Текст книги "Слишком много (ЛП)"
Автор книги: И. А. Дайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА 30
Тео
Каждое мое дыхание чертовски болезненно, словно кто-то затягивает цепь вокруг моей груди и тянет сильнее с каждым вдохом.
Мои руки дрожат на руле, хотя я сжимаю его так сильно, что костяшки пальцев побелели.
Я в полном беспорядке.
Анархия в голове.
Пустота в сердце.
Легкое чувство паники сжимает мою грудь.
Мой кулак бьет по рулю, когда я останавливаюсь на красный свет. Во мне бурлит целый шквал противоположных эмоций, я не могу усидеть на месте, двигаюсь на своем сиденье, стучу ногой по педали и ругаю водителя передо мной за то, что он не перестроился, когда свет изменился.
Слова «мой муж» отдаются в моем мозгу, как отголоски землетрясения, разрушая все попытки обуздать свои мысли. Мне хочется, чтобы это была шутка. Девушка, в которую я влюблен, была замужем за другим мужчиной.
Неужели это расплата за мои грехи? За то, что все эти годы я не хотел от женщин чего-то большего, чем случайный секс?
Какая ирония судьбы: девушка, от которой я хочу получить нечто большее, чем просто секс, девушка, с которой я хочу построить свое будущее, уже нашла идеального мужчину. Мужчину, с которым она, должно быть, хотела провести всю свою жизнь.
А я – не он.
Мне нужно с кем-то поговорить, выговориться, покричать, или я могу сделать что-то очень глупое, например, подраться со случайным мудаком в случайном баре, чтобы выпустить пар.
И мне точно нужно выпить немного, чтобы успокоить свои расшатанные нервы.
Мы с Талией должны были встретиться с моими братьями и Джеком в ресторане Нико менее чем через полчаса, но план, блядь, изменился. Я набираю номер Нико, держась за руль и пытаясь решить, не вырвать ли его из рулевой колонки.
– Как дела? – отвечает он.
– Планы изменились. – Я вздрагиваю от звука своего голоса. Даже для моих ушей я звучу расстроенным. – Мне нужно, чтобы вы все были у тебя дома.
– Ты как-то странно говоришь? Что случилось? Где ты?
– В двух минутах ходьбы от твоего дома. Просто позови всех к себе, хорошо?
– Да, я позвоню им и открою бутылку. Заходи.
Прервав звонок, я поворачиваю налево, в закрытый квартал, и, нажав на педаль газа, мчусь по дороге, усыпанной огромными особняками. Я снова поворачиваю направо, на этот раз на подъездную дорожку Нико на скорости слишком много миль в час. Шины взвизгивают, когда я нажимаю на педаль тормоза и останавливаюсь в нескольких дюймах от двери гаража.
На улице тепло, все еще около семидесяти градусов. Солнце садится за океан, окрашивая безоблачное небо в розово-фиолетовые тона. В воздухе витает запах травы, и слышен лишь нежный шелест листьев. Ни дети не бегают по окрестным особнякам, ни собаки не лают, ни машины не проезжают… Это мирный вечер. И такое ощущение, что весь мир решил посмеяться над моими страданиями. Сейчас должен идти дождь.
Или, что еще лучше, над головой должна разразиться жестокая буря, молнии раскалывают небо, выбеливая шикарный дом Нико до белизны.
Или еще лучше – ураган, соответствующий моему дурному настроению, но нет.
Даже долбаного моросящего дождя нет.
– Ты выглядишь как дерьмо, – говорит Нико, когда я врываюсь внутрь и топаю по выложенному мрамором коридору в роскошную гостиную. – У вас с Талией все в порядке?
Я мечусь взад-вперед между стеклянной стеной и роялем, что занимает восемнадцать чертовых шагов в одну сторону. Я пытаюсь собраться с мыслями и составить связное, разумное предложение. Не то чтобы это получалось.
Внутри моей головы царит хаос, похожий на хаос на главном этаже Белладжио (прим. перев.: Коммуна в Италии). Мои мысли борются за внимание, представляя собой какофонию бессвязного шума. Я пригубил половину виски, которое Нико сунул мне в руку, когда я в третий раз проходил мимо дивана, и впился пальцами в затекшую шею.
