Текст книги "Девять дней (ЛП)"
Автор книги: Хулина Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Девять дней
Хулина Фальк
Моей матери, так как после этого она не только утопит меня в святой воде, но и предоставит мне десять терапевтов.
Но я люблю тебя, так что всё в порядке.
P L A Y L I S T

All the kids are depressed – Jeremy Zucker
In My Blood – Shawn Mendes
Sex – EDEN
It’s You – Henry
Comethru – Jeremy Zucker
Roxanne – Chase Atlantic
Dandelions – Ruth B
Little Things – One Direction
Empty Space – James Arthur
This is how you fall in love – Jeremy Zucker
Memories – Shawn Mendes
Power Over Me – Dermot Kennedy
ГЛАВА 1
«Разве не было бы прекрасно жить в мире, который не является чёрно-белым?» – Wonder by Shawn Mendes.
Лили
Дорогой читатель, любой, кто читает это,
они говорили, что время лечит любые раны…
однако они ошибались.
Шёл, наверное, 5840 день и мне всё так же больно.
Боже, наверное, мне стоило бы начать историю с более подробной информации, чем это, хоть я и уверена, что ты – мой близкий человек, в противном же случае ты не смог бы найти это письмо.
Я Лили Хевен Рейес… И я живу в грёбаном аду.
Не буквально, хотя чувствуется именно так, что немного иронично учитывая моё “второе имя” (отчество).
Однако, что бы ни происходило после смерти, хуже, чем это уже точно не будет.
Я уверена, что скоро это выяснится.
Очень плохо, однако, что я не смогу рассказать о своём опыте в связи со смертью.
Так или иначе, я думаю, что это моё прощальное письмо. Поэтому, прошу, убедитесь, что все послания из этого блокнота будут отправлены всем тем, кто тут упомянут. Или же вообще сожгите его. Не похоже, что я узнаю, сделали ли вы это или нет.
Достаточно ли этого для вступления?
У меня есть всего 2 недели, прежде чем я уйду. Что ж, это столько времени, сколько я себе позволила.
Я не знаю, сколько ещё проживу на этой земле, прежде чем её покинуть. Однако, я тут не для того, чтобы найти ответ. Моя жизнь оборвётся через 2 недели, ибо я решила, что это будет так.
Лили
– Господи, Лили! – Уинтер зовет меня разъярённым голосом, стоя за моей дверью.
Она отнимает моё драгоценное время, которое я провожу за написанием прощальных писем.
Ох, если бы я только могла на неё злиться за это. Уинтер была моей лучшей подругой с тех пор, как начался первый год нашего пребывания в колледже. Более или менее хорошей подругой. Нам посчастливилось стать соседками по комнате, и по воле судьбы, мы остались соседками до выпускного года. Сейчас же всё гораздо проще, ибо нам не приходится делить одну комнату. Мы спим в разных комнатах, у нас есть гостиная, общая кухня и ванная комната. Это не так-то уж и плохо.
Но, к сожалению, Уинтер эгоистична. Она печётся только о себе. И если она начинает «заботится» о ком-либо, это лишь до тех пор, пока это не обернётся выгодой для неё самой.
– Ты серьёзно собираешься пробыть в постели весь день? – спрашивает она, уставившись на меня с широко открытыми глазами.
В моей комнате было темно, поскольку, я пока не потрудилась открыть жалюзи. И я так же не удосужилась встать, чтобы одеться.
– Собираюсь, – не то чтобы её это касалось. – Или это проблема?
– Тебе 20 лет, ты выпускница колледжа. Ты не должна весь день, а тем более в пятницу, проводить в постели, – говорит она. – Через час мы идём на хоккей. Команда нашей школы играет против Йэля! – Уинтер включила потолочный светильник, и я на мгновение прищурилась. – Здесь темнее, чем я предполагала.
– Выглядишь ужасно, Лилс.
– Ну, спасибо, Уинтер.
Всё же решив открыть свои глаза, я встретилась взглядом с парой голубых глаз, которые уставились на меня. Уинтер стояла у изголовья моей кровати, её рыжие волосы прекрасно завились в пляжные волны. Она накрашена, и это нисколько меня не удивляет. Уинтер всегда готова к выходу из дома. Ну, или из общежития, если на то пошло.
