зияющую рану над левым глазом.
Возможно, придется наложить швы.
Мои ноги зажаты под рулевой колонкой, которая впивается мне в бедра. Черт, а что, если у меня нет ног? Что, если я в шоке и не чувствую боли?!
Теория отменяется, когда я начинаю паниковать и делаю еще один глубокий, резкий вдох. Агония, разрывающая мою грудную клетку, доказывает, что я действительно чувствую боль. Мучительную боль.
Я шевелю пальцами ног, проверяя, на месте ли они, и вздыхаю с облегчением, чувствуя, как они шевелятся в моих кроссовках.
Я в порядке.
У меня есть ноги.
Я жива.
Кольт прав. Удивительно, что меня не разорвало пополам. Я хочу поцеловать «игрушку» с приличной аварийной зоной за то, что она спасла мне жизнь, но прежде чем я пытаюсь обнять колесо и поблагодарить кусок металла, Шон наклоняется и просовывает голову внутрь машины.
– Привет, Кэсс, – говорит он, его голос нежный, спокойный и мягкий, как будто он разговаривает с испуганным ребенком. – Как ты себя чувствуешь? Ты можешь двигать руками и ногами?
– Да. Я в порядке. Боже, мне так жаль, я не обратил внимания на скорость и дорогу и…
– Эй, успокойся. Всякое случается. Мои братья в порядке, так что давай сейчас сосредоточимся на тебе, хорошо? – он оценивает машину и пытается открыть дверь, но ее заклинило. – Возможно, нам придется вырезать тебя отсюда.
– Нет, нет, нет. Если вы откроете дверь и отодвинете сиденье, я выберусь сама. Мне не так больно. – Я поднимаю руки, выкручивая запястья и сгибая локти. – Видишь?
Он улыбается, качая головой, затем выпрямляется и окликает кого-то. Трое пожарных подходят к машине, играя в перетягивание каната с дверью. Все это время на заднем плане повторяется песня Swim группы Chase Atlantic, не останавливаясь более чем на три секунды. Мелодия заполняет трещины в моем самообладании, как теплый мед, помогая мне сохранять спокойствие.
Парамедики застегивают на моей шее шейный корсет, как только дверь открывается, и отодвигают сиденье, чтобы освободить мои ноги. Молодой человек, одетый в форму врача скорой помощи, светит мне в глаза и задает десятки вопросов, прежде чем перетащить меня на носилки, несмотря на мои протесты.
Я могу идти.
Мне не так уж больно.
Мои ребра убивают меня, а голова как будто расколота сзади, но ноги и позвоночник в порядке.
– Кольт! – кричу я, видя, что он стоит в стороне с одним из пожарных. Конор тоже там, фотографирует мою машину. Кольт перебегает дорогу, заставляя медиков сделать короткую остановку. – Мой телефон, – задыхаюсь я. – Не могли бы вы достать мой телефон? Он где-то на пассажирской стороне.
– Если я смогу его найти, – бормочет он, оглядывая меня с ног до головы с искренним беспокойством в глазах. – С тобой все будет в порядке, Кэсс.
Я не уверена, кого из нас он пытается успокоить. Тройняшки одинаковы, за исключением причесок, но почему-то каждый из них похож на одного из своих старших братьев больше, чем на другого.
У Кольта такие же глаза, как у Логана. Глубокие, насыщенно-карие с единственным пятнышком золота в левой радужке. Дрожь ужаса колет мою кожу, как сыпь, и тонкий внешний слой моего принудительного спокойствия начинает дрожать и трескаться. Как бы мне хотелось, чтобы Логан был сейчас со мной.
Я хочу, чтобы он взял меня за руку и просто был рядом.
Мне страшно. Я не хочу признаваться в этом вслух, но я в ужасе от того, что произойдет в больнице. У одного из парамедиков было тревожное выражение лица, когда я рассказала о боли в ребрах и о том, что каждый вдох кажется, будто мои легкие пронзает лезвие. Это не может быть хорошо.
Кольт бежит к Fiat, а меня затаскивают на заднее сиденье машины скорой помощи. Запах антисептика раздражает мой нос, пока я смотрю на крышу, отказываясь проверять, что делают вокруг меня врачи скорой помощи.
– Вот, твоя сумка тоже у меня, – вскакивает Кольт, кладет сумку рядом со мной и сует мне в руку телефон. – Береги себя, хорошо? – он сжимает мои пальцы, небольшая улыбка кривит его губы. – И помедленнее, Шумахер.