Мне следует подождать, пока придут Шон, Джек и Логан, но у меня может случиться чертов инсульт, если я не начну говорить прямо сейчас.
– Помнишь правду Талии с вечеринки?
Нико сидит на подлокотнике своего дурацкого дивана, поставив локти на колени, и следит глазами за мной по комнате.
– Да, она провела месяц в тюрьме.
Я проглатываю остатки дурацкого виски и с грохотом ставлю дурацкий стакан на дурацкий, мать его, кофейный столик.
Думаю, мне нужно сделать несколько глубоких вдохов…
– Ее обвинили в убийстве.
Проходит несколько долгих молчаливых секунд, и Нико никак не реагирует. Кажется, он ждет, что я разражусь хохотом.
Этого не произойдет, брат.
– Она не в тюрьме, так что…, – медленно начинает он, его тон сдержан, как будто он знает, что достаточно одного неверного слова, чтобы я сорвался.
– Спроси меня, кого она якобы убила.
Выражение его лица неуловимо меняется, как будто он начинает понимать смысл моих дрожащих рук и резкого тона, но прежде чем он успевает открыть рот, его прерывает громкий стук в дверь. Очень вовремя.
– Войдите! – кричит Нико.
Первым входит Логан, за ним следуют Шон и Джек, каждый с бутылкой виски. Нико, должно быть, предупредил их о ситуации по телефону, потому что они без слов похлопали меня по плечу.
– Я введу вас в курс дела. – Нико пересекает комнату и достает из винного шкафа три хрустальных бокала. – Талия рассказала Тео, почему она провела время в тюрьме. Ее обвинили в убийстве.
– Убийстве? – Логан ссутулился и свел брови, снимая бейсболку. – Кого она убила?
– Предположительно, – отвечает Нико, наполняя их бокалы. – Думаю, мы сейчас узнаем. – Они смотрят на меня с ожиданием. – Кого?
Мышцы на шее и руках снова напрягаются. Слова на вкус как старая жвачка.
– Ее мужа.
Эта информация доходит до них быстрее, чем обвинения в убийстве. Их выражения совпадают с тем, что творится у меня в голове: растерянность, удивление, шок. Лицо Логана также искажается от узнавания, как будто он вдруг понял, почему я мечусь по комнате, из ушей свистит пар, как будто я сам готов кого-то убить.
– Она была замужем и не сказала мне. – Я опускаюсь на диван, мои плечи обвисают. Теперь, когда все открыто, мне стало немного легче. Хотелось бы сказать «спокойнее», но это было бы откровенной ложью. – Что мне теперь делать?
– Что она рассказала тебе о деле об убийстве? – спрашивает Шон, и полицейский в нем берет бразды правления в свои руки. – Обвинения? Почему она была подозреваемой?
Я качаю головой, глядя в потолок.
– Какая разница? Она здесь, так что обвинения, должно быть, сняты. Она была замужем, Шон. Это важно. Она должна была полюбить парня, чтобы выйти за него замуж, верно? Она должна была думать, что он тот самый. И что, мать твою, это делает из мной? Вторым лучшим выбором?
– Ты же понимаешь, что эти вопросы ты должен задавать Талии, а не нам, да? – спрашивает Логан, вертя в руках стакан. – Что еще она тебе рассказала? Как долго они были женаты? Ей всего двадцать четыре, так что это не могло быть долго. А что, если это была пьяная ночь в Вегасе? Или что, если это был один из тех браков по расчету?
– Брак по расчету в Греции? – Я насмехаюсь, мой характер пылает. – Вряд ли. А что, если она действительно его любила?
– Любила – это твоя подсказка, – говорит Джек, смерив меня пристальным взглядом. Конечно, он на стороне Талии. В его глазах она не может поступить плохо. По сути, он ее лучший друг. – Прошедшее время.
Нико берет свой iPad, кладет его на кофейный столик и начинает постукивать по экрану.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Спрашиваю у Google.
– Что мне делать?
Он усмехается, качая головой.
– Я иногда волнуюсь за тебя, Тео. Я пытаюсь найти какие-нибудь статьи о суде по делу об убийстве. Ты знаешь имя мужа?