– Прошу, только не говори мне, что ты забыла, – её глаза глядели мне прямо в душу.
Это невыносимо. Серьёзно, если Уинтер кто-то лжёт, смотря ей прямо в глаза, когда она злая, то будь уверен, что ты умрёшь. Но всё же, я желала умереть. Может поэтому я не особо возражала.
И всё же, я думаю, что не могу слишком осуждать глаза Уинтер, у меня всегда была какая-то ненависть к голубым глазам. У этого нет причины, я просто никогда по-настоящему не доверяла голубоглазым людям так сильно, как могла бы доверять кареглазым. Возможно, это потому, что тёмные глаза кажутся мне более интересными, чем светлые.
Тьма же всегда присутствовала в моей жизни. В некотором роде это имеет смысл, что тёмные глаза кажутся мне более заслуживающими доверия, ведь всю свою жизнь я знала только темноту. Таинственность, которую она приносит, и, как странно бы это ни звучало, она приносит мне утешение.
– Не забыла я, – вру я. – Мне просто не хочется идти.
Несмотря на моё желание умереть и мою неспособность оставаться счастливой дольше часа, я люблю выходить на улицу. То есть время от времени.
Это ничто по сравнению с Уинтер. Она выходит из дома каждый божий день. Не то чтобы это было что-то плохое. Она делает всё, чтобы быть общительной.
Это просто не для меня. Но я люблю выходить, до тех пор, пока моя энергия не иссякает, и я теряю всякое желание покидать свою постель на следующую пару дней.
– Тогда почему ты до сих пор не одета? Это великий день для Аарона! Скауты будут там, и один Бог знает, может быть, после выпуска ему предложат стать профессионалом! – она слишком взволнована этим.
Тем не менее, приятно знать, что хоть одна из бывших девушек Аарона до сих пор по-настоящему заботится о нём. Она всегда это делала. Но я также понимаю, почему она надоела Аарону.
И я понятия не имею, что сказать.
Уинтер знает, что я борюсь с депрессией, но она не знает, насколько она глубока. Она думает, что я принимаю какие-то лекарства, которые вызывают улыбку на моём лице и снова делают меня счастливой, и на этом всё.
– Я просто потеряла счёт времени. Но я сейчас начну собираться.
Уинтер одобрительно кивнула и вышла из моей комнаты.
Я продолжу чуть позже. Уинтер настаивает, чтобы я пошла на хоккейный матч.
Хотя я люблю хоккей, так что всё в порядке.
Лили
Как и обещала, вроде как, я встаю с удобной кровати и иду к комоду. Это всё, что я могла вместить в эту крошечную комнату с кроватью и письменным столом.
Я быстро хватаю пару синих джинс, белую блузку с длинными рукавами и бежевый жилет.
Переодевшись во что-то более подходящее для хоккейной игры, я подхожу к своему столу и сажусь. Поскольку каждое утро Уинтер проводит слишком много времени в ванной, я наполовину превратила свой стол в туалетный столик и рабочий стол.
Ещё одна хорошая вещь, мне не нужно выходить из своей комнаты, если я когда-нибудь соберусь.
Я быстро маскирую тёмные круги под глазами и наношу немного консилера на участки, которые нужно скрыть. Обычно я не пользуюсь тональным кремом, потому что не знаю, как сделать так, чтобы он не казался густым.
Наконец, я добавляю немного туши, и я готова к выходу из дома.
Я не хочу выходить из своей спальни, но у меня нет иного выбора. Если я не пойду на эту игру, Уинтер никогда не простит мне этого. Точно так же, как и Аарон.
– Только посмотри на себя! – её рот открылся, а глаза сканировали меня с ног до головы. – Ты прекрасна!
Я знаю, что она лжёт. Уинтер сделала это своей постоянной работой: говорить мне о том, что я красива, с тех пор как она знает, что я в депрессии. Как будто она думает, что я считаю себя слишком уродливой для этого мира.
Я полностью осознаю, что нет. Я в депрессии, но не из-за неуверенности в своих чертах лица.
От нашей подруги Мии я знаю, что Уинтер тайно думает, что я выгляжу мёртвой в 90 % случаев, когда она меня видит. Вот почему я ненавижу жалкие комплименты Уинтер.