Я хихикаю, киваю, насколько позволяет шейный воротник, и закрываю пальцами телефон, который больше не звонит. Я хочу позвонить Логану и умолять его приехать в больницу, но перед глазами мелькает воспоминание о том, как он тайком сбежал из моей квартиры посреди ночи, и я не набираю номер.
Наши отношения так не складываются.
Ни с кем у меня не складываются отношения.
Я в этом одинока. Не на кого рассчитывать, кроме себя.
Кольт выходит из машины скорой помощи, и через секунду парамедики закрывают дверь, надсадно вопя сиреной.
– Если хотите, можете позвонить родным, – говорит одна из членов бригады, женщина лет тридцати, пристегиваясь на своем сиденье.
– Родных нет, – бормочу я, но поднимаю телефон, чтобы увидеть экран, и набираю номер.
– Добрый день, акушер-гинеколог из Ньюпорт-Бич. Чем могу помочь? – мелодичный голос администратора звучит у меня в ухе, линия хорошо отработана.
– Привет, Дарси, это Кэссиди Робертс. Не могли бы вы соединить меня с доктором Джонсом?
– Да, конечно. Подождите секунду. – Начинается музыка, но, к счастью, она не такая раздражающая, как в других местах, и заканчивается через несколько секунд, когда голос Дарси снова заполняет мое ухо. – Извините, он отлучился, чтобы перекусить. Хотите, чтобы я передала ему сообщение?
– Да, скажи ему, что я не смогу прийти на прием сегодня. Я позвоню ему завтра, чтобы перенести встречу.
– Конечно. Я передам ему. Берегите себя!
Немного поздновато для этого пожелания…
ГЛАВА 24
Логан
– Возьми трубку! – я огрызаюсь, уже не в первый раз набирая номер Кэсс на повторе в течение двадцати минут. – Черт! Возьми трубку!
Я мечусь по офису, сухие древесные термиты грызут бумажную мельницу моего разума. То, как она выкрикивала всякую хрень прямо перед тем, как звонок оборвался, заставляет меня волноваться до самых гребаных зубов.
Она была за рулем, когда мы разговаривали, но я не позволяю мрачным сценариям завладеть моим сознанием.
Она в порядке.
Она просто злится и не хочет со мной разговаривать.
Не то чтобы она хотела. Я точно не заразил ее венерическим заболеванием. Не может быть, чтобы это был я. Я был чист. Я каждый год прохожу плановое обследование, и так получилось, что я пришел на прием за день до дня рождения Талии.
Я был чист до того, как прикоснулся к Кэссиди.
А теперь нет. Все благодаря ей и тому грязному мудаку, с которым она трахалась, пока спала со мной.
Злость пока отодвинута на задний план. Мой желудок сводит от ужаса, когда я безостановочно набираю ее номер. Еще пять попыток, прежде чем мобильник пикает в моей руке – сообщение в групповом чате Хейсов. Не успеваю я открыть приложение, как приходят еще три сообщения.
Конор: У Кольта сегодня не лучший день. Просто он и его чертово везение.
Я изучаю присланную им фотографию Мустанга Кольта: задний бампер и левая фара разбиты.
Нико: Ты в порядке?
Тео: Черт, как он это сделал?
Конор: Да, мы в порядке. Вы бы видели другую машину. По сравнению с ней машина Коди не пострадала.
Он присылает еще одну фотографию. Желтый Fiat помят так, будто столкнулся с грузовиком, а не с Мустангом Кольта. Передняя часть почти неузнаваема, капот сложен как блин, лобовое стекло и левое колесо отсутствуют.
Желчь подступает к горлу. Руки трясутся так сильно, что я не могу прочитать сообщения, которые продолжают приходить. Я знаю эту машину.
Кэссиди.
Вместо нее я звоню Конору, не обращая внимания на непрекращающееся пиканье.
– Ты такой милашка, – смеется он мне в ухо. – У нас все в порядке, Логан. Остынь. На Кольте и мне ни царапины. Коди здесь нет. Мы выскочили выпить кофе и бам! Видел бы ты лицо Кольта, брат! – он снова смеется. – Мы в порядке, Шон здесь, и я знаю парня, который…
– Конор! – я резко останавливаю его бредни. – Я рад, что ты в порядке. А что с Кэссиди? С ней все в порядке?