– Василис. Талия из Салоников, ее фамилия Димопулос. – Я крепче сжимаю стакан, снова краснея. К черту все это дерьмо. Скорее всего, это его фамилия, а не ее.
– Нам бы не помешала помощь Талии в переводе, – говорит он, но через мгновение открывает другую вкладку в веб-браузере и позволяет Google Translate творить свою магию. – У меня есть кое-что, – говорит Нико после некоторого переключения с греческого на английский.
Он подталкивает iPad в мою сторону и берет мой пустой стакан, чтобы наполнить его, пока я читаю переведенную версию статьи вслух, чтобы не терять времени, пока все догонят друг друга.
Начато расследование убийства после того, как 34-летний Василис Димопулос, мэр Салоников, филантроп и кандидат в президенты, был найден мертвым в своем доме вчера поздно вечером (вторник).
Тело обнаружила полиция, прибывшая по вызову незадолго до 22:00. Жена погибшего, 22-летняя женщина, была задержана для допроса.
Детектив Николаос Баласкас сказал: «На данном этапе мы не можем строить предположения о том, что произошло. Мы прилагаем все усилия, чтобы установить обстоятельства смерти г-на Димопулоса. На данном этапе мы не можем исключить ни одной возможности».
Детективы, расследующие убийство, призывают людей сообщить о себе, чтобы помочь им собрать воедино все обстоятельства.
Все, кто видел или слышал что-то подозрительное в этом районе, должны немедленно связаться с нами. Вокруг адреса были выставлены оцепления, и в районе будет усиленное присутствие полиции, пока мы продолжаем расследование.
– Он баллотировался в президенты?! – огрызаюсь я, моя кровь снова закипает. Это точно не поможет в этой хреновой ситуации. – Мэр и филантроп против обычного старого меня.
– Ты тупица, – говорит Шон, закатывая глаза. – Я понимаю, что ты взвинчен, но не нужно вести себя так по-дурацки. Она любит тебя, Тео.
Любит. Я не сомневаюсь в этом ни секунды, но это не меняет фактов. Не знаю, что ранит больше – то, что она была замужем, или то, что она мне не сказала. Наверное, и то, и другое, но тот факт, что она не доверяла мне настолько, чтобы поделиться этой информацией раньше, ранит еще сильнее.
Я передаю Нико iPad. Он еще раз просматривает статью, а затем копирует и вставляет разные абзацы в переводчик, чтобы найти дополнительную информацию, которая может пролить свет на тайну убийства.
Следующее, что он находит, подтверждает то, что мы уже знаем – Талия была обвинена в убийстве. Я знаю, что первоначально сцена выглядела как самоубийство, но статьи, касающиеся этой маленькой детали, туманны, и нет никакого описания того, как на самом деле выглядела сцена, кроме того, что парня нашли в ванне.
Затем Нико натыкается на интервью с родителями и друзьями Талии.
– Послушайте это. Вот что отец Талии рассказал прессе. У нас больше нет дочери. Нет слов, чтобы описать, как нам стыдно и как мы возмущены. Мы искренне верим, что справедливость восторжествует быстро, и ожидаем самого сурового наказания за это чудовищное преступление.
Какой родитель будет так отзываться о своей дочери? В какое бы дерьмо я ни попал, мои родители никогда не отвернулись бы от меня.
– Это еще не все.
Он читает заявления нескольких друзей Талии, которые единодушно повторяют одни и те же слова: стыдно, что знал ее, желаю, чтобы она сгнила в тюрьме. В верхней части страницы находится галерея фотографий, на которых родители Талии стоят перед разгромленным домом – разбитые окна, мусор на лужайке перед домом, граффити на стенах.
Нико листает галерею, показывая нам фотографии тысяч цветов, возложенных к дому Василиса, фотографии толпы людей, стоящих у здания суда с непристойными транспарантами. И одна, от которой у меня сводит желудок – фотография моей девочки в наручниках в зале суда, стоящей рядом с адвокатом, чьи руки скрещены. Он бесстрастно отводит взгляд от своей клиентки, как будто представлять ее интересы – это кошмар.
Я не так представлял себе судебный процесс. У меня было не так много времени, чтобы представить его, но я бы не стал так думать, независимо от того, сколько времени у меня было бы на размышления.