– Спасибо, – говорю я и слегка улыбаюсь ей. Это фальшивая улыбка.
Обычно, в кампусе, я фальшиво улыбаюсь весь день, чтобы никто не спросил, в порядке ли я.
– Я очень надеюсь, что мне снова удастся сойтись с Аароном. Господи, я так скучаю по нему, Лили, – я вздрагиваю от её заявления.
Но она моя лучшая подруга, так что, наверное, мне придется слушать её разговоры о мальчиках.
– Я уверена, что он разобьёт тебе сердце.
– Не знаю. Сегодня он был довольно холоден со мной и отказывается говорить об этом. – Её обычное несчастье так внезапно омрачило комнату. Я ненавижу, когда она расстроена и тащит меня за собой.
– Ну, вы же расстались. Может быть, ему просто не хочется говорить со своей бывшей о возможных трудностях, – напоминаю я ей.
Это упоминание мне кое-что напоминает: у Аарона такой же дерьмовый день, как и у меня.
Она издаёт долгий вздох, когда подходит ко мне, обвивая руками мою шею.
– Я просто хотела помочь ему пережить его горе, – плача, произносит она хриплым голосом.
Кто-нибудь, помилуйте меня, пожалуйста. Я не могу справиться со слезами. Ни со своими. Ни с чьими-либо другими.
– Его родители развелись, и, по его словам, они до сих пор ссорятся из-за этого.
– Знаешь, нет ничего необычного в том, что его родители развелись.
– Я знаю, Лилс. Твои родители тоже разошлись, и они так же ссорятся. Но это же Аарон. Он идеален. Его жизнь должна быть так же идеальна, – я закатила глаза. Повезло, что она не видит этого, ведь мы до сих пор обнимаемся.
На короткое время я хочу напомнить Уинтер, что порой жизнь – отстой и проблемы каждого имеют значение. Но для Уинтер есть отличия. Она не хочет видеть, что независимо от того, насколько глубок уровень воды, в которой кто-то тонет, утопающий остаётся утопающим.
Для Уинтер есть степени, и если у кого – то «больше» проблем, чем у другого, то тот, у кого проблемы менее серьёзные, не должен об этом ныть. По крайней мере, не перед другим человеком.
Но потом Уинтер говорит со мной о проблемах своего парня. Точнее, о проблемах Аарона, о которых я не хочу слышать.
– Мы должны идти. Я не хочу пропустить ни секунды вида милой задницы Аарона. – Я издаю рвотный звук сразу после того, как эти слова слетают с её губ, а она смеётся. – Ах, может быть, мы даже увидим Колина. Я обязательно устрою тебе свидание с ним. Он до смешного горяч, но явно не такой горячий, как Аарон. Но он холост, есть татуировки и у него такое же мрачное настроение, как и у тебя.
Чёрный юмор. Я подавленное существо, шучу о своей смерти, чтобы справиться. Может быть, шуток не слишком много, потому что я действительно хочу умереть.
Её руки отпускают меня, и она сразу же идёт к нашей вешалке, чтобы взять наши куртки. Понятно, что они нам нужны. Не потому, что сейчас конец сентября, а потому, что на арене обычно холодно, если только ты не на льду.
Чувство холода пропадает, когда ты на нём по нескольким причинам. Наверное, из-за движений. Нет, определённо из-за движений.
На самом деле, я понятия не имею, почему это так. Я не из тех, кто любит физические нагрузки. Я не понимаю большую часть этого, поэтому просто игнорирую.
Раньше, когда я каталась на коньках, мне никогда не было холодно, поэтому я знаю, что движение согревает, если ты на льду.
Теперь я больше не катаюсь. Не из-за колледжа и всех заданий, а потому, что я потеряла мотивацию заниматься любимым делом.
ГЛАВА 2
«Ну, теперь я знаю, что я – топливо, а она – искра» – Wildfire by Seafret.
Колин
– Первая игра сезона, – объявляю я своим товарищам по команде. Не то чтобы они об этом не знают, конечно, они знают, но, я думаю, что это моя работа, как капитана команды, сказать несколько слов перед каждой игрой.
В комнате становится тихо. Слышно только дыхание. Это даже странно, обычно, эта группа придурков шумит как в аду. Думаю, что немного тишины никому не повредит.