С его стороны наступает короткая пауза. Достаточно долгая, чтобы я задохнулся. Я закрываю глаза, блокируя очередную волну темных сценариев, но они мелькают на задних веках, и я снова открываю глаза.
Она в порядке. Она в порядке. Не сходи с ума.
– Откуда ты знаешь, что это она? – спрашивает он, взвешивая каждое слово.
– Я знаю ее машину. Как. Она?
– Она жива… каким-то образом. Спидометр на игрушке, которую она водит, остановились на сорока милях в час при ударе. Я понятия не имею, как эта крошечная машинка выдержала удар. Ее выбросило на гребаный тротуар!
– Ради всего святого! – я заскулил, скрежеща зубами от каждого следующего слова, вылетающего из его рта. – Сосредоточься, Конор! Кэссиди. С ней все в порядке? Ей больно?
– Боже, кто нассал в твои хлопья? – бормочет он, раздраженный до глубины души. – Я сказал, что она жива. Побитая и в синяках. Думаю, она сломала несколько ребер, и у нее неприятный порез на лице, но она лучше, чем я ожидал после такого столкновения. Пожарные вытащили ее из машины, и… – Сирена скорой помощи выла на заднем плане, останавливая Конора на полуслове. – Да, они везут ее в больницу.
– Спасибо. Я позвоню тебе позже. – Я хватаю ключи со стола и выбегаю из офиса, не попрощавшись с секретаршей, когда прохожу мимо ее стола.
***
– Что значит «никаких посетителей»? – рычу я на медсестру, которая отказывается пустить меня к Кэсс. – Часы посещений заканчиваются только в половине пятого!
Она переминается с ноги на ногу.
– Простите, но пациентка просила никого не впускать. У нее есть телефон, так что попробуйте позвонить. Я знаю, что сейчас она в своей палате, но скоро ей предстоит сдать еще несколько анализов. Если она скажет, что вы можете войти, я отвезу вас туда, но…
– Ладно, – хмыкнула я, доставая телефон.
Я уже дюжину раз пытался позвонить или написать. Она не отвечает.
Я иду к кафетерию, готовый ждать, пока Кэсс разрешит мне посетить ее. Назойливый запах антисептика, цитрусового средства для мытья полов и латекса не может скрыть запах болезни и смерти, таящийся в каждом уголке этого места.
– Черный кофе, – говорю я кассиру и прихватываю сэндвич. У меня такое чувство, что я задержусь здесь надолго.
Пока он отходит за кофе, я отправляю Кэсс сообщение.
Я: Почему ты не хочешь ни с кем встречаться? Я не уйду, пока не увижу тебя, принцесса.
Мой телефон продолжает пикать, разговор об аварии Кольта все еще продолжается. С тех пор как я приехал сюда, я несколько раз просматривал сообщения, чтобы убедиться, что Конор не сделал мою заботу о Кэссиди темой номер один, но, к счастью, он пока не упоминал об этом.
Надеюсь, и не будет. У меня нет ни времени, ни сил придумывать оправдание своему внезапному интересу к ее благополучию.
Я: Твоего ангела-хранителя нужно уволить. Он позорится.
Проходит час, пока я ем и пью кофе, уставившись на экран и желая, чтобы Кэссиди прочитала сообщения. По крайней мере, увлекательная тема разбитого Мустанга Кольта исчерпала себя, и звонки не съедают мой аккумулятор, который садится на двадцать процентов. Возможно, мне придется зайти в киоск и купить зарядное устройство.
Я: Все еще здесь. Просто скажи, что с тобой все в порядке.
Время тянется.
Все вокруг меня переживают трудные времена. Будь то болезнь или наблюдение за медленной смертью близкого человека, люди, тихо беседующие за столиками, заставляют задуматься о моих проблемах. Неподалеку сидит молодая девушка, ее голова обрита, но на усталом бледном лице сияет храбрая улыбка. Она улыбается своей матери, которая продолжает целовать ее голову и сжимать ее руку.
Жизнь так коротка, но люди не понимают этого, пока не становится слишком поздно. Мы слепы к очевидному. Слишком слепы, чтобы понять, что жизнь – это мгновения. Слишком боимся выйти за рамки и сказать: «К черту, это моя жизнь и мой выбор».
Вместо этого мы гонимся за недостижимым. Мы хотим большего: денег, признания, уважения. Но правда в том, что в конце концов никто не вспомнит о крутой машине, на которой вы ездили, или о новом диване, на который вы потратили пять тысяч.