Талия была признана врагом народа номер один. Ее ненавидели все, включая тех, чья любовь и защита должны были быть безусловными, – ее родителей.
Я борюсь с порывом рвоты, горькая желчь поднимается к горлу. Наверное, именно поэтому она никогда не говорила о своих родителях, друзьях или о тех, кого оставила в Греции. Вот почему она уклонялась от этой темы на каждом шагу.
Ни имен, ни историй, ни фотографий.
Обвинения в убийстве должны были стать причиной, по которой она приехала в Америку. Чтобы спастись от ненависти на родине.
– Странно, – говорит Нико. – За два дня до окончания суда все обвинения были сняты. – Глубокие складки прочерчивают его лоб, когда он молча читает статью. – Никаких объяснений. Смерть Василиса была признана самоубийством, а Талия ушла без единого пятнышка в своем послужном списке.
Он протягивает мне iPad, чтобы я мог прочитать лаконичную статью.
– Это бессмыслица.
Мое сознание раскалывается пополам. Непокорный, колючий зуд пробирает меня при одной только мысли о том, какой адской должна была быть жизнь Талии во время суда, но я не могу избавиться от главного вопроса.
– Она была замужем, – напоминаю я им, мои слова звучат немного невнятно, поскольку я пью уже четвертый бокал. – Она хотела провести всю жизнь с этим парнем.
– Они были женаты одиннадцать дней, Тео. – Джек возражает, бросая мне в лицо маленькую деталь, которую мы узнали из одной из статей. – Это вряд ли целая жизнь. У всех нас есть прошлое. Я понимаю, почему ты расстроен, но ты не можешь отчитывать ее за то, что она делала до встречи с тобой. За эти годы ты натворил немало безумных дел, и я готов поспорить, что ты ничего ей не рассказывал.
– Конечно, у всех есть прошлое, но я никогда не был женат, а если бы и был, то рассказал бы ей об этом до того, как у нас все стало так чертовски серьезно. Я даже не был помолвлен. Черт! Я никогда не был влюблен до того, как встретил ее. – Я массирую виски кончиками пальцев. – Я так запутался.
– Она сказала, почему не сообщила тебе раньше?
– Я не дал ей и слова вставить, – признаюсь я со стыдом в голосе. – Я убежал…
У Логана подрагивает челюсть, но тон его голоса размеренный и нейтральный, как будто он не хочет еще больше меня раззадорить.
– Ты не докопаешься до истины, если не поговоришь с ней. Почитай статьи. Похоже, она прошла через ад. Уверен, говорить об этом нелегко. Она пытается забыть, что это вообще произошло.
– Это не оправдывает ее. Она должна была рассказать мне раньше. Это не мелочь, Логан. Я думал о нашем с ней будущем. Кольцо, свадьба, дети… а теперь я узнаю, что у нее уже был гребаный муж!
– У тебя странные приоритеты, брат. Ее обвинили в убийстве, – процедил Нико, сверля меня своим злобным взглядом темных глаз. – Это должно волновать тебя больше.
– Обвинения были сняты. Она его не убивала.
Он ничего не отвечает, смотрит прямо перед собой, челюсть ходит кругами, изо всех сил стараясь не заговорить.
– Ты думаешь, она его убила? – Я вскидываюсь, мое самообладание зашкаливает. – Ты, должно быть, шутишь. Ты же видел ее! Думаешь, она может одолеть парня?
Нико, похоже, изо всех сил старается не дать моему отношению переключиться на ярость в его голове, пока он допивает остатки своего напитка. Ему не нужно много времени, чтобы потерять спокойствие. Иногда достаточно одного неверного слова, чтобы заработать рассеченную губу или синяк под глазом.
– Я не знаю, что произошло, и ты тоже. И не узнаешь, пока не поговоришь с ней.
В этом-то и проблема. Я настолько оторвался от реальности, что не думаю, что смогу вести разговор с Талией, не позволив эмоциям взять верх. Не фильтровать свои слова и выплескивать спутанную паутину своих мыслей – не самая лучшая идея. Уверен, что в итоге я накричу то, что не имею в виду, и в будущем пожалею об этом. Мне нужно выспаться, отдохнуть, восстановить силы и разобраться с внезапным наплывом неожиданной и нежелательной информации.