– Это последний сезон для всех выпускников этого года. Будет жаль, если они выпустятся без последней победы. – Каждая пара глаз смотрит на меня. Половина парней до сих пор полуголые, но нам всё равно. – Эта игра определит, насколько хорошо этот сезон пройдет для нас. После поражения в прошлом сезоне в финале Frozen Four я думаю, что у нас достаточно ярости, чтобы отжечь в этом сезоне.
Громкий рёв исходит от моих товарищей по команде. Боже, иногда они так раздражают. Они даже не смогли придумать ничего лучше. Другие команды болеют или имеют особую фразу, но нет, моя команда ревёт, как лев.
Если подумать, такая коронная фраза, как «Девять, девять» из сериала Бруклин 99 была бы великолепна. Может быть, как «Тревс!», приятно, что наш колледж называется «Университет Сент-Тревери». Хотя, нет, это так же глупо, как и рёв.
– И всем нашим новым первокурсникам, – я продолжаю, глядя непосредственно на горстку новичков. – Желаю вам всем удачи. Докажите, что достойны хоккейной команды Сент-Тревери.
Хоккейная команда Сент-Тревери была одной из лучших хоккейных команд колледжа в штате Нью-Йорк, насколько помнит каждый.
– Теперь, когда у нас новый тренер, я думаю, у вас есть неплохой шанс впечатлить его.
– Или нет, – смеётся один из моих товарищей по команде. Я сразу же отвечаю ему убийственным взглядом.
Одним из наших многочисленных негласных правил было, и всегда будет: никогда не смеяться над своими товарищами по команде. И никогда не сомневаться в том, на что они способны.
Товарищи по команде должны уважать друг друга. И я считаю это очень важным, и хочу сохранить это правило. Я не хочу, чтобы в моей команде ненавидели друг друга. Каждый здесь должен знать, что мы прикрываем друг друга. Если падает один, то падают все…
– Знаешь, что я скажу, чувак, тренер Картер – крепкий орешек. Он тренирует нас только потому, что он не тренирует профессионалов в данный момент. Только и всего.
Я закатываю глаза на комментарий Аарона Марша. Аарон – мой самый близкий друг из всех этих придурков. Мы с ним вместе с первого курса. Так или иначе, мы вместе снимали дом.
И прямо в дом, напротив нашего, решили переехать другие два наших товарища по команде. У нас один общий сад. Никто из нас не думает, и никому из нас нет дела до того, что два других парня тусуются вокруг Аарона и моего дома, а не у себя дома. Тем не менее, мы все говорим о друг о друге как о «соседе по комнате», хотя технически это не так. Только Аарон и я, Грей и Майлз. Мы все четверо неразлучны.
Аарон в хорошей форме. Он не только в хорошей форме, но ещё и обладает мозгом. Он до смешного умён, и мы все его ненавидим. Не то, чтобы я не считаю себя умным, но этот парень, черт возьми. Я думаю, что он специализируется на архитектуре. Вообще-то, я знаю, что так оно и есть. Он точно разбирается в математике.
– Да, тренер Картер собирается убить нас, – говорит другой член команды.
Майлз. Он один из тех грязных богатых детей, которые получают всё, что хотят. (Как и я, благодаря моему отцу, который был тренером НХЛ (прим. пер: НХЛ – Национальная хоккейная лига).
С Майлзом приходится нелегко. К счастью для моего отца, он знает, как вести себя с надменным хоккеистом.
– Хватит. Тренер Картер подтолкнёт нас к нашим пределам, мы все это знаем. Но это именно то, что нужно команде, – говорю я им. – Он пожалеет некоторые из ваших задниц, – разразился смех.
– Ты имеешь в виду, что он пожалеет твою задницу, – поправляет Майлз, поднимая брови. Конечно, все знают, что тренер Картер – мой отец.
Обычно мой отец тренирует Нью-Йоркских Рейнджеров. Но он не хочет быть вдали от своей семьи, точнее, от Эйры, моей младшей сестры. Эйра больна, и прежде чем он пожалеет о путешествии по миру со своей командой вместо того, чтобы быть со своей дочерью, он решил немного отступить, поэтому сейчас он тренирует нас.