Вы не увидите дорогих гаджетов или дома с пятью спальнями, когда будете задыхаться на последнем дыхании и жизнь промелькнет перед вашими глазами. Вы не увидите материальных вещей.
Вы увидите людей.
Моменты.
Воспоминания.
Улыбку любимого человека. Их смех. Вы вспомните, каково это – быть счастливым.
Людям не нужно многого для счастья, но мы специально усложняем свою жизнь. Мы воспитаны в обществе, которое заботится о внешнем виде больше, чем о человеческом общении.
Проходит еще два часа, и на столе появляются три пустые чашки. Я купил зарядное устройство. И еще один сэндвич. И кусок пирога. Уже ближе к половине пятого, когда под последним отправленным сообщением «Доставлено» меняется на «Прочитано». Я сжимаю телефон, ожидая, когда три точки начнут прыгать.
Проходит минута.
Пять.
Десять.
И наконец она начинает печатать.
Принцесса: Два перелома ребер, три шва и легкая контузия. Я буду жить. Мой ангел уволился в тот день, когда я впустила тебя обратно в свою жизнь. Он знал, что в конце концов я расплачусь, и отписался заранее. Иди домой. Я не хочу тебя видеть.
Я долго смотрю на сообщение, как будто оно написано на греческом. Я не хочу тебя видеть, – выпрыгивает с экрана, режет меня так, как я никогда не резалась.
Швы. Сломанные ребра. Контузия.
Это тоже больно. Представление Кэссиди в постели, страдающей от боли, одинокой и напуганной, вгоняет нож еще глубже, но одна строчка ранит сильнее, чем я ожидал от слов: он знал, что я в конце концов расплачусь, и подписался заранее.
Черт.
Я никогда не хотел причинить ей боль. Мы должны были веселиться. Мы должны были трахаться, потому что мы делаем это так хорошо, но добавьте сюда чувства, и вот такой беспорядок никому из нас не нужен.
Я должен уйти. Я должен жить дальше, но не могу, пока не увижу ее.
Я: Скажи мне это в лицо, и я, возможно, поверю тебе.
Три точки мигают, затем останавливаются, повторяясь целую минуту, но никаких сообщений не приходит. У меня возникает внезапное желание швырнуть телефон через весь кафетерий.
Но он отскочит от головы одного из пациентов.
– Извините. – Та самая медсестра, которая не пустила меня к Кэсс, останавливается возле моего столика. – Кэссиди сказала, что вы можете приходить, если…
Я встаю на ноги, прежде чем она заканчивает.
– Ведите.
Ласковая улыбка изгибает ее губы, подчеркивая морщинки вокруг глаз.
– Обычно мы не пускаем людей после пяти тридцати, но вы были здесь весь день, так что я сделаю исключение.
У меня слишком пересохло во рту, чтобы осыпать ее любезностями. Я благодарен ей за то, что она разрешила мне войти, но в то же время внутри у меня все дрожит, я не знаю, чего ожидать.
Медсестра выводит меня из столовой, и мы поднимаемся на лифте на пятый этаж. Я продолжаю сжимать кулаки, чтобы избавиться от иррационального напряжения, с нетерпением ожидая, в каком состоянии окажется Кэссиди. Несколько фотографий ее разбитого Fiat, которые Кольт прислал в групповой чат, подтверждают, что она чудом осталась жива. Два сломанных ребра – всего лишь поверхностная царапина после такой аварии.
– У вас всего десять минут, – говорит медсестра, открывая дверь в палату Кэссиди. – Проведите их с пользой. – Она подмигивает, жестом приглашая меня войти.
Я останавливаюсь в двух шагах от палаты и смотрю на девушку, которая полусидит, полулежит в кровати, подперев ее несколькими белыми подушками.
Я вдыхаю с трудом, разглядывая швы под бровями. Еще полдюйма, и она лишилась бы глаза. Волосы на затылке встают дыбом, и меня тошнит, когда я внимательно разглядываю ее оливковую кожу, покрытую порезами и синяками.
– Не смотри на меня так, – говорит она, ее голос спокойный, но слабый, словно она измучена. – Ты сам напросился сюда. Неужели ты ожидал увидеть меня в полном макияже, красивую, как всегда?
– Ты так же красива без макияжа, как и с красными губами и подведенными глазами. – Я прохожу дальше, мои ноги немного подкашиваются, когда я сажусь на неудобный стул рядом с ее кроватью. – Как ты себя чувствуешь?