Когда-нибудь нам придется поговорить, но когда придет время, я должен поверить в себя и позволить ей говорить, потому что все, чего я хочу сейчас, – это кричать во всю мощь своих легких. Сегодня она нанесла урон моему доверию, а это дерьмо трудно восстановить.
ГЛАВА 31
Тео
Когда я просыпаюсь в гостевой спальне Нико, головная боль не застает меня врасплох, а скорее является само собой разумеющимся. В той самой спальне, где начались мои отношения с Талией.
Я просидел внизу с братьями до раннего утра и не помню, как добрался до кровати. Хорошая новость – меня не стошнило, несмотря на шесть порций виски на голодный желудок. По крайней мере, шестая – последняя, которую я помню, как пил. Возможно, я выпил больше.
Не могу вспомнить, когда я в последний раз так напивался, но похмелье – это замаскированное благословение. Мне слишком плохо, чтобы даже думать об умершем муже моей девушки. Я также слишком нездоров, чтобы кричать или разбрасывать дерьмо, что сработает в пользу Талии, когда я вернусь домой и поговорю с ней.
Нико и Логан уже были внизу, когда я притащил туда свою задницу. Они оба легко могли бы сойти за статистов в фильме про зомби – налитые кровью глаза и бледные лица. И подумать только, именно так мы выглядели каждые выходные в колледже.
– Доброе утро, – говорю я, и во рту у меня суше, чем в пустыне Мохаве. Я сажусь за стойку для завтрака, опираясь локтями на прилавок, и опускаю голову, желая, чтобы кухня перестала кружиться. Ради Бога, мне двадцать семь. Мне лучше думать прежде чем пить, как будто мне шестнадцать. – Который час?
– Половина восьмого. – Логан бросает в меня бутылку с обезболивающим. Он отскакивает от моей головы и падает на пол. – Прими два, а может, и пять. Ты уже решил?
– С чем? – Мне нужны эти таблетки, но если я наклонюсь, чтобы поднять их с пола, то могу не подняться.
– Попросишь ли ты Талию выйти за тебя замуж.
– Что? Я так сказал?
Нико запускает кофеварку, шум как иголки в моих барабанных перепонках, но горький аромат компенсирует страдания.
– Ты мало что помнишь, да? После шестой порции виски ты снова и снова собирался встать на одно колено.
– К черту! Она вышла за него, значит, выйдет и за меня. У нее не будет его гребаной фамилии. У нее будет моя. – Логан процитировал, слишком театрально.
– А что, если она откажется? Что, если я ей не подхожу? Что, если она меня не любит? – Шон присоединяется к нашему собранию, свежий, как маргаритка. – Ты такая королева драмы. Если бы я не знал ничего лучше, я бы сказал, что ты – гей.
– И что? – настаивает Нико, ухмыляясь за своей чашкой. – Мы идем покупать обручальные кольца этим прекрасным утром?
– Я был пьян, – хмыкаю я, прикидывая, как это сделать, но мое сердце несется быстрее поезда по рельсам при мысли о том, что Талия станет миссис Хейс. – Успокойся.
– Да, ты был пьян, – говорит Логан, скрестив руки на груди. – Пьяные люди честны. Ты не покончишь с Талией. Я лично надеру тебе задницу, если ты это сделаешь, потому что, скажем прямо, ты счастливый ублюдок, раз она у тебя есть. С чего ты взял, что найдешь другую женщину, достаточно доверчивую, чтобы полюбить тебя? – Он ударяет меня локтем в плечо и успешно уворачивается от яблока, которое я бросаю ему в голову. – Я шучу, но на самом деле – перестань хандрить, надень штаны и поговори с ней.
Они все кивают в унисон, эта маленькая услужливая кучка.
Чертовы засранцы.
Они раздражают меня до полусмерти, но, честно говоря, я не знаю, что бы я без них делал. Они говорят так, как видят, и сейчас я благодарен за пресловутое ведро ледяной воды, опрокинутое мне на голову, потому что Логан прав.
Они все правы.