Однако, тренируя нас, это не означает, что мой отец будет обходиться со мной мягко. На самом деле, я думаю, что я буду тем, на кого он будет давить сильнее всего. Он всегда был строг со мной.
Я игнорирую комментарий Майлза.
– Сейчас, – говорю я снова, – одевайте свои задницы и давайте раздавим Йель!
Ещё один гул рыка эхом раздаётся в комнате. Но на этот раз, это действительно отличный настрой. Может быть, рёв не так уж плох, в конце концов. В нём действительно что-то есть.
—♡—
Мы разгромили Йельский университет. 5–0, это то, что показывает огромное табло, когда последняя секунда таймера заканчивается и громкий, бьющий по слуху звук, который прошёлся по арене. Люди прыгают со своих мест и поддерживают мою команду. Другие люди, возможно, фанаты Йеля, прячут свои головы руками.
Я бы солгал, если бы сказал, что победа – не самое лучшее чувство. Потому что это, чёрт возьми, так.
Как капитан команды, я чувствую себя обязанным подойти к хоккейной команде Йеля, и поговорить с их капитаном.
Я постучал Андерсону по лопатке, когда подошёл к нему.
– Хорошая игра, – говорю я, он кивает.
По крайней мере, они хорошие неудачники. Но не успел я опомниться, как его команда съехала со льда и ушла. Не то, чтобы меня это волновало.
– ЧУВАК! ПЯТЬ НА ЧЁРТОВ НОЛЬ!!! – Майлз ликует, крича через арену.
Громкое “У” в моих ушах, а затем тонна “ТВЕРЕВИ”, аплодисменты снова и снова. Будь я проклят, если это не поднимет моё эго.
– Идите в раздевалку! – тренер Картер хлопает руками, чтобы привлечь наше внимание.
Он хлопает всех по спине, когда они проходят мимо него, говоря нам, какая хорошая была игра. Но затем он также говорит, что мы могли бы сделать лучше. Я был последним, кто покинул лёд, последний, кто приблизился к отцу.
– Ты проделал большую работу, сынок, – говорит он, обнимая меня по-отцовски. – Я горжусь тобой.
У меня хорошие отношения с отцом. Он всегда был добр ко мне. Он всегда поддерживал меня, праздновал каждую победу. Но он толкает меня за пределы моих возможностей. Не то, чтобы это плохо, просто иногда это слишком.
Однажды, когда мне было около шестнадцати лет, он тренировал меня так, что меня вырвало на льду во время тренировки. Он заставил меня тренироваться со своей командой. Для меня было честью быть там. Но мне было шестнадцать, я не был близок к их возрасту. У них было больше опыта. У них было гораздо больше тренировок, чем у меня, когда-либо. И, конечно же, мой желудок не выдержал этого, и я опустошил свои кишки на льду.
Быть униженным после этого было бы преуменьшением. Я хотел провалиться сквозь лёд, умереть прямо там на месте.
Я уверен, что мой отец гордится мной. Я имею в виду, какой придурок не будет гордиться победой своего ребёнка. Но чёрт, он живёт своей жизнью через меня. Он никогда не мог стать профессионалом из-за травмы, но я могу. Если только я не облажаюсь и не получу травму, как он. Я чертовски хочу стать профессионалом, это всегда было моей мечтой. Мне было три года, когда я впервые оказался на льду. Конечно, тогда я ещё не мог сделать многое, но мой отец настоял на том, чтобы взять меня с собой, когда он пошёл тренировать свою команду.
Когда я вхожу в раздевалку, моя команда выходит из-под контроля, ревёт, как будто им всё равно, что они могут сорвать голоса. Они поют и танцуют в честь победы. К чёрту глупости, я не могу не смеяться над этими придурками, но потом я присоединяюсь к ним. Мы, блять, победители.
Я снимаю свой хоккейную форму и быстро надеваю спортивные штаны и футболку.
Вместо того чтобы принять душ, как обычно, я вернулся обратно. Мне просто нужно сначала избавиться от защитной экипировки. Мне всё равно упаду ли я или поранюсь, я буду один на льду, так что мне не о чём беспокоиться.
Может, пытаться стать быстрее на коньках без хоккейного снаряжения – глупая идея, но это только начало, и я этим воспользуюсь.