Она ужасно бледна, ее губы тусклого молочно-розового цвета, а под голубыми глазами залегли тени. Тяжелая цепь опоясывает мою грудь. Она выглядит такой чертовски хрупкой.
– Я в порядке. Обезболивающее действует, так что я уже почти не чувствую боли в ребрах. – Она зачесывает свои светлые волосы назад пальцами, встречаясь с моим взглядом. – Почему ты здесь, Логан? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
Потому что я волнуюсь. Я запутался и не могу понять, как справиться с тем, что чувствую. Я не понимаю, что я чувствую, но я знаю, что эти чувства нежелательны. Они еще на один шаг приближают меня к потере семьи.
– Ты имела в виду то, что сказала в сообщении?
– Я хочу это иметь в виду, – со вздохом признается она, теребя уголок одеяла, прикрывающего ее хрупкое тело. – Мы знали, что у этого… у нас есть срок годности. Теперь мы его превысили.
Мы. Прошло много времени с тех пор, как я был частью «нас». Десять лет, если быть точным, но интрижки в колледже не имели смысла. Не то чтобы мы с Кэсс должны были быть значимыми, но вот мы здесь. Три месяца секса, а я уже не в себе.
– Планы меняются, Кэссиди. Не похоже, что кому-то из нас есть к кому возвращаться домой. – Не заканчивай это. Не сейчас. Я еще не закончил с тобой. – Что не так с тем, что у нас есть?
– Нет ничего плохого. И ничего правильного тоже. – Она выравнивает дыхание и вытирает глаза, опережая слезы, и мне хочется вылезти из кожи. – Чем дольше мы будем продолжать, тем больнее мне будет. Я не могу так долго притворяться.
– Притворяться?
– Что секса достаточно. Это не так.
Я стискиваю зубы, прогоняя противоречивые эмоции. Она скользит между моими пальцами, и я не могу решить, раздвинуть их пошире или сжать в кулак.
– Почему ты согласилась, если случайный секс – это не то, чего ты хочешь? – спрашиваю я, позволяя раздражению прорваться наружу. Сейчас это самый безопасный вариант. Злость знакома. Разочарование – нет. Я не знаю, как справиться с этим мрачным туманом дисфории, окутывающим мои мысли. – Почему ты пришла ко мне, когда я сказал, что это будет только один раз?
Небольшая улыбка растягивает ее губы, но в ней нет ничего радостного. Она выглядит так, будто сдалась, перестала бороться за себя и смирилась с тем, что приготовила жизнь, невзирая на то, насколько это больно.
– Для такого умного парня ты ужасно забывчив. Я всегда приду к тебе, если ты позволишь, и всегда приму тебя обратно, как бы больно мне ни было смотреть, как ты крадешься по ночам. – Она смотрит мне прямо в глаза, ее голос мягкий. – Я буду плакать и обещать себе, что не подпущу тебя близко, но я не смогу оттолкнуть тебя, когда ты появишься. – Она кусает себя за щеку, и первые беззвучные слезы скатываются по ее щекам. – Это грустно, – шепчет она, ее глаза держат меня в заложниках. – Но как бы часто ты ни уходил, я хочу, чтобы ты вернулся, Логан, потому что я люблю тебя. Я люблю тебя уже много лет.
Я… Я… Боже, я не могу дышать.
Я слышал эти слова раньше. Столько раз от родителей, бабушек и дедушек, и даже от братьев. Я слышал их и от нескольких пьяных девчонок в школе, но это никогда не задевало меня так, как сейчас.
Эти три маленьких слова действуют как пуля. Они пробивают мою броню, пронзают грудь и останавливаются в сердце, разрывая его на две части.
Какофония противоречивых эмоций вспыхивает под моей кожей, как будто кто-то медленно и неуклонно поджигает спичку в глубине моего желудка. Слова застревают в горле. Я боюсь, что в любой момент могу самопроизвольно сгореть. Срабатывает первобытная реакция бегства или что-то похожее на нее: гигантский поток адреналина наполняет мои вены, как наркотик.
Я никогда не чувствовал себя более живым и более побежденным.
Кэссиди смотрит на меня большими глазами. Она молча распаляется, натягивает плед и впивается зубами в нижнюю губу, чтобы не потерять контроль над эмоциями. Признаться в своих чувствах мне, холодному, высокомерному ублюдку, который приносит больше боли, чем пользы, иногда сам того не зная, было нелегко.