Мне нужно поговорить с Талией и разобраться в сути вопроса, а не бросать отношения при первых признаках проблем. Талия не отчитывала меня за то, что я жил как шлюха, пока я не нашел ее. Я не имею права заставлять ее отвечать за свои ошибки, но мне нужно услышать всю историю. Я должен знать, почему она вышла замуж за того парня и как он умер.
Телефон Шона пикает в кармане, и кровь отливает от его лица, когда он смотрит на экран.
– Черт… – Он смотрит на меня. – Это Талия.
Моя головная боль мгновенно проходит, когда он показывает мне экран с текстом от моей девушки.
Талия: 911
Мои ноги, похожие на две ванны с водой, замедляют движение, когда я бегу в гостиную за телефоном. На экране меня ждет то же самое сообщение, отправленное меньше минуты назад.
– Не звони ей! – кричит Шон, когда я уже собираюсь набрать номер. – Ты не знаешь, что происходит. Если она прячется, а ты позвонишь, то сделаешь только хуже. Судя по телефону, она в твоем доме.
– Поехали! – кричит Нико от двери, держа в руках ключи.
Все внезапно протрезвели и насторожились. Мы запрыгиваем в его G-Wagon, пока Шон разговаривает по телефону, отправляя патрульную машину ко мне домой. Я открываю приложение системы безопасности, чтобы проверить, что происходит, и мой желудок опускается.
Никакого изображения.
Если бы связь прервалась, появилось бы сообщение об ошибке, но здесь просто черный экран, что означает, что камера возле входной двери закрыта.
Я перематываю запись на тот момент, когда Талия подошла к двери меньше пяти минут назад, глаза красные и опухшие, как будто она проплакала всю ночь. Она открыла дверь, вероятно, ожидая увидеть меня по ту сторону. Ее прекрасное лицо побледнело, и она со всей силы захлопнула дверь. Она не забыла поднять с пола Ареса, который, должно быть, в ужасе метался у нее в голове, а затем заскочила в нашу спальню.
Черт. На этой двери нет замка.
Она не может там спрятаться.
Ей надо было направиться в гребаную ванную!
Через две секунды что-то закрывает камеру. Сердце колотится, как молот, и бьет по ребрам. От кислого привкуса страха на языке меня тошнит. Я разорву этого мудака на части, когда доберусь до него, кем бы он ни был.
– С ней все будет в порядке. Она справится сама, – уверяет Шон, пытаясь успокоить меня. – Постарайся успокоиться. Мы уже почти приехали.
– Успокоиться? – Я огрызаюсь, мои руки трясутся. – Ты бы успокоился, если бы Джек был заперт в твоем доме с каким-то психом? Он внутри, наедине с моей девушкой!
– Машина полиции всего в минуте езды. С ней все будет в порядке, Тео. У нее внутри больше огня, чем у многих парней, которых я знаю.
Нико мчится по Ньюпорту, как будто мы снимаемся в высокобюджетном боевике. Двигатель ревет, шины визжат на каждом повороте. Семь минут. Проходит семь долгих минут, прежде чем он затормозил у здания, оставив машину посреди дороги.
На крышах трех полицейских машин вспыхивают синие и красные огни. Дверь в здание широко распахнута, и один офицер находится снаружи, вероятно, охраняя периметр и не давая толпе прохожих подойти слишком близко.
Я вбегаю внутрь первой, отскакиваю от стены в коридоре, сердце замирает в горле, когда я врываюсь в дверь.
– Талия?!
– Мы здесь, – кричит мужской голос из спальни.
Я оказываюсь там в мгновение ока, каждый мускул в моей спине напряжен. Талия сидит на кровати, рядом с ней свернулся калачиком Арес, на ее лице нет слез. Я бросаюсь к ней и притягиваю ее к себе, прикосновение моих рук не терпит отлагательств. С ней все в порядке. Она не ранена.
Тепло ее тела успокаивает мой измученный разум.
– Я здесь, – говорю я, обнимая ее лицо. – Ты в порядке? Тебе больно?
С ее губ срывается тихое хныканье, и она замирает в моих объятиях.
– Не обнимай меня. Это чертовски больно.
Я отпускаю ее, осматриваю, только сейчас замечая, что ее правое плечо вывернуто назад в неестественном положении.
– Что, черт возьми, случилось?