– Куда ты собрался? – спрашивает Аарон, когда я иду к выходу из раздевалки, не имея при себе вещей.
– Просто хочу немного покататься. Знаешь, получить дополнительную подготовку, – говорю я ему. Он медленно кивает, затем пожимает плечами и машет мне. Я не обязан ему объяснять, но я также знаю, что он думает, что я собираюсь кого-то трахнуть. – Серьёзно, я просто покатаюсь на коньках, – говорю я, показывая на мои ноги.
– Я не сказал, что не будешь, – он смеётся. – Не загаживай весь каток. У нас завтра ранняя тренировка.
Я отпускаю Аарона с улыбкой на губах и выхожу из раздевалки спиной вперёд. Как только дверь закрывается, я оборачиваюсь и иду на каток.
Я рад, что арена пуста. Эта удивительно успокаивающая тишина, которая помогает улучшить навыки. Я беру кейс AirPods из кармана тренировочных штанов и засовываю наушники в уши, открывая сразу после этого музыкальное приложение. Я нажимаю на мой любимый плейлист, только чтобы узнать, что моя сестра добавила несколько песен, когда я последний раз приходил.
Мои уши заполняет песня – Get Into It (Yuh) от Doja Cat. Я не утруждаю себя переключением песни, хотя. Эйра любит её, и кого бы ни любила Эйра, я тоже буду любить. Моя шестнадцатилетняя сестра насмехалась бы надо мной прямо сейчас, если бы услышала песню, которую я слушаю. К счастью, её сейчас здесь нет.
Через секунду после того, как я ступил на лёд, я понял, что я здесь не один. Конечно, мои товарищи по команде все ещё в раздевалке, или в душевой, или где-то там. Но я здесь не один.
Светлые волосы привлекают моё внимание. Кто-то сидит на сиденьях прямо на противоположной стороне того места, где я стою. Её голова опущена, и она не смотрит на перила, из-за чего мне очень трудно опознать этого человека. Я приблизился, настолько близко, что сейчас стою прямо перед ней, на противоположной стороне закалённого стекла.
Я стучу по стеклу, надеясь, что это привлечёт её внимание. Но нет, она сама по себе. Обычно я просто пожимал плечами и возвращался к своим делам, но её тело немного трясётся. Думаю, она, должно быть, плачет.
Блондинка держит блокнот в руках и что-то туда записывает. Судя по нескольким мокрым пятнам на бумаге, она определённо плачет. Кто-то не может пережить поражение своей хоккейной команды.
Будучи воспитанным в заботе об уязвимых людей, я подавляю своё эго и схожу со льда. К счастью, есть выход неподалёку от места, где она сидит. По крайней мере, мне не нужно много усилий, чтобы попасть к плачущей девушке.
Она даже не заметила меня, когда я подошёл к ней, и сел рядом. Я вытаскиваю AirPods из своих ушей и кладу их обратно в кейс, а затем вытаскиваю наушники из её ушей. Ну, один из них.
Зелёные глаза встречаются с моими. Иисус, её глаза – самый красивый оттенок зелёного, который я когда-либо видел. У неё есть несколько веснушек на носу, которые распространяются по щекам и лбу. Это подходит ей и напоминает мне кое-кого, кого я знаю.
Её брови сдвигаются. Она хмурится, смотря на меня в замешательстве. Не могу винить её.
– Ты в порядке? – спрашиваю я. Очевидно, что нет. Её лицо заплаканно, что означает, что моё предположение о её плаче было правильным. Она кивает, но не использует свой голос для подтверждения. – Я так не думаю, блонди.
Она ничего не говорит.
– О чём ты пишешь? – может быть, это было немного поспешно, и, очевидно, приватно, поскольку она захлопывает блокнот и кладёт его на сидение рядом с ней.
– Поздравляю с победой, – говорит она. Её голос милый и спокойный, я думаю, что просто влюбился в него. Это звучит глупо, я признаю, однако, я хочу, чтобы она говорила больше.
Я искренне благодарю её, хотя я не уверен, что она именно это имеет в виду.
– Жаль, что ваша команда проиграла.
Блондинка тихо хихикает, но я не уверен, что это иронический смех или «отлично, теперь уйди». Возможно, оба.
– Я учусь в Сент-Трювери, Колин. Я здесь не из-за Йеля, – ох, чтоб я сдох. – Ты наверняка знаешь моё имя.