– Когда приехала первая патрульная машина, здесь никого не было, – объясняет полицейский, как раз когда к нам присоединяется Шон.
– Он убежал, когда услышал полицейские сирены, – говорит Талия.
– Но они его поймали, – быстро добавляет Шон, как будто знает, что мне нужна эта информация, иначе я сорвусь. – Они поймали его, когда он бежал по задней аллее.
– Кто? Кто, мать твою, был здесь?
– Кай. – Талия упирается лбом в мое плечо, и я рискую обхватить ее за талию, стараясь не задеть ее вывихнутое плечо.
Кай.
Почему я раньше не вспомнил об этом придурке?!
Перед глазами мелькает записка, которую он оставил в прошлый раз. Мне следовало копнуть глубже, когда Шон подтвердил, что это не Дин и не Ашер. Я должен был понять, что Кай не собирается так просто сдаваться.
У тебя был шанс, и ты его упустила. Пора играть.
Играть.
Играть.
Чертов больной сукин сын.
– А ты крутая, – говорит Шон, и его губы кривит небольшая улыбка. – Ребята сказали, что ты швырнула в парня половину кастрюль на кухне.
– Кухне? – переспрашиваю я, сбитая с толку. Я даже не смотрела в ту сторону, когда вбежал внутрь. – Я видел, как ты пряталась здесь с Аресом.
– Я заперла Ареса здесь, отправила вам двоим сообщение и вышла. – Она гладит собаку по голове. – Я не знаю, что Кай думал, что произойдет. Он пришел без оружия. У него была тряпка, которая, как я полагаю, была пропитана хлороформом, и он попытался схватить меня, когда я вышла из спальни, но я отпихнула его и побежала на кухню.
Боже… он собирался забрать ее. Использовать ее, чтобы шантажировать меня и заставить отдать игру.
Я прижимаюсь губами к ее виску, не зная, кто из нас нуждается в этом больше.
– Как ты вывихнула плечо?
Офицер рядом с Шоном хихикает над этим.
– Она пыталась помешать ему убежать и поскользнулась в гостиной, упав на кофейный столик.
Не знаю, что меня больше переполняет: злость или гордость. В прошлый раз, когда Кай была здесь, она заперлась в ванной, но сегодня она встретилась с психом лицом к лицу. Ей не следовало рисковать. Ей было больно, и, несмотря на храброе лицо, она едва сдерживает слезы. Я знаю, как болит вывихнутое плечо, и не могу поверить, что она так хорошо держится.
– Где, черт возьми, скорая?
Я целую ее в макушку.
– Ты слишком храбрая для своего собственного блага, ты знаешь об этом?
– Я боялась, пока не увидела, кто это. Такие мужчины, как Кай, ведут себя агрессивно, но на самом деле они слабы. Он был неподготовлен и тянул время, рассказывая, как ты разрушил его репутацию и никто в этом бизнесе не хочет с ним работать. Он все время повторял, что у него нет денег и он хочет стать твоим партнером, но ты его отшил и не оставил ему другого выбора, кроме как действовать.
– Скорая помощь уже здесь. – Логан останавливается в дверях, а Нико идет следом. – Ты в порядке, Талия?
– Да, но мне станет лучше, когда я получу обезболивающее.
Один из приятелей Шона направляет бригаду скорой помощи в спальню, и через минуту туда входит молодая женщина. Она ухаживает за Талией, заставляя меня отодвинуться. Моя челюсть болезненно сжимается, когда парамедики осматривают ее. Они помогают, но тем самым причиняют ей боль, и я не могу, черт возьми, видеть, как слезятся ее прекрасные глаза.
– Нам понадобятся ее показания. – Шон выводит меня, Логана и Нико из спальни, чтобы показать нам кухню, где его приятели делают снимки, закрепляя все улики, которые найдут. – Кая задержали для допроса. Я прослежу, чтобы его посадили за это, Тео, но не надейся на многое. Максимум два года, учитывая, что он ничего не украл. Все, что у нас есть, – это взлом с намерением причинить вред, что не так уж и много.
– Он выйдет в следующем году за хорошее поведение, верно? – шиплю я, глядя на хаос на кухне, где содержимое шкафов разбросано по всему полу.
– Возможно, но не волнуйся об этом раньше времени. – Он похлопывает меня по плечу, на его губах играет призрак улыбки. – Чертовски хорошая у тебя женщина.
Нико и Логан соглашаются, ухмыляясь себе под нос, когда Талия довольно громко спорит с парамедиками, что ее не нужно выносить на носилках. Она побеждает, и несколько мгновений спустя я запрыгиваю на заднее сиденье машины скорой помощи, держа ее за руку всю дорогу до больницы. Теперь, когда она принимает обезболивающие, она уже не такая жесткая, а боль терпима, если не заглушена полностью.
– Нам нужно поговорить, – говорит она, голос у нее тоненький.
– Не сейчас, детка. Мы поговорим, когда тебе станет лучше. – Я провожу большим пальцем по костяшкам ее пальцев. – Скоро все закончится, я обещаю.
Не так скоро, как я надеялся.
Проходит почти три часа, прежде чем Талию наконец перевозят в палату для реабилитации. На моей левой руке остались кровавые следы от ее ногтей. Она прорвала кожу, сжимая мою ладонь, пока врачи вправляли ей плечо. Уверен, что некоторые мои зубы трещали, когда я боролся с желанием вырубить тех, кто помогал. Обезболивающие немного притупили ее, но когда два врача вправляли ей плечо, она плакала и кричала, заставляя мой желудок переворачиваться.
Сейчас она лежит на больничной койке, одетая в голубой халат, укрытая белыми простынями, и спит благодаря капельницам, окружающим ее кровать, – обезболивающим и легким успокоительным. Она не нуждалась в этом, но лечащий врач беспокоился, что она в шоке, и не хотел рисковать, чтобы у нее случился срыв, когда адреналин выветрится.
Он хочет оставить ее на ночь в качестве меры предосторожности. Вряд ли он поступил бы так с любым другим пациентом, но она – моя девушка, а я – Хейс и сын мэра, так что… особое отношение.
Я, блять, не хочу, чтобы она оставалась на ночь. Я хочу, чтобы она ушла отсюда и вернулась домой, где она сможет носить свою собственную одежду и смотреть Netflix со мной всю ночь на диване. Домой, где я смогу заключить ее в свои объятия и целовать ее голову снова и снова. Где Арес свернется в клубок у ее ног, согревая ее.
Я достаю телефон из кармана, когда он вибрирует в девятый раз. На экране появляются пропущенные звонки от большинства членов семьи, а также несколько текстовых сообщений.
Папа: Шон рассказал нам, что случилось. Как Талия?
Мама: Я на пути в больницу. Я заехала к тебе домой, чтобы взять одежду и туалетные принадлежности для Талии. Позвони мне, когда получишь это сообщение.
Коди: Возьми трубку, придурок. Мы в приемной. Никто нам ни хрена не говорит. Как она себя чувствует?
Мама: Тео, пожалуйста, позвони мне. Я очень волнуюсь!
Нико: Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я помогаю Шону.
Я отправляю папе сообщение и неохотно оставляю Талию одну, прекрасно зная, что в приемной уже собрались родственники. Я не возражаю. Я даже благодарен, что они здесь. Что им не наплевать. Это успокаивает – знать, что они готовы помочь, чем могут.
Я: Она уже спит. Плечо вернули на место.
Как и ожидалось, не только мама и Коди ждут новостей. Все три моих младших брата сидят в неудобных пластиковых креслах, а также Джек и Логан. Даже Кэссиди, Мэри-Джейн и Эми здесь, пристроились в углу, подальше от всех, словно боясь, что их укусят.
– Как дела у Талии? – Моя мама первой поднимается на ноги, под стулом у нее лежит небольшая дорожная сумка. Она обхватывает меня руками и заключает в объятия, пока все собираются вокруг нас, желая услышать подробности. – Я так волновалась, когда позвонил Шон. Ты в порядке? Тебе нужно, чтобы я что-нибудь сделала? Я могу отвезти Ареса домой или…
– Все в порядке, мама. Они вправили плечо Талии на место. У нее легкое сотрясение мозга, но она поправится. Сейчас она спит. Врач хочет оставить ее на ночь в качестве меры предосторожности, но я не думаю, что это необходимо. Ей будет гораздо комфортнее в собственной постели, чем здесь.