– Знаешь, ты что-то вроде большой звезды в Сент-Трювери, – она беззастенчиво пожимает плечами, одаривая меня улыбкой. Даже не настоящей, которая была бы достойна её глаз. Нет. Это жалкая улыбка.
– Итак, кто твой любимый игрок? – я не думаю, что разговор с ней о том, что я видел, был бы такой хорошей идеей. Поэтому обсудим хоккей.
– Аарон Марш, – говорит она без колебаний.
Я, должно быть, выгляжу так, как будто я увидел призрака, потому что она начинает смеяться, глядя на меня с ужасно напряжённым взглядом, я бы отступил, если бы она не казалась такой милой.
Моя рука нашла место выше моего сердца, мой рот открывается, когда я притворяюсь, что её любимый хоккеист сделал мне больно.
Аарон хорош. У него сумасшедшие навыки, я не могу винить её за то, что он ей нравится. И дело даже не в этом, Аарон действительно хорош. Даже я знаю, что этот парень без проблем её получит. Не только из-за кучи девушек, которых он каждую неделю приводит домой.
– Прости, блондиночка, но у Аарона нет подружек, иначе я бы связал тебя.
Она замирает, но вскоре после этого имитирует несколько громких звуков, прежде чем разразиться ещё большим смехом.
– Всё в порядке, спасибо большое.
– Значит, не нравятся хоккеисты, да?
– Я не в восторге от Аарона, – я не пропускаю нотку отвращения в её голосе, но не осмеливаюсь спросить её об этом. – Он встречался с моей лучшей подругой, прежде чем разбить ей сердце.
В конце концов, она дала мне объяснение. Хотя, я ей не верю.
– Аарон не любитель свиданий. Так что я скажу, что это бред.
– Аарон определённо любитель свиданий. Он просто больше не ходит на свидания, потому что Уинтер и Аарон встречаются с первого курса. Но готова поспорить, что он тебе всё рассказал. Аарон обожает тебя.
Интересно, откуда она это знает. Я имею в виду, мы с Аароном чертовски близки, но она не может знать наверняка. Он рассказывал мне о Уинтер и их отношениях. Ну, поверхностно.
– Тогда, что у вас с Аароном?
– Ничего. Я просто много слышала о нём от моей лучшей подруги.
Опять же, я не верю ей. Но у меня нет другого выбора, она отказывается говорить.
– Ты знаешь моё имя, так что было бы справедливо, если я узнаю и твоё тоже, – потребовал я. Но она пожимает плечами и поднимается с места. Не произнеся ни слова, она уходит. Она. Уходит. От меня. Ауч.
Я смотрю, как она уходит, и как только она оказывается за углом, я замечаю мятно-зелёный блокнот, лежащий на сиденье. Чёрт, она забыла свой блокнот.
Может быть, я должен пойти за ней. Лишь для того, чтобы вернуть ей блокнот, но она ушла слишком далеко. Я не смогу догнать её, потому что я на коньках. Я мог бы выкрикнуть её имя, но я не знаю его. Буду надеяться, что я смогу найти её в кампусе, чтобы я мог вернуть ей его.
Мятно-зелёный блокнот уставился на меня, крича «Прочитай меня». Я знаю, что не должен, но боже, я буду держать этот блокнот у себя. Для чего? Сколько дней? И даже ни разу не загляну внутрь.
Я позволил себе взглянуть просто для того, чтобы найти какие-нибудь признаки того, кто она, но потом я подсел.
Дорогой читатель, любой, кто читает это,
Я без понятия, как говорить о себе. Может быть, это способ выразить то, что я почувствовала, когда писала это. Может быть, и нет.
Видишь ли, я никогда не говорю о своём прошлом. Я думаю, что это привычка моей матери, которую я подхватила по пути. Она никогда не говорит о том, что произошло, но я думаю, это то, что мне было нужно тогда.
Я.
Хочу.
Умереть.
Я не боюсь смерти. На самом деле, я думаю, что это принесёт умиротворение. По крайней мере, мне.
Мне больше не придётся иметь дело со всеми этими чувствами.
Мне больше не придётся терпеть боль.
Мне больше не придётся иметь дело с людьми, причиняющими мне боль.
Мне больше не придётся терпеть долгие ночи и постоянные слёзы.
Все будет кончено. Что может быть лучше?
Раньше я боялась смерти, но больше не могу её бояться. Что там может быть ужасного?
Я могу быть мёртвой. Но в этом весь смысл, не так ли?
Может быть, я буду помнить свою жизнь на земле, иметь загробную жизнь или продолжать жить как дух. Но даже если это не так, это лучший сценарий. Я не хочу вспоминать себя.
Лили
Я смотрю на эти две страницы. Целых две страницы девушки, которую я нашёл плачущей. Лили. Две страницы, где она пишет о смерти, как будто слишком долго мечтала об этом.
Две недели. Чёрт возьми. Этой девушке осталось жить две недели. Надеюсь, она шутит. Но к чёрту это. Это очень плохая шутка.
Когда я впервые обнаружил, что блокнот всё ещё лежит на сиденье, я подумал, что она оставила его нарочно. Но теперь я сильно сомневаюсь в этом. Она не могла хотеть, чтобы кто-нибудь нашёл его до того, как она… Что? Уйдет из жизни?
Я перевернул страницу, чтобы узнать, написала ли она что – о ещё. Да. Я хочу прочитать, но знаю, что не стоит этого делать. Это её битва, её мысли. Но как я могу игнорировать крик о помощи?
Я напоминаю себе, что это не крик о помощи. Это прощание.
Если бы я только знал о ней немного больше. Откуда она? Есть ли у неё другие члены семьи, которые заботятся о ней? Кто её самые близкие друзья? Буквально любой, кому я мог бы сообщить о её состоянии.
Ей нужна помощь. Но если бы она захотела, она бы попросила, так?
Боже, она знает, что ей нужна помощь? Она точно знает. Я имею в виду, что кто-то не хочет просто умереть ради веселья, верно?
Следующая страница – начало письма. Одно из писем, о котором она упоминала ранее. Написано «Дорогая Ана», интересно, кто такая Ана. Может, её соседка по комнате. Она живёт в общежитии? Может, Ана её лучшая подруга. Нет, она была Саммер. Или Уинтер? Мне всё равно.
Или же, может, Ана её сестра. Я понятия не имею, кто такая Ана, но должно быть она близка ей, если получит письмо.
Я стараюсь больше ничего не читать. Это личное. Я не должен читать. Это не для моих глаз.
Но Лили нужна помощь.
Вместо того, чтобы читать его самому, возможно, я должен передать этот блокнот консультанту. Что же мне делать?
Дорогая Ана,
Мне очень жаль.
Мне жаль, что я никогда не давала тебе шанса быть для меня чем – то большим.
Папа говорил, что ты всегда хотела старшую сестру. Ты всегда хотела сестру, которая помогала бы тебе, давала отличные советы, когда дело касалось мальчиков. Научила бы тебя, как делать макияж, когда ты стала достаточно взрослой. Ты хотела, чтобы я была у тебя.
Но ты мне не была нужна.
Это звучит ужасно, я знаю.
Я должна быть честна с тобой, Ана. Я ненавидела тебя.
Я хотела, чтобы ты ушла, потому что у тебя было то, чего не было у меня;
Мой отец.
Ты могла видеть его каждый день. Ты могла иметь любящего отца, который будет защищать тебя, любить тебя, быть рядом с тобой. Но знаешь, он тоже был моим отцом.
Мой брат испытал это вместе с тобой. Но не я.
Я не могу ненавидеть его за это, но я могу ненавидеть тебя. Потому что ты не была частью моей семьи.
Отец тебе не отец, во всяком случае, биологически. Но он мой. И всё же, ты с ним проводила времени больше, чем я.
Я так ревновала. Думаю, до сих пор завидую.
Но пришло время простить тебя за то, что ты получила то, что было моим. Как бы то ни было, это тебя не касается.
Ана, я хочу, чтобы ты знала, что вся моя ненависть никогда не имела ничего общего с тобой. Я чувствую себя ужасно, что выплеснула это на тебя.
Всякий раз, когда я приходила домой, я не обращала на тебя внимания, потому что ты получала достаточно от человека, который должен был быть там для меня, а не для чьего – то ребёнка.








